Текст книги "Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев"

Глава 6
Завоевание Египта
1164—1169

На протяжении двух столетий Египет находился под владычеством династии халифов-еретиков, которые хвалились своим происхождением от Фатимы, дочери пророка Мухаммеда, и потому стали известны как Фатимиды. Они исповедовали особую мистическую философию шиизма, которая учила о воплощении Божественного Разума в имамах, которые произошли от Али и Фатимы, и верили в пришествие Махди, последнего духовного вождя из того же избранного рода. Тем не менее большинство египтян были строгими последователями учения великого суннитского имама Мухаммада аш-Шафии, чья могила в пустыне к югу от Каира до сих пор является местом глубокого почитания. Однако фатимидским халифам удалось довольно легко навязать свою власть народу Египта, привыкшему повиноваться и податливому в вопросах веры. Несколько поколений прожили при правлении этой династии, и никто не бросил ей вызов среди мусульманских государств. Флот Фатимидов боролся за господство в Средиземном море с флотом халифов Кордовского халифата в Испании. Фатимидам удалось овладеть Сицилией (еще в 827–878 захваченной арабами, но в 1061–1091 Сицилия была захвачена норманнами из Южной Италии), и они также совершали набеги на Сардинию и Корсику. Корабли Фатимидов выходили в Красное море и Индийский океан; и даже, пройдя через Гибралтар, плавали вдоль побережья Западной Африки. Их караваны торговали с Азией и Европой, их купцы проникли в сердце Африки вплоть до озера Чад. Их армии контролировали Сирию и Аравию, как и Египет, и постоянно тревожили своих одряхлевших соперников – правоверных аббасидских халифов Багдада. Их большие богатства, накопленные в результате широкой торговли с Индией, которые шли через таможни к купцам Венеции и Пизы, были просто сказочными, если доверять поразительным описям драгоценных камней и иных сокровищ, принадлежавшим перу арабских историков. Роскошь и расточительность двора Фатимидов поражали иностранных послов. Стены, городские ворота и мечети Каира отражают представление его правителей о том, как должен выглядеть царский город во всем своем великолепии. Однако сохранились лишь фрагменты былых прекрасных памятников архитектуры, а декор их утрачен.

В Египет не раз вторгались завоеватели. Простота быта первых лет господства фатимидских халифов, бывших вначале просто миссионерами среди диких берберов Кайруана в Тунисе, уступила место богатству и роскоши, о чем свидетельствуют их прекрасные дворцы в Каире. Прошло не так много времени, и они начали вести праздный образ жизни, полной удовольствий и неги, а тяжелый труд государственного управления оставили своим слугам. Визири узурпировали все их властные функции, и даже именовались царскими титулами, в то время как фатимидский первосвященник, утопая на ложе в подушках в своем гареме, сохранял только мистическую духовную власть, которой «истинный имам» был наделен в глазах преданных последователей секты Али. Халиф Каира, восседавший на украшенном драгоценными камнями троне, стал такой же марионеткой, как и его соперник в Багдаде. Интриги и заговоры были естественным следствием бюрократического правления, и фатимидское государство, разделенное в себе, с населением, только внешне воспринявшим шиитское сектантское учение, легко могло стать добычей любого решительно действующего завоевателя. Длительный период мира в Египте объяснялся только слабостью его соседей. Сельджукиды отняли у него Сирию, но Сельджукская империя распалась на ряд государственных образований еще до того, как могла бы предпринять попытку вторжения в Египет. Единственной державой, которая угрожала правлению Фатимидов в первой половине XII в., было Иерусалимское королевство. Франки не только владели сирийским побережьем и многими крепостями во внутренних областях. Они были честолюбивыми воинами, нацеленными на захват добычи. К счастью для Египта, крестоносцы в равной мере искали и славы, и золота; и нет сомнений, что последние Фатимиды сдерживали их с помощью умеренных субсидий, а возможно, что для этого был учрежден ежегодный налог.

Появление Нур ад-Дина на сцене сирийской политической жизни, особенно после его завоевания Дамаска, обеспокоило многих. Владыка Сирии и король Иерусалима стали теперь соперниками. Ни один из них не мог позволить другому усилиться за счет захвата Египта и тем самым получить выгодную позицию на южном направлении. Каждый жаждал захватить дельту Нила. И каждый наблюдал за своим соперником с ревнивой бдительностью. Египетские визири, настоящие правители страны, в полной мере осознавали возможности сложившегося положения. Они заигрывали с обеими сторонами и выступали друг против друга. В итоге их игра завела их слишком далеко, и у Саладина появилась возможность, которой он не мог пренебречь.

Причиной первого вооруженного вмешательства Нур ад-Дина во внутренние дела Египта послужило обращение низложенного визиря. В эпоху частых убийств и смены министров Шавар, арабский губернатор Верхнего Египта, стал визирем страны в январе 1163 г., но уже семь месяцев спустя новый визирь Диргам, Хранитель врат и командир отрядов Баркия, сверг его и изгнал из страны. Шавар бежал к Нур ад-Дину в Дамаск и запросил помощи. Не в первый раз египетский визирь предлагал сирийскому эмиру заключить союз, но теперь его обращение было актом отчаяния. Он обещал оплатить все расходы по организации военной экспедиции вторжения, а затем отчислять Нур ад-Дину третью часть всех годовых налоговых поступлений Египта. Эмир Сирии понимал всю важность овладения Египтом, его ключевую роль в раскладе политических сил и рассматривал эту страну в качестве важного источника своих доходов. Все же он колебался принять предложение Шавара. Не только недоверие к нему, но и понимание всех связанных с маршем через пустыню рисков под боком у крестоносцев заставили занять выжидательную позицию.

События, однако, развивались слишком стремительно. Диргам поссорился с королем Иерусалима Амори I по поводу выплаты ежегодной дани, и новый король сразу же вторгся в сентябре 1163 г. в Египет, чтобы получить причитавшуюся ему часть. Диргам после тяжелого поражения при Бильбейсе, чтобы избежать окончательного разгрома, поступил хитроумно: он разрушил дамбы и затопил страну водами Нила, когда уровень половодья достиг пика. Амори уже отступил в Палестину, когда Диргам, прослышав о переговорах Шавара в Дамаске, осознал свою ошибку и, сожалея, что не смог примириться с латинянами, поспешил с предложением о заключении вечного союза с выплатой повышенной дани. Вероятно, об этом его шаге стало известно Нур ад-Дину, который получил для себя благоприятное предсказание, обратившись к Корану. Все его сомнения сразу же рассеялись. И еще до того, как Амори попытался вмешаться, Шавар уже двинулся в Египет (апрель 1164 г.), поддержанный большим отрядом турок из Дамаска, которых вел Асад ад-Дин Ширкух. Вместе с ним был и Салад ад-Дин. Египтяне были разгромлены в битве при Бильбейсе, но собрали вновь свои силы под стенами Каира.

Обстановка была неясной в течение нескольких дней. Шавар владел Фустатом, его противник – крепостью Каира. Затем Диргам, испытывая нехватку средств, воспользовался «деньгами для сирот», взятыми из вакуфа. И люди немедленно начали покидать его. Хуже того: его покинул халиф и войско. Оказавшись в безвыходной ситуации, Диргам в последний раз прибег к помощи «всенародного сбора». Напрасно «трубили трубы и били барабаны, возглашая „Машаллах!“». На призыв никто не явился. Напрасно отчаявшийся эмир, окруженный личной охраной в 500 всадников, – это было все, что осталось от могучего войска, – простоял перед дворцом халифа целый день вплоть до призыва муэдзина к вечерней молитве, заклиная его памятью предков подойти к окну и благословить его дело. Ответа не было; «сама охрана постепенно рассеялась, и осталось всего лишь 30 воинов. Внезапно кто-то крикнул, предупреждая его: „Позаботься о себе и спасай свою жизнь!“ И тут прозвучали трубы, и пробили барабаны. Это Шавар входил в Предмостные ворота».

Тогда покинутый всеми вождь выехал через Ворота Зувейла, призывая народ, который некогда восхищался им и богател благодаря ему, восстать и дать бой в защиту его. Но собравшийся люд начал кричать и проклинать его; так всегда поступает толпа со своими павшими кумирами. Все же Диргам продолжал продвигаться вперед, пока его конь, напуганный донельзя бушевавшей толпой, не скинул седока рядом со священной мечетью «Нашей Госпожи Нафисы». Народ, непостоянный в своих привязанностях, тут же отсек ему голову и носил ее, ликуя, по улицам города, а тело стало добычей бездомных собак. Таков был трагический конец визиря Диргама, отважного, доблестного и большого ума человека, поэта и паладина; приятной внешности и достойного поведения, который «был каллиграфом, равным Ибн Мукле, и сочинял поэмы с двойными рифмами», «опытнейшим наездником своего времени»; которому не было равного в Египте в стрельбе из лука.

Шавар, вернувшийся к власти в мае 1164 г. (автор придерживается хронологии Ибн аль-Асира в его труде «Полный свод всеобщей истории»), желал, чтобы его союзники, которые помогли ему в этом, ушли. Он сделал так, чтобы Ширкух не остался в укрепленном Каире, а расположился в пригороде. Тогда, полагая, что он находится в безопасности за мощными стенами, Шавар отказался от всех соглашений с союзником и от уплаты обещанной компенсации расходов. Ширкух был не намерен отказываться от своих прав и мириться с обманщиком. Он приказал Саладину занять Бильбейс и восточную провинцию. Эти враждебные действия побудили Шавара обратиться за помощью к Амори. Король Иерусалима теперь ясно предвидел гибель дела христиан в Палестине, оказавшихся «между дьяволом и глубоким морем», если Нур ад-Дин вновь станет твердой ногой в Египте. Поэтому он послал армию, которая должна была бы поддержать павшего Диргама, а теперь шла на помощь его врагу Шавару. Положение изменилось; франки теперь стали союзниками своего бывшего противника, и спаситель египетского визиря превратился в его врага.

После прихода крестоносцев сирийская армия, заняв укрепления в Бильбейсе, отражала все атаки Амори в течение трех месяцев. Ей помог удачный отвлекающий маневр. Нур ад-Дин вел успешную кампанию в Палестине. После того как Жильбер де Ласи и Роберт Мансел вынудили его отступить, он взял Харим и осадил Банияс (Кесария Филиппова). Обстоятельства требовали непременного присутствия Амори в королевстве, которому постоянно грозила опасность на его восточных рубежах. Ширкух испытывал не меньшую тревогу, пытаясь выпутаться из сложившейся тяжелой ситуации. Его слабо укрепленные позиции подвергались ежедневным атакам, а запасы продовольствия заканчивались. В итоге было достигнуто соглашение о перемирии. 27 октября сирийцы оставили свой лагерь и расположились между позициями крестоносцев и египтян. Ширкух, вооруженный секирой, возглавлял арьергард. Некий франк, видя это, удивился и задал старому бойцу вопрос, не думает ли он, что христиане нападут на него, несмотря на договоренность. «Пусть только попробуют!» – ответил Ширкух. Согласно заключенному соглашению, его армия вернулась в Дамаск. Как пишет Гийом Тирский, победы Нур ад-Дина увенчались капитуляцией Банияса в середине октября, взятием в плен князя Антиохии Боэмунда, графа Триполи Раймунда, Гуго Лузиньяна и других знатных рыцарей, которых в цепях доставили в Алеппо.

Экспедиция в Египет закончилась бесславно, но она достигла своей цели: Ширкух получил представление о стране и мог теперь настаивать на ее захвате, подчеркивая преимущества данного решения. По его мнению, Египет был страной «без людей, с ненадежным и достойным презрения правительством». Богатая и беззащитная страна, казалось, говорила – придите и владейте мной. Честолюбивого командующего снедало желание стать наместником в Каире, и потому он с этих пор начал просить у Нур ад-Дина разрешения отправиться в поход для завоевания Египта. Настойчивую просьбу Ширкуха поддержал двор, и халиф Багдада дал свое согласие и поддержал предприятие, которое предусматривало смещение его соперника-еретика. Нур ад-Дин, будучи, как всегда, осторожным, сопротивлялся этому решению некоторое время, но в итоге уступил. Возможно, на его решение повлияли слухи о сговоре между Шаваром и франками, которые вскоре подтвердились.

Это была, собственно говоря, гонка за овладение Нилом. Ширкух был первым; в начале 1167 г. с 2 тысячами конных воинов он отправился в путь через пустыню по долине Вади-аль-Гизлан, чтобы избежать встречи с франками, но попал в страшную песчаную бурю. И все же он добрался до Нила, выйдя к Атдаиху, в 75 км к югу от Каира, где его войско могло без опаски переправиться через реку. Едва ему удалось это сделать, как на противоположном правом берегу появился Амори. Он спешно покинул Палестину, как только получил известие о передвижении врага. Две армии начали двигаться в направлении Каира по обоим берегам реки. Там Амори разбил свой лагерь близ Фустата, в то время как Ширкух занял позицию напротив него у Гизы. Каждый ждал, что предпримет противник. Тем временем Шавар пришел в себя после внезапного вторжения франков. Вначале он не знал, как следует к ним относиться: как к врагам или как к союзникам. Амори воспользовался дружеским отношением визиря, чтобы оформить их союз на более формальной основе. Однако, зная о его переменчивом характере, король решил, что договор должен был быть ратифицирован лично халифом. Его условия предусматривали, что Египет немедленно выплатит королю 200 тысяч динаров и точно такую же сумму впоследствии за помощь в изгнании врага. После заключения соглашения Амори протянул свою руку послам халифа, чтобы те пожали ее, и потребовал подобного от халифа.

Представление христианских послов халифу, который почитался священной личностью и которого допускалось лицезреть только самым высокопоставленным мусульманам, было делом до того невиданным. Но Амори мог теперь диктовать свои собственные условия. Разрешение на встречу было дано, и в необычное посольство были выбраны Гуго Кесарийский и тамплиер Джеффри Фулчер. Сам визирь препроводил их, с соблюдением всех скрупулезно разработанных правил восточной церемонии, в роскошный Великий дворец Фатимидов. Их вели тайными переходами, и они проходили через двери, которые охраняли рослые суданцы, салютовавшие обнаженными мечами. Они миновали просторный двор под открытым небом, окруженный аркадами, покоившимися на мраморных столбах; прошли по покоям с резными потолками, инкрустированными золотом, раскрашенными в разные цвета, и с мозаичными полами. Вся обстановка с каждым шагом все больше поражала грубых рыцарей, не привыкших к утонченности и высокому вкусу восточного двора. Здесь они видели мраморные фонтаны, дивно певших птиц с роскошным оперением, неизвестных западному миру. Там, в дальнем зале, еще более великолепном, чем первый, находились «самые разнообразные звери, каких только искусная рука художника могла изобразить и воображение поэта представить. Могли они появиться только в ночных видениях спящего. Такое можно увидеть в странах Востока и Юга, но на Западе – никогда и едва ли могли даже услышать». Наконец, миновав лабиринт переходов и поворотов, рыцари вошли в тронный зал, где толпа пажей в торжественных нарядах свидетельствовала о великолепии своего господина. Трижды визирь, отстегнув свой меч, распростирался на полу ниц, выказывая смирение перед своим Богом. Пока неожиданно и резко не раздвинулись в стороны тяжелые занавеси, затканные золотом и украшенные жемчугом, и все увидели халифа в невиданно роскошных одеждах, восседавшего на золотом троне.

Визирь представил иностранных рыцарей и подобострастно доложил о грозившей извне опасности и о дружественном отношении короля Иерусалима. Халиф, едва вышедший из детского возраста, «смуглый, высокий и привлекательной внешности», ответил со спокойным достоинством. Он сказал, что хотел бы искренне подтвердить свою приверженность заключенным с его возлюбленным союзником соглашениям. Но когда его попросили подать свою руку в знак своей им верности, он несколько поколебался, и чувство возмущения, вызванное странным предложением, охватило придворных. Однако, выдержав паузу, халиф протянул свою руку в перчатке Гуго Кесарийскому. Прямодушный рыцарь сказал ему без уверток: «Мой господин, честное слово должно даваться открыто, с доверием, присущим князьям». Только тогда, с большой неохотой, словно это роняло его достоинство, халиф, выдавив на лице улыбку, снял перчатку и, пожимая руку Гуго, слово в слово повторил клятву в верности заключенному договору. Так описывает эту встречу Гийом Тирский, в арабских хрониках сообщение о посольстве отсутствует.

Когда договор был, таким образом, ратифицирован, Амори I собирался навести мост из подручных судов через Нил. Но присутствие противника на противоположном берегу помешало его планам, и он решил прибегнуть к другому средству. Обнаружив на реке остров, где Нил раздваивался на два рукава, король Иерусалима переправил на него ночью свое войско, а оттуда на судах перевез его на другой берег. Ширкух слишком поздно обнаружил противника, который успел высадиться, и потому отступил в Верхний Египет. Король, преследуя Ширкуха, нагнал его армию у «двух ворот» (аль-Бабан), в 15 км к югу от Миньи (Эль-Миньи). Здешняя местность представляла собой равнину, где обрабатываемые поля подходили к пустыне и многочисленные песчаные холмы служили укрытием для бойцов. Командиры Ширкуха вначале советовали ему не ввязываться в сражение. Но один из них выступил и решительно заявил: «Те, кто боятся смерти и рабства, не служат царям. Пусть они станут пахарями или останутся дома со своими женами». Саладин и другие поддержали его, и Ширкух, всегда готовый к жестоким схваткам, охотно выступил на битву (18 апреля 1167 г.). Он поставил обоз в центре под прикрытием войск Саладина, которым предстояло выдержать первый главный удар нападавших. Саладин отдал приказ при начале сражения отступить, увлекая за собой противника, а потом контратаковать, когда на то представиться случай. Ширкух взял на себя командование правым флангом. Это были конники, вооруженные пиками, и их задачей было отсечь арьергард противника, состоявший из менее боеспособных египтян. Все сложилось так, как он намечал. Саладин увел франков, египтяне были отрезаны и разгромлены. И когда крестоносцы вернулись после преследования, то обнаружили, что их союзники бежали. Тогда они поспешно отошли, бросив обоз, а Гуго Кесарийский попал в плен. Ибн аль-Асир утверждает, что это событие произошло месяцем ранее. Данные о количестве участников сражения также разнятся. Арабские историки говорят, что у Ширкуха было только 2 тысячи всадников. Гийом Тирский, с другой стороны, оценивает силы сарацин в 9 тысяч воинов, одетых в кольчуги (loricis galeisque), в 3 тысячи лучников и по меньшей мере в 10 тысяч арабов, вооруженных копьями. У латинян, как он утверждает, было всего лишь 374 рыцаря, неизвестное число легкой пехоты (туркополов) и небольшой отряд египтян, которые были скорее в тягость, нежели настоящими помощниками в битве.

Однако победители не были достаточно сильны, чтобы развить свой успех, совершить марш на Каир и окончательно покончить с Шаваром и Амори. Предпочитая не рисковать, Ширкух пошел на север по дороге через пустыню и без боя занял Александрию. Он сделал губернатором города Саладина и оставил ему половину своего войска, а сам, с другой половиной, снова ушел на юг для сбора дани с Верхнего Египта.

Объединенные силы франков и египтян взяли в осаду Александрию, а флот христиан установил блокаду побережья. Оборона города была первой самостоятельной военной операцией Саладина, и он проявил себя весьма достойно. Он мог рассчитывать на поддержку не более тысячи ближайших соратников, и он находился в среде смешанного и частично иностранного населения, зачастую недовольного, которое, не колеблясь, могло как выступить против слабой власти, так и встать на защиту города от диких и кровожадных франков. И все же городские купцы и торговцы не могли скрыть ужаса перед осадными машинами и прочими адскими устройствами, которые «неверные» подогнали под стены города. Тем более что запасы продовольствия таяли, и люди уже начинали голодать. Наконец жители города взбунтовались и открыто заговорили о необходимости сдаться: «Зачем нам страдать из-за чужеземца и защищать чужое дело?» Тем временем Саладин послал гонца к дяде с просьбой о помощи. Ширкух поспешил к городу из Верхнего Египта с большой добычей. Новость окрылила людей, которых Саладин всячески ободрял, обещая подход подкреплений. Своими рассказами об ужасной жестокости франков к тем, кто сдался на их милость, он вселил в защитников отчаянную храбрость. Они продержались уже 75 дней, несмотря на голод и следовавшие один за другим приступы, когда пришла весть о том, что Ширкух осадил Каир. Тогда Амори оставил мысль о взятии Александрии, и был подписан мирный договор (4 августа 1167 г.), согласно которому обе стороны обещали оставить Египет египтянам. Александрия сдалась Шавару, произошел обмен пленными, и Ширкух повел остатки своего потрепанного войска обратно в Дамаск. Перед тем как отправиться в Сирию, Саладин провел в лагере Амори несколько дней, скорее в качестве заложника, чем гостя. Тем не менее он приобрел ценный опыт. Он вполне мог наблюдать за образом жизни рыцарского ордена и характерной для него дисциплиной и, вероятно, сдружился там с Хамфри де Тороном. Этот рыцарь, как указывал Гийом Тирский, состоял, по крайней мере с одним из эмиров сарацин, в братских отношениях (fraterno fœdere junctus erat). Весьма возможно, что именно тогда Хамфри посвятил Саладина в христианского рыцаря.

Христиане представили свой поход как триумфальный, а эвакуацию Александрии как сдачу. Но если арабские хронисты правы в своих утверждениях, что Амори I заплатил Ширкуху 50 тысяч золотых динаров, чтобы тот позволил ему уйти, то в таком случае победа осталась за мусульманами. С другой стороны, франки, явно в нарушение достигнутой договоренности, не только оставили своего префекта в Каире, но и настояли на смене охраны городских ворот на своих воинов. Они также увеличили ежегодные выплаты Шавара королю Иерусалима до 100 тысяч динаров. Явную непоследовательность договоренностей, достигнутых в Александрии и Каире, вполне можно объяснить тем фактом, что христиане, встревоженные известием об успехе Нур ад-Дина в Палестине, стремились во что бы то ни стало поскорее возвратиться домой и потому отказались воспользоваться благоприятным шансом против Ширкуха. И все же, покидая Египет, они не ослабили контроль над изворотливым визирем в Каире.

Наиболее импульсивные советники Амори, не удовлетворившись достигнутым, начали требовать полного завоевания Египта. Их активно поддержали гарнизоны, оставленные в Каире и Фустате, которые лучше других прекрасно осознавали слабые места обороны. Напрасно король Иерусалима противостоял их намерениям. Несомненно, к этому времени он окончательно понял, что наиболее безопасным решением было бы завоевать сначала Дамаск и обезопасить восточную границу королевства, где простиралась большая Сирийская пустыня, и лишь затем попытаться присоединить Египет.

Ведь в случае вторжения Нур ад-Дин напал бы на его страну с тыла. Более того, Египет, по словам Амори, был дойной коровой, и он утверждал, что было бы неразумно превращать друга во врага, бросив Шавара в объятия Нур ад-Дина, когда между ними уже и так, как предполагал король, возникла интрига. Но все аргументы Амори ни к чему не привели. Его командиры уже приняли решение о вторжении и были уверены в успехе; и он наконец дал себя уговорить. Открыто нарушив свое слово, как это понимали сарацины, и без малейшей попытки принести извинения Амори вновь отправился в поход в Египет. Но теперь он вторгся в страну уже как враг, а не как прежний союзник. Войдя в Бильбейс 3 ноября 1168 г., он, помимо измены, запятнал себя страшной резней, когда, как пишет латинский хронист, не пощадили ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей.

Это варварское деяние сразу же заставило египтян стать на сторону Нур ад-Дина и воодушевило их на героическое сопротивление чужеземцам. Они воспользовались дурацкой нерасторопностью христиан, мобилизовали свои силы и укрепили оборону. Древний город Фустат, три столетия бывший столицей Египта и все еще густонаселенный пригород Каира, Шавар предал огню, чтобы франки не могли там укрыться (12 ноября 1168 г.). Были подожжены 20 тысяч баррелей нефти и 10 тысяч факелов. Пожар длился 54 дня, и его следы прослеживаются до сих пор в заброшенной местности, простирающейся на несколько миль к югу от Каира, где тут и там возвышаются песчаные холмы и погребенные под наносами развалины. Все население, спасая свою жизнь, бежало в Каир. Нанять для поездки верблюда стоило 30 динаров. В самой столице готовились отразить наступление. Амори не заставил себя ждать, однако он был вынужден оставить свой лагерь (в Биркет-аль-Хабаше) по причине того, что там было невозможно находиться из-за удушливого дыма от горевшего Фустата. Приступ был отложен, так как Шавар предпринял хитроумный ход – он начал переговоры с алчными завоевателями с намерением от них откупиться. Его желание договориться было явным притворством, поскольку в это же время он послал гонцов в Дамаск к Нур ад-Дину за помощью. Молодой правитель Египта лично написал свое послание и даже приложил к нему пряди волос своих жен, выразив тем самым свою нижайшую просьбу, которую не мог не выполнить никакой истинно благородный человек.

В этот раз эмир Сирии не колебался; он был глубоко разочарован результатами двух предыдущих экспедиций, и к тому же его возмутило вероломство франков. Он сам бы повел войско в Египет, если бы его не удерживали нерешенные дела в Месопотамии. Не мешкая, он отправил в поход под командованием Ширкуха 2 тысячи копейщиков из своей личной гвардии и 6 тысяч наемников-турок, известных своей отвагой. Но Саладин, как ни странно, желал остаться в Сирии. Он был правой рукой своего дяди в прежних кампаниях, но он по-прежнему предпочитал привычное уединение и вел благочестивый образ жизни. Когда Ширкух в присутствии Нур ад-Дина сказал: «Теперь, Юсуф, готовься к походу», Саладин ответил так: «Клянусь Аллахом, если бы мне предложили владеть всем Египтом, то и тогда я бы не отправился в поход. То, что я перенес в Александрии, я никогда не забуду». Тогда Ширкух сказал Нур ад-Дину: «Он обязательно должен пойти со мной». И Нур ад-Дин повернулся к юноше и повторил еще раз: «Необходимо, чтобы ты пошел со своим дядей». Напрасно Саладин говорил о своем нежелании принять участие в кампании и неподготовленности. Нур ад-Дин не желал слушать никаких оправданий, снабдил его лошадьми и оружием и просил быть готовым. «Итак, я отправился в путь, – рассказывал спустя годы Саладин. – Я чувствовал себя так, будто меня влекли навстречу смерти». Исполнились слова Корана: «Быть может, вам неприятно то, что является благом для вас. И быть может, вы любите то, что является злом для вас. Аллах знает, а вы не знаете» (Коран, Сура 2: 216). Нур ад-Дин сопровождал войско на протяжении одного дня пути от Дамаска; он даровал каждому участнику похода 20 динаров, а в войсковую казну для Ширкуха передал 200 тысяч динаров.

17 декабря 1168 г. на помощь Шавару в Египет отправилась третья экспедиция, но в действительности она имела далеко идущие планы. Амори, вечно алчущий и вечно нуждавшийся в средствах, все еще ждал под стенами Каира обещанное визирем золото, когда Ширкух 8 января 1169 г. объединил свои силы с войском египтян, избежав прямого столкновения с армией франков, которая выдвинулась, чтобы помешать его продвижению. Обманутый Шаваром и проигравший в тактике Ширкуху, потерявший присутствие духа король Иерусалима отступил в Палестину. Сирийцы с триумфом вошли в Каир и были встречены как освободители. Благодарный халиф дал аудиенцию Ширкуху и облачил его в почетные одежды, и в них он предстал перед своим войском. Шавар, снедаемый в душе завистью и тревогой, посещал каждый день сирийский лагерь, устраивая свои выезды с невиданной роскошью: развевались на ветру знамена, били барабаны и пронзительно завывали трубы. Он оказывал всевозможные знаки почтения военачальникам, но не предпринимал никаких шагов, чтобы выполнить свои обязательства перед Нур ад-Дином. На самом деле Шавар замышлял предательски захватить Ширкуха и его полководцев на званом пиру. Вожди сирийцев скоро поняли, что ему нельзя доверять, и Саладин и Джурдик решили избавиться от него. Визиря застигли врасплох у почитаемой гробницы имама аш-Шафии, которой он приехал поклониться, люди Саладина, силой стащили Шавара с коня и взяли в плен. Какие бы планы ни строил Ширкух в отношении дальнейшей судьбы Шавара, они были перечеркнуты самим халифом; поступая подобно рабу, освободившемуся из-под власти сурового хозяина, он отдал безапелляционный приказ принести ему голову визиря. Что и было исполнено. Так закончил свою жизнь замечательный министр, отпрыск древнего рода, отважный вождь одного из племени бедави, ценитель поэзии; одновременно ему была присуща характерная для араба склонность ко лжи и обману.

Халиф аль-Адид, на которого произвела большое впечатление галантность его спасителей, немедленно назначил Ширкуха на вакантную должность визиря, наделил его неограниченными полномочиями и даровал ему титулы Победоносный эмир и Главнокомандующий (18 января 1169 г.). Народ был доволен, как и его правитель; им понравился радушный и веселый воин, который объехал страну полтора года назад, хотя и с целью сбора налогов. Каирцам нравились его обходительные манеры, когда он выделял им средства из войсковой казны, и то, что он позволил им разграбить дворец Шавара, в котором осталась нетронутой только подушка, на которой воссел его щедрый преемник! Арабский поэт видел все гораздо глубже, когда заметил, что когти Льва теперь крепко вцепились в его добычу (Лев Веры или Асад ад-Дин, таково было арабское прозвище Ширкуха; его же персидское имя переводится как Горный лев). Однако Лев Веры наслаждался ею не больше двух месяцев. Он скоропостижно скончался 23 марта 1169 г. в результате переедания, ведь он любил хорошо и много поесть. Ширкух был тучным и невысокого роста, холериком и жестоким по натуре человеком. Аллах явно обделил его умом. Все же он был храбрым и способным воином, стремившимся к славе, терпеливым в трудных обстоятельствах, снисходительным вне службы, и был любим своими подчиненными. Ему повезло свыше: умереть в нужный момент. Теперь дорога для Саладина была открыта.