Текст книги "Планеты"

– Так, значит, говорите вы случайно попали в плен к пиратам? – задумчиво произнес Марион, буравя глазами спасенного. – А как вы попали к ним?

– Меня ударили по голове! – задохнувшись от возмущения, вскричал тот. – Совершенно неожиданно! Я как раз прогуливался перед сном, и вдруг – тьма, очнулся уже в корабле! Безобразие, как они проникли на Ламиу! Великое небо, как оказывается жесток и несовершенен мир!

– Вам хорошо жилось на Ламии, принц? – вдруг поинтересовался трайд.

Диан опешил, непонимающе и дико уставился на офицера.

– Да, хорошо, – негромко отозвался он. – И я невыразимо благодарен вам и всему Союзу за то, что приютили и обогрели нас. Но разве может что-то сравниться с прекрасной Фона-Эвой!

– А вы считаете Фона-Эву своей родиной, ведь вы фона-эвианец лишь наполовину?

Тот вздернул голову и поплотнее укутался в свои перепонки-крылья, словно озяб, сказал:

– Да, я фона-эвианец лишь наполовину, но меня приняли на Фона-Эве таким, какой я есть, и я считаю себя настоящим фона-эвианцем. Я вижу, вы не доверяете мне, офицер? Считаете меня пиратом? – последнее слово он произнес с презрительной усмешкой, словно ему было невыразимо противно от него. – Можете мне не верить, но я не пират и никогда им не был.

– Тем лучше, – кивнул головой Марион. Все же что-то не нравилось ему ни в принце, ни в его словах, но что именно, он бы сейчас однозначно сказать не смог. Что-то его смутно тревожило, неясно напрягало и не давало расслабиться.

– Вы долго находились на их корабле, сколько примерно офагов?8686
  Офаг – 1 день (фона-эвиан.)


[Закрыть] – спросил трайд.

– Точно не знаю, но, думаю, офагов 14-ть-15-ть, – неуверенно ответил тот.

– Ясно. А вы случайно ничего от пиратов не слышали? Ну, возможно, какие-то обрывки разговоров.

– Нет, я ничего не слышал, – отрицательно покачал головой тот.

– Вы говорите на деллафийском? – неожиданно спросил Марион.

– Да, конечно. Многие фона-эвианцы говорят на деллафийском… то есть говорили, – добавил он, вздохнув, и, посмотрев на трайда, спросил: – Что вы теперь сделаете со мной?

– Пока побудете на нашем корабле до возвращения на Деллафию. А потом вы предстанете перед Императором.

– Хорошо, – смиренно произнес Диан, позволив безропотно себя увести.

– Что-то вас беспокоит, трайд? – спросил Джанулория, видя его сосредоточенное, задумчивое лицо.

– Да, что-то мне не нравится этот принц, – честно сознался тот. – Вроде бы все ясно с ним, а что-то настораживает, а что – никак не пойму.

– Меня тоже в нем что-то беспокоит. Это скорее мое аронское чутье говорит, а не офицерское.

Марион поглядел на т, ахьянца, думая, потом сказал:

– Ладно, разберемся с ним попозже, сейчас у нас есть более важные дела. Но и с этого принца нужно не спускать глаз.

– Вы говорите пираты похищают аваштан? – нахмурился Марион, посмотрев в лицо т, ахьянца – ведущего лидера Исследовательского Центра на Аваше. – Онсин Ригель ничего не говорил о похищениях.

– Это началось недавно, мы справлялись своими силами. Но нам стало известно, что на Ревалле пираты устроили базу, а, если это так, то Авашу грозят серьезные неприятности: пираты могут разорить обе планеты. Пленные, скорее всего, на базе.

– Мы прилетели сюда, чтобы разобраться с ними. На Аваше, кроме набега пиратов, все в порядке?

– Ну, если не считать пиратов, которые пугают аваштан до смерти, то да.

– Хорошо, – Марион поднялся. – Завтра мы летим на Ревалл. А сейчас я хочу поговорить с аваштанами.

Марион лежал на кровати, перебирая мысли. Калахаса на Аваше не было, во всяком случае, им не удалось обнаружить ни малейшего следа таллассца, а, значит, он где-то в другом месте, может даже на Ревалле. Но, если бы его обнаружили другие корабли, трайд узнал бы об этом первым. Куда же он мог так хитро запропаститься, что множество офицеров КС, рассеянных по всему внутреннему космосу, не могут его найти? А тут еще пиратская база, похищения аваштан. Неужели весь космос ополчился против них, офицеров КС?

Постепенно мысли его перешли к фона-эвианскому принцу, и снова что-то беспокойно зашевелилось внутри. Трайд, запрятав это чувство, но, не забыв о нем, начал готовиться к предстоящей операции.

Они засекли две пиратские базы на Ревалле. Десантные группы высадились на обеих. Теперь группа Мариона, разделившись, обследовала пиратскую нору. Главная задача – найти пленных. Пока все было спокойно: пираты еще не обнаружили их присутствия, а попадавшихся на пути, офицеры бесшумно ликвидировали. Осторожно продвигались вперед, чутко вслушиваясь и всматриваясь в недоброе нутро базы. Остальные группы двигались тоже вполне успешно и пока незаметно.

Тут Марион прислушался: голоса. Бесшумно шагнул на звуки, пока не увидел чуть приоткрытую дверь. Да, голоса доносились из-за нее, отражались от стен, усиливаясь. Марион, сделав знак затаиться, приблизился, как можно ближе к двери, и замер, напряженно слушая.

– И ты думаешь, либра-скирцы купят этих чертовых аваштан? – говорил раздраженный низкий голос. – Из них рабы, как из меня Император. Если проклятые рабовладельцы не купят их у нас, я заставлю тебя сожрать этих толстых аваштан живьем. Я не собираюсь, зря рисковать своей шкурой.

– Я же сказал, что либра-скирцы за баснословную сумму готовы купить любого, у кого есть руки, чтобы работать! – отвечал другой. – Ты думаешь, я стал бы впустую лезть под огонь Исследовательского Центра, если бы не был уверен, что либра-скирцы не купят их? Черта-с-два, да я давно договорился с ними! И чем больше аваштан мы захватим, тем большую сумму получим! И слетай-ка сегодня к Панайе, передашь ему вот это. Да предупреди их там, чтобы пленников не трогали сильно: либра-скирцы не любят порченый товар.

Голоса замолчали, потом вдруг один из них произнес:

– Калахас исчез, слыхал? Он что-то мутит, недаром всюду какие-то темные слухи о переменах ползут.

– Слухи! – презрительно отмахнулся другой. – Их послушаешь, так вообще свихнешься. Чего ради Калахасу мутить? Он хоть и таллассец, а все же как-никак в Союзе Четырех, соображать надо! А эти слухи для дураков. Слушай больше!

Разговор велся на контарта, перемешанный с лафасаном8787
  Лафасан – язык уроженцев планеты Лафас.


[Закрыть], но Мариону это не мешало, он весь обратился в слух.

– Может, и слухи, а вот только куда он делся из внутреннего космоса? И зачем его парасконцы ищут, высунув языки?

– Грохнул кого-нибудь, вот и ищут, а ты уши развесил: перемены, перемены! Дуй лучше на базу!..

И тут в уши ударил грохот перестрелки откуда-то из глубины базы. Группа Мариона метнулась в укрытие, а уже отовсюду высыпали разномастные пираты всевозможных форм, окрасов, внешностей: умарцы, титанцы, санитрарцы, одоллане, вийеране…

Завязалась отчаянная перестрелка. База гудела и сотрясалась от пальбы. Тасури вызвал подмогу, и вскоре она подоспела. Краем глаза Марион увидел двух крепких лафасиан, выскользнувших из-за двери и помчавшихся куда-то, расчищая себе дорогу лазерами. Трайд сорвался с места, увиливая от смертоносных лучей, одержимый лишь одной мыслью – не упустить этих двух пиратов. Несколько раз его задело лазером, но, слава космосу, слегка, остались только болезненные ожоги, потом пришлось схватиться в рукопашную с тремя пиратами-хандыбаями, которые оказались очень сильными и изрядно потрепали офицера, прежде, чем он смог вытащить свой нож. Но, пока он возился с пиратами, двое лафасиан куда-то скрылись. Пойдя на удачу, вышел к ангару. Шаттл лафасиан еще виднелся в небе. Марион взмыл вслед за ними, передал сообщение своим людям: объект 1 взорвать. Пленные аваштане на объекте 2.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась унылая, болотистая местность, поросшая чахлыми, тонкими деревцами и длинными бледными стеблями травы. На твердой земле произрастали редкие леса. И все было окутано призрачной пеленой ядовитых испарений, которые клубились туманом, создавая еще более гнетущее впечатление от этой негостеприимной мрачноватой планеты.

Марион ясно видел пиратский шаттл, пока он не нырнул в густой туман над болотом, в котором ни черта не было видно. Злобно буркнув ругательство, он снизил скорость и изо всех сил напряг зрение, пытаясь разглядеть шаттл. Внизу сплошное болото, там не приземлишься, но куда они полетели?

– Проклятые недоношенные ублюдки! – в сердцах прорычал офицер, и вдруг его шаттл содрогнулся от точного попадания лазерного луча. Зад шаттла загорелся, и он начал быстро падать, потеряв управление, а через несколько секунд с громким чавканьем рухнул в болото, взметнув фонтан мутных брызг. Тут Марион понял, что попал в самую трясину: шаттл начал медленно погружаться в жирное, коричнево-зеленое месиво. Открыл капсулу, в нос ударил едкий удушливый запах испарений, огляделся. Густой туман почти скрывал всю видимость, наползал вонючим осьминогом, тянул жадные щупальца. Из его пелены выныривали жалкие обвислые деревья, а на мерзкой воде стелились густые сплетенные стебли какого-то растения или длинные водоросли.

Жужжали многочисленные насекомые, для которых здесь был рай, а может и не только насекомые.

Шаттл стремительно исчезал в трясине, Марион лихорадочно соображал. Вызывать подмогу поздно, – не успеют, твердой земли поблизости не видно. Похоже, ситуация безвыходная.

Над головой раздался гул. Офицер посмотрел вверх.

– Я же говорил, что он еще живой, – громко произнес один из лафасиан, ненавидяще глядя на трайда и вынимая бластер.

– К черту его, он и так сдохнет! – прикрикнул второй. – А мы теряем время, нужно сматываться отсюда!

– Никогда не мог отказать себе в удовольствии прикончить офицера КС лично, – хищно ухмыльнулся лафасианин с бластером и выстрелил. – Вдруг он вызвал помощь. Когда они прилетят, он должен быть мертвым наверняка. Теперь полетели! – Шаттл мгновенно исчез в пелене тумана.

Марион упал в трясину, на секунду потеряв сознание, но, глотнув отвратительной болотной воды, пришел в себя, осознав, что он еще жив. Видимо, пират промахнулся в тумане, или он сумел увернуться от смертельного выстрела, только луч попал не в голову, как целился лафасианин, а куда-то в область плеча. Жуткая, жгучая боль захлестнула его, разрывая руку и все тело огненными когтями, в глазах то и дело темнело, а грязная жирная вода, касаясь раны, приносила еще более невыносимые страдания. Трайд простонал, стиснув зубы, – благо, что его никто не слышит.

А трясина засасывала его все глубже. Марион отчаянно пытался выбраться из этого страшного плена, но любое малейшее движение вырывалось криком боли и затягивало еще больше.

Шаттл уже полностью засосало в невообразимые омуты болота, а вскоре и его ожидает та же участь. От ядовитых удушливых газов, витающих над водой, спирало дыхание, мутило и шаталось сознание.

– Черт, я мечтал вовсе не о такой смерти, – с трудом проговорил офицер, чувствуя, как быстро тают его силы. – Хорошо, что здесь нет хищников, хотя, наверное, быть растерзанным намного лучше, чем утонуть в вонючем болоте. Кто бы мог подумать, что умирать так неприятно, страшно и неохота, – его затянуло уже по грудь. Марион бросил взгляд по сторонам: где-то сбоку, совсем близко он увидел склоненные ветви деревца, торчащего из болота.

– Получится, получится, – бормотал он, пытаясь подбодрить себя и согнать подступающее беспамятство. – Попытайся, пока не поздно, Марион, хуже уже все равно не будет. Ну же, давай, давай… Давай! – из последних сил офицер потянулся к тонкому стволу, заорав от боли. Еще чуть-чуть! И вот его дрожащие пальцы коснулись скользкой коры, вцепились отчаянно и судорожно. Трайд хватал ртом воздух, сдерживая крик, рвавшийся наружу, казалось, тело его разваливается на куски, он задыхался от испарений, боясь потерять сознание и утонуть. Наконец, когда его мозг и сознание немного очистились, Марион предпринял еще одно рискованное действие. Держась одной рукой за ствол, другой попытался достать арис8888
  Арис – тонкая прочная веревка-трос, входящая в боевое обмундирование офицера КС.


[Закрыть]. Кое-как это ему удалось, и он привязал себя к дереву на случай, если он все же потеряет сознание. Потом, совершенно лишившись сил, связался со своими людьми.

– Живы, трайд? – обеспокоенно спросил Тасури, склонившись над Марионом.

– Надеюсь. Что с базами пиратов? – он сел, посмотрев на забинтованное плечо.

– Одну мы подорвали по вашему приказу, а со второй сообщили, что фэй-капитан Евлисий дал приказ заминировать ее.

– Они освободили пленных аваштан?

Тасури покачал головой:

– Нет, сообщили, что это оказалось невозможным. Евлисий понес большие потери, а пираты…

– Что – пираты? – неожиданно вспыхнул трайд. – Они что, собираются подорвать аваштан? Немедленно на базу! Евлисия мне на связь!

– Вы в своем уме, фэй-капитан? – набросился Марион на командующего «Менара». – Почему заминировали, если там пленные? Какой был приказ?

– Освободить пленных аваштан, трайд.

– Почему не выполнили?

– У нас большие потери, трайд, если бы пробивались дальше, то и сами бы полегли, и пиратов упустили.

Марион зло посмотрел на фэй-капитана.

– Отменить приказ! Немедленно!

– Но…

Взгляд трайда, брошенный на офицера, был столь угрожающ и красноречив, что бедняге не оставалось ничего другого, кроме, как подчиниться.

– Вы хоть узнали, где пираты прячут пленных, фэй-капитан?

– Да, трайд, но пробиться к ним не было никакой возможности. Эти проклятые пираты, словно черти…

– Отлично, – перебил его трайд. – Ваш отряд будет во главе штурмовой группы, мои люди пойдут за вами. Что до деталей… – И он быстро и четко разъяснил всем присутствующим план действий, уточняя у Евлисия некоторые данные по пиратской базе.

Люди Евлисия воодушевились, видя, что им пришли на подмогу, и схватка разразилась с новой силой. Шаг за шагом они пробивались к пленникам, но это давалось им трудно и с кровью. Фэй-капитан был прав, говоря, что пираты эти были, как черти. Они исхитрились ранить даже, казалось, неуязвимого Тасури. Его, в числе остальных раненных, Марион приказал увести на корабль.

И вот они, наконец, нашли аваштан, – до смерти напуганных, жалких, не чаявших уже о свободе, – оставалось только вывести их из этого мрачного логова.

С пиратами было покончено: большинство убиты, несколько их сумели сбежать, но все же стихающие схватки продолжались то тут, то там, но их исход был уже предрешен.

– Скорее, друзья! На свободу! – ободряя несчастных пленников, трайд помогал им покинуть их узницу.

Аваштан было много, и они неуклюжей цепочкой в окружении офицеров, двигались к выходу, не подозревая, что их ожидает буквально через несколько секунд. Не подозревал и Марион, он лишь торопился поскорее покинуть эту нору, настороженно всматриваясь в окружающие тени и ожидая внезапного нападения. И нападение случилось, но совсем не так, как он ожидал, и было оно намного страшнее.

До выхода оставалось совсем немного, уже чувствовался поток свежего воздуха, заставлявший ускорить и без того быстрый шаг, но они не успели. Раздался мощный взрыв. В небо вырвались огромные клубы дыма и огня, обдавая жаром. В один миг большая часть базы разлетелась на миллион кусков, похожих на взлохмаченных черных птиц, что устремились ввысь и тут же замертво падали на землю, будто лишившись крыльев.

Все, кто в этот момент находился у кораблей, словно оцепенели. Потом началась невообразимая сумятица. Вскоре раздался отчаянный вопль Тасури:

– Выпустите меня! Я в порядке! – и из шлюза корабля вырвался разгоряченный имберианец, нещадно расталкивая своих коллег, пытавшихся его остановить. За ним показался Джанулория.

Грохот обрушивающихся стен и обломков уже затих, остатки пиратской базы полыхали яростным огнем, и клубы дыма вздымались вверх жирными сизыми пальцами.

– Не может быть! Не может быть! – как заклинание твердил Тасури, порываясь броситься к руинам. – Они, наверное, успели спрятаться! Нужно найти их!

Джанулория покачал головой, не в силах ничего сказать.

– Если бы можно было бы оживить всех этих пиратов и снова убить! – скрежеща зубами, сказал один из офицеров, стоявших рядом. – Чтоб отомстить!

– Никого… – почти прошептал Тасури, глядя на пиратскую базу так, словно еще надеялся, что вот-вот увидит трайда, аваштан и всех тех, кто были там в момент взрыва.

Но едва прошло первое потрясение, как в сердцах офицеров загорелась слабая искорка надежды: может, уцелел хоть кто-нибудь?

Долгие часы они разгребали полуразрушенную базу. Какова же была радость и удивление, когда первый найденный аваштанин оказался жив! Надежда разгорелась с новой силой, и офицеры принялись за поиски с удвоенной энергией. Из сорока пленников выжили четырнадцать. Из пятнадцати офицеров – шесть, но среди них не было ни фэй-капитана Евлисия, ни трайда Мариона. Поиски продолжались уже пять часов.

– Трайд! Трайд! – вдруг раздался чей-то крик. – Трайд Марион!

Действительно, один из офицеров нашел трайда, но, судя по всему, он был мертв. Джанулория пощупал пульс дрожащей рукой.

– Жив! – наконец, облегченно выдохнул он.

Всех раненных спешно переносили в корабли. Но, едва Мариона положили на носилки, как он чуть слышно вздохнул и открыл глаза.

– Ты, как всегда, тут как тут, Тасури, – тихо проговорил он, узнав своего друга.

– Мы уже не надеялись вас увидеть, – отозвался тот. – Ну и напугали же вы нас.

– Пиратов-то мы недооценили, – устало и как-то безжизненно сказал Марион. – Аваштане выжили?

Узнав о больших потерях, сдавленно застонал, зарычал проклятья. Уже в корабле спросил:

– А Евлисий?

– Его нашли последним, трайд. Едва дышит, но ничего, скоро будет, как новенький.

Раненный усмехнулся.

– Это хорошо. Я думал, он дурак до мозга костей, а он – храбрец, каких поискать. Это хорошо, что он живой. – И Марион потерял сознание.

Почти пять дней Марион провел в регенерационной камере, пока полностью не восстановился. Наконец, «Терсикурт» и «Менар» отправились в обратный путь. Калахаса так и не обнаружили, не нашли даже его следа.

Офицер находился в своей каюте, раздумывая. Откуда пираты прознали, что они ищут Калахаса? Откуда утекает информация? И что пираты знают о Калахасе? Жаль, что те двое лафасиан ушли, из них можно было кое-что вытрясти.

Чуть позже к нему зашел энод-арон.

– Как себя чувствуете, трайд? – спросил он.

– Спасибо, хорошо. Камера все залечила, даже шрамов не осталось.

– А душа? – т, ахьянец испытующе взглянул на офицера. – В душе шрамов тоже не осталось?

Марион вскинул глаза на собеседника, спросил удивленно:

– О чем ты, Джанулория?

Тот прошел по каюте, устроился в удобном кресле, сплел пальцы и только потом заговорил.

– Любые телесные раны возможно залечить и, даже будучи при смерти, наша технология позволяет встать на ноги. Многие офицеры на моих глазах едва не умирали, но через некоторое время вновь приступали к службе, как ни в чем не бывало. Но меня всегда интересовал вопрос: а как же их душа? Поддается ли она заживлению после ранений болью, страхом, отчаянием, усталостью, напряжением, или эти раны кровоточат всегда, как бы здорово не было тело? Когда наступает предел душевной выносливости, и может ли душа умереть от ран, как порой умирает наше тело?

Офицер стоял, сложив руки на груди, и слушал т, ахьянца внимательно и серьезно, словно прислушивался к чему-то внутри себя.

– Почему ты решил спросить об этом у меня, Джанулория? Я не специалист в таких тонкостях.

– Мне кажется вы, трайд, могли бы многое мне рассказать, – зеленые изумруды глаз смотрели так, будто хотели узреть в нем эту самую душу. – Я думаю, вы в этих вопросах и есть самый настоящий специалист.

Марион улыбнулся:

– Ты так думаешь, потому что я побиваю все рекорды по смертельным ранениям?

– Возможно. Хоть я и знаю вас уже достаточно долгое время, мне иногда кажется, что вижу вас впервые. Вы очень странный, непонятный и трагичный для деллафийца. Деллафийцы ведь весьма жизнелюбивый и жизнерадостный народ, а мне видится в вас, трайд, что-то очень несвойственное для деллафийца, какой-то вечный душевный кризис. Что это? Может это и есть те самые душевные раны, которые не поддаются лечению?

– Душевный кризис… – задумчиво повторил Марион. – Может это и так, Джанулория. Во всяком случае, без этого душевного кризиса я был бы не я. А что касается душевных ран… Со временем они затягиваются, правда не все и не так быстро, как телесные, но с ними можно жить, если не бередить их. Но зачем ты спрашиваешь обо всем этом, Джанулория?

– Чтобы больше знать, больше понять.

– Знать и понять? Но что?

– Например, своих друзей.

– Разве я для тебя непонятен и незнаком?

– Скажите мне, что побуждает вас действовать так, а не иначе, что заставляет вас безрассудно рисковать жизнью, чем вы руководствуетесь в той или иной ситуации: служебным долгом или зову сердца?

– Сложные вопросы ты задаешь мне, Джанулория, – улыбнулся тот. – Я думал т, ахьянцы знают и видят все насквозь.

– Увы, нет.

– Если честно, то я не знаю, друг мой, что ответить на твои вопросы. Может, я делаю так, потому что я офицер, трайд. Может, потому, что так подсказывает мое сердце. Может, потому, что я безумен. Может, потому что по-другому не могу и не умею. Может, мне это необходимо. Может, я люблю риск, а может, я просто хвастливый, бравирующий чурбан, жаждущий славы и внимания к себе. А может, и все вместе взятое, я не знаю. Признаюсь, что я очень плохо знаю и понимаю себя сам, не представляю, чего я хочу, просто живу, делаю свою работу и стараюсь не копаться в себе.

– Почему? – заглянул в глаза т, ахьянец.

– Боюсь вытащить на свет то, что у меня внутри.

– Там что-то страшное?

– Наверное, если пустота считается страшным.

В глазах энод-арона вспыхнуло искреннее удивление, он пристально посмотрел на деллафийца, помолчал, потом произнес:

– Странно, что вы так считаете, трайд. Обычно пустота означает ничто, а у вас внутри отнюдь не ничто, далеко не ничто, поверьте мне.

Марион молчал, то ли думая над словами друга, то ли ему нечего было сказать больше.

– А ты Джанулория? – наконец, заговорил трайд. – Ведь и ты являешься исключением из правила. Знаешь ли ты себя?

Тот негромко засмеялся.

– Т, ахьянцы – древняя раса, и мы на протяжении долгих тысячелетий изучаем космос, другие жизни, но, поверьте мне, понять т, ахьянцев невозможно, потому что мы и сами порой не знаем себя, а ароны и подавно. А может, мы знаем слишком много, поэтому и не даем заглядывать в свою душу другим: одни не поймут, вторые испугаются, а третьи сочтут ненормальными. Ну а я самый сумасшедший из всех аронов, а значит, и самый непостижимый, – он снова рассмеялся. – Это просто удача, что мы с вами встретились, трайд. Два сумасшедших – это страшная сила.

– Про Тасури забыли, – напомнил лукаво Марион.

– Ну конечно! Тасури – тот еще безумец! Значит, нас трое ненормальных и это великолепно!

Но вскоре их веселость, как ветром сдуло: заговорили о делах. Потом Марион вспомнил то, о чем давно хотел рассказать т, ахьянцу – о Звездном Призраке и его странных пугающих словах, о которых ему поведала империта Филадельфия в камарленских пещерах, и он подробно рассказал об этом, стараясь не упустить ни малейшей мелочи.

– Что ты скажешь об этом, Джанулория? – спросил Марион, завершив рассказ. – Я не мог сказать империте ничего, кроме того, что сам не понимаю ровным счетом ни слова.

Т, ахьянец, казалось, не слышал его, погрузившись в глубокую нерадостную задумчивость, прикрыв глаза и сцепив тонкие пальцы. Марион не мешал ему.

– Злом веет от этих страшных слов, – раздался певучий, но немного напряженный голос. Энод-арон смотрел куда-то в стену непривычно холодными глазами. – Хорошо, что вы рассказали мне, трайд.

– Но что это значит, Джанулория?

Тот перевел взгляд на деллафийца.

– Не знаю, трайд. Впервые я сталкиваюсь с таким, и моих знаний недостаточно. Звездный Призрак – вечная загадка космоса, которую нам никогда не разгадать, не понять. Будет лучше, если я созову совет на Т, ахьяне и, возможно, мы разгадаем смысл этих слов, которые, я уверен, могут изменить многое. А мне ясно лишь одно – империту деллафийскую нужно оберегать всеми силами, если даже Звездный Призрак открыл на нее охоту.

– Не нравится мне все это, Джанулория, – трайд мерял шагами каюту, уставившись в пол. – Видел бы ты глаза империты, когда она смотрела на меня, спрашивая, почему он хочет убить ее! Никогда мне не было так жаль кого-то. Какого дьявола Звездный Призрак не сказал мне, что хочет убить меня? Я был бы даже рад услышать такое.

– Думаю империте не надо ничего говорить, – произнес т, ахьянец. – Не стоит ее пугать и вновь напоминать о пережитом.

– Да, разумеется, к тому же она, по-моему, только начала забывать о Звездном Призраке. А о безопасности империты позаботятся офицеры ДОБ, они вполне добросовестны и надежны.

Джанулория вскоре ушел. Марион остался сидеть в кресле, прокручивая в мозгу разговор с т, ахьянцем. Странный он все же, Джанулория, никогда не знаешь, о чем он думает, о чем спросит, что происходит в его загадочной душе, что он знает, какие тайны скрывает. В одном трайд был уверен на сто процентов – энод-арон не предаст, не обманет, не бросит, он – настоящий друг, такой же, как верный Тасури. За ними Марион готов и в огонь, и в воду, а они – за ним, в этом все трое неоднократно убеждались за долгие годы службы в КС. Ему повезло: похвастать преданными проверенными друзьями может не каждый, а их у него трое – Джанулория, Тасури и Юл-Кан. Что еще нужно, чтобы быть счастливым? У него есть Деллафия, его прекрасная, цветущая Деллафия – его родина, его дом. Есть верные друзья, есть Камарлен – второй дом, полный чудесных созданий, которые искренне любят его. Есть работа, без которой он не может жить. Есть, наконец, вся Вселенная со всеми ее планетами, солнцами, галактиками, кометами, в которую он влюблен, как мальчишка.

Что же ему нужно еще? Почему он всегда испытывает этот самый, как выразился энод-арон, душевный кризис? Почему его всегда мучает что-то смутное, неосознанное, далекое и непонятное? Почему его душа томится, словно в клетке, тянется к чему-то невидимому, мечтает о чем-то несбыточном и никак не может найти покоя? Кто он? Для чего пришел в этот мир? Что ему уготовано и через какие штормы ему предстоит пройти, чтобы, наконец, осознать смысл жизни, осознать, понять себя и свои желания? Или он так и будет до конца жизни мучительно искать себя, тянуться к неизведанному и бросаться от одной опасности к другой, рисковать головой, умирать, снова оживать, чтобы вновь умирать, превращаясь в машину под именем Марион? И что должно произойти в мире, чтобы он, наконец, обрел свои смутные мечты, дотянулся до них? Ну почему он не может быть нормальным обычным деллафийцем?

– Я просто устал, – проговорил трайд вслух, закрывая глаза. – Я устал, вот и все. – И не преувеличивал. Он, действительно, очень устал, и не от этого полета на Аваш или Ревалл, а за всю службу в КС. Она отнимала колоссальное количество сил, и усталость копилась в нем годами, а он загонял ее все глубже и глубже, не позволяя расслабляться ни мозгу, ни телу.

И, наверное, Джанулория не зря завел этот разговор о душе, почувствовал, что трайд на пределе своих сил, решил помочь, чем мог. Но почему тогда он, Марион, не пошел ему навстречу и не сказал всего? Не сказал, что его душа изранена вдоль и поперек и кровоточит, кровоточит, не переставая, и никакое лекарство не поможет ей излечиться от этих ран, нанесенных болью, ужасом, отчаянием, усталостью, воспоминаниями, обидами, пощечинами, действительностью. Не сказал, что от душевных ран умирать гораздо тяжелее и болезненнее, чем от телесных. Ведь знаешь, что тело можно залатать, зашить, а душа терпит, кровоточит, но терпит, потому что ничего другого ей не остается, а однажды может наступить предел ее выносливости, а дальше…

Марион не знал, что будет дальше, не знал, может ли душа умереть, но только его раны зарубцовывались ужасно медленно и даже старые-престарые продолжали болезненно ныть при малейшем прикосновении. А почему не сказал? Наверно, потому что не хотел говорить вслух о своих слабостях, он терпеть не мог жалоб и нытья. Зато прекрасно понимал, что эти незаживающие раны – плата за любовь к звездам. Вселенная – женщина жестокая, но трайд был готов платить любую цену за возможность ощущать слияние с любимой. И он был уверен, что и другие офицеры КС будут истекать кровью, но не изменят звездам, как он сам, как Тасури, как Джанулория. И они будут терпеть, что угодно.

Дели вместе с Юл-Каном находились в космопорту Эссиадана – самом большом на Ороне. Множество кораблей, в основном деллафийские: здесь были и разведчики, исследователи, эвакуаторы, дальнобойщики, патрульные, торговцы, пассажирские… Все вместе они производили мощное, несокрушимое впечатление. Множество людей, роботов, техники, и все шевелилось, суетилось, бегало, ходило, ехало, ползало.

Девушка обожала космопорты, за что, не знала сама. Может, за то, что от них веяло звездами, опасностью, приключениями или за что-то другое.

Сейчас они смотрели и слушали во все глаза и уши. Дели сосредоточенно молчала, думая, как бы незаметно проникнуть на подходящий корабль. На первый взгляд это казалось невозможным, но она не оставляла надежды. Наконец, проголодавшись, они отправились в космопортское кафе.

– Что мы будем делать дальше, Шалкай? – поинтересовался ихлак, набив рот едой.

– Не представляю, – честно созналась та. – Здесь столько кораблей, а я даже не знаю, куда я хочу лететь, тем более я никогда не проникала на корабли тайно. Слушай, Юл-Кан, а куда ты хочешь полететь?

– Я? – удивился тот. – Не знаю. Я никогда об этом не думал. Ты говорила, что есть планеты Союза. Может, полетим туда? Там также красиво, как на Деллафии?

– Планеты Союза? – задумалась Дели. – Черт, надо было сначала придумать, куда лететь, а то так, с бухты-барахты, улетишь на какой-нибудь Нхасс и застрянешь там. Может, на Т, ахьян? Арон Шармалия приглашал меня. Точно! Летим на Т, ахьян!

– Тяхьян? – смешно переспросил Юл-Кан. Дели засмеялась. – Там красиво?

– Да. Правда я никогда там не была, но тебе понравится.

– Хорошо, полетим туда, – согласился камарленец. – Я снова увижу звезды, Шалкай!

– Да, Юл-Кан, – засмеялась девушка. – Скоро все звезды будут нашими!

Они еще сидели в кафе, когда империта заметила деллафийца, который пристально разглядывал ее. Короткие фиолетовые волосы, яркие голубые глаза слегка прищурены, загорелая кожа – в общем, обычный деллафиец, вроде не офицер ДОБ. Тогда чего он пялится? Может, они знакомы? Но, порывшись в памяти, она не нашла там этого типа. А, черт с ним, смотрит и смотрит, не жалко, может, просто влюбился или Юл-Кан его впечатлил. Продолжая болтать с ихлаком, империта краем глаза наблюдала за деллафийцем. Тот продолжал то и дело поглядывать на их столик.

– Странный какой-то субъект, – нахмурилась девушка.

– О чем ты, Шалкай? – не понял Юл-Кан.