Текст книги "Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев"

Ликование гарнизона продолжалось недолго, поскольку вскоре прибыло новое подкрепление из Европы. Наконец-то на горизонте показался английский флот. Архиепископ Кентерберийский Балдуин, епископ Солсберийский Хьюберт Уолтер и юстициарий Ранульф де Гланвилль прибыли в Тир с людьми, деньгами и припасами в сентябре, а 12 октября они уже были под стенами Акры. Они возвестили войску, что, истинно, короли Англии и Франции находятся на пути в Святую землю. Капеллан архиепископа обрисовал печальную картину нравов в лагере крестоносцев: «Нам стало известно (я говорю об этом с горечью и печалью), что наше войско придерживается постыдных обычаев и предается лени и похоти, но не пестует добродетель. Правителя нет в лагере; нет никого, кто занимался бы добрыми делами. Вожди завидуют друг другу и борются за привилегии. Простой народ бедствует и не имеет никого, кто помог бы ему. В лагере нет и речи о целомудрии, трезвости, вере и благотворительности. Призываю Бога в свидетели, что я не поверил бы, что такое возможно, если бы не увидел положение вещей своими собственными глазами. Турки осаждают нас, каждый день они бросают нам вызов и нападают на нас, а наши рыцари уклоняются от выполнения своих обязанностей и пребывают в бездеятельности в своих шатрах и подобно завоеванному народу позволяют врагу оскорблять себя и оставлять все его действия безнаказанными. Сила Саладина растет день ото дня, а сила нашего войска тем временем постоянно умаляется».

Приход англичан несколько приободрил «рыцарей-уклонистов». Церковники пробудили в них хотя бы рвение, если так и не смогли воздействовать на их моральный облик. Досточтимый архиепископ лично поднял хоругвь святого мученика Фомы Кентерберийского и благословил войско на битву, и епископ Солсберийский и множество других священников и прелатов мужественно пошли в бой. Основные события происходили поблизости от истока южного рукава реки Белус в 10 км к югу от Акры. Наступило утро Дня святого Мартина, 12 ноября. Крестоносцы намеревались подвезти провизию из Хайфы, запасы которой у них почти иссякли. Аванпост сарацин, заметив их передвижение, ввязался с ними в яростную схватку. После того он переместился со своего обычного местопребывания в Эль-Аядийе в Талль-Кейсан. Разделившись на два отряда, сарацины заняли позиции почти напротив друг друга, стараясь взять в кольцо противника, который тем не менее продолжал продвигаться в направлении Белуса. Левый фланг Саладина развернулся к северо-востоку, заняв позиции от побережья до реки, а правый – к западу к реке, выйдя на восточный ее берег близ моста Даук. Центр был выдвинут вперед, в то время как резервы Саладина и его главная ставка расположились выше на горе Эль-Харруба, откуда он мог обозревать всю долину, лежавшую перед ним. Он также занимал холм Шафраам (Шефарам), некогда бывший твердыней тамплиеров. Подобное расположение войск сохранялось и 14-го числа, когда франки, прослышав, что в Хайфе не было продовольствия, повернули назад и пошли по восточному берегу в направлении моста Даук. В пути их постоянно теснили сарацины, которые, приблизившись на короткое расстояние, пускали в ход булавы, копья и сабли, стараясь рассечь тесный строй христиан. Саладин постоянно отправлял им подкрепления. Но воины христиан отважно пролагали себе путь сквозь отряды сарацин, подошли к мосту и заночевали там. Утром, обессиленные, унося с собой раненых, но по-прежнему держа строй и сохраняя порядок, они вышли к своим оборонительным линиям. Здесь им на помощь пришли свои и отогнали преследователей-мусульман. Конрад и Генрих Шампанский были во главе этой экспедиции. Однако потери были большими. Тяжелейшими они были и у Саладина.

Несмотря на неясный исход столкновения, больше всего он удовлетворил сарацин, которые захотели продолжить свои действия в том же ключе. Это было, надо признать, испытание с сомнительным исходом. Саладин даже отослал в тыл поближе к Назарету следовавший за ним свой личный обоз. К тому же его снова охватил приступ лихорадки, и он сам не мог участвовать в бою, что добавляло ему беспокойства. Но султан не поддавался унынию. И когда кто-то из его окружения заговорил о страданиях и гибели многих мусульман из-за этой зловещей равнины, Саладин процитировал арабскую пословицу: «Убей меня и царя; убей царя со мной». Это был намек на известную историческую битву, в которой герой призывает своих товарищей убить сражающегося с ним врукопашную противника, даже если они будут убиты оба. Саладин был готов умереть вместе со всем своим войском, если только погибнут и франки. Когда несколько крестоносцев высокого положения вскоре попали в засаду и были захвачены в плен, Саладин принял их со всей подобающей их сану учтивостью. Он предоставил им парадные одежды и меха для защиты от пронизывающего холода, позволил им написать в свой лагерь просьбу доставить им все, чего они только захотят, и отправил их в добром здравии в Дамаск. Было лучше стать гостем Саладина, чем дрожать от стужи и голодать в лагере христиан в поле.

Зима 1190/91 г., хотя боевые действия не велись, была очень тяжелой для крестоносцев. Многие их вожди умерли. Крестоносцы потеряли королеву Сибиллу; среди английской знати скончались Ранульф де Гланвилль и граф Вильгельм де Феррерс; престарелый архиепископ Кентерберийский умер в ноябре, огорченный до смерти царившим кругом развратом. Конрад Монферратский, не брезгуя никакими средствами, сделал первый шаг в осуществлении своих честолюбивых планов – взял в жены Изабеллу, ставшую наследницей короны Иерусалимского королевства. Ему удалось добиться ее развода с Онфруа де Тороном, а затем он удалился в Тир, лелея планы стать королем и бросив армию у стен Акры на произвол судьбы. Английская хроника Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi полна проклятий маркизу за его холодное безразличие к погибающим людям, которых он мог спасти. В лагере осаждавших свирепствовали болезни и голод. Мешок зерна продавался за 100 золотых монет, а одно яйцо стоило 6 денье. Алчные купцы вздували цены, и лагерь вымирал от голода. Коней забивали на мясо, не брезговали голодавшие и кишками животных, умерших от болезни или старости. Люди ели траву, подобно скотине, дрались за еду у дверей пекарен, глодали пустые кости, оставленные собаками. Даже дворяне были принуждены воровать. Рассказывают жалостную историю о двух друзьях, у которых осталась одна монета, и они купили на нее 13 бобов. Обнаружив, что один боб был подгнившим, они вернулись назад к торговцу и попросили заменить его целым. Некоторые голодавшие ради облегчения своей участи принимали ислам. Прелаты и некоторые дворяне всячески помогали беднякам, но они мало что могли сделать. Это состояние разрухи, усугублявшееся различными болезнями и лихорадкой, причиной которых были проливные дожди, продолжалось до весны 1191 г., когда наконец возобновилась навигация на море, – а моряки были слишком осторожны в те дни, – и начали прибывать корабли с зерном, которые спасли людей в лагере от вымирания.

Тем временем Саладин оставался у Акры только со своей личной гвардией, большую часть войска отпустив по домам. Первыми в ноябре покинули лагерь князья из Месопотамии: их с трудом уговорили оставаться столь долго. От поредевших потомков Занги было трудно ожидать энтузиазма по службе. Однако помимо испытываемого ими завистливого чувства к султану они не могли удержать своих воинов, поскольку те не в силах были долгое время переносить разлуку со своими женами и семьями. Снабжение Акры продовольствием было главной заботой Саладина в ту зиму. Христианские галеры отправились сопровождать Конрада в Тир на его бракосочетание, и море у города было свободным. Египетский конвой потерпел неудачу в декабре, но аль-Адиль, расположившийся со своими отрядами в Хайфе, смог поставить необходимые припасы, и Саладин в феврале поставил в Акре отдохнувший гарнизон с новым командиром. Новый гарнизон, однако, был малочисленнее старого, вновь прибывшие не имели навыков осадных работ, не обладали опытом, и Саладина обвинили в безрассудстве и беспечности. Возможно, султан продолжал страдать от последствий болезни. Добиться снятия осады с Акры не удалось даже в отстутствие активных действий со стороны франков. Бедственное положение не могло подавить их энергию, голод в лагере христиан уже пошел на спад. С другой стороны, гарнизон отбил все приступы противника, и Саладину даже удалось захватить несколько кораблей, чему помогли дезертиры из вражеского лагеря.

Прошли тяжелые зимние месяцы. С приходом весны войска продолжали занимать все те же позиции. В городе был все тот же надежный гарнизон, который снабжался всем необходимым. Саладин ждал возвращения своих войск. Христиане все так же занимали положение между городом и лагерем султана. Они были ослаблены, отчасти деморализованы, но продолжали удерживать свои позиции. Лишь изредка происходили вылазки из города мусульман и стычки христиан с передовыми постами Саладина. Лето принесло полный переворот во взаимоотношениях двух сторон, и сарацины уже не только осаждали осаждавших, но и сами подверглись нападениям. На подходе было войско крестоносцев под командованием Ричарда I Львиное Сердце.

Часть пятая
Ричард I Львиное Сердце и Саладин
1191—1192

Глава 18
Капитуляция Акры
1191

Английский король Ричард I Львиное Сердце и французский король Филипп II Август вместе приближались к Святой земле. Они отправились в поход летом 1190 г., но их продвижение было столь медленным, что напоминало, скорее, круиз на яхте. Были сделаны длительные остановки в Мессине и на Кипре, и первая была подчинена, а второй завоеван. Состоялась свадьба Ричарда I с Беренгарией. Эти и другие события едва не привели к гибели армии под Акрой. Медовый месяц, проведенный на Кипре, казался странным средством времяпровождения, когда надо было спасать голодавший лагерь. Король Франции прибыл первым. Его встретили на Пасху «гимнами и песнопениями и морем слез, словно то был сам ангел Господень». Первым делом французы установили осадные машины, и в мае осада продолжилась с новой силой. Секретарь Саладина рассказывает в письме о том, как она происходила. Как франки ставили деревянные осадные башни и камнеметы, подтаскивали тараны и другие осадные машины. Как обстреливали стены днем, а ночью забрасывали ров; как не прекращали ни днем ни ночью устанавливать штурмовые лестницы. Франки приступили к строительству земляного вала высотой с городскую стену, с круглыми башнями, на вершину которого затащили стволы деревьев и камни. Они начали насыпать вал с территории лагеря, перекидывая землю с задней его части в переднюю, так что он постепенно приблизился к стенам Акры на расстояние половины полета стрелы, выпущенной из лука. Ни камни, ни огонь были ему не страшны. Но, продолжая осаду, король Франции Филипп II был настолько учтив по отношению к Ричарду I, что откладывал начало генерального штурма до прибытия короля Англии.

О том, как Ричард I Львиное Сердце наконец-то отплыл с Кипра в Акру и как осада увенчалась успехом, лучше всего рассказано в «Итинерарии Ричарда», который, однако, пристрастен к герою Англии[16]16
  Который говорил только по-французски.


[Закрыть]. В нем представлено наиболее детальное и яркое описание великой осады, которое мы имеем.

«Итак, завершив свои дела, Ричард сразу же подумал о морском переходе [к Святой земле]; и, когда корабль был снаряжен, подул благоприятный ветер. …И тут пришла весть, что Акра скоро будет взята. Узнав об этом, король обратился с молитвой к Богу, чтобы город не сдали до его прибытия, „так как, – сказал он, – после столь длительной осады наша победа, если Богу будет угодно, должна быть коронована высшей славой“. Затем он поспешил взойти на борт одной из его лучших и самых больших галер в Фамагусте. И как всегда, не теряя времени, устремился вперед, хотя другие, даже лучше оснащенные галеры сопровождали его со всех сторон. Вспенивая воды, суда неслись вперед, и вскоре на горизонте показалась Святая земля Иерусалима. Первым они увидели крепость Маргат, затем была Тортоса на побережье, потом был Триполи, Нефин, Батрун, а вскоре показалась и Джебелат. Наконец, по эту сторону Сидона близ Бейрута они увидели вдали корабль с отборными воинами Саладина, собранными со всего его языческого царства, которые спешили на помощь осажденной Акре. Понимая, что они не могут напрямую плыть к Акре из-за находившихся поблизости христиан, сарацины подались немного назад, ожидая в море подходящего момента для быстрого захода в гавань. Ричард увидел этот корабль и, призвав к себе своего человека Петра де Барра, приказал грести к нему, чтобы узнать, кто его капитан. Кто-то сказал, что это судно принадлежит королю Франции, но Ричард, приблизившись к нему, не услышал ни одного французского слова, не увидел ни одного христианского знамени или хоругви. Подплыв еще ближе, он удивился необычному виду корабля и его величине. Ибо на нем были три высокие мачты, а по округлым бортам были развешаны шкуры зеленого и желтого цвета [шкуры обычно пропитывали уксусом для защиты деревянных бортов от греческого огня и нефти]. Судно имело прекрасную оснастку и, казалось, уже невозможно было представить ничего более совершенного…

По приказу короля галера начала преследовать незнакомое судно на самой высокой скорости. Его матросы внезапно достали луки и дротики и обстреляли экипаж галеры. Ричард немедленно приказал напасть на судно. Стрелы тучами поднимались с обеих сторон, и ход вражеского судна несколько замедлился. Его гребцы уже не столь часто работали веслами, а ветер еле дул. Все же наша галера, кружа вокруг противника, никак не могла найти подходящего момента для атаки. Настолько крепко и надежно было построено судно, а воины метали дротики без перерыва… Наши люди начали постепенно слабеть, они теряли силы, и они не могли представить, на что может в подобных обстоятельствах решиться отважный Ричард. Но он просто обратился к своим людям со следующими словами: „Как! Вы позволите этому судну уйти безнаказанно и в полной целости и сохранности? Тогда да падет позор на вас! После стольких одержанных вами побед неужели вы поддадитесь лености и отступите подобно трусам? Знаете ли вы, что в таком случае вы заслуживаете быть повешенным на виселице, то есть смерти, если только позволите врагу уйти“.

Услышав подобные слова, наши люди на галерах вынуждены были проявить доблесть, они прыгнули в море и, доплыв до вражеского корабля, закрепили намертво веревками руль, чтобы обездвижить его. Другие, проявив находчивость и храбрость, взобрались на борт, хватаясь за свисавшие канаты и снасти. Турки ждали нападения и изрубили моряков, кому отсекли руки и ноги, кому – голову, и выкинули обезображенные тела в море. Вид подобной расправы вдохнул отвагу в сердца других христиан… Те снова атаковали турок, не щадя никого, кто сопротивлялся.

Однако отчаяние придало туркам смелости, и они отбивались, как могли, продолжая калечить матросов с галеры, рубя им руки и головы. В результате страшного напряжения сил турок удалось оттеснить на нос корабля. Но к ним присоединились оставшиеся члены команды, поднявшиеся из трюма, и все они, встав единым строем, предпочли бы скорее с достоинством умереть, чем сдаться. Ведь здесь собрался цвет турецкого юношества, то были опытные и прекрасно вооруженные воины. Ожесточенный бой продолжился, и люди гибли с обеих сторон; наконец турки, смело бросившись вперед, заставили наших людей отступить и покинуть корабль. Матросы вернулись на свои галеры, продолжая наблюдать за противником и выбирая новое место атаки.

Тем временем король, осознавая грозившую его воинам опасность и понимая, что турецкое судно было невозможно взять на абордаж, не повредив имевшийся на его борту груз и запасы оружия, приказал всем галерам таранить вражеское судно. Галеры, отплыв немного назад и разогнавшись на веслах, нанесли решающий удар. Судно, получив пробоину, начало медленно уходить под воду; турки, пытаясь спастись, прыгали за борт, и они либо тонули, либо их добивали. Король, однако, пощадил 35 человек, а именно эмиров и искусных создателей осадных машин. Все остальные погибли, как и все военное снаряжение. [Следует заметить, что Баха ад-Дин признает гибель большого корабля из Бейрута с 650 воинами, различными припасами и осадными машинами на борту, но утверждает, что капитан намеренно принял решение затопить судно, чтобы оно не досталось врагу.]

Войди судно беспрепятственно в гавань Акры, христиане так бы и не взяли город. Так Бог наслал несчастье на неверных, в то время как христианам, веровавшим в него, Он послал помощь через короля Ричарда, постоянно одерживавшего в битвах победы…

После уничтожения вражеского корабля король Ричард с великой радостью поспешил к Акре, стремясь побыстрее туда добраться. Благодаря попутному ветру вечером следующего дня его флот бросил якорь у Тира. Рано утром он вновь поднял паруса, и прошло немного времени, как в поле его зрения попал Скандалион; затем, пройдя Казаль-Имберт, можно было уже увидеть вдали высокую башню Акры, а затем начали показываться и другие укрепления города.

Акра была тогда окружена отовсюду невиданным числом людей, представлявших все христианские нации, что только есть под небом. Это были отборные воины из христианских стран, привычные ко всем опасностям войны… За ними располагалось бесчисленное войско турок, чьи отряды заполнили все горы и долины, холмы и равнины. Шатры их были поставлены по всей округе. Наши люди могли видеть пару львов Саладина и львов его брата Сафадина и защитника язычества Такадина. Саладин внимательно наблюдал за морским побережьем и гаванями, не прекращая ни на минуту нападения, частые и ожесточенные, на христиан. Король Ричард заранее подсчитывал число своих врагов. И как только он вошел в гавань, король Франции вместе с предводителями своего войска, сеньорами и знатью радостно приветствовал его, поскольку они уже давно с нетерпением ждали его прибытия. Была суббота [8 июня] накануне дня памяти апостола Варнавы, в неделю Пятидесятницы, когда король Ричард вместе с соратниками подошел к Акре. Его прибытие было встречено всеми христианами с ликованием. Люди, сидя в лодках, выкрикивали поздравления и трубили громко в трубы. Он сошел на берег под ликующие клики собравшихся; и воцарилась великая радость, поскольку исполнились надежды всех народов…»

С наступлением лета Саладин снова занял свои позиции на холмах Эль-Аядийя (5 июня), откуда он совершал каждый день нападения на укрепления врага. Гарнизон находился в постоянном напряжении: приходилось ежедневно очищать ров от мертвых лошадей и трупов людей, которые сбрасывали в него франки; отбивать приступы и разрушать осадные машины. Все это крайне изнуряло сарацин. Саладин, со своей стороны, поставил целью постоянно совершать атаки на земляные укрепления противника, беспокоя его ночью и днем, чтобы облегчить положение гарнизона.

Он еще не восстановил свою прежнюю мощь, хотя первыми уже прибыли войска из Северной Сирии. В конце июня пришли подкрепления из Египта и Месопотамии. Султан неустанно вербовал все новых и новых рекрутов, и его послания полны упреков мусульманским князьям за вялую поддержку ими священной войны.

Едва король Ричард I успел высадиться, как заболел лихорадкой, распространенной в стране, которую франки называли Арнольдия. Но «тем не менее во время своей болезни он не прекращал строительство камнеметов и мангонелей и возведение укрепления перед воротами города». Подобную по конструкции башню под названием «Убей грека» он удачно возвел в Мессине, а теперь перенес ее в Акру. Филипп II тоже слег в болезни, но выздоровел первым.

«Когда король Франции оправился от болезни, он занялся размещением осадных машин и камнеметов в намеченных заранее местах, откуда они вели обстрел день и ночь. У него была одна замечательная машина, называвшаяся „Плохой сосед“, а в городе у турок была машина „Плохой родственник“, с помощью которой им часто удавалось разрушать „Плохого соседа“. Французский король постоянно восстанавливал ее, и в итоге она частично обрушила главную стену города и повредила Проклятую башню. Камнемет герцога Бургундского также действовал успешно, как и подобный механизм у тамплиеров, причинявший туркам большие разрушения, и такой же – у госпитальеров. Наряду со всеми этими механизмами на средства жертвователей была построена машина, получившая прозвище „Божий камнемет“. Рядом с ней постоянно находился один священник, человек очень честный, который молился и одновременно собирал деньги для ее починки и для оплаты труда тех, кто подносил камни для камнемета. В результате обстрела была повреждена стена близ Проклятой башни. У графа Фландрского также был один большой камнемет и второй меньшего размера, которые взял себе Ричард I после смерти графа. Эти два орудия были поставлены обстреливать башню, защищавшую ворота, которыми часто пользовались турки, в результате чего башня была разрушена наполовину. Более того, король Ричард I повелел изготовить еще два таких метательных орудия из замечательного материала и искусно сделанных. Они поражали цель на далеком расстоянии. Была также построена осадная башня из бревен надежной конструкции. Это сооружение было плотно укрыто шкурами и деревянными досками для защиты от камней и греческого огня. Ричард I распорядился также построить два мангонеля. Один из них был столь мощным, что выпущенный из него снаряд мог легко долететь до рыночной площади.

Метательные машины Ричарда I обстреливали город день и ночь. Известный факт: один из выпущенных камней убил сразу 12 человек. Этот убийственный снаряд был показан Саладину. Принесшие его посланцы сказали, что у короля Англии есть запас таких морских камней из кремня, привезенных им из захваченного города Мессины. Ничто, продолжали они, не может защитить от поражающей силы этих камней, которые при ударе не раскалываются и не превращаются в пыль. Тем временем у занемогшего короля усилились приступы лихорадки, и ему оставалось только скорбно вздыхать, видя, как турки нападают на наших людей, не в силах ничем им помочь. Постоянные вылазки турок доставляли ему больше страданий, чем трепавшая его убийственная лихорадка.

Случилось так, что Акра оказалась городом, который очень трудно взять приступом, и не столько из-за ее удачного месторасположения, но и вследствие того, что ее защищали отборные турецкие войска. Все усилия французов по строительству осадных машин и других сооружений для разрушения стен не привели ни к чему. Потому что турки в любое мгновение могли полностью уничтожить при помощи греческого огня все выстроенное с таким тщанием и с такими материальными затратами. Теперь среди осадных механизмов, созданных по приказу французского короля, было одно изобретение, которому было уделено особое внимание. Предназначением его было помочь воинам быстрее взобраться на стены. Поэтому-то его назвали „кошкой“, приспособление забрасывали на стену, а затем крепили к ней. Было изобретено еще одно приспособление. Несколько загородок скрепляли прутьями и покрывали сырыми шкурами, и это называлось circleia. Под его защитой часто сиживал король и стрелял из арбалета в какого-нибудь зазевавшегося турка, появлявшегося на городской стене».

Эта осадная техника внесла хаос в ряды защитников Акры; теперь противник мог легко взобраться на стены, и гарнизон, уже уставший от ночных бдений, посылал отчаянные призывы Саладину, обращая его внимание на грозившую городу опасность. В ответ на это устраивались, пользуясь любой возможностью, частые вылазки – в попытках не дать врагу сосредоточиться на главной задаче. Воины гарнизона били в барабаны, давая знак, что они подверглись атаке; на что немедленно отзывались барабаны Саладина, и его отряды бросались на укрепления франков. Нам известно о таких атаках 14 и 17 июня. Сарацины разрушили отдельные земляные укрепления и разграбили часть лагеря. Франки тут же отступили от стен, короткие схватки продолжались до самой ночи, когда наступило затишье. Самый большой набег на лагерь имел место 2–3 июля, когда гарнизон угрожал сдаться, если Саладин не придет ему на помощь. Вот как это описано в «Итинерарии».

«Случилось однажды, что когда франки приблизились к стенам вместе с „котом“, намереваясь установить его, турки в этом месте заготовили на стенах целую гору сухих поленьев. Затем, не медля ни минуты, они забросали греческим огнем плетневую изгородь (circleia), которую [франки] долго и тщательно устанавливали. После этого они выстрелили из камнемета, и камень ударил туда, где уже запылал огонь. Тогда французский король, обезумев от гнева, стал изрыгать страшные проклятия и бранить своих подданных, давая им позорные прозвища за то, что они не собираются отомстить сарацинам, которые едва не убили короля. Поскольку близился вечер, король, все еще пылая гневом, приказал герольду оповестить всех о намечавшейся на завтра атаке.

Рано утром отборные войска были поставлены на внешних укреплениях, чтобы отбить возможную вылазку сарацин. Потому что Саладин хвастался в тот день, что он перейдет через линию укреплений в полной силе и разгромит христиан. Но он не сдержал своего слова. Во главе воинов встал Кахадин [Таки ад-Дин]. Они большим числом наступали на позиции врага, но французы отважно оборонялись. С обеих сторон были большие потери. Турки, оставив коней в обозе, наступали в пешем строю. Вспыхивали рукопашные схватки, в ход шли сабли, мечи, кинжалы и боевые топоры, не говоря уже о дубинах, утыканных остриями. Турки то продвигались вперед, то отступали под ответным напором отважных христиан. Каждая сторона сражалась с невиданной яростью. То было время летней жары.

Те отряды войска, что должны были взять город, продолжали вести подкопы, применять осадные машины и пытаться взобраться по стенам. Турки, опасаясь этих воинов, мужественно шедших в атаку, подавали сигналы своим соратникам вне города, высоко поднимая знамя Саладина. Они надеялись, что те придут им на помощь или же нападут на противника с тыла. Кахадин и его турки сражались отважно, но были принуждаемы к отступлению нашими людьми, которые, благодаря Богу, встали на пути врага подобно непреодолимой стене. Тем временем землекопы французского короля провели подземную галерею под самый фундамент стен и подожгли деревянные столбы, которые поддерживали ее кровлю. После того как они сгорели, стена несколько наклонилась, но так и не обрушилась. Множество христиан сбежалось к этому месту, надеясь войти в город через пролом в стене, а турки собрались с другой ее стороны, чтобы оказать им сопротивление. О! Как много знамен и разного рода осадных машин можно было увидеть. Не говоря уже об отчаянной храбрости турок, метавших греческий огонь в наших людей. Французы принесли лестницы и попытались взобраться на стену, которая так и не была повержена…»

Во время этого приступа аль-Адиль возглавил две лихие атаки, которые окончились ничем. А Саладин переходил от отряда к отряду, боевым кличем подбадривая людей. Баха ад-Дин писал, как при одном только взгляде на город, который подвергался крайней опасности, султан чувствовал, как к его глазам подступают слезы. В тот день он ничего не ел, его уговорили только выпить подготовленное его врачом лекарство. А приступ становился все более ожесточенным.

«Король Ричард I приказал принести ко рву у городских стен плетневую изгородь (circleia), за которой укрылись наиболее искусные арбалетчики. Чтобы воодушевить на бой своих людей и повергнуть сарацин в трепет, король возлег на шелковые подушки рядом со стрелками, и с этой позиции он начал стрелять из арбалета, с которым он прекрасно умел обращаться, и сумел поразить многих врагов. Одновременно под расположенной перед ним башней его люди продолжали вести подкоп. Они уже дошли до фундамента и теперь заполняли подкоп и все пустоты в земле деревянными колодами. Затем они подожгли их, и через некоторое время стена обрушилась…

Рыцари короля Ричарда надели доспехи, они жаждали славы и победы. Среди них были граф Лестерский, Андре де Шавиньи и Гуго Браун. Епископ Солсберийский тоже вышел на бой, и многие другие. Был третий час, время завтрака, когда эти славные воины начали свою работу. Они пошли на приступ башни, на которую начали храбро подниматься по штурмовым лестницам. Турецкая стража, завидев их, подняла крик, что привело весь город в движение. Турки, в спешке хватая оружие, ринулись навстречу нашим воинам, которые пытались подняться, а турки – их отбросить. Все смешалось в рукопашной схватке, сталкивались грудь грудью, меч лязгал о меч. Здесь прорывались вперед, там падали замертво. Наших воинов было мало, а турки все прибывали. Турки начали поливать наших греческим огнем, что вынудило их отойти и покинуть башню. Часть их была посечена врагом, часть сожжена смертельным огнем. Наконец пизанцы, жаждавшие славы и мщения, сумели с нечеловеческим усилием подняться на башню. Но сколь бы храбры они ни были, и им пришлось отойти после того, как турки словно бешеные бросились на них. Никогда прежде за всю войну турки не проявляли такой доблести.

Несмотря на то что одни стены частично обрушились, другие были повреждены, а большинство жителей было убито или ранено, в городе все еще оставалось 6 тысяч турок. С ними еще были их вожди Месток [аль-Мештуб] и Каракойс [Каракуш], которые уже отчаялись дождаться помощи. …Так, на общем совете осажденные решили просить о перемирии, одновременно известив об этом Саладина, надеясь, как это принято у язычников, что он обеспечит их безопасность. Он должен был или прислать им немедленную помощь, или гарантировать им сдачу города на почетных условиях. Чтобы добиться подобной милости, два знатных сарацина и славнейших воина во всем язычестве, Месток и Каракойс, прибыли к нашим королям и пообещали сдать город, если они не получат от Саладина срочной помощи. Однако они поставили условие: всем находившимся в осаде туркам должен быть разрешен свободный выход из города, куда они захотят, с оружием и всей движимой собственностью. Король Франции и почти все французы согласились на это, но король Ричард не хотел и слышать о том, чтобы войти в опустевший город после столь долгой и утомительной осады. Узнав о том, что думает о сдаче король Ричард, оба знатных сарацина вернулись в Акру, не завершив дела. Саладин, меж тем приняв посланников из осажденного города, призвал его защитников твердо держаться и уверил их, что скоро они получат действенную помощь. Он заявил, что он получил известие о приближении большого войска из Вавилона [т. е. Каира] на кораблях и галерах».