Текст книги "Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев"

Случай представился сразу же после смерти египетского халифа. Амори в это время был в Константинополе, обсуждая дальнейшие действия против сарацин с императором Мануилом Комнином, дядей своей жены. Саладин, действуя, возможно, по приказу из Дамаска, воспользовался возможностью и пошел на штурм Монреаля (Шаубака), небольшой, но сильно досаждавшей ему крепости, построенной в 1115 г. Балдуином I. Ее ослепительно-белые зубчатые стены поднимались среди оливковых деревьев, увенчивая вершину небольшого холма. У подножия его росли абрикосовые сады, образуя манивший к себе оазис в пустыне к югу от Мертвого моря. Но крепость стояла, словно часовой, на границе между Сирией и Египтом и контролировала караванный путь между двумя странами, постоянно вмешиваясь в их торговлю, что вызывало раздражение. Захватить или разрушить ее было мечтой Саладина на протяжении многих лет, но осуществить это намерение никак не удавалось. Впервые он предпринял такую попытку 21 сентября 1171 г., расположившись лагерем вокруг белых стен и сделав это почти без сопротивления. После этого гарнизон запросил 10-дневное перемирие, чтобы оговорить условия капитуляции, а точнее, выигрывая время для спасения. Нур ад-Дин оставил Дамаск для встречи со своим наместником в Египте. К тому времени Саладин свернул свой лагерь и вернулся в Каир. В своем письме, направленном сюзерену, он объяснил свой отъезд будто бы имевшим место заговором сторонников ушедшей династии. Отчасти это было верно, но не совсем. Его братья вполне могли справиться с восстанием чернокожего населения в Верхнем Египте. Обмануть Нур ад-Дина не удалось; он решил вторгнуться в Египет и положить конец неповиновению.

Слухи о скором наступлении быстро достигли Каира. В спешке семейством Айюба и командирами войска был созван совет, на котором Саладин сообщил новость. Установилось гробовое молчание. Начал говорить молодой и горячий племянник Таки ад-Дин Омар: «Если придет Нур ад-Дин, мы будем сражаться против него и прогоним его из страны». Но Айюб, предусмотрительный и мудрый, как всегда, резко осадил юношу и обратился к Саладину, сказав так: «Я твой отец, и здесь же присутствует Шихаб ад-Дин, брат твоей матери. Подумай, есть ли кто в этом собрании, кто любит тебя и желает тебе благополучия так, как мы?» «Нет, клянусь Аллахом!» – вскричал Саладин. «Знай же тогда, – сказал Айюб, – что, если мне и твоему дяде придется встретить Нур ад-Дина, ничто не сможет помешать нам спешиться и поцеловать землю у его ног. Даже если бы он приказал отрубить тебе голову мечом, мы сделали бы это. Основываясь на этом, посуди, что сделали бы другие. Все те, которых ты видишь здесь, и все войско должны будут отдать почести Нур ад-Дину, приди он сюда. Эта страна его, и, если он сместит тебя, нам следует проявить беспрекословное послушание. И вот мой совет: напиши ему и скажи: „Я получил известие, что вы намерены совершить поход в эту страну, но что за потребность в нем? Пусть мой господин пошлет гонца на верблюде, чтобы он сопроводил меня к вам. Никто не осмелится выступить против“». Затем Саладин распустил собравшихся: «Идите и оставьте нас. Мы мамлюки и рабы Нур ад-Дина, и он может делать с нами все, что ему заблагорассудится».

Все это было сказано с тайным намерением, так как Айюб знал, что некоторые из завистливых эмиров обязательно напишут и расскажут обо всем произошедшем в Дамаск. Когда он остался наедине со своим сыном, он еще раз высказал свое мнение, что никто в войске не поднимет оружия против эмира Сирии и что единственным благоразумным выходом было бы примирение. Он поддержал свое прежнее предложение и добавил: «Когда он прочитает об этом, он откажется от своего первоначального намерения. Между тем время – на нашей стороне, и каждую минуту по воле Аллаха совершается нечто важное». Затем старый воин воскликнул: «Призываю в свидетели Аллаха! Если Нур ад-Дин только попытается что-нибудь предпринять против нас, я сам буду сражаться с ним до самой смерти!» Саладин последовал совету отца, и все произошло так, как предполагал Айюб.

Готовность Саладина к послушанию вскоре оказалась перед испытанием. В мае – июне 1173 г. по приказу Нур ад-Дина он осадил Эль-Карак (Крак). Эта знаменитая крепость, расположенная к северу от Монреаля и вблизи южной границы Мертвого моря, также стояла на караванном пути, важнейшем для Сирии. Она была подобно занозе в боку сарацин. Находившееся здесь когда-то поселение Кир-Моав отразило нападение царя Иудеи Иосафата (правил в 867–846 гг. до н. э.); и оно продолжало придерживаться своих славных традиций. «Замок ворона», как арабы называли его, был возведен на римском фундаменте виночерпием короля Фулька по имени Пайен на горном отроге, на высоте около 900 м над уровнем моря. Под ним простиралась плодородная долина, согреваемая горячими источниками, с бесчисленными плодовыми деревьями. Расположение замка и мощь его укреплений и башен, на которых были высечены изображения львов, что сохранились до наших дней, делали его почти неприступным. Глубокий ров отделял его от города, расположенного внизу и тоже укрепленного. Из города к замку вели два крутых и узких тоннеля, пробитых в скале. Отвесная пропасть защищала восточную сторону. По своему конструкторскому замыслу это был типичный замок крестоносцев, снабженный в достаточной степени запасами продовольствия и водой, он отражал одну осаду за другой.

Саладину было не суждено взять его. Едва только начались стычки с передовыми постами противника, как пришла новость, что Нур ад-Дин приближается во главе сирийской армии. Вплоть до этого дня Саладин настраивал себя на встречу со своим сюзереном, но в последний момент он потерял присутствие духа. Опасаясь западни, он спешно отступил в Египет. Арабские историки по-разному описывают две схожие военные экспедиции на Монреаль и Эль-Карак, предпринятые в 1171 и 1173 гг., поэтому возможно, что они поменяли события местами. Весьма вероятно, что Саладин никогда не собирался встречаться с Нур ад-Дином. Для возвращения в Каир у него была серьезная причина – болезнь отца, который был оставлен командующим войсками в столице; его смерть могла бы вызвать волнения. Нур ад-Дин воспринял известие с пониманием: «Удержание Египта наша основная цель». Но Саладин приехал слишком поздно и не застал отца в живых. Айюб разбился, упав с коня перед Воротами Победы (Баб-ан-Наср) во время ежедневного смотра войск, и скончался 9 августа до приезда сына. Потеря мудрого советника была невосполнимой.

Саладин сознавал, несмотря на льстивые слова Нур ад-Дина, что тот вполне мог иметь намерение отказаться от дружественных отношений с наместником Египта, и потому обдумывал, где ему можно было бы скрыться в случае вторжения. Он продолжал укреплять оборонительные сооружения Каира, набирать новых воинов в свое войско и накапливать запасы оружия и продовольствия. Однако, несмотря на это, у него не было уверенности в том, что он способен отразить наступление сирийской армии. И он начал искать для себя укрытие на случай, если ему придется покинуть Египет. К тому времени он уже завоевал провинции Барка и Триполи на африканском побережье вплоть до Габеса в Тунисе. Удачный поход в 1172–1173 гг. возглавил второй Каракуш (не основатель цитадели Каира). Но узкая полоса земли была открыта для вторжения с моря, и это не было надежным местом для убежища. Поход был предпринят в основном для того, чтобы многочисленное войско было чем-то занято, чтобы оно захватило новую добычу и получило денежное вознаграждение. Те же самые цели, помимо удаления из столицы склонных к интригам командиров, а также наказания все еще бунтовавших чернокожих, имела, вне сомнения, экспедиция в Судан в начале 1173 г.; но у нее была еще более важная цель. Если Египет не мог служить убежищем, то его вполне в состоянии были предоставить Судан и Южная Аравия, куда Нур ад-Дин не горел желанием отправиться. Однако Судан совсем не был тем желанным пристанищем. Старший брат Саладина Туран-шах, храбрый воин, но неуравновешенный, добился поставленной цели: привел чернокожее население к покорности и занял Ибрим, о чем уже говорилось. Но жить постоянно под испепеляющим жарким солнцем в стране, которая давала только зерно и где единственным занятием была война и работорговля, было ему совсем не по душе. Поэтому он вернулся в Каир с караваном рабов и заявил, что Судан не отвечает целям Саладина. Оставалась еще Аравия. Умара, поэт и историк Йемена, живший тогда в Каире, использовал все богатство своего языка при описании красот и плодородия своей родной страны, известной в античное время как Аравия Феликс, то есть Счастливая Аравия. Некоторые полагали, что его восторженные речи объяснялись отчасти желанием удержать жестокого и воинственного Туран-шаха в дальней отлучке, пока готовился заговор. Однако рассказам поэта, которые были достаточно правдивыми, поверили, и Туран-шах организовал хорошо подготовленную экспедицию, которая отправилась в путь 5 февраля 1174 г. через Мекку в Йемен. Там к нему присоединился могущественный арабский вождь, и вдвоем они быстро подавили сопротивление йеменцев. Забид, Аден, Сана и другие крепости сдавались одна за другой с мая по август, и Туран-шах разместил свое правительство в Таизе и правил Аравией Феликс вплоть до своего возвращения к брату в начале 1176 г. Провинция оставалась под властью династии Айюбидов в течение 55 лет, но так и не стала местом убежища от мести Нур ад-Дина.

Осада сарацинской крепости (манускрипт XIII в.)

Тем временем мятежи и интриги потревожили спокойную жизнь Египта. Зрел заговор, зачинщиком которого считали Умару. Несколько египтян и суданцев и даже некоторые из командиров турок присоединились к нему. Обратились даже к королям Сицилии и Иерусалима за помощью, обещая за это золото и новые земли. Заговорщики планировали ударить одновременно с суши и моря. К счастью, их замыслы были раскрыты, о них рассказал властям священнослужитель, которому доверились заговорщики. Саладин дождался, пока информация была окончательно подтверждена, и начал активно действовать. Все вожди заговора были схвачены, включая и политика-поэта, и 6 апреля 1174 г. распяты. Взбунтовавшиеся египтяне и черные рабы были отправлены в ссылку в Верхний Египет.

Нападение с моря, призванное поддержать заговорщиков в Каире, так и не состоялось вплоть до конца лета. Франки в Палестине никак не проявили себя, когда услышали о провале заговора. Но король Сицилии, менее информированный о сложившейся обстановке, снарядил и отправил большой флот, приблизительно 282 судна, который прибыл к Александрии 28 июля. Хотя, как утверждает Баха ад-Дин, кораблей было около 600, а воинов – 30 тысяч; и осада началась 7 сентября. Далее мы описываем осаду города со слов Ибн аль-Асира. Небольшой гарнизон был захвачен врасплох, но жители все равно предприняли попытку помешать высадке противника, которая тем не менее была успешной. Катапульты и мангонели, привезенные сицилийцами, были поставлены под стенами города, защитники которого отчаянно защищались весь первый день до глубокой ночи, отражая одну атаку за другой шедших на приступ воинов. Однако гарнизон получил подкрепления из окрестных деревень, и очередной штурм был отбит. На третий день оборонявшимися была предпринята смелая вылазка; осадные машины были сожжены, противник понес тяжелые потери, а александрийцы вернулись в город с победой. В тот же самый день гонец на перекладных добрался из Каира до Александрии между тремя и четырьмя часами пополудни с известием о подходе войска Саладина. Эта новость взбодрила осажденных, и они вышли вновь из города в сгущавшейся темноте, неожиданно напали на лагерь сицилийцев и опрокинули их в море, часть сицилийцев успела сесть на корабли. Известие о том, что Саладин находится уже поблизости, довершило полный разгром сицилийцев; они отдали швартовы и отплыли так же стремительно, как и прибыли.

С опасностью, исходившей от франков, было покончено, но все равно положение было тяжелым. Тем не менее ни сицилийское вторжение, ни каирский заговор, ни восстание на Верхнем Ниле – ничто не могло идти в сравнение с той ошеломляющей вестью, что пришла из Сирии. Самая большая опасность была позади, величайший из соперников уже перестал быть таковым – 15 мая султан Сирии умер.

Часть третья
Империя
1174—1186

Глава 9
Завоевание Сирии
1174—1176

Известие о смерти Нур ад-Дина словно громом поразило сарацин. То, что подобное случится, никто не предполагал. 6 мая 1174 г. он участвовал в конной прогулке с одним из своих придворных и философски рассуждал, в присущей ему манере, об изменчивости человеческой жизни. 15 мая он ушел в мир иной в возрасте 56 лет, предположительно по причине гнойного тонзиллита. Ни один правитель со времен Мелик-шаха не почитался столь высоко. Для своих подчиненных Нур ад-Дин был примером всевозможных добродетелей и воплощением мусульманского благочестия; это был «второй Умар ибн Абд-аль-Азиз»; не было прежде повелителя столь религиозного, сколь и милостивого. Даже крестоносцы отдавали должное его рыцарскому характеру. Гийом Тирский признает, что, несмотря на его национальность и веру, «Нурадин был справедливым правителем, мудрым и верующим», хотя и большим врагом христиан. Справедливость была качеством, которое он ценил вслед за благочестием и которое было, несомненно, его частью. Он имел обыкновение присутствовать на судебных процессах, которые вел кади, и давать показания, как простой подданный, и настаивал, чтобы ему не делали снисхождения согласно его рангу. Он отменил все таможенные сборы и десятину в своих владениях, вел скромный и простой образ жизни за счет своих личных средств, не заимствуя из государственной казны. Когда его жена пожаловалась на свою бедность, при этом возмутившись его предложением получать ежегодно 20 золотых дукатов с находившихся в его имении трех мастерских в Эмесе, он резко ответил: «У меня больше нет ничего, всем остальным я распоряжаюсь по доверенности моего народа». Следуя этому правилу, он строил крепости для его защиты, основывал училища, монастыри, больницы и караван-сараи, проявляя тем самым заботу о духовном и телесном здоровье народа. Ни один человек не наслаждался более, чем он, общением с просвещенным собеседником. Ни один человек не был более строг в следовании всем обрядам своей веры. Его суровый, но полный сокровенной доброты взгляд скрадывал высокий массивный лоб и облагораживал смуглое, почти безбородое лицо. В его манере держаться проявлялось достоинство и спокойствие подлинного восточного аристократа, в присутствии которого все замолкали.

Величие Нур ад-Дина проявилось не в его победоносных военных кампаниях, а в том, что он создал действенную систему управления государством. Но в то же время это нисколько не умаляет его мужества и бесстрашия; это был истинный воин и искусный наездник, всегда готовый встать в первые ряды сражающегося войска. Решение вопросов налогообложения, наделения наследственными земельными наделами воинов-ветеранов и о числе воинов, предоставляемых вассалами по первому требованию правителя, – все это тоже было его заслугой. Однако его возможности дальнейших завоеваний были с самого начала ограничены вследствие имевшего места раздела его отцом Занги своих владений и отчасти завистью его старшего брата в Мосуле. Нур ад-Дин должен был отстроить султанат и обеспечить его безопасность от нападений с востока и запада, прежде чем предпринимать наступательные действия. Именно благодаря этому Иерусалимское королевство обеспечило себе временную безопасность. Первые войны Нур ад-Дина с крестоносцами представляли собой не более чем отдельные набеги. После того как он взял Дамаск (1154) и утвердился во внутренних областях Сирии, все его внимание было поглощено Египтом. Как правило, с франками происходили всего лишь стычки, и латиняне продолжали оставаться рядом на расстоянии вытянутой руки. Нур ад-Дин действительно захватил Харим и Банияс, а на севере он продвинулся до Мараша. Незадолго до своей смерти он готовился предпринять новые походы. Нур ад-Дин прошел через Месопотамию после смерти своего брата в 1170 г., и, хотя он поставил сына брата номинальным владельцем Мосула, вся Джазира и Диярбакыр были на деле под властью Дамаска. Теперь, когда опасность с этой стороны больше не угрожала, и имея большую территорию для набора новых рекрутов в свою армию, Нур ад-Дин намеревался, собрав силы, не дать усилиться Саладину. Но смерть нарушила эти планы. Сопутствовал бы Нур ад-Дину успех, и после возможного низложения Саладина удалось бы ему объединить египетскую и сирийскую армии и, выступив против франков, изгнать их из Святой земли – чисто спекулятивные вопросы. Но можно быть уверенными: христиане меньше опасались осторожной политики Нур ад-Дина, нежели рвения его великого последователя.

После смерти Нур ад-Дина Саладин стал самым могущественным правителем на землях между Багдадом и Карфагеном. Ас-Салих Исмаил, наследник скончавшегося султана, был игрушкой страстей и обстоятельств: ему исполнилось всего лишь 11 лет, и за влияние на него соперничали его опекуны. За владения потомков Занги в Месопотамии боролись различные партии. Похоронный звон по Латинскому королевству прозвучал в июле, когда франки потеряли Амори, и Раймунд Триполийский стал регентом при наследнике короля, Балдуине, подростке 13 лет, пораженном проказой. Два ребенка с окружавшей их кликой завистливых советников не являлись препятствием для властного и решительного правителя, к тому же имевшего поддержку закаленной в боях армии. Чисто личные амбиции побуждали бы любого властителя, будь он на месте Саладина, воспользоваться слабостью своих соседей. Но приписывать ему подобные намерения значило бы совсем не понимать его характера. До тех пор, пока ему самому не стало ясно, что основные интересы сарацин и, прежде всего, мусульманской веры требуют немедленного вторжения, он не решился бы укрепить свою власть за счет того человека, чья сестра была его женой и чей отец был некогда его сеньором и благотворителем. Что касалось Сирии как страны, у Саладина не оставалось другого выхода. Если только он не хотел увидеть, как государство, созданное усилиями Занги и его сына, постепенно распадется на отдельные области, за власть над которыми будут сражаться соперничающие друг с другом эмиры, и даже «неверные». В стране царили раздоры и анархия. Двоюродный брат молодого правителя в Мосуле отказался ему подчиняться и даже захватил Эдессу и другие территории Сирии. Эмир Алеппо враждовал с ближайшим окружением ребенка-правителя в Дамаске; многие крупные вассалы стали независимыми; у мусульман в Сирии не было вождя, и, если бы франки не оказались в сходном положении, они могли бы сделать все, что захотели с осколками султаната Занги.

В этих трудных условиях Саладин, будучи одним из полководцев покойного султана, предложил свои советы и помощь, которые звучали, скорее, как распоряжения, несмотря на вежливую форму, в которой они были высказаны. Он направил посла к молодому правителю с заверениями в своей лояльности и приказал поминать «ас-Салиха, сына Нур ад-Дина» в молитвах и выбить его имя на монетах Египта. Он писал властям в Дамаск, укоряя их в нестроениях.

«Если бы Нур ад-Дин считал кого-либо из вас достойным занять мое место или доверял бы ему, как он доверял мне, то он назначил бы его правителем Египта, наиболее значительным из всех его владений. Если бы не его смерть, он доверил бы не кому-нибудь, а только мне присматривать за его сыном и воспитывать его. Я уверен, что мне назло вы присвоили себе право заботиться о моем господине, сыне моего господина. Я обязательно приду и воздам ему почести и отплачу ему верной службой за все благодеяния, сделанные мне его отцом, о котором будет память вовеки; и я каждого из вас буду судить по его делам, особенно за те упущения, что имели место в обороне владений правителя».

Собравшиеся на совет в Дамаске не просто пассивно сидели и ждали, пока правителем Месопотамии не будут захвачены все города. С помощью золота они добились благожелательного отношения франков, что глубоко возмутило Саладина. Дамаск боялся всех своих соседей, Сайф ад-Дина в Мосуле и Саладина в Каире, и, чтобы защитить себя, он заключил соглашение с «неверными» – подобно тому как это сделал Анар во дни Занги.

Но когда в августе мальчик-правитель был переведен в Алеппо, появилась более реальная опасность. Один из ветеранов Нур ад-Дина, который правил в Алеппо и принял на себя заботы о мальчике, решил избавиться от всех соперников. И конечно, первой его целью мог стать Дамаск. Находясь в отчаянном положении, Дамаск обратился к правителю Мосула с призывом прийти на помощь, а когда тот отказал, то пригласил Саладина. Не ожидая повторного приглашения и взяв с собой всего лишь семь сотен конных воинов, тот направился прямо через пустыню в Дамаск. Полководец доверял своей удаче, которая должна была безопасно провести его через границы франков. Он благополучно пересек пустыню и, вступив в город при всеобщем ликовании, остановился на отдых в старом доме своего отца, пока цитадель также не открыла ему свои ворота 27 ноября. Тогда Саладин обосновался в крепости, приняв присягу на верность от горожан, которые приветствовали его решение выплатить им пособия из сумм, хранившихся в казне ас-Салиха. Все это он делал от имени молодого правителя, «мамлюком» которого он до сих пор себя считал. О суверенности правителя свидетельствовали читаемые о нем молитвы в мечетях и чеканка монет с его именем.

Оставив своего брата Тигтигина, получившего прозвище Меч Ислама, на посту правителя Дамаска, Саладин поспешил установить свой контроль над другими городами Нур ад-Дина, которые стали теперь практически независимыми. Стояла глубокая зима, на плоскогорьях лежал снег, свирепствовал холод. Но дело не требовало отлагательств. Саладин пересек прекрасную, покрытую лесом долину Бекаа, по которой протекала река Эль-Литани, и 9 декабря победоносно вошел в богатый город Эмесу, где Аврелиан уже приносил однажды жертву богам за победу над Зенобией. Затем он спустился по плодородной долине реки Оронт к полям, орошаемым водяными колесами, города Хамы, где героическая царица Пальмиры потеряла свой трон и свободу. Город открыл перед ним ворота, и цитадель сдалась, когда Саладин поклялся, что он пришел как вице-правитель и слуга ас-Салиха. Затем он направился к Алеппо и подошел к знаменитому Серому замку, стоявшему на вершине холма и возвышавшемуся над равниной и «сиявшему красотой, словно невеста». Здесь, в этих крепких стенах, содержался номинальный сирийский суверен. Правитель и визирь Гумуштигин не намеревался отказываться от своей власти в пользу столь опасного гостя и предусмотрительно закрыл перед ним ворота. Саладин начал осаду 30 декабря; он заявил, что пришел спасти своего сеньора от злых советников. Но ас-Салих, в равной мере опасаясь своего спасителя и не доверяя своему правителю, покинул дворец и отдался на милость горожан. Мальчик так жалобно обратился к толпе, и при этом по щекам его катились слезы, с просьбой не отдавать его этому жестокому захватчику, который похитил его наследство, что горожане были тронуты до глубины души. Они удвоили свои усилия, и предпринимаемые ими отважные и неоднократные вылазки вынудили осаждавших приостановить свои осадные работы.

Решимость защитников города и вкупе с ней появившаяся новая опасность заставили Саладина снять осаду. Визирь Гумуштигин, готовый пойти на все, лишь бы не попасть в руки египтян, обратился за помощью к шейху Синану, которого называли Старец Горы, возглавлявшему ассасинов Сирии. Это грозное тайное общество, отчасти религиозное, но в основном политическое по своему характеру, распространило свое влияние далеко за стены крепости Аламут, расположенной в горах на южном побережье Каспийского моря, своей колыбели. Его эмиссары, называвшиеся федаинами, учились сложному искусству убивать, прибегая к помощи кинжала ради достижения своих целей. Они участвовали во многих войнах, терзавших Сирию; и усилия общества были вознаграждены. Были захвачены девять небольших крепостей в горах Ансария, которые протягивались цепочкой от Банияса (Валение, взятой в 1125 г.) на побережье до Масьяфа. Эти ассасины – хашшашины или курящие гашиш, хотя более правильно называть их исмаилитами или батинитами, то есть эзотериками, – глубоко укоренились в Сирии ко времени вторжения Саладина и стали бичом страны. Нур ад-Дин сделал неудачную попытку подавить их движение, но не добился ничего, кроме предупреждения, написанного на клочке бумаги и пригвожденного к его подушке отравленным кинжалом. В Египте они приняли сторону потерпевших поражение Фатимидов, сектантское учение которых, собственно говоря, и породило ассасинов, и они, возможно, принимали участие в заговоре Умара. Их вождь желал помочь визирю Алеппо и был готов послать своих фанатиков в лагерь Саладина, чтобы убить его. Они легко проникли в лагерь, но были быстро разоблачены. Один из них был убит на месте дворецким Тугрилом уже в самом шатре Саладина, остальные оказали отчаянное сопротивление, прежде чем погибли.

Саладин едва избежал гибели, и, находясь под впечатлением от этого, он вполне мог отказаться от дальнейших рискованных шагов. К тому времени угроза появилась уже с другой стороны: эмир Мосула собирал войско, чтобы защитить своего кузена в Алеппо, а франки перерезали дорогу к Дамаску, где базировался Саладин. Раймунд, граф Триполийский, много лет был пленником Нур ад-Дина в Алеппо, и после своего освобождения за обещание выкупа (который так и не был уплачен) стал регентом Латинского королевства при несовершеннолетнем Балдуине IV. Визирь Алеппо, которому угрожал Саладин, обратился к графу за помощью. Раймунд осознавал политический интерес и денежную выгоду, которую могла принести оказанная осажденному городу поддержка. Однако он предпринял отвлекающее действие, направившись к Эмесе, которую продолжала держать в осаде часть войск Саладина. Ее правитель, по-видимому, провел переговоры с Раймундом; были обещаны, как обычно, большие деньги. Ободренные блеском золота, христиане пошли на приступ 1 февраля 1175 г. При этом им удалось добиться главной цели – снятия осады Алеппо. О приближении Саладина стало известно на следующий день. Он уже подошел к Хаме, заняв сильную позицию вблизи большого каменного моста через Оронт, где расположена деревня Аретуса (Эр-Растан). Франки немедленно оставили знаменитый город, в котором родилась Юлия Домна и где юный Гелиогабал учился сирийским религиозным обрядам, которые впоследствии, став императором, он перенес в Рим. Саладин вошел в Эмесу, и после упорного сопротивления цитадель сдалась в середине марта. В конце месяца он занял Баальбек. Теперь он стал властителем всех сирийских владений Нур ад-Дина, за исключением тех областей, что находились под непосредственным управлением Алеппо.

Эти успехи побудили атабека Мосула Сайф ад-Дина Гази II, который считал себя хранителем наследия своего деда Занги, перейти к решительным действиям. Атабек рассматривал земли Сирии и Месопотамии в качестве владений своего известного семейства. Ощущая себя его представителем, он без зазрения совести захватил земельные владения своего двоюродного брата в Месопотамии. Но совсем по-иному смотрелось дело, когда какой-то выскочка, не имея ни капли крови Занги, пытался узурпировать семейные прерогативы. Сайф ад-Дин собрал большое войско и отправил его к Алеппо, где его с нетерпением ожидали. Объединенные силы выступили против общего врага и встретились с ним близ Хамы. Несмотря на то что совсем недавно подошли подкрепления из Египта, силы Саладина уступали в численности противнику. Он даже подумывал о том, чтобы отказаться от завоеваний севернее провинции Дамаска. Противная сторона, однако, не пошла ни на какие уступки: ему было решительно приказано возвращаться в Египет. Саладину оставалось только уповать на силу оружия. Его войско расположилось рядом с ущельем Оронта на холмах, окружавших Хаму, что давало ему преимущество ввиду его меньшей численности. 13 апреля 1175 г. войска Мосула и Алеппо перешли в наступление, уверенные в своем превосходстве. Но, не выдержав столкновения с испытанными ветеранами Дамаска и Каира, они оказались зажатыми в ущелье и были рассеяны. Битва закончилась для них позорным поражением. Саладин преследовал отступавших до ворот Алеппо, и советники ас-Салиха были вынуждены согласиться на перемирие, хотя каждая сторона сохранила свои позиции. В результате заключенного соглашения Саладин остался безусловным правителем не только провинций Дамаска, Хамы и Эмесы, но в его власти оказались города Кафар-Таб, Барин и Маарра (Мааррат-эн-Нууман) недалеко (южнее) от Алеппо.

В первый раз Саладин заявил о себе как независимом правителе, провозгласил себя султаном, а имя ас-Салиха было изъято из текста молитвы и стерто с монет. В этот год в Сирии и Египте в мечетях читались молитвы во здравие нового суверена, который в память важного события отчеканил на монетном дворе в Каире золотые монеты с надписью, которая переводилась так: «Царь-помощник, Юсуф сын Айюба; да вознесется его знамя!» До сих пор, по его словам, Саладин делал все возможное, чтобы убедить молодого правителя в Алеппо, что он готов служить ему, хотя и утверждал, что не допустит никаких соперников в борьбе за трон. Однако ас-Салих понимал, что подобное номинальное служение является просто прикрытием для реального господства. Видя нежелание юного правителя идти на компромиссы, Саладин посчитал себя свободным в дальнейшем от обета верности и что нет никаких причин, которые могли бы помешать ему самому стать правителем страны. Халиф Багдада милостиво разрешил Саладину взять на себя управление страной и отослал ему официальную грамоту, даровавшую трон султана Египта и Сирии, а также одежды для торжественной церемонии. Известие об этом пришло в Хаму, где Саладин занимался обустройством своих новых земельных владений, в мае 1175 г.

Все оставшееся время до конца года было посвящено административным делам и подготовке войск, и ничего значительного не произошло вплоть до весны. Однако соперничество между домами Занги и Айюба не прекратилось и после победы, одержанной Саладином при Хаме. Обе стороны продолжали собирать силы для нового этапа борьбы. Сайф ад-Дин набрал воинов в Диярбакыре и Джазире и с ними весной 1176 г. форсировал Евфрат у Биры. Его армия насчитывала 6 тысяч человек, и она пополнилась воинами ас-Салиха в Алеппо. Саладин, выехавший из Каира всего лишь с 700 всадниками, имел теперь под своим командованием не только войска Дамаска, но и недавно прибывших воинов из Каира.