Текст книги "В западне"

Глава 25

В среду утром метро и автобусы за кольцевой автодорогой не работали, и многочисленные жители пригородов, не слушавшие новостей по радио и телевидению, своевременно об этом не узнали. Рассерженные люди, которые обычно пользовались общественным транспортом, пытались доехать до центра города на попутных частных автомобилях. Это оказалось серьезной ошибкой с их стороны. При въезде в черту города войска и полиция заблокировали все транспортные артерии и отправляли обратно машины, пытавшиеся проехать с той или с другой стороны. Проезд разрешался только служащим полиции, военным и специальным автомобилям. Несмотря на то, что многие жители все же решили остаться дома, пробки в то утро поражали воображение.

Все рейсы из Национального аэропорта были отменены. Поезда и автобусы внутренних линий не ходили. Вашингтон оказался в изоляции. Войска патрулировали улицы.

Поначалу военных было немного. Национальная гвардия все еще не была отмобилизована, под ружье встали не более двадцати пяти процентов. В три часа утра на авиабазу ВВС Эндрюс на транспортных самолетах С-141 и С-5 начали прибывать подразделения регулярных войск. Генерал Хайден Лэнд приказал ввести дивизию пехоты и два танковых полка. Чтобы доставить всех людей и технику в Вашингтон, требовалось тридцать шесть часов.

За ночь первоначальные планы вице-президента обеспечить охрану общественных зданий переросли в демонстрацию силы. Рекомендации генерала Лэнда получили одобрение в Белом доме. Никто из чиновников Белого дома не решился первым сказать «достаточно», опасаясь того, что критика правительства, разжигаемая набирающим масштабы насилием, обернется обвинением в неприятии достаточных мер для его предупреждения. Поэтому разработанные Джейком Графтоном и его группой по принципу «чем больше, тем лучше» рекомендации прошли по всем статьям.

К десяти часам утра танки и БТРы заняли позиции возле основных правительственных зданий в центре города. К полудню они стояли у каждой больницы. К двум часам дня танки можно было видеть на каждой дорожной развязке. Они возвышались посреди цветочных клумб, конкурируя со статуями и памятниками. Чудовища защитного цвета попарно стояли в торговых рядах. На холодном декабрьском ветру дизельные двигатели работали вхолостую, рядом топтались экипажи, потягивали из бумажных стаканчиков дымящийся кофе и, разинув рот, разглядывали выстроившиеся перед ними высотные здания, купавшиеся в скудных лучах зимнего солнца.

Одетые по погоде, они все же страдали от холода. Еще вчера они были в Джорджии. Чтобы не замерзнуть совсем, они развлекались, подталкивая друг друга плечами и притопывая ногами.

В девять часов утра в Восточной комнате Белого дома вице-президент встретился с делегацией конгрессменов и сенаторов, насчитывающей более двух десятков человек. Утешительной ее назвать было нельзя. Законодатели, жившие за пределами кольцевой дороги, естественно, присутствовать не смогли. Их коллеги потребовали, чтобы конгрессменам, сенаторам и их помощникам разрешили проезд через военные посты.

Вице-президент моментально дал согласие.

– Об этом, – сказал он, – вчера мы не подумали.

– До черта еще всего, о чем вы вчера не подумали, – загрохотал сенатор Боб Черри. – Продукты – как проедут в город продуктовые фургоны? Как въехать или выехать больным? Срочная медпомощь? По радио сообщили, что в Национальном аэропорту и на вокзале Юнион-стэйшн скопились тысячи людей. Проклятье, ведь нельзя же просто взять и отрезать целый город от остальной части Соединенных Штатов, полагаясь на то, что он выживет. Он не может выжить.

– Такое положение будет сохраняться до тех пор, пока мы проводим тщательные розыски террористов, – снова пояснил Куэйл, переводя взгляд с одного лица на другое. – Я не сомневаюсь, что каждый осознает необходимость принятия экстраординарных мер.

– Нельзя же сидеть сложа руки, – тихо произнес кто-то.

– То, что вы делаете, не поможет, – продолжал гудеть Черри. – Идея с военными плохо продумана. Она не сработает. Не надейтесь, что ополченцы в форме и с винтовками сделают то, с чем не справляются профессионалы ФБР.

– Она может не сработать, – согласился Куэйл. – Но мы вынуждены идти этим путем за неимением лучшего. Мы должны остановить терроризм и насилие. Я хочу покончить с ними раз и навсегда.

– И тем не менее вы не можете вот так просто отменить конституционные гарантии, – не унимался Черри. – А как же права человека?

– Сенатор, – терпеливо начал Куэйл. – Не занимайтесь демагогией. Я прекрасно осведомлен о том, что через шесть дней наступит Рождество, что дети не посещают школы, а многие не могут выйти на работу. Я знаю, что для многих такая мера создает финансовые трудности, а для большинства просто представляет собой настоящее бедствие. Моя жена напомнила мне сегодня утром, что многие работодатели не могут позволить себе платить своим работникам, если те не выходят на работу, а те, кто может, вряд ли побеспокоятся об этом. Я понимаю, что эта мера для многих обернулась настоящими лишениями. Но это цена, которую придется заплатить.

– С вашей точки зрения, – сердито сказал Черри.

– С моей точки зрения, – эхом отозвался Куэйл, которого и Черри, и все остальные уже изрядно раздражали. Он достаточно долго находился в Вашингтоне, чтобы знать, что всеобщей справедливости не существует. Если приказ о вводе Национальной гвардии и войск окажется неэффективным или обернется бедой, обвинят его, а если сработает и террористы будут арестованы, народные избранники скажут, что это им удалось убедить Дэна Куэйла принять верное решение.

– Прежде чем вводить войска, вам следовало спросить совета у старших членов Конгресса, – продолжал Черри, считая, что на этом вопрос не исчерпан. – Я лично более чем поражен тем, что мы собрались здесь, как дамы в парикмахерской, чтобы выслушать ваши нравоучения.

Наконец, Дэн Куэйл потерял терпение.

– Черт побери, сенатор, каждый из вашей компании знал все это еще вчера. Я принял на себя обязанности главы исполнительной власти на время болезни Президента и я не намерен выполнять их коллегиально.

– Я не предлагаю… – начал Черри.

– Вот именно, – оборвал его Куэйл и заговорил в микрофон с трибуны, то и дело заглядывая в текст.

– Я назначил независимую беспартийную президентскую комиссию для наблюдения за деятельностью федеральных властей по поимке террористов, ответственных за все преступления, свидетелями которых мы стали в последние три дня. Об этом будет сообщено прессе, как только мы с вами закончим работу здесь. Комиссия будет тесно контактировать со всеми федеральными агентствами, привлеченными к расследованию фактов. Результаты расследования будут обнародованы. Комиссия получит полномочия проверять любую версию следствия, которая покажется ей подходящей. Сегодня я направлю в Конгресс запрос о специальных ассигнованиях, поэтому комиссия сможет немедленно нанять штат и приступить к работе. Я искренне надеюсь на быструю реакцию Конгресса. Я не хочу, чтобы все это обернулось переливанием из пустого в порожнее. Мистер Дорфман, зачитайте список, пожалуйста.

Уилл Дорфман отнюдь не выглядел высокомерным и агрессивным, как обычно, отметила про себя член Конгресса Саманта Стрейдер. В это утро тролль был похож на человека, правда, несколько опустошенного, с печатью усталости на лице.

Дорфман прочел список. Первым стояло имя Председателя Верховного Суда Харлана Лонгстрита. Подходящий выбор. Председатель Верховного Суда Эрл Уоррен в свое время возглавлял расследование убийства Джона Ф. Кеннеди, но, несмотря на нечеловеческие усилия со стороны членов комиссии, сторонников идеи заговора им до сих пор убедить не удалось. Вероятно, это неизбежно.

Восьмым прозвучало имя Саманты Стрейдер. Когда Дорфман позвонил ей и попросил об этой услуге, она была обескуражена, что происходило с ней крайне редко.

– Почему я? – спросила она.

– Куэйл хочет, чтобы комиссия не была партийной, и единственный путь, на наш взгляд, как этого можно добиться, – это собрать в ней представителей всех политических течений.

Секунды три она обдумывала предложение. Да. Теперь, стоя здесь и наблюдая, как этот Куренок Дэни всем своим видом подтверждает, что для руководства нацией наличие мозгов необязательно, она пришла к выводу, что приняла правильное решение.

Она прекрасно проведет время, изводя этих фашистов и шовинистов мужского пола из ФБР, которые, Господь свидетель, давным-давно заслужили гораздо худшего обращения. И, самое главное, она получит возможность заставить ослепленный мир узреть, что король Куэйл – голый. Эта охота на ведьм при участии военных с целью найти крайнего имеет все признаки пустого занятия. И последнее, но, конечно, самое важное, – десятки миллионов избирателей, которые никогда не слышали о Саманте Стрейдер, теперь услышат о ней. Теперь она не видела никаких причин, которые могли бы ей помешать стать Президентом. В конце концов, у Куэйла харизма рыбы.

Главная проблема – добиться выдвижения от демократической партии после того, как ей удастся продемонстрировать, на что может быть способна женщина. Она вычистит этот бардак с террористами и получит свой шанс. Так или иначе, это должно быть интересно и увлекательно. Как обычно, Саманта Стрейдер не испытывала и тени сомнения – она верила в себя и в свои идеи, и ей достаточно будет появиться перед нацией на телеэкране, чтобы пленить всех. Несмотря на серьезность обстановки, в ответ на предложение Дорфмана Стрейдер позволила себе роскошную улыбку.

* * *

Спецагент Том Хупер нашел своего коллегу Фрэдди Мюррея возле столика дежурной сестры отделения интенсивной терапии.

– Как он?

– Отходит после наркоза. Еще несколько часов. Он поразил хирургов. Они считали, что он помрет прямо на столе.

– Семь трупов на складе и один в его комнате в Куантико. Горничная обнаружила тело час назад, когда пошла менять белье. Ребята из лаборатории сейчас пытаются сложить все вместе и выяснить, кто есть кто.

– Десять баксов за то, что это он перебил их всех.

– Не спорю.

Фрэдди Мюррей покачал головой.

– Смешно, правда? Десять месяцев подслушивали, следили, снимали на камеру – целая эпопея – и все, что мы можем теперь предъявить, – это восемь трупов.

Они постояли молча, прислушиваясь к больничным звукам, – в глубине коридора что-то позвякивало, шипело, чмокало и пищало, раздавались чьи-то стоны.

– Мертвец из комнаты Харрисона в Куантико белый. Еще не точно, но один из наших агентов считает, что это Тони Ансельмо.

– Из Нью-Йорка?

– Да.

– Мы позволили всему этому слишком далеко зайти, – помолчав, продолжил Фрэдди Мюррей. – Надо было брать шайку Фримэна еще в сентябре.

Том Хупер не стал продолжать разговор.

– Пойдем, присядем где-нибудь. Я спал всего три часа.

Миновав две двери, они вошли в комнату ожидания отделения интенсивной терапии и присели на диван.

Хупер вздохнул, затем вынул их кармана лист бумаги и протянул его Фрэдди.

– Встречал этого парня раньше?

Фрэдди развернул листок. В руках он держал копию наброска человеческого лица, сделанного художником. Ничем не примечательное лицо. Внизу шел текст: белый, возраст примерно сорок лет, рост пять футов девять или десять дюймов, чисто выбрит, короткие темные волосы, темные глаза.

– Не узнаю. Кто он?

– Тип, который вчера подстрелил Гидеона Коэна. Возможно. Одна женщина видела его в холле здания, из которого стреляли. На нем были хирургические перчатки.

Фрэдди еще раз взглянул на рисунок, стараясь сопоставить это лицо с реальным человеком. Он уже хотел вернуть рисунок обратно, но Хупер махнул рукой.

– Оставь, мы наделаем тысячи таких. Примерно через час его покажут по телевидению на всю страну и сегодня вечером или завтра утром напечатают в газетах.

– Не такой уж хороший рисунок, – заметил Фрэдди.

Хупер пожал плечами.

– Нарисуй лучше.

– Так что ты намерен делать с Харрисоном?

– Делать? – пробормотал Хупер, слегка удивившись.

– Ты собираешься арестовать его или как?

– За что его арестовывать? В чем обвинять? Разве у нас есть доказательства, что он совершил что-либо противозаконное?

– Я не знаю. Об этом я и спрашиваю.

– Пришли сюда нескольких полицейских в форме. Нужно, чтобы один из них стоял у входа в реанимацию, а второй – у сестринского поста на этаже, круглосуточно. Я прошу, чтобы мне немедленно сообщили, как только Форд придет в сознание.

Хупер собрал силы и оторвался от мягкого дивана.

– Ты куда собрался? – спросил Фрэдди.

– Хочу узнать, что удалось обнаружить ребятам, которые занимаются убийством Уилли Тила. Тебе стоило бы посмотреть на то место! Четырнадцать трупов! И мы опознали, кто из них Уилли. Он со спущенными штанами сидел на толчке, когда гранаты начали рваться. Вот он-то мертв, так мертв! – Хупер поскреб в затылке и посмотрел на часы.

– Уже должны подписать ордер на обыск в доме Мак-Нэлли. Хотел бы я найти там эти гранатометы.

Хупер посмотрел на Фрэдди.

– Кстати, я не разрешил сообщать прессе об убийстве Мак-Нэлли. Подождем с этим, посмотрим, что получится.

– А что может произойти? Братишки Мак-Нэлли уничтожили хозяйство Тила. Теперь они мертвы. Конец фильма.

Хупер хмыкнул и вышел. Фрэдди дождался, пока он не скрылся за дверью, а затем направился к телефону-автомату. В полицейском управлении очень обрадуются, услышав о том, что им предстоит выделить несколько офицеров на круглосуточное дежурство.

* * *

Свет. Он видел свет, но взгляд не фокусировался. Вот уже и сил нет держать глаза открытыми. Он снова закрыл их и провалился в темноту.

Ему снился хороший сон, и он поспешил вернуться в него обратно. Стоял июль, время, когда небо синее и жара, а дни тянутся как патока. Он сидел на веранде в доме своей бабушки и слушал, как скрипят качели, покачиваясь взад-вперед, туда-сюда.

На протяжении всего лета ему было нечего делать и он бездельничал; максимум, на что он оказался способен, – сидеть на качелях и слушать, как скрипит цепь, когда скользит по железным крючьям, вбитым в потолок веранды.

Бабушка, перебирая бобы на ступеньках крыльца, задремала. Ему очень важно было дотронуться до нее. Невероятно, но из всех событий его жизни самым важным, врезавшимся в память, оказался один из летних дней его юности, когда он качался на качелях и смотрел на бабушку. Вот почему он снова стремился попасть на веранду, туда, где качели, где сухо потрескивали бобы и…

Однако снова возник свет. Рядом кто-то двигался.

– Харрисон, ты слышишь меня?

Он попробовал заговорить, но в горле пересохло и возникло ощущение, будто по нему провели наждаком. Он облизнул губы и едва заметно кивнул.

– Да, – прошептал он.

– Это я, Фрэдди. Как ты там?

– Где я?

– В госпитале. У тебя пуля в спине. Ты потерял много крови. Тебе сделали операцию, достали пулю и заткнули все дырки, откуда текло.

Он снова кивнул, что удалось ему с трудом. Двигаться было тяжело.

– Харрисон, ты можешь мне рассказать, что случилось?

Он задумался, стараясь припомнить. Тяжело. Склад, он ехал по городу, все перепуталось. Спустя некоторое время мысли начали приходить в порядок.

– Они пришли за мной, – сказал он.

– Ансельмо?

– И еще один. Белый парень. Пи… Пиош.

Верно. Теперь он вспомнил. Лестница, Толстяк Тони падает в темноту, кричит Фримэн Мак-Нэлли, разлетается на куски телевизор… Нет. Что-то перемешалось. Что-то…

Этот крик. Он звучал в ушах, оглушительно громко, крик человека в предсмертной агонии. А Харрисону это доставляло удовольствие. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами и вспоминал, смакуя этот крик.

– Что еще ты мне можешь сказать?

Почему Фрэдди так настаивает?

– Он кричал, – произнес Харрисон.

– Кто?

На самом деле, кто?

– Фримэн.

– Почему ты его убил?

– Почему? Да… идиот ты… Потому. Потому.

– Минут через пять сюда придет Хупер, чтобы расспросить тебя, Харрисон. Ты убил восьмерых парней. Дело действительно дрянь. Очень плохо. Мне кажется, что тебе стоит тщательно обдумать все, что ты собираешься ему сказать. Ты понял меня?

Харрисон еще раз перебрал в уме все события ночи. Чувствовал он себя скверно и его снова тянуло в сон.

– Девятерых парней.

– Девятерых?

– Думаю, да, все перепуталось.

И он опять провалился в забытье, назад, на веранду и качели, к жарким солнечным дням, сквозь дремоту услышав, как Фрэдди сказал:

– Ты уже спишь. Поговорим позже.

– Да, – ответил он и озабоченно подумал, почему у бабушки седые волосы. Она такая маленькая, сухощавая, а волосы белые, как снег. Так было всегда, сколько он ее помнил.

* * *

– К вам сенатор Хирам Дьюкен, мистер Хупер.

Секретарша подняла глаза к потолку и отступила в сторону, освобождая сенатору Дьюкену путь. Это был толстый, не жирный и не пухлый, а именно толстый мужчина в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью годами. Его двойной подбородок покачивался в такт ходьбе. На мясистом лице сверкали два глаза, жестким взглядом буравя Хупера. Хуперу еще не приходилось с такими встречаться.

Сенатор уронил свое тело в кресло и дождался, пока за ним закроется дверь.

– Я только что разговаривал с директором, – произнес он.

– Да, сэр. Он звонил мне.

– Я хочу заявить о происшествии. Я хочу, чтобы это было надлежащим образом оформлено и начато расследование. Я хочу, чтобы все было подробно запротоколировано, с датами и подписями, а копии я оставлю себе.

Хупер уклончиво хмыкнул. Если уж речь идет об официальном докладе, то это прерогатива директора, а не Хупера.

Только Дьюкен снова открыл рот, как зазвонил телефон.

– Извините, сенатор. – Хупер поднял трубку. – Да.

– Это Фрэдди. Харрисон проснулся.

– Передай ему, что я приеду сразу же, как только смогу.

После того, как Хупер положил трубку, Дьюкен сказал:

– Попросите секретаршу, пусть она возьмет все звонки на себя.

– Я не могу позволить себе такую роскошь, сенатор. Рассказывайте, что произошло.

И Дьюкен рассказал. Он поведал ему все подробности и детали с того самого момента, как познакомился с Т. Джефферсоном Броуди несколько лет назад, и до вчерашнего с ним разговора в гараже здания Сената. Хупер записывал, чтобы кое-что уточнить, задавал вопросы. На все ушло минут пятнадцать.

В конце концов Дьюкен заявил:

– Это все.

Тогда Хупер откинулся на спинку кресла и просмотрел свои записи.

– Я настаиваю, чтобы этого сводника Броуди арестовали, – сказал сенатор Дьюкен. – Я принимаю его вызов.

Хупер положил блокнот на стол.

– За что я его должен арестовать?

– За попытку дачи взятки, за вымогательство, я не знаю.

– Я тоже не знаю. Предполагаю, что все пожертвования в Комитет по внутренней политике делались в соответствии с законом, а вы мне не сообщили ничего, что могло бы свидетельствовать о нарушениях. Нет ничего противозаконного в том, что человек делает пожертвования на политические цели. Ведь к вам по двадцать раз в день обращаются разные люди с требованием занять ту или иную позицию.

– Броуди не просил. Он угрожал мне. Я уверен, что вы способны почувствовать разницу между просьбой и угрозой.

– Угрожал вам – чем? Вы сказали, что он обещал вам сделать это достоянием гласности, если вы не выполните его требования. Я не думаю, что это можно рассматривать как угрозу.

Лицо Дьюкена приобрело кирпичный оттенок.

– Послушайте, вы, защитник законности! Не рассказывайте мне, что ничего нельзя поделать! Я не намерен выслушивать все это!

Выражение лица Хупера не изменилось.

– Сенатор, вас поимел профи. А теперь послушайте внимательно, что я вам скажу. По вашим собственным словам, этот человек не сделал ничего противозаконного. Разговор состоялся без свидетелей, и поверьте, он будет отрицать все, что могло бы хоть как-то бросить на него тень.

Дьюкен с трудом сдерживался. Его кадык ходил ходуном, а сам он сидел неподвижно, уставившись в разделявший их стол.

– Однако вот что мы можем сделать. Мы можем проверить счета и посмотреть, все ли установленные правила он соблюдал, передавая пожертвования в Комитет по внутренней политике. На это потребуется время, но, вполне возможно, что-либо всплывет. Броуди умен, но закон в этой сфере сродни минному полю.

– Этот шантажист так просто от меня не отделается, – тихо произнес Дьюкен.

– Второе, что можно предпринять, – это поставить ваш телефон на прослушивание и устроить еще один разговор с Броуди. Возможно, он проговорится, чем и скомпрометирует себя.

– И меня!

– Возможно. Вам придется пойти на этот риск.

– Мне это не нравится.

– С кем он еще встречался по этому поводу? Сколько членов Конгресса подверглись его давлению?

– Я не знаю. Насколько я помню, кто-то говорил, что он давал деньги Бобу Черри и еще троим или четверым.

– Все будет отражено в их финансовых декларациях, так? Посмотрим, обнаружим ли мы их имена.

– А что это нам даст?

– Буду откровенным, сенатор. Кое-кому, возможно, не понравится такой поворот дела. Фримэн Мак-Нэлли мертв. Убит прошлой ночью.

Дьюкен потерял дар речи.

– Кто это сделал?

– Мы занимаемся расследованием. Это конфиденциальная информация. Мы не сообщали о смерти Мак-Нэлли и хотим на время попридержать эту новость.

Лицо Дьюкена приобрело мертвенно-бледный оттенок. Только что он сам без всякой задней мысли дал ФБР мотив для убийства человека, которого недавно лишили жизни.

Лицо Хупера ничего не выражало. Он прекрасно понимал, о чем в данный момент думает Дьюкен, однако это его нисколько не беспокоило.

– Хорошо то, – добавил агент, насмотревшись, как Дьюкен извивается, словно уж на сковородке, – что Фримэн сделал свой последний политический вклад. По истечении определенного времени – вероятно, довольно скоро – Т. Джефферсон Броуди узнает о несчастье, постигшем мистера Мак-Нэлли. Конечно, у него останется компромат на вас, но я сомневаюсь, что он настолько глуп, чтобы воспользоваться им. Он производит впечатление очень осторожного человека.

– Хитрый. Дурак думает, что он хитрый.

– Ах, да, а разве они не все такие?

* * *

Фрэдди стоял возле столика сестры и слушал, как человек с забинтованной головой в инвалидном кресле рассказывал полицейским о сделанной ему недавно пересадке волос на голове.

– Вы не знаете, как это удручает, потерять роскошную шевелюру. Это все равно что стареть или дурнеть на глазах, вы понимаете?

Хупер появился в дверях, окинул взглядом присутствовавших и отозвал Фрэдди в пустовавшую комнату ожидания. Позади них все тот же пациент продолжал свое повествование.

– Это была натуральная мужская лысина. Боже мой, я чувствовал себя так…

– Как он? – спросил Хупер, закрывая дверь в коридор.

– Снова спит. Сестра сказала, что он скоро проснется, тогда мы сможем поговорить с ним. Она меня позовет.

– Мы нашли тело в доме Мак-Нэлли. Винни Пиош, я думаю. Весь дом буквально изрешечен. Кто-то просто стоял в дверях и поливал каждую комнату из автомата. Настоящий кавардак.

– Возможно, Форд. Он сказал, что Пиош пришел по его голову вместе с Ансельмо. К тому же Форд сказал, что, по его мнению, он убил девятерых, но, правда, сам путается.

Хупер плюхнулся на один из стульев.

– Не сказал, почему?

– Потому. Он сказал «потому».

– Очень содержательно. Как раз то, что нужно, чтобы удовлетворить прокуратуру Соединенных Штатов.

– Он до сих пор под действием наркоза, Том. Он не понимает, что, черт возьми, говорит.

Хупер хмыкнул и посмотрел на свои ботинки. Затем снял их и растер ноги.

– Надо было сворачивать это дело еще в сентябре.

– У нас не было фактов в сентябре, – возразил Фрэдди.

Хупер уныло посмотрел на него и надел башмаки.

Спустя пятнадцать минут отворилась дверь и появилась сестра.

– Он проснулся. У вас не более пяти минут.

Когда агенты ФБР подошли к кровати, Харрисон лежал с закрытыми глазами, но сестра утвердительно кивнула им и вышла.

– Харрисон, это я, Фрэдди, – начал Фрэдди. – Со мной Том Хупер. Как ты себя чувствуешь?

Форд открыл глаза и медленно обвел взглядом комнату, пока не увидел Фрэдди. Затем он перевел взгляд на Хупера.

– Привет, Том.

– Привет, Харрисон. Извини, что помешали.

– Все кончилось.

– Да.

Глаза Форда снова закрылись. Хупер посмотрел на Фрэдди, но тот пожал плечами.

– Харрисон, – сказал Хупер. – Мне нужно задать тебе несколько вопросов, чтобы выяснить, что же там произошло. Значит, ты все-таки пошел на этот склад.

Взгляд Форда задержался на лице Хупера. Спустя некоторое время, Форд перевел взгляд на Фрэдди, потом снова на Хупера. Он облизнул губы и произнес:

– Мне нужен адвокат.

– Что?

– Адвокат. Я ни слова не произнесу без согласия своего адвоката.

– О-о-о, подожди, черт возьми, минутку! Я ни в чем тебя не обвиняю. Ты единственный свидетель серьезного…

Слово «преступления» чуть было не сорвалось у него с языка. Но он вовремя спохватился. Хупер сглотнул слюну.

– Это требует серьезного разбирательства. Ты же полицейский, Господи Иисусе!

– Мне нужен адвокат. Это все, что я могу сказать.

Хупер открыл было рот, но передумал. Он посмотрел на Фрэдди, который стоял, сунув руки в карманы и не спуская глаз с лежавшего на кровати человека.

– О'кей, мы дадим тебе адвоката. Я заскочу к тебе завтра утром, справиться, как дела.

– Прекрасно. Тогда до завтра.

– Пойдем, Фрэдди. У нас много дел.

Харрисон Рональд Форд снова впал в забытье.