Текст книги "Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев"

«Тех турок, которых наши люди захватили на стенах, они сбросили в ров, и все они насмерть разбились. В разных частях крепости было зарезано 60 турок. Те, которые нашли укрытие в башне, видя, что они обречены… сдались в вечное рабство накануне праздника Троицы. …В ночь пятницы король приказал своим людям внимательно следить за турками, которые продолжали находиться в башне до утра субботы. Затем в самый канун праздничного дня по знаку короля турки сошли с башни, и им связали кожаными ремнями руки за спиной так туго, что они стонали от боли. Их было триста человек, не считая малых детей и женщин. Итак, прежде чем подошли французы, с помощью только своих людей король Ричард благородно овладел Дарумом после четырехдневной осады». Так это описано в «Итинерарии».

Взятие Дарума настолько вдохновило крестоносцев, которым в последнее время редко сопутствовал успех, что они осмелились совершить рейд по равнине вплоть до Ибелина госпитальеров (Бейт-Джибрин), а в июне вновь пошли на Иерусалим. Выйдя из Аскалона 7 июня, Ричард двинулся через Бланшгард и Натрун и, снова став лагерем вблизи Бетнобля, соединился здесь с французами. Войско в этом месте целый месяц ожидало прибытия нового короля Генриха, и Ричард I часто совершал набеги на окрестности в поисках приключений. Однажды «утром в День святого Варнавы» в пылу преследования сарацин он бросил взгляд на далекий Святой город, или, вернее, как утверждает Жуанвиль, он не захотел даже посмотреть на него, но, закрывшись полой одежды, на которой был изображен его герб, начал горячо молиться: «О, милосердный Господь, молю Тебя не дать мне увидеть Твой Святой град, если я не смогу вырвать его из рук Твоих врагов». Но не дано было ему освободить Иерусалим своим мечом. В то время как крестоносцы продолжали бездействовать в Бейт-Нубе, их враг постепенно собирал силы. Тысячи воинов начали возвращаться от своих очагов под знамена Саладина после окончания зимы. Первым прибыл в конце мая Долдерим, владелец замка Турбессель, в прошлом принадлежавшего Куртене, вместе со своими туркоманами. Сразу же вслед за ним вернулись и остальные. Были предприняты необходимые шаги для обороны Иерусалима, и лично Саладин участвовал во главе легких войск в вооруженных столкновениях с врагом. Каждая из сторон при этом приписывала успех себе. Тяжелейшим ударом для мусульман стала потеря 23 июня каравана из Египта, который вез казну, припасы и оружие. Саладин не сомневался, что крестоносцы, захватив сотни здоровых вьючных животных, начнут поход на Святой город, и он приказал уничтожать цистерны с водой и колодцы в окрестностях, пока в них не осталось ни капли живительной влаги. Но враг все еще колебался.

В Иерусалиме вечером в среду 1 июля был созван срочный совет. К собравшимся эмирам должен был обратиться Баха ад-Дин. Он «говорил по внушению Аллаха», призвав к священной войне (джихаду). Саладин долгое время пребывал в раздумье; затем он произнес краткую и эмоциональную речь, обращенную к воинам. «Спасение мусульман и их детей и сохранение их достатка зависят от вас» – были его слова. И он продолжил: «Если вы не устоите, да избавит нас Аллах от этого, они свернут страну, как свиток. …Мусульмане повсюду надеются только на вашу доблесть».

И все эмиры, обращаясь к Саладину, говорили, что они «его мамлюки и рабы, что он был милостив к ним и сделал их великими и могущественными и что они склоняют головы перед ним, что они клянутся Аллахом быть всегда вместе с ним до смерти».

Весь четверг прошел в подготовке к обороне, и после общей вечерней молитвы Саладин и его секретарь провели всю ночь за обсуждением предстоявших действий. Султан пребывал в большом беспокойстве. Среди его командиров были разные мнения о том, какую тактику избрать при отражении вражеского наступления. Курды с турками никак не могли достигнуть взаимопонимания. Рассвет застал Саладина все еще пребывавшим в раздумьях. Была пятница, и молился он в мечети более искренно, чем когда-либо прежде, тихим голосом, роняя слезы. Он чувствовал, что в любой момент враг может оказаться у городских ворот, и Иеру салим может пасть – тот самый «Святой город, защите которого он отдавал все свои силы».

В тот вечер пришло донесение от старого Джурдика, возглавлявшего передовые части: «Враг выступил и занял позиции на холме, а затем вернулся в лагерь». На следующее утро (суббота, 4 июля) пришло еще одно донесение от Джурдика. Его разведчики сообщили, что в христианском лагере возникли разногласия: одни требовали незамедлительного выступления, другие – возвращения. Французы заявляли, что они покинули свою страну ради освобождения Иерусалима и потому не собираются возвращаться, пока не отвоюют его. Англичане («инкитар», как называли их мусульмане) указывали на испорченную воду в колодцах, а запасов ее не было. Необходимо было как-то решить спорный вопрос.

Разведчики доносили правду: роковая нерешительность овладела крестоносцами, и для преодоления разногласий была образована своего рода комиссия, представленная исключительно рыцарями ордена Храма и ордена Святого Иоан на, французами и сирийскими франками. Они решили остановить марш на Иерусалим, который уже был им виден, и предложили отправиться в Каир, в 400-километровый поход через пустыню! Протест французских рыцарей не был услышан.

На следующий день началось всеобщее отступление. Султан гарцевал на коне во главе своих людей и наблюдал это удивительное зрелище. Его ликованию не было предела. Опасность была позади, и Саладин понял, что его молитвы были услышаны. Святой город был спасен.

Глава 21
Последнее сражение при Яффе
1192

Едва крестоносцы успели отступить, как к Саладину прибыл посол от Генриха, короля Иерусалима. Он должен был сообщить султану, что король Англии передал ему все земли, что он завоевал на побережье. Его скромным требованием было: «Верни мне мои земли, чтобы я мог заключить мир с тобой и стать одним из твоих детей». Саладин был настолько возмущен этим требованием, которое было выдвинуто после позорного отступления, что он едва сдержался, чтобы не ударить посла. С трудом он взял себя в руки и 6 июля отослал посла назад, поручив тому передать ответ, что поскольку Генрих является наследником маркиза Конрада, то и должен следовать заключенному им соглашению, и предметом обсуждения могут быть только Тир и Акра и никакие другие города и земли. Тремя днями позже пришло послание теперь уже от Ричарда I, в котором тот представлял Саладину «сына своей сестры графа Генриха» и просил милостиво принять его и переговорить с ним в дружественном и примирительном духе. Собравшийся под председательством султана совет высказался за мир, и графу был отослан дружественный ответ. Саладин будет относиться к Генриху «как к сыну», передаст храм Воскресения христианам и поделит страну: побережье отойдет франкам, а холмистые области во внутренней области страны – сарацинам, как то и было прежде. Земли между их владениями в равной мере будут поделены между ними. Но Аскалон будет снесен и не будет принадлежать никому. В течение нескольких дней прибыло третье и четвертое посольство, и вместе с ними в качестве дара от Ричарда были переданы соколы. Целью послов было обсудить детали соглашения, и прежде всего попытаться сохранить Аскалон. Саладин, однако, был тверд. Он предложил Лидду в обмен на Аскалон, но город все равно должен был быть разрушен. Это стало камнем преткновения в переговорах. Ричард I не мог даже и помыслить о сносе Аскалона.

Король Англии и большая часть его войска отошли в Акру, откуда они готовились отправиться в Европу, чувствуя себя крайне опустошенными в результате проведенной кампании. Ричард I намеревался сесть на корабли в Бейруте, но прежде было необходимо захватить город. Саладин, прослышав о намечавшемся набеге и не придавая значения тому, ради чего все это замышлялось, то есть для отправки войска домой морем, вознамерился воспользоваться представившимся предлогом и нанести удар по Яффе. Выйдя из Иерусалима 27 июля, в тот же день он уже был под стенами Яффы. Он встретил более сильный отпор, чем предполагал. Но после трех дней осады – бомбардировки города и рытья подкопов, в чем Саладин принимал личное героическое участие, оборона была прорвана, и сарацины пошли на приступ. Защитники встали непреодолимой стеной: место павшего воина занимал другой. Упорство и мужество гарнизона вызвало восхищение у мусульманского хрониста. «Что за воины, доблестные и бесстрашные!» – воскликнул он. Однако, когда уже у оборонявшихся не оставалось никакой надежды, была достигнута договоренность о капитуляции на тех же условиях, что и пять лет назад при сдаче Иерусалима. Но мусульмане, разгоряченные сражением, не собирались давать пощады, и Саладин признался, что не мог сдержать их. «Отходите в цитадель, – сказал он осажденным, – и оставьте город, ибо уже ничто не остановит мусульман».

У мирных жителей уже не было времени для раздумий. Город был полон диких курдов и туркоманов, рыскавших по улицам с мечом в руке, грабивших каждый дом на их пути. «Запасы различных ценных товаров и большое количество зерна, даже остатки добычи из разграбленного египетского каравана – все попало в их руки». Неудивительно, что некоторые отдельные встретившиеся им горожане были убиты «по ошибке». В упоении победой такое случается часто. Султан тем временем получил известие, которое заставило его восстановить дисциплину в войске. Отряд, ведший наблюдение за Акрой, сообщил, что накануне своего отъезда король Ричард узнал о потерях под Яффой и уже шел на помощь. Теперь появилась необходимость взять цитадель, без чего было невозможно удержать город. Но сложность была в том, чтобы заставить гарнизон и беженцев уйти. Несмотря на то что они сдались, они не были готовы уйти добровольно из-под защиты стен; мусульмане, занимавшиеся грабежом и жадно бросавшиеся на добычу, не обращали никакого внимания на приказы Саладина. Он старался вплоть до наступления вечера собрать воинов у цитадели, но они были глухи к его призывам.

Всю ночь достойный человек, секретарь Баха ад-Дин, не сомкнул глаз, обуреваемый нехорошими предчувствиями. На рассвете со стороны морского побережья донеслись звуки труб войска короля Ричарда. Он уже собирался отплыть из Акры в Англию, когда прибыли в спешке гонцы из Яффы и, раздирая на себе одежды, начали горько оплакивать незавидную участь города. Ричард I, даже не выслушав до конца их рассказ, решил идти на помощь Яффе, намереваясь «с Божьей помощью сделать все, что только можно в его силах». Герольд протрубил сбор, призывая рыцарей собраться, и Ричард вместе со всеми, кто только откликнулся на его призыв, вышел в море. Именно звук труб, донесшийся с его галер, разбудил сарацин в то субботнее утро.

Нельзя было терять время. Саладин сразу же послал за Баха ад-Дином. Мирный человек, который наблюдал за многими кровавыми битвами, восседая на своем муле, не всегда находясь на безопасном расстоянии, сейчас получил поручение адъютанта. В то время как Саладин послал своих людей на побережье помешать высадке Ричарда, задачей Баха ад-Дина было обеспечить сдачу цитадели и гарнизона. Он должен был взять с собой трех эмиров и попутно заехать к принцу аз-Захиру. Принц, облеченный в доспехи и завернувшись в гамбезон, все еще спал. Полусонный, он взобрался на коня и присоединился к остальным. Они проехали пустынными улицами и подскакали к цитадели. В ответ на их призыв сдаться гарнизон, еще не знавший о прибытии Ричарда I, был готов покинуть цитадель. Если бы им было позволено сделать это сразу же, все могло бы сложиться по-иному. Но один из эмиров, старик Джурдик, который служил Саладину еще при вторжении в Египет почти тридцать лет назад, был человеком сострадательным. И он сказал, что не может позволить защитникам цитадели просто выйти к толпе мусульман, которые могут их ограбить и даже избить. Он приказал оттеснить толпу, чтобы дать свободный проход для воинов гарнизона, но сарацины были настроены агрессивно и не слушали ничьих распоряжений. Наконец удалось вывести 49 воинов вместе с женами и лошадьми, но столько времени ушло на беспорядочную суету, что уже наступил полдень. И тут вблизи берега появился флот Ричарда – 35 кораблей и 15 юрких галер. Один только их вид придал бодрости остальным защитникам цитадели, и один из них приблизился к Баха ад-Дину и вежливо заявил ему, что они передумали сдаваться. Через несколько минут на стенах цитадели вновь появились воины, а вслед за этим последовала атака гарнизона, и мусульмане были выбиты из города. Но вскоре защитники города были снова отброшены к крепости в результате яростного натиска мусульман. Сложилась столь отчаянная ситуация, а помощь все не приходила, что наши люди были готовы снова просить Саладина о прежних условиях капитуляции. И тут положение резко изменилось. В этот самый момент гребцы на английских галерах начали сушить весла. Ричард продолжал ждать, наблюдая за тем, как мусульманские флаги развеваются на башнях; он боялся подумать, что цитадель уже пала. Шум морских волн, крики сражавшихся бойцов, воинственные боевые кличи мусульман заглушали призывы людей, находившихся в безвыходном положении и ждавших помощи. Высадиться на виду сарацинского войска, на что можно было решиться, если только ничего иного не оставалось, было явной авантюрой даже для Ричарда I Львиное Сердце. Пребывая в состоянии нерешительности и тревоги, он увидел, как какой-то человек храбро бросился с башни в море и быстро поплыл к кораблям. Вскоре его подняли на борт, и, как оказалось, это был священник. «О, благородный король, – сказал он. – Те, кто еще остается в живых, жаждут твоего скорейшего прихода. Они гибнут под мечом палачей; они склоняют свои выи подобно овцам, ведомым на заклание; они неизбежно погибнут, если Бог не поможет им через твою десницу». И он указал королю на то опасное место, где стояли воины гарнизона, «перед той башней». Этого было достаточно для Ричарда I. «Да погибнут нечестивцы!» – воскликнул он. И красная галера короля стремительно понеслась к берегу; она еще не успела коснуться носом кромки пляжа, как Ричард I прыгнул в воду. Его рыцари бросились за ним, и они всей мощью обрушились на сарацин. Слева и справа от короля падали воины врага, сраженные ударами его боевого датского топора. Мусульмане разбегались поспешно во все стороны, и пляж был очищен. Удивленный секретарь рассказывал, как «прямо на его глазах они вытеснили нас из гавани». Король взбежал по лестнице Дворца тамплиеров, и через мгновение английский флаг уже развевался на стенах, это был сигнал спасения осажденному гарнизону.

Его воины сразу же перешли в наступление и, соединившись со своим спасителем Ричардом I, который рубил своим мечом так, как только мог он один, вскоре не оставили в живых ни одного мусульманина на улицах города.

Почему Саладин допустил такое развитие событий, можно только догадываться. Его могло ввести в заблуждение долгое бездействие флота, и он не верил, что крестоносцы могут высадиться на берег в виду его войск. Его отозвали в самый критический момент, и сообщение об опасности поступило полководцу от гражданского человека. «Я послал коня в галоп и поспешил к султану, – пишет секретарь, – и встретил его в компании двух послов». Это были представители гарнизона, прибывшие договариваться о мире. Секретарь шепотом сообщил ему о том, что произошло, но султан продолжал вести переговоры, чтобы послы ни о чем не догадались. Но всем все стало предельно ясно, когда сломя голову мимо шатра побежали толпы охваченных паникой воинов. Султан формально дал приказ об отступлении, которое в действительности уже превратилось в окончательное поражение. Огромная военная добыча была просто брошена на месте, и все войско до единого человека бежало в Язур. На месте сражения остался только Саладин с эскадроном легкой кавалерии.

Так, Яффа в два дня была взята и отбита. Доблестный подвиг спасения гарнизона увенчал крестоносцев Ричарда I Львиное Сердце немеркнущей славой. Король с горсткой героев разгромил целую мусульманскую армию и обратил ее в бегство! Ральф Коггсхоллский в своей «Хронике Англии» пишет, на основании свидетельства участника битвы Гуго де Невилля, что у Ричарда I было 80 рыцарей и 400 лучников и арбалетчиков, а Саладин имел 62 тысячи воинов. Он совершенно не принимает во внимание сообщения генуэзцев и пизанцев, оценивавших численность армии Ричарда I между двумя и тремя тысячами воинов («Итинерарий»).

Сражение завершилось, но не противостояние. Ричард I, как никто другой, понимал это. Визирь Абу-Бекр посетил его, явно намереваясь заключить перемирие, в ночь сразу же после разгрома. Вот как описывает это Баха ад-Дин. Посланец был поражен удивительной картиной, открывшейся его глазам. Король Ричард I вел беседу в присущей ему живой и общительной манере с несколькими мусульманскими эмирами, вероятно пленниками, и обращался к ним наполовину всерьез, наполовину с иронией: «Почему этот ваш могущественный султан сразу же бежит, только завидя меня? Клянусь Богом, я был не при оружии и не готов к битве, я всего лишь успел надеть сапоги! Почему вы бежали?» Затем Ричард I продолжил: «Я думал, великий Господь не поможет мне и за два месяца взять Яффу, а удалось это сделать всего за два дня!» Обращаясь к Абу-Бекру, король сказал: «Передайте мое почтение султану и скажите ему, что я прошу его во имя Бога заключить мир. Необходимо покончить со всем этим. Моя страна за морем находится в тяжелом положении. Нет никакой причины ни для нас, ни для вас затягивать переговоры».

Саладин не отверг инициативу короля. Но он свел вопрос переговоров только к землям между городами Тир и Кесария. Это было необычно для военачальника, проигравшего сражение. Ричард I затем предложил султану, чтобы тот передал ему во фьеф Яффу и Аскалон, и тогда он станет его «человеком» по обычаю франков и вместе со своим войском перейдет на службу Саладину. Поскольку король вскоре должен был отбыть в Англию, предложение о его вассалитете (если сообщение об этом верно) вряд ли бы имело большое значение. Однако Саладин не отверг его полностью, он предложил отдать только Яффу, а Аскалон оставить себе. В воскресенье посол прибыл в Рамлу с подтверждением требования Аскалона. Саладин без всяких колебаний отказал в этом. Мы не можем отдать Аскалон, сказал он, и ваш король может уйти не иначе, как оставив нам всю страну, что он завоевал. Если он может провести здесь зиму, вдали от своей страны и своего народа, пребывая в совсем еще молодом возрасте и принимая участие во всевозможных развлечениях, как я смогу здесь оставаться и зимой и летом? «Я нахожусь в сердце своей страны, – добавил он, – мои дети и мои люди окружают меня, и я могу получить все, что ни пожелаю. Я – человек старый; удовольствия этого мира ничто для меня; я насладился ими в полной мере, а теперь отказался от них полностью. …В душе я верю, что я совершаю самые достойные дела, на какие только способен, и не оставлю своих усилий до тех пор, пока Аллах не дарует победу тому, кому он захочет».

Эти переговоры разбились о скалу Аскалона, как и предыдущие. Возможно, весь их смысл состоял в том, чтобы выиграть время, потому что в понедельник пришло известие, что на помощь королю Англии идет подкрепление из Акры. Саладин отослал свой обоз в горы и, взяв с собой только конных воинов, пошел навстречу новой угрозе. Франки, которых он обнаружил в Кесарии, уже чувствовали себя в безопасности. Он не стал их беспокоить и повернул назад, вознамерившись предпринять еще одну попытку захватить Яффу. Сарацины теперь отдавали себе отчет в том, насколько слабы те войска, которые обратили их в бегство в субботу. Тем не менее они решили воспользоваться эффектом внезапности при нападении. Некий генуэзец, случайно оказавшийся в поле на рассвете 5 августа в среду, услышал ржание лошадей и глухую поступь людей и увидел блеск стали в лучах поднимавшегося солнца. Прибежав в лагерь, он поднял тревогу, и рыцари вскочили со своего ложа. У них не было времени облачиться в доспехи. Ричард и другие воины не были должным образом защищены. Некоторые из них не успели даже надеть штанов, и утренняя прохлада холодила их голые бедра; многие просто схватили первое попавшееся под руку оружие и выскочили из палаток.

Короля окружали всего 54 рыцаря, на которых приходилось только 15 коней, и около 2 тысяч пехотинцев. Но во главе их стоял Генрих Шампанский, граф Лестерский Бартоломью де Мортимер, Ральф де Мало-Леоне, Андре де Шавиньи, Жерар де Фюрниваль и много других верных воинов. Сарацины, разбитые на семь отрядов, по тысяче конников в каждом, пустили коней в галоп, но их пики ударились о железную стену оборонявшихся. Для того чтобы сдержать первый напор кавалерии, в спешке был сооружен палисад из шатровых кольев, а сами франки опустились на одно колено и выставили в сторону противника копья, твердо уперев их тупым концом в землю и, сомкнув тесно щиты, прикрылись ими. Между каждой парой воинов Ричард I поставил по одному стрелку, который опирался своим арбалетом на щиты; за ним стоял воин, обязанностью которого было заряжать арбалет и подавать его стрелку. Эскадрон за эскадроном накатывался на позиции франков, казалось, только ради того, чтобы разбиться о стену угрожающе выставленных копий. Некоторое время воины продолжали сидеть на месте, словно обездвиженные, копье к копью, способные только выкрикивать проклятия. Пять или шесть раз мусульмане переходили в атаку, но результат был один и тот же. Наконец в три часа пополудни Ричард I приказал арбалетчикам выйти вперед и произвести залп по очередной кавалерийской атаке. Копейщики позволили лучникам пройти сквозь их ряды и выйти вперед, а затем перешли в наступление и нанесли окончательное поражение противнику. Когда сарацины начали отступление, Ричард I вместе со своими пятнадцатью конными рыцарями обрушился на них с невиданной яростью. В разгар сражения под ним, видимо, пал конь, и Саладин послал ему двух горячих арабских скакунов, посчитав, что недостойно для такого храброго рыцаря сражаться спешенным. Ричард I принял подношение и продолжил сражаться. Тем временем мусульмане попытались захватить город, но Ричард I с горсткой рыцарей отогнал их. К тому же ему пришлось принудить ударившихся в бегство трусливых воинов с галер вернуться и продолжить оборонять город. Множество героических подвигов совершил в тот день король. Все они, описанные христианским хронистом, не являются лишь плодом его воображения. Баха ад-Дин признает полный провал мусульманского наступления, который он объясняет милосердием, проявленным к защитникам Яффы; некоторые из воинов подшучивали над султаном: «Заставь своих рабов, которые принудили нас отступить в день, когда мы взяли Яффу, идти в наступление!» Какова бы ни была причина, но Саладин не мог заставить своих людей атаковать. И его секретарь с чувством восхищения и возмущения рассказывает, как король Англии разъезжал перед строем сарацинской армии, отставив копье, и ни один воин не осмелился даже приблизиться к нему! Саладин, кипя возмущением, оставил поле боя, и в пятницу он уже был в Иерусалиме и отдавал распоряжения о строительстве новых укреплений. Теперь он уже не надеялся на то, что Ричард I уйдет, не попытавшись взять Священный город.

На следующий день султан вернулся в лагерь вблизи Рамлы, молясь о прибытии подкреплений: он не мог доверять людям, которые дважды предали его. Помощь вскоре пришла. Это были войска из Мосула, мамлюки Ширкуха из Египта и новобранцы из Северной Сирии. Через несколько дней под его командованием уже была новая армия вместо старой, покрывшей себя позором под Яффой. Но уже не было нужды во всех этих воинах. Король Англии был серьезно болен, к тому же в его стране продолжалась смута, что требовало его возвращения. Крестоносцы также торопились отправиться в обратный путь. Новый король Иерусалима и даже оба военно-рыцарских ордена отказывались брать на себя ответственность за завоеванные города на побережье, если Ричард I не возмет их под свое управление. «Они отказывались от его предложений и не хотели иметь с ним дела». Имея при себе столь малое число последователей и верных друзей, страдая от тяжелой болезни и находясь в окружении «буйных турецких орд», королю не оставалось ничего иного, как договориться с Саладином и отбыть на родину. Второе поражение под Яффой преподало султану хороший урок, и даже при поддержке новых войск он не мог вести войну до победного конца. Прошло уже достаточно войн, и нельзя было отрицать, что мусульмане уже пять лет шли «путем Аллаха», проявляя религиозное рвение и стойкость мучеников. Болезнь короля умягчила сердца Саладина и аль-Адиля, уже и так расположенных к дружбе с противником, отличавшимся искренностью и рыцарским поведением. Ричард I страдал от лихорадочного жара, и, чтобы охладить его, Саладин присылал персики и груши и горный снег. В «Хронике Англии» описывается один интересный эпизод посещения больного короля.

«Тем временем пришел проведать короля некий благородный господин Сафадин, брат Саладина, старый воин, обходительный и мудрый, которого величие и щедрость короля привлекли на его сторону. Когда слуги короля встретили его с меньшим почтением, чем обычно, и не позволили ему поговорить со своим господином, он сказал: „Благодаря переводчику я понял, что вы пребываете в великой печали, и я прекрасно осознаю причину этого. Мой друг ваш король болен, и вот почему вы закрываете передо мной двери“. Затем он разразился рыданиями. „О, Бог христиан, – произнес он, – если ты действительно Бог, ты не можешь обрекать на страдания такого человека и позволить ему, столь необходимому всем, умереть так рано“».

Надо сказать, как это ни прискорбно, но аль-Адиль ни разу не побывал в Яффе во время болезни короля Англии.

Тем не менее именно к аль-Адилю, который лежал больным в Мар-Самвиле, обратился в трудную минуту Ричард I. Он просил его договориться с Саладином «о наилучших условиях мирного договора». «Попросите моего брата аль-Адиля, – говорил король Абу-Бекру, – чтобы он повлиял на султана в деле заключения мира, а мне вернули бы Аскалон». Но получить обратно город ему было не суждено. Напряженные дипломатические переговоры шли с пятницы 28 августа вплоть до следующей среды. Курьер стремительно перемещался между аль-Адилем и двумя лагерями. Наконец 2 сентября 1192 г. был подписан мирный договор на три года. Завоеванные королем Англии прибрежные города от Акры до Яффы были утверждены за ним. Аскалон должен был быть снесен. Мусульмане и христиане имели право обоюдного свободного перемещения по занимаемым им территориям, и пилигримы получали возможность беспрепятственно посещать Гроб Господень в Иерусалиме. Когда гонец вручил королю проект договора, тот был сильно болен, сказав только: «У меня нет сил, и я не могу прочитать его, но вот я возлагаю свою руку на него в знак мира». Когда прибыло посольство для подписания договора, Ричард I приветствовал каждого, и послы обратились к нему с речью. Сам он не стал произносить слов клятвы, сказав, что это не королевское дело. Но все те, кто присутствовал, – король Генрих Шампанский, Балиан Ибелин, рыцари Храма и госпитальеры – все принесли торжественную клятву. Вечером франки направили своих послов ко двору султана для ратификации договора, и наутро Саладин подписал его, и мир был провозглашен по всему лагерю. «Это был радостный день. Один только Бог мог знать меру ликования обоих народов».

Король Ричард I взошел на борт своего корабля в Акре 9 октября. Но прежде чем отплыть, он отправил послание своему благородному противнику, в котором говорилось, что, когда по истечении трех лет договор потеряет силу, он придет снова и спасет Иерусалим. На что Саладин ответил, что если ему и суждено потерять свою страну, то пусть это совершится от руки Ричарда I Львиное Сердце, чем от какого-либо иного человека на земле. И так они расстались, и в стране воцарился покой.