Текст книги "Время шакалов"

Через сорок лет, будучи бомжом, Михаил вычитал в газете «МК», подобранной на скамейке, что в 1975 году студент мог купить на стипендию 150 литров молока, а через 35 лет только 30 литров – почувствуйте разницу, как говорил его тесть Семен Ильич, родом из Одессы.

Михаила вызвали в комитет комсомола, зам секретаря поговорил с ним и уже через несколько дней на общем собрании комсомольцев курса их факультета он был избран комсоргом курса.

Первый семестр прошел в суматохе привыкания к студенческой жизни в общежитии и учебным занятиям, совмещаемых с комсомольской работой – несложной, но требующей времени на оформление всяческих отчетов и бумаг по воспитанию студентов в духе идей очередного съезда партии.

Зимнюю сессию Михаил сдал успешно с помощью комсомола, поскольку уже примелькался в деканате как активист и преподаватели, чуть спросив его, быстро ставили зачет или четверку в зачетную книжку.

Михаил был доволен таким положением дел, но, в последствие, иногда сожалел о легкой учебе, которая не позволила ему стать настоящим специалистом, понимающим изучаемые дисциплины и их взаимосвязь между собой.

Через много лет, с введением платного образования, все платники, стали учиться примерно в таком же режиме наибольшего благоприятствования, как в студенческие годы Михаила учились только спортсмены и общественные активисты.

Зимой в сессию, Михаил простудился с непривычки к промозглому московскому климату и домой на зимние каникулы не поехал, а провел их в институтском пансионате, где и лечили, и бесплатно кормили.

К окончанию первого курса, Михаил вполне освоился и с учебой, и со столичной жизнью студентов и даже речь свою успешно перестроил под московский говор. Только слабый акцент выдавал в нём приезжего, но это замечали лишь коренные москвичи, которых было сравнительно мало в быстрорастущем городе, переплавлявшем разнородные массы людей в единый сплав обитателей столицы.

Михаил приноровился использовать привилегии комсомольского активиста в личных целях, иногда пропуская занятия со ссылкой на общественную работу, а при общении с преподавателями всегда упоминал, что он комсорг курса и занят общественными делами.

Преподаватели входили в его положение, проставляя ему зачеты и экзамены в зачетную книжку формально, без надлежащей проверки знаний. Был один неприятный эпизод с преподавателем химии, который проверив знания Михаила, оценил их на двойку, но Михаил подключил комитет комсомола, на преподавателя надавили, тот упёрся, говоря, что учеба студента должна быть на первом месте, а уже затем общественная работа и потому он хорошую оценку Михаилу поставить не может.

– Пусть учит лучше, а не слоняется по комитетам, – сказал он. Тогда этого преподавателя просто обошли, и более покладистый заведующий кафедрой, поставил нужную отметку. Так Михаил понял, что при желании можно не учиться вообще, а только заниматься общественной работой и успешно закончить институт.

Сельская порядочность не позволяла ему превратиться в законченного паразита, и он разделил свои заботы об учебе и общественной деятельности пополам, занимаясь и тем, и другим и оставляя достаточно свободного времени на свои личные нужды.

Личная жизнь студента и составляет тот смысл и содержание, которые и делают студенческие годы лучшими годами жизни образованного человека.

В студенчество юноша вступает в начале взрослого возраста, когда юность уже миновала, а повседневные заботы взрослой жизни ещё не наступили и потому есть время, желание и возможность приобретать знания и опыт, постигать искусство, находить любовь, ошибаться и исправлять эти ошибки, не обращая внимания на быт и материальную сторону человеческой жизни.

Все трудности и препятствия кажутся преходящими и временными, неудачи – пустяковыми, несчастья – поправимыми, а жизненные перспективы – отрадными.

Материально Михаил был вполне обеспечен: получал стипендию, ещё столько же присылала ему мать, за общежитие он платил один рубль в месяц.

Через комитет комсомола иногда выдавались талоны на бесплатное питание в студенческой столовой как спортсменам, а потому расходы на повседневные нужды компенсировались этими доходами и оставались средства на культурно – развлекательные мероприятия.

Эти мероприятия включали посещение кино, театров, музеев и ресторанов. Рестораны Михаила не привлекали ввиду его аллергии на спиртное, музеев он не понимал, и оставались кино и театры.

Театры надо посещать с девушками, которых у Михаила ещё не было: ни постоянной, ни временных, из-за отсутствия жилищных условий в общежитии для интимных встреч, а прочее его не интересовало, и оставалось единственное развлечение – кино, как говорил Ленин, чьё имя носил комсомол, важнейшее из искусств.

В кино можно было сходить и одному в свободный вечер, которые бывали у Михаила почти всегда, потому что учебой он себя не изнурял, надеясь на помощь комсомола, но чаще студенты ходили в кино группами из нескольких человек.

Эти группы формировались по интересу посмотреть определенный фильм. Кто-нибудь обходил комнаты общежития на этаже, предлагая пойти посмотреть этот фильм, и из желающих образовывался коллектив, выбирали у ближайшей афиши кинотеатр, где этот фильм демонстрировался, и группа уезжала прямо к сеансу, добывая последние билеты, если фильм пользовался успехом.

По окончанию первого курса и месячной практики в подсобном хозяйстве института, Михаил приехал домой на летние каникулы.

В знакомой обстановке быстро, с натиском столичного жителя и упорством изголодавшегося самца, Михаил совратил соседскую девушку и, проведя с ней медовый месяц, вернулся в Москву, оставив девушку с обманутыми надеждами и осуждаемый отцом и матерью за этот неблаговидный поступок, порицаемый всем сельским обществом.

Но Михаил уже усвоил быстрый темп московской жизни, где нет места долгим переживаниям и угрызениям совести за проступки, а есть голый рационализм и стремление к достижению цели, которая оправдывает всё.

Такой первоочередной целью для него стало улучшение своих бытовых условий в общежитии, где в комнате на четырех человек не было никакой личной жизни.

Можно было бы снять комнату, но даже на двоих это было дороговато, тем более, что отец, после инцидента с соседской девушкой, запретил матери баловать Михаила большими переводами: мол, из-за денег Михаил распустился в Москве, а потому и дома вёл себя нехорошо.

Проблема решилась через комсомол: Михаил пожаловался, что в общаге нет условий заниматься общественной работой, и по ходатайству комитета его переселили в комнату на двоих – той же площади, только на две кровати. Соседом оказался спортсмен – волейболист, который входил в профессиональный клуб «Спартак» и постоянно бывал на играх чемпионата страны или на тренировочных сборах и комната фактически оставалась в полном распоряжении Михаила.

Он организовал новоселье и тотчас, сокурсница с другого факультета осталась ночевать у Михаила, позволив ему утолить мужское желание и своё женское тоже.

С этого времени началась настоящая столичная студенческая жизнь Михаила. Учебе он отдавал столько времени, сколько необходимо, чтобы оставаться на плаву, используя комсомольскую работу как спасательный круг.

Занятия он посещал только те, где требовалось присутствие: по лабораторным и практическим работам, а большинство лекций пропускал, ,считая их посещение пустой тратой времени – всегда можно взять чужой конспект и подготовиться к экзамену или зачету.

Выручали и учебники, которыми обменивались комсомольские активисты между собой для самоподготовки. Комсомольские обязанности Михаил усвоил ещё в школе: главное – отчитаться о проделанной работе, провести собрание грамотно, организовать какой-нибудь сбор или коллективное посещение театра или музея, желательно по бесплатным билетам в театр, через комитет комсомола, а музеи и так были все бесплатные для студентов.

Свободное время Михаил проводил с однокашниками или с комсомольскими активистами, а лучше с комсомольскими активистками, без вредной привычки набиваться в жены, и тренирующихся в сексе, в ожидании своего суженного.

Имея в распоряжении свободную комнату в общежитии, Михаил устраивал вечеринки для ребят из своей группы или знакомых по общежитию, или для комсомольских активистов с других факультетов и курсов.

Девушек в институте училось значительно меньше, чем ребят, поскольку не все специальности годились для женщин. В основном, девушки учились на экономическом факультете, а экономика считалась тогда никчемной и малопривлекательной специальностью, и именно для женщин: с их усидчивостью и педантичностью, требуемых при финансовых расчетах.

Но студентки – москвички хотели замуж, а студентки – приезжие тоже хотели замуж, но за москвичей, чтобы после учебы остаться в Москве. И тем, и другим, такие как Михаил, желающие секса, но не желающие связывать себя брачными узами, были не нужны – разве что для сексуального здоровья: потому что женщины, без употребления ими мужчин, портятся быстрее, чем при мужчине.

Михаил, в силу своего умеренного темперамента, не зацикливался на этих проблемах и перебивался женской близостью от случая к случаю, охотно уступая свою комнату однокашникам, даже москвичам, для свиданий.

В таких случаях, он переходил ночевать к знакомым в другие комнаты, где имелись свободные кровати, хозяева которых были на работе в ночную смену, в отъезде или женились и переехали к женам – москвичкам, сохраняя на всякий случай свое место в общежитии – почти бесплатное.

Уступчивость Михаила высоко ценилась, что помогало ему и в учебе – по чужим конспектам, и в организации редких комсомольских мероприятий, необходимых ему для поддержания имиджа комсомольского активиста.

В таких заботах время текло незаметно, домой на каникулы он больше не ездил, чтобы не слушать осуждающих слов отца: справедливых, а потому ещё более неприятных.

Каникулы зимние он проводил обычно в институтском профилактории, а летом комсомольские и профсоюзные активисты выезжали на бесплатный отдых в крымский институтский пансионат.

В те времена, проклинаемые сейчас демократами, все крупные учебные и исследовательские институты имели свои санатории – профилактории в своем регионе и на берегах Черного моря. Потом, при развале страны и раздаче имущества предприятий в частные загребущие руки, эти оздоровительные учреждения были распроданы или просто разграблены и разрушены: также, как детские сады, пионерские лагеря, заводы и фабрики и прочие, ненужные новой власти, предприятия и учреждения.

К окончанию четвертого курса, Михаил получил телеграмму от матери о гибели своего отца в автокатастрофе. Телеграмму он получил с опозданием, уже после похорон.

Студенческая почта хранилась на вахте у входа в общежитие: Михаил получал почту редко, а потому и не следил за поступлением писем, отслеживая только денежные переводы от матери, и никто из его знакомых не обратил внимания на эту телеграмму.

Получив скорбное известие, Михаил сильно расстроился: с отцом отношения у него не складывались, но по-человечески ему было жаль своего молчаливого и замкнутого отца, да и мать с его гибелью оставалась одна.

Михаил заказал телефонный разговор с матерью, объяснил, почему не смог приехать на похороны отца и что не сможет приехать летом на каникулы из-за практики в институте. Эту практику Михаил выдумал, чтобы не расстраивать мать. На самом деле он собирался отдохнуть в Крыму в институтском пансионате, тем более, что вместе с ним ехала знакомая студентка с экономического факультета, с которой он сожительствовал весь четвертый курс.

Мать, выслушав объяснения сына, расплакалась, что он оставил её одну в трудную минуту, слезы матери его расстроили, но менять свои планы на летний отдых Михаил не собирался и, как мог, успокаивал мать обещаниями навестить её в ближайшем будущем. На том и договорились. Мать сказала, что пойдет собирать поминки по отцу на девять дней, а Михаил пошел договариваться со своей пассией насчет отъезда в Крым.

Отдохнул он хорошо, к матери, конечно, не поехал, сославшись на подготовку к окончанию института, и выпускной курс провел достаточно беззаботно, изредка посещая занятия, но часто посещая комитет комсомола и выбивая для себя льготы и поблажки.

Смерть отца имела одно неприятное последствие: мать стала высылать ему меньше денег на поддержку обучения сына в столице, поскольку получала небольшую зарплату бухгалтера, а большие зарплаты отца прекратились с его гибелью.

Недостаток денег Михаил компенсировал разовыми подработками вместе с другими студентами, плюс материальную помощь оказывал институт, как осиротевшему студенту. Это позволило Михаилу окончить институт в привычном образе жизни одинокого столичного студента, располагающего отдельной комнатой в общежитии, где проводились встречи с сокурсниками и студентками, вкусивших запретного плода общения с мужчиной и желающих продолжать это общение со всяким, имеющим уголок для уединения и такой уголок у Михаила имелся.

К окончанию института встал вопрос о дальнейшей судьбе Михаила. Уезжать на работу в село он не хотел, а оставаться в Москве не было оснований: ни для работы, ни по жилью. Разделяя свои заботы по учебе и общественной деятельности поровну, Михаил не получил ни крепких знаний, ни места работы профессиональным комсомольским вожаком: даже удачно жениться на москвичке у него не получилось ввиду отсутствия подходящей кандидатуры в жены.

Перед выходом на диплом, Михаил подключил к своей судьбе профессиональных комсомольских вожаков, которым неоднократно уступал свою комнату на ночь, для свиданий с комсомолками – половыми активистками, и вопрос решился в его пользу устройством в аспирантуру для дальнейшего обучения на профессионального ученого. Конечно, по своим знаниям Михаил не годился в ученые, но знакомства оказались важнее знаний.

Защитив диплом, Михаил прошел формальную процедуру зачисления в очную аспирантуру и сохранил за собой своё место в общежитии уже в качестве аспиранта.

Аспирантура – это как бы дополнительное образование выше высшего, когда в течение трёх лет аспирант изучает более глубоко свою специальность, проводит научные исследования, учится преподаванию в ВУЗе и, наконец, защищая диссертацию по своим исследованиям, становится кандидатом наук, то есть дипломированным ученым.

Удовлетворенный благополучным исходом дела и устроив все формальности, Михаил поехал на лето к матери, как и обещал год назад. Мать обрадовалась приезду сына: жить в одиночестве после гибели мужа она ещё не привыкла и не подозревала, что остаток жизни длиною в тридцать лет она будет жить одна, ожидая редких приездов сына.

Михаил показал матери новенький диплом об окончании института и сообщил, что остается в Москве, чтобы учиться еще три года. Мать неожиданно расстроилась:

– Что же ты, Мишенька, будешь учиться всю жизнь что-ли? – спросила мать, не понимая, как можно учиться ещё после института.

– Пора начинать работать, заводить семью и детей. Вон твои одноклассники, почти все переженились и есть дети, у некоторых даже по двое, а ты до седых волос всё будешь учиться? Я думала, вернешься домой, женишься, я при вас буду, рядом доживать вдовий век, а ты опять учиться хочешь! Мы с отцом не учились много, война помешала, но ничего, прожили вместе ладом, работали, тебя растили – больше господь не дал детей, а теперь единственный сын учится и учится без остановки и без семьи: куда это годится? – сказала мать, обиженно.

– Сейчас надо долго учиться, чтобы стать человеком стоящим, – объяснял Михаил, – и аспирантура почти как работа: стипендия уже в два раза больше и комната в общежитии отдельная, – приврал немного Михаил, чтобы успокоить мать. – Но потом, я буду уважаемым человеком, с большой зарплатой, может стану преподавать в институте или работать в науке, а чтобы всего этого добиться придется ещё поучиться.

– Это хорошо, что зарплату будешь получать, – согласилась мать, – я больше не смогу помогать, сам знаешь какая у меня маленькая зарплата бухгалтера, а сбережения отцовские уже потрачены на твоё обучение.

– Ничего, мать, – доучусь, и я тебе помогать буду, – пообещал Михаил.

– Не надо мне твоей помощи – зарплаты вполне хватает. Не хватает сына рядом, твоей заботы не хватает, внуков не хватает, а всё остальное наладится: жаль, что долго ждать придется, но потерплю, деваться некуда, – закончила мать. На том и сговорились.

IХ

Летний отдых Михаил провел вполне благополучно. Мать ходила на работу, а Михаил оставался дома: спал – сколько хотелось, потом ходил на пруд, где загорал вместе с мальчишками, поскольку все взрослые в будние дни были на работе, а в свободные от работы дни занимались приусадебным участком или домашними делами, которых всегда достаточно в сельском доме.

Из развлечений было вечернее посещение кино, куда стекался весь поселок, освободившись от дневных дел и забот. За месяц отдыха Михаил просмотрел столько фильмов, сколько в Москве не осиливал и за год.

Отдых закончился, и Михаил вернулся в московскую толчею, продолжать непонятное матери, доучивание в аспирантуре. Учеба в аспирантуре только называется учебой: на самом деле, дважды в неделю аспиранты учились философии и иностранному языку, а всё остальное время аспирант должен был заниматься самостоятельно, пополняя знания под присмотром научного руководителя.

Таким руководителем Михаилу был назначен ученый из НИИ – Семен Ильич Фалис, который составил Михаилу план обучения на первый год и исчез из поля зрения заниматься своими научными, преподавательскими и личными делами.

В свободном режиме Михаил пробыл полгода, болтаясь на кафедре, к которой он был прикреплен и выполняя разовые поручения профессоров и преподавателей кафедры и иногда наведываясь в комитет комсомола для участия в общественной работе по воспитанию студентов в духе беззаветной преданности идеалам социализма и коммунизма, оставаясь сами потребителями и приспособленцами.

Именно из комсомольских активистов, в последствие, образовались самые проворные, наглые и беспринципные проходимцы, разрушившие страну социализма и присвоившие всё её достояние, обездолив честных тружеников.

Время шло, сдвигов в научной работе у Михаила не наблюдалось и он, связавшись по телефону с научным руководителем, запросил помощи. Семен Ильич, ссылаясь на большую занятость, пригласил Михаила навестить его вечером, дома, где и можно будет обсудить дела и уточнить планы научной деятельности Михаила.

Вечером следующего дня, Михаил позвонил в дверь квартиры, по указанному Семеном Ильичом, адресу. Дверь открыла пышная дама, представившаяся Адой – женой Семочки. На звонок выглянул и Семен Ильич в халате и, увидев Михаила, представил его жене и дочери, как своего аспиранта.

– Проходите, Михаил, раздевайтесь, – пригласил гостя Семен Ильич, – мы как раз садимся ужинать и вы с нами. Я сам был студентом и аспирантом и знаю, как хочется домашней еды и уюта. Вот и дочка моя, Сана, навестила нас, вместе и поужинаем, а потом и обсудим твои творческие планы.

Ужин затянулся. Семен Ильич вспоминал свои студенческие годы, его жена Ада потчевала Михаила, похохатывая над рассказами мужа, а дочь Сана молча слушала отца, изредка поглядывая на Михаила оценивающим взглядом женщины, изголодавшейся по мужчине. Эти взгляды были знакомы Михаилу и обещали более близкое знакомство в недалеком будущем. Он и сам, уже несколько месяцев не знал женщины и был не против – как говорили студенты, справить нужду.

Ужин закончился запоздно, Семен Ильич пригласил Михаила в свой кабинет, расспросил его о предполагаемой теме исследований и, поняв, что ничего определенного Михаил не имеет, сказал, что он подумает и подберет Михаилу подходящую тему: полегче и попроще.

– Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан, – так говорят у нас в НИИ, – обнадежил он погрустневшего Михаила.

Михаил собрался уходить, Сана вдруг тоже засобиралась и они, попрощавшись, вышли вместе на улицу. Сана сразу сказала, что живет неподалеку и попросила Михаила проводить её и помочь открыть дверь, в которой замок иногда заедает.

Михаил понял, какой замок заедает у Саны, и охотно согласился её проводить. Дверь квартиры открылась легко, они вошли, Сана сказала, что эта двухкомнатная квартира ей досталась от родителей, которые переехали в более просторную квартиру, полученную от государства совершенно бесплатно, так же, как и квартира Саны.

Прямо с порога, Сана впилась Михаилу поцелуем в губы и через пару минут они уже лежали в кровати, занимаясь естественными отношениями между мужчиной и женщиной, живущими в одиночестве.

Сана оказалась страстной и охочей до плотских утех женщиной, и Михаилу пришлось остаться ночевать у неё, благо следующий день был выходным. Утром они позавтракали бутербродами с кофе, потом Сана снова попросилась в постель, и Михаил вернулся к себе в общежитие только под вечер, совершенно измученным, и отсыпался весь следующий день.

С этого времени, он дважды в неделю стал навещать Сану по вечерам, снимая взаимные желания. Оказалось, что Сана работает в школе учителем иностранного языка после окончания пединститута. У неё есть сын Илья, трёх лет, который ходит в садик на продленку, а в день их первой встречи Сана, на всякий случай, отвела его ночевать к подруге, когда её пригласил к себе отец, обещая познакомить со своим аспирантом. Так Михаил оказался в капкане, расставленным Семеном Ильичом для поимки жениха дочери.

По научной части, действительно, Семен Ильич подобрал Михаилу подходящую тему исследований для диссертации и рекомендовал несколько книг, изучение которых поможет Михаилу вникнуть в тему.

Михаил почитывал эти книги, и навещал дочку Сану. Через пару месяцев, посещения Саны начали его тяготить – безудержная страстность Саны изнуряла его умеренность, раза три – четыре он пропускал свидания.

Неожиданно его навестил на кафедре Семен Ильич и прямо спросил о намерениях Михаила в отношении своей дочери. Намерений у Михаила никаких не было, о чем он и сказал Семену Ильичу. Тот возмутился: – Я ввел тебя в свой дом и свою семью, а ты злоупотребил моим доверием и совратил мою дочь и теперь смеешь говорить мне, что никаких намерений у тебя к Сане нет?

– Помилуйте, Семен Ильич,– оправдывался Михаил, – как я мог совратить вашу дочь, если у неё уже есть ребенок! Мы взрослые люди, вступили в отношения и разойдемся, если эти отношения прекратятся.

– Нет, так не пойдет, – отвечал Семен Ильич, – у нас так не принято, чтобы сошлись – разошлись. Если вы, Михаил, не женитесь на моей дочери, я позабочусь, чтобы вас исключили из аспирантуры и езжайте тогда из Москвы в отдаленную деревню работать агрономом. Это будет вам наукой за своё вероломство к моей дочери.

– Но у нас с Саной даже и разговора не было о браке, – оправдывался Михаил.

– У вас, может, и не было, а у меня с Саной такой разговор был, и она согласна выйти за вас замуж. У неё есть своя квартира, Илью мы заберем к себе, будете жить вдвоем в отдельной квартире. Вы, Михаил, станете настоящим москвичом, а я помогу вам по научной части. Так что решайте Михаил – ваше будущее в ваших руках.

Михаил обещал подумать, навестил Сану и рассказал ей о беседе с отцом и его предложениях. Он спросил Сану, откуда её отец знает об их отношениях, но Сана не растерялась и ответила, что об их отношениях Семену Ильичу рассказали соседки по подъезду, которые много раз видели Михаила и Сану вместе. Мол, отец и её спрашивал об отношениях с Михаилом и ей пришлось рассказать всё честно и замуж она согласна.

Михаил примерялся и так, и эдак, и получалось, что иного выхода у него нет, как жениться на Сане. Это своё предложение он и сказал Сане, та согласилась, известила отца и вскоре они зарегистрировали брак, отметили его в семейном кругу – даже мать Михаила не пригласили и Михаил переехал на жительство к Сане, покинув общежитие навсегда.

За этими делами закончился первый год обучения Михаила в аспирантуре и его тесть и научный руководитель Семен Ильич предложил ему перейти на работу в НИИ, где научной деятельностью заниматься более подручно, а в аспирантуре продолжать учиться заочно. Михаил вынужденно согласился, потому что уже полностью зависел от Семена Ильича и его дочери.

X

Семен Ильич Фалис – тесть Михаила, работал начальником отдела в НИИ агрохимии, одновременно и по совместительству подрабатывая доцентом в сельхозинституте, как кандидат наук.

Вообще-то такое совместительство разрешалось только докторам наук, но для своих людей всегда делаются исключения, а у Сифа, как звала Семена Ильича его жена Ада, свои люди имелись везде и всюду. В этот НИИАХ Сифа и устроил своего зятя Михаила младшим научным сотрудником лаборатории гранулированных удобрений к своему приятелю Арнольду Вагиновичу Рею – начальнику этой лаборатории и тоже кандидату наук. Чем ему предстояло заниматься на новой работе, Михаил представлял достаточно смутно, но по уверениям Сифа, работа предстояла не обременительная и с перспективой самостоятельной научной деятельности в будущем.

Так оно и оказалось: в смысле необременительности – никто к нему потом не приставал с заданиями и поручениями, каждый занимался своим каким-то делом, стараясь не привлекать к этому делу других, что создавало впечатление самостоятельности работы и незаменимости каждого сотрудника лаборатории.

В лаборатории было два научных сектора – так положено в любом НИИ: сектор из нескольких сотрудников, потом отдел или лаборатория из двух – трёх секторов, а затем отделение или направление. Такое устройство НИИ было придумано в СССР, чтобы творческим людям предоставлялась научная самостоятельность и возможность карьерного роста с повышением зарплаты: уже начальник или завсектором имел полную самостоятельность в работе и существенную прибавку в зарплате по сравнению с рядовыми сотрудниками, особенно при наличии ученой степени.

Советская власть, по предложению Сталина, ввела в 50-е годы существенные надбавки к зарплате сотрудникам НИИ, ВУЗов и даже на заводах и фабриках, имеющим ученые степени.

Когда Михаил перешел работать в НИИ, его оклад младшего научного сотрудника был 130 рублей в месяц, но если бы он имел ученую степень кандидата наук – неважно каких, его оклад составил бы 180 рублей; а при наличии 10-ти лет научного стажа работы – и все 250 рублей: то есть почти в два раза больше нынешней его зарплаты.

Соответственно, зарплата докторов наук – профессоров, была ещё в два раза выше и работники науки и профессура ВУЗов были одними из самых высокооплачиваемых категорий работников: больше зарабатывали только шахтеры, металлурги, да ещё, пожалуй, летчики, но у них был тяжелый и опасный труд, а в науке можно было просуществовать всю жизнь, не создав ничего полезного для страны – просто защитив диссертацию и пристроившись в НИИ или ВУЗе или и там и там, одновременно, как сделал Сифа. Именно поэтому, в НИИ и ВУЗах было много лиц ученой национальности – так называли сотрудников – бездельников с учеными степенями: здесь можно было не зарабатывать, а получать, и весьма неплохо.

Шел 1981-ый год и коммунизм в науке для лиц с учеными степенями и званиями уже наступил, как и обещал двадцать лет назад Никита Хрущев: он же не говорил, что коммунизм наступит для всех и навсегда.

Потом, после переворота 1991-го года, очередной коммунизм в России наступил уже для воров, проходимцев и спекулянтов всех мастей, а работники науки стали нищими – как говорится в сельском хозяйстве: каждому овощу своё время.

До смены приоритетов было ещё более 10-ти лет, и работа в НИИ оставалась престижной, а при указанных условиях и хорошо оплачиваемой.

Устраиваясь на работу в этот НИИАХ, Михаил подписал заявление о своём приеме на работу у замдиректора по науке, который ходил с палочкой, сильно прихрамывая. Затем, в отделе кадров, документы приняла женщина с протезом левой руки, а направляясь с молодым сотрудником лаборатории к своему рабочему месту, они встретили в коридоре пожилого мужчину на костылях.

– Что-то много у вас инвалидов работает, – заметил Михаил своему сопровождающему.

– Это ещё не всех ты встретил, – весело отвечал молодой парень, – у нас в АХе, как мы называем свой НИИ, работает более 20-ти сотрудников со справками из психдиспансеров об отклонениях в их психике. Они когда-то обзавелись этими справками, чтобы не служить в армии, а теперь не могут от них избавиться – диагноз был поставлен раз и навсегда, потому что эти болезни не лечатся, даже если их нет. Будь осторожен – такой укусит тебя и потом справку покажет, что он ненормальный – закончил проводник, открывая дверь комнаты, где Михаила ждал его рабочий стол.

В комнате стояли четыре письменных стола, за двумя из которых сидели женщины: лет сорока и двадцати пяти – сотрудницы сектора. За третий стол уселся его проводник – Николай, работающий техником, а четвертый стол был свободен и предназначался Михаилу.

Он представился сотрудникам, познакомился и сказал, что является аспирантом сельхозинститута, но решил работать и учиться или учиться и работать, в общем, как получится.

– Да ладно нам мозги втирать, – сказала женщина постарше, Мария Николаевна, или как она представилась – просто Мария, – ты зять нашего соседа Сифы, как его называет жена Ада. У нас в институте всё про всех известно, ничего не скроешь.

Ты будешь здесь пытаться сделать диссертацию вместо аспирантуры, но на своего тестя не рассчитывай: он не даст тебе защититься и ускользнуть от дочки Саны, если ты об этом мечтаешь. А потому, располагайся здесь надолго и основательно. Место здесь неплохое, работа по желанию, если захочешь, то будет много командировок во все концы страны, кроме тундры. Посмотришь страну и людей.

А сейчас давайте пить чай – проставляться Миша будет с первой получки, – закончила Мария своё приветствие, и пошла включать чайник, стоявший здесь же на столике в углу комнаты, отгороженным книжным шкафом от взглядов посетителей и от двери.

За чаепитием с печеньем и конфетами, Мария продолжала вводить Михаила в курс институтских дел.

– Наш завлаб Арно, как мы его называем между собой, появляется здесь нечасто и занимается ещё какими-то делами, как и твой тесть Сифа. Вообще, нахлебников в АХе больше, чем в среднем по стране – как и везде в науке. Есть даже стишок такой:

Гоняет крепкие чаи

Народ ученой нации

По кабинетам НИИ

Агрохимизации.

Мне эти ученые так и не дают защитить диссертацию уже несколько лет, но ты, Миша, кажется, будешь своим среди них по своей жене Сане и тестю Сифе, а потому, может тебя и пропустят в очередь на защиту, если ты что-нибудь нацарапаешь. Только помогать тебе делать диссертацию, никто не будет: здесь каждый сам за себя, как в джунглях из мультфильма про Маугли.