Текст книги "Затмение"

В темноте какая-то бледная фигура промелькнула на фоне черных деревьев. Эдвард места себе не находит?

– Похоже, ему не терпится, – сказал Джейкоб, заметив, что я отвлеклась. – Иди уж. Только возвращайся поскорее, ладно?

– Конечно, Джейк, – пообещала я, открывая дверцу.

Повеяло холодом, и я задрожала.

– Спокойной ночи, Белла. Спи спокойно – я буду тебя охранять.

Я уже почти вылезла из машины, но тут помедлила.

– Джейк, не надо. Отдохни, ничего со мной не случится.

– Конечно, конечно, – снисходительно согласился он.

– Пока, Джейк. Спасибо.

– Пока, Белла, – прошептал он, когда я помчалась в темноту.

Эдвард поймал меня на границе.

– Белла! – с облегчением сказал он и крепко обнял меня.

– Привет! Извини, я задержалась. Уснула и…

– Я знаю. Джейкоб рассказал. – Эдвард двинулся к машине, и я поплелась рядом. – Ты устала? Я могу понести тебя на руках.

– Нет, все нормально.

– Давай-ка отвезем тебя домой и положим в постель. Как вечеринка?

– Здорово! Жалко, что тебе нельзя было прийти. Это не объяснишь словами. Отец Джейка рассказывал старые легенды, и это… это было настоящее волшебство.

– Ты мне непременно обо всем расскажешь. Только выспишься сначала.

– Я не смогу рассказать как следует, – ответила я и зевнула во весь рот.

Эдвард хмыкнул. Открыл дверцу, посадил меня на сиденье и застегнул ремень безопасности.

Вспыхнули яркие огни фар и скользнули по нам. Я помахал Джейкобу, но не знаю, видел ли он меня.

Чарли отнесся к моему позднему появлению гораздо спокойнее, чем я ожидала: Джейкоб и ему позвонил. Добравшись до своей комнаты, я вместо того, чтобы завалиться в постель, выглянула в открытое окно, ожидая возвращения Эдварда. Ночь неожиданно оказалась почти по-зимнему холодной. На скалах, где постоянно дует ветер, я этого как-то не замечала: скорее всего благодаря близости Джейка, а вовсе не из-за костра.

Пошел дождь, и ледяные капли упали мне на лицо.

В темноте можно было разглядеть разве что треугольные силуэты елок, которые сгибал и тряс ветер. Но я все равно напрягала зрение, выискивая другие формы. Что-то проскользнуло, как привидение, в черноте ночи… Может, это был огромный волк… Я слишком плохо видела в темноте.

Потом что-то зашевелилось рядом со мной: Эдвард проскользнул в открытое окно. Его руки были холоднее дождя.

– Джейкоб тоже там? – Я задрожала, когда Эдвард притянул меня к себе.

– Да… бродит поблизости. А Эсми пошла домой.

Я вздохнула.

– Такая холодина. И сырость. Глупо сейчас торчать на улице. – Меня опять пробрала дрожь.

Эдвард рассмеялся.

– Белла, это только для тебя холодно.

В моем сне той ночью тоже было холодно – может быть, потому, что я спала в объятиях Эдварда. Мне снилось, что я мокну под дождем на улице, ветер развевает волосы, мешая смотреть. Я стою на каменистом полумесяце Первого пляжа, пытаясь разглядеть мелькающие на берегу силуэты, едва заметные в темноте. Сначала я не могла разобрать ничего, кроме белого и темного пятен, бросающихся навстречу друг другу и расходящихся в стороны. Внезапно луна засияла сквозь просвет в облаках, и картина стала четко различимой.

Розали, с мокрыми золотистыми волосами, спадающимися ниже колен, набрасывалась на огромного волка с серебристой от седины мордой, в котором я почему-то узнала Билли Блэка.

Я бросилась бежать, но двигалась с раздражающей медлительностью, как всегда бывает во сне. Тогда я попыталась закричать, остановить их, но мне не удавалось произнести ни звука. Я замахала руками в надежде привлечь их внимание. Что-то блеснуло, и я вдруг поняла, что в правой руке зажато длинное, острое лезвие – древнее, сделанное из серебра и покрытое сухой коркой почерневшей крови.

Я отшатнулась от ножа и открыла глаза – вокруг тишина и темнота моей спальни. Прежде всего я поняла, что не одна, и прижалась лицом к груди Эдварда, зная, что сладкий запах его кожи – лучшее средство от любых кошмаров.

– Я тебя разбудил? – прошептал Эдвард.

Зашуршала бумага, зашелестели страницы и что-то легкое со стуком упало на деревянный пол.

– Нет, – пробормотала я, с удовольствием ощущая, как его руки обхватили меня покрепче. – Просто дурной сон приснился.

– Расскажешь?

Я помотала головой.

– Слишком устала. Может, утром, если не забуду.

Его тело затряслось от беззвучного смеха.

– Ладно, утром, – согласился он.

– Что ты читаешь? – сонно спросила я.

– «Грозовой перевал».

Я нахмурилась.

– Тебе же, вроде, не нравилась эта книга.

– Она лежала на видном месте, – пробормотал он. Его мягкий голос убаюкивал. – Кроме того, чем больше времени я с тобой провожу, тем лучше понимаю человеческие чувства. Оказывается, Хитклифу можно посочувствовать, что раньше мне бы и в голову не пришло.

Я вздохнула.

Эдвард сказал что-то еще, что-то тихое и невнятное, но я уже спала.

Рассвет оказался серым и застывшим. Эдвард спросил про мой сон, но я уже толком ничего не помнила. Вспоминалось только, что было холодно, и я очень обрадовалась, когда, проснувшись, обнаружила рядом Эдварда. Он поцеловал меня – долгим поцелуем, от которого сердце заколотилось, – и ушел домой, чтобы переодеться и взять машину.

Я быстро оделась: особо выбирать не из чего. Неважно, кто именно стащил мои шмотки из корзины для грязного белья, важно, что одежды почти не осталось. Если бы ситуация не была такой пугающей, то я бы порядком разозлилась.

Уже собираясь пойти вниз, чтобы позавтракать, я заметила «Грозовой перевал». Потрепанная книжка лежала на полу – там, куда ее уронил Эдвард, – послушно раскрытая на той странице, которую он читал.

Я с любопытством подняла ее, пытаясь припомнить, что говорил Эдвард. Что-то о сочувствии – и не кому-нибудь, а Хитклифу. Быть того не может – вот уж это мне наверняка приснилось!

Четыре слова на странице зацепили взгляд, и я наклонилась, чтобы внимательнее прочесть абзац. Это оказались слова Хитклифа, и я хорошо их знала:

«В этом видно различие между его любовью и моей: будь я на его месте, а он на моем, я, хоть сжигай меня самая лютая ненависть, никогда бы я не поднял на него руку. Ты смотришь недоверчиво? Да, никогда! Никогда не изгнал бы я его из ее общества, пока ей хочется быть близ него. В тот час, когда он стал бы ей безразличен, я вырвал бы сердце из его груди и пил бы его кровь! Но до тех пор – если не веришь, ты не знаешь меня – до тех пор я дал бы разрезать себя на куски, но не тронул бы волоска на его голове!».

Мое внимание привлекли слова «пил бы его кровь».

Я вздрогнула.

Да уж, мне наверняка приснилось, что Эдвард хорошо отозвался о Хитклифе. И вряд ли он читал именно эту страницу. Книга могла упасть и раскрыться на любом месте.

Глава двенадцатая
Время

– Мне было видение… – зловещим тоном начала Элис.

Эдвард ткнул ее локтем в ребра, но она ловко уклонилась.

– Ладно, – проворчала Элис. – Хотя я в самом деле предвидела, что тебя будет легче уговорить, если сказать заранее.

Мы шли к машине после уроков, и я понятия не имела, о чем говорила Элис.

– И что бы это значило?

– Только без истерик.

– Вот теперь я и вправду испугалась.

– В общем, у тебя… то есть у нас… будет вечеринка по поводу окончания школы. Бояться абсолютно нечего. Но я предвидела, что ты устроишь истерику, если я преподнесу это в качестве сюрприза… – Элис ловко упорхнула в сторону, не позволив Эдварду взъерошить ей волосы. – И Эдвард заявил, что я должна тебе все рассказать. Честное слово, ничего сверхъестественного не планируется!

Я тяжело вздохнула.

– Спорить бессмысленно.

– Совершенно бессмысленно.

– Ладно, Элис, я приду. И мне будет глубоко противна каждая проведенная там минута. Честное слово.

– Вот и умница! Кстати, мне очень нравится твой подарок. Ты здорово постаралась.

– Элис, я ничего тебе на дарила!

– Знаю. Но ведь подаришь?

Я лихорадочно пыталась припомнить, что именно собиралась подарить Элис по поводу окончания школы – что именно она могла увидеть.

– С ума сойти! – пробормотал Эдвард. – И как только такая козявка может так сильно действовать людям на нервы?

– Врожденные способности! – засмеялась Элис.

– А ты не могла подождать несколько недель, прежде чем выкладывать все это? – капризно спросила я. – Теперь я только дольше буду нервничать.

Элис нахмурилась.

– Белла, – с усмешкой произнесла она, – ты хоть в календарь заглядываешь?

– Конечно! Сегодня понедельник.

– Разумеется, понедельник! Сегодня уже четвертое!

Она схватила меня за локоть, развернула в сторону и показала на большой желтый плакат на дверях спортзала: жирными черными буквами там была написана дата выпускного. Ровно через неделю.

– Четвертое? Июня? В самом деле?

Они промолчали. Элис только грустно покачала головой, изображая разочарование.

– Не может быть! Так быстро?

Я попыталась отсчитать дни назад. Ого, как время-то пролетело!

Земля ушла из-под ног. Долгие недели мучительных переживаний… я так беспокоилась о времени, что не заметила, как мое время вышло. Некогда размышлять и строить планы. Времени нет.

А я оказалась не готова.

Как мне это сделать? Как попрощаться с Чарли и Рене… с Джейком… со своей человеческой сущностью?

Я точно знала, чего хочу, но внезапно исполнение моих желаний стало меня пугать.

Теоретически, мне не терпелось поменять смертность на бессмертие. Ведь именно так я могу быть вместе с Эдвардом навсегда. А кроме того, на меня охотятся известные и неизвестные враги. Не могу же я сидеть, сложа руки, беззащитной и аппетитной приманкой, и ждать, пока кто-нибудь до меня доберется?

Теоретически все вполне логично.

А практически… я понятия не имела, каково перестать быть человеком. Будущее превратилось в огромную черную бездну, о которой я ничего не знаю – и не узнаю, пока не прыгну в нее.

Сегодняшнее число – простейший факт, настолько очевидный, что я, должно быть, бессознательно старалась о нем не вспоминать. И выпускной, который я так нетерпеливо ждала, вдруг превратился в дату расстрела.

Я смутно осознавала окружающее: как Эдвард открыл передо мной дверцу машины, как Элис без умолку болтала на заднем сиденье, как дождь хлестал по ветровому стеклу. Эдвард, кажется, заметил, что мои мысли бродят где-то далеко и не пытался меня отвлечь от них. А может, и пытался, но я даже не заметила этого.

В конце концов мы приехали ко мне домой, Эдвард посадил меня на диван и сам сел рядом. Я уставилась в окно, в серую дымку дождя. Куда исчезла моя решимость? Почему я вдруг запаниковала? Ведь я знала, что срок приближается. Почему же я испугалась, когда он наступил?

Не знаю, как долго Эдвард молча ждал, не мешая мне смотреть в окно. Темнота уже сгущалась, когда он все-таки не выдержал. Обхватил мое лицо холодными ладонями и поглядел в глаза.

– Может, все же расскажешь, о чем думаешь? Пока я с ума не сошел.

Что ему сказать? Что струсила? Я постаралась найти слова.

– У тебя губы побелели. Ну же, говори.

Я шумно выдохнула. Интересно, как долго я сидела, затаив дыхание?

– Сегодняшнее число стало для меня неожиданностью, – прошептала я. – Вот и все.

Эдвард ждал. На лице беспокойство и недоверие.

Я попыталась объяснить:

– Не знаю толком, что мне делать… как сказать Чарли… что сказать… как… – Я не могла продолжить.

– Так это не из-за вечеринки?

Я нахмурилась.

– Нет. Но спасибо, что ты про нее напомнил.

Эдвард внимательно вглядывался мне в лицо. Шум дождя стал громче.

– Ты не готова, – прошептал он.

– Готова! – не задумываясь соврала я по привычке.

Эдвард не поверил. И тогда я сказала правду:

– Должна быть готова.

– Ты никому ничего не должна.

В моем взгляде наверняка заметен был страх, когда я перечислила вслух причины:

– Виктория, Джейн, Кай, кто бы ни приходил ко мне в комнату…

– Вот именно поэтому следует подождать.

– Эдвард, это глупо!

Он крепче сжал мое лицо ладонями и медленно заговорил:

– Белла, ни у кого из нас не было выбора. Ты же видела, к чему это привело… особенно для Розали. Мы все отчаянно пытались смириться с тем, над чем были не властны. Я не позволю, чтобы это случилось с тобой. У тебя будет выбор.

– Свой выбор я уже сделала.

– Ты не должна решаться только потому, что над тобой нависла смертельная опасность. Мы разберемся со всеми проблемами, и я о тебе позабочусь, – клятвенно пообещал Эдвард. – Когда мы с этим справимся и ничто не будет тебе угрожать, ты сможешь принять решение и присоединиться ко мне, если все еще захочешь. Только не из страха. Я не позволю тебя принуждать.

– Карлайл обещал, – пробормотала я, вредничая по привычке. – После выпускного.

– Не раньше, чем ты будешь готова, – уверенно заявил Эдвард. – И уж наверняка не тогда, когда ты чувствуешь себя в опасности.

Я промолчала. Сил не было спорить. Сейчас моя решимость куда-то испарилась.

– Ну вот. – Эдвард поцеловал меня в лоб. – И волноваться не о чем.

Я неуверенно рассмеялась.

– Разве что о неотвратимости судьбы.

– Доверься мне.

– Я тебе верю.

Он все еще не сводил глаз с моего лица в ожидании, когда я успокоюсь.

– Можно кое-что у тебя спросить?

– Все, что угодно.

Я не решилась. Прикусила губу и задала не тот вопрос, который хотела:

– Что я собираюсь подарить Элис по поводу окончания школы?

Эдвард хихикнул.

– Похоже, ты хочешь подарить нам обоим билеты на концерт…

– Точно! – с облегчением воскликнула я. – В Такоме будет концерт. На прошлой неделе я видела в газете объявление и подумала, что вам понравится, ведь ты сказал, что диск был хороший.

– Прекрасная идея. Спасибо.

– Надеюсь, билеты еще остались.

– Достаточно того, что ты об этом подумала. Важнее всего мысль – уж я-то знаю!

Я вздохнула.

– Ты хотела спросить что-то еще, – сказал Эдвард.

Я нахмурилась.

– Какой ты догадливый!

– Мне часто приходится читать твои мысли по выражению лица. Спрашивай.

Закрыв глаза, я спрятала лицо у него на груди.

– Ты не хочешь, чтобы я стала вампиром.

– Не хочу, – тихо ответил Эдвард и замолчал, ожидая продолжения. – Ведь это же не вопрос, – напомнил он тут же.

– Ну… я беспокоюсь о том… почему тебе это не нравится.

– Беспокоишься? – с удивлением повторил он.

– Может, скажешь, почему? Все, как есть, не щадя мои чувства.

Эдвард колебался.

– Если я отвечу на твой вопрос, ты объяснишь мне, почему задала его?

Я кивнула, все еще пряча лицо у него на груди.

– Белла, ты могла бы добиться гораздо большего. Я знаю, ты веришь, что у меня есть душа, а вот я в этом не очень уверен и не хотел бы рисковать твоей душой… – Он медленно покачал головой. – Для меня позволить тебе стать тем, кто я есть, чтобы никогда с тобой не расставаться – это эгоистично. Я хочу этого больше всего на свете – для себя. А для тебя я хочу гораздо большего. И поддаться на твои уговоры кажется мне преступлением. Это стало бы самым эгоистичным поступком в моей жизни – даже если она будет длиться вечно.

Если бы я мог стать человеком ради тебя, то сделал бы это, невзирая на цену.

Я молчала, вдумываясь в услышанное.

Так значит, Эдвард считает такой поступок эгоистичным.

По моему лицу медленно расползалась улыбка.

– Значит, дело не в том, что ты боишься… боишься, что я меньше буду тебе нравится, когда перестану быть мягкой и теплой и мой запах изменится? Ты правда останешься со мной, что бы из меня ни получилось?

– Ты переживала, что перестанешь мне нравится? – удивился Эдвард и рассмеялся. – Белла, для человека с достаточно развитой интуицией ты бываешь иногда очень недогадливой!

Я знала, что Эдвард сочтет это глупостью, но все же на душе полегчало. Если я нужна ему несмотря ни на что, то все остальное неважно… как-нибудь прорвемся. «Эгоистичный» внезапно показалось замечательным словом.

– По-моему, ты не понимаешь, насколько проще мне станет, – сказал Эдвард, все еще посмеиваясь. – Не надо будет все время сдерживаться, чтобы не убить тебя. Но конечно же, кое-чего мне будет не хватать. Например, вот этого…

Он посмотрел мне в глаза, погладил по щеке, и я вспыхнула. Эдвард ласково засмеялся.

– А еще стука твоего сердца, – уже серьезнее продолжал он, хотя и с улыбкой. – Это самый важный звук в мире. Я так отчетливо его различаю, что могу услышать за несколько миль, честное слово. Но это все ерунда. Вот это, – сказал он, обхватывая мое лицо ладонями. – Ты. Вот что мне нужно. Ты всегда будешь моей Беллой, просто менее хрупкой.

Я вздохнула и довольно зажмурилась – как приятно!

– А теперь ты ответишь на мой вопрос? Все, как есть, не щадя мои чувства? – спросил он.

– Конечно, – сказала я, удивленно открывая глаза.

Что он хочет узнать?

– Ты не хочешь стать моей женой, – медленно выговорил он.

Мое сердце замерло, а потом бешено забилось. На шее выступил холодный пот, и руки заледенели.

Эдвард ждал, наблюдая за мной и словно прислушиваясь.

– Это не вопрос, – наконец прошептала я.

Он опустил глаза, и тени от длинных ресниц упали на щеки. Взял мою ледяную ладонь. Заговорил, перебирая мои пальцы:

– Меня беспокоит твое отношение.

У меня в горле застрял комок.

– Это тоже не вопрос, – прошептала я.

– Пожалуйста, Белла!

– Правду? – почти беззвучно прошептала я.

– Конечно. Какой бы она ни была.

– Ты будешь смеяться.

Эдвард удивился.

– Смеяться? Вряд ли.

– Вот увидишь! – пробормотала я и вздохнула. От смущения бледность на лице внезапно сменилась ярким румянцем. – Ладно, так и быть! Тебе это наверняка покажется глупостью, но… просто… мне так… стыдно! – призналась я и снова спрятала лицо у него на груди.

Эдвард помолчал.

– Не понимаю, о чем ты.

Я откинула голову и сердито посмотрела на него. От смущения я совсем потеряла голову и перешла в атаку.

– Эдвард, я не из тех девчонок! Не из тех, кто выходит замуж, едва закончив школу, словно какая-нибудь деревенская простушка, залетевшая от дружка! Ты знаешь, что подумают люди? Понимаешь, какой век на дворе? Никто не женится в восемнадцать лет! По крайней мере, умные, ответственные и зрелые люди так не поступают! И я не собиралась быть такой девчонкой! Я не такая… – Запал кончился, и я замолчала.

Эдвард размышлял над моими словами с бесстрастным лицом.

– И все? – спросил он.

Я моргнула.

– А разве этого мало?

– Дело не в том, что тебе… бессмертие нужнее меня?

И тогда, хотя и утверждала, что смеяться будет он, я истерически расхохоталась.

– Эдвард! – выдавила я между приступами смеха. – А я-то… я-то всегда… думала… что ты… гораздо умнее меня!

Эдвард обнял меня, и тоже засмеялся.

– Зачем мне бессмертие без тебя? – сказала я, с трудом выговаривая слова. – Без тебя мне и жизнь не мила.

– Рад это слышать!

– И все же… это ничего не меняет.

– Все равно приятно знать, в чем дело. И я понимаю твои чувства, честное слово. Мне бы очень хотелось, чтобы ты попыталась понять мои.

Я уже пришла в себя. Кивнула и постаралась не хмуриться.

Золотистые глаза Эдварда смотрели на меня гипнотическим взглядом.

– Видишь ли, Белла, я как раз из тех самых парней. В моем мире я был уже взрослым. Любви я не искал: мне слишком хотелось стать солдатом, и я мечтал только о военной славе, которую так красочно расписывали вербовщики. Но если бы я нашел… – Эдвард помедлил, склонив голову набок. – Я хочу сказать, что если бы просто нашел кого-то, то это было бы совсем не то. Но если бы я нашел тебя, то точно знал бы, как поступить. Я был тем самым парнем: найдя ту, которую искал, я опустился бы на колено и предложил руку и сердце. Навеки – хотя это выражение имело бы несколько другой смысл.

Я уставилась на него во все глаза.

– Белла, вдохни, – сказал Эдвард, улыбаясь.

Я вдохнула.

– Теперь ты понимаешь меня – хотя бы чуть-чуть?

И я поняла. Увидела себя в платье до пола с кружевным воротником, волосы уложены в высокую прическу. Эдвард – настоящий красавец в светлом костюме и с букетом полевых цветов – сидит рядом со мной на террасе.

Я потрясла головой и сглотнула. Точно сцена из романа!

– Эдвард, – промолвила я дрожащим голосом, избегая прямого ответа на вопрос. – Понимаешь, для меня «навеки» и «замужество» никак не связаны друг с другом. А поскольку на дворе теперь совсем другой век, давай, так сказать, идти в ногу со временем.

– А с другой стороны, – возразил он, – понятие времени для тебя скоро совсем потеряет смысл. Так почему же традиции какой-то местной культуры должны влиять на твое решение?

Я поджала губы.

– Потому что в чужой монастырь…

Эдвард засмеялся.

– Белла, тебе вовсе не обязательно принимать решение именно сегодня. Но ты ведь не станешь спорить, что хорошо бы понять точку зрения обеих сторон?

– Значит, твое условие?..

– Все еще в силе. Белла, я понимаю твои чувства, но если ты хочешь, чтобы я сам изменил тебя…

– Пам-тарам-пам-пам, – промычала я себе под нос.

Только вместо свадебного марша получился похоронный.

Время летело слишком быстро.

Ночь прошла без сновидений, наступило утро – выпускной не за горами. Нужно подготовиться к экзаменам, но за оставшиеся несколько дней я не успею пролистать и половины учебников.

Когда я спустилась к завтраку, Чарли уже ушел. Он оставил газету на столе, и я вспомнила, что надо бы кое-что купить. Только бы рекламу концерта еще не сняли: мне нужен был номер телефона для дурацких билетов. Теперь, когда это перестало быть сюрпризом, билеты уже не казались хорошим подарком. Хотя пытаться устроить сюрприз для Элис – затея в любом случае глупая.

Перелистывая газету, я наткнулась на жирный заголовок. Похолодела от страха и стала читать статью:

Убийца держит Сиэтл в страхе

Прошло меньше десяти лет с тех пор, как в Сиэтле орудовал самый кровавый убийца в истории США. Гари Риджвей, маньяк Грин-Ривер, был осужден за убийство сорока восьми женщин.

А теперь Сиэтл ошеломлен новостью, что в городе может скрываться еще более жуткое чудовище.

Полиция не приписывает происходящие в последнее время многочисленные убийства и исчезновения людей действиям серийного убийцы. По крайней мере, пока не приписывает. Полиции не хочется верить, что подобная бойня может быть делом рук одного-единственного преступника. В таком случае убийца – если это в самом деле один и тот же человек – несет ответственность за смерть и исчезновение тридцати девяти человек только за последние три месяца (напомним, Риджвей совершил сорок восемь убийств за двадцать один год). Если во всех убийствах действительно виновен один преступник, то он станет самым кровавым серийным убийцей за всю историю Америки.

Полиция склоняется к версии, что в преступлениях замешана целая банда. В пользу этого свидетельствует само количество жертв, а также то, что между ними нет никакого сходства.

Жертвы маньяков обычно имеют общие черты: возраст, пол, национальность или какое-то сочетание этих трех признаков. В этом же случае жертвы сильно различаются: например, пятнадцатилетняя отличница Аманда Рид и почтальон на пенсии Омар Дженкс шестидесяти семи лет. Соотношение полов примерно одинаково: на восемнадцать женщин приходится двадцать один мужчина. Национальности жертв весьма различны: белые, афроамериканцы, латиноамериканцы и азиаты.

Выбор жертв представляется случайным, а мотив преступления – убийство ради убийства.

Так есть ли хоть какие-то основания предполагать, что виновен серийный убийца?

Способы совершения преступлений слишком похожи, чтобы считать убийства не связанными друг с другом. Трупы, которые удалось обнаружить, сожжены дотла: личность пришлось устанавливать по зубам. Похоже, что при сожжении использовалось какое-то горючее вещество – бензин или алкоголь. Однако никаких следов подобных веществ не найдено. Все тела и не пытались прятать.

Еще более тошнотворная подробность: на большинстве жертв обнаружены следы жестокого насилия – сломанные кости, порой превращенные чуть ли не в труху. Патологоанатомы считают, что это произошло при жизни, хотя, учитывая состояние вещественных доказательств, трудно сказать наверняка.

Еще одно сходство, наводящее на мысль о серийных убийствах, – отсутствие вещественных доказательств, не считая самих тел – ни единого отпечатка пальцев, ни следа шин, ни постороннего волоска. И никто не видел ничего подозрительного.

А между тем ни один из пострадавших не был легкой жертвой – среди них нет ни убежавших из дома подростков, ни бездомных, которые так часто пропадают и которых так редко ищут. Жертвы исчезали из собственных домов, из квартиры на четвертом этаже, из спортивного клуба и со свадебного вечера. Пожалуй, самым удивительным стало исчезновение тридцатилетнего боксера-любителя Роберта Уолша: он вошел в зал кинотеатра вместе с подругой, а через несколько минут после начала фильма женщина обнаружила, что ее спутник пропал. Его тело нашли только через три часа, когда пожарные приехали тушить горящий мусорный бак в двадцати милях от кинотеатра.

Во всех убийствах есть еще одна общая черта – все они произошли ночью.

А самое ужасное в том, что количество убийств резко увеличилось: в первый месяц произошло шесть преступлений, во второй – одиннадцать, а только за последние десять дней зарегистрировано уже двадцать два! И полиция ни на шаг не приблизилась к разгадке с тех пор, как было обнаружено первое сожженное тело.

Улики противоречивы, вещественные доказательства ужасны. Кто виноват: жестокая банда или маньяк-убийца? Или что-то еще, что полиции даже в голову не приходит?

Единственный вывод, который можно сделать наверняка: по Сиэтлу бродит нечто чудовищное.

Последнее предложение я прочитала трижды: руки дрожали.

– Белла?

Хотя я и знала, что Эдвард неподалеку, его тихий голос вырвал меня из задумчивости, и от неожиданности я подскочила.

Хмурый Эдвард стоял, привалившись к косяку. Но увидев мое лицо, бросился ко мне и взял за руку.

– Я тебя напугал? Извини. Я стучал…

– Нет-нет, не напугал. Ты вот это видел? – Я показала на газету.

Лоб Эдварда прорезала складка.

– Сегодняшние новости я еще не видел. Но знаю, что дела идут все хуже. Придется нам что-то предпринять… и поскорее.

Мне это решительно не понравилось: я не люблю, когда Каллены рискуют, а те люди – или нелюди – в Сиэтле приводили меня в ужас. Правда, возможное появление Вольтури было бы не менее ужасно.

– А что говорит Элис?

– В том-то и загвоздка. – Эдвард нахмурился еще сильнее. – Она ничего не видит… хотя мы уже не раз хотели разобраться с этими убийствами. Элис начинает терять уверенность в себе. Чувствует, что слишком многое упускает и здесь что-то не так. Может быть, ее способности исчезают.

– Такое может случиться? – удивленно спросила я.

– Кто его знает? Это никто никогда не исследовал… хотя лично я сомневаюсь. Подобные способности обычно усиливаются со временем. Посмотри на Аро и Джейн.

– Тогда в чем дело?

– Я думаю, это замкнутый круг: мы ждем, пока Элис увидит что-то, чтобы начать действовать, а она ничего не видит, потому что мы не начнем действовать, пока она не увидит. Поэтому она нас и не может увидеть. Возможно, придется действовать вслепую.

Я вздрогнула.

– Нет, только не это!

– Ты очень хочешь пойти сегодня в школу? До экзаменов всего пара дней и ничего нового нам не расскажут.

– Один день вполне можно обойтись без школы. А что мы будем делать?

– Хочу поговорить с Джаспером.

Опять Джаспер. Странно. Джаспер всегда оставался немного в стороне: принимая участие, но не выдвигаясь на первый план. Я думала, он остается с Калленами только из-за Элис. Мне кажется, он пошел бы за ней на край света, однако образ жизни Калленов его не очень устраивал. Он следовал ему не так убежденно, как остальные, и, наверное, именно поэтому сталкивался с большими трудностями.

В любом случае, я никогда не видела, чтобы Эдвард полагался на Джаспера. Интересно, что Эдвард имел в виду, когда сказал, что Джаспер – настоящий специалист. О прошлом Джаспера я знала только, что он пришел откуда-то с юга, а потом его нашла Элис. Эдвард почему-то всегда уклонялся от вопросов о своем недавно обретенном брате. А мне самой никогда не хватало смелости спросить Джаспера напрямую: высокий, светловолосый вампир выглядел как недовольная чем-то кинозвезда.

В доме Калленов мы обнаружили, что Карлайл, Эсми и Джаспер напряженно уставились в телевизор и смотрят новости, хотя звук приглушен настолько, что я ничего не могла разобрать. Элис уселась на верхней ступеньке величественной лестницы, с несчастным видом обхватив голову руками. Когда мы вошли, Эмметт приковылял с кухни – спокойный, как всегда: его ничем не проймешь.

– Привет, Эдвард. Белла, ты уроки прогуливаешь? – ухмыльнулся он мне.

– Мы оба прогуливаем, – напомнил ему Эдвард.

Эмметт засмеялся.

– Оба-то оба, но Белла первый раз заканчивает школу. Как бы не пропустила что-нибудь интересное.

Эдвард ничего не ответил на замечание любимого брата и бросил Карлайлу газету.

– Вы знаете, что теперь они подозревают серийного убийцу? – спросил он.

Карлайл вздохнул.

– По телевизору два специалиста все утро обсуждают эту версию.

– Мы должны положить этому конец.

– А давайте поедем прямо сейчас! – вдруг предложил Эмметт. – Я со скуки подыхаю.

С верхней ступеньки лестницы раздалось шипение.

– Она такая пессимистка, – пробормотал Эмметт себе под нос.

Эдвард с ним согласился:

– Когда-нибудь нам все равно придется поехать в Сиэтл.

Розали появилась на верхней площадке лестницы и стала медленно спускаться. Ее лицо не выражало никаких эмоций.

Карлайл покачал головой.

– Не нравится это мне. Раньше мы ничем подобным не занимались. Это не наше дело. Мы же не Вольтури.

– Я не хочу, чтобы здесь появились Вольтури, – сказал Эдвард. – Поэтому нам нужно поторопиться.

– Все эти невинные люди в Сиэтле, – пробормотала Эсми. – Нельзя позволить им умирать такой смертью.

– Я знаю, – вздохнул Карлайл.

– А! – воскликнул Эдвард и повернулся к Джасперу. – Такое мне в голову не пришло. Понятно. Ты прав, должно быть, так и есть. Ну тогда совсем другое дело.

Не одна я уставилась на него в полном недоумении, но, пожалуй, только в моем взгляде не было раздражения.

– Объясни остальным, – сказал Эдвард Джасперу. – Но с какой же целью? – Эдвард принялся задумчиво ходить из угла в угол, не поднимая глаз.

Я и не заметила, как Элис оказалась рядом со мной.

– Что он несет? – спросила она Джаспера. – О чем ты думал?

Похоже, Джаспер не очень уютно почувствовал себя, оказавшись в центре внимания. Он нерешительно разглядывал всех по очереди – все подошли поближе, чтобы послушать, что он скажет, – а потом его взгляд задержался на мне.

– Ты растеряна, – сказал он, и его низкий голос прозвучал очень тихо.

Это не было вопросом: Джаспер знал, что я чувствую и что чувствуют все остальные.

– Мы все растеряны, – проворчал Эмметт.

– Можно позволить себе не торопиться, – ответил ему Джаспер. – Белла тоже должна это понять, ведь теперь она член семьи.

Его слова меня удивили. Я очень мало общалась с Джаспером, особенно после того, как он чуть не убил меня на моем дне рождения, и не подозревала, что он так ко мне относится.

– Белла, что ты знаешь обо мне? – спросил Джаспер.