Текст книги "На выгодных условиях"

– Как все это жестоко и несправедливо! – воскликнула Джанет. – Ничего, мы выстоим. Не знаю как, но выстоим.

– Непременно. И начнем с того, что, как обычно, пойдем на ужин к Тому с Нормой.

Чуть отпрянув, она посмотрела на него мокрыми от слез глазами.

– Ты хочешь им сказать?

– Чтобы испортить вечер? Ни в коем случае.

– А у тебя получится поесть, чтобы не… – Приставив к губам два пальца, Джанет раздула щеки и скосила глаза, изображая рвотный позыв и тем самым вызывая у Стритера невольную улыбку.

– Насчет четверга не знаю, но сейчас я бы что-нибудь съел, – ответил он. – Может, изобразить что-то типа гамбургера? Или лучше просто сходить в «Макдоналдс»… если хочешь, принесу тебе оттуда шоколадный «шейк»…

– О Господи! – воскликнула она, вытирая глаза. – Просто чудо какое-то.

– Я не стал бы называть это чудом, – объявил в среду днем Стритеру доктор Хендерсон, – однако…

Это было через два дня после обсуждения Стритером вопроса жизни и смерти под желтым зонтиком Элвида и за день до традиционного еженедельного ужина с супругами Гудхью, который в этот раз должен был состояться в их шикарной резиденции. Стритер мысленно называл ее Домом, который построил Мусорщик. Беседа проходила не в приемной доктора Хендерсона, а в маленьком кабинете для консультаций амбулаторной лечебницы Дерри. Хендерсон пытался отговорить Стритера от магнитно-резонансной интроскопии, убеждая его в том, что страховка не покроет подобных расходов, а результаты определенно разочаруют. Но Стритер настоял.

– Что «однако», Родди?

– Опухоли словно уменьшились, а в легких вроде бы чисто. Впервые вижу подобные результаты; кстати, как и те двое специалистов, что по моей просьбе взглянули на снимки. А что еще более важно – но это только между нами, – оператор МРИ тоже не видел ничего подобного, а уж этим ребятам я склонен полностью доверять. Он даже решил, что произошел сбой компьютерного оборудования.

– Но я себя хорошо чувствую, – заметил Стритер. – Собственно, поэтому я и настаивал на обследовании. Это что – тоже «сбой»?

– Рвота бывает?

– Пару раз – да, – признал Стритер. – Но, я думаю, это из-за «химии». Кстати, я намерен от нее отказаться.

– Считаю, это очень неразумно, – нахмурился Родди Хендерсон.

– Неразумно было ее начинать, друг мой. Ты будто сказал мне: «Прости, Дэйв, но твои шансы не дотянуть до Дня святого Валентина равны примерно девяноста процентам, а оставшееся время мы тебе испоганим, накачав тебя ядом. Вероятно, хуже ты мог бы себя чувствовать, только если бы я впрыснул тебе стоки со свалки Тома Гудхью, да и то вряд ли». А я, как дурак, согласился.

У Хендерсона был обиженный вид.

– «Химия» – последняя надежда на спасение для…

– Да ладно, брось, – добродушно улыбаясь, оборвал Стритер. Он сделал глубокий вдох – легкие наполнились воздухом. Ощущение было прекрасное. – Когда рак протекает в агрессивной форме, «химия» делается не ради пациента. Это мучительная надбавка, которую приходится платить пациенту ради того, чтобы после его смерти родственники с докторами, пожав возле гроба усопшего друг другу руки, могли сказать: «Мы сделали все от нас зависящее».

– Жестко сказано, – заметил Хендерсон. – Но ведь не исключен рецидив.

– Скажи это метастазам, – ответил Стритер, – которых у меня больше нет.

Хендерсон со вздохом «заглянул в темнеющие неизведанные глубины» организма Стритера – снимки продолжали сменяться на мониторе приемного кабинета с двадцатисекундным интервалом. Все показатели были хорошими, это понимал даже Стритер. Однако это, казалось, совершенно не радовало его врача.

– Да ладно тебе, Родди. – Стритер говорил по-доброму, отеческим тоном, как, вероятно, мог когда-то говорить с Мэй или Джастином, когда те теряли или ломали любимую игрушку. – Всякое бывает – и обломы, и чудеса. Я читал об этом в «Ридерз дайджест».

– На моей памяти в кабинете МРИ такого никогда не бывало. – Взяв ручку, Хендерсон постучал ею по ощутимо распухшей за последние три месяца амбулаторной карте Стритера.

– Все когда-то бывает впервые, – заметил Стритер.

Летний вечер, четверг, Дерри. Красные ленивые лучи предзакатного солнца падали на идеально спланированный, орошенный и благоустроенный участок, который Том Гудхью имел наглость обозвать «стареньким двориком». Сидя в шезлонге в патио, Стритер слышал звон тарелок и смех Джанет с Нормой, укладывавших посуду в посудомоечную машину.

Дворик? Ничего себе дворик – да это в представлении рядового обывателя целый рай.

Там даже был фонтан с мраморным мальчонкой в центре. Почему-то именно этот голозадый херувимчик (разумеется, писающий) больше всего Стритера и раздражал. Он не сомневался, что идея принадлежала Норме – она в свое время училась в гуманитарном колледже и нахваталась там всяких псевдоклассических претензий, – однако видеть это создание в лучах клонящегося к закату солнца здесь, в штате Мэн, и понимать, что оно обязано своим присутствием мусорной монополии Тома…

А вот и он, легок на помине («Помяни черта…» Стритер тут же вспомнил про Элвида), Его Величество Мусорный Король, левой рукой прихватил за горлышки пару запотевших бутылочек «Споттед хен». Стройный и подтянутый, в рубашке с расстегнутым воротом и потертых джинсах, с отблеском вечерней зари на худощавом лице – Том Гудхью выглядел словно фотомодель, рекламирующая пиво на страницах какого-нибудь журнала. Стритер даже мог представить себе эту картинку: Живите полной жизнью, пейте «Споттед хен».

– Решил, что ты не откажешься еще от одной, раз твоя очаровательная супруга не против сесть за руль, – сказал Том.

– Спасибо. – Взяв одну из бутылок, Стритер поднес ее горлышко к губам и сделал глоток. Показуха или нет – но вкус ему понравился.

Не успел Гудхью присесть, как появился Джейкоб, футболист, с тарелкой сыра и крекера. Он был таким же широкоплечим красавцем, как и Том в его годы. Должно быть, девчушки из группы поддержки буквально вешаются ему на шею, подумал Стритер. Видно, отбиваться приходится.

– Мама подумала, это будет кстати, – сказал Джейкоб.

– Спасибо, Джейк. Ты уходишь?

– Ненадолго. Побросаю с друзьями фрисби, пока не стемнеет. Потом позанимаюсь.

– Не ходите на ту сторону: там вырос сумах – ядовитый плющ.

– Да, знаю. Денни еще в младших классах как-то прикоснулся к этой гадости, и так ему стало жутко плохо, мать даже решила, что у него рак.

– Ух ты! – воскликнул Стритер.

– Поезжай аккуратно, сынок. Без лихачества.

– Не волнуйся. – Положив отцу руку на плечо, парнишка без тени смущения – что не осталось незамеченным Стритером – поцеловал его в щеку. Помимо здоровья, роскошной жены и нелепого писающего херувима, у Тома был восемнадцатилетний красавец сын, который считал вполне естественным перед уходом к своим дружкам подойти и поцеловать отца.

– Он хороший парень, – не без гордости сказал Гудхью, глядя вслед сыну, вошедшему в дом. – Упорно занимается, старается – не то что его отец в молодости. Мне повезло, что рядом оказался ты.

– Нам обоим повезло, – с улыбкой отозвался Стритер; положив мягкий кусочек сыра бри на печенье, он отправил все это в рот.

– Я рад, что вижу, как ты ешь, дружище, – заметил Гудхью. – В последнее время мы с Нормой уже заволновались, не случилось ли чего с тобой.

– Все в порядке – лучше не придумаешь, – ответил Стритер, делая очередной глоток вкусного (и, несомненно, дорогущего) пива. – Правда, стали проявляться залысины. Джанет говорит, от этого я кажусь более худосочным.

– Как раз это дам не должно беспокоить, – сказал Гудхью, проводя рукой по своей шевелюре, такой же густой, как в то время, когда им было по восемнадцать. И без единого седого волоска. Джанет в свои лучшие дни могла сейчас выглядеть лет на сорок, но Мусорный Король в красных лучах предзакатного солнца выглядел на тридцать пять. Он не курил, не злоупотреблял алкоголем и регулярно посещал фитнес-клуб, у которого был договор с банком, где работал Стритер. Однако сам Стритер подобных развлечений позволить себе не мог. Его сын Джастин ездил сейчас в качестве компаньона со средним Гудхью, Карлом, по Европе; на средства Карла. А значит, фактически на средства Мусорного Короля.

О всеимущий, по имени Гудхью, подумал Стритер, с улыбкой глядя на своего давнего приятеля.

Улыбнувшись в ответ, Том легонько стукнул горлышком бутылки о горлышко бутылки Стритера.

– Все-таки жизнь – хорошая штука, да?

– Очень хорошая, – согласился Стритер. – Долгие дни с прелестными ночами.

– Откуда ты это взял? – Гудхью удивленно вскинул брови.

– Вдруг в голову пришло, – ответил Стритер. – Но ведь так и есть, правда?

– Прелестью своих ночей я в основном обязан тебе, – сказал Гудхью. – Знаешь, мне пришло в голову, что я вообще обязан тебе всем, что у меня есть в жизни, дружище. – С напитком в руке он характерным жестом указал на свой гигантский «дворик». – По крайней мере самой ее лучшей частью.

– Да брось ты – ты сам себя «сделал».

– Сказать тебе правду? – Гудхью заговорщически понизил голос. – Этого мужчину сделала эта женщина. Помнишь, как сказано в Библии: «Кому дано повстречать достойную женщину? Ибо ценность ее выше рубинов». Ну, или что-то в этом роде. А познакомил нас ты. Сам-то помнишь?

Тут у Стритера возникло неожиданное и почти непреодолимое желание грохнуть свою пивную бутылку о вымощенное кирпичами патио и ткнуть разбитым и еще мокрым от пены горлышком своему старому приятелю в физиономию. Однако он, улыбнувшись, лишь сделал очередной глоток пива и поднялся.

– Пожалуй, мне надо посетить одно место.

– Пиво не купишь – его можно лишь позаимствовать, – сказал Гудхью и расхохотался, словно это была его собственная спонтанная шутка.

– Точнее не скажешь, – поддержал Стритер. – Прошу прощения.

– Ты действительно стал лучше выглядеть! – крикнул приятель, когда он уже поднимался по ступеням.

– Спасибо, дружище, – отозвался Стритер.

Закрыв дверь ванной комнаты, он заперся, включил свет и – впервые в жизни – залез в чужую аптечку. Первое, на чем остановился взгляд, его чрезвычайно вдохновило: шампунь «Только для мужчин». Рядом стояли несколько пузырьков с лекарствами.

Люди, хранящие свои лекарства в ванных, куда заглядывают гости, будто бы ищут на свою голову приключений, подумал Стритер. Правда, ничего необычного он там не обнаружил: у Нормы имелось средство от астмы, а Том принимал от давления атенолол и пользовался кремом для кожи.

Пузырек с атенололом был наполовину пуст. Стритер вынул одну таблетку, сунул ее себе в «часовой» кармашек джинсов и нажал на слив. Из ванной он выходил с чувством человека, который только что тайком пересек границу чужой страны.

Следующий вечер оказался несколько хмурым, однако Джордж Элвид все так же сидел под своим желтым зонтиком и вновь смотрел по своему маленькому телевизору «Инсайд эдишн». Главной темой была Уитни Хьюстон, которая, подписав очередной выгодный контракт со студией звукозаписи, сбросила подозрительно много килограммов. Повернув своими пухленькими пальцами ручку телевизора, Элвид отвлекся от сплетен и с улыбкой уставился на Стритера.

– И как мы себя чувствуем, Дэйв?

– Лучше.

– Правда?

– Правда.

– Тошнит?

– Сегодня нет.

– Аппетит?

– Как у коня.

– Держу пари, вы прошли определенное медицинское обследование.

– Откуда вы знаете?

– Ну а как еще мог повести себя преуспевающий сотрудник банка? Вы должны были мне кое-что принести.

Стритер на мгновение задумался, не уйти ли ему прочь. Он действительно был в нерешительности. Затем, сунув руку в карман куртки (августовский вечер выдался прохладным, а одет он был еще легко), вынул оттуда сложенную в крохотный квадратик салфетку «Клинекс». Чуть помедлив, он через стол протянул бумажку Элвиду, и тот ее развернул.

– А-а, атенолол! – воскликнул Элвид, лихо отправил таблетку себе в рот и тут же ее проглотил.

Приоткрыв от удивления рот, Стритер медленно его закрыл.

– Не стоит так удивляться, – сказал Элвид. – Если бы вы на работе были подвержены стрессам в такой же степени, как я, у вас бы тоже возникли проблемы с давлением. Да потом еще эта изжога с отрыжкой. Лучше вам и не знать.

– И что теперь? – спросил Стритер. Ему было холодно даже в куртке.

– Что теперь? – удивленно переспросил Элвид. – Теперь можете наслаждаться своим здравием лет пятнадцать. А может, и двадцать. Или все двадцать пять – кто знает?

– А как насчет счастья?

В ответ Элвид удостоил его лукавой улыбкой. Это выглядело бы забавно, если бы не волна холодного равнодушия, которой словно окатило Стритера. И возраст. И еще – ощущение прикосновения к вечности. В этот момент он вдруг ясно понял, что Джордж Элвид занимается своим бизнесом очень давно, несмотря на изжогу с отрыжкой.

– Что касается счастья, то тут все зависит от вас, Дэйв. Ну и от ваших близких, разумеется, – Джанет, Мэй и Джастина.

Разве Стритер говорил Элвиду, как их зовут? Он не мог вспомнить.

– Вероятно, от детей даже в большей степени. Как считали в старину, дети – залог успеха. Однако, думается мне, именно родители в итоге оказываются в заложниках у детей. Где-нибудь на пустынной дороге с одним из них может произойти несчастный случай, в результате которого он может остаться калекой, если не наступит смерть… или приключится тяжелая болезнь…

– Вы хотите сказать…

– Нет-нет, ни в коем случае! Я вовсе не собирался рассказывать вам дурацкие притчи с моралью. Я – бизнесмен, а не персонаж рассказа «Дьявол и Дэниел Уэбстер»[11]11
  Имеется в виду рассказ американского писателя Стивена Винсента Бенета, главный герой которого продает душу дьяволу в обмен на удачу.


[Закрыть]. Я лишь хочу сказать, что ваше счастье – в ваших руках и в руках самых близких и любимых людей. И если вы опасаетесь, что через пару десятков лет я намерен появиться с целью занесения вашей души в свою старую замшелую записную книжку, хорошенько подумайте. Человеческие души оскудели и обнищали.

Он говорил, подумал Стритер, точно лис, который после многократных попыток понял, что до винограда действительно никак не добраться. Однако говорить об этом Стритер не собирался. Поскольку дело было сделано, он хотел лишь поскорее убраться отсюда. Но его мучил один «неудобный» вопрос, который, как он понимал, задать все же придется. Большую часть жизни Стритер занимался заключением сделок и мог распознать, когда наклевывалось выгодное дельце. Он чувствовал запах выгоды – легкий своеобразный душок, словно от отработанного авиационного топлива.

Попросту говоря, нужно подложить свинью кому-то, чтобы убрать ее от себя.

Но ведь кража одной-единственной таблетки от давления не может считаться полноценной «свиньей»?

Элвид тем временем складывал свой здоровенный зонт. И когда он его свернул, Стритер обратил внимание на удивительный, но удручающий факт: зонт вовсе не был желтым – он оказался таким же серым, как небо. Лето почти закончилось.

– Большинство моих клиентов абсолютно довольны и счастливы. Вы это хотели услышать?

– И да… и нет.

– Чувствую, у вас есть более важный вопрос, – сказал Элвид. – Хотите знать ответ – бросьте толочь воду в ступе и спрашивайте. Собирается дождь, и я не хочу промокнуть. Бронхит мне в моем возрасте совершенно не нужен.

– А где ваша машина?

– А-а… так вас это интересовало? – с нескрываемой издевкой спросил Элвид. Его щеки казались чуть ли не впалыми и уж совсем не пухлыми, а уголки глаз – там, где белки, постепенно темнея до неприятности, становились (хотелось сказать «злокачественно») черными, поднимаясь кверху. Он был похож на исключительно НЕобаятельного клоуна с наполовину смытым гримом.

– У вас зубы заостренные, – почему-то сказал Стритер.

– Спрашивайте, что хотели, мистер Стритер!

– У Тома Гудхью обнаружат рак?

Взглянув на него в изумлении, Элвид захихикал; послышались хриплые, сухие, неприятные звуки – словно отдающая концы каллиопа[12]12
  Каллиопа – паровой орган, использующий локомотивные или пароходные гудки. Название инструменту дано по имени древнегреческой музы Каллиопы.


[Закрыть].

– Нет, Дэйв, – ответил он. – У него – у Тома Гудхью – рака не будет.

– А что же будет? Что?

От презрения, с которым Элвид на него посмотрел, Стритер почувствовал слабость в костях – словно их безболезненно проела какая-то жутко агрессивная кислота.

– А какая тебе разница? Ты же его ненавидишь, сам сказал.

– Но…

– Поживешь – увидишь. Наслаждайся жизнью. И еще – вот это. – Он протянул Стритеру визитку. На ней было написано «НЕСЕКТАНТСКИЙ ДЕТСКИЙ ФОНД» и адрес банка на Каймановых островах. – Налоговый рай, – заметил Элвид. – Туда и будешь слать мне мои пятнадцать процентов. Попробуешь обмануть – я узнаю. И тогда горе тебе, парниша.

– А если жена узнает и спросит?

– У твоей жены есть собственная чековая книжка. Кроме всего прочего, она свой нос никуда не сует. Она тебе доверяет. Так ведь?

– Ну… – Стритер уже без всякого удивления отметил, что капли дождя, попадавшие Элвиду на руки, дымились и шипели. – Да.

– Разумеется, да. Наша сделка завершена. Так что давай мотай к жене. Уверен, она встретит тебя с распростертыми объятиями. Тащи ее в постель. Засунь ей как следует свой член и представь, что это – жена твоего лучшего друга. Ты ее не заслуживаешь, но тебе повезло.

– А вдруг я захочу расторгнуть наш договор? – прошептал Стритер.

Элвид удостоил его ледяной улыбкой, в оскале обнажая людоедские зубы.

– Не выйдет.

Был август 2001 года, меньше месяца оставалось до взрыва башен-близнецов.

В декабре (как раз в тот день, когда Вайнону Райдер задержали за кражу в магазине) доктор Родерик Хендерсон объявил Дэйву Стритеру, что тот полностью излечился от рака, и вдобавок назвал это настоящим чудом.

– Я никак не могу это объяснить, – признался Хендерсон.

Стритер мог, но молчал.

Консультация проходила в приемной Хендерсона. А в лечебнице Дерри, в том самом кабинете, где в свое время Стритер впервые увидел снимки, свидетельствующие о его чудесном выздоровлении, Норма Гудхью, сидя в том же кресле, что и Стритер, смотрела на гораздо менее приятные результаты магнитно-резонансной интроскопии. Она в оцепенении слушала, как ее доктор – очень деликатно – сообщал ей, что новообразование в ее левой груди действительно оказалось злокачественной опухолью с метастазами в лимфоузлах.

– Ситуация тяжелая, но не безнадежная, – говорил доктор. Потянувшись через стол, он взял Норму за руку; ее рука была холодной. Доктор улыбнулся. – Нам бы хотелось, чтобы вы немедленно начали химиотерапию.

В июне следующего года Стритер наконец-то получил долгожданное повышение. Мэй Стритер приняли на учебу в аспирантуру Школы журналистики Колумбийского университета. Супруги Стритер решили отметить это событие долгожданной поездкой в отпуск на Гавайи. Они часто занимались любовью. В последний день их пребывания на Мауи позвонил Том Гудхью. Из-за плохой связи трудно было что-то разобрать, но суть они уловили: умерла Норма.

– Мы будем рядом, – пообещал Стритер.

Когда Дэйв сообщил новость Джанет, она бросилась на кровать и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Стритер лег рядом и, крепко обнимая ее, подумал: Что ж, все равно мы уже возвращаемся домой. И хотя ему было жаль Норму (и в какой-то степени Тома), он не упустил из виду и положительный момент: уехав, они не страдали от ежегодного нашествия насекомых в Дерри.

В декабре Стритер отправил чек на сумму более пятнадцати тысяч долларов в «Несектантский детский фонд». Он отнесся к этому как к удержанию соответствующего налога.

* * *

В 2003 году Джастин Стритер успешно закончил Брауновский университет и – забавы ради – придумал видеоигру «Отведи Дружка домой». Суть игры состояла в том, что надо было вернуться со своей собакой на поводке из торгово-развлекательного центра, остерегаясь по дороге водителей-лихачей, падающих с балконов верхних этажей предметов и шайки безумных старух, обзывавших себя Бабулями-Собаконенавистницами. Стритер воспринял все это как шутку (и Джастин говорил им, что это не более чем своеобразная сатира), однако компания «Геймз инкорпорейтед», оценив это, одним махом заплатила за приобретение прав их красавцу сыну, обладавшему хорошим чувством юмора, семьсот пятьдесят тысяч долларов. Плюс гонорары с продаж. Джас купил в подарок родителям два внедорожника-близнеца «тойота-патфайндер» – розовый для леди и синий для джентльмена. Джанет, расплакавшись, обняла его, называя глупым, пылким, щедрым – в общем, замечательным сыном. Стритер пригласил его в «Рокси таверн» выпить элитного пива «Споттед хен».

В октябре сосед Карла Гудхью по комнате в Университете Эмерсона, вернувшись как-то с занятий, увидел, что Карл лежит на кухонном полу лицом вниз; на сковородке все еще дымился сырный сандвич. Несмотря на молодость – всего двадцать два года! – с Карлом приключился сердечный приступ. Лечащие врачи обнаружили у него врожденное и вовремя не выявленное заболевание сердца – что-то связанное с тонкостенным предсердием. Карл не умер; его вовремя подоспевший сосед сумел сделать искусственное дыхание. Однако в результате кислородного голодания этот физически крепкий красивый молодой человек, еще совсем недавно путешествовавший с Джастином Стритером по Европе, превратился в собственную немощную тень. Время от времени у него бывало недержание, он мог потеряться всего в паре кварталов от родительского дома, куда вернулся к своему еще не успевшему оправиться от горя отцу, а его речь стала настолько невнятной, что разобрать ее мог только Том. Гудхью нанял ему помощника-компаньона. Тот занимался с Карлом лечебной физкультурой и следил, чтобы он вовремя переодевался. А еще раз в две недели компаньон выводил Карла «в свет». Традиционным местом таких выходов являлось кафе-мороженое, где Карл неизменно получал свой фисташковый рожок и ухитрялся перемазать им всю физиономию. Тогда спутник терпеливо вытирал его влажными салфетками.

Джанет перестала ходить со Стритером на ужины к Тому. «Это невыносимо, – как-то призналась она. – И дело не в том, что Карл жалок и мочится в штаны. Этот его взгляд: словно он вспоминает, каким был, и никак не может понять, что с ним приключилось. И еще… даже не знаю… в его лице постоянно просматривается некая надежда, отчего у меня возникает чувство, словно жизнь – сплошная шутка».

Стритер понимал, о чем она, и частенько раздумывал над этим, ужиная со своим старым приятелем (без Нормы ужины теперь состояли из ресторанных блюд, приготовленных, что называется, «навынос»). Ему нравилось наблюдать за тем, как Том кормит своего сына-инвалида, и нравилось выражение надежды на лице Карла. Парень словно хотел сказать: «Все это – сон, и вскоре я проснусь». Джен была права, это казалось похожим на шутку. Однако же неплохую.

Если, конечно, над этим как следует задуматься.

В 2004 году Мэй Стритер устроилась на работу в «Бостон глоуб» и провозгласила себя самой счастливой в Соединенных Штатах. Джастин Стритер придумал игру «Сыграй рок», ставшую на много лет бестселлером, который был вытеснен с лидирующих позиций лишь с появлением «Великого гитариста». К тому времени Джас уже всерьез занимался компьютерной программой для создания музыкальных композиций. Стритера повысили до менеджера филиала банка, где он столько лет проработал, и поговаривали о его дальнейшем повышении на должность регионального уровня. Они с Джанет отправились в Канкун и прекрасно провели время. Она стала звать его «мой зайка».

Бухгалтер предприятия Тома Гудхью по переработке мусора присвоил себе два миллиона долларов и бесследно исчез. В ходе последовавшей проверки оказалось, что положение у компании весьма шаткое и что прежний бессовестный бухгалтер, похоже, «потихоньку высасывал соки» из фирмы в течение долгих лет.

Высасывал? – удивился Стритер, читая статью в «Дерри ньюз». Да он отхватывал кусищи и глотал не разжевывая, не иначе.

Том уже не казался тридцатипятилетним; он выглядел на все шестьдесят. И, видимо, осознавая это, перестал подкрашивать волосы. Стритер с удивлением обнаружил, что они с годами не побелели, а приобрели безжизненный серый оттенок зонта Элвида в свернутом состоянии. Такой цвет, подумал Стритер, характерен для стариков, которые сидят на лавках в парках и кормят голубей. Его можно назвать цветом неудачников.

В 2005 году футболист Джейкоб, который пришел в умирающую компанию отца, вместо того чтобы пойти в колледж (где он мог бы учиться на стипендию, полученную за спортивные достижения), повстречал девушку и женился. Игривую малютку-брюнетку звали Кэмми Доррингтон. Стритер с супругой признавали, что церемония прошла замечательно, даже несмотря на то что на протяжении всего мероприятия Карл Гудхью издавал неадекватно ухающие, булькающие и бубнящие звуки, а старшая – Грейси, – наступив на ступенях при выходе из церкви на подол собственного платья, упала и сломала ногу в двух местах. До этого происшествия Том Гудхью выглядел почти как в былые годы. Одним словом, счастливым. Стритер и не возражал против таких редких счастливых моментов в его жизни. Он полагал, что даже в преисподней людям иногда выдается глоток воды, чтобы они потом в полной мере могли вновь прочувствовать весь ужас неминуемо подступающей жажды.

Молодожены отправились в свадебное путешествие в Белиз. Там наверняка будет без конца лить дождь, решил Стритер. Дождь не лил, однако Джейкоб почти всю неделю пролежал в какой-то захудалой больничке, страдая от сильнейшего гастроэнтерита и марая бумажные подгузники. Он все время пил бутилированную воду, но как-то по неосторожности почистил зубы водой из-под крана. «Сам виноват», – говорил он.

В Ираке погибло более восьмисот американских солдат. Не повезло этим мальчишкам и девчонкам.

У Тома Гудхью появилась подагра, развилась хромота, и он стал ходить с тростью.

В этом году чек, отправленный «Несектантскому детскому фонду», оказался весьма и весьма внушительным. Однако Стритера это ни в коей мере не угнетало. Способность дарить приносит больше счастья, чем возможность принимать. Так говорили все великие.

В 2006 году у Грейси, дочери Тома, случилась пиорея, и она полностью лишилась зубов. Она также лишилась и обоняния. Как-то вскоре после этого, во время традиционного еженедельного ужина Гудхью и Стритера (мужчины были вдвоем; верный спутник Карла вывел того «в свет»), Том разрыдался. Отказавшись от своего излюбленного напитка в пользу джина «Бомбейский сапфир», он здорово напился. «Не могу понять, что со мной случилось! – всхлипывал он. – Я чувствую себя… даже не знаю… как этот хренов Иов!»

Стритер успокаивающе принял его в свои объятия. Он поведал старинному другу, что порой тучи сгущаются, но рано или поздно им непременно суждено рассеяться.

– Что-то эти чертовы тучи здесь порядком подзадержались! – не унимался Гудхью, стукнув Стритера по спине крепко сжатым кулаком. Дэйв воспринял это спокойно. Его приятель был уже не так силен, как прежде.

Чарли Шин, Тори Спеллинг и Дейвид Хассельхоф добились развода, а Дейвид и Джанет Стритер праздновали в Дерри тридцатилетие своей свадьбы. Было организовано торжество. Незадолго до его завершения Стритер пригласил супругу на лужайку за домом. Он решил организовать фейерверк. Хлопали все, кроме Карла Гудхью. Он пытался, но не попадал рукой по руке. В конце концов бывший студент Университета Эмерсона бросил эту затею и просто стал с радостными воплями указывать в небо.

В 2007 году Кифер Сазерленд отправился в тюрьму (ему не впервой) по обвинению в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии, а муж Грейси Гудхью-Дикерсон погиб в автокатастрофе. В тот ряд, где ехал Энди Дикерсон, возвращаясь с работы домой, влетел не справившийся с управлением пьяный водитель. Хорошо, что пьяница оказался не Кифером Сазерлендом. Но плохо, что Грейси Дикерсон была на четвертом месяце беременности и осталась практически без денег. В целях экономии ее супруг в этом году решил не продлевать страховку. Грейси вернулась в родительский дом к отцу и брату Карлу.

– Как бы у нее из-за такого несчастья ребенок не родился больным, – сказал однажды ночью Стритер, после того как они позанимались с женой любовью.

– Ш-ш, как ты можешь! – ужаснулась Джанет.

– То, что озвучиваешь, не происходит, – пояснил Стритер, и вскоре оба «зайки» заснули друг у друга в объятиях.

Очередной чек, отправленный в «Детский фонд», был на сумму тридцать тысяч долларов. Стритер выписал его недрогнувшей рукой.

Ребенок у Грейси родился в самый разгар февральского снегопада 2008 года. Хорошо, что он не был больным. Плохо, что он родился мертвым. Причина оказалась все в том же врожденном наследственном заболевании сердца. Грейси, лишившаяся зубов, мужа и обоняния, погрузилась в глубокую депрессию. Стритер решил, что в целом это пока еще свидетельствовало о ее нормальности. Если бы она вдруг стала, приплясывая, насвистывать мелодию «Не волнуйся, будь счастлив», он бы посоветовал Тому запереть на ключ все имевшиеся в доме острые предметы.

Потерпел катастрофу самолет, на борту которого находились двое членов рок-группы «Блинк-182». Плохая новость – четверо человек погибли. Хорошая новость – рок-музыканты неожиданно остались живы… правда, один из них вскоре все же скончался.

– Я чем-то прогневил Господа, – заявил Том как-то за ужином. Свои встречи двое мужчин стали обзывать теперь «холостяцкими вечерами». Стритер, принесший спагетти из «Кара мама», съел свою порцию подчистую. Том Гудхью едва притронулся к еде. В соседней комнате Грейси с Карлом смотрели по телевизору «Американ айдол»[13]13
  Аналог этой передачи в России – «Минута славы».


[Закрыть]: Грейси – молча; бывший студент Университета Эмерсона – с уханьем и лепетом. – Не знаю как, но прогневил.

– Не говори так, это неправда.

– Откуда тебе знать?

– Знаю, – категорически заявил Стритер. – И вообще глупо говорить на эту тему.

– Как скажешь, приятель. – Глаза Тома наполнились слезами. Слезы покатились по его щекам. Одна, застряв в складочке небритого подбородка, чуть повисела и упала в его почти нетронутые спагетти. – Слава Тебе, Господи, есть Джейкоб. Хоть с ним все в порядке. Работает сейчас на одном из бостонских телеканалов, а жена – бухгалтером в «Бригэм энд Уименз». Они иногда видятся с Мэй.

– Это же здорово! – эмоционально воскликнул Стритер, втайне надеясь, что Джейк никак не заразит его дочь их «семейной» заразой.

– А ты по-прежнему навещаешь меня. Я понимаю, почему Джанет перестала приходить, и не обижаюсь на нее, но только… я так жду этих вечеров. Они для меня словно связь со счастливым прошлым.

Ну да, как же – «счастливым», думал Стритер. Прошлым, когда у тебя было все, а у меня – рак.

– Ты всегда можешь на меня положиться, – сказал он, слегка сжав в ладонях едва заметно дрожавшую руку Гудхью. – Мы с тобой друзья навеки.

2008-й – вот это год! Просто офигеть! Олимпийские игры в Китае! Крис Браун с Рианной стали «зайками»! Лопаются банки! Фондовый рынок трещит по швам! А в ноябре Управление по охране окружающей среды закрывает предприятие, известное как «Гора-Помойка» – единственный источник доходов Тома Гудхью. Правительство заявило о намерении предъявить иск в связи с загрязнением подземных вод и незаконным сбросом медицинских отходов. В «Дерри ньюз» говорилось о возможном возбуждении уголовного дела.