Текст книги "Записки корректора"
Автор книги: Светлана Чернавская
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Возле леса жить – голодному не быть
…Ровно два раза в году редакцию посещает Володя Сосновский. Он когда-то работал в газете (до меня еще), член Союза журналистов и, чтоб не потерять членство, должен иногда публиковать свои статьи. А трудится в тайге, в лесозаготовительной бригаде, и каждый приезд в Город – для него, видимо, праздник. Да и все ему рады. Одетый с иголочки, благоухая одеколоном «Миф», обходит Владимир отделы, дамам делает комплименты и угощает шоколадными батончиками. Репортажи у него, естественно, с лесной деляны. И каждый начинается с литературного вступления (подозреваю – он и стихи пишет, но обнародовать стесняется).
Зимой это выглядит примерно так: «Заснеженную поляну обступают вековые сосны и мрачные ели. На нетронутом белоснежном покрывале только белка кое-где рассыпала шелуху от шишек да оставили крестики своих лапок птицы. А вот и они – с дерева взлетает вспугнутая стая ворон, обрушивая шапки снега и оглашая безмолвный лес хриплым карканьем».
А так летом: «Среди вековых сосен и мрачных елей в лесу – цветущий островок поляны: на зеленом покрывале травы ярко горят сибирские лилии, саранки, жарки… Тишина… Только белка перескакивает с ветки на ветку и, хрипло каркая, с дерева вдруг взлетает вспугнутая стая ворон…».
Главный редактор Юрий Васильевич, похоже, уже не читая, своими черными чернилами перечеркивал крест-накрест эту лирику, и репортаж в результате начинался с репортажа. Но, видать, сердцу нашего лесоруба очень уж милы были белки и вороны, они непременно предваряли и все последующие его статьи.
Но это еще не всё. После литературного вступления и краткого рассказа о работе передовой бригады в общих словах (естественно, передовой, иначе зачем ей посвящать статью), бригадир вел Володю на деляну показывать свое хозяйство… Это «хозяйство» тоже нещадно каждый раз вымарывалось, но в следующем репортаже оно возникало снова, словно птица Феникс!
И еще один таежник иногда к нам заглядывал – поэт по фамилии Шатт. В лесу он занимался выгонкой дегтя. Дело небыстрое: заготавливают березовую кору, жгут костры, выпаривают жидкость… Наверное, процесс медитативный и располагающий к поэзии. В редакции он появлялся в модном джинсовом костюме – высокий симпатичный блондин. Вместо парфюма – ароматный запах дегтя, дыма и леса. (Вася начинал тихонько чихать за шкафом.) Приносил на продажу расфасованный в пузыречки деготь, который все охотно покупали – это прекрасный антисептик, косметическое средство, даже от огородных вредителей помогает. Проверено!
Но декламировать свои стихи у него возникало желание позже, видимо, после реализации продукции. Наши дальнозоркие сотрудники пеленговали его еще на подходе к рубежам, с какой бы стороны ни приближался, – окна-то в здании на все четыре стороны. По отделам разлеталась весть: «Там опять Шатт шаттается», – и двери дружно запирались. Он потом удивлялся: «Как ни приду – нет никого в редакции!». Прости, дорогой, некогда было уделить тебе внимание! А стихи писал замечательные. Пару раз мы не успели закрыться от него в корректорской…
Еще периодически «Таежную правду» навещал поэт-гинеколог. Но он просто оставлял в приемной свои произведения для литературного приложения. Старалась не попадаться ему на глаза, потому что это был мой участковый врач. Хотя вряд ли он узнал бы меня в лицо…
***
Развешивают кормушки там, где они будут востребованы птицами.
***
Водосточные трубы недавно были очищены от остатков люда и снега.
Проворна Варвара на чужие карманы
…А нас опять пытались ограбить. Белым днем. На этот раз через окно. Несостоявшийся вор явно чересчур поверил в себя. Время было обеденное: я отправилась домой, Надежда – в редакционную кухню. Дверь корректорской, она, наученная горьким опытом, закрыла на ключ, зато раму неосмотрительно оставила открытой настежь. Лето ведь, жара…
И вот возвращаюсь с обеда и замечаю сквозь густые еловые лапы фигуру, судорожно вцепившуюся в подоконник. Этаж-то один, но окно высоко – на завалинку забрался мужичонка и уже подтягивается. Только собралась я шум поднять, как в тот же момент в нашем кабинете грянула Антонида: «Я сейчас главному редактору позвоню!». Это значит – готовая полоса у нее лежит больше пяти минут. Надежда-то матюгальник на всю громкость включила, чтоб с кухни услышать. Незадачливого вора как током ударило, полусгнившая завалинка под ногами обломилась, и он с размаху шлепнулся в колокольчики. Когда я подбежала, уже след его простыл, осталась лишь вмятина в клумбе.
Люся очень сокрушалась: это она колокольчики посадила…
P.S. Бедный наш Вася – страху-то теперь натерпелся!
***
Подача водоснабжения.
***
Он более заядлый болельщик.
***
У нас мало осталось памятников, которые находятся в тяжелом состоянии.
***
Уколотая ядовитым цветком девушка.
***
В том числе из числа.
Мастер дела за все берется смело
С каким же превеликим трудом мы с Надеждой подыскивали сами себе замену на время отпуска! Ну не имелось в Городе готовых корректоров! Вы скажете: учителя русского языка летом все поголовно отдыхают, какие проблемы? Да не тут-то было! На первый взгляд специальности схожие: главное – хорошее знание русского языка. Но это на первый взгляд. Специфика совершенно разная: как корректор не обладает основами педагогики, так и преподаватель незнаком с технологией производства газеты, а разбираться во всех нюансах времени нет, надо сразу включаться – газета ждать не будет. Поэтому новый человек теряется, начинает путаться и обычно через несколько дней уходит сам. Опять же, не в обиду будь сказано, у преподавателя «глаз замылен» школьной программой и сложные лексические конструкции выбивают его из колеи. А пользоваться словарями и справочниками учителя почему-то не любят.
Делила со мной одно время наш огромный стол учительница-пенсионерка. Угробив свою нервную систему и надорвав голосовые связки за долгие годы в школе, Галина Федоровна наивно представляла себе работу корректора так: придет, быстренько все прочитает, исправит ошибки и – до свидания! Она первое время даже соболью шапку не снимала и очень удивилась, что над несчастными четырьмя полосами мы пыхтим целый день, причем половину рабочего времени диктуем друг другу по гранкам вслух. (Васе шапка, похоже, понравилась, и когда учительша наконец-то сняла ее и положила на полку, он захотел в ней устроиться. Но головной убор пованивал плохо выделанной мездрой, и домовой, чихнув, столкнул ее на пол.) А еще ведь нужно вносить правку специальными корректорскими знаками, которые у нее никак не получалось запомнить. Правильную буковку рисовала мелко поверх типографского шрифта, размазав при этом краску до нечитабельности. Еще такой момент: преподаватель привык сам учить, поэтому на замечания Галина Федоровна реагировала очень болезненно, спорила, вытаскивала учебник русского языка за 5-й класс, не найдя там нужного примера, нервничала. В результате к концу дня сильно уставала, у нее поднималось давление, как-то даже пропустила ошибку в слове «кочанчик» (вышел «качанчик»). Сама удивилась. Окончательно запутавшись в разновидностях тире, кавычек, в пробелах, строчных и прописных буквах, больше не пришла.
И когда на объявление по поводу работы на время отпуска Надежды откликнулась Галина Антоновна, корректор с опытом, я обрадовалась, будто премию получила. Она сразу включилась в процесс, знала всю редакционную кухню, была грамотна, ориентировалась в справочниках, короче, дело у нас спорилась. Ее энергия била ключом: успевала и полосы вычитать, и посуду на кухне помыть, и чай заварить; пересадила чахлые цветочки в новые консервные банки, которые обмотала типографским шпагатом, такие классные кашпо получились! Угощала всех своими вкусными пирожками, и шить-то умела, и вязать, и еще много чего. В Городе до этого почти год отсутствовала – к дочери уезжала, с внуками помогать, там и подрабатывала корректором. По приезде разменяла квартиру с бывшим мужем, сама ее отремонтировала, обустроила и пришла к нам по объявлению. В общем, клад, а не сотрудница. Только все время бормотала под нос, но особо прислушиваться было некогда. Вася подозрительно вел себя очень тихо.
Настала пора уезжать в отпуск, и я заранее начала беспокоиться: на кого оставить кота и дачу. И вдруг Галина Антоновна предложила замечательный выход: пожить на фазенде вместе с нашим котом и ее кошкой. Не передать словами, как мы с мужем обрадовались! Стоял июль, тепло, дачный домик годился для проживания: там имелось электричество, вода в колодце, холодильник, вся нужная мебель, посуда. На случай похолодания – печь, которую топили дровами. И банька в конце огорода. Даже магазинчик открылся рядом: соседу-предпринимателю дачей заниматься было недосуг – посадил картошку и поселил в домике на все лето парня, который и картошку полол, и торговал всякой бакалеей. К нему потом присоединилась жена. Завезли мы на дачу Галину Антоновну, кошек, продукты, она познакомилась с соседями. В огороде все уже росло, в теплице тоже, только огурцы с помидорами поливай да сорняки выдирай.
К концу августа вернулись мы из отпуска и обнаружили дачное хозяйство в идеальном порядке, закатанные банки с консервацией, загоревшую дачницу, упитанного кота и беременную кошку. В интересном положении оказалась и соседка из магазина, которая, как выяснилось, приходилась продавцу не женой, а совсем наоборот. Жена прибыла где-то через полчаса после нас, и все стали свидетелями выяснения законности матримониальных связей посредством битья посуды, обоюдного выдирания волос и обсценной лексики. А счастливый будущий отец трусливо сбежал. У нашего красавца сиамского кота и черненькой изящной кошечки родились на редкость некрасивые котята, прямо чертенята. Кто там родился у соседей – не знаю, больше я их не видела.
А Галина Антоновна прижилась в редакции – она же мастер на все руки: и на машинке печатала, и полы мыла, и секретаря Нину Федоровну подменяла, даже вела ее службу знакомств «Я и ты». При этом продолжила традицию штатной свахи – свидания с женихами с походом в кинематограф.
Однажды в корректорскую заглянула поздороваться моя подруга, судоисполнитель или уже пристав – кажется, их как раз переименовали, – по делу пришла к главному редактору. Увидев Галину Антоновну, которая опять вычитывала со мной полосы – Надежда заболела, почему-то сделала большие глаза. Вечером звонит:
– А что у вас Елизарова делает?
– Работает, – докладываю, – временно…
– Как работает? Она же инвалид по психическому заболеванию с нерабочей группой, ты там поосторожнее с ней, она буйная!
О Боже! Оказывается, в суде уже просто шарахаются от моей напарницы – затевает тяжбы с кем угодно. Сдвиг у нее такой.
– Как же ее к вам взяли? – удивилась подруга.
А я откуда знаю… Тут-то мне и пришло в голову прислушаться к бормотанию: оказывается, за ней следит племянник бывшего мужа, восемнадцатилетний парень: он каждое утро садится в ее автобус, едет с правого берега на левый, выходит и какое-то время идет за ней следом. Когда я вякнула: может быть, где-то здесь работает, Галина Антоновна вся побагровела и таким взглядом испепелила, что я свой язык спрятала куда подальше. Еще она вслух строила планы, как вернуть через суд обратно трехкомнатную квартиру, которую разменяла с мужем, так как обмен ее не устроил: в подвале дома находится какая-то мастерская, там постоянно стучат, а у нее от этого стука на нервной почве – вот, смотри! – пошла сыпь. Сыпь я не разглядела… Начала было придумывать, как избавиться от проблемной напарницы, но помог случай.
Галина Антоновна влюбилась в руководителя корпункта областного телевидения, импозантного мужчину предпенсионного, ее, возраста. И на свой день рождения пригласила к себе домой весь коллектив редакции и предмет обожания в том числе, видимо, с далеко идущими целями. В разгар застолья этот незадачливый гость нечаянно оперся спиной о стекло в стенке и выдавил его. С Галиной Антоновной случилась истерика. Настоящая. Вызвали скорую, и ее госпитализировали. Слава Богу, меня там не было!
P.S. Cамый классный корректор, кого мне посчастливилось знать, не имела ни профессионального образования, ни филологического, а была технарем. Но Валентина Цитульская обладала феноменальной памятью, грамотностью, эрудицией и интуицией. Светлая ей память!
Трус и таракана принял за великана
Стригун – это такой жук. Еще его называют жук-усач, дровосек. Почему заслужил отдельного рассказа именно он, а не комары или гнус, которыми, как известно, недобро славится Сибирь-матушка? Комары и гнус – они ведь в тайге живут и докучают тем, кто там трудится или охотится. Испытывала на себе их поползновения, собирая чернику, бруснику, голубику. Особенно подл гнус, или мошка. Комар – он большой, его видишь и можешь прихлопнуть, когда начнет впиваться, или, если быть очень бдительным, прогнать еще на подлете. Одежда опять-таки спасает. Гнус гнусен тем, что очень мелкий, невидимый, только слышишь, как воздух звенит. Он забивается в глаза, нос, рот, просачивается сквозь швы на самой плотной одежде и не просто пьет твою кровушку, а выгрызает кусочек плоти, и место укуса потом долго не заживает.
Но не о них речь, на улицах этой летучей твари почти нет, а вот стригуны, хотя тоже лесные жители, но бракосочетаться прилетают почему-то в Город. Жуки черные, жесткие, сантиметра три длиной и с усами сантиметров по десять, ей-Богу. Зачем они им – понятия не имею. Носятся, как пули у виска, усы в полете растопыриваются в разные стороны и вибрируют – гул, как на аэродроме. Небо просто исчеркано черными молниями. Почему называются стригуны? А говорят, если жук сядет на голову, то может остричь налысо. Но это сказки, волосы им не нужны. Да, часто летят с прицелом, причем нравятся им блондинки. Дело в том, что жук питается древесиной и летит на белое, как на срез дерева, у неблондинок запутывается в прическе лишь случайно. Избавиться от этого инсекта очень сложно, он цепляется своими челюстями, усами, в процессе волосы и выдираешь, отсюда легенда. Пару недель на улицах Города царит переполох: женские крики и визги, приседания и увертывания (мужикам тоже стремно, но они стараются держать лицо). Если такой дровосек проникнет в дом, то, например, располосует шторы, причем в самом деле на полоски, как ножницами. Моей старшей дочке он нанес глубокую душевную рану: испортил сарафанчик, сшитый мною собственноручно, свежевыстиранный и вывешенный сушиться на улице. Сарафанчик получился прехорошенький – в оборочках, оранжевый с красными маками. Из вискозной ткани. А вискоза – это бывшая древесина. Разрезал напополам…
…На днях в типографии разгрузили бумагу. Закупили по дешевке целый вагон, полностью забили склад, все подсобки, конференц-зал в редакции, даже коридор. Близорукий Чемоданов натыкается на эти рулоны в коридоре и поминает недобрым словом звезду с ушами, которая их тут разложила. Несколько катушек не вошло – лежат на улице, белея и привлекая стригунов. Их тучи! Мы с Надеждой бегаем в типографию и обратно по-спринтерски, прикрывая голову газетной полосой. Стригуны врезаются в бумагу, как бандитские пули, даже дырки пробивают. Ничего не поделаешь, надо подождать, пока они все переженятся и отправятся в лес растить свое потомство.
***
У нее есть 14-летняя дочь Даша от первого брака, сейчас ей уже 14 лет.
***
Хорошо одетые дамы внутри их карет укутывались в корсеты из китовых усов.
***
За проявленную отвагу школьников поздравил сам начальник милиции.
***
Две женщины разводят клумбы.
***
Из-под тишка.
***
Драматург Николай Островский.
Каков ни есть, а хочется есть
И опять о еде – вроде и не в тему, но корректору ведь тоже есть хочется! Если в те годы продукты были по талонам, это вовсе не значит, что народ голодал. Отнюдь. Даже шутка такая ходила: полки в магазинах пустые, а на полках холодильников места нет! Опять же, как теперь понимаю, лимитировались продукты, вредные для здоровья, сами посудите: спиртное, колбаса, тушенка, сгущенка, сахар… (шутка).
Не в пустыне ведь жили, а в Сибири: мясо покупали в соседних деревнях, у охотников, – до чего вкусны котлеты из сохатины! А медвежатина мне не понравилось, очень жирная. Арбузников и бухгалтер Татьяна Александровна, у которой муж рыбак, привозили мешками щук и налимов, замороженных в самых причудливых позах. Скажете – сорная рыба? А знаете, какие вкусные котлеты из этого сора! Пухлые, нежные, сочащиеся ароматным соком, – ум можно отъесть! У рыбаков покупали ведрами хариуса. Малосольный – деликатес. Вкуснее только сиг, который тогда еще водился в притоках Ангары, уже запруженной плотинами гидроэлектростанций. Расколотка из сига – вообще вкуснятина. Берешь, значит, сырого замороженного сига, целую тушку, заворачиваешь в чистую тряпицу и начинаешь расколачивать, то есть колотить его нещадно молотком или каким еще тяжелым подручным средством. В результате рыба распадается на составные части: шкура с чешуей отдельно, внутренности отдельно, а белое нежное мясо разделяется косточками-перегородками на ровные брусочки. Их надо нежно брать руками, окунать в мелкую соль с перцем, а затем благоговейно класть в рот. Всё. Можно не жевать. Восхитительный вкус рыбы через рецепторы, кажется, минуя всякие банальные органы пищеварения, проникает прямо в какие-то центры наслаждения в мозгу! А если еще под водочку… Только к этому блюду надо привыкать постепенно, вживаясь в местную обстановку и впитывая ее традиции, обычаи и кулинарные предпочтения. (Хотя достоинствами такого деликатеса коренных сибиряков, «бурундуков», как подтухшая рыба, я так и не смогла проникнуться.) Наивный муж как-то раз захотел угостить мороженым сигом московских родственников. Брезгливое выражение никто не мог скрыть. Вот сиговую икру ели с удовольствием, она мелкая, розово-желтоватая, рассыпчатая, самая вкусная из всех лососевых.
Правда, с хлебом в Городе ощущалась напряженка: построили новый хлебозавод, производственный процесс еще не отрегулировали, а старую пекарню поторопились закрыть. Но мужу несказанно повезло вытащить из шапки с разыгрываемыми талонами чудо. Чудо-хлебопечку, японскую, она работала как часы, буквально: утром, в назначенное время, издавала сигнал, по которому я просыпалась и принимала от нее горячую ароматную буханочку с хрустящей корочкой. Ломоть свежевыпеченного пышного хлеба, намазанный домашней сметаной, в которой ложка стояла, с кружкой чая, сдобренного натуральным молоком, составлял завтрак членов моей семьи. Каши мои дети не признавали, утверждая, что в детсаду объелись. Молочные продукты прямо к нам на работу привозила на продажу семья из села, перенесенного из зоны затопления под водохранилище далеко вверх по реке. А таежный мед! А черемша! А клюква-смородина-малина-брусника!
…Для сбора брусники редакция устроила корпоративный выезд. Иваном Сусаниным назначили, конечно, Арбузникова – он охотник, все брусничники знал, как свой огород. Набились кто в редакционную «Ниву», кто в драндулет Арбузникова. До заветного места ехали долго. Когда прибыли – ахнули: на сколько хватало взгляда, по полянам разливалась густая вишневость! Стояла уже предосень, пахло листвой, ударенной морозцами, хвоей и еще чем-то неизъяснимо ароматным – так благоухают перезревшие ягоды брусники. Бьюсь об заклад – вы такую бруснику не ели! На рынках продают собранную на продажу недозрелой, чтоб не помялась, и она такой изумительный аромат еще не нагуляла.
Все запаслись специальной тарой для ягоды, которую потом будем замораживать, а варенье можно сварить и из давленой – это Арбузников проинструктировал. Сам-то, как заправский таежник, оснастился горбовиком и ковшом. Так называется специальное снаряжение для сборщиков: жесткий короб, который крепится на спине ремнями, типа рюкзака, там ягодкам не тесно. А ковш – с зубцами; проводя им по кусту, захватывают весь урожай с него одним движением и через плечо отправляют в кузов. Правда, с листвой, ну ничего, потом переберется. Еще предупредил: далеко не разбредайтесь, заблудиться несложно: при перекличке обманывает эхо и уйти можно совсем в противоположную сторону. Припугнул вдобавок, чтоб не расслаблялись, – из кустов порычал медведем.
Свои ведра и сумки мы заполнили на удивление быстро, даже от мошкИ озвереть не успели, быстренько перекусили бутербродами с чаем и кофе из термосов. Горячительные напитки во избежание соблазна для проводника никто не брал, и без того чувствовали себя слегка пьяными – от богатой добычи, красоты тайги, просто от общения. Но в самом конце Арбузников испортил настроение ужасной историей. Якобы несколько лет назад один водитель лесовоза привез на эти поляны жену с дочкой, сам уехал загружаться, к его возвращению женщины должны были успеть собрать ягоду. Когда вернулся, нашел жену и дочь изнасилованными и убитыми. Преступников он догнал на своем лесовозе – дорога-то одна в тайге, вот по ней и шли зеки, сбежавшие из колонии. Колоний-поселений в округе было полно (здесь Юрий Васильевич вымарал бы текст своими черными чернилами – в то время такая информация являлась закрытой). Груженый лесовоз просто размазал этих мразей по дороге, а водитель отправился в ментовку сдаваться… Правда это или байка, или Арбузников нафантазировал, он ведь журналист, но обратную дорогу мы ехали молча…
А грибы? Грибов в тайге такое разнообразие и количество, что всякий мусор типа каких-то там волнушек никто не собирает. Королем грибов в Сибири считается вовсе не белый, а рыжик, на втором месте груздь. Белый, конечно, хорош, спору нет, но с ним возни много – чистить, мыть, варить/сушить. Груздь грязноват: идешь, смотришь – бугорок, палкой его поковырял, а там сидит белоснежный крепыш, правда, в земле, отмывать ее долго. А рыжик – чистый, сухой. Его можно просто обтереть тряпочкой и солить сухим посолом: укладывать в бочку или большую кастрюлю слоями, вниз шляпками, пересыпая крупной солью. Царский гриб даст сок, и если в пластинках остались какие-то травинки, то они всплывут с пеной, которую нужно просто снять. Специи в Сибири при засоле не добавляют: они провоцируют плесень и перебивают собой грибной запах. Их можно потом добавить, перед едой.
На тихую охоту мы с детьми ходили в окрестностях собственной дачи – сразу за ней начинался лес: там и грузди, и рыжики, и опята, и даже такие непонятные поначалу для меня грибы, как оленьи рожки. Поищите в интернете, вам понравятся. Вкусные, между прочим. Но боровики в округе не росли. А съездить в тайгу муж отказывался напрочь – по непонятной причине он представлял собой очень лакомую добычу для комаров: если меня они кусали нехотя, как бы по своему комариному долгу, то его – от души, со вкусом и вожделением. Но однажды, дождавшись конца комариного сезона, все-таки уговорила. С вечера лил дождь, ночью температура опустилась ниже нуля, и я, конечно, расстроилась – какие уже грибы? Но они были. Боровики стояли рядами, как солдаты, причем в этаких стеклянных скафандрах: вода замерзла и они покрылись ледяной корочкой. Светило солнце, белые сверкали, как хрустальные. Зрелище неповторимое. Собрали целый мешок, мороз на вкус грибов никак не повлиял, тем более что все равно большая их часть отправилась в морозилку. Супы зимой получались умопомрачительные.
А дача имелась почти у каждой семьи, ведь в Сибири это не роскошь, а средство пропитания. Росло все. Если посадить. Не иметь дачу считалось неприличным, верхом лени и разгильдяйства. И у нас была. А как же!
…Одна соседка-старушка как-то рассказала: посолила грибы, которые насобирали ее девять детей и бессчетные внуки, а червивые выбрасывать пожалела – вымочила в соленой воде и тоже законсервировала. Когда закончились нормальные, родственники забрали банки и с червивыми, сказали, мол, Бог с ними, с червяками, очень уж вкусно!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.