Текст книги "Время шакалов"

–Понимаешь, Миша, – объясняла Юрина мама – мы продаем продукты: сахар, муку, крупу и прочее и всё это надо упаковать в бумажные кульки, чтобы не рассыпалось. У нас в магазине стоит рулон упаковочной бумаги, весом почти триста килограммов и мы его расходуем за месяц. Я не обвешиваю и не обсчитываю покупателей, но за счет этой бумаги каждый месяц получается излишек продуктов на триста килограммов. Если этот излишек обнаружит ревизия, получится, что мы обманули покупателей и тогда нас накажут.

Вот почему продавцы и берут излишек продуктов себе домой, чтобы не оказаться ворами. Да, мы кладем бумажку на весы с другой стороны для равновесия, но кулёк всё равно тяжелее. Ещё есть усушка, утряска и списание подпорченных товаров, которые мы не имеем права продавать, но они вполне съедобные: ты же ешь конфеты у нас, а это списанные конфеты, у которых закончился срок годности. Так и другие товары.

Поэтому, для нас, продавцов, лучше небольшая недостача товаров, чем излишек. Недостача – это ошибка продавца в пользу покупателей и её можно просто восполнить, что мы иногда и делаем, сообща внося в кассу недостающую сумму, а излишек – это обман покупателей, за что могут привлечь к уголовной ответственности.

Так что Миша, можешь смело есть эти конфеты – они не краденые. Плохо, когда в коллективе магазина заводится продавец, который украдкой от остальных начинает таскать домой товары без меры – тогда при каждой ревизии оказывается крупная недостача и продавцов могут уволить за воровство денег из кассы, которого на самом деле не было, – закончила мать Юры свои объяснения.

Мог ли Миша подумать тогда, что через много лет, в этой стране, но при другой власти, он – человек с высшим образованием, будет бездомным и безработным отщепенцем, вынужденным питаться, в основном, списанными продуктами, добытыми из мусорных контейнеров на рынке и у магазинов, но до этого была ещё целая жизнь.

А пока, Миша понял, что и без обмана вполне можно получать выгоду – надо только грамотно выполнять правила и инструкции на работе, а в жизни руководствоваться только личными интересами, говоря при этом, что заботишься об интересах коллектива.

Юркина мама завела себе друга – так она называла приходившего к ней мужика по имени Пётр, с неизвестной Юрке фамилией: мать говорила ему, что неважно какая фамилия – главное, чтобы человек был хороший, точь-в-точь, как отец говорил Мише об их фамилии.

Этот хороший человек любил выпить водочки вдвоём с Юркиной мамой – именно поэтому Юрка и проводил всё лето в пионерлагере, чтобы не мешать матери в её жизни.

Она не раз говорила при Мише, что если бы не было Юрки, то она давно бы устроила свою жизнь. Юрка говорил Мише, что когда они жили бедно, они жили лучше, чего Миша никак не мог понять: как это – бедно, но лучше?

Бутылки в парке у кинотеатра они больше не собирали: Мише, как председателю совета отряда этого никак делать было нельзя, А у Юрки тоже отпала нужда в копейках за сданные пустые бутылки.

В кино друзья ходили на каждый новый фильм, на который пускали подростков, а в свободное время смотрели телевизор: все передачи подряд по единственной программе, которую ловили антенны телевизоров у жителей поселка. Была ещё одна программа, но телевизоры в их поселке, несмотря на все ухищрения со строительством индивидуальных антенн, вторую программу ловили только изредка, в хорошую морозную погоду, которая бывала в этих краях всего несколько дней зимой.

В начале учебы в восьмом классе, всех учеников из Мишиного класса, кому исполнилось 14 лет, приняли в комсомол. Процедура приема в комсомол была хорошо отработана и занимала всего несколько минут для каждого ученика: надо сказать, что с уставом ВЛКСМ знаком и обязуюсь его выполнять и ещё ответить на пару простых вопросов о задачах комсомола – вот и весь приём.

Двое учеников из Мишиного класса не стали вступать в комсомол: сказали, что не готовы и от них отстали, предлагая вступить позже.

Мишу, по привычке, избрали комсоргом класса, против чего остальные ученики не возражали: Миша уже научился организовывать свою деятельность так, чтобы угодить вышестоящим товарищам и не испортить отношения с одноклассниками.

Восьмой класс в те годы был выпускным: после него часть школьников продолжала учебу в девятом классе, чтобы получить среднее одиннадцатилетнее образование, а другие шли учиться дальше в техникумы или профессиональные училища, которые тоже давали среднее образование, но одновременно давали и специальность: рабочую или средне-профессиональную.

Но после училища или техникума необходимо было отработать два года и только тогда можно поступать в институт, за исключением отличников, которым институт разрешался сразу. Родители Миши мечтали о высшем образовании для сына, и потому он продолжил учебу в девятом классе, тогда как многие его одноклассники продолжили учебу в сельхозтехникуме соседнего городка или в училищах механизации сельского хозяйства, строительном и педагогическом, которые находились в поселке.

Приятель Юрка, который был старше одноклассников на год, и ему исполнилось 16-ть лет, пошел работать учеником слесаря на автобазу, где работал шофером отец Миши, а доучиваться решил в вечерней школе рабочей молодежи – ШРМ, как её называли для краткости.

К шестнадцати годам Юрка вытянулся и выглядел вполне взрослым парнем, к тому же, его мать говорила, что устала тянуть лямку за сына – пусть идет работать: она тоже начала работать с 16-ти лет и ничего, не пропала, стала продавцом – уважаемым и вполне обеспеченным человеком.

Надо сказать, что карьерный рост матери Юры от уборщицы до продавца, пагубно сказался на её характере: из спокойной и уравновешенной женщины она быстро превратилась в крикливую бабу, постоянно озабоченную приобретением вещей, и думающую только о приходящем к ней приятеле – муже выходного дня, как она его называла при сыне и Мише.

Года через два, мать Юры уличили в крупной недостаче товаров и посадили в тюрьму, после которой она осталась где-то в Сибири. Приятель Юра закончил ШРМ, затем, заочно – сельхозинститут, работал в совхозе, неподалеку от поселка, дорос до директора этого совхоза и в начале 90-ых годов трагически погиб, разбившись на автомобиле.

Все говорили, что его убили, потому что мешал мошенникам продавать земли и имущество совхоза, который он не позволил развалить, а преобразовал в товарищество с общей собственностью на землю. Но это было потом, а тогда, после восьмого класса, их пути разошлись навсегда.

На летние каникулы отец свозил Мишу в гости к своему брату, жившему в Свердловске, нынешний Екатеринбург. Это был первый дальний выезд Миши из поселка. Предыдущим летом они ездили втроём, по бесплатной путевке отцу, отдыхать в Сочи, но это было неподалеку – всего триста километров от поселка, а здесь дальнее путешествие на поезде.

Лёжа в вагоне на верхней полке, он смотрел в окно на мелькающие леса, реки и горы, поселки и города, поражаясь бескрайним просторам своей страны.

Пребывание в гостях ему не понравилось, Семья брата отца из пяти человек, проживала в трехкомнатной квартире и, потеснившись, они выделили гостям маленькую комнату.

В городе каких– либо достопримечательностей не было. В выходные дни съездили к брату на дачу, которая представляла собой небольшой летний домик на участке земли чуть больше, чем участок у Мишиного дома, но там росли фруктовые деревья: абрикос, слива, яблони и груши, а здесь только картошка и ягоды: смородина и малина, которые ещё не поспели. Брат отца предложил им остаться пожить на даче, но они отказались из-за прохладной погоды и, погостив неделю, уехали к себе домой. Как сказал отец: «В гостях хорошо, а дома лучше».

VII

Учеба в девятом классе началась с работы на полях подшефного совхоза по сбору урожая помидоров и картошки. Первого сентября старшеклассники собрались в школе, ознакомились классом, потому что класс оказался сборным из трёх восьмых классов. Мишу привычно избрали комсоргом класса, а уже второго сентября началась их работа в совхозе.

Утром к школе подъезжали автобусы и развозили школьников по полям близлежащих совхозов и колхозов. С девяти утра начиналась работа, в час дня был перерыв на обед: их кормили бесплатно в совхозной столовой, потом два часа работы и отъезд домой.

Сначала школьники собирали зрелые помидоры и складывали их в кучу посередине поля. Приезжали машины с пустыми ящиками: в эти ящики укладывали помидоры, грузили ящики на машину, которая увозила эти помидоры в неизвестном направлении.

Машин не хватало и куча красных помидоров посередине поля начала оседать, помидоры потекли, и через несколько дней на месте этой кучи образовалась лужа помидорного сока. Тогда из совхоза приехал трактор с плугом и запахал помидорное поле, хотя на стеблях оставалось ещё много красных помидоров – план совхоз выполнил, и эти помидоры были ему не нужны.

Ребят перебросили на уборку картошки: работа точно такая, что и уборка помидоров – собирать по полю выкопанную трактором картошку и ссыпать её в кучу.

Однажды, во время передышки, они сидели всем классом на краю поля под зелеными ещё тополями, и ребята перебрасывались шутками с девочками.

За лето девочки заметно подросли, их формы округлились, и они превратились в вполне взрослых на вид девушек, а ребята заметно отстали от них и выглядели ещё мальчишками. Тема взаимоотношения полов интересовала всех, и разговор незаметно перешел про любовь.

Одна девочка стала рассказывать о прочитанной книге, про юношескую любовь и её внимательно слушали. Вдруг Миша ни с того ни с сего сказал громко: «Я недавно читал в одном журнале, что если мальчик занимается онанизмом, то у него на ладонях растут волосы».

Все ребята машинально посмотрели на свои ладони, а Миша подленько рассмеялся. Ребята покраснели, девушки засмущались, отошли в сторонку, и наступило неловкое молчание. Мальчик из прежнего Мишиного класса возмущенно сказал: – Ну и гад же ты, Мерза! Зачем при девушках это сказал! Я тоже читал, что в нашем возрасте почти все здоровые подростки занимаются этим делом, потому что созрели уже, а доступных женщин нет.

В нашей стране нет публичных домов и проституток тоже нет. У нас в поселке есть женщины, которые за деньги? Нет таких. Есть женщины, как говорит моя мать, непутевые, которые сегодня с одним мужчиной, а завтра с другим, но мы до них ещё не доросли, потому и случается иногда этот самый онанизм.

Я читал, что отец писателя Чехова в пятнадцать лет сводил его в бордель, где Чехова обслужила проститутка, нанятая отцом. И потом, отец давал иногда Чехову денег, чтобы тот посетил бордель, снял юношеское напряжение и спокойно занимался учебой. Чехов стал хорошим писателем, и мы изучаем его в школе. Вот так. Но ты, Мерза, сказал про это при наших девушках из класса, у них тоже гормоны играют, но им нельзя даже этого, а ты опозорил всех нас в их глазах. Нам же учиться дальше вместе. Подло это.

Миша понял свою ошибку и стал оправдываться, что сам не знает, к чему сказал про это, но ребята обиделись и несколько дней с ним не разговаривали.

Много позже, в 11-ом классе у них образовалась пара, которая поженилась сразу после школы и будущий жених, рассказывая ребятам о своей победе над будущей женой, упомянул, что после их связи девушка, однажды, спросила его: лучше ли ему с ней, чем этот самый онанизм, о котором говорил в девятом классе Миша Рзавец? Значит, девушки не забыли про выходку Миши и, наверное, обсуждали своих одноклассников, застигнутых врасплох его коварством.

Мише и тогда, и позднее нравилось ставить людей в неловкое положение – это как бы возвышало его самого, потому, что возвыситься своим трудом или поступками у него не получалось.

Через неделю после этого случая, работа на полях закончилась и школьники вернулись за парты, чтобы наверстать упущенное время: программу обучения никто сокращать не разрешал.

Учились тогда в школах по единым учебникам для всей страны. Учебники эти не менялись по много лет, были написаны просто и понятно, а потому обучение давалось легко, почти всем, кроме закоренелых лентяев и тех, кто учиться не хотел вовсе.

Такие досиживали в школе до 16-ти лет, чтобы пойти работать – здесь в поселке или уехать в большой мир, где им представлялась жизнь в розовом свете: все их ждут, все им будут помогать и отсутствие школьных знаний нисколько не повредит. Конечно, это было не так, но убедить подростка в его заблуждениях почти невозможно – только сама жизнь покажет ему ошибки и иногда слишком поздно.

Ещё два года обучения в школе прошли, как и прежде, без особых и запоминающихся событий. В десятом классе Миша вошёл в состав комитета комсомола школы и секретарь комитета – молодая учительница, пообещала Мише дать направление от райкома комсомола на учебу в институте: надо только определиться в какой именно.

Учеба в одиннадцатом классе началась как обычно с трудовой повинности в совхозе: опять ученики собирали помидоры и картошку – только ребята превратились в парней, у многих пробивались усики, а двое из них, южных кровей, давно уже брились.

Девушки тоже полностью оформились фигурами, и было видно, что они ждали и жаждали любви: но не запретной интимной связи, а полноценных супружеских отношений с любимым мужчиной, который обязательно должен появиться по окончании школы и никак не позднее.

Ребята шутливо приставали к одноклассницам, но те считали их не доросшими ещё до серьезных отношений. Одна пара всё же образовалась в их классе, но они вели себя уединенно, в стороне от одноклассников – даже сидели вместе за одной партой уже с десятого класса.

Работа в совхозе завершилась без происшествий, и начался последний учебный школьный год. Миша привычно вёл комсомольскую работу, заключающуюся в написании всяких справок и отчетов о проделанных в классе и в школе добрых делах.

Учителя старались не загружать выпускников домашними заданиями, сосредоточив все усилия на подготовке учеников к экзаменам по выпускным предметам, основными из которых были математика и литература.

Считалось, что математика является основой всех точных наук, а литература необходима любому образованному человеку в обществе развитого социализма, как тогда стали называть общественный строй, сложившийся в СССР.

Утверждалось, что социализм победил в стране полностью и окончательно: внутренних врагов уже нет, а внешние враги не страшны, при той военной мощи, которой обладала страна.

К сожалению, большинство людей верили, что врагов у страны нет, тогда как внутренние враги подбирались уже к самой вершине власти: все эти горбачевы, ельцины и их последыши, которые через годы уничтожат страну и тот справедливый строй, который обеспечивал спокойную и благополучную жизнь всего населения, а не только отдельных избранных слоёв общества. Но до этих трагических событий было ещё далеко и люди жили привычной жизнью.

Отец Миши купил автомобиль «Жигули», который ему выделили как хорошему шоферу – профессионалу, награжденному орденом и не имеющему аварий уже много лет.

Отец обустроил гараж, в котором раньше стоял мотоцикл и поставил туда автомобиль. Вот только ездить на нём было некуда. По поселку по своим делам можно пройтись пешком, в баню тоже пешком – иначе после бани отцу нельзя было выпить кружку пива, а больше и ездить некуда.

Втроем, после покупки авто, они съездили на выходной день в Краснодар, Пятигорск и Сочи и отец, поставив авто в гараж, выезжал только в выходной день, проехаться по поселку и проветрить автомобиль, чтобы не ржавел.

Выезжая за околицу поселка, он научил Мишу вождению, заставил выучить правила дорожного движения, но учиться на права не разрешал, чтобы Миша не отвлекался от учебы в выпускном классе.

Отец Миши и не подозревал, что мысли и мечты его сына были далеки от школьных уроков и выпускных экзаменов: его остро интересовали женщины. Интерес к женщинам, конечно, ровесницам, уже давно пробудился у Миши, но никак не находил практического воплощения: одноклассницы и их подруги считали ровесников ещё не созревшими для серьезных отношений.

Сходить в кино или в клуб – это можно и на прощание позволить иногда легкий поцелуй, пожалуйста, но на большее рассчитывать не приходилось, даже если и обещать любовь до гроба.

Женщин, торгующих своим телом за деньги, тогда тоже не было в их поселке. В крупных и портовых городах объявлялись проститутки, обслуживающие иностранцев, но власть жестко наказывала их, высылая в отдаленные районы страны на поселение, где им негде и не с кем было заниматься древнейшей профессией.

В начале 70-ых годов, в СССР, всё ещё не было секса, как на западе. Была любовь, заключались браки, завязывались романы и отношения, но секса, как простого физиологического процесса соития мужчины и женщины в стране не было.

Нельзя было, познакомившись с девушкой, предложить ей секс, даже если она и слыла девушкой легкого поведения – прямое предложение вступить в интим, было бы с негодованием отвергнуто. Мужчине необходимо было пройти через процедуры ухаживания, сближения, встреч и поцелуев и только потом получить желаемое – если девушка до него имела связи и этот мужчина ей хотя бы чуточку импонирует.

Конечно, бывали и случайные и беспорядочные связи, но все они происходили по причине алкогольного опьянения или вследствие физиологической потребности женщины в интимных отношениях, при отсутствии у неё постоянного приятеля или неудовлетворенностью его возможностями.

В любом случае, краткая или долговременная связь с девушкой была возможна только после утраты ею невинности: случайно или обманом. В деревнях и поселках, в те далекие времена, девушки вели себя осторожно и вступали в интимные отношения только при полной уверенности в дальнейшем оформлении брака.

В городах всё было проще – там человек оторван от родных и знакомых: его личная жизнь может быть неизвестна даже близко живущим родственникам, а потому девушки более легко расстаются с невинностью, особенно приехавшие из деревень и поселков на работу или учебу, которые быстро попадают в руки городских ловеласов, обещающих им золотые горы: прописку, брак и все прочие блага – всё, что приезжие провинциалки желают слышать.

Часто обманутые девушки, обжегшись в городе, возвращаются назад домой и здесь уже более легко уступают домогательствам парней, всё ещё надеясь на супружество или делая вид, что надеется и, полагая, что если дело сделано, то почему бы не отдаться природе, пока не появился суженный.

Такие девушки водились и в поселке Миши, но опять– таки мешал его юный возраст: они все были постарше. Пусть на год – два, но с жизненным опытом, а потому искали и соответствующих им мужчин. Бывшие одноклассники Миши, которые пошли работать или доучиваться в училищах и техникуме, считались вполне взрослыми и уже обзавелись подругами: кто постоянной, а кто и временной, но Миша был школьником и считался недорослем в глазах девушек.

Почти весь одиннадцатый класс Миша так и оставался девственником, сжигаемым страстным желанием девушки, но весной наступило и его время: он случайно, в компании, познакомился с девушкой из училища, которая приехала на учебу из деревни и жила в общежитии.

Миша пару раз сводил её в кино, а потом, когда отец уехал в дальний рейс на несколько дней, и мать была на работе, он, договорившись с этой девушкой по имени Маша, подъехал к ней на отцовских Жигулях и прокатил её на машине за околицу. Этого было достаточно, чтобы покорить девичье сердце, и она отдалась ему прямо в машине.

Миша, несмотря на свою неопытность, понял, что он у Маши не первый, но его это нисколько не озаботило а было даже на руку: он её не совратил и потому не имел перед ней никаких моральных обязательств.

–Им вместе было хорошо и не более того, – думал он, высаживая Машу из машины у общежития и торопясь поставить машину в гараж пока не вернулась мать с работы.

Конечно, потом при встречах с Машей, он говорил ей о своей любви, стараясь при всяком удобном случае уединиться с ней в укромном месте и насладиться девичьим телом – душа Маши ему была уже не нужна.

Так прошли март, апрель и май и наступило время выпускных экзаменов, которые прошли вполне формально: на письменных экзаменах учителя подсказывали ученикам, если они затруднялись, а на устных экзаменах задавался ряд несложных вопросов, и ставилась отметка, не ниже той, которая вышла по итогам учебы за год.

Такой подход к экзаменам не напрягал учеников и учителей, считавших, что знания оцениваются не результатами разового экзамена, а по результатам всех лет обучения в школе. Мише, как комсомольскому активисту, оценки частенько завышались и он получил аттестат зрелости без троек, но почти и без пятерок, как говорится, «хорошо то хорошо, но ничего хорошего».

Получив аттестат, надо было решать, где учиться дальше, но Миша устроил себе двухнедельные каникулы по случаю окончания школы. Каждый день он домогался Маши, иногда днем или вечером в укромном уголке под ветлой на берегу ручья, а Маша покорялась ему, тоже войдя во вкус интимных отношений.

Она часто спрашивала Мишу, что будет у них дальше, на что тот отвечал: – Сначала ему надо поступить в институт, закрепиться там, потом Маша окончит своё училище, а там видно будет. Женским чутьем она поняла, что потом у них ничего не будет, но смирилась, с ещё большим азартом отдаваясь плотским утехам.

Учебный год закончился и у неё и Маша уехала домой в свою деревню на каникулы, оставив Мише свои адреса дома и общежития, а он пообещал написать ей, как только определится. На том они и расстались навсегда.

На семейном собрании, где решалось, куда Мише идти учиться дальше, он настоял, что поедет поступать в Москву, в сельхоз академию на агрохимика. Химия ему нравилась в школе: все эти превращения жидкостей в твердое и наоборот, изменения цветов растворов завораживали его, но чистым химиком он быть не хотел, а агрохимик – он и сельскому хозяйству нужен и в науке может работать.

Отец возражал: зачем ехать так далеко в чужой город, если можно учиться здесь в Краснодаре – вон его приятель Юрка работает у них в автоколонне, закончил вечернюю школу и уже поступил учиться заочно в сельхозинститут и Мише надо поступать туда же, только учиться очно, слава богу они не нуждаются и могут выучить единственного сына. Но Миша настоял на своём, сказав, что комсомол поможет ему поступить, а он, окончив институт в Москве, будет, как специалист цениться больше.

Отец, в конце концов, согласился с его решением, сказав однако, что человек ценится не по образованию, а по знаниям и умению и что из Миши получится ещё не известно: работать – это ему не девушек из училища совращать и ушел в свою комнату смотреть телевизор. В поселке ничего не утаить и его родители знали о любовной связи Миши с девушкой из училища.

После отъезда Маши он занялся устройством своего поступления в институт: собрал все необходимые документы, а комсомольский секретарь из школы оформила ему рекомендацию от райкома комсомола на поступление в институт вне конкурса.

В райкоме Мише объяснили, что рекомендация эта не имеет обязательного характера, но он должен обратиться в комитет комсомола института, они знают, как оформить поступление и пока ещё ни одному из рекомендованных комсомолом не отказывали в приеме. Обнадеженный комсомольскими деятелями, Миша стал собираться в Москву.

В те годы, во все институты страны, вступительные экзамены начинались с первого августа: сдавать документы можно было только в один ВУЗ на конкретный факультет и, если не наберешь нужных баллов, то уже никуда не поступишь, даже если этих баллов хватает для поступления на другой факультет или в другой ВУЗ.

Попытку поступления в ВУЗ можно повторить на следующий год, если юношу не призовут в армию на два года срочной службы.

Собрав чемодан с вещами и документами, Миша за две недели до экзаменов выехал из дома покорять Москву.

По приезду, Миша сдал документы в приемной комиссии и попросил общежитие, в чём ему было отказано, потому что общежитие для поступающих предоставляется только за десять дней до начала экзаменов, то есть со следующего дня – так Москва негостеприимно встретила своего очередного посетителя, желающего остаться в ней на жительство.

Миша собрался провести ночь на вокзале в зале ожидания: тогда документы, у ожидающих, никто не проверял, вход на вокзалы был свободный без досмотров и о терактах никто не слышал и не предполагал их умысла советскими людьми.

Но идти на вокзал ему не пришлось: оформлявшийся рядом с ним абитуриент, сказал Мише, что в общежитие можно легко устроиться и без направления – достаточно попросит какого-нибудь старшекурсника переспать ночь на свободной кровати и предложить за услуги бутылку портвейна, что они и сделали.

Миша переночевал в свободной комнате, рядом с которой, старшекурсник, поселивший их, в своей комнате вместе с товарищами распивали доставшиеся им бутылки портвейна. Наверное, вина студентам не хватило, потому что ещё несколько раз кто-то из них бегал в магазин за добавкой.

По половине стакана портвейна было предложено и абитуриентам: напарник Миши выпил, а он отказался, сославшись на аллергию к алкоголю, что было сущей правдой, но воспринято с недоверием. Студент так и сказал: – Первый раз в жизни встречаю человека, у которого аллергия на вино! Но Миша, ещё в школе с одноклассниками, несколько раз пробовал пить вино, и всякий раз покрывался какими-то красными пятнами, голова наливалась свинцовой тяжестью, а вместо ожидаемого веселья и эйфории его сознание угнеталось до головной боли.

Ребята дивились такой его реакции на выпитое вино и расспросили взрослых, в чём тут дело, на что один выпивоха со стажем пояснил, что есть люди, правда их очень мало, которым алкоголь противопоказан и действует на них как слабый яд. Этим людям нельзя пить спиртные напитки, как некоторым нельзя пить молоко: ничего хорошего это не дает – одни только расстройства здоровья и психики.

Так Миша не стал пить вино, что, наверное, помогало ему в будущем избегать многих неприятностей, особенно с женщинами, но и ставило его вне компании выпивающих приятелей и тех же женщин, подозрительно относящихся к трезвенникам: уж не развратник ли, какой-то, готовый воспользоваться минутной слабостью слегка выпившей девушки?

Поэтому, сближение с девицами легкого поведения Мише никогда не удавалось: ни в кампании, ни наедине. Но трезвость помогала ему в его комсомольской работе и при общении с разбитными комсомольскими активистками, активно ищущими связей с подобными им активистами когда при завязывании близких отношений не обязателен стакан портвейна или водки – достаточно комсомольского значка на лацкане пиджака, чтобы тебя считали своим и достойным жарких объятий комсомолки где-нибудь в уединенном уголке.

В те времена, комсомольский значок носили исключительно, и только активисты, и потому этот значок служил своеобразным пропуском в среду комсомольских работников. Миша постоянно носил этот значок дома, не забывая о нём и в Москве.

На следующий день, получив направление в общежитие, Миша зашел в комитет комсомола института и передал секретарю своё направление на учебу от райкома комсомола. Секретарь – молодой человек, предельного для комсомола возраста, в строгом костюме, посмотрел направление и объяснил Мише, что официально они не могут зачислить в институт по комсомольскому направлению.

Сейчас не двадцатые годы, когда рекомендация комсомола на учебу была обязательна к исполнению, но его проведут к зачислению как подающего надежды спортсмена – достаточно сдать экзамены на тройки и даже в этом случае экзаменаторы будут предупреждены. Взамен, Михаил после зачисления должен будет продолжить комсомольскую работу в качестве комсорга курса.

– Сам знаешь, что случайного человека мы поставить не можем, да и отказываются все от этой деятельности, а зря: через комсомол – к партийной работе, а там и в руководящие кадры прямой путь, – сказал секретарь. Миша, конечно, согласился с предложением и обнадеженный, пошел устраиваться в общежитие уже на легальных основаниях.

Обещать, не значит жениться, – как говорил его приятель Юрка, а потому Миша перед экзаменами ещё раз перечитал учебники, ходил в институт на консультации для абитуриентов и начало экзаменов встретил вполне уверенный в своих способностях и знаниях. И зря: вступительные экзамены в столичных вузах были шире школьных программ по учебникам, москвичи готовились к ним на подготовительных курсах и у репетиторов, и приезжим абитуриентам было сложнее сдавать экзамены, чем подготовленным москвичам.

Миша сдавал экзамены не очень удачно, но комсомольская поддержка чувствовалась и в вопросах и в оценках преподавателей, и он был зачислен в число студентов первого курса.

Позднее, работая в комсомоле, Михаил узнал, что каждому экзаменатору давался перечень номеров экзаменационных листов абитуриентов, которые должны быть зачислены по спортивной, комсомольской линии или по прямому указанию из ректората и принимая экзамены, преподаватель сверял номера из списка с номером листа абитуриента и если номера совпадали, то ставил соответствующую оценку, достаточную для зачисления в институт.

VIII

Михаил стал студентом московского ВУЗа, сделав первый шаг на пути к благополучной, яркой и интересной столичной жизни – так он думал и верил.

После зачисления в студенты, Михаил съездил на пару дней домой, собрал свои личные вещи, снабдился родительскими деньгами и вернулся в Москву к началу учебного года, устраиваться в общежитие уже на постоянной основе.

Первокурсников расселяли на освободившиеся места выпускников, а поскольку, выпускники обычно проживали вместе, то и комнаты освобождались целиком и первокурсников тоже поселяли вместе, по четыре человека в комнату метров двадцати.

Судьба свела Михаила жить в комнате с ребятами из разных уголков страны, но все они были посланы на учебу по направлениям из колхозов – совхозов, куда и должны были вернуться, закончив обучение и получив диплом агронома.

Устроившись с жильем, Михаил посетил институт в первый учебный день, познакомился со своей группой, которую уже на следующий день послали в подмосковный совхоз на уборку картошки.

Дело это было привычным для ребят из сельской местности, и они успешно проработали там целый месяц, получили за работу небольшие деньги, за вычетом питания, и вернулись в Москву начинать учебу.

В первые дни, студенты получили студенческие билеты и, к удивлению Михаила, стипендию за месяц, проведенный в совхозе. Оказалось, что стипендию тогда государство платило почти всем, даже с тройками, а кто учился по направлениям, тем предприятия доплачивало ещё небольшую сумму, чтобы хватало на проживание в Москве или любом другом городе, поскольку цены на всё были одинаковыми по всей стране-СССР.