Текст книги "В западне"

– Они политики. Сегодня ночью Том Шеннон и другие жители города отправили им сообщение. Теперь они его читают.

Глава 32

Новость о казнях разнеслась по всему Вашингтону – люди услышали ее по радио, а затем передавали из уст в уста. Эта весть, казалось, отняла последние силы, еще теплившиеся в израненном городе.

На следующее утро город не подавал признаков жизни, жителей на улицах было мало и они двигались, словно тени.

Никто не бунтовал, не грабил, не устраивал пожаров. Солдаты ходили по улицам без опаски, никаких инцидентов не происходило, повсюду работали команды, лихорадочно восстанавливая системы электроснабжения и связи.

На ремонт и восстановление разрушенных электростанций могла уйти уйма времени, но в некоторых частях города свет появился к полуночи. Из районов, лишенных электричества, население эвакуировали и разместили в школах и общественных зданиях, где военные установили переносные генераторы. Жители Вашингтона начали понемногу появляться на улицах и оказывать помощь другим.

Джейк Графтон весь день провел, кочуя с одного совещания на другое, на которых федеральные власти изобретали способы противодействия угрозам со стороны наркомафии.

Эта болезнь в Америке была слишком запущена.

* * *

На следующий день был снят запрет на пользование личным автотранспортом, и город превратился в огромную пробку. В тот же день, получив подтверждение от руководителей ЦРУ, ФБР и ДЕА о том, что других террористических групп в стране нет, генерал Лэнд начал постепенный вывод войск.

Он вызвал к себе Джейка Графтона, Тоуда и Риту для доклада. Спустя час, когда председатель КНШ дал понять, что встреча закончилась, Джейк попросил отпуск для себя и для Тоуда. У Риты отпуск еще не закончился. Его просьба была удовлетворена.

Когда они вышли из здания Пентагона, Джейк спросил у обоих лейтенантов:

– Не желаете отправиться на побережье и провести там Рождество вместе со мной, Колли и Эми?

Они переглянулись и согласились.

* * *

К 29 декабря все войска покинули город. На следующий день Джорджа Буша выписали из военно-морского госпиталя в Бетезде, и он возвратился в Белый дом.

Уже днем он провел пресс-конференцию, которую транслировали на всю страну. Генеральный прокурор Гидеон Коэн сидел рядом с ним.

Буш сказал, что чувствует себя лучше и самое неприятное позади. Он хотел бы воспользоваться возможностью поблагодарить вице-президента Куэйла, а также ведущих деятелей Сената и Палаты представителей, членов Верховного Суда за самоотверженность и мужество во время его болезни. Он объявил о создании президентской комиссии по изучению проблемы наркотиков и выработке рекомендаций для ее разрешения. Председателем назначался Гидеон Коэн. Президент продолжал:

– Я попросил Генерального прокурора возглавить эту комиссию, так как на сегодняшний день он один из самых строгих критиков наших усилий в этой области. Я думаю, что мы можем положиться на него в том плане, что он даст полную и объективную оценку всех наших недоработок. Мы будем просить Конгресс придать рекомендациям Комиссии силу закона.

Затем Президент перешел к сути проблемы наркотиков.

– Наркотики – это комплексная социальная проблема, которая не может исчезнуть сама по себе. Причин ее появления много, начиная от нищеты населения в Колумбии и Перу до социального неравенства и отсталой системы образования в нашей стране. Либеральная демократия, если она не пресекает зло и пренебрегает социальной справедливостью, обращается в свою противоположность. Я не знаю, можно ли решить эту проблему – несомненно, одну из самых трудных, – но я обещаю вам, что мы намерены повернуться к ней лицом.

Пресс-конференция, рассчитанная на то, чтобы погасить политические страсти, изобилующие взаимными обвинениями, не дала ожидаемого эффекта. Она слишком запоздала.

Критики вроде конгрессменки Саманты Стрейдер подвергли нападкам методы военных по урегулированию кризиса и проклинали Тома Шеннона, называя его не иначе как психопатом-линчевателем. Ему бы не избежать участи Бернарда Гётца, не будь он чернокожим. Противники жесткого законодательства в отношении наркотиков и ужесточения правоохранительных законов, а также те, кто имел собственные политические интересы и амбиции, объединились и требовали судить Шеннона и вынести обвинительный приговор.

Те же, кто считал, что правительство делает недостаточно для борьбы с распространением наркотиков, бросились на защиту Шеннона. Несправедливо, заявляли они, подвергать чернокожего Шеннона наказанию за вину белого населения.

Статьи Йоука в «Пост» расставили все по местам. Святой или грешник, Том Шеннон находился в эпицентре разгоревшихся страстей. Как ни странно, он пребывал там в одиночестве. После недолгого совещания со своим главным советником Уиллом Дорфманом Джордж Буш решил, что ФБР и полиции не стоит предпринимать попыток для выяснения личностей тех, кто сопровождал Шеннона в арсенал. Те, кто хотел скомпрометировать Шеннона, похоже, не были заинтересованы в том, чтобы история тысяч жертв наркомании выступила на первый план.

Поэтому одному Тому Шеннону предъявили обвинения в организации сговора с одним или несколькими неустановленными лицами с целью линчевания трехсот восьмидесяти двух человек.

Когда Джек Йоук пришел навестить его в госпитале, Шеннон улыбнулся.

– Администрация не желает иметь дело со всеми нами. Они рассчитывают, что если осудят меня одного, то процесс не будет иметь общественного значения и остальные жертвы отойдут в тень. Они ошибаются. Люди потеряли слишком много близких.

– А как насчет легализации наркотиков? – спросил Джек в конце разговора. – После Рождества об этом много говорят. Что вы об этом думаете?

– Лично я против этого, – сказал Шеннон. – Слишком многие слабовольные люди могут к этому пристраститься. Но, тем не менее, нужно вывести из оборота эти деньги. Если за наркотиками не будут маячить большие деньги, мафия отступится. Тогда они перестанут вербовать детей прямо с пеленок, окуная их в ту жизнь, где кругом невежество, наркотики и преступления. Целое поколение черного населения спущено в канализацию. Это нужно остановить.

* * *

Удивительно, но несмотря на вакханалию насилия, царившую в Вашингтоне, жизнь в Америке быстро пришла в норму. Днем по телевидению снова шли мыльные оперы, а по ночам – боевики.

В Сочельник в Нью-Йорке на Таймс-Сквер состоялся бал, и на следующий день многие проснулись в тяжелом похмелье.

Южная Калифорния завоевала еще один Розовый Кубок.

В течение первых двух недель января два бывших руководителя крупного финансового концерна в Техасе признали свою вину по двадцати восьми пунктам обвинения в банковском подлоге и обратились к суду с просьбой приговорить их к условным срокам и выпустить на поруки.

Жена известного киноактера подала в суд на развод, обвиняя своего мужа в интимной связи с актрисой, сыгравшей главную роль в последнем фильме с участием ее мужа. Обманутая жена кочевала на телевидении из одной утренней передачи в другую, рассказывая подробности и объясняя сочувствующим ей ведущим о финансовых трудностях, которые грозят ей в перспективе, когда она будет пытаться сводить концы с концами на полмиллиона долларов в месяц.

В Иране умер очередной аятолла, а снегопад при рекордно низких температурах задержал пассажиров самолетов в Денвере и Уайтфише, штат Монтана.

Демократы хотели знать, когда администрация поймет необходимость повышения налогов, а республиканцы хотели знать, когда демократы всерьез займутся сокращением правительственных расходов.

Еще один конгрессмен, стремясь привлечь симпатии сексуальных меньшинств, заявил о том, что он голубой.

Телекомпания, получившая права на показ по телевидению Суперкубка, начала серию передач, в которых хоккеисты-миллионеры объясняли, как их командам удалось преодолеть скупость хозяев в минувшем году.

Пока все это происходило, сенатор Боб Черри тихо ушел в отставку. Он заявил во флоридских газетах, что сделал для своей страны все, что мог, и устал. Спекуляции по поводу того, кто займет его место, стали основной темой новостей во Флориде.

В первую неделю нового года в Вашингтоне почти непрерывно шел мелкий промозглый дождь. Затем поднялся ветер и отогнал облака на восток в сторону моря.

* * *

Танос Лиаракос посмотрел на уличный указатель и еще раз сверился с картой. Он медленно проехал несколько кварталов и наконец нашел нужную ему улицу. Деревья вдоль дороги в этом пригороде в скудных лучах солнца были маленькими и чахлыми. Они, конечно, еще подрастут, но на это уйдет лет двадцать. Лишь тогда этот район не будет выглядеть сиротливым скопищем бетонных коробок.

Он нашел нужный дом, затем проехал с полквартала и, поставив машину на стоянку, вернулся пешком. Неуклюжее одноэтажное кирпичное здание с трех сторон окружал металлический забор.

За железными прутьями виднелись песочницы, качели, детские карусели. И дети. Много детей, которые бегали, визжали и смеялись.

Лиаракос вошел в парадное и прошел по пустому коридору. Он остановился у двери с надписью «Дирекция», расправил плечи и вошел.

– Мисс Джудит Льюис, пожалуйста. Она здесь?

За столом сидела похожая на сову молодая женщина с яркорозовыми губами в толстом свитере. Обратив внимание на его костюм и галстук, она изобразила улыбку и сказала:

– Она играет с детьми. Возможно, на заднем дворе.

– И как?..

– Дальше по коридору до первого поворота налево, затем прямо. Вы не заблудитесь.

– Спасибо.

Джудит Льюис стояла и слушала с выражением живого внимания, как малыш, помогая руками, рассказывал ей о своем горе. Она наклонилась, утерла ему слезы и потрепала по волосам. Когда она это делала, полы ее пальто коснулись земли и испачкались в грязи. Однако, заметил Лиаракос, это ее не обеспокоило.

Наконец, ребенок улыбнулся и убежал к своим приятелям.

– Привет, Джудит.

Она повернулась и, увидев его, выпрямилась.

– Привет, – без всякого энтузиазма произнесла она. Затем встала вполоборота к нему, чтобы не упускать из виду детей. Он подошел и встал рядом, продолжая тоже смотреть на них.

– Как провели праздники? – спросил он.

– Прекрасно. – Голос звучал твердо, но безразлично. Она взглянула на часы.

– Чудесные детишки.

– Перерыв закончится через три минуты. Говорите, с чем пришли.

– О'кей. Этот кубинский генерал Саба знает достаточно, чтобы Альдана получил срок. И он не перестает говорить – облегчает душу. Я читал стенограммы его допросов. Если обвинению удастся сделать его свидетелем, они смогут добиться обвинительного приговора.

– Зачем вы все это мне говорите?

– Разве не ясно?

– Я не собираюсь возвращаться к вам на работу, мистер Лиаракос. Я думала, что ясно дала это понять.

– Что вы ясно дали понять, так это то, что приняли Чано Альдану за воплощение зла и считали, что его следует изолировать от общества, чтобы избежать дальнейших убийств, террора, торговли наркотиками, чтобы они больше не губили жизнь как взрослых, так и детей, таких, как эти.

– Насколько я припоминаю, вы ведь почти все правильно поняли, мистер Лиаракос, – кисло произнесла она. – Как всякий обеспеченный, удачливый преступник, Альдана, конечно же, получит наилучшую юридическую защиту, какую только можно у нас купить за деньги. И это, конечно же, вы. И если вы хотите за особую плату водить за нос и мистифицировать судей – это дело вашей профессиональной этики. Потом вы вернетесь в вашу благополучную семью, съедите изысканный обед и дадите отдохновение своей утомленной душе – долг выполнен. Вы ведь такого поворота ожидали? О, я не забыла наш последний разговор, мистер Лиаракос. И думаю, что никогда не забуду. Он полностью развеял сомнения, мучившие меня все эти годы в юридическом колледже и после, во время моей практики.

Прозвенел звонок. Все дети бросились к двери.

– Если вы… – начала она, но он прервал ее.

– Я пришел просить вас вернуться на работу.

Она молча смотрела на него до тех пор, пока двор не опустел и последний ребенок не исчез внутри дома.

– Послушайте, профессия юриста – это не только Чано Альдана и ему подобные. Кто-то ведь должен оказывать помощь и всем тем униженным и обездоленным, кто просто нуждается в ней, кто не может постоять за себя. Нужно, чтобы справедливость восторжествовала. Поэтому вы пошли в юридический колледж, разве не так?

– Да, так… – произнесла она тихо. Затем подняла полу пальто и стряхнула прилипшую грязь.

– Где, по-вашему, вы наберетесь опыта, чтобы помочь этим людям? Вы получите его, ежедневно бывая в суде, ведя изнурительную борьбу с прокурорами и судьями. Чтобы защитить невиновного, нужно знать, как обращаться с этой системой.

Она отвернулась и взглянула на здание детского сада.

– Кто-то должен теребить завесу равнодушия. Кто-то должен бороться за это каждый божий день и делать все возможное. В противном случае зло восторжествует окончательно. А теперь я спрашиваю вас, если не мы с вами, то кто сделает это?

– Вы по-прежнему продолжаете заниматься риторикой, мистер Лиаракос, – с горечью произнесла она. – А защищаете вы Чано Альдану.

– Он оплатил услуги. Фирме нужны деньги. Я сделаю все от меня зависящее для этого мерзавца.

– И Альдана уйдет от возмездия.

Лиаракос хмыкнул.

– Нет, не уйдет. Саба достаточно знает, чтобы Альдана получил срок. Я читал стенограммы его допросов. Он заливается соловьем. У них есть все – с подробными ссылками на источники. Имена, даты, места, количества – все. Саба представлял кубинскую ветвь и лично встречался с Альданой по крайней мере семь раз. С помощью агентов кубинских спецслужб он даже устроил пару убийств агентов ДЕА. У обвинения все это есть.

– И что же вы собираетесь делать?

– Я? Я собираюсь наилучшим образом использовать свое искусство адвоката, а обвинение пригвоздит его виновную шкуру к стенке. Суд не позволит этому сукину сыну улизнуть. У него нет выхода. Я занимаюсь этим многие годы и знаю. Альдана виновен, и присяжные посадят его за решетку до конца жизни.

– А вы?

– А я после этого отправлюсь домой, мисс Льюис, налью себе чего-нибудь покрепче, и воздам Господу за то, что он создал суд присяжных.

– А что если присяжные не захотят вынести обвинительный приговор Альдане?

– Джудит, вы должны верить в порядочность людей, иначе у вас вообще не останется никаких надежд. Если простые мужчины и женщины из суда присяжных не вынесут ему обвинительный приговор, значит, они заслуживают его.

Она продолжала отряхивать пальто.

– Несколько недель назад вы произнесли прекрасную речь у меня в кабинете, Джудит. Что-то о законе, который существует для защиты тех, кто не может защитить себя сам. Вот они, – он показал рукой в сторону здания детского сада. – Я думал, вы имели в виду это.

Она пригладила рукой волосы, лицо ее исказилось гримасой.

– Вы уверены?

– Жду вас завтра в офисе, – сказал он, – или следующим утром. В любое время, когда вам удобно.

Она продолжала отряхивать пальто.

– Да, и у нас с вами новый клиент. Парня зовут Том Шеннон. Это дело по назначению.

– Шеннон? Не тот ли это человек, который привел к арсеналу толпу линчевателей? Козел отпущения, которого хотят повесить те, кто виновен во всем?

– Именно он, – подтвердил Лиаракос. – У вас с ним много общего. Он тоже заявляет, что понимает разницу между добром и злом.

Он повернулся и двинулся по направлению к выходу из школы, оставив Джудит Льюис посреди пустого двора. Она смотрела ему вслед и машинально продолжала отряхивать полу своего пальто.

– Будьте все вы прокляты, – прошептала она. – Будьте прокляты. – И заплакала.

Она думала, что все позади. А теперь это! Когда её брали на работу, она говорила, что пришла надолго. Теперь ее сочтут лгуньей. Она подошла к скамейке у стены дома и попыталась разобраться в себе.

Хорошо, завтра невозможно. Она позвонит руководству сегодня днем, но она должна дать им по крайней мере несколько дней, чтобы они смогли найти ей замену.

* * *

У доктора были приятные манеры. Он излучал доброжелательность и уверенность в себе. Вероятно, он почерпнул все свои манеры и словечки из инструкции № 101 по общению с пациентами.

– Вы поправитесь. Каждый третий день вам будут менять повязку. Но мне кажется, вы уже достаточно здоровы, чтобы отправиться домой.

Харрисон Рональд кивал, покачивая ногой взад-вперед, пока доктор осматривал рану на его спине. Он сидел на краю кровати, слишком высокой, чтобы можно было удобно опереться о пол ногами. Обычно сестра подставляла ему скамеечку.

– Сидите спокойно, пожалуйста.

Харрисон подчинился. Поскольку доктор не видел его лица, он улыбнулся.

– Да, действительно. Выглядит очень хорошо. Останется только шрам. Но вы можете сделать на этом месте татуировку, и никто его не заметит. У меня есть довольно неординарный рисунок – обнаженная женщина верхом на жеребце. Я могу показать вам образец, если, конечно, вы не предпочитаете классику.

– Сиськи большие?

– Дыни.

– Несите.

– Теперь, если у вас будут какие-либо проблемы, звоните мне. Персонал снизу настаивает, чтобы вы продолжали физиотерапию каждый день. Перед тем как уезжать, возьмите назначение.

– Конечно.

Доктор обошел вокруг и посмотрел ему в лицо.

– Скоро придет сестра и сделает вам перевязку. Я просто хотел осмотреть вас в последний раз и попрощаться.

– Спасибо, док.

В кресле на колесах его отвезли в административную часть, чтобы оформить документы. Администратор спросил его адрес и телефонный номер. Он назвал квартиру, которой пользовался как Сэмми Зэт.

– Увидимся завтра в десять утра.

– Хорошо.

Вошел доктор, и Харрисон пожал всем руки еще раз.

По его просьбе вызвали такси. Машина уже стояла у парадного, когда он в последний раз на чем-то расписался. При помощи сестры, которая поддерживала его под локоть, он перебрался с кресла на заднее сиденье. Она проследила за тем, как таксист укладывал две его сумки, которые Фрэдди Мюррей привез из Куантико. Наконец, машина тронулась и Харрисон помахал ей рукой.

Она ответила ему смущенной улыбкой и поспешила назад в здание, толкая перед собой пустое кресло.

– Куда тебе, приятель?

– Национальный аэропорт.

– К какой компании?

– О, я не знаю. У меня еще нет билета.

– Ладно. Проблем не будет. Праздничная суета прошла. Куда направляешься?

– Эвансвилл. Индиана.

– Через Чикаго или Кливленд?

– Все равно.

– Тогда, наверное, «Юнайтид Стэйтс Эйр».

– Идет.

Откинувшись на спинку сиденья, Харрисон Рональд наблюдал, как мимо в сером зимнем тумане проплывали автомобили. Сколько он пробыл в Вашингтоне? Почти одиннадцать месяцев. А кажется – вечность.

Водитель такси свистнул носильщику, чтобы тот поднес сумки, и Харрисон дал ему два доллара сверху. Водитель оказался прав. У него не возникло проблем с билетами на ближайший самолет, который по расписанию вылетал через час.

Харрисон присел у стойки регистрации, наблюдая за бизнесменами и мамашами с детьми. Мужчины в костюмах и галстуках читали и что-то писали, попеременно устремляясь к телефонам-автоматам звонить по кредитным карточкам. Дети бегали вокруг под неусыпным вниманием своих матерей. Он вздохнул. Все обычно, но совсем другой мир, после всей этой грязи и ненависти, где ему пришлось вращаться последние месяцы. Он покачал головой. Жизнь действительно продолжалась.

На удивление, самолет вылетел вовремя. В салоне оказалось много свободных мест. Харрисон Рональд пересел от прохода к окну и бросил прощальный взгляд на Вашингтон, оставшийся внизу и в стороне.

Теперь все кончено. На самом деле. Не будет больше страха, не надо больше ждать выстрела в спину, не будет больше бессонных ночей, заполненных мыслями о том, что стало известно Мак-Нэлли и о чем он думает. С этим покончено.

Чем ему теперь заняться? Раньше он старался об этом не думать, но теперь, когда Вашингтон скрылся из виду, а перед взором появилась лесистая подкова Аллеганских гор, эта мысль снова пришла ему в голову.

Может, податься в морскую пехоту? После того, как окончательно выздоровеет. Он найдет доктора, чтобы тот наблюдал за ним, делал перевязки и дренажи, о которых так беспокоился персонал вашингтонского госпиталя. А может, вернуться в полицию? Может, и так. Нужно будет подумать над этим как следует. Сейчас он чувствовал себя спокойно и уверенно, ему не хотелось думать обо всех этих фримэнах макнэлли, которые не любят, когда им создают помехи, пока они нарезают себе незаслуженные лучшие куски от общего пирога.

Он опустил спинку кресла и закрыл глаза. Главное, что он возвращался обратно на свою веранду. Скоро наступит весна. Летом он будет сидеть в качалке, наблюдая, как его бабушка нанизывает бобы и лущит кукурузу, делая запасы к зиме. Может быть, сходит на танцы теплым вечером. Покрасит ей дом – вот что он сделает. Он подумал о краске, вспомнил, как она пахнет, когда красишь, а солнце пригревает спину. Это будет замечательно. И времени у него навалом – сколько хочешь. С этими мыслями он задремал.

Он проснулся, когда самолет снижался над Чикаго.

Четырехмоторный самолет сразу после взлета из чикагского аэропорта О'Хэйр вошел в облачность и не выходил из нее, пока не пошел на посадку в аэропорту Эвансвилла. Харрисон приник к иллюминатору. Он смотрел, как Огайо петляла по городу, пытался узнать его улицы и дома с небольшими аккуратными квадратами участков. Увидел школу, в которой учился, и парк, в который бегал.

В аэропорту он взял такси.

Маленький домик ничуть не изменился. Качели на зиму сняли, листва опала, а траву наверняка скосили еще до наступления холодов. Дом определенно требовал ремонта. А софиты под карнизами он поправит, и все подгнившие доски заменит.

Доктор запретил ему поднимать тяжести, поэтому он попросил таксиста поднести сумки на веранду. Затем потрогал дверь. Открыто.

Он вошел.

– Бабушка! Это я, Харрисон.

– Кто?

Ее голос донесся по коридору из кухни.

Харрисон пошел туда. Он увидел ее раньше, чем дошел до кухонной двери. Старенькая, маленькая, вся седая. Но она была сейчас воплощением того домашнего счастья и покоя, к которым он стремился душой и телом.

– О, Харрисон! Какая радость! Ты дома!

– Да, бабушка. Я дома.

И он нежно обнял ее.