Текст книги "Неотразимое чудовище (сборник)"

* * *

– Цвета в театре – траурные. Чехов, которого он ставит, экзистенциален не хуже Сартра! Знаешь, у меня вообще такое впечатление, что вся жизнь господина Донатовского – «in memorium». Флаг Смерти гордо развевается на этом кораблике, но не в качестве «веселого роджера», а как придание смысла жизни. Может быть, это просто результат патологического страха перед неведомой Вечностью, а может, и бредово-маниакальная страсть? Я бы не стала снимать его с нашей «доски почета»! Хотя временами у меня возникало подозрение, что это лишь игра. Кстати, он уникальный актер! Что, как ты понимаешь, с одной стороны, меня восхищает, а с другой – напрягает. Не разыгрывает ли сей муж предо мной определенный спектакль, зная куда больше, чем хочет показать? Опять же, судя по Лизиному поведению, она хорошо знала своего убийцу, доверяла ему, а Донатовский подходит под эти характеристики, как никто другой!

– Хорошо, я принял и Донатовского. Насколько я знаю, ты посетила сестрицу?

– Сестрица со мной разговаривать отказалась. Попросту захлопнула перед моим носом дверь. Сослалась на Ванцова. Посему мои подозрения на ее счет еще туманны, как погода. Я хочу узнать сначала, что она наговорила нашему Лешеньке. А уж потом я буду ее классифицировать. Хотя мне она показалась изрядно напуганной и агрессивной. Опять же возникает логичное предположение, что такое может произойти с каждым из нас, когда погибает близкий человек. Поэтому, Андрей, я не могу ничего о ней сказать в данный момент. Я бы тоже не пожелала вести задушевные беседы с кем бы то ни было в этаком плачевном состоянии!

– И все-таки я бы за ней последил, – резюмировал Лариков.

– Я тоже думаю, что нужно это сделать. Скорее всего она, как и Лиза, знает нашего «душителя». Соответственно, входит в группу риска.

* * *

Сначала Донатовский даже не ощущал холода.

Вообще он не сразу сообразил, что вылетел из театра без пальто. Ему было не до этого.

Фигура удалялась.

Донатовский ускорил шаг.

Какая-то девица шарахнулась от него в сторону и еще какое-то время оглядывалась с испугом. Впрочем, его это не занимало.

Его занимал человек, спокойно идущий по улице.

«Господи, что я делаю? Какой бред… Я же ничего не знаю об этом человеке. Я не знаю…»

Тем не менее он бежал за ним.

Мужчина оглянулся, недоуменно посмотрел на Донатовского и совершенно спокойно вошел в кафе.

«Замечательно, – обрадовался режиссер. – Может быть, он и ни при чем… Но я должен это проверить!»

Он подошел к таксофону и набрал номер.

– Простите, – услышал он за своей спиной.

Успев нажать на «отбой», Донатовский почувствовал, как по спине стекают капели холодного, липкого пота. «Господи, – подумал он, – до чего противно бояться…»

Он медленно обернулся и встретился взглядом с…

– О боже! – вырвалось у него.

Резкий удар заставил его согнуться. Он с удивлением посмотрел вниз и увидел огромное багровое пятно, растекающееся по свитеру.

Теперь, несмотря на холод, ему было жарко.

Он удивленно поднял глаза и прошептал:

– Вы меня убили?

В глазах было так темно, что Донатовский понял – он остался один.

Наедине с собственной смертью.

* * *

– Кто звонил?

Я пожала плечами, вешая трубку.

– Наверное, ошиблись.

Лариков посмотрел на часы и присвистнул.

– Да, детишки, кажется, мы увлеклись нашими «страшилками» не на шутку! Собирайтесь-ка по домам, а то Александринина матушка подвергнет меня…

– Остракизму, – договорила я за него. – Ладно, Пенс, пойдем. Время в самом деле позднее.

– Значит, завтра ты посещаешь родителей. Раз уж ты напрямую связываешь перемены, произошедшие с Лизой, и тот вечер… Хотя я не уверен, что они что-то могут знать. Ты ведь сама понимаешь, что старикам говорится далеко не о всех «погремушках»!

– Но они могут это почувствовать, – возразила я. – Не надо их недооценивать!

– Ты сама только что обзывала их «глухослепыми»! – рассмеялся мой босс. – Все, идите! Спокойной ночи!

– Да уж, дай бог, чтобы она действительно была спокойной! – пробурчала я, когда мы вышли из дома на улицу.

Туман все еще властвовал над городом.

Глава 9

– И потом, я никак не могу понять, куда я задевала маленькие ножницы? Представь себе, Саша, что-то все-таки не так в моем организме! Я не отдаю себе отчета, мне все еще кажется, что я юная девочка, а мой подлый организм уже решил все за меня, и я постарела! Я слушала мамины жизненные наблюдения вполуха.

– Сашка, мне кажется, тебе надо взять отпуск! Ты выглядешь усталой!

– Угу, – кивнула я. – Кто бы мне его дал, этот отпуск? Я бы уж, ничтоже сумняшеся, взяла!

Я сидела в кресле и смотрела на экран. Хорошо, что «Привычку жениться» я смотрела уже в пятьдесят какой-то там раз, а то вовеки бы не сообразила, что там к чему. Почему-то Вики Андерсон ассоциировалась у меня в сознании упорно с Валерой Ракитиной. Хотя, конечно, сходства у Валеры с Ким Бессинджер не было совсем никакого. Но так уж угодно было моему шальному воображению, и бороться с ним никакого резона я не видела. Раз уж Лиза Ракитина является эпицентром моего «мыслетрясения», – значит, не надо с этим бороться.

– Эльвира не объявлялась? – спросила я.

– Нет, – покачала мама головой. – Вообще-то, может быть, она и появлялась, но меня почти весь вечер не было дома.

– Опять девичник с романсами?

– Какие романсы, когда все уже такие старухи, – всплеснула она руками. – Просто посидели и обсудили, у кого что болит…

– Да уж, девочки, вы точно сдаете свои «суперпозишн»! – вздохнула я.

– А что ты нам прикажешь делать? – развела мама руками. – Возраст, ма шер, обязывает!

– Да ни к чему он не обязывает! В Америке пятидесятилетние матроны спокойно разгуливают в шортах, и ничего! Это у нас куда ни плюнь, большой плакат «Нельзя!!!», с ориентацией на возраст!

– А зачем плеваться? – поинтересовалась мама. – Ты ж не верблюд!

– Не верблюд, – согласилась я. – Хотя иногда так и подмывает побыть им.

– Ты, похоже, близка к депрессии, раз у тебя появились такие неадекватные мысли. Что-нибудь не так?

– Все так, – сказала я, помешивая чай. – Это только моя работа. Иногда я думаю, что умру от рака мозга, так я много и напряженно думаю. И ведь что самое противное, что это совершенно зря! Потому что все потом выходит совсем не так, как мне думалось, а вовсе наоборот! Вот у Пафнутия все просто – одна мысль «Паша красивый!».

– Не решай за беднягу попугая, – возразила мама. – Это его высказанная мысль. А сколько невысказанных? Может, он в данный момент думает о смысле своего существования? Бедная птица! Ее свобода ограничена прутьями клетки, и вряд ли Пафнутий думает только о том, когда заявится его хозяйка и покормит его «Триллом»!

– У меня невысказанных мыслей все-таки больше.

– Но и словарный запас больше, поэтому ты куда чаще освобождаешь свою хорошенькую головку от мысленного мусора. Лучше расскажи, что у тебя там. Освободи голову!

– Да ничего, – пожала я плечами. – Очередная жертва, потрясающая нелепость. Молоденькая девица, актриса, говорят, неплохая… Слушай, что заставляет человека убивать?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – удивилась мама. – Я вообще-то никого никогда не убивала. Откуда мне это знать?

– Но ты же учитель литературы! Почти психолог!

– Почитай «Преступление и наказание», – посоветовала тут же мама.

– Неактуально, – поморщилась я. – Там ненормальная ситуация.

– Почему? – спросила она немного обиженно. – Раскольникова можно вполне сравнить с маньяком. Он ходит и убивает старушек.

– Все равно не проходит. Достоевский в этом вопросе не может быть авторитетом. Он не был убийцей.

– Ну, моя дорогая! На тебя не угодишь! Тогда найди мемуары Джека Потрошителя!

– Он их не написал…

– Какая незадача! – иронично заметила мама. – Он просто не мог подумать, что его порывы и стремления окажутся интересными для моей дочери!

* * *

Рита стояла на коленях, и, казалось, весь мир вокруг нее стал похож на кляксу, расплывающуюся в школьной тетради. То есть он расплывался перед глазами и распадался, а она все смотрела на этот ужасный нож и не могла понять, что случилось с Костей.

Она попыталась взяться за рукоятку и тут же ощутила, что пальцы стали горячими и липкими.

Отдернув руку, она испуганно оглянулась.

Из тумана вокруг нее выплывали какие-то испуганные лица. Ее о чем-то спрашивали, но она не понимала, о чем. Кто-то кричал, ужасно пугая ее. Крик этот словно взрывал ее изнутри, но кричала не она. Рита просто не могла бы так закричать, даже если бы попыталась – потому что застыла.

– Помогите… – прошептала Рита, снова пытаясь выдернуть этот нож. Если она его выдернет, может быть, наваждение исчезнет?

Может быть, это вообще ей только снится?

Кто-то дотронулся до ее плеча.

Она дернулась, как от удара кнутом. Прикосновение было мягким, но ей оно показалось резким и болезненным.

Она обернулась.

Лицо, которое сейчас маячило прямо перед ее глазами, она видела первый раз.

– Поднимайтесь, – мягко сказал человек, склонившийся над ней. – Почему вы это сделали?

– Что?

Рита не могла понять, о чем он ее спрашивает.

Где-то совсем близко завыла сирена «Скорой помощи».

– Да не трогай ее пока! – сказал второй туманный голос. Почему они так странно разговаривают?

– И впрямь, Василий! Девка в шоке, ты не видишь?

– Еще бы не в шоке! – сказал, усмехаясь, тот, что навис над Ритой. – После такого-то!

Рита не могла понять, о чем они говорят. Костя лежал на холодной земле, без пальто, и это их почему-то не волновало.

– Заберите девицу отсюда! – скомандовала высокая женщина в белом халате. – Вы не видите, что она мешает?

Кто-то резко поднял Риту с земли и оттащил в сторону.

Она хотела вырваться, но поняла – у нее на это нет сил. Как будто все свои силы она истратила на попытку вытащить из Костиного живота этот ужасный нож?!

* * *

За окном было темно. «Ну и жизнь, – подумала я, с тоской смотря на улицу. – То туман, то темень».

Просто мрак какой-то…

Мой монстр притаился там, во мраке.

Хотя пока…

Я вздохнула.

– Пока ты – лишь «подземных снов пустое порожденье»… Не облеченный еще в телесную оболочку, похожий на призрак, неуловимый и загадочный. Может быть, тебе это нравится. Скорее всего ты балдеешь от собственной неуязвимости… А твоя неуязвимость в том, что ты невидимка! Ничего, ничего. Не так уж много времени у тебя осталось. Ведь, как только ты будешь реален в моем восприятии, ты станешь уязвимым!

Поскольку в тот момент, когда я, несмотря на мою бестолковость сейчас, тебя вычислю, ты превратишься в человека.

– Ну, конечно, – тут же объявилось мое «алтер эго». – Дело за малым – найти его. Это так просто… Возьми да нарисуй… Еще одного невнятного «монстрилу». «Точка, точка, запятая – минус, рожица кривая, палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек…» Больше у тебя, радость моя, ничего нет. Немного предположений, масса заблуждений и целый ворох ненужных эмоций.

– Завтра будет яснее, – возразила я. – Завтра все мои «палки и огуречики» оформятся в более реальные очертания…

– Завтра? – расхохотался мой внутренний голос. – А если завтра окажется – поздно?!

– Вот мрачные мыслишки оставь при себе, – отмахнулась я. – Иначе я ни до чего не додумаюсь вовеки!

Правда, додуматься мне ни до чего и не удалось.

Усталость оказалась сильнее жажды соображать и после недолгой битвы одержала победу.

Я закрыла глаза, твердо решив еще немного подумать, но – увы!

Мир реальный мгновенно уступил место ирреальному. Я заснула.

* * *

Сон мой был сумбурным.

Почему-то я разгуливала по парку с огромным мопсом – то есть это был действительно мопс, гигантский, ростом с боксера. Вокруг меня точно с такими же мопсами разгуливал сонм стариков и старушек, и все они как будто чего-то ожидали. Во всяком случае, вид у них был загадочный.

Я сначала недоумевала, наблюдая за их ужимками и подмигиваниями, но потом все-таки рискнула поинтересоваться у одной старушенции, чего все ждут.

– А ничего, – расхохоталась она и, лихо свистнув, взлетела вверх. Причем мопс служил ей воздушным шаром.

Наконец в самом конце аллеи появилась женская фигура, и при более пристальном внимании я с ужасом поняла, что передо мной Эльвира!

Эльвира бежала, поминутно оглядываясь, и ее уже рыжие волосы развевались по ветру.

На лице ее был написан такой ужас, что я и сама насмерть перепугалась.

Мои стариканы тут же попрятались по кустам, причем один из них, довольно мерзкий толстяк с отвисшей нижней губой, пробегая мимо, подмигнул мне и прошептал:

– Сейчас начнется самое интересное!

– Что – интересное? – спросила я, оглядываясь, но его уже и след простыл!

Я снова посмотрела на Эльвиру. Она бежала в сторону мусорных ящиков.

– Элька! – закричала я. – Нельзя! Туда нельзя!

Но она меня не слышала.

Две морщинистые руки тут же зажали мне рот, и голос толстяка прошипел прямо в мое ухо, обдавая его мелкими брызгами слюны:

– Не лишай нас удовольствия!

Я попыталась вырваться, но он оказался на удивление сильным.

В это время где-то раздался вой милицейской сирены.

Как не вовремя, подумала я, ведь еще мгновение, и я увидела бы нашего душителя!

* * *

Как не вовремя, – простонала я, просыпаясь от назойливого телефонного звонка.

Подняв трубку, я пробормотала:

– Алло…

– Сашка?

– Ну, конечно.

Я посмотрела на часы.

– Лариков, ты обалдел, что ли? – заорала я. – Время еще пять утра… Тебя осенила мысль, достойная моего внимания настолько, что надо будить меня ни свет ни заря? Я вообще имею право на сон?

– Сашка, случилась беда, – проговорил Лариков.

Я подпрыгнула на кровати.

Первой мыслью было, что беда приключилась с Эльвирой. В конце концов, мой гадкий сон запросто мог оказаться вещим.

Только не с Эльвирой! Пожалуйста, господи!

Я уже видела Эльвиру, такую беззащитную. Ее догнал проклятый монстр.

– Беда? – пересохшими губами переспросила я. – С кем?

– Ну, как тебе сказать…

Он замялся.

О господи, все-таки с Эльвирой… Иначе как понять странные лариковские экивоки?

– Ларчик, – взмолилась я. – Перестань меня мучить. С кем беда? С Эльвирой?

– При чем тут Эльвира? – удивился Лариков. – Нет, не с ней. Она вообще к этому не имеет отношения.

– Слава богу, – выдохнула я. – Но с кем тогда?

– Почему ты подумала об Эльвире?

– Господи, Андрей, просто мне сон страшный приснился. Я потом расскажу. Так что там такое случилось?

– Только что позвонил Ванцов. Ты только не волнуйся, малышка, ладно?

– Ларчик, если ты немедленно не начнешь говорить вразумительно, я тебя при встрече поколочу, – предупредила я, начиная терять терпение.

– Донатовский убит, и Рита арестована. Похоже, его убила именно она, Сашенька!

– Что?!

Рита – убийца? Это не укладывалось в моей голове!

Рита? Донатовского?!

Да не может этого быть!

– Почему? – спросила я. – Почему вы в этом уверены?

– Она была там. В невменяемом состоянии. Вся в крови, склонилась над Донатовским и пыталась вытащить из него нож.

– О боже, – выдохнула я. – Нет…

– Сашка, я тебя понимаю, но обстоятельства доказывают, что ты была права.

– Да в чем?! В чем я была права?

– Ты же сама говорила, что Рита вызывает подозрения!

– Ларчик, милый, я не знаю, что там произошло, но только я бы не стала так уж верить в Ритину вину!

– А факты?

– Я все понимаю, Андрей… Ладно, я сейчас выезжаю. Через полчаса постараюсь быть у тебя…

– Не спеши, – сказал Ларчик. – Теперь уже спешить не обязательно…

«Еще как обязательно, – подумала я. – Именно сейчас от меня зависит судьба человека. Поэтому сейчас я потороплюсь, чтобы меня в очередной раз не оставили в дураках…»

* * *

Утренний Тарасов был похож на полусонного ребенка. Капризно потягиваясь, он не хотел вставать, и только редкие прохожие встречались на его девственно-чистых улицах.

Рита сидела, обхватив колени руками. Ее сейчас ничто не трогало – она вообще отсутствовала в реальном мире. Сначала ей просто хотелось куда-то убежать. Неизвестно куда – да и не важно, хоть в смерть…

Происходящее было кошмаром, и почему-то ей вспомнились слова матери, сказанные давным-давно, еще в далеком детстве: «Рита, если снится кошмар, надо прочитать молитву и проснуться».

Может быть, именно так и надо поступить?

Просто прочесть молитву – и все окажется неправдой? Эти голые, серые стены исчезнут. Она проснется в своей кровати и испугается, потому что опять проспала репетицию! Мир обретет правильную форму, а все страшное и непонятное растает, как дым. Останется только запах утреннего кофе и свежих булочек, такой чудесный, такой мирный, такой желанный – особенно сейчас!

Она закрыла глаза, и ее губы зашептали знакомые с детства слова:

– Живый в помощи Вышнего в крове бога Небесного водворится…

В полумраке сознания вдруг появилось чье-то странно знакомое лицо. Оно было расплывчатым, как весь мир теперь, но Рита почему-то ужасно боялась узнать его. Нет, узнать было необходимо – потому что она почти стопроцентно была уверена, что если узнает эту улыбку, то многое поймет.

Например, она поймет, кто это все сделал.

О только не это!

Воспоминание о Константине ударило сильнее даже, чем Рита ожидала.

«Константин Гаврилович застрелился…» – вспомнила она слова из «Чайки». Последние слова.

– Это невыносимо, – простонала она и со всего размаху ударила кулачком по ледяной стене. – Я никак не могу вспомнить. Я же просто боюсь, боюсь, боюсь!!!

* * *

Я мчалась по утреннему Тарасову. Скорость я развила реактивную и искренне радовалась тому, что на улицах мало людей, а то бы невесть чем кончились для них столкновения с этаким болидом!

Господи, да я даже не думала о том, что совершенно не выспалась, а день наверняка задастся тяжелый!

Если можно охарактеризовать мое состояние словами, то определение «лихорадочно-возбужденное» подошло бы, как нельзя кстати.

– Ох, встретился бы мне этот тип, своими руками бы придушила! – пробормотала я.

Мир был таким прекрасным в этой снежной чистоте, что те, кто вторгался в его спокойное великолепие с собственными мелкими страстишками, с убийствами и прочими воплощениями своих болезненных умов, казались мне личными врагами.

Верила ли я, что это сделала Рита?

– Сейчас, – криво усмехнулась я. – Уж больно простое решение.

Хотя, с другой стороны…

Нет, сначала я пообщаюсь со всеми участниками этой грандиозной драмы!

Теперь я уже не сомневалась, что все поезда, все корабли кружат в одном волшебном круге! Две жертвы из одной компании – не слишком ли это даже для самого интеллектуального на свете маньяка?

И стоит ли на этот раз поверить в случайность?

– Да еще и сам Донатовский… Уж рыжим-то он точно не был!

Я взбежала по ступенькам и нажала на звонок.

Мой рабочий день начался.

Глава 10

Мой рабочий день начался со скандала.

То есть по большому счету это было нельзя так назвать. Потому что сначала я все-таки выпила кофе, потом мы с Лариковым делали вид, что происходящее нас мало занимает, – просто вот Александре Сергеевне сегодня ужасно захотелось прийти на работу пораньше. Мы пили кофе в молчании, при этом каждый боялся грядущей ссоры и в то же время знал, что она, увы, неизбежна.

Начала ее я. Поскольку именно мне принадлежал первый вопрос, нарушивший псевдоидиллию:

– Что там произошло?

– Ночью обнаружили Донатовского с ножом в животе. Рядом с ним была Рита, которая…

– Вся была в крови и пыталась завершить начатое, – кивнула я нетерпеливо. – Это я уже слышала. Кто вызвал милицию?

– Какой-то старик.

– Выгуливающий собачку, – усмехнулась я. – И собачка, что самое интересное, наверняка была мопсом…

– Сашка, не надо, хорошо? А то от твоей иронии уже тошно!

– Я же и говорю, – передернула я плечиком. – Ментам по жизни не хватает иронии и жалости. Это мешает им «зрить в корень»!

– Зато у тебя сплошная ирония и жалость, – съерничал Лариков. – Старик, кстати, действительно выгуливал собаку. Но эрдель-терьера.

– Просто какое-то сборище пожилых кинологов, – кивнула я. – Добровольные помощники милиции… Тебя это не напрягает? Вы их имена и фамилии-то на всякий пожарный случай записываете?

– А что? – напрягся Лариков.

– Да так, ничего… Просто интересно, не зовут ли их Павликами Морозовыми случайно. И Зоями Космодемьянскими…

– Нет, вот так их не зовут. И вообще мне недоступен твой ход мыслей.

– Конечно, недоступен, – кивнула я. – Вы засунете бедную Риту в психушку и повесите на нее деяния этого красавчика, так?

Я показала на «монстрилу».

Ох, ты дождешься – пообещала я монстриле. Нарисую кружки на твоей физиономии и буду играть в «дартс»!

– Ты хочешь сказать, что нам это выгодно?

– Я хочу сказать, что есть презумпция невиновности. И нечего сразу обвинять человека в преступлении!

– Сашка, я вообще-то не Ванцов, – тихо напомнил мне Ларчик. – И к ментуре никакого отношения не имею. Я, в общем-то, частник проклятый, как и ты. Так почему ты на меня вот так с ходу набросилась?

– Не знаю, – честно призналась я. – Ванцова-то сейчас нет. Вот он появится – тогда не волнуйся! Я уж не премину накинуться на него. Так что прости, я и в самом деле сейчас срываюсь на тебе…

– Ничего, можешь еще разок, – сказал он. – Честно говоря, мне и самому не нравится эта история с Ритой.

– А чему тут нравиться? Девочка шла из театра и увидела своего возлюбленного в луже крови… У нее скоро крышу сорвет от жизненных сюрпризов, а ее еще и в психушку норовят засунуть! Вряд ли такая житейская коллизия способна понравиться нормальному человеку!

Допив кофе, я начала одеваться.

– Ты куда? – поинтересовался Лариков.

– Сначала к Ванцову. Потом – к родителям Валеры и Лизы. Кстати, о Валере… Ванцов тебе ничего не говорил?

– Нет, – ответил Ларчик. – Она сказала ему, что уже давно жизнь сестры была под покровом тайны. Вроде бы Лиза не хотела рассказать ей о своей жизни, а та и не настаивала. Поскольку они с Лизой, хоть и двойняшки, очень разные. По ее мнению, Лиза вообще была со странностями и, как бы помягче выразиться… В общем, Валера считала Лизу ужасной ханжой.

– Плохо… Слушай, возьми ее на себя, а? Ты обаятельный, может быть, у тебя получится?

– Я подумаю, – пообещал он. – Если что, звони.

– Не премину, – поклялась я.

Хотя в свете последних событий лучше бы не звонить из таксофонов…

Таксофонов.

– Андрей, – обернулась я уже с порога. – Он был убит в таксофоне, ведь так?

– Да, – кивнул он.

– И время было около двенадцати?

– Да.

– Значит, это он мог нам звонить, – выпалила я. – То есть он кого-то узнал. Понимаешь, Андрей? Рита тут совершенно ни при чем!

– Как это?

– Его убил тот человек, которого он видел с Лизой в кафе! Он его узнал и побежал нам звонить, потому что вспомнил еще что-то, связанное с этим человеком! Знаешь, как бывает – видишь человека, и вдруг само собой припоминается нечто давно забытое, но ужасно важное…

– Сашка! – устало проговорил Ларчик. – Тебя опять понесло на крыльях фантазии неведомо куда?

– Ладно, – проворчала я. – Мои фантазии, кстати, иногда оказываются удивительно жизненными. Если ты потрудишься припомнить, иногда мы выигрывали дела только благодаря моим таким «презренным» фантазиям!

С этими словами я вышла на улицу.

В конце концов, время покажет, насколько глупы или верны мои так называемые «фантазии»!

* * *

На улице все еще царила унылая беспросветность. Нет, туман закончил свое победное шествие, но постарался все-таки испортить погоду, оставив после себя теплую, мерзопакостную слякоть и серое небо. Это самое небо нависло, казалось, прямо над головой, в такой опасной близости, что, казалось, вот-вот обрушится и придавит.

– Как-то все складывается по-глупому, – пробормотала я. – Если повнимательнее посмотреть, то ужасно глупо! Да что такого, черт побери, должны были сотворить Елизавета Ракитина и Донатовский, чтобы у кого-то возникло желание избавить от них человечество? Или что такое они могли знать, пребывая в маленьком, полуподвальном театрике? Может, там было видно, как в соседнем овощном магазине покупателям героин в огурцы подкладывают? Или этот странный «джентльмен» из кафе на самом деле – дон Вито Корлеоне какой-нибудь захолустный? Ну не за знание же системы Станиславского их преследовали!

Можно было придумать целый ворох версий, но безумию превосходящих одна другую, и споткнуться о самую незначительную, самую глупую, самую иррациональную – именно такая нередко, к моему удивлению, оказывалась верной!

– Никогда на свете мне не понять психологию преступлений, – посетовала я, рассматривая меланхолично и отстраненно сидящую напротив меня на лавочке в ожидании автобуса пожилую леди.

Дама отчего-то недоуменно вытаращилась на меня и испуганно отсела подальше.

Ах да… Всему виной моя дурацкая привычка обсуждать свои проблемы вслух – сообразила я. Понятная реакция… Стоит юная девица и рассуждает о психологии преступника.

Мне даже захотелось извиниться, но подошел автобус.

Забравшись в него, я увидела через оконное стекло все ту же пожилую леди. Вспомнив, что старики предпочитают ездить на общественном транспорте, я вздохнула. Их жизнь, увы, строго регламентирована. От и до… Попробуй прожить на триста рублей в месяц!

Вот они и прогуливаются по паркам с мопсами – такими же древними, как их хозяева…

«А все-таки интересно было бы пообщаться с кем-нибудь из наших свидетелей, – подумалось мне. – Надо узнать у Ванцева их фамилии… Тем более что эти старички могут оказаться и сами убийцами».

Да запросто!

Может, они таким вот нехитрым способом за нравственную чистоту борются!

Впрочем, мне сейчас предстоит выклянчить у Ванцова так много, что…

– Еще одна просьба погоды существенно не изменит, – прошептала я, смотря на серый, замученный непогодой Тарасов. На окнах появились дождевые капли. «Ненавижу зимний дождь, – подумала я. – В этом есть такая же глупая ненормальность, как в нелогичных преступлениях».

* * *

Есть несколько заведений, которые я ненавижу посещать. Насчет самого первого вы, безусловно, сразу догадались – это зубоврачебный кабинет. Второе, – наверное, загс. Я там еще ни разу не была и не пойду скорее всего. Уж больно мне не нравится, когда какая-то тетушка с красной лентой милостиво позволит мне поцеловаться с Пенсом! Уж я сама буду решать, когда мне с ним целоваться!

А третье заведение, которое я глубоко и навечно ненавижу, это прокуратура. Не то чтобы я не любила так сильно Лешку Ванцова – да нет, я его очень люблю, но не в родных его пенатах! А уж церберов, всю дорогу встающих на моем пути к Лешке, вообще трудно перенести!

Поэтому, когда я подошла к устрашающе серому зданию и увидела на крыльце его долговязую фигуру, сердце мое запрыгало от радости в груди, как мячик!

Он стоял, разговаривая с каким-то толстым дядькой, в одной руке у которого болтался мобильник, а другой он жестикулировал перед Лешкиным носом, пытаясь донести до него смысл своих запутанных речей.

– Мне наплевать, – отрезал непонимающий Ванцов. – Если этот твой парень напортачил, почему я должен помогать ему отмазаться?

– А он сколько разов помогал? – гундосил мужик. – Ты, в конце концов, должен понимать, что мы без Варяга как без рук!

– Слушай, подойди сам к Кравченко, а?

Лешка заметил меня и, так как его явно тяготил разговор с «опером», помахал мне рукой.

Я подошла к нему и остановилась рядом.

– Сашка, что случилось?

Лешкино лицо стало озабоченным.

– Это ты меня спрашиваешь, что случилось? – сердито фыркнула я.

Любопытный «опер» зашевелил ушами, делая при этом вид, что ему нисколько неинтересно, о чем мы будем разговаривать.

– Горбухин, иди к Кравченко, – попросил сладко-ехидным голоском Ванцов. – Мне сейчас не до тебя. Видишь – ко мне девушка пришла.

– Значит, вот ты какой, Ванцов? – проныл этот противный Горбухин. – Девушка к нему пришла… А ты девушками в нерабочее время не можешь заниматься?

– Горбухин, – очень тихо произнес Ванцов. – Еще одно слово – и я поставлю вопрос о твоем пребывании в этом здании. Ты понял?

Горбухин сразу поник и, кивнув, отправился в означенное здание.

– Ну? По какому поводу мы так злобствуем? – спросил, нахмурившись, Лешка.

– По поводу Риты, – сказала я.

– Ага, – кивнул Лешка. – Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться об этом сразу. Слушай, Сашенька, у меня мало времени на перекус, и если ты согласишься, я приглашаю тебя вон в ту забегаловку…

Он жестом показал на «Бургер ройял».

– Там и поговорим.

– Ладно, только я сама за себя плачу, – проворчала я.

– Что, всерьез одолели феминистские настроения? – пошутил Лешка.

– Нет, просто наш разговор может выйти за рамки, и я не хочу быть тебе обязанной за какой-то там вонючий «фишбургер», – откровенно призналась я.

– Как пожелаете, мэм, – слегка склонил он голову в шутливом полупоклоне. – Хотя можно взять свежий «фишбургер». А совсем не вонючий и просроченный…

Он сохранял серьезную мину, но глаза у него смеялись.

– Интересно, настанет ли такой святой момент, когда вы с Лариковым начнете относиться ко мне серьезно? – вздохнула я.

– Как только ты станешь скучной, – пообещал Ванцов. – Только – тебе это надо?!

* * *

– Ну-с? – начал он разговор, после того, как засунул в себя четвертый гамбургер. – Так что тебя интересует?

– Рита, – напомнила я.

– Ах да… Ри-та. Значит, слушай, детка. Твоя Рита сидела прямо над трупом только что убиенного гражданина Донатовского и пыталась вытащить нож из раны. Соответственно, ее милые, маленькие ручки были обагрены кровью и лицо, я бы сказал, было угрюмым и мрачно-сосредоточенным.

– Интересно, какое у тебя было бы лицо, если б ты нашел этакое? – хмыкнула я.

– А можно пока не перебивать? – поморщился Ванцов. – На наши вопросы твоя Риточка ничего вразумительного не ответила. Более того, она произвела впечатление человека, не вполне отвечающего за свои поступки. Выжать из нее, почему ей взбрело в голову так поступить с гражданином Донатовским, нам не удалось. Хотя есть предположение, что сей муж попросту отверг ее любовь, сфокусировав чувства на некой Елизавете Ракитиной.

– И что? Мало ли в кого я там влюблюсь, я же не бегу его убивать?

– Но ты и не ложишься каждую весну на лечение, – развел он руками. – Видишь ли, Сашенька, Рита очень известный на Алтынке человечек… И, знаешь, как она угодила туда в первый раз?

– Наверное, кого-нибудь зарезала, – брякнула я.

Шутка получилась неудачной.

– Почти, – кивнул Ванцов. – Она пыталась убить своего возлюбленного, а потом покончить с собой. Так что, Сашенька, миленькая ты моя, все улики против нашей с тобой девочки Риты! И ничего ты поделать с этим не можешь, ведь так?

– Разве что найти настоящего убийцу, – вздохнула я.

– И доказать его вину и Ритину непричастность, – согласился Ванцов. – Но это нонсенс. Потому как я сам вынужден поверить реальным фактам. Не спорю, девочка очень милая, но… Против фактов прут только полные кретины, а?

– Вот одну такую особь ты как раз видишь перед собой, – улыбнулась я ему. – Я хотела тебя попросить об одной услуге…

– Внемлю, ангелочек.

– Адреса свидетелей. Ну, тех стариканов с мопсами…

– Да не жалко, – он полез в записную книжку. – Есть где и чем писать?