Текст книги "Время шакалов"

Доллары можно и оставить, но тогда их надо будет в Москве обменять в банке на чеки Внешторга, по которым в магазинах «Березка» разрешалось покупать импортные вещи, но дороже чем здесь, а валюту хранить дома нельзя – так объяснил им Сергей.

Михаил решил последовать совету и потратить валюту здесь, а потому, купил себе джинсовый костюм, ещё пару джинсовых брюк, такой же костюм купил и Сане, чтобы не рассориться с ней окончательно.

Ещё купил себе замшевый пиджак, несколько ковбойских рубашек под джинсы, кое-какие сувениры сослуживцам и всё – деньги кончились, хотя магазин, как оказалось, действительно был дешев по сравнению с теми, куда они заезжали на экскурсиях.

В Нью-Йорк они въехали после полудня по местному времени и через полчаса блужданий по улицам остановились у гостиницы, где им были забронированы номера. Гостиница в три звезды фактически предназначалась только для ночлега и их разместили по двое в номере, с оплатой около 50 долларов за ночь с каждого.

Оплата вносилась сразу и включала завтрак, на который выдавался талон. Консульский Сергей покинул делегацию и уехал к своей семье, пообещав завтра устроить их отъезд в аэропорт и порекомендовав самим организовать знакомство с Нью-Йорком до центра которого можно добраться на такси за умеренную плату в 20-30 долларов.

Михаил устроился в номере с сослуживцем. Они подсчитали, что оставшихся после покупок денег не хватает на экскурсию по центру Нью-Йорка и решили прогуляться в окрестностях гостиницы, предварительно перекусив с дороги.

Наконец-то пригодились запасы еды, что они прихватили с собой из Москвы, потому что в Вустере их кормили и поили бесплатно, и нужды в дополнительном питании не было – даже чая не пили по вечерам. Здесь же надо платить за всё, а денег почти не осталось.

Напарник Михаила вышел за хлебом, а он достал кипятильник и попробовал вскипятить воду прямо в графине, что стоял на столике в номере. Попытка не удалась, поскольку вилка русского кипятильника не входила в американскую розетку – американский стандарт требовал плоских штекеров, вместо круглых.

Помогла русская смекалка. Михаил разломил пополам лезвие безопасной бритвы, которыми брился здесь в Америке, вставил по кусочку в отверстия розетки и приставил к ним вилку от кипятильника, предварительно опустив его в графин с водой. Скоро появились пузырьки и процесс подогрева пошел, но очень медленно. Оказалось, что и напряжение в сети здесь всего 110 вольт, вместо привычных 220-ти.

Пока Михаил возился с водой, вернулся его напарник по номеру с батоном хлеба, купленным в лавочке неподалеку.

Сослуживцы устроили импровизированный полдник из московских продуктов, запивая бутерброды горячим кофе. После американской пищи колбаса и консервы показались ещё вкуснее.

Михаил рассказал коллеге о своем изобретении для включения кипятильника, на что тот, брившийся электробритвой, показал ему свою бритву, на вилки которой он намотал фольгу от шоколада, а концы фольги засовывал в плоские отверстия розетки и так умудрялся бриться.

Порадовавшись своей смекалке, они решили прогуляться по улице, предупредив своего директора. Директор открыл им дверь своего номера: он как раз брился электробритвой, а на их вопрос, как ему удалось включить бритву, ответил, что ещё в прошлый свой приезд сюда, в Америку, он, как опытный командированный, купил в отеле у электрика за десять долларов переходник, который позволяет европейцам пользоваться своими электроприборами в Америке.

Коллеги вышли на улицу без тротуаров, обставленную обшарпанными домами в три этажа и, как принято здесь, с входными дверями в квартиру прямо с улицы с железных лестниц, ведущих отдельно в каждую квартиру. Кое-где на первых этажах были лавчонки, где продавалась всякая мелочь из одежды и продуктов.

На фасадах домов виднелись рекламные щиты, которые, как и входные двери, напоминали им о том, что здесь Америка, а не улочка старой Москвы. Пройдя с километр и, не увидев ничего интересного, они вернулись обратно в отель, посмотрели там телевизор, не понимая английскую речь, опять попили кофе и легли спать, чтобы выспаться перед отъездом.

Отъезд из Америки почти копировал их приезд сюда, только в обратном порядке: приехал консульский Сергей на арендованном автобусе, погрузили багаж, погрузились сами и поехали из отеля в аэропорт, разглядывая из окон автобуса Нью-Йорк, примечательности которого им так и не удалось увидеть воочию.

В аэропорту прошли томительные процедуры регистрации, таможню и ожидание, прежде чем погрузились в самолет Аэрофлота, взлетевший на восток и через долгие часы полета доставивший их в Москву – в знакомую и привычную обстановку привычного уклада жизни.

Выходные дни Михаил отсыпался после переездов и перелетов и даже не ругался с Саной, обрадованной привезенными им подарками.

В понедельник Михаил вышел на работу, как будто он вернулся из командировки не в Америку, а в Орловскую область – то же почти полное отсутствие впечатлений.

Потом, вспоминая свою первую и, как оказалось, последнюю командировку в дальнее зарубежье, в главную страну – Америку, Михаил всякий раз поражался бессмысленности и серости этой поездки и по работе, и по впечатлениям.

По работе поездка оказалась ненужной, потому что не соответствовала выполняемой членами делегации их работе здесь, в Москве, а по впечатлениям – им не удалось увидеть достопримечательности этой страны: если такие достопримечательности там вообще есть.

Однако, в разговорах с коллегами по работе или просто знакомыми, Михаил обязательно упоминал о своей поездке в Америку, подробно рассказывая о своих несуществующих впечатлениях и об американской жизни, излагая факты и подробности, почерпнутые из передач ТВ или вычитанные из книг.

Но благополучная, по его разумению, жизнь американцев и изобилие товаров в магазинах, оставили след в его памяти и он начал страстно желать перемен у себя в стране, чтобы жить так же хорошо, как и американцы.

Поэтому, он горячо одобрял действия Горбачева, который с помощью таких же поклонников Америки, как и Михаил, стал внедрять в СССР разрушительные перемены, приведшие, в итоге, Михаила через четверть века на этот чердак, где он живет сейчас и вспоминает эпизоды из своей жизни в прошлом.

Бесполезные зарубежные поездки людей за государственный счет наносили вред СССР, но ещё больший вред наносило изменение их сознания, потому что эти люди начинали искренне считать возможным и необходимым переход от социализма к западному образу жизни при капитализме. Они не понимали, что поделить можно только то, что произведено трудом всех и если делить, примерно, поровну, то всё останется в СССР без изменений, а если не поровну, то одни люди, которым достанется больше, будут жить лучше за счет других, которым не достанется ничего.

Почему-то, мечтатели о хорошей жизни, как в Европе или Америке, считали, что они непременно попадут в число тех, кто будет жить лучше – если изменить устройство жизни в СССР. Именно к таким стал относиться и Михаил, после своей поездки в Америку, а оплата американцами еды и питья в две – три сотни долларов и была платой за его переход на сторону врага.

Надо сказать, что в 30-е годы, при Сталине, любителей прокатиться по заграницам за государственный счет частенько сажали в тюрьму, если были сомнения в пользе этих поездок. При Горбачеве, такие поездки всячески поощрялись, и тысячи людей, съездив бесплатно за границу, становились врагами советского образа жизни, ожидая сигнала к борьбе со справедливостью и равенством советского строя.

Такой сигнал не замедлил поступить от Горбачева и его свиты, обманом оказавшихся во главе страны – СССР и вместе с многочисленными ренегатами, типа Михаила, направившие страну к разрушению, насилию и бедствиям для народа.

XVI

Следующие три года Михаил провел в привычном безделье на работе и дома.

На работе, под призывы из Кремля об ускорении, повышении качества работы и перестройке ответственность за выполнение дела исчезла полностью, особенно в различных конторах, организациях и НИИ, где не всегда можно отличить дело от его видимости, и главное искусство состоит не в том, чтобы сделать что-то реальное и полезное, а отчитаться о якобы сделанном. В этом, Михаил достиг совершенства, опираясь на опыт работы в комсомоле.

Научная его работа над диссертацией не получалась без посторонней помощи, а этой помощи ему никто не оказывал, в том числе и тесть. Сотрудники Михаила могли, конечно, участвовать в диссертационных исследованиях, но им требовалась четкая постановка задач и контроль исполнения, что Михаил не мог обеспечить в силу своего непонимания существа дела, которым занимался.

Некомпетентность в работе, Михаил с лихвой окупал активной деятельностью в профсоюзе, оставив попытки вступить в партию, потому что, по указаниям сверху, начало складываться негативное отношение к партийным активистам, чему эти самые активисты немало способствовали своей борьбой за личные житейские блага.

Дома Михаил проводил всё свободное время на диване у телевизора: цветного с большим экраном, купленным лично им на свои деньги и в кредит, окончательно изолировавшись от Саны – даже домашние трапезы они старались проводить раздельно, но пользуясь пока ещё одним холодильником, куда загружали купленные по случаю продукты.

Михаил использовал студенческие навыки в приготовлении пищи, умело и вкусно приготавливая простые блюда, которые охотно употребляла и Сана, пополняя, в свою очередь, запасы в холодильнике. Впрочем, Сана бывала вечерами дома крайне редко, занимаясь репетиторством и, как вполне обоснованно полагал Михаил, посещая любовника, иногда оставаясь у него ночевать, объясняя, что задержалась у подруги, хотя Михаил уже давно не требовал у неё никаких объяснений.

Сам же Михаил, не переставал искать варианты развода и разъезда с Саной, но пока ничего не получалось. Если Михаил подаст на развод и размен квартиры, то Сана могла обвинить его в браке по расчету и выселить его из квартиры, как не прожившего в Москве постоянно более десяти лет.

Вот если бы Сана подала на развод, то Михаил был бы пострадавшим, и квартира подлежала размену, но Сана, зная это, и не думала подавать на развод: существующее положение дел её пока устраивало.

Сделать комбинацию с квартирой Саны, как это сделал когда-то его тесть Семен Ильич, Михаил не мог без поддержки ученой группировки в НИИ, а тесть такой поддержки оказывать не собирался: да и времена уже наступали другие, и квартирные махинации надо было организовывать самому и на свои деньги, которых у Михаила по прежнему не хватало ввиду отсутствия ученой степени.

Поэтому, Михаил проводил свободные вечера и выходные дни на диване у телевизора, наблюдая за разгорающимися на экране страстями по улучшению социализма, что провозглашал Горбачев, и переходу к общечеловеческим ценностям, свободы личности и соблюдению прав человека, подразумевая под этим фактический отказ от этого самого социализма.

На экране ТВ стали появляться какие-то младшие научные сотрудники с лозунгами: «Больше свободы – больше социализма», призывая к самостоятельности предприятий, ненужности государственных планов и внедрению в социалистическую экономику страны рыночных отношений, которые сами по себе приведут людей к хорошей и обеспеченной жизни.

Имён этих говорунов, спустя 25 лет уже никто не помнит, ибо все они оказались мошенниками и проходимцами, однако, страну социализма они уничтожили умело и беспощадно к людям, заботу о которых провозглашали.

Михаил понимал, что и ему надо уже примыкать к этим говорливым и напористым людям – борцам за свободу личности для всех, а пока успешно боровшихся за свои личные интересы и личное благополучие.

Опыт работы в комсомоле, и демагогия, которой там занимались, позволяли Михаилу надеяться на успех – если вовремя примкнуть к этим реформаторам, но мешало одно обстоятельство: борьба за реформирование страны требовала много свободного времени, которого у Михаила не было ввиду необходимости посещать свой НИИ.

И вечерами, он уже не всегда лежал на диване, посещая дважды в неделю близкую ему женщину, которую он, наконец-то, нашел поблизости от рабочего места.

В соседнем отделе работала миловидная женщина, лет на пять младше Михаила, которая всегда приветливо здоровалась с ним при случайных встречах в корпусах НИИ или по пути туда – сюда.

Михаил осторожно навёл справки и узнал, что её зовут Аня, живет она в коммуналке – в комнате, доставшейся от матери, с ребенком четырех лет. Была замужем, разошлась и пытается получить квартиру от НИИ, но пока безуспешно.

Однажды, когда Михаил был в профкоме, Аня зашла в очередной раз справиться о своем жилищном вопросе, председатель профкома вышел на минутку и Михаил предложил Ане свою помощь в обход очереди на жильё, что было принято с благодарностью.

Они встретились после работы, Михаил пригласил Аню в кафе, неподалеку, где она и рассказала ему о своих мытарствах. Михаил, хотя и не занимал высокой должности в профкоме, но состоял в жилищной комиссии НИИ, и знал все нюансы выделения жилья сотрудникам, да и сам надеялся, когда – нибудь, получить жильё независимо от Саны.

Вникнув в положение Ани, он предложил ей собрать дополнительные справки: о частых болезнях сына – из-за сырости в комнате; о пьющем соседе по квартире; о протекающей крыше над её комнатой на пятом – последнем этаже её дома и, когда эти справки были собраны, Михаил протолкнул решение профкома о внеочередном выделении этой Ане двухкомнатной квартиры, освобождаемой другим сотрудником, получившем более просторную трехкомнатную квартиру.

Операция прошла успешно, и вскоре Михаил был приглашен Аней на новоселье, где после ухода гостей и остался ночевать. Эти отношения с Аней длились уже два года и в институте о них, конечно, догадывались, и даже до Саны дошли слухи, но на её упреки Михаил предложил Сане подать на развод, сказав, что знает об её нескольких любовниках.

Сана посоветовалась с отцом и решила оставить всё как есть, ожидая перемен в стране, чтобы потом развестись и, как оказалось, это решение Саны было верным, но с этого времени, супружеские отношения между ними прекратились окончательно.

Михаил и Аня не соблюдали регулярности своих встреч, которые назначались по взаимному желанию и возможности.

Обычно, Михаил звонил ей в обеденный перерыв, когда сотрудники расходились кто куда, и они договаривались о встрече вечером. Михаил несколько задерживался на работе, чтобы Аня успела забрать сына из детсада, накормить его и отправить во двор на прогулку – если позволяла погода.

Тогда, в проклинаемом социализме, ребенка можно было спокойно отправить гулять во двор без присмотра и ничего плохого с ним случиться не могло.

Михаил подъезжал автобусом, заходил в квартиру, раскладывал диван, ложился, и Аня, заскочив в ванную, присоединялась к нему. Быстро исполнив акт близости, они вместе складывали диван, Аня звала с балкона сына домой, они вместе ужинали, и Аня укладывала сына спать в другой комнате.

Убедившись, что сын спит, они вдвоем снова раскладывали диван, ложились и предавались любовным утехам со всем жаром и откровенностью зрелого возраста.

Ладное, гибкое и упругое тело Ани с легким запахом цветочного мыла разительно отличалось от бесформенного и податливого тела Саны с резким мускусным запахом, свойственным представительницам её племени, и Михаил испытывал искреннюю страсть и полное удовлетворение от интимной близости с Аней, хотя прежде считал себя сдержанным мужчиной.

Аня, тоже прожив в одиночестве и воздержании несколько лет, предавалась любовным занятиям со всей страстностью тридцатилетней женщины, обретшей, наконец, желанного партнера, и потому их встречи проходили в обстановке взаимной удовлетворенности и постоянства отношений.

Может быть, в глубине души, Аня и ожидала формальной определенности в их отношениях, но никогда не говорила Михаилу об этом, а он, в самом начале их отношений, объяснил ей, что пока не решит свой жилищный вопрос и не разведется с Саной, о повторной женитьбе на женщине с ребенком и квартирой даже и не помышляет.

Сказано это было сгоряча, но с течением времени, вопрос оформления отношений отпал сам собой в круговороте событий, захлестнувших страну и потащивших людей в омут перемен, в которых и Михаил начал принимать активное участие.

XVII

Разрушительная деятельность Горбачева стала приносить первые плоды на алтарь псевдодемократии. Мелькавшие в СМИ лозунги: перестройка – гласность – ускорение, внедрили в сознание людей необходимость перемен в социальной жизни общества для того, чтобы быстро и решительно начать жить лучше. Желание перемен подкреплялось повсеместным ухудшением жизни простых людей, поскольку начались искусственные перебои с продуктами питания и товарами повседневного спроса, которые гноились на базах или вывозились за границу.

Плешивый Горбачев с чертовой отметиной на лбу в окружении своих прихлебателей и скрытых врагов страны, неустанно твердил по ТВ и на радио о необходимости перестроить управление промышленностью, внедрить гласность всех действий руководителей, что позволит ускорить рост производства и улучшить жизнь людей в стране победившего социализма.

Подняв ленинский лозунг – «Вся власть Советам», свора Горбачева организовала выборы в советы всех уровней таким образом, чтобы туда попали люди случайные, без четкой гражданской позиции и жаждущие личного благосостояния.

Избранный, таким образом, новый Верховный Совет СССР принял законы о госпредприятиях и о выборах руководителей этих предприятиях, с которых, собственно говоря, и началось разрушение СССР. Повсеместно, на предприятиях прошли выборы руководителей, в эти выборы включились все работающие, а верховная власть клики Горбачева, под шум и гам о демократизации общества, умело и последовательно совершала действия подрывающие основы социалистического устройства общества и разрушающие промышленность и сельское хозяйство страны, вызывая всё большее недовольство людей существующим положением дел.

Беспринципная демагогия прикрывала действия ренегатов, как дымовая завеса, и почти никто не догадывался об истинных замыслах этих предателей, оказавшихся во главе страны.

Михаил тоже включился в процессы демократизации и перестройки управления в своём НИИ и даже его тесть, Семен Ильич, как-то встретившись в коридоре, посоветовал ему примкнуть к демократам, потому что за ними будущее и страны и их НИИ – у Семена Ильича был тонкий нюх и изворотливость, когда дело касалось личной выгоды.

В НИИ были объявлены выборы директора, и все сотрудники активно включились в новый для них порядок избрания начальника самим себе. Несколько человек выдвинули свои кандидатуры на пост директора, в том числе и действующий директор – Святослав Леонидович Абянин, который был уверен в незыблемости своих позиций и пользовался поддержкой из министерства.

Он собрал представителей научных подразделений, обрисовал им реальную ситуацию в НИИ и предложил оставить всё как есть, сказав, что министерство обещает ему открыть финансирование строительства жилого дома для сотрудников. Это строительство могло бы решить и проблемы Михаила, учитывая его связи в профкоме института.

Но объявилась ещё парочка претендентов на пост директора НИИ, которые собрали нужное количество подписей и были зарегистрированы в избирательной комиссии института, куда входил и Михаил.

Один из претендентов – доктор экономики и лицо научной национальности, Матвей Олегович Шенник, пару лет назад переведенный из министерства начальником экономического отдела, не имеющего для НИИ никакого значения, собрал вокруг себя соратников, организовал тихую, но активную агитацию за свое избрание, обещая всем и каждому все, что им хочется и даже больше, по принципу: обещанного три года ждать.

Молодежи обещалось быстрый рост зарплаты, ветеранам – надбавки за стаж работы, женщинам, которые составляли большинство сотрудников, он обещал гибкий график работы и оборудование туалетов смотровыми комнатами, а всем вместе обещалось процветание НИИ и сотрудников, в случае его избрания директором, не объясняя, где и как он изыщет средства на исполнение этих обещаний.

Шенник лично прошелся по всем отделам НИИ, выслушивая пожелания и старательно записывая их в специальную тетрадь, чтобы, как говорил он, начать немедленное их выполнение после выборов.

Такая активность и доброжелательность Шенника ко всем встречным – поперечным дала свой результат и он, неожиданно для директора и министерства, был избран новым директором НИИ на три года. Михаил тоже голосовал за нового директора, считая, как и большинство сотрудников, что всё хорошее в жизни НИИ останется, а остальное решит Шенник – как и обещал.

После избрания и утверждения в министерстве в должности директора, Шенник сразу изгнал из НИИ прежнего директора – специалиста, доктора наук и академика: порядочного человека, в той степени, в какой позволяла должность руководителя.

Взамен Шенник окружил себя единомышленниками по личному благоустройству, в число которых вошел и тесть Михаила, назначенный заместителем директора, которых вместо двух сразу стало шесть.

В строительстве дома для сотрудников, министерство новому директору отказало, но его это никак не взволновало и, пользуясь новым законом о предприятиям, дающего право руководителю распоряжаться имеющимися средствами самостоятельно, Шенник перевел средства института на зарплату сотрудников в долевое участие по строительству жилого дома и через полгода он и ближайшие соратники переселились в новые просторные квартиры, минуя институтскую очередь на жилье.

Михаил начал понимать, что с выбором директора в институте ошиблись, но было поздно и надо ждать следующих выборов, а пока ему придется расстаться с надеждой на получение отдельной, пусть и однокомнатной, квартиры.

– Случайно не повезло с директором, – думал он, – но в целом, направление перестройки служебных отношений выбрано верно и надо всячески поддерживать Горбачева в его реформах.

Подобные выборы руководителей прошли повсеместно и алчные невежды, пришедшие к руководству предприятиями, ускорили развал производства и страны.

Кроме выборов руководителей, правительство приняло решение об организации молодежных внедренческих центров, чтобы ускорить, как писалось в печати, научно – технический прогресс.

Теперь стало возможным бюджетные деньги института передавать в такие центры, которые быстро выполнят научную работу и обеспечат внедрение результатов.

Михаил, по своему сектору, передал часть средств в молодежный центр, который оказался простой конторой по отмыванию государственных средств и их перетеканию в карманы умельцев.

На отданные в центр институтские деньги, сотрудники сектора сами выполнили заказанную работу, потом сами у себя приняли результаты этой работы, отчитавшись за деньги, а центр вернул им эти деньги в виде зарплаты – за вычетом своих комиссионных.

Михаил и его ближайшие сотрудники получили, за месяц работы в молодежном центре по совместительству, свою полугодовую зарплату в институте, что ему очень понравилось и укрепило в мыслях о правильном пути демократизации общества и развитию творческой инициативе по присвоению государственных средств через подставные конторы.

Понять, что получать деньги можно только за выполненную работу, а тратить полученное можно только на произведенные товары и услуги, у Михаила не хватало ни ума, ни опыта. Впрочем, почти всё население страны – СССР было в таком же неведении и непонимании того, что потреблять можно то, что произведено и чтобы больше потреблять, нужно больше делать, а не больше получать денег – как стали твердить СМИ, однако, до прозрения людей было ещё очень далеко.

XVIII

В Москве появился новый руководитель – Ельцин, которого народ, в последствие, стал именовать Беспалым, из-за покалеченной по пьяни руки, или ЕБоНом – по начальным буквам ФИО. Ельцин был человеком с одутловатым лицом деревенского пьяницы, каким и оказался на самом деле, но которого пропаганда демократов представляла руководителем нового типа, близкого к простым людям и потому, заботившегося об этих людях.

Этот Ельцин, развил кипучую, внешне, деятельность в заботах о народе, в результате чего, даже в Москве, бытовая жизнь людей стала быстро ухудшаться, в чем Ельцин винил партийную верхушку, правившую в стране.

Горбачеву и его клике это надоело и Ельцина сместили с поста руководителя Москвы, за что демократы, окружающие Беспалого, приклеили ему звание страдальца за народ. На Руси, как известно, издревле почитают страдальцев и убогих, поэтому стали почитать и Ельцина, чем он не преминул воспользоваться на выборах депутатов, которые затеял Мишка Меченный, как прозвали в народе Горбачева.

Ельцин в окружении свиты демократов, которыми в большинстве своём оказались младшие научные сотрудники из различных НИИ, ездил по предприятиям Москвы, объясняя людям, как они станут жить хорошо, если изберут его депутатом.

Заехал он и в соседний от Михаила НИИ, где выступил с длинной речью в забитом до предела конференц-зале. Обещания Ельцина были встречены на «ура» всем залом и Ельцина проводили с почетом под овации публики, а он торопливо пробирался к выходу, пожимая людям руки.

В числе удостоившихся пожатия руки Ельцина был и Михаил, который потом долго гордился этим и рассказывал знакомым, но через два года Михаила чуть не избили на улице в очереди за продуктами, когда он, в очередной раз, похвалялся этим рукопожатием Беспалого.

Вернувшись со встречи с Ельциным, он восторженно говорил об обещаниях Ельцина развивать демократию в стране и дать свободу частной инициативе людей, как это было при Ленине в 20-х годах, когда разрешили частное предпринимательство, и стала развиваться торговля, а прилавки магазинов наполнились товарами.

Сотрудница Михаила, называемая Марией Николаевной, которая вначале помогала ему освоиться в НИИ, но потом, приглядевшись, отказала в дальнейшей помощи, а защитив диссертацию и вовсе начала относиться к Михаилу презрительно, остудила его поклонение Ельцину словами:

– Этот ЕбоН разрушит страну окончательно, вместе с Горбачевым и его женой Раисой. Я об Ельцине слышала ещё несколько лет назад, когда он правил Свердловской областью, а я ездила туда в командировки. Он в Свердловске построил громадное здание обкома партии, которое в народе называли «член КПСС», вёл себя с людьми по хамски, ездил по районам области и там беспробудно пьянствовал, а сейчас объявился демократом и заступником.

Помяните моё слово: ЕбоН пропьёт страну и уничтожит нашу вполне благополучную жизнь, которая была до прихода Меченого к власти. И всем нам не раз ещё икнется эта демократия, коль её предлагают такие мерзавцы как ЕбоН, Меченый и их свора младших научных сотрудников. Если эти людишки по профессии не достигли никаких успехов, то как они могут чего-то добиться для страны в целом?

Вот наш Михаил Ефимович ничего не понимая в науке, стал начальником сектора, значит он хоть лебезить перед начальниками умеет, а те даже на такое не способны. Доведут эти демократы нас до ручки, опомнитесь, да поздно будет.

– Желчная вы женщина, Мария Николаевна, – вспыхнул Михаил от обвинений в своём ничтожестве, – везде видите только плохое. Старик Брежнев вас устраивал, как руководитель, а энергичный Ельцин вам плох. А что он пьяница, так это недруги и злопыхатели – такие же, как и вы, упертые ретрограды, слухи распространяют. По телевизору показывали, что из Свердловска делегация приезжала и они хвалили Ельцина за умелое руководство и заботу о людях.

– Ложь и пропаганду сеют телевизоры и вы, как голодные мальки клюёте на пустышку, – возразила Мария Николаевна, – но вполне может быть, что таким как вы, Михаил, и подфартит, тем более, что и тесть ваш, Семен Ильич, тоже хвалит Ельцина, а он всегда чует выгоду и умеет ловить рыбку в мутной воде и судя по всему, наступают мутные времена, и дай бог, чтобы я ошиблась, – закончила она и вышла из комнаты.

– Давно надо было её уволить, – подумал Михаил, провожая Марию взглядом, –но как уволить кандидата наук, если сам без ученой степени? Да и всю научную работу в секторе тянет Мария – больше некому.

Пусть, старая, работает, а мы, молодые, займемся политикой, перестроим этот чёртов социализм, где все равны, тогда и посмотрим, кто прав,– решил Михаил и больше с подчиненными о Ельцине не говорил, однако стал посещать различные митинги и собрания в поддержку демократии.

Тесть, Семен Ильич, одобряя деятельность Михаила, говорил ему, что скоро понадобятся молодые и энергичные специалисты, чтобы направить страну по новому пути и тогда Михаил сможет разрешить и свои семейные проблемы, в чём Семен Ильич – ради дочери, будет готов ему помочь.

На безумной народной поддержке и обмане, Ельцин благополучно избрался депутатом СССР, а затем и депутатом России, где с помощью окружения стал во главе депутатов, когда полки магазинов совершенно опустели стараниями демократов.

Ельцин и его банда все проблемы свалили на несовершенство социализма, который надо заменить и пойти по пути Европы, где все живут хорошо. Ельцин так и говорил: перестроим экономику – сначала будет чуть хуже, но потом всё наладится и люди заживут хорошо и счастливо.

А чтобы эти самые люди не спохватились и не скинули демократов со своей шеи, нехватка продовольствия и товаров организовывалась искусственно: товары и продукты прятались по складам и вывозились за границу на продажу.

Население страны рыскало по магазинам в поисках продуктов и товаров, требуя перемен к лучшему, что и использовала свора Ельцина в своих низменных и подлых целях, также поступал и Горбачев и объединенными усилиями двух мерзавцев, страна опрокинулась навзничь.

XIX

Придя к власти, Ельцин, первым делом провозгласил суверенитет России от СССР, то есть часть страны объявила свою независимость от страны в целом, однако, продолжая оставаться частью СССР.

Поскольку Россия являлась объединительным центром для всех республик, входивших в СССР, то все остальные республики, побыв некоторое время в недоумении, тоже объявили о своём суверенитете, что фактически означало конец существования СССР в прежнем виде.

Однако, до окончательного уничтожения СССР Ельциным и его подельниками оставалось ещё целых полтора года, за которые, при желании людей, можно было выкинуть и Беспалого и Меченого на свалку истории или судить их как предателей страны за измену, что позволял сделать уголовный кодекс, но разумных патриотов у власти тогда не оказалось.

Народы республик даже не обратили внимания на этот парад суверенитетов вначале никакого внимания, поглощенные добыванием хлеба насущного и убаюкиваемые СМИ демократов о том, что жить врозь не придется, СССР будет продолжать своё существование на другой основе, а общая жизнь в обновленном СССР будет лучше, чем прежде.