Текст книги "Время шакалов"

Пожалуй, всё. Как видишь, и в Израиле умная женщина может устроиться при муже достаточно комфортно.

Целую. Инночка.

P.S. Часто вспоминаю, как мы кувыркались у тебя в квартире: ты с Ильей, а я с разными, пока не появился Изя. Помнишь, как Илья привел с собой друга: такого здорового, звали Саша? Ох и здоров он был до секса! Я иногда вспоминаю его – так даже стонать хочется, как под ним.

Пока, пока».

Михаил, прочитав письмо, хотел устроить скандал Сане, но передумал: Сана устраивала эти свидания ещё до него, подруга Инна была далеко в Израиле, там же был и прежний любовник Саны – отец её ребенка, а потому, всё это в прошлом и его не касается. Но часто потом, страдая от зверского темперамента Саны, он вспоминал это письмо и понимал, что его жена Сана такая же неутолимая в сексе, как и её далекая и развратная подруга Инна.

XIII

Прошло два года. На работе у Михаила случились давно ожидаемые перемены. Начсектора Раков ушел на пенсию вместе со своим приближенным сотрудником и Михаил, при поддержке профкома, занял должность начальника сектора с окладом в 240 рублей. Конечно, не бог весть что, но ему едва минуло тридцать лет, и это был хороший результат для приехавшего на учебу из провинции в столицу и не имеющего связей, одинокого молодого человека.

На освободившиеся в секторе вакансии, он пристроил своего сослуживца Николая. Взял молодого специалиста – выпускника академии и взял переводом, по протекции директора, сотрудника соседнего отдела, хотя такие переводы внутри НИИ не поощрялись и даже запрещались: легче было перейти в другое подразделение через увольнение, чем переводом по согласию начальников отделов.

Хорошего и грамотного сотрудника его начальник не отпустит, а плохого никто не возьмет в другое подразделение. Цена каждого сотрудника была хорошо известна в НИИ всем начальникам.

Проведя комплектацию и подбор сотрудников, Михаил имел теперь возможность заняться написанием своей диссертации: не самому, конечно, а с помощью сотрудников, которым можно было поручить разработку темы, подбор материалов и их оформление взамен на данное им повышение в должностях и зарплатах. Такая практика была принята в столичных НИИ: заняв начальствующее место заставить своих подчиненных работать на себя за счет государства.

В каждом столичном НИИ ответственность за работу и её результаты возлагалась на исполнителей, которые так и назывались: ответственный исполнитель, а если результаты работы оказывались удачными, то поощрения в виде премий и наград доставались директору и начальнику ответственного исполнителя, хотя кое-какие крохи перепадали иногда и рядовым работникам, обеспечившим успех дела.

Михаил с помощью тестя, который наконец-то решил помочь зятю в науке, составил план своей диссертации и, распределив задания между своими подчиненными, уехал в отпуск на родину к матери, одиноко проживающей в поселке.

Отца не было в живых уже много лет, сестра, которая и позвала мать сюда на жительство, умерла тоже одинокой, а больше никаких родственников у матери в поселке не было.

Решение Михаила съездить к матери было связано с его повышением в должности. Теперь можно и прихвастнуть среди знакомых посельчан своим московским положением, конечно, без подробностей. Как и все посредственные люди, Михаил был тщеславен, но скрывал это.

Сана, как всегда, в отпуск с ним не поехала, да он и не предлагал. К этому времени, они окончательно обособились в личной жизни – даже перестали вступать в отношения: по-видимому, Сана нашла утешение где-то на стороне, что при её занятиях репетиторством учеников английскому языку было совсем нетрудно.

Она говорила, когда считала нужным, что идет на дом давать уроки, а если ученику лет сорок, то это детали и ещё вопрос: кто из них и чему учит на этих уроках. Но Михаил и не интересовался такими подробностями – положение брошенного мужа его вполне устраивало, и он надеялся, как и Сана, завести связь на стороне, но так, чтобы не узнал тесть.

Однако, и для тестя у него теперь были аргументы: с год назад, Сана вступила в переписку с отцом своего ребенка, который проживал в Израиле. Михаил случайно увидел письмо, вынимая газеты из почтового ящика, и догадался, что это тот самый Илья, о котором писала Инна, боевая подруга Саны по московским годам их разгульной жизни.

С тех пор, он неоднократно видел письма из Израиля в почтовом ящике, но не забирал их, а обыскав квартиру в отсутствие Саны, нашел целую пачку этих писем и узнал, что отец ребенка Саны приглашает её приехать: погостить вместе с сыном или, если это невозможно, то пусть она даст ему вызов и он сам приедет в Москву, чтобы увидеть своего сына и обговорить своё участие в его судьбе.

Михаил знал, что тесть ничего не ведает об этой переписке Саны с Израилем, потому что у него могли быть из-за этого неприятности на работе. В те годы, евреям разрешалось уезжать на постоянное жительство за границу с лишением их советского гражданства, но связь с уехавшим наказывалась, особенно в научных учреждениях и, особенно, для руководителей, а тесть был и ученым и руководителем.

Поиски разумной женщины для постоянной связи на стороне, Михаил отложил на потом – после отпуска.

Поселок встретил Михаила привычной тишиной и размеренным образом жизни его обитателей. Внешне, поселок сильно изменился: построили новый кинотеатр в центре, главные улицы покрылись асфальтом, хорошие дороги связали поселок с райцентром и далее, а потому, жители поселка могли легко добраться на автобусе или личном транспорте и в район и в край, как здесь говорили.

Из благоустройства, новым было наличие канализации, благодаря чему в центре построили несколько пятиэтажек, да и в домах на две квартиры – подобных квартире матери, их жители стали обустраивать ванные, приспосабливая и утепляя для этих целей чуланы или делая пристройки к дому.

Одинокой матери Михаила, сделать подобное благоустройство было не по силам, и Михаил твердо обещал, через год – два сделать матери ремонт квартиры с обустройством ванной и, конечно, не исполнил своего обещания.

Его мать – Мария Ивановна, год как вышла на пенсию и одиноко коротала время: зимой у телевизора, а летом копаясь в огороде, разбитом на небольшом приусадебном участке, где, бывало, любил поработать и отец.

В первые дни приезда, мать сводила Михаила на поселковое кладбище, на могилу отца. Могила отца была тщательно ухожена, с железной пирамидкой, вместо памятника, крашеной суриком, которую изготовили второпях в автоколонне такие же шофера, как и отец. Мать хотела настоящий памятник из камня, но средств на его изготовление и установку у неё не было, а к Михаилу мать даже не обращалась, зная его непростое положение в Москве.

Михаил положил пару цветков на могилу отца и твердо пообещал матери, вскоре установить хороший памятник, что исполнил, но много позже и неожиданно, даже для себя.

В этот свой приезд, Михаил много похвалялся матери о своих успехах в Москве, много обещал, а мать молча и грустно слушала своего сына: она ждала внуков и хотела жить вблизи сына – но именно этих обещаний мать так и не услышала от Михаила за всё время его проживания на родине.

Михаил же, воодушевленный своим успехом в Москве, бродил по поселку, навещал своих бывших одноклассников, из тех, кто ещё оставался в поселке и даже навестил своего приятеля Юрия, который окончив заочный институт, работал в ближнем совхозе уже в должности главного инженера хозяйства.

Впрочем, встреча друзей была краткой: Юрий был занят подготовкой техники к осенней уборочной страде, а дома его ждали жена и двое маленьких сыновей. Юрий просил Михаила остаться до вечера, когда он освободится и сможет спокойно посидеть с другом, поговорить и вспомнить детство, а переночевав у него, Михаил сможет утром вернуться в поселок – машину ему Юрий обеспечит. Но Михаил не захотел остаться и, побеседовав с часок, он маршрутным автобусом вернулся в поселок.

Приехав к другу детства похвалиться своими столичными успехами, Михаил увидел взрослого уважаемого человека, целиком поглощенного работой и имеющего хорошую семью с детьми, авторитет у подчиненных и твердое положение в крупном совхозе, где трудилось более тысячи человек. А у него в Москве всего пять человек в подчинении с непонятными обязанностями, и он приехал сюда хвастать своими успехами, что было совсем неуместно.

Днями стояла жаркая погода, и Михаил проводил время на пруду, одиноко загорая под солнцем на расстеленном у самого берега покрывале, которое, как он помнил, в детстве брала с собой мать: в их приезды на пруд вместе с отцом в выходной день на мотоцикле на это самое место. Сейчас, в будние дни взрослых на пруду не было – люди занимались работой и усадьбой, а стайки ребятишек прибегали на пруд, купались и убегали, как и он в детстве, по каким-то своим и, безусловно, важным делам.

Повалявшись у пруда, он возвращался домой, где мать потчевала его на обед окрошкой на домашнем квасе и каким-нибудь мясным блюдом: чаще всего котлетами с картофельным пюре на гарнир. Послеобеденный отдых он проводил на диване в бывшей своей комнате, где мать поставила телевизор, который уже много лет заменял ей домашнее общение с родственниками, которых не было.

Полежав пару часов на диване и переждав дневную жару, Михаил обычно, шел прогуляться в центр поселка городского типа, как он именовался по статусу в официальных бумагах, в том числе и в его свидетельстве о рождении.

Мать поручала ему сделать кое-какие покупки продуктов, которые можно было сделать и в ближайшем магазине, но Михаил шел в центр поселка в универсам, вспоминая, как он гонял в детстве по поселку на велосипеде, упиваясь скоростью и ветром. Однажды, он так разогнался, что не справился на повороте и с размаху врезался велосипедом и головой в телеграфный столб на обочине.

От удара головой он потерял сознание: к нему подбежали прохожие, приподняли и посадили на скамейку у дома, а он, обводя их помутневшим взглядом, бормотал что-то о сломанном велосипеде и чтобы не говорили его родителям об этом происшествии. В итоге, всё обошлось: он не получил серьезной травмы головы или сотрясения мозга, а погнутое велосипедное колесо ему отремонтировал старший брат соседского приятеля, с которым они и гнали на велосипедах в тот день.

Сейчас среди мальчишек, велосипед стал не так популярен, как в его детстве, а взрослые предпочитали мотоциклы и автомобили, которые были, наверное, в каждой второй семье их поселка.

Покупая продукты по заказу матери и в небольших количествах, Михаил обратил внимание, что цена многих товаров здесь была выше, чем в Москве, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Мать пояснила ему, что большинство товаров здесь реализуется через местную потребительскую кооперацию, которая свои товары продает с наценкой около 25% к розничным государственным ценам. Но в магазинах бывают и товары по государственным ценам, только их надо застать, потому что большинство жителей стремятся купить именно по государственным ценам, а не потребительским.

Так, сельские жители, которые кормят горожан, сами приобретают продукты питания, в основном, по повышенным ценам через кооперацию. Такая же ситуация была и с промышленными товарами, но заработки сельчан вполне компенсировали их неравенство с горожанами относительно цен на потребительские товары и продукты.

Дело в том, что в стране СССР все годы его существования проводилась политика единых цен для всех регионов и республик страны, с небольшими наценочными коэффициентами для отдаленных районов Дальнего Востока и Крайнего Севера, где применялись наценочные коэффициенты и для зарплаты всех категорий работающих.

Поэтому, все работающие были в равных условиях, кроме сельских жителей, где единственный магазин на деревню принадлежал потребительской кооперации и, соответственно, торговал по ценам этой кооперации.

Михаил, не обращая внимания на цены покупал продукты потребительской кооперации, чем вызывал неудовольствие экономной матери. Она привыкла жить долгие годы, после смерти мужа, на небольшую зарплату бухгалтера автобазы, куда перешла из кооперации, и где работал шофером отец Михаила, до нелепой гибели, врезавшись на своей легковой машине в трактор, который управлялся пьяным трактористом.

В итоге, мать стала сама ходить в магазин до конца пребывания Михаила на родине, к которой, впрочем, он не испытывал особенной привязанности, считая себя москвичом.

Вечерами Михаил ходил в новый кинотеатр, который построили после его отъезда на учебу, неподалеку от старого кино, куда он бегал мальчишкой и подростком в воскресенье на детские и юношеские фильмы.

Посещение кино оставалось традицией посельчан на протяжении многих лет. Телевизоры были в каждом доме и квартире, но ТВ ещё не застило свет в окошке и не стало единственным средством досуга людей здесь в поселке, а потому, большинство жителей регулярно ходили в кино на все новые фильмы.

Особенным успехом пользовались индийские фильмы с песнями и плясками и всегда благополучным завершением мелодрамы для её участников. Такой фильм шел два – три дня или больше, пока все желающие не посмотрят его. Сеансов было три: в пять, семь и девять часов вечера. На пятичасовой сеанс ходили подростки и пожилые, на семь часов – молодежь, а на девять часов, в основном, семейные пары.

Перед каждым сеансом площадь перед кинотеатром заполнялась людьми, прогуливающимися в парке и угощавшимися мороженым и лимонадом, которые продавались в двух киосках, а после сеанса зрители не торопясь расходились в разные стороны, иногда обсуждая с попутчиками – соседями просмотренный фильм.

Но ТВ сериалы уже отвлекали часть сельчан от посещения кино: в восьмом часу, обычно, начиналась очередная серия, а поэтому, и на семь и на девять часов нельзя было сходить в кино, не пропустив сериал. Так ТВ, постепенно отучало людей от кино, рассаживая их по диванам в домах и квартирах перед экранами телевизоров.

Во время отпуска Михаила, сериалов на ТВ не наблюдалось и в теплые летние вечера, народ, как и прежде, во времена его юности, толпился вечерами у кинотеатра, а молодежь в субботний вечер, выйдя из кино, устремлялась в парк на танцплощадку, где местный ансамбль играл и пел модные песни.

Михаил зашел как-то вечером на танцплощадку, постоял в сторонке и убедившись, что он практически единственный здесь взрослый среди подростков, и юных пар, потихоньку ретировался с этого места развлечений юных сельчан.

Иногда, прогуливаясь перед кино, Михаил встречал своих одноклассников и знакомых с которыми вступал в короткие беседы о житье – бытье здесь и у него в Москве. Оказалось, что местная жизнь сельчан более насыщена, чем у него в Москве различными мероприятиями: кино, клуб, стадион и гости.

В новом кино, как называли сельчане кинотеатр, был просторный зал с большим экраном и можно было, удобно расположившись, посмотреть фильм не одному у экрана телевизора, а среди сельчан, многих из которых он помнил в лицо, позабыв их имена и обстоятельства знакомства, кроме, конечно, одноклассников, оставшихся жить в поселке после окончания школы.

Михаил зашел, однажды, в гости к однокласснику, по его приглашению, и это посещение вызвало смутное ощущение неполноценности его собственной жизни в Москве.

Одноклассник по имени Сергей, жил в просторном доме – особняке, построенном с помощью родителей собственными силами. В усадьбу входили: баня, сарай с мастерской и гараж, выходивший воротами на улицу, в котором стоял автомобиль «Жигули». В особняке из четырех комнат, кухни, подсобного помещения с подвалом и обширной веранды проживала семья Сергея, включавшая жену и двух мальчиков погодков: пяти и шести лет. Жена Сергея работала учительницей, окончив педагогический институт, а сам Сергей не имел никакого образования, кроме школы, и работал слесарем – ремонтником на автобазе, где когда-то работал шофером и отец Михаила.

Пригласив Михаила в гости, Сергей истопил баню, в которой они с удовольствием попарились, хотя с непривычки, Михаил потом долго не мог отдышаться от жару, постоянно покрываясь потом и вытираясь полотенцем на веранде, где жена Сергея приготовила обширный и вкусный ужин.

Угостившись и попивая холодный домашний квас, Михаил вкратце рассказал о своей жизни в Москве и из его рассказа, без опущенных им деталей, получалось, что он живет благополучно, достигнув больших успехов и в работе и в её оплате.

Сергей же, неторопливо, как и принято здесь в поселке, рассказал, что не захотел никуда поступать учиться, отслужил армию, где получил специальность водителя машины пехоты – БМП и, вернувшись в поселок, стал работать автослесарем: это спокойнее, чем шоферская жизнь, а оплачивается почти одинаково, если работать с головой и не выпивать – это главное условие благополучной сельской жизни.

Жена Сергея поставила, конечно, на стол бутылку водки, но Михаил отказался, объяснив причину, а Сергей, выпив пару рюмок, не проявил дальнейшего интереса к водке и тоже перешел на квас.

Жена Сергея – спокойная и доброжелательная женщина неброской русской красоты, вышла с веранды, чтобы не мешать разговору мужчин, и занималась во дворе с детьми, которые возились на асфальте с машинками, как в детстве и Михаил, сопровождая свои игры громкими спорами.

Глядя на эту спокойную и сплоченную семью, живущую обычной и вполне обеспеченной жизнью, Михаил особенно остро ощущал бестолковость и пустоту своей московской жизни в погоне за успехом и мещанской зажиточностью.

– Что толку в моих продвижениях по службе и зарплате, если нет семьи, нет друзей и нет даже увлеченности работой – как пишут в книгах об ученых, художниках и людях редких и отважных профессий, например, летчиках, – думал Михаил, вытирая пот, выступающий после бани и холодного кваса и глядя на жену Сергея, играющую с детьми под окнами веранды.

Сергей сидел, развалившись на диване, и было видно по всему, что он вполне доволен жизнью, которая ему удалась без погони за образованием и должностями, здесь, на родине среди знакомых спокойных и благожелательных односельчан.

Разговор однокашников, незаметно и как всегда, перешел на политику. Весной этого года к власти в стране пришел молодой и энергичный генсек Горбачев и, первым делом, ограничил продажу водки.

Сергей был малопьющий, но теперь, при всяком удобном случае, покупал водку и складывал бутылки в подвале, похвалившись перед Михаилом, что накопил уже два ящика этого русского напитка.

Михаил, как всякий непьющий, уже давно нашел аргументы в свое оправдание трезвости перед застольными компаниями и объяснил Сергею, что никаких традиций употребления водки среди русских не было и этот напиток стал распространяться в стране при царе Петре 1, который сам беспробудно пьянствовал и приучал к пьянству своё окружение, а через них и прочий люд – вот откуда пошло пьянство на Руси и правильно сделал Горбачев, что ограничил продажу водки.

–Может оно и правильно, только мужики на работе стали подолгу отлучаться, чтобы, постояв в очереди у магазина, взять две бутылки водки, что продают в одни руки – они стоят в очередях и их работа тоже стоит.

Горбачева у нас зовут «Меченым» из-за родимого пятна на лбу. Бабки говорят, что Антихрист пришел и отметина на лбу – это черт копытом ударил, а мужики толкуют между собой, что не с того конца взялся Меченый управлять страной: царь Николашка в Империалистическую войну тоже ввёл сухой закон и страна развалилась: как бы сейчас такого не случилось.

Меченый из комсомола пролез в партию и добрался до власти, а сам никогда реальным делом не занимался. Ты, Михаил тоже в школе комсомолом правил и знаешь, что там одни проходимцы сейчас собрались.

– Нет, нет – я не согласен с тобой, – возразил Михаил, – Горбачев молод и энергичен, встряхнет страну после правления стариков, и мы все станем жить ещё лучше, чем прежде. Стране нужны перемены, как говорит Горбачев, ускорение, чтобы двигаться вперед, да и сам Горбачев начинал работать не в комсомоле, а на комбайне в колхозе и даже орденом был н6агражден за эту работу, – закончил Михаил, вспоминая, что он тоже, как и Горбачев, поступил в институт через комсомол.

– Брось ты о работе Меченого говорить, – возбудился Сергей, – знаем мы, как он орден получил: папа – председатель, похлопотал, чтобы сынку за месяц работы помощником комбайнера дали орден.

Он же со Ставрополья, здесь неподалеку, потому люди и знают этого Меченого, как пройдоху и подхалима и знают, как он лез наверх и как пролез к власти в Москве. Человек, который никогда не занимался реальным делом, не сможет, при всём своём желании, стать хорошим руководителем, потому что опыт работы на производстве нельзя заменить ничем: ни учебой, ни прилежанием.

Возьми, например, русских царей или зарубежных – ведь никчемные людишки, а отсутствие опыта заменяли самодурством или безумными идеями, как тот царь Петр 1.

У нас, при Советской власти, только Ленин и Сталин справлялись с управление государством, а после них, начиная с Хрущева, какие-то идиоты у власти: сплошные метания и шараханья в разные стороны, потому что не понимают они, что и как надо делать, чтобы жизнь людей налаживалась и государство крепло.

Вот и Меченый начал борьбу с алкоголем, а надо бы начать бороться с уравниловкой в оплате труда – я слесарь высшего разряда, но получаю зарплату немного выше, чем выпускник ПТУ, который ещё ничего не умеет. Надо платить за сделанное, а не за должность и стаж работы и без всяких ограничений в зарплате, тогда будет интерес сделать больше и лучше.

Старики говорят, что так было перед войной и сразу после войны, потом, при Хрущеве, стали платить за должность и корочки о квалификации, а если где и оставалась сдельная оплата, то если сделал много и хорошо, зарплата ограничивается, чтобы хороший работник не получал много больше, чем плохой и никудышный. Вот многие и стали работать спустя рукава.

Я тоже могу сделать, например, работу за день, но делаю три дня, потому что больше мне всё равно не заплатят. Нет, не понимает Меченый, проблем простых работяг, на которых и держится вся страна.

Убери половину начальников – никто и не заметит, а убери слесарей и токарей половину и страна остановится: ничего не будет, всё поломается. – так я думаю о нынешнем положении дел в стране, – закончил Сергей и, с расстройства от сказанного, налил себе ещё одну рюмку водки и выпил поморщившись: не то от водки, не то от сказанного.

Михаил хотел сказать Сергею, что и у них в науке, оплата идет тоже от должности и ученой степени и совсем не зависит от дела, но передумал: тогда придется объяснять чем и как он занимается и кому это его занятие нужно, а он и сам представлял это достаточно смутно, пребывая, однако, в полной уверенности нужности и необходимости своего дела.

На расспросы Сергея он давал уклончивые ответы о своей работе и семье, без подробностей, сказав, что женат и есть ребенок, но умолчав, что этот ребенок достался ему в приданое от жены – вернее, от её веселого времяпровождения до него.

И про квартиру он сказал, что получена от работы, не уточняя, что получена она была ещё его тестем, а от него досталась дочери, явившись, фактически, приданым, из-за которого он и женился на Сане. Когда, в разговоре, Михаил назвал имя своей жены, Сергей удивленно вскинул брови, но промолчал.

Потом начались воспоминания об их далеких уже школьных годах и, проговорив до позднего вечера, Михаил попрощался с одноклассником и пошел домой, чтобы никогда больше не посетить гостеприимного хозяина этой усадьбы, где мирно и ладно проживала обыкновенная семья.

Это было на закате советской эпохи, о котором ещё никто не знал, но мудрые сельские жители с тревогой наблюдали за первыми действиями нового руководителя страны – Мишки Меченого, оказавшегося, в итоге, полным негодяем и предателем этих простых людей.

Незаметно, отпуск подошел к концу и последний вечер перед отъездом Михаил провел вместе с матерью. Мать, наслушавшись его рассказов об успехах в Москве, смирилась со своим одиночеством, уже не надеясь пожить вместе с сыном, но желая ему хороших семейных отношений со снохой Саной, которую она так никогда и не увидит.

Может быть, надеялась она, появятся внуки, и когда подрастут немного, они будут приезжать к ней на лето в гости, освободив родителей от их важных дел московской жизни.

Насчет своих пожеланий о внуках она опасалась расстраивать сына, но сказала ему, что одной ей уже надоело сидеть дома и она, по-видимому, опять пойдет работать, чтобы быть при людях: вот если бы внук был, то она охотно посидела бы с ним, что в Москве, что здесь в поселке, добавила мать.

Михаил, сделав вид, что намека не понял, одобрил желание матери ещё немного поработать, а он потом, когда ещё больше укрепится в Москве, обязательно возьмёт мать к себе, в новую квартиру, которую он непременно получит, став настоящим ученым, когда сделает и защитит диссертацию.

Мать как бы поверила сыну и весь вечер они провели в разговорах, вспоминая отца и то время, когда Миша жил и учился здесь в поселке.

Утром мать проводила сына до автовокзала, он сел в автобус и отъезжая, видел фигурку матери, которая проводив сына и сразу сгорбившись, смотрела вслед автобусу, увозившего её сына в большой город, где ей так и не нашлось места. Автобус, как оказалось, увозил Михаила на несколько лет, в течение которых он не нашел времени навестить мать, стремительно стареющую от одиночества.

XIV

Вернувшись в Москву, Михаил беззлобно поругался с Саной, которая всё же заставила его выполнить супружеские обязанности, что и было исполнено обоими без взаимного удовлетворения.

Выйдя на работу, Михаил узнал новость, которая ошеломила и обрадовала его: он был включен в состав делегации НИИ на поездку в США для изучения там опыта химизации сельского хозяйства. В такие поездки за границу, от института ездил обязательно директор, кто-нибудь из замов и парочка приближенных лиц.

Оказалось, что пока согласовывали сроки и цели поездки, замдиректора, планировавшийся в поездку, эмигрировал в Израиль, никого не предупредив. На вакантное место партком и профком рекомендовали его, Михаила, чтобы разбавить состав делегации этим обычным сотрудником и избежать упреков и критики от рядовых сотрудников в условиях начинающейся компании за гласность и открытость руководителей.

Михаил же, не будучи членом партии, охотно выполнял поручения парткома и был профсоюзным активистом, что и сыграло решающую роль в одобрении его кандидатуры. Поездка в США была чрезвычайным событием даже для маститых ученых, а такие как Михаил, и не мечтали об этом.

Возвратившись с работы домой, Михаил победно объявил Сане о своей поездке в Америку, на что Сана, почти равнодушно, сказала что давно знает об этом и Михаилу следует благодарить за это её отца, который выдвинул его кандидатуру и убедил руководство в правильности такого выбора. Вообще-то, должен был ехать её отец, добавила Сана, но руководство не осмелилось послать еврея в США, взамен еврея, уехавшего в Израиль.

Неважно, что и как делается – важен результат и Михаил стал деятельно готовиться к поездке в США, собирая всяческие справки и оформляя загранпаспорт, благо, что поездка планировалась только через три месяца на позднюю осень.

Михаил был однажды в командировке в Болгарии по служебному паспорту, но эта страна считалась почти в составе СССР и, по слухам, даже хотела вступить в СССР, но помешало отсутствие общей границы.

А здесь, поездка в самое логово империализма – в США, прикладывающих отчаянные усилия в борьбе с СССР везде, где это можно, по всему миру и разлагающим народ СССР передачами по радиоголосам, о чем Михаил читал, и слышал, и видел: из газет, радио и ТВ.

Инструктаж перед поездкой был многодневный и обширный, и Михаил чувствовал себя вполне подготовленным к любым неожиданностям и даже провокациям во время поездки в США в штат Айова.

Наконец все формальности были закончены, наступил день отъезда и Михаил с кожаным чемоданом, специально купленным для этой поездки, с загранпаспортом, вежливо простившись утром с Саной, отбыл в аэропорт Шереметьево, откуда их делегация улетала в город Нью – Йорк.

В аэропорту Михаил присоединился к другим членам делегации, в том числе из министерства сельского хозяйства и других НИИ: всего оказалось десять человек, страстно желающих изучить сельское хозяйство США и применение в нём химии, обеспечивающей небывалые для СССР урожаи.

Их четверка из НИИ держалась вместе и сплоченно вокруг директора, который отвечал за своих сотрудников. Совсем недавно случился скандал, когда артист балета Большого театра остался в США после гастролей и не вернулся в СССР, а потому, директор был особенно бдителен и осторожен.

Здесь, в аэропорту, Михаил, как и остальные, получил от руководителя делегации невероятную, по его понятиям, сумму командировочный денег в долларах США.

Они прошли регистрацию, таможню и в два часа пополудни, самолет Ил-62 взмыл в небо и понес Михаила в загадочную страну – Америку.

XV

В своей жизни, Михаил летал самолетом всего несколько раз, чувствовал себя в небе неуютно и опасливо, а потому пытался задремать, откинувшись в кресле и напряженно прислушиваясь к мерному гулу двигателей, замирая, когда этот гул менялся и самолет делал какие-то непонятные ему покачивания и наклоны.

В тщетных попытках заснуть прошли все долгие часы полета с двумя обедами, которые он, к своему удивлению, съел охотно и без остатка. Надо сказать, что у него в чемодане, который он сдал в багаж, была прихвачена с собой кое-какая еда, а именно: два батона сухой колбасы, которую где-то раздобыла Сана по подсказке опытных в путешествиях за границы своих соплеменников, две баночки красной икры, две бутылки водки и две банки лососевых консервов. Всё это можно было выставить на стол, если будет приватная встреча с американцами или съесть самому, если такой встречи не будет.

Досмотра багажа тогда ещё не производилось, и везти в чемодане можно было что угодно: хоть пирожки с капустой, хоть какую-нибудь бомбу или бриллианты, если они были необходимы для целей поездки и задач командировки. У Михаила вместо бриллиантов была колбаса, которая потом весьма пригодилась для вечерних чаепитий в гостинице. Чаю он не взял, но была банка растворимого кофе и кипятильник – вечный спутник командированного советского человека.

Наконец, долгий и мучительный полет закончился посадкой самолета в Нью-Йоркском аэропорту. Михаил вместе со спутниками вышел на перрон и поразился громадности зданий аэропорта, множеству самолетов и людей, а когда они вошли внутрь аэровокзала, он был оглушен шумом и гамом напряженной аэропортовой суеты пассажиров. Пройдя длительную процедуру таможенных формальностей прибытия иностранцев из СССР в Америку, они сплоченной, но растерянной группой, вышли в зал прибытия, где их встретил представитель консульства, который, как оказалось, будет сопровождать их всю поездку, вплоть до посадки в самолет до Москвы, потому что никаких турагентств, организовывающих поездки советских людей за границу, тогда не было.