Текст книги "Выстрел издалека"

Наконец старуха поняла, что зажегся зеленый свет, и после нескольких рывков сдвинулась-таки с места. Стоял прекрасный и не очень жаркий день, небо было ярко-синим и безоблачным, и Келли казалось, что все божьи одуванчики выползли сегодня из дому. Она резко нажимала на кнопки автомобильного радиоприемника, пытаясь поймать хоть какую-нибудь станцию, передачи которой сделали бы медленное передвижение по дороге не таким выматывающим. Наконец ей удалось найти группу «Пет Шоп Бойз», и под эту музыку она продолжала ехать за божьим одуванчиком со скоростью на пять миль меньше установленного предела.

Пятидесятисемилетний Фергюс О'Мэлли владел строительной компанией, расположенной в Литчфилд-парке, к западу от Феникса и недалеко от военно-воздушной базы «Льюк». Эта процветающая компания, в которой трудилось более пятидесяти рабочих, славилась качеством выполненных работ и разумными ценами. Хотя большая часть жизни О'Мэлли прошла в Аризоне, он любил хвастаться своим ирландским происхождением и даже велел нарисовать на грузовиках своей компании трилистник, как ее эмблему. Говорил он певуче, на ирландский манер.

Келли въехала на «бьюике» на строительную площадку и остановила машину рядом с грузовиком, доверху наполненным древесиной. Два молодых человека в комбинезонах остановились поглазеть на то, как она выбралась из «бьюика» и направилась к зданию офиса, неся под мышкой белый конверт. Один даже засвистел ей вслед, но Келли никак не отреагировала. Она привыкла к вниманию мужчин, и то, что незнакомцы частенько свистели за ее спиной, уже не вызывало у нее досады. Келли знала, что беспокоиться следует как раз тогда, когда свист прекращается.

О'Мэлли не принадлежал к числу людей, тратящих деньги на дорогую обстановку, поэтому в его офисе стояла только самая необходимая мебель. Никаких стульев для посетителей в приемной, просто стол, за которым секретарша что-то печатала на старой механической машинке. Она как раз доставала какую-то папку из обшарпанного шкафа, когда вошедшая в приемную Келли попросила ее связаться с шефом. Не успела секретарша переговорить с Фергюсом О'Мэлли по внутреннему телефону, как он сам, подобно вихрю, ворвался в помещение, сгреб Келли в объятия и крепко прижал к груди. Он даже оторвал ее от земли, так что она заболтала ногами в воздухе.

– Келли, моя дорогая девочка! Как ты живешь? – заорал он и так стиснул ее, что у девушки перехватило дыхание.

Конверт выскользнул из ее рук и упал на пол.

– Дядя Фергюс, пожалуйста, отпустите меня! – взмолилась она.

– Ты хочешь сказать, что я уже не имею права обнять собственную племянницу? – взревел О'Мэлли, еще сильнее сжимая ее и целуя в щеку. Келли явственно ощутила запах виски.

Наконец О'Мэлли опустил ее на землю, поднял упавший конверт и провел в свой кабинет. Как и в приемной, тонкий слой пыли покрывал все вокруг. О'Мэлли заметил недовольный взгляд племянницы, широким жестом вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер им стул.

– Садись-ка, – сказал он, подавая ей конверт и наклоняясь над своим заваленным бумагами столом. – Скажи мне наконец, что привело тебя в мою обитель?

Келли открыла было рот, но он перебил ее:

– Хочешь чего-нибудь выпить – чай, кофе? А может быть, кое-что покрепче?

Келли покачала головой.

– Я ничего не хочу, дядя Фергюс, но вас удерживать не буду.

– Келли, девочка моя! Я надеялся, что ты это скажешь, – произнес он с улыбкой и ринулся к столу со скоростью, которой нельзя было ожидать от человека таких размеров.

А он был действительно огромен – не человек, а медведь. Рабочие джинсы туго обтягивали его внушительную талию, закатанные рукава клетчатой рубашки обнажали мясистые руки. Большие ладони были почти квадратными и явно привычными к работе, а кожа на лице загрубела от долгих лет пребывания на открытом воздухе при любой погоде. О'Мэлли выдвинул нижний ящик стола и достал бутылку виски. Найдя стакан, спрятанный среди груды бумаг, он налил себе солидную порцию спиртного.

– За тебя! Пусть твоя жизнь будет исполнена радости, а в карманах не переводится золото!

С этими словами О'Мэлли поднес стакан к губам и одним махом опрокинул в себя. Келли рассмеялась. О'Мэлли вернулся к своему столу и посмотрел на нее с обожанием.

– Ну-с, так в чем дело?

Келли вскрыла конверт отточенным ногтем, покрытым красным лаком, и достала оттуда одну из фотографий.

– Я хотела узнать, не знаком ли вам этот человек, – сказала она и передала снимок О'Мэлли.

Тот задумчиво поскреб подбородок, внимательно изучая фотографию.

– А почему ты думаешь, что я могу его знать? – наконец спросил он.

– Этот человек – ирландец, – объяснила Келли.

О'Мэлли взглянул на нее и поднял брови.

– Если ты не знаешь, кто он, то откуда тебе известно, что он из старой доброй Ирландии?

Келли улыбнулась.

– Дядя Фергюс, если я расскажу вам, вы не поверите!

– Попытайся! – предложил он и отхлебнул виски.

– Этот человек брал напрокат машину, и женщина, которая оформляла заказ, сказала, что он говорил с акцентом.

– Да эти американцы не отличат речь ирландца от речи австралийца или южноафриканца! Ты ведь сама это знаешь.

Келли покачала головой.

– Я дала ей послушать несколько магнитофонных записей. Она утверждает, что акцент ирландский.

О'Мэлли просиял, опять поднял стакан и с чувством произнес:

– Умница!

Как правило, Келли не нуждалась в похвалах, считая их просто одним из приемов, к которым прибегают мужчины, чтобы завладеть ее вниманием. Но дядя – другое дело. Ей было приятно сознавать, что она заслужила его одобрение.

– Ну так как, вы его знаете?

О'Мэлли еще раз взглянул на фото и покачал головой.

– Что-то знакомое, но не могу вспомнить имя.

Он отдал ей снимок.

Келли внимательно смотрела на дядю, пытаясь по его лицу понять, правду ли он говорит, но О'Мэлли выдержал ее взгляд, и она ему поверила. Передав дяде снимок блондинки, тоже увеличенный с помощью компьютера, она спросила:

– А ее?

Реакция О'Мэлли был неожиданной: у него отвисла челюсть и широко открылись глаза. Он вскочил из-за стола со словами:

– Где это было снято?

– В пустыне, – ответила Келли.

– Недавно?

– Да. Дядя Фергюс, вы меня убиваете! Вы знаете ее?

Кто она?

– Да, девочка. Ее-то я как раз знаю! Но, Боже Всемогущий, что ей понадобилось в Аризоне?

* * *

Лена Рашид бросила на пол влажное полотенце и натянула старую мужскую пижаму. Она завязывала на талии поддерживавший брюки шнурок, когда дверь спальни медленно открылась, и ее взору предстал Рик Ловелл. Опираясь на косяк, он стоял в проеме двери и хитро улыбался.

– Я почему-то так и думал – вряд ли ты наденешь ночную рубашку времен королевы Виктории! – сказал он, оглядывая женщину с головы до ног.

– Выйди из моей комнаты! – прошипела она, застегивая верхнюю пуговицу пижамной куртки.

– Да ну, Лена, – протянул Ловелл, – что ты строишь из себя недотрогу?

Рашид взяла щетку и, присев к туалетному столику, начала размеренными движениями расчесывать свои длинные густые волосы. В зеркале она увидела, что Ловелл вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Если ты не уйдешь, я позову Карлоса, – пригрозила Лена, не повышая голоса.

– Я его не боюсь, – откликнулся Ловелл, подходя к ней, и принялся ласкать ее плечи.

– Тогда ты действительно дурак, – буркнула Лена, кончая причесываться.

Пальцы Ловелла сжали ей горло. Он наклонился и поцеловал ее плечо. Она ощутила, как щетина поцарапала ей кожу.

– У меня уже пять недель не было женщины, а ты прямо заводишь меня!

Лена резко выпрямилась, заставив его отступить, и как нож выставила перед собой щетку.

– Не могу сказать того же о себе, Ловелл. Ты мне противен.

Ловелл схватил щетку и отвел ее в сторону, затем шагнул вперед и крепко прижал Лену к себе. Он попытался поцеловать ее в губы, но она коленом ударила его в пах. Хотя удар оказался не совсем точным, боль он все-таки причинил. Упершись руками Ловеллу в грудь, Лена оттолкнула его. Он попытался снова схватить ее, но она остановила его, подняв руку. Ловелл напряженно ждал, что она скажет. Его взгляд стал диким от желания, что не ускользнуло от Лены.

– Уйди отсюда! – повторила она.

– Ни за что!

Рашид с сомнением покачала головой.

– Ты все равно не выдержишь, – наконец прошипела она.

– Чего не выдержу?

– Меня. Не сможешь трахаться так, как я хочу.

Он недобро усмехнулся.

– Давай попробуем.

Рашид медленно облизнула губы.

– Так ты хочешь этого, ублюдок? ну что ж, ты это получишь. Но потом пожалеешь!

Ловелл сделал шаг по направлению к ней, но Лена опять вытянула руку.

– Подожди. Ты будешь заниматься со мной любовью так, как хочу я, или вообще никак!

– Так, как хочешь ты? Что ты имеешь в виду?

– Разденься и ложись на кровать, – скомандовала Лена.

На какое-то мгновение показалось, что он передумал, но вот Ловелл расстегнул рубашку, обнажив безволосую грудь. Улыбаясь, он снял рубаху, бросил ее на пол и начал снимать джинсы. Сев на кровать, стянул носки, затем лег и снял трусы. Теперь он лежал на постели совершенно обнаженный и хотел набросить на себя покрывало, но Рашид покачала головой.

– Нет! Я хочу посмотреть на тебя.

Подняв с пола его рубаху, она села рядом с ним и взяла его член. Ловелл застонал, когда Лена сжала руку, и попытался схватить ее, но она увернулась.

– Так, как хочу я! – напомнила она.

Ловелл улыбнулся. Лена почувствовала, как твердеет под рукой его плоть. Быстро оседлав Ловелла, она наклонилась вперед и завела руки ему за голову. Он попытался поцеловать ее, но она отвернулась. Ее длинные волосы свисали на лицо Ловелла. Быстрыми, точными движениями Лена привязала его руки к изголовью кровати.

– Что ты делаешь? – удивился он, стараясь освободиться.

– Так я трахаюсь с мужиками, которые мне противны, – ответила она.

Соскользнув с него, Лена вытащила ремень из джинсов и привязала им ногу Ловелла к другому концу кровати.

– Мне это не нравится! – запротестовал он и снова рванулся из пут.

Рашид, сидя на краю постели, опять взяла в руки его член.

– А мне кажется, что нравится! – издевательски произнесла она и сжала руки.

Он застонал. Отпустив его, она подошла к гардеробу, вытащила свой ремень и привязала им к кровати вторую ногу Ловелла.

– До сих пор я трахалась только с двумя американцами. Они были такими же свиньями, как и ты.

Выпрямившись, Лена достала бумажник, вынула оттуда запечатанный презерватив, и, разорвав бумагу, опять села на постель.

– Я не хочу ничего надевать! – запротестовал Ловелл.

Рашид одним точным движением натянула на него презерватив.

– Ты считаешь, я буду трахаться с ублюдком вроде тебя без презерватива? – огрызнулась она и плюнула ему в лицо. – Тогда ты просто сумасшедший!

Слюна стекала по лицу Ловелла. Он попытался стереть ее, но не смог достать. Рашид заметила, что эрекция уменьшилась, и начала массировать член, пока он снова не затвердел.

– Смешно, что вы все теряете к бабе интерес, как только почувствуете опасность, – сказала она.

– Хватит! – взмолился Ловелл. – Развяжи меня. Я передумал.

Рашид засмеялась гортанным смехом.

– Ты этого хотел, ублюдок, и ты это получишь!

Она встала и сняла пижамную куртку. У нее были широкие плечи и маленькие груди – просто небольшие припухлости. Ловелл заметил, что она не брила подмышки, и волосы там были густыми и длинными. Волоски виднелись и около сосков. Лена вытянула подушку из-под его головы.

– Подними задницу!

Он послушался, и она сунула подушку ему под ягодицы.

– Они были заложниками, эти американцы. Мы взяли их в Бейруте и держали привязанными к батарее несколько месяцев. От них воняло! От американцев всегда воняет.

Лена не торопясь развязала шнурок фланелевых пижамных брюк, и они упали на пол, обнажив ее тонкие загорелые ноги. Волосы внизу живота были такими же черными и густыми, как и под мышками. Глаза Ловелла устремились на обнаженное тело Лены, и она не смогла сдержать улыбки.

– Один из них был агентом ЦРУ, а про второго мы так ничего и не узнали. И трахались они паршиво, Ловелл. Интересно, все американцы паршиво трахаются?

– Развяжи меня, Лена, – нервно произнес Ловелл.

Рашид засмеялась, видя, что ему не по себе. Повернувшись к нему спиной, она подошла к гардеробу и наклонилась, отчего мышцы ее ног напряглись, а ягодицы обозначились четче. Несмотря на холодный комок страха внутри, Ловелл почувствовал, как поднимается его член. Когда Лена выпрямилась, он застонал. В руке она держала винтовку и любовно гладила ее, как только что гладила его плоть. Взгляд женщины стал твердым. Она опять села на кровать рядом с Ловеллом. Ее обнаженное тело коснулось его кожи.

– Мне приказали их убить, но я сделала бы это и без приказа. Это было наслаждением! Я ненавижу американцев, Ловелл, всех до единого.

Она секунду подержала пулю в дюйме от его лица, а затем дослала ее в патронник.

– Отпусти меня! – опять взмолился Ловелл.

– Ты хотел знать, что значит трахаться со мной, – так теперь молчи и наслаждайся.

Она снова оседлала Ловелла и левой рукой крепко ухватила его член. На этот раз она даже вонзила ногти в его плоть, так что он вскрикнул. Когда Ловелл открыл рот, Лена ловко сунула в него ствол винтовки. Металл стукнулся о зубы. Ловелл постарался увернуться, но Лена продвинула винтовку глубже и уперла конец ствола ему в щеку.

– Держи голову прямо, свинья, не то я размозжу ее!

Ловелл повиновался. Лена усмехнулась.

– А теперь соси ее нежно-нежно, как будто это я!

Губы Ловелла сомкнулись вокруг ствола. Он начал делать осторожные движения, как ребенок, сосущий материнскую грудь. Выпустив из рук его член, Лена сняла винтовку с предохранителя и положила палец на спусковой крючок.

– Для того чтобы спустить курок этой винтовки, нужно три фунта веса, – спокойно сказала она. – Я думаю, тебе полезно будет об этом узнать.

Ее левая рука опять легла на его плоть и начала поглаживание.

– Они знали, что это последнее траханье в их жизни, но мне почему-то кажется, что оно им не очень понравилось, – продолжала Лена.

Рукой она ввела его член в себя всего на дюйм, затем качнула бедрами из стороны в сторону. Пот струился по лицу Ловелла и собирался в ложбинке на горле. Глаза широко раскрылись от страха. Он послушно сосал ствол винтовки. Она впустила его еще на дюйм, и он почувствовал, как ее внутренние мускулы обхватили его член.

– Самое трудное было рассчитать, когда они кончат. Нужно было точно определить этот момент.

Раздвинув бедра, Лена вобрала всю его плоть и начала медленно опускаться и подниматься.

– Я не хотела спускать курок до того, как они кончат, понимаешь? О Боже, Ловелл, такого я не испытывала никогда в жизни!

Теперь она двигалась быстрее. Волосы били ее по плечам, кожа стала влажной от пота.

– Знать, что я последний человек, которого они видели перед смертью, что они умерли, трахаясь со мной!

Ствол винтовки двигался между губами Ловелла в такт движениям ее тела. Внезапно Лена остановилась и приподнялась.

– Я спустила курок. Мозги брызнули на пол, а тело забилось в конвульсиях. Член стал таким большим и твердым, а судороги ввели его в меня так глубоко... Я никогда не испытывала этого раньше. Каждая женщина должна почувствовать, каково это – знать, что мужчина умер прямо в тебе!

Она усмехнулась.

– Они, разумеется, не знали о том, какой сильнейший оргазм я испытала. Правильно говорят, Ловелл: хороший янки – только мертвый янки. Я думаю, мне следует заранее тебя поблагодарить...

Лена с такой силой опустилась на него, что он чуть не задохнулся.

– Пусти меня в себя, Ловелл, – сказала она хриплым и низким, как у мужчины, голосом.

Он попытался было сопротивляться, но его руки и ноги были привязаны слишком крепко. Он заметил, как напрягся палец Лены на спусковом крючке, и постарался вызвать в воображении картины, которые отвлекли бы его от происходящего. Возможно, подумал он, если эрекция ослабеет, она оставит его в покое. Он пытался думать о бейсбольных матчах, старых фильмах, таблице умножения... Все оказывалось напрасным – член становился только тверже. Ловелл открыл глаза и увидел, что Лена не сводит с него сияющего взгляда. Крепко прижавшись к нему, она раскрыла рот, ее грудь блестела от пота, а мускулы шеи напряглись, подобно стальной проволоке. Маленькие груди подпрыгивали в такт ее движениям. Он опустил взгляд и увидел ее плоский живот и треугольник волос. Когда она опускалась и поднималась, становился виден влажный сверкающий презерватив. Ловелла начало трясти от страха. Он почувствовал близость оргазма, а по ее сатанинской усмешке понял, что и она это почувствовала. Ему захотелось кричать, умолять ее, но ствол винтовки плотно прижимал его язык, как кляп. Его бедра задвигались ей навстречу, как будто уже не повиновались его воле. Он хотел ее, несмотря на то что знал: это означает его смерть. Спусковой крючок пришел в движение, палец прочно удерживал его. Рашид поднималась и опускалась все быстрее.

– Возьми меня и умри! – прокричала она, сжимая его член внутренними мышцами.

Ловелл ощутил, как под влиянием оргазма вошел в нее с небывалой силой, и одновременно увидел, что спусковой крючок оттянут назад, а курок начал двигаться. Он закричал так, как не кричал ни разу в жизни, и уже не услышал щелчка, с которым курок привел в движение боек, ударивший в пустой патронник.

Лежа на кровати в своей спальне, Карлос услышал этот нечеловеческий вопль. Вряд ли Ловелл еще когда-нибудь попытается залезть к Лене в постель, подумал он с улыбкой.

* * *

Дон Клутези налил себе кофе и положил три ложки сахару.

– Хочешь кофе? – спросил он Фрэнка Салливана.

Салливан покачал головой. Он читал одно из фэбээровских дел, лежавших у него на столе, и время от времени глухо ворчал. Клутези встал у него за спиной и тоже начал читать, заглядывая другу через плечо.

– Мэри Хеннесси... – задумчиво произнес он. – Королевская тайная полиция вроде бы искала ее два года назад. Ну и как, нашли?

– Они-то нет, а вот агент в Фениксе, похоже, нашел, – ответил Салливан.

Пошарив на столе среди бумаг, он выудил фотографию и подал через плечо Клутези.

Тот схватил ее и начал сличать со снимками в досье. Цвет волос был другим, но тем не менее было ясно, что на снимках изображен один и тот же человек.

– Когда была сделана фотография? – спросил Клутези.

– Недавно, – ответил Салливан. – Точнее сказать не могу. Я даже не знаю, откуда у агента этот снимок.

Он подал коллеге вторую фотографию.

– Она была с мужиком. Узнаешь его?

Клутези внимательно посмотрел на фотографию и пожал плечами.

– Он тоже из ИРА?

– Это Мэтью Бейли, тот парень из ИРА, что в прошлом году пытался в Лос-Анджелесе купить ракету. Там есть еще один тип, но насчет него мне ничего не удалось извлечь из наших досье.

С этими словами Салливан показал напарнику фотографию человека с усами и в солнцезащитных очках, который держал у рта переговорное устройство.

– Я собираюсь запросить Феникс, можно ли провести перекрестную проверку с КТП и МИ-5.

В дверях показалась голова человека средних лет. Это был Дуглас Фаулгер, который работал на том же этаже в отделе контрразведки на Ближнем и Среднем Востоке.

– Привет, Фрэнк! Пойдешь в субботу играть в софтбол?

– Конечно, Дуг. А с кем мы играем?

– С одной из команд бруклинского СВАТа[9]9
  SWAT – Special Weapons And Tactics, спецпоздразделения полиции.


[Закрыть], – ответил Фаулгер, ухмыляясь. – Так что готовься к бою.

Он вошел в кабинет, кивнул Клутези в знак приветствия и вдруг увидел фотографию Мэри Хеннесси.

– Красивая женщина, – заметил он, изучая снимок. – И наверняка с большим опытом.

– Точно, – ответил Клутези. – Это террористка из ИРА. Любит забавляться тем, что замучивает до смерти наших секретных агентов.

Он передал Фаулгеру вторую фотографию – ту, на которой был снят мужчина с переговорным устройством.

– Ну уж этого ты наверняка не знаешь, – предположил он.

Фаулгер быстро взглянул на фотографию и фыркнул.

– Да перестань меня разыгрывать. Дон! За дурачка меня держишь, что ли?

Салливан вскинул голову.

– Так ты его знаешь?

– Послушайте, парни, да на свете нет агента по борьбе с терроризмом, который бы не знал этого человека! Вдруг он в изумлении раскрыл рот.

– Боже мой! Не хотите ли вы сказать, что он в Штатах?

– Да кто «он»? – нетерпеливо переспросил Салливан. – Кто это, черт возьми?

Фаулгер еще раз внимательно взглянул на фотографию.

– Если я не ошибаюсь, джентльмены, это Ильич Рамирес Санчес, псевдоним Карлос Шакал.

* * *

Лу Шолен включил телевизор у себя в спальне и увеличивал звук до тех пор, пока не удостоверился, что он перекрывает его голос. Карлос настаивал, чтобы они избегали всяческих контактов с друзьями родственниками, пока дело не будет сделано, однако Шолен считал что такие предосторожности излишни. Не было никаких признаков того, что кто-нибудь напал на их след. Тем не менее Шолен предварительно убедился, что его звонок не услышат: Карлос не так давно вышел из дома, Ловелл смотрел телевизор внизу, в небольшой комнатке, а ливанка находилась у себя в спальне.

Он достал из-под кровати ранец и, расстегнув молнию на боковом кармане, вынул оттуда черную пластмассовую коробку размером с книжку в мягкой обложке. На одной стороне коробки располагались двенадцать серых кнопок, а на противоположной – маленькая решетка, в которой скрывался микрофон. Встроенное электронное устройство было очень простым и обошлось Шолену всего в несколько долларов. Коробка только генерировала электрические сигналы, подобно тому, как работает обычный телефон. Конечно, в руках человека, не знакомого с работой сетей связи, она была бы совершенно бесполезной, но Шолен не был невеждой. Он открыл маленькую записную книжку и пробежал глазами ряды цифр. Ему понадобилось десять лет, чтобы собрать всю имеющуюся теперь в его книжке информацию, причем номера он записывал с помощью других цифр, как дети при игре бейсбольными карточками.

Первый номер, который набрал Шолен, принадлежал страховой компании в Балтиморе. Он знал, что контора уже закрыта – было девять часов вечера – и на звонок никто не ответит. После третьего гудка он прижал решетку к телефонному микрофону и ловкими движениями пальцев набрал двенадцать цифр. По линии начал идти сигнал. Поднеся телефон к уху, Шолен услышал серию щелчков, которые дали ему понять, что звонок передан с коммутатора в Балтиморе через всю страну в Сан-Франциско. Щелчки кончились. Опять послышался звук набираемого номера, но на этот раз он исходил от коммутатора за тысячи миль отсюда. В записях телефонной компании будет значиться, что Шолен просто сделал местный звонок в страховую фирму. Он опять поднес коробку к телефонной трубке и набрал несколько цифр. Снова послышался ряд щелчков. Теперь вызов передан с Западного побережья на коммутатор в Лос-Анджелесе. Шолен начал набирать номер телефона-автомата, который, по его сведениям, был таким же, как у еще пяти автоматов в Лонг-Бич. Он набирал цифры, а за тысячи миль от него начал звонить телефон. Пальцы Шолена двигались очень быстро – ведь ему нужно было набрать еще один номер до того, как на звонок ответят. После нажатия двенадцати кнопок вызов попал на главный коммутатор в Сан-Диего. Пока сигналы со скоростью света летели через всю страну, телефон в Лонг-Бич перестал звонить.

Шолен поднес трубку к уху и опять услышал зуммер. Теперь сигнал шел с коммутатора в Сан-Диего, но если бы кто-нибудь попытался выяснить, откуда звонят, ответом был бы платный телефон-автомат в Лонг-Бич. Последние сигналы, генерируемые черной коробкой, отозвались звонком телефонного аппарата, стоявшего на столе в холле квартиры его родителей в Коронадо. Мать Шолена сняла трубку только после пятого гудка и тут же обрушила на него поток вопросов. Говорила она с сильным немецким акцентом, который почти не изменился за годы жизни в Соединенных Штатах. Шолен подождал, пока она замолчит.

– Мам, у меня все отлично! – сказал он. – Нет, я не знаю, когда вернусь. А как Виллис?

Это была собака Шолена, и именно из-за нее он и звонил. Перед его отъездом из Коронадо ротвейлер вдруг стал отказываться от пищи и беспокойно спать по ночам.

– Ах, Лу, ему было очень плохо, – ответила мать. – Он несколько раз болел, и на прошлой неделе мы водили его к ветеринару. Тот сказал, что это заворот кишок.

У Шолена засосало под ложечкой.

– Но ведь теперь все хорошо, да, мам?

– О да, теперь Виллис совершенно здоров. Мы взяли его домой. Но лечение стоило очень дорого, Лу! Восемьсот долларов за операцию и лекарства.

Шолен вздохнул с облегчением. Он взял эту собаку еще щенком и любил всем сердцем.

– Об этом не беспокойся. Я вышлю тебе денег через пару недель. А ест он теперь нормально?

– Как лошадь! На следующей неделе мы опять поведем его в больницу, чтобы снять швы, а с желудком сейчас все в норме. Ну так когда ты приедешь домой?

– Я не знаю, мам. Эта работа очень важна. Хотя через две недели она должна закончиться.

– Виллис скучает по тебе, Лу. И мы, конечно, тоже. Пожалуйста, возвращайся поскорее!

– Обязательно, мам! Передай папе привет. А сейчас мне надо идти.

Шолен положил трубку и взглянул на экран телевизора. Там капитан Кирк и Спок с помощью радиолокатора приближались к звездному кораблю.

* * *

Времена, когда агенты ФБР, надев комбинезоны служащих телефонной компании, карабкались по телеграфным столбам, чтобы установить подслушивающие устройства, отошли в прошлое с появлением цифровых коммутаторов. Физическое подслушивание уступило место компьютерному контролю – к большому облегчению агентов, которым раньше приходилось часами лежать в сырых подвалах или на заднем сиденье автомобиля и ощущать неудобства от слишком тугих наушников.

Как только Джейк Шелдон придал необходимую юридическую основу наблюдению за телефонной линией в доме родителей Лу Шолена в Коронадо, детали осуществления этого мероприятия легли на плечи агента Эрика Тифенбахера, работавшего в одном из офисов ФБР на улице Ист-Индианола. Он, в свою очередь, связался с пятидесятилетним техником в управлении телефонной компании. Этот человек, по сути дела, был таким же ветераном Бюро, как и любой другой агент ФБР. В его обязанности входило подготовить линию к контролю, а именно – нажать несколько клавиш на терминале своего компьютера и послать сигнал по специально выделенной для этого линии в здание ФБР. Затем он таким же образом связался с Тифенбахером и послал проверочный сигнал, чтобы удостовериться, что связь работает четко. Одновременно этот техник отвечал за шестьдесят подслушивающих устройств – в основном по заданию ФБР и Агентства по борьбе с наркотиками. Он обладал информацией, достаточной для того, чтобы вмешаться в огромное количество дел, возбужденных по статьям «организованная преступность» и «коррупция». Каждый год его деловые качества получали отличную оценку в ФБР, и ему никогда даже не приходило в голову торговать сведениями, которые становились известны в ходе прослушивания. Пять лет назад погибла его внучка – ее сбила машина, за рулем которой сидели трое негритянских подростков, незадолго до того ограбивших винный магазин. Для него прослушивание телефонов было личным вкладом в борьбу сил законности и правопорядка против всего этого сброда, правившего бал на улицах города.

Вдоль трех стен офиса, где работал Тифенбахер, стояли магнитофоны. Машины были настроены на голос, и лента начинала вращаться, только когда раздавался звонок. В центре комнаты находились стол из тикового дерева и стул, на котором сидел Тифенбахер и, куря одну сигарету за другой, проверял магнитофоны, при необходимости меняя пленку. Ежечасно он с блокнотом в руке обходил машины и записывал цифровые показания на счетчике у каждого магнитофона. Такая запись служила просто дополнительной копией, потому что время звонка фиксировалось на ленте с помощью электроники, так же как и номер вызываемого абонента. Установить, с какого и на какой номер звонят, стало с появлением цифровых коммутаторов всего лишь вопросом компьютерного программирования.

Тифенбахер дежурил по очереди с тремя другими агентами, тоже заядлыми курильщиками. Они распределили смены таким образом, что в офисе круглые сутки все время кто-то был. К некоторым магнитофонам были прикреплены красные таблички, которые означали, что обо всех звонках следует немедленно докладывать такому-то агенту. Остальные магнитофоны проверялись раз в день. Большинство работавших в здании агентов называли комнату наблюдения «могилой», а четверых ее сотрудников – «живыми мертвецами». Все четверо когда-то совершили те или иные должностные проступки, и назначение в «могилу» не считалось завидным продвижением по службе для честолюбивого фэбээровца.

Проступок Эрика Тифенбахера состоял в том, что он позволил своему коллеге нарваться на пулю при задержании беглеца, отданного на поруки. Эрик работал в «могиле» пять месяцев и уже просил подыскать ему место вне ФБР. Начала крутиться лента, записывающая разговоры Шоленов. Тифенбахер раздавил окурок, взял наушники и подошел к машине. На ней была красная табличка с именами сразу двух агентов – Коула Говарда и Келли Армстронг. Подсоединив наушники к машине, Эрик начал слушать. Пожилая женщина – мать Шолена – обычно звонила нечасто: делала заказы в местных магазинах или советовалась с ветеринаром по поводу своей собаки. На красной табличке значились также домашние телефоны обоих агентов – на случай, если с ними понадобится связаться в нерабочие часы. Вскоре после установки подслушивающих устройств Келли Армстронг приходила в комнату наблюдения и просила, чтобы, если обнаружится что-нибудь интересное, ей позвонили первой. Она немного ввела Эрика в курс проводимого расследования, при этом так наклонившись над столом, что он сумел рассмотреть ее великолепную грудь. Чертовски горячая бабенка, подумал Тифенбахер, а грудь так и хочется потрогать! В ней чувствуется шик: все надетые на ней вещи очень изысканны, а часики, на которые, как он заметил, она постоянно смотрела, – золотые «картье». Келли носила обручальное кольцо, но Эрик подумывал о том, чтобы пригласить ее на коктейль после работы.

Он начал слушать. Старуха явно разговаривала со своим сыном Лу Шоленом – как раз тем типом, которым интересовались агенты. На дисплее ниже счетчика появились цифры – номер телефона, с которым беседовала пожилая дама. По окончании разговора цифры будут зафиксированы на ленте, но Тифенбахер уже записал их в свой блокнот, чтобы сразу же сообщить Келли Армстронг. Может быть, ему удастся угодить ей, и тогда она будет более сговорчивой.

* * *

Лиза Говард принесла в гостиную две чашечки кофе и поставила на стол, стараясь не спутать бумаги мужа.

– Спасибо, дорогая, – сказал он, поднимая голову от работы и улыбаясь. – Как дети?

– Уже спят, – ответила она. – Они так быстро растут! Представляешь, Эдди спросил меня сегодня, когда он начнет играть в гольф!