Текст книги "Записки корректора"

•••

Чужую жену полюбить – свою погубить

…Вышла из декретного отпуска корреспондент отдела быта и писем Татьяна Котик, пухленькая блондиночка с голубыми глазами и губками сердечком. Но эти губки никогда не улыбаются, да и общее выражение кукольного личика всегда обиженное. Обижен Котик на главного редактора – ну не ценит ее Юрий Васильевич! Все статьи марает своими почеркушками, размашисто так, черными чернилами… Вот и с должностью ее обошли – пока отсутствовала, приняли в отдел еще одну Татьяну и сразу назначили завотделом. А это ведь голубая мечта Котика. Правда, новая Татьяна имеет солидный послужной список: член Союза писателей, автор нескольких книг. Она сразу занялась серьезными расследованиями по жалобам читателей, придумала новые рубрики, завела дополнительных нештатных корреспондентов. А Котик пока только сочиняет отписки на жалобы недовольных чем-нибудь жителей Города. Но зато давно числится в редакции! Мало того, новая сотрудница вскорости привела и свою подругу, тоже Татьяну, так как в штате добавилась единица, и Котика отодвинули еще дальше от мечты. Эх, знать бы Юрию Васильевичу, что такое неудовлетворенная женщина, какие амбиции кипят в ее пышной груди! Но предугадать нам не дано…

Так и работали какое-то время в социальном отделе три Татьяны, «три Т». И вроде с виду все тихо-мирно, но, проходя мимо двери сдвоенного кабинета, я просто физически ощущала напряженное электрическое поле.

Завотделом оказалась умна и мудра: сумела выстроить отношения и с Котиком, и с суперновой Татьяной, эксцентричной и эпатажной талантливой поэтессой. Мы с Надеждой зачитывались ее стихами в литературном приложении. Кометой ворвалась она в редакцию, за короткий срок успела оставить яркий след в виде замечательных репортажей, очерков, понравиться всему коллективу – и так же быстро сгорела… Муж ее встретил новую любовь, так бывает. Его любовь торговала рыбой в собственном ларьке на рынке, поэтому запашок Татьяна почувствовала сразу. Скользким угрем, коварной муреной вползла эта «Живая рыба», так называлась ее торговая точка и так окрестила бизнесменшу Татьяна, в семью, даже сына против матери настроила, это, скорее всего, был самый большой удар. Ненужная жена и сама не заметила, как ее выдворили в облупленную однокомнатную квартиру без мебели. Ремонт помогали делать подруги, собирали мебель с миру по нитке, и мы в том числе. В этой квартире она и покончила с собой. Очень жалею, что в свое время не приобрела ее сборник стихов…

А на освободившееся штатное место взяли нового корреспондента – Анну Резкую. Она не только место собой заполнила, а казалось – всю редакцию, да что там редакцию – и Город!

И началась в «Таежной правде» революция…

***

На соревнованиях спортсмены участвуют в разных соревнованиях.

***

Надо найти какую-то золотую середину.

***

Собор Парижской бога матери.

***

И грянули гусли.

Пришла беда – отворяй ворота

…Время было послеобеденное. На редакцию в эту пору обычно нисходила благодать: все сытые и ленивые, лишь Чемоданов придумывает заголовок к статье, терзая остатки волос и возмущаясь чем-то в телефонную трубку. (Наверное, про него анекдот: «Кто у вас так кричит?» – «Сотрудник с Москвой разговаривает!» – «А он по телефону позвонить не может?». ) Тараканов вообще дремлет, закрывшись в фотолаборатории. Нам надо успеть вычитать корректуру разворота, пока никто не отвлекает. Но тишина в этот раз стояла какая-то сгустившаяся, так бывает перед грозой. Я и Надежда – обе почувствовали!

И вдруг в коридоре раздались шаги. Мы испуганно уставились друг на друга – как в американском триллере! Мимо. Фу-у-у… Человек шагал очень уверенно, основательно и даже угрожающе. Подкравшись на цыпочках к двери и осторожно выглянув, увидели удаляющуюся по коридору в сторону приемной внушительную спину. Обладательницей ее тем не менее была женщина. Но какая! Казалось, коридор для нее тесноват. Нет, не толстая – большая. Косую сажень плечей плотно обтягивала кожаная куртка, высокие сапоги на квадратном каблуке печатали широкий шаг под мерные взмахи рук и тяжелого кожаного портфеля. Не хватало только красной косынки на кудрях – образ женщины-красноармейца из художественной литературы тогда еще был свеж в моем представлении.

– Отставной солдат! – выдохнула, отмерев, Надежда.

Но последующие события дали всем понять: никакой не отставной, а самый что ни на есть революционный – первое впечатление не обманывает. Уже через полчаса она промаршировала к ответственному секретарю, потом к нам – тонкие ноздри подрагивали, светлые глаза пронзали насквозь:

– Анна Резкая. Я там сдала в секретариат материал под таким-то названием, чтоб вычитали мне без единой ошибки, иначе расстреляю! – примерно так познакомилась с корректорами новая заведующая отделом быта и писем.

Когда выходила из комнаты, резко хлопнув дверью, с потолка свалился приличный кусок штукатурки – это Вася чуть-чуть опоздал показать, кто в доме хозяин. Но потом Аннушка часто скользила своими комиссарскими сапогами по мокрому полу в коридоре, проходя мимо нашей двери, и так возмущалась! Техничка тетя Гуля вопрошала, обращаясь к коридору:

– Кто опять чаем моросил?

Ага, чаем… У Васи спросите – чем…

Какое-то шестое чувство подсказывало мне: редакция уже не будет прежней. И точно. Говорят, когда эта комиссарша вошла к главному редактору и поставила свой тяжеленный портфель на стол, а потом туда же положила мощную грудь, то загипнотизировала его, как удав кролика, и была незамедлительно трудоустроена. И сразу завотделом.

Революцию Анна Резкая начала со своего кабинета. Раньше отдел быта и писем размещался в комнате с двумя окнами, у каждого окна стоял стол…. Анна разделила комнату перегородкой, сама поселилась в изолированной части, а проходную оставила двум Татьянам, сразу четко обозначив, кто есть кто. И табличку на дверь повесила новую, переименовав вверенный ей отдел, он стал отделом социальных проблем.

Не помню, где раньше оттачивала свое перо эта акула, но журналистом показала себя отличным, ничего не скажешь. Острые темы, хороший слог, грамотность – это все про нее. И скандальность – тоже про нее. Сама нарывалась на разного рода разбирательства, и «Таежной правде» пришлось пережить не один суд.

Первое время мы с Надеждой пытались обращаться к ней с вопросами по ее материалам, как и заведено в процессе работы над номером, но Анна сразу дала понять: никаких вопросов в ее статьях у корректора возникать не должно, у нее все правильно и иначе быть не может. И вообще – кто вы такие, знайте свое место… Пришлось поджать хвосты, решив, что нам же лучше: нельзя, ну и не будем вопросы задавать. Но обиделись, а корректорская месть – дело времени: на полосах, которые показывали для контроля ответственному секретарю, мы подчеркивали красным сомнительные места и полосы эти собирали в отдельную папочку. Компромат. А дружить надо с корректорами! После того, как у Резкой прошло в статьях несколько фактических ошибок, Анна Резкая стала менее резкой. Но мы ее все равно боялись. И не зря. Боялся ли ее Юрий Васильевич, не знаю, а следовало бы. Потому как вскоре она его съела.

У меня сложилось впечатление: именно с такой целью и появилась в Городе эта, мягко говоря, женщина: откуда приехала – не могу вспомнить, как будто из-под земли выросла или выпала с неба, как кара египетская.

Для начала Резкая подружилась с учителями и врачами – где, как не в образовании и медицине, великое множество социальных проблем. На проблемы наша революционерка бросилась, как на амбразуру. Сколько громких дел рассмотрели в судах по следам разоблачительных заметок! В школах и больницах ее одновременно зауважали и возненавидели. «Справедливость – мое второе имя» – так скромно представляла она себя. Кроме справедливости Анна несла в эти организации еще и культуру – в свободное время устраивала сеансы игры на баяне. Учителя и врачи, кстати, образовывали основной состав городского Совета народных депутатов, значит, законодательную поддержку Резкая себе обеспечила. И когда подогнала им вопрос о несоответствии должности главного редактора газеты, он был решен положительно. За какие грехи сняли? Подробности неизвестны, ходили только слухи. Формально – превышение должностных полномочий (не наблюдали), использование редакционной машины в личных целях (водитель не подтверждал), распитие спиртных напитков на рабочем месте (техничка якобы выбрасывала пустые бутылки), аморальный образ жизни (никто не жаловался).

Слабовольная Таня Котик попала под влияние Резкой конкретно, даже стала говорить ее словами, несмотря на то что та перехватила у нее вожделенную должность. И поддерживала ее в стирании с лица земли Юрия Васильевича. Обижена на него была Таня – не ценил… А мнение Тани Котик – мнение члена коллектива. Никто до последнего не верил в смещение главного редактора с должности; настолько человек был на своем месте, что невозможно было представить его отдельно, а газету отдельно. Но это случилось. И Анна Резкая стала вышагивать по коридору уже не как отставной солдат, а как целый генерал, причем при ней, почтительно отставая на один шаг, всегда семенила Таня Котик, верный денщик.

Снять-то нашего начальника сняли, а о преемнике, похоже, и не подумали. Удивительно, но сама Резкая на высокую должность не претендовала. Вероятно, следуя логике, наверху предполагали: в кресло переберется заместитель главного редактора, а именно Ксения Майская. Подозреваю, мечтал-то об этом Чемоданов, он еще при КПСС всем растолковывал: не видать ему должностей, ведь он не состоит в партии. «Я же беспартийная сволочь!» – скромно разводил руками Валерий Иванович, гордясь этим статусом. Но никто и никогда кресло ему предлагать не собирался. Майская же, оказывается, вовсе не мечтала руководить коллективом, где за табличкой «Отдел социальных проблем» притаились заговорщики. У нее имелись только такие желания: строчить горячие заметки и чтоб никто не мешал! И должность зама вполне ее устраивала. Но таки пришлось молодой бабенке, как она себя называла, целый год тащить все редакционные дела, будучи и.о. главного редактора. Хорошо еще – Юрий Васильевич согласился на какое-то время остаться ответственным секретарем и выпуск был под его присмотром. Но когда к нам прибыла не известная никому новая редактриса, он ушел. Сначала из «Таежки», а потом и из жизни…

***

Срезы деревьев закрасить масляной краской или садовым варевом.

***

Иван Грозный любил варенье из огурцов и многое другое.

Своя рубашка ближе к телу

…И пришли в редакцию перемены. Даже не пришли, а свалились кирпичом на голову. Хотя Вася предупреждал. Как? А кто еще мог аккурат под окном корректорской нарисовать на тротуаре мелом кривые буквы – никто ведь мимо не проходил! Техничка тетя Гуля вымыла полы, открыла все двери – проветрить, и наш редакционный, видимо, выбрался подышать свежим воздухом, хотя, как все домовые, домосед был страшный. Техничка, ворча, мокрым веником потом зашоркивала надпись на тротуаре и гадала – кто? Мы Васю не выдали! А что он написал? Слово, похожее на «песец».

Который не замедлил явиться в лице нового главного редактора Алевтины Филипповны. Она переехала из другого города, еще меньше нашего, где трудилась в газете «Путь к коммунизму» замом главного редактора, а у нас, значит, пошла на повышение. Знакомясь с коллективом, свеженазначенная руководительница излучала огромную ненатуральную радость от знакомства с недовольными лицами таежкинцев, которая вкупе с ненатуральным же цветом лица наводила на определенные, отнюдь не оптимистические предположения… Румянилась она потом часто. Практически каждый день… Пребывая в благодушном состоянии, называла сотрудников уменьшительно-ласкательными именами. Лично я извращения относительно своего имени терпеть не могу, а она ведь умудрилась придумать уменьшительное к уменьшительному! Даже повторять не хочу.

Газетные дела пока катились по инерции: каждый занимался своим делом, материалы выходили под старыми рубриками, лишь иногда их разбавляли слащавые передовицы нового руководителя. Глаза отказывались читать ее неуклюжие строчки с орфографическими ошибками… Однако новая начальница шарила в финансовых вопросах. Похоже, ее кандидатуру горсовет именно с этой точки зрения и рассматривал: удержать на плаву оставшуюся без содержания газету. Так что вместо коммунизма Алевтина Филипповна стала прокладывать путь к капитализму. Начала она с решения вопроса финансового благосостояния отдельно взятой собственной семьи, выписав родню: дочь, сына, невестку, своего сожителя и дальнего родственника Иваныча. Сын стал работать журналистом, ну как работать: статьи писала за него мама. Я же корректор – по характерным ошибкам догадалась. Раньше со всеми финансовыми делами управлялась одна бухгалтерша, теперь рядом с ней посадили новую штатную единицу – экономиста в лице жены сына. Татьяна Александровна от такого соседства «облезла» – этим словом она выражала высшую степень своего возмущения. Редакторский сожитель стал сторожить здание, дочь – принимать объявления, а родственник – сват или кум – водить редакционную машину. Отказавшись от старой зеленой труженицы «Нивы», приобрели новую машину для редакции – «Волгу ГАЗ-24». Огромный неуклюжий восьмиместный сарай не годился для езды на лесные деляны, но зато как раз вмещал всю семью и приближенных. Тут-то и вспомнили мы добрым словом коммуняк, номенклатуру. Раньше все-таки проверенных людей назначали на должности, а Алевтину Филипповну недавно избранный горсовет, видать, еще не успев прийти в сознание, пригласил.

Как глава государства окружает себя олигархатом для собственной поддержки, так и Алевтина Филипповна приблизила к себе единомышленников; отряд был невелик, но отличался избранностью: Милиция, Котик и Анна Резкая. Образовалась эдакая камарилья, которая целыми днями просиживала в кабинете редактора и придумывала, как пополнить казну редакции, сидя в кабинете редактора. При этом звенели бокалы, и не после работы, как при Юрии Васильевиче, а и во время. Правда, Резкая была абсолютной трезвенницей, но слабохарактерной Котик приходилось пригубливать. Третьего явно не хватало. Но тут уволилась Майская и вместе с ней бухгалтерша, и на место Татьяны Александровны взяли Любочку, безропотную и бессловесную, ее быстро обучили правильно держать бокал в руках, и пазл сложился! Соображается втроем ведь куда плодотворнее. Содержание полос редактрису интересовало мало – полосы в печать подписывала не глядя. «Я вам доверяю», – не очень внятно, но задушевно говорила она мне…

P.S. Так как Любочке бухгалтерскими делами заниматься было некогда, их разруливала редакторская невестка. А подписывала бумаги бухгалтерша. Бедная Любочка, уголовное дело на нее заводили…

***

Заяц считает, что раз он перелинял, то его и не видно.

***

На лице у него было опасное выражение.

***

Капитан минометного расчета.

***

Этот аэродром предназначался для сухопутных и гидросамолетов лифт ваффе.

***

Советский танк Т-34 мы привыкли видеть в виде памятников.

***

Изучил пчел до самой пыльцы.

***

Застрочил миномет. Осколки прошлись по моей голове.

***

К тому же там всегда огромная лужа, которая отпугивает водителей.

***

…начальник по экономическим и налоговым преступлениям.

***

Вечный двигатель будущего.

Не будет добра, если между своими вражда

Как и во время любой революции, когда общество разделяется на два фронта, коллектив редакции претерпел раскол. Вернее, большинство хотело бы придерживаться нейтралитета, в том числе наш отдел, да не тут-то было. Либо ты по одну сторону баррикад, либо наоборот. Проводились бесконечные собрания, сначала во время работы, потом Алевтина Филипповна сообразила – это мешает выпуску издания, стали собираться по вечерам, неважно, что дома ждут семьи. Подписывались какие-то письма, резолюции. Долго шло детективное расследование по поводу ковровой дорожки, якобы выделенной редакции еще при горкоме партии, и стульев, числом – не надо улыбаться! – двенадцать! Никто это добро в глаза не видел. Состоялся даже суд, и всех на допросы вызывали. Какова была цель кампании? Опорочить бывшее руководство и доказать преимущество нового. А не доказывалось. Газета потеряла свое лицо, свои традиции, свою интеллигентность. Ушли старые внештатные корреспонденты, «Таежка» стала печатать всякие сплетни, по сути сползая к уровню желтой прессы. А нас с Надеждой просто корчило, когда вычитывали корявые статьи приближенных главного редактора, и очень скучали по черным чернилам Юрия Васильевича. Пришлось самим красной ручкой подчеркивать самые уж несуразные места (в основном у редакторского сына) и возвращать на переделку.

Конечно, корректоры оказались в опале. Для подрывной деятельности в отношении нашего отдела были брошены лучшие силы в лице Любы Милиции. Она теперь приходила на работу пораньше и читала новый номер от корки до корки. Найдя «ошибки» и не заглядывая в словари, эта «свежая голова», не совсем свежая после вчерашнего, докладывала о них на летучке. «По приезду», к примеру, а на полосе – «по приезде»… Мы обиделись. И задумали мстить: кроме орфографических ошибок корректоры отслеживают и фактические – под стеклом на столе лежали списки правильных названий всех предприятий Города, улиц, магазинов, имена руководителей и т. д. И когда Милиция в чем-то ошибалась, так и оставляли, а на следующий день, как бы невзначай найдя ошибку, ябедничали ответственному секретарю. Я, например, взяла и «не заметила ошибку» в фамилии участкового по адресу, где жила. Он Гизяев, а вышло – Пизяев. Прибыл разбираться лично. Ему предложили напечатать опровержение: «В номере таком-то вместо фамилии Пизяев читать Гизяев», но он почему-то отказался. Автора статьи лишили премии.

Тут-то мы и поделились с пострадавшей своим тайным оружием. Чтоб знала. Милиция намек поняла и даже стала пытаться изображать дружелюбие. Однажды, благоухая букетом вчерашних посиделок с Мертвяковым, зашла посоветоваться с нами, как подписать свои статьи. Почему-то авторам разрешалось свое имя ставить под одной, под второй – псевдоним, а их в номер заверстали аж три, писучая была Милиция. Я с ходу предложила – С. Бодунова. Теперь она обиделась…

***

Сегодня армия наполнена всякой техникой.

***

Попутчик открывает девушке свое истинное лицо: он сообщает ей, что является сотрудником террористической группировки.

***

Они держали в руках фигурку кубка мира.

***

К Дню памяти жертв репрессированных.

***

«Аида» – мюзикл композитора Верди.

***

Слой горечи в душе.

Умный товарищ – половина дороги

Ксения Майская не захотела больше участвовать в этой мышиной возне и создала свою газету. Конечно, при финансовой поддержке городского Совета народных депутатов, выделившего прекрасное помещение во Дворце культуры, но тем не менее все организационные, в том числе и кадровые вопросы, легли на ее плечи. С чем, скажу, забегая вперед, она доблестно справилась. И стали выходить в Городе два средства массовой информации и, естественно, конкурировать. Говорят, здоровая конкуренция – двигатель прогресса, но отток рекламы для нас, конечно, явился событием печальным, а еще более печальным лично для меня стало то, что Надежда собралась уходить в новую редакцию. Я, конечно, поддержала – ведь Майская предложила ей место ответственного секретаря, это означало повышение и статуса, и зарплаты моей дорогой коллеги. И как выяснилось позже, эта должность подошла самым лучшим образом – с журналистикой у нее не получилось, а корректурой, по ее словам, за долгие годы объелась.

Снова начались у меня поиски корректора – теперь не временного, а наоборот – постоянного. Приплыла ко мне еще одна пава, с 56-м размером ниже талии. Людочка была очень любвеобильна, но любовь эта на работу не распространялась. Полосу «вычитывала» за пять минут, пока курила сигарету в конференц-зале. «С таким размером можно бы и вообще не работать» – такой сомнительный комплимент озвучил как-то ее поклонник Гоша, оператор областной студии телевидения. Они часто являлись по утрам вместе, а если не вместе, то он все равно с утра навещал нас и рассказывал свои сны. А сны ему показывали высокохудожественные: с погонями, убийствами, элементами мистики. Когда уволился, я предположила: переквалифицировался в писатели – фэнтези, триллеров или как минимум политических детективов. Однако где-то через полгода прислал Гоша открытку аж из Новой Зеландии – оказалось, мотается по миру с цирком в качестве конферансье. Вот так живешь-живешь – и не догадываешься, в чем твое предназначение… Людочка нисколько не опечалилась его отъездом. Вскоре к ней нагрянула Любовь. И ушла Людочка в декретный отпуск…

Стали приходить претенденты, но никто не устраивал: или диктант с ошибками писали, или их пугала специфика корректуры. Я уже совсем отчаялась, но тут ко мне прилетела Фея. Похоже, именно прилетела, ведь шаги в коридоре не раздавались, а дверь в корректорскую была нараспашку. Видение возникло на пороге, подсвеченное сзади, из Люсиного окошка, послеобеденным солнцем, в легком платьице, с распущенными волосиками и в тапочках с бантиками. Звали фею Альбиной, но ей и самой имя не нравилось, да, честно говоря, и не подходило. Поэтому давайте так и буду ее называть – Фея.

Феечке стукнуло 30 лет, хотя с виду и не дашь – девочка-девочка, а у нее уже у самой подрастала девочка-дочка. Корректором она ни разу не была, но, к моему удивлению, диктант написала почти без ошибок, быстро прочитала гранки, сделала много толковых замечаний. И самое главное, видно было – газетное дело ей нравится, как понравилось мне, впервые пришедшей несколько лет назад в этот сумасшедший дом. А если человеку интересно, то он быстро учится, просто впитывает все новое. Еще очень важна любознательность – Фея не ленилась рыться в пыльных справочниках и записалась на заочные курсы, как я когда-то. И вообще человеком была разносторонним, с широким кругозором – эти качества корректору необходимы не меньше хорошего знания русского языка. И вовсе я не льщу товарищу по счастью и несчастью, с которым мне пришлось несколько лет корпеть над корректурами бок о бок, плечо к плечу, ноздря в ноздрю. А кто еще нас похвалит…

Заглянувшая как бы по делу Люся одобрила мой выбор, а Вася притих и никак не отреагировал. Но докучать новой сотруднице себе не позволил, он был джентльмен, я их потом представила друг другу, и они подружились…