Текст книги "Лестница на небеса"

– Маринка, ты сама это утверждаешь… И почему он бандит? Конечно, он неприятный тип. Но так сразу лепить человеку ярлык…

– Потому что бандит! – закричала Марина. – Я это знаю. И не просто бандит. Он доверенное лицо Толстолобика…

– Слушай, Маринка, я жутко устала… Кто такой этот Толстолобик?

– Анька, ты точно живешь в другом измерении!

Она уже приготовилась просветить Анну, и даже начала говорить, но в дверь позвонили.

– Марин, прости… Я сейчас.

Она открыла дверь.

Это был Даниил.

Она попыталась улыбнуться, чтобы скрыть смущение. Он, в отличие от нее, даже не делал таких попыток. Просто стоял, сцепив пальцы, и рассматривал их, не поднимая глаз.

– Это ничего, что я снова пришел? – наконец заговорил он.

– Здравствуй, – проговорила она, ругая себя за то, что начала вести себя как девчонка.

– Я…

– Проходи же, – сказала она, наконец овладев собой. – Чайник горячий. Кофе есть… Проходи…

Он вошел, и она почувствовала, что сейчас что-то произойдет. «Странное, непонятное, и, Господи, – подумала она удивленно, – я этого хочу. Скрываю от себя, но хочу…»

Он стоял, все еще пряча глаза от нее, точно то, что она там могла увидеть… Или этого было так много там, в его глазах, что не прочесть было невозможно?

– Я…

– Не надо, – взмолилась она, уже почувствовав, что последует за этим. – Кофе… готов.

Ей казалось, что, когда он это скажет, все закончится. Она никогда больше его не увидит. И, осознав это, удивилась тому, что ей уже необходимо разговаривать с этим мальчиком, ощущать его присутствие в своей жизни.

– Анна, – снова заговорил он. – Я не могу без тебя жить.

Сказав это, он растерялся и замолчал. Она тоже молчала, глядя, как кипяток становится коричневым от растворимого кофе, и думала, что почему-то ей не хватает сил сказать ему – уходи…

– Господи, – прошептал он, – на тебя это не произвело никакого впечатления…

– Кофе, – в сотый раз повторила она совершенно равнодушным голосом.

– Анна, ты слышишь меня? Я тебя люблю…

– Зачем? – повернулась она к нему, и он увидел в ее глазах страх и отчаяние. – Зачем ты это мне говоришь? Неужели не понимаешь, что мы никогда не сможем…

– Почему?

– Потому, – отрезала Анна. – Сколько тебе лет?

– Мне? – переспросил он. – Какая разница?

– Большая, – усмехнулась Анна. – Потому что…

– Какая глупость, – засмеялся он. – Бог ты мой, какая это глупость…

– Это не глупость совсем, – устало проговорила Анна. – Я ведь тебя старше… Намного старше.

– Мне кажется, ты заблуждаешься, – сказал он. – Ты меня младше.

Он прошел в кухню.

– Где кофе?

– Послушай, – сказала она. – Я, кажется, ясно тебе сказала…

– Ничего ясного я не слышал, – покачал он головой, размешивая кофе. – Какая-то сплошная загадочная муть про возраст… Ты так зациклилась на своем возрасте?

– Нет, – ответила она. – Просто…

Анна хотела сказать, что она его не любит. Но слова отказывались ей подчиняться. Она вспомнила: «Одна жена да спасет одного мужа…» Но – не этот мальчик, похожий на Кинга… Она вообще никого не может спасти. Это ее всегда кто-то спасает. Как и сейчас… Нет, не за его счет.

– Я…

Она снова начала и – не смогла.

– Слушай, – попросил он. – Я очень хочу кофе. Давай оставим разборки на потом… Кстати, я сегодня был на исповеди. Как ты хотела… Видишь, я все делаю, чтобы… – Он помолчал и тихо сказал: – Чтобы быть к тебе ближе…

Он теперь пил кофе, продолжая смотреть на нее. Точно высказанная правда больше не тяготила его. Освободила…

– Не ко мне, – покачала она головой. – К Нему…

– А Он так решил, – улыбнулся Даниил. – Чтобы я приблизился через тебя… И вообще – неужели ты веришь в случайности?

– Ты не можешь меня понять? – спросила она с отчаянием в голосе.

– Могу, – сказал он. – Я могу все в тебе понять и принять… Я даже не знал, что это возможно… Что однажды появится женщина, от которой мне ничего не будет нужно, кроме одного – чтобы она была рядом… Просто дышала рядом. Ждала меня. И остальное – все кажется мне от лукавого… И другие женщины мне представляются унылыми. Однообразными… Когда мы познакомились, я даже удивился, потому что никак не ожидал встретить именно такую женщину, которой мне так не хватало… И какая мне разница, сколько тебе лет? Ты хочешь, чтобы я ради общественного мнения застыл навеки в компании обычной девицы с опилками в голове и мыльной оперой в душе?

– Ты не хочешь понять…

– Ага, не хочу… Я уйду, если ты сейчас скажешь: «Ты мне безразличен. Я не хочу тебя видеть».

– Ты… – начала она и впервые подняла глаза. Встретившись с его глазами, она увидела там такое ожидание и… страх, что она все-таки сейчас солжет… Она зажмурилась, по-детски, и вспомнила себя. Много лет назад. «Я люблю тебя…» – «Что прикажешь делать по этому поводу?» – «Мне будет восемнадцать…» – «Я рад за тебя. Мне уже никогда не будет восемнадцати…»

«Да, Кинг, – прошептала она мысленно. – Я тебя слышу… Я слышу тебя…»

Не открывая глаз, она мягко дотронулась до его руки и вздрогнула. Ей снова показалось, что она касается Кинга, и этого мальчика прислал именно Кинг.

– Ты живешь с призраком, – тихо проговорил Даниил.

Или Кинг? Она почти перестала их различать.

– Ты живешь с призраком, а должна жить с живым человеком…

– Я не имею права, – прошептала она, открывая глаза.

– А кто тогда имеет право на любовь? – нежно убирая прядь волос с ее лица, прошептал он. – Кто?

Она почувствовала, что поддается. Ей больше всего хотелось сейчас, чтобы его рука как можно дольше оставалась там, рядом с ее волосами. Ей хотелось ощущать его тепло, и ее рука потянулась к нему помимо ее воли. Она остановила себя.

«Ты не имеешь права, – холодно напомнила она себе. – Ты не должна портить этому ребенку жизнь. Пользоваться его чистотой, его романтизмом… Ты не имеешь на него права!»

– Нет, – прошептала она. – Нет. Ты все придумал… Ты даже за меня придумал…

Его рука остановилась, замерла. Он стоял, выпрямив спину, как будто она его только что ударила.

– Я… Я хочу, чтобы ты ушел, – прошептала она, все еще стараясь смотреть в сторону.

Он продолжал стоять не двигаясь. И тогда она крикнула:

– Ты слышишь? Я хочу, чтобы ты ушел!

Она заставила себя открыть глаза, только когда хлопнула дверь.

Она снова была одна. Он ушел молча, ничего не сказав.

– Господи, как же он должен меня теперь ненавидеть, – с горечью прошептала она. – И как я сама себя теперь ненавижу…

* * *

Она металась по квартире, как тигр в клетке, и от беспорядочных движений становилось немного легче. Правда, стоило ей остановиться на минуту, и она снова вспоминала лицо Даниила, а потом – Кинга, и наоборот. В конце концов их лица совместились, объединенные болью.

Потом она приказала себе лечь и попытаться заснуть. Чтобы немного отвлечься, включила Гребенщикова, на самой маленькой громкости. Так и засыпала – под его шепот, почти не различая слов.

Сон ей приснился какой-то дурацкий и почему-то страшный. Вроде бы там ничего ужасного не происходило. Никто не гнался за ней. Разве что почему-то на месте их маленькой церкви был бассейн. В бассейне плескались голые девицы, они плавали с ненатуральным хохотом, как в фильме «Калигула». Она почему-то подумала, что тела у них омерзительные. Хотя вроде бы все было нормально с фигурами, да в то же время Анне почему-то они казались свиными окороками. Она стояла, все еще не в силах понять, куда делась церковь. Наконец она решилась спросить у одной из девиц – где церковь? Тут же была церковь…

Девица вытаращилась на нее и расхохоталась:

– Да кому сдалась тут церковь? Тебе, что ли? Так тащись в монастырь, дура недоделанная…

Анна вздрогнула, удивляясь ненависти, переполняющей эту девицу, – вроде они незнакомы, тогда почему?

Она вдруг поняла, что церкви и в самом деле больше нет. Ей стало больно. Так больно, что она закричала. Ей хотелось прогнать криком этих голых дур – не только из бассейна, из жизни вообще! Она даже ощутила собственную правоту – ведь они тоже выгоняли ее из жизни, значит, она тоже имеет право! Ее всю жизнь пытаются уничтожить. Ей всю жизнь указывают место.

– Может быть, я одна не буду смеяться…

Она услышала хрупкий детский голосок откуда-то издалека. Увидела девочку с хмурым взглядом. Словно предчувствующую, что эта толпа непременно попытается раздавить ее.

– У вас ничего не выйдет! – закричала она. – Ничего! Это вы не имеете права на счастье! Вы – подлые, грязные, напичканные бесами, как фаршированные баклажаны чесноком! От вас смердит, как от разлагающихся трупов!

Они смеялись. Повизгивая, смеялись… Как свиньи. И она увидела, что они и есть свиньи. И вместо носов у них – пятачки… Это было так страшно, что она побежала прочь. Ветки хлестали ее по щекам, но она знала – ей надо на открытое место. Туда, где видно небо. Чтобы удрать отсюда. Потому что там, на открытом месте, ее ждет лестница на небеса…

* * *

Она проснулась. То ли от собственного крика, то ли от песни, которая доносилась в открытую форточку.

– Господи, – прошептала она. – Как хорошо, что это был только сон…

Почему-то не уходило омерзение, она все не могла забыть этих жутких баб в бассейне…

– И с чего такое приснилось? Наверное, я переслушала вчера Гребенщикова… Он там тоже возмущался какими-то бабами У пруда…

Она заставила себя рассмеяться. Но на душе сохранялся осадок боли и тоски.

– Хорошо, что мне некогда об этом думать, – вздохнула она. – А к вечеру все забудется… Завалится заботами, суетой, мыслями…

Она оделась, быстро выпила холодный кофе – только сделав последний глоток, она поняла, что пьет его кофе. Невесело усмехнулась – говорят, так можно узнать чужие мысли… И тут же ощутила страшное одиночество, резкую боль в душе, почти ощутимую физически. Ей даже показалось, что в этот миг ее жизнь на самом деле – кончилась… Раз уж она отказалась принять от Бога подарок…

Она поставила чашку на место, не допив до конца, и быстро выбежала из квартиры, точно пыталась спастись от его дыхания, которое еще хранил ее дом…

Глава 5
БЕДА

– Ты меня слышишь?

Он приподнял голову. Она смотрела на него карими глазами, и отчего-то он подумал: «Чего это я раньше считал ее красивой?» Он ведь даже гордился ее присутствием…

Сейчас ему показалось, что она банальная. То ли оттого, что слишком много косметики… Пускай даже эта косметика очень умело нанесена. Интересно, сколько времени она тратит на то, чтобы нарисовать себе лицо? Дура… А если душу нарисовать?

Она сидела на его мотоцикле, покачивая длинной ногой, и он прекрасно видел, как все выше и выше задирается край мини-юбки, точно она всерьез полагает, будто нет на свете ничего соблазнительней голого тела…

– Я слышу тебя, – сказал он, пряча усмешку. – Ты спрашивала у меня, почему я такой вредный… Я не вредный. Я просто занят.

– Слушай, Дэн, это нечестно… – Она надула губки и вытаращила глаза. – Можно подумать, я тащилась сюда специально за тем, чтобы насладиться твоим молчанием…

– Можно подумать, – рассмеялся он.

– Говорят, ты просто увлекся. Старухой…

Он с интересом поднял на нее глаза.

– Да, старухой, – повторила она. – Еще и треснутой… У нее с башкой не в порядке… Ее тут все знают. Ходит вечно как бомжиха. И улыбка на губах, как будто она по облакам разгуливает…

Он ничего не отвечал. Продолжал копаться в моторе.

– Дэн! – воскликнула она. – Это правда, что ли?

– Нет, – сказал он, не поворачиваясь.

– Слава богу…

– Неправда, что я увлекся, – задумчиво проговорил он. – Неправда, что она, как ты выражаешься, треснутая… И уж никак не старуха… Это ты вот старуха… Мысли у тебя убогие. И жизненные планчики так себе… Средней паршивости… А еще я забыл тебе сказать, что ты меня совершенно не интересуешь… Пожалел тебя, а зря…

Она вскочила и теперь стояла, уперев руки в бока.

– Ты совсем охренел…

– Я треснутый, – спокойно кивнул он. – Так что вали отсюда…

Он больше не обращал на нее внимания. Его только удивляло, почему он раньше не замечал, какой у нее неприятный голос. Каркающий… И сама она похожа на ворону…

Она все верещала что-то, пытаясь его оскорбить и оскорбить Анну, но он молчал. Разве это может оскорбить? Так, мелкое тявканье…

– Слушай, я же просил тебя уйти, – пробормотал он. – Почему, когда кто-то отказывается вам подчиняться, вы покрываетесь такими пятнами и вопите?

– Потому что это… – Она задумалась и брякнула: – Не по-людски…

– А я и не обещал тебе жить по-людски. Так что катись отсюда…

Она замолчала, потом судорожно всхлипнула и схватила свою сумку.

– Знаешь что, Дэн? Я желаю тебе и твоей старой корове поскорее сдохнуть! – прокричала она. – И чтобы у вас родился урод! Такой же, как вы!

– Хорошо, что не такой, как ты.

Он не испытывал угрызений совести. Наоборот – когда она наконец-то ушла, вздохнул с облегчением.

– Единственный человек, чьей добычей я хотел бы стать, этого не хочет… А эти акулы… Боже, как мне надоело быть добычей!

Он прекрасно знал, что в данный момент Наташка уже бежит со всех ног к Юрасику. У них же всегда есть запасной вариант, усмехнулся он. Всегда…

А вот когда любишь, нет никаких вариантов. Только она…

Он вспомнил ее растерянное лицо и в очередной раз обругал себя за ту – ненужную! – откровенность. Сейчас он мог бы к ней пойти. Мог бы. Если бы не сказал ей…

– Все-таки я придурок, – прошептал он. – Хотя бы позвонить ей… Хотя бы услышать ее голос.

* * *

В последнее время у Майка все валилось из рук. И вообще ему иногда казалось, что за горизонтом собирается воронье…

Вообще-то он уже давно не верил в эти заморочки… За свою жизнь он имел возможность убедиться, что удар всегда приходит резко и неожиданно. В спину. И никаких лестниц на небеса он не видел. Или видел, но забыл?

Он снова набрал ее номер, хотя знал стопроцентно – она его пошлет…

В кои-то веки он умудрился встретить в этом серпентарии нормальную деву… И вот, пожалуйста…

– Лиза, – прошептал он в трубку, услышав ее голос. – Лиза, я…

– Миша, – проговорила она. – Я же тебя просила… Зачем ты мотаешь нервы себе и мне? Давай закончим все это. Я прошу тебя…

– Лиза, я тебя люблю…

Она молчала. Потом коротко вздохнула и повесила трубку. Он почувствовал, как сердце сдавило железным обручем тоски. Все кончено. Не будем мотать друг другу нервы… Ах, Лиза…

– Дядя Миша, вас к телефону…

Он поднял трубку. Голос он узнал сразу. И только удивился сухости тона. Значит, что-то случилось…

– Сейчас буду, – сказал он, быстро собрался и спустя пять минут уже отъехал.

* * *

Лиза положила трубку и посмотрела на свое отражение. Это всегда получалось – телефон стоял рядом с зеркалом. Получалось так, что после каждого разговора с ним она не могла спрятаться от самой себя. Сразу, подняв глаза, она упиралась в собственное отражение. А там, еще не успев спрятаться, в глазах жила горечь. Тоска. Боль. Смертельное желание вернуться в тот день, когда все разрушилось… Чтобы постараться куда-нибудь уехать вдвоем. Изменить это чертово «направление пути». Откуда это? Ах да… Снова Миша. «Не изменить направленья пути в ее пределах»… Что-то из даосизма. Интересно, он на самом деле в юности был другим?

Она часто представляла его юным. Таким юным, хайрастым очкариком, каким он себя описывал… С книгой в руках. И в сердце появлялась щемящая нежность, словно через броню его нынешнего увесистого тела все еще проглядывает тот мальчик…

Сейчас она запретила себе думать об этом. Чтобы не родилась снова любовь.

«Впрочем, – горько усмехнулась она, – а она умирала? Это я умерла. От меня-то остались только воспоминания… И то – слабые, как дыхание больного ребенка…»

Кто мог подумать, что все так кончится?

Она уронила голову на руки, пытаясь удержать эти дурацкие слезы, всегда готовые пролиться, стоило только окунуться в прошлое…

«Ведь когда-то мне казалось, что это любовь… Он рассказывал мне про свою юность, и я жадно ловила каждое его слово…»

Ей, девочке нового поколения, те фигуры казались сказочными. Как будто он, Майк, на самом деле все придумывал. Разве мог быть такой вот – Кинг? И рядом с ним – маленькая девочка, хрупкая, отчаянная… Лицо Майка всегда становилось особенным, нежным и грустным, когда он говорил о ней. Сначала Лиза даже ревновала, пока не поняла – это глупо. Девочка-то была из той сказки. Грустной, немного печальной, как мелодия скрипки или гобоя…

За что она его любила? Не за них ли двоих? Словно на нем оставался отсвет их лиц, обращенных друг к другу. Навеки…

Теперь они ушли вместе с Майком. Он увел их. И может быть, она в конце концов простила бы самого Майка, если бы… Он не подарил их еще и ее подруге. Она простила бы физическую измену – она не маленькая… Она все всегда понимала про этот чертов секс, о нем ведь сейчас так много говорят… Только ленивый не обучится. Только наивный не поймет, что это есть самое главное на свете…

Но, когда она начала рассказывать ей про Кинга и Мышку, да еще и сообщила, что пьяный Майк заметил, что она чем-то на Мышку похожа…

Могла ли Лиза объяснить, что это вот больнее всего ударило? Точно Майк сначала подарил ей целое небо, а потом взял да и отнял…

Боль и сейчас была сильной. Она встала, тряхнула головой – светлые кудри рассыпались по плечам, закрывая их.

– Я ведь красивее ее, – сказала она. – Почему?

В дверь позвонили. Она знала, что это Даша. Каждый раз ей хотелось послать ее подальше или хотя бы не открывать ей.

Но она и сама не могла понять, почему после такого предательства не могла этого сделать. Словно теперь их что-то связывало. Или – она однажды поймала себя на том, что жалеет Дашу. «У меня все-таки в жизни что-то было, – думала она, открывая дверь. – А у нее?»

И хотя внутренний голос ехидно напомнил, что, конечно, ничего, кроме ее, Лизиного, мужа, она только улыбнулась.

Ей ведь тоже хотелось частичку чужой любви. Чего же говорить про Дашу?

* * *

Сомов был сибаритом. Превыше всего он ценил уют. И старался сделать свою жизнь как можно более удобной. Еще он любил окружать себя красивыми вещами.

Собственно, все это он имел. Сейчас ему и самому казалось странным, что еще десять лет назад он жил довольно скромно, на небольшую зарплату бухгалтера… Если бы не Танечка! У Танечки был папа. Может, сама Танечка не была красавицей. Может, она вообще потом оказалась порядочной стервой, с капризами, но ее папа был нужным человеком. Именно он устроил Сомова в Хаббард-колледж, и очень скоро карьера Сомова полетела ввысь… Теперь он был самым важным человеком. К его мнению тут прислушивались все.

И не важно, что даже в качестве бухгалтера он умудрялся запутывать дела. Не важно, что в общем-то он был почти неграмотен… Он даже в компьютере плохо разобрался до сих пор. Все не важно…

Он потянулся.

На толстых губах повисла загадочная и довольная улыбка. Сегодня был хороший день. Очень хороший…

За окном ласково светило солнце. Его загородная резиденция располагалась на живописном волжском острове. Теперь и сам остров стал его собственностью. Поняв, что надо каким-то образом укрепить свой имущественный статус, он, собственно, сам подкинул эту идею местному губернатору. Отдавать леса и острова в частное владения… Так будет безопаснее. И порядок появится… Свой остров он купил первым, за смешные деньги. Но тридцать тысяч деревянных отдал сразу.

Никаких угрызений совести он не чувствовал. Только иногда одолевал страх – а вдруг все кончится? Вдруг и он станет одним из тех, за забором? Выкинутый туда, он наверняка пропадет… Поэтому он старался действовать по правилам, усвоенным им во время обучения. Нет ничего важнее собственного благополучия. Если ты расслабишься морально, станешь одним из… Он ведь соль земли. Он принадлежит к элите…

Однажды откуда-то из подсознания в сон пробралась мысль – познайте истину, и истина сделает вас свободными… Он знал, кому принадлежат эти слова. И утром все думал – ведь так, как он живет, это не по его закону. И на некоторое время он испугался. Получается, что он – не свободен?

– Опять понеслась душа в рай, – недовольно проворчал он.

Погрузив свое тело – надо бы худеть! – в ванну с гидромассажем, он расслабился, довольно прикрыв глаза. Телефон оторвал его, самым жестоким образом выдернул из состояния нирваны. Недовольно поморщившись, Сомов взял трубку.

– Слушаю, – проговорил он, проклиная свой голос с этими мальчишескими интонациями.

– Лев Аркадьич? Это Виталий… Костя с вами поговорить хочет.

Трубка перекочевала к его другу, вернее, просто приятелю, еще из детства, когда папенька впервые пригласил к себе «товарища по партии» вместе с семьей. Тогда Костик показался ему угрюмым и нагловатым. Но теперь все переменилось. Костик источал патоку при встрече. И не называл его, как в детстве, «жиртрестом». Может быть, поэтому он и держал Костика при себе. Приятно видеть унижение того, кто раньше унижал тебя.

– Левка, я нашел место…

– Подожди…

Мыльная пена растворялась в воде. Из айсберга она уже превратилась в кучу маленьких ледяных островков.

И почему-то Сомову пришла в голову идиотская мысль – вот тебе айсберги, а я, стало быть, «Титаник»…

Он хихикнул.

– Ну, – сказал он деловито. – Какое там место? И при чем тут я?

– Постой, ты сам мне сказал, теперь можно купить землю… Я нашел прекрасный дом, с садом, и расположение что надо… Ты чего, не помнишь, Левушка? Ты же обещал…

Сомов силился вспомнить, что он обещал приятелю. Потом наконец после долгих и мучительных усилий вспомнил. Ночной клуб.

– Ну так бери… В чем проблема? Я позвоню…

– Проблемка есть… Там типа приют. И маленький храм…

– Охренел, да? – взвился Сомов. – Мозги-то в порядке? Ищи другой участок. Я с этими верующими не связываюсь… Знаешь, какой вонизм пойдет?

– Слушай, Лева, не будет вонизма… Там главным такой уродец… Вроде бы за него и заступаться никто не станет – везде нарисовался… И аренду не выплачивал. С тем мужиком, которому он задолжал, я уже договорился. Он подает на него в суд. За определенную мзду, конечно… Я заплачу его долг, и вроде как он мне сразу продает это место…

– И чего ты мне тогда звонишь? Все сам устроил…

– Он не верит, что инициатива исходит от тебя… Подтверди это.

– Оба-на, – протянул озадаченный Сомов. – А я тут при чем? Я уже сказал тебе, что мое имя там не должно светиться… Ты хочешь, чтобы меня послали пастись в отдаленные луга?

– Никто и не узнает… Лева, просто так надо. Иначе он ни в какую… Ты чего, Лев? Тебе деньги лишние?

– Деньги только для лохов лишние, – пробормотал он. – Ладно, позвоню… Все?

– Не все… Есть еще проблема. Покрупнее.

– Ну, у тебя и так не все просто… Чего еще?

– Место расположено в районе, где Гоги…

Все. Больше и говорить нечего. С Гоги только пьяный свяжется. Или идиот… Гоги, черт бы побрал этого урода, еще никому не спускал такого откровенного хамства.

– Какого черта, – простонал Сомов. – Что у тебя там с головой? Ты бы еще в Кремль забрался… Прикупи там Успенский собор… Я бы лучше с президентом поругался, чем с Гоги…

– Я всегда думал, что ты у нас не главный, – ловко наступил Костик на больную мозоль. – Я так и думал, что Гоги у нас тут главный… И долго ты собираешься прогибаться под Гоги?

– Ты полный придурок, – устало сказал Сомов, и в то же время в груди уже росло раздражение против Гоги. Именно сейчас появился шанс указать зарвавшемуся грузину на место… Может, и в самом деле пора щелкнуть его по носу? Кому понравится, когда в районе появится ночной клуб с борделем и сауной и начнет мотаться братва из чужих районов… Эх, как Гоги перекосится. Он вспомнил, как этот тип смотрел на него, прищурившись, презрительно, и те медленные слова, которые однажды слетели с его тонких губ: «Да если бы не я, от этого города остались бы только флаги… Может, я вор в законе, а вы – без закона…»

«Это у тебя скоро останутся только „флаги“, Гоги», – усмехнулся Сомов.

– Чтобы все было по букве закона, – сказал он. – Сделай все так, чтобы и комар носа не подточил… Понял?

– А Гоги?

– Гоги… Я возьму его на себя. Все, не мешай мне работать…

И, положив трубку, он снова погрузился в ванну. Вода стала холодной, и он пустил горячую, чтобы немного согреться.

Настроение у Сомова улучшилось.

* * *

Сколько же иногда неприятностей приходится пережить за один день! Аннины начались сразу, едва она подошла к саду. Около ворот она увидела машину и рядом с ней – фигуру Виталия. Он говорил с кем-то по мобильнику, потом передал мобильник кому-то невидимому – за тонированными стеклами Анна не могла бы разглядеть лица, даже если б захотела. Только рука, на минуту мелькнувшая из окна и тут же пропавшая… А Виталик курил, глядя на Анну с прищуром, дожидаясь, когда она с ним поравняется.

– Привет, красавица, – проговорил он, улыбаясь. – Как ночь провела? Спалось хорошо?

Она едва сдержала себя. Так хотелось сказать что-то грубое, но она-то догадывалась, что именно этого от нее добиваются. Эту манеру она разгадала еще в детстве. Обычно, когда тебя достают, ждут двух вещей – или ты расплачешься, или нагрубишь… И то и другое доставит радость.

Анна сдержалась, потому что никогда не любила доставлять своим врагам радость. Улыбнулась и прошла мимо – молча. Не глядя в его сторону. Все равно ведь ничего путного не увидишь…

– А чего ты такая невежливая? – крикнул ей вслед Виталик, и Анна прекрасно расслышала в его голосе обиду и недоумение. Она рассмеялась.

У дверей храма она увидела отца Алексея. Тот стоял, озабоченно глядя на машину.

– Здравствуйте, батюшка, – сказала Анна, подойдя к нему.

– Здравствуй… Ты не знаешь, почему эти господа сюда зачастили?

– У них дела какие-то с Олегом, – предположила Анна. – Во всяком случае, вчера они с ним разговаривали…

– Мне это все не нравится, – пробормотал отец Алексей.

– Мне они тоже не нравятся, – осмелилась высказаться Анна и тут же приготовилась выслушать очередную отповедь. Она и сама знала, что надо научиться понимать и любить всех людей. И особенно врагов…

Но на этот раз отец Алексей ничего не сказал. Видимо, и в самом деле эти люди были очень неприятными…

К счастью, за делами она почти забыла об утренней встрече. Остался только осадок в душе – неприятный, тягучий… Точно они отравляют все вокруг своим дыханием, подумала она. И снова забыла. Надо было еще сходить за свечами, и она охотно согласилась выполнить это поручение. Хотя бы потому, что общаться с такими светлыми людьми, как девочки из скита, ей было в радость. А теперь, после этих невольных встреч с мрачными «пришельцами», или, как называл их Майк, «засланцами», это было необходимо.

Анна переоделась, вышла на улицу. Несколько капель дождя упало ей на лоб. «Надо вернуться, взять зонт», – подумала она. Но тут же решила, что и так обойдется… Машина все еще стояла, только теперь там появился Олег. Он о чем-то говорил с Виталиком, и, хотя оба улыбались, Анна угадала, что разговор идет неприятный для Олега.

В конце концов, это его проблемы, подумала она. Сам виноват… Вел бы себя по-человечески… Она иногда удивлялась, почему многим людям важнее казаться, чем быть. Как будто они живут не для самих себя… Даже если бы Анна не верила в Бога, она все равно не могла бы понять, зачем надо тратить столько усилий, чтобы заменить собственное лицо ничего не выражающей маской? Зачем тратить столько усилий, чтобы кому-то доказать свое превосходство?

Проходя мимо, она кивнула Олегу, но он словно не заметил ее.

Зато Виталик заметил. Растянув губы в улыбке, он поинтересовался:

– Анечка, куда путь держим? Дождь… Давай-ка мы тебя подвезем…

Анна ничего не ответила. Поймала только удивленный взгляд Олега. Нахмурившись, она пошла быстрее.

Она вздохнула с облегчением, только когда отошла на приличное расстояние. Все-таки этому типу хватило ума не ехать за ней…

Дождь усиливался, Анна шла все быстрее.

Похоже, придется переждать в магазине, грустно подумала она. Подняв глаза, она убедилась, что небо все затянуто тучами. Откуда их столько появилось на небе, до этого голубом и чистом, она не могла понять. Какие-то капризы природы…

К тому моменту, когда добралась наконец до монастырского ларька, она совсем вымокла. Испуганная Ирина даже вскрикнула:

– Аня! Ты что? Ты же насквозь промокла…

– Ничего, – рассмеялась Анна. – Высохну… Сама говорила, что дождь – это благодать Божья…

– Кстати, тебя искали, – загадочным шепотом сообщила Ирина, отсчитывая свечи.

– Кто? – поинтересовалась Анна.

– Парнишка какой-то… Сначала он стоял, рассматривая иконы. Потом спросил, нет ли Анны… Я догадалась потом, что он про тебя. Рассмеялась и говорю: «Да вроде пока не причислили…»

Анна тоже не удержалась от смеха.

– Он оставил тебе записку… Вот. – Она достала листок.

– Вообще-то у него есть мой номер телефона.

– Он сказал, что не может тебе позвонить… Что он сделал какую-то глупость.

– Вот так всегда, – пожаловалась Анна. – Сначала скажут даме приятное, а йотом оказывается, что сморозили глупость…

Она развернула листок.

«Сейчас ты рядом… Я чувствую твое дыхание и вижу – ты улыбаешься… Почему тебе так важно, что про нас станут думать? Я не могу без тебя… Сегодня я услышал песню, и там была строчка про тебя. В тебе есть что-то такое, что заставляет этот курятник сиять… Жалко, что это не я придумал. Я тебя люблю. Даже если ты скажешь мне, что ты меня не любишь, я тебе не поверю. Я ни с кем не смогу быть рядом. Только с тобой…»

Анна счастливо вздохнула и тут же испугалась.

Стала серьезной, даже нахмурилась.

– Как у него плохо с орфографией, – вздохнула она. – Кошмар…

– В таких делах орфография не самое важное…

– Ирина, – удивленно посмотрела Анна в лукавое лицо послушницы. – Ты у нас вроде без пяти минут монахиня!

– Я же, а не ты… Хороший мальчуган. Симпатичный…

– Мальчуган, – напомнила Анна. – А я старая тетка с прошлым…

Если бы ты была теткой без прошлого, – загадочно улыбнулась Ирина, – вряд ли ты была бы интересна кому-то, кроме самой себя… – Она смотрела на Анну и молчала, улыбаясь. Потом сказала: – Знаешь, это денег у Бога нет… А любви – сколько угодно. Я так думаю, что, если Он тебе этого мальчика подкинул, значит, считает, что вы нужны друг другу. Если, конечно, для тебя важнее мнение Марьи Иванны, продолжай кривиться и отказываться от дара. Но на твоем месте я бы подумала сначала. Ты же не с Марь Иваннами жить собираешься.

– О нет, – прошептала Анна. – Я с ними и дня не выдержу…

– Ну, в чем же дело?

– Я не уверена, что это – подарок Бога, – прошептала Анна. – А если искушение дьявола?

– И почему люди не умеют просто радоваться? – вздохнула Ирина. – Если почувствуют присутствие Бога, непременно озираются, не притаился ли где апологет… Слушай, ты просто попробуй… Поговори с ним. В конце концов, ты не имеешь права его бросить! Ты сама обещала привести его к Богу…

– Я бы и вела, – сказала Анна, собирая свечи в пакет. – Только он что-то свернул по дороге… Ко мне.

– Значит, так было надо…

Анна не совсем была с ней согласна. Только вот шла она по-другому. Словно крылья выросли… И на душе было теперь тепло, и почему-то небо стало казаться ей голубым, несмотря на еще бродящие по нему тучи, а зелень на деревьях, уже отливающая золотом, показалась ей самой главной радостью этого дня.