Текст книги "Сквозь пепел и прах"

Один абзац сильно заинтриговал Эдеру и показался ей непонятным. «Как я могла винить его… Ведь я сама дала ему ложную надежду и побудила жениться на мне. Заманивала любовью, которой не могла дать. Я использовала его, чтобы остаться на Ремидее, чтобы перебраться ближе к Ларгусу… Чего я от него ожидала? Конечно, он имел право искать любви, которой не мог получить от меня…» Эдера истолковала этот абзац так, что Иртана любила другого человека, когда выходила замуж за Эйдаса. Но при чем здесь Ларгус?.. Что означало – «использовала его, чтобы остаться на Ремидее»?

Кэрдан регулярно гостил в родовом гнезде, радуя матушку визитами. Радуя ли?.. С прибытием сына Иртана возвращалась к прежнему тону, почти ушедшему за годы разлуки с ним – экзальтированному, полному болезненного надрыва. Даже почерк менялся: глубже нажим, резче очертания букв, наклон разбросанный, хаотичный.

С возвращением сына Иртана превращалась из сдержанной уверенной хозяйки обратно в истеричную квохчущую наседку, готовую отгонять от своего детеныша всех мыслимых и немыслимых врагов. Снова появлялось раздражение Эйдасом, его любовницей, прислугой и соседями. Душевное равновесие, которое Иртане удалось обрести в последние годы, улетучивалось в периоды возвращения сына.

Кэрдан, приезжая в поместье, не упускал возможности оторваться за месяцы учебы и строгой дисциплины у Фелион. В каждый приезд поступала жалоба от поместной девушки, совращенной или изнасилованной; несколько жалоб от соседей или арендаторов на драку сына лендлорда с ними или их сыновьями, погромы или поджоги. Пару раз Кэрдан привозил из Арейната компанию отморозков, с которыми они буянили в округе.

На шестой год обучения сына у Фелион Иртана начала откровенно возмущаться его друзьями и поддерживать Эйдаса в стремлении отвадить сомнительную компанию от Кедари. Но Кэрдан игнорировал волю родителей и делал по-своему. Иртана наконец перестала покрывать проделки сына, осуждала их и встала на сторону мужа.

Кажется, тогда Кэрдан изменил стратегию. Он начал приезжать в поместье чаще, гостить дольше и быть с матерью ласковым и послушным сыном. Иртана поверила, что он исправляется и снова становится хорошим мальчиком. Ее сладким Кэром. Недовольство Эйдасом вернулось, вновь появились выплески раздражения в его сторону, начали обнаруживаться поводы для возмущений и придирок к нему. И так продолжалось во время визита Кэрдана и некоторое время после. А затем опять устанавливался мир, муж и жена начинали жить в относительном спокойствии. Но визиты сына становились все чаще.

По дневниковым записям Эдера реконструировала намерения и поведение Кэрдана такими, какими мать не могла их оценить. В какой-то момент Кэрдан заметил, что мать начинает отделяться от него и жить собственной жизнью. Что она больше не сосредоточена вокруг его существования. Что он утрачивает сыновнюю власть над ней. А самое главное, что она сближается с его отцом. Больше не защищает его и не восстает против мужа в попытках отстоять сына.

Этого Кэрдан допустить не мог. И он пожертвовал грубыми и жестокими забавами с крестьянскими девицами, драками и погромами соседей ради более уточненной игры. Он стал использовать более изощренную тактику, настраивая Иртану против мужа, возвращая семью в то состояние, в котором она пребывала все его детство и юность. Он начал возвращать себе былую власть.

А чтобы эффект манипуляций не выветрился за время его отсутствия, чтобы система не восстановила естественного равновесия, он стал возвращаться чаще.  Но с определенного момента его усилия пропадали втуне.

В 1431 году записи Иртаны о его приездах стали совсем лаконичными и безэмоциональными. Упоминания его поступков, далеких от детских проказ, обрели беспристрастность. «Кэр и его друзья подожгли зернохранилище Тигаров. Хвала Создателю, Эйдас подоспел вовремя и потушил пожар магией. Иначе Кедари разорилось бы. Мы с Эйдасом приказали ему покинуть поместье. Пусть гуляет в Арейнате или возвращается к Фаэлон. Пора прекращать эти выходки».

Эдера сжала кулачки и сделала жест торжества, выкрикнув шепотом: «Да! Так ему!» Неужели родители наконец объединились, чтобы поставить на место великовозрастного пакостника?!

Начиная с 1431 года, параллельно отстранению Иртаны от сына и сближению с мужем, увеличился объем записей на ларено. Абзацев на ремидейском стало совсем мало, и они терялись в огромном объеме весталейского текста. Тогда Эдера  вернулась к ранним дневникам и попыталась изучить записи на ларено. Она решила проверить, насколько успешными были ее самостоятельные языковые штудии в монастыре. Сумеет ли она раскрыть тайну весталейских записей леди Иртаны.

Непроглядная безлунная ночь объяла Кедари. Завтра предстоял очередной напряженный день страды. Но дневники «свекрови» так захватили Эдеру, что она забыла про сон и отдых. Ее познаний не хватало, чтобы разобрать записи Иртаны. Та владела ларено значительно лучше Эдеры. Но девушка смогла опознать начертания некоторых имен собственных.

Одно из них было – Ларгус. Еще одно, которое Эдера с легкостью опознала – Святая Устина. Нередко повторялись несколько женских имен, одно из которых – чаще других. Эрамия. Имя ассоциировалось у Эдеры с хрониками Обители Святой Устины. Феноменальная память феи услужливо подсказала, что так звали настоятельницу монастыря, управлявшую им два десятилетия в конце прошлого века. Ровно то время, когда леди Иртана была в возрасте воспитанниц Святой Устины.

Иртана училась в Обители? Это было очевидно. Женские имена принадлежали ее соученицам. Но почему она писала о них на чужом языке?! Быть может, они адресованы какому-то весталейцу? Или чтобы никто не мог прочесть и понять то, что она пишет о монастыре? Для чего такая секретность? Что могло быть в эти записях?

Тетради первых полутора лет почти полностью были исписаны ларено. С рождением «сладкого Кэра» чужой язык отступил. Сын определенно забрал внимание матери с тех событий или обстоятельств, которые она не хотела описывать на родном языке. Весталейские абзацы стали мелькать несколько раз в году, иногда лишь раз. И вот дневники с 1431 года вновь пестрели ими. Однако Ларгус, Эрамия, Святая Устина перестали фигурировать. Появилось новое женское имя. Улара. Кроме него, Эдера ничего не смогла распознать.

Редкие абзацы на ремидейском, проскальзывающие в весталейском письме, сухо излагали проделки Кэрдана в его приезды. В 1434 последовало лишь две кратких записи на ремидейском – одна о состоянии поместья, вторая о приезде Кэрдана. Он провел в поместье три дня и уехал в горы, ничего не натворив. Затем записи оборвались. Тетрадь закончилась чистыми листами.

Следующая тетрадь началась полтора месяца спустя, на ремидейском, и полнилась горечью и отчаянием. Иртана писала о бессмысленности существования и людской жестокости, о благородстве Эйдаса и о том, как она перед ним виновата. А «сладкий Кэр» пропал со страниц дневника. Появилось безымянное «он», сопровождаемое интонациями страха и вины. Эдера долго не могла понять, о ком идет речь. Пока не наткнулась на фразу, навеки врезавшуюся в ее память. «Из недолюбленных детей вырастают страдальцы. Из перелюбленных вырастают чудовища».

Наконец Иртана поняла, что сделала с сыном. Но что ее сподвигло? Какую цену пришлось заплатить за понимание? Разгадка наверняка крылась в весталейских записях.

В новом дневнике был упомянут приезд волшебницы Фаэлон, мельком, без деталей. Парой фраз Иртана сообщила, что волшебница проводила много времени с Эйдасом в разговорах о нем, в попытках постичь непостижимую извращенность его сущности. Что сотворил Кэрдан, что в корне переломило отношение к нему родной матери, до безумия обожающей сыночка-чудовища?!

В 1439 году у нее обнаружилось смертельное клеточное заболевание, разрушавшее легочные ткани. Эйдас пытался спасти ее магией, но не смог. Из столицы приехал Кэрдан, вместе с лучшим целителем. Первый раз в жизни отец и сын объединились друг с другом в желании спасти самого близкого человека в их жизни.

Иртана отказалась от помощи сына. «От него я ничего не хочу. Лучше смерть – расплата и освобождение». Несколько месяцев она страдала от метастаз, и муж все это время был с ней рядом, облегчая боль жены, не в силах исцелить ее. Последняя запись в дневнике пришлась на второй месяц весны 1440 года.

«Пальцы чудом держат перо… Боль сводит меня с ума. Я попрошу Эйдаса погрузить меня в забвение и не выводить из него. Больше записей не будет. Прикажу Голме уничтожить дневники. Прости меня, Улара. Прости меня, Эйдас. Простите меня, все, если можете. Да помилует Создатель мою грешную душу, причинившую страдания стольким людям».

Эдера закрыла последнюю тетрадь. Предсмертные записи Иртаны легли на трюмо, поверх объемной груды остальных дневников. Стоило наконец лечь спать, но сон не шел. Загадка жизни леди Иртаны так и не прояснилась, но не из-за этого Эдера не могла уснуть. За дневниками матери, за нераскрытой тайной стояла его фигура. Того, кого Эдера мечтала вымарать из памяти и кто вопреки этим мечтам заполнял ее сознание. Что должен сделать человек, чтобы оттолкнуть от себя родную мать? Да еще такую, как Иртана?

Каждую ночь усталость валила Эдеру с ног, с ходу швыряла в беспробудный сон, стоило коснуться головой подушки. Но пока она раздевалась, наполняла ванну, отмывалась в теплой воде, мысли и воспоминания не покидали ее. От щемящей тоски хотелось скорчиться на полу посреди комнаты и тихо выть. Внутри нее росла и ширилась черная дыра, ледяная пустота. А беспощадная нить Вязи неумолимо тянула на северо-восток. Иди к нему, шептал навязчивый голос. Иди, пока не сошла с ума.

По подсчетам Эдеры шел шестой месяц ее беременности. Оставалось меньше трех. Как она поступит с лордом Мэлданом? Найдет ему кормилицу, а сама уйдет в Элезеум, забудет о бедах и тревогах ужасного мира? Она вспомнила прикосновение материнских рук на Рубеже Элезеума. Могла ли она сделать с сыном то, что сделал с ней Кэрдан? Бросить младенцем, оставить без материнской близости и заботы? А если исполнить материнский долг, остаться рядом с малышом, как выносить Пустоту и Вязь?

Оставался и другой вариант. Сама Светлая Иринел обозначила его спокойно, безмятежно, не видя ничего предосудительного. Последовать Вязи. Взять сына и пойти к Восточным Столбам, найти его, быть с ним. «Тебе придется выбирать», – сказал он несколько месяцев назад здесь, в Кедари, когда она открыла страшную правду о нем, о своей семье. Он стоял над ней, торжествуя в бесчеловечном, незаслуженном возмездии. «Ты можешь вернуться ко мне. Зная, кто я и что. Зная, кто ты и что. Ты можешь прийти ко мне сама – осознанно, по собственной воле. Я приму тебя».

Эдера вздохнула, разобрала постель, улеглась. Хвала Создателю, она не должна решать сейчас. Впереди почти три месяца. Одно она знала твердо. Она не придет к Кэрдану. Никогда. Она вынесет Пустоту столько, сколько в ее силах. А когда станет невмоготу, Дорога Неизбежности всегда открыта. Воды Атра. Удар кинжала в горло. Веревочная петля. Любое другое средство. Кратчайший путь.

Глава 5. Дары богов

Наутро невыспавшаяся Эдера чувствовала себя препогано. Ее раздражало все. Завтрак оказался несвежим, и девушка даже не вспомнила, что из-за всеобщей занятости на страде сама приказала фермерским женам готовить большие порции с расчетом на несколько дней. Эдера сформировала в псевдореальности куски сухого льда, и еда хранилась в них.

Ее раздражала жаркая погода. Птицы, поклевавшие часть плодов. Нерасторопность сборщиков, особенно Люса. Садовые работы давались бывшему маршалу нелегко. Никогда в жизни ему не приходилось заниматься физическим трудом. Он не собирался отсиживаться без работы, когда хозяйка поместья, которая спасла его жизнь, собственноручно занималась крестьянским трудом. Но толку от Люса было с гулькин нос. Как всю дорогу от Кситлану до Кедари.

Два странника шли на запад через Зандус. Они пересекли границу Атреи с юга, в Гесиде – западной провинции южного соседа. Так выходило короче, да Эдера и не хотела показываться в королевстве Неидов. В Зандусе с феями не носились, как с принцессами княжеских кровей, но почет и поддержка были обеспечены. Люса девушка выдавала за немого слугу-телохранителя, для надежности наложив на него заклятье немоты и иллюзию отрезанного языка. Еще она запретила ему сбривать бороду и заставляла наводить как можно больше беспорядка в волосах и бороде. В таком виде точно никто не признает бывшего маршала неидовской армии.

Люс оказался в дороге абсолютно беспомощен. Ни развести костер, ни приготовить еду, ни обустроить спальное место. Эдере приходилось делать все самой.

«Ты же солдат, во имя духов! Как может солдат ничего не уметь?!»

Люс улыбнулся, грустно и виновато.

«Я маршал, леди Эдера. Всем занимались адъютанты и денщики… Но я научусь. Прошу тебя, покажи мне, я освою все, что нужно!»

«О Создатель, что за муж достанется моей сестре! За что она в тебя влюбилась?! Хотя за что можно влюбиться в королевском дворце, где все расхаживают разряженными павлинами?! Мужей надо выбирать в дороге, поглядев, на что они способны!»

Выпалив это, Эдера осознала, что своего мужа она не выбирала, поглядев, на что он способен. Она вообще его не выбирала. Что уж ей говорить и кого поучать. Люс виновато тупился в землю.

«Прости, маршал. Ты хороший человек. А я жестока к тебе. Ты будешь достойным мужем Серене. Не сердись на мои слова».

«Я не сержусь, миледи. Моя жизнь принадлежит тебе. Все, чего я хочу, чтобы Серена была жива. Чтобы я встретил ее».

«Встретишь. Она должна вернуться в Кедари. Больше ей некуда идти».

Но они не встретили Серену в Кедари. Люс хотел сорваться с места и идти в королевский дворец. Эдера запретила ему. Гретана могла объявить его изменником и казнить. Слухи, которые доносились из разрушенной столицы до Кедари о ее царственных волеизъявлениях, наводили на мысль, что у королевы размягчение мозгов.

Сама Эдера тоже тревожилась о сестре. Самый простой способ узнать новости о ней – связаться мысленно с Фелион. Но Эдера не владела навыком мысленной связи на большом расстоянии. Да ей и не хотелось светиться перед волшебницей. Неприязнь и раздражение к ней не прошли полностью.

Она придумала более хитрый способ. Сразу по прибытии в Кедари она обернулась птицей и отправилась на разведку в Обитель Святой Устины. Там ее ошеломила новость, что все ее соученицы покинули Обитель досрочно, вышли замуж или поступили в услужение. Одна Айна оставалась в монастыре, готовясь принять постриг.

Эдера проникла к ней ночью. Айна была счастлива видеть подругу и поделилась с ней новостями о судьбе всех девочек. Эдере пришлось пережить еще один шок, что Розали, ее лучшая подруга с шестилетнего возраста, поступила в услужение к мерканской женщине и скорее всего, покинула Ремидею. Обручение и незадавшееся бегство Лаэтаны, другой лучшей подруги, стали новым ударом.

Зато Эдере пришло в голову, как можно связаться с Сереной. В монастыре воспитывалась сиротка-беспризорница Итта. Она попала в Обитель после того, как разогнали ларгусскую общину нищих и воров. В этой общине росла и Серена. Сестра знала Итту.

Айна рассказала, что Итта вышла замуж за состоятельного ремесленника в Ларгусе. И у Эдеры родился план. Под ее диктовку Айна написала письмо. Оно было адресовано «леди Серене Кедар от монны Итты Куваль». Лже-Итта рассказывала о своей жизни в Обители (Эдера с Айной постарались припомнить как можно больше случаев с участием Итты, чтобы не врать). О замужестве они написали только, что оно состоялось, и что Итта будет рада наладить связь с подругой детства. И очень-очень просит Серену ответить. Если Серена во дворце, и письмо дойдет до нее, она непременно ответит. Эдера знала доброе сердце сестры. Надо будет просто связаться с Иттой через некоторое время.

Простившись с Айной, девушка отдала письмо ларгусским почтарям и вернулась в Кедари. Но перед этим заглянула еще в одно место. Обитель Затворников Канабиса. Там несла схиму Иотана, бывшая настоятельница Святой Устины. Та, кого все ученицы звали Матушка. По словам Айны, нынешняя настоятельница такого прозвания не удостоилась.

Эдера не могла не передать весточку любимой наставнице. Та незаконно расходовала монастырскую казну: нанимала шпиков для разведки новостей о жизни Эдеры в столице. Но ни один шпик не мог получить информацию из-за стен Черной Башни Придворного Мага, а Эдера жила именно там. За огромные деньги Матушке доставались лишь слухи. Эдера хотела поведать ей все напрямик.

Встреча состоялась глубокой ночью, как с Айной. Эдера проникла в келью наставницы сквозь прутья решетки, обратившись воробьем. Беседа была долгой и слезной, и расстались обе женщины с тяжелым сердцем. Рассказ Эдеры не принес радости Иотане. Любимая ученица жила и здравствовала, но глубоко страдала. И перестала быть ученицей. Она стала взрослой женщиной, пережившей много горестей и утрат. Иотана не узнавала Эдеру, по-прежнему дерзкую, но лишенную невинности – как телесной, так и душевной. В свою очередь, чувства и мысли бывшей настоятельницы, которые Эдера уловила за ее словами, повергли девушку в душевную смуту…

С тяжелым сердцем она вернулась в Кедари. Поведала Люсу, как придумала выйти на связь с Сереной и остаться при этом нераскрытыми. А затем снова оставила поместье, обернувшись птицей.

На сей раз она направилась в Кромлу. По рассказам Айны выходило, что Лаэтана нуждается в помощи. Эдера разыскала поместье Садура Боркана и обнаружила, что хозяин по-прежнему холост. В шкуре оборотня она облазила все поместье. И убедилась, что никаких дев-пленниц, заточенных в темницу, здесь нет. Зато до нее донеслись обрывки разговоров слуг. Из них Эдера поняла, что Лаэтана коварно обкузьмила настырного толстяка и сбежала от него по дороге.

Порадовавшись за подругу, Эдера воротилась в Кедари. И началась страда… Долгие дневные часы изнурительного труда перемежались короткими часами сна. Работа не прекращалась ни на день. Поместье должно выжить. Они соберут урожай, сделают вино и сидр, продадут в Атрее, закупят зерно и не будут бедствовать зимой.

Эдера вспомнила монастырскую жизнь. Тогда она могла не спать всю ночь, околачиваясь в окрестных лесах или общаясь с крестьянами в деревне. Наутро на ней не оставалось и следа, она чувствовала себя бодрячком, готовая к новым приключениям. Почему сейчас, недоспав пару часов, она ощущала себя измотанной и разбитой? Бессонница ли так сказалась на ней? Или Пустота, Вязь и Зов Элезеума?..

Внезапно живот пронзила боль. Эдера охнула и села на землю. Монна Ремна, которая все и всегда замечала первой, бросилась к ней.

– Миледи, что с вами? Схватки?!

– Не будьте дурой. Я на шестом месяце. Ох Создатель, лишь бы не выкидыш… Лорд Мэлдан, ты ведь не собираешься бросить меня?

– Миледи… Я думала, вы знаете. Ваша мать родила вас ровно на шестом месяце. Срок вынашивания у фей меньше, чем у человеческих женщин.

– Чтооо? Нет, Ремна, вы несете чушь! Это не могут быть схватки… Оооооо!

Эдера скрючилась и обхватила руками живот. Ей казалось, что ее взрезают изнутри. Монна Ремна повелительно скомандовала:

– Улли, Абаль! Скорее несите миледи в дом!

Фермер и управитель подбежали к женщинам, Люс тоже бросил ведро с вишней и примчался к Эдере. Втроем они попытались поддерживать Эдеру и вести ее, но она не могла стоять на ногах. Улли плюнул и подхватил ее на руки. Ее принесли в дом и уложили в пустовавших покоях прислуги.

– Мамочка… Почему так больно?! Это всегда так, Ремна?!

– Не могу знать лично, миледи… У меня нет детей. – Странная тень пробежала по лицу экономки, когда она напомнила об этом. – Но мне доводилось принимать роды. Первый раз почти всегда больно, миледи.

– У фей он первый и единственный, – простонала Эдера. – Благослови Создатель.

Лицо Ремны Абаль нависало над девушкой, и у нее что-то вдруг перемкнуло в голове. С прибытия в Кедари некоторые жесты экономки, ее мимика казались Эдере до боли знакомыми. И сейчас, когда она смотрела на женщину снизу вверх, беспомощная и страдающая, она вдруг поняла, что ей знакомо в лице монны Абаль. Кто ей знаком.

– Ремна… Вы его дочь.

Управительница покачала головой.

– Моя мать была его дочерью. Моя прабабка прислуживала леди Иртане. У нее была красивая дочь. Сын хозяина лишил ее невинности и оставил бастарда.

– Ей было пятнадцать лет?! А ему тринадцать?

– Семнадцать, миледи. А милорду Кэрдану двадцать шесть.

– Так вы… Ох, Создатель, вы моя внучатая племянница… Кузина лорда Мэлдана. А по отцу он вам дядя. Ну что за путаницу Кэрдан натворил…

Ремна печально покачала головой.

– Это не имеет значения, миледи. Родство бастарда ничего не решает.

До Эдеры дошло, что Ремна – бастард во втором поколении. Вот почему у них с Абалем нет детей. Интересно, что предложили Абалю, чтобы он женился на ней. И кто предложил.

Новый приступ схваток вытеснил все размышления о монне Ремне, их родстве и ее браке с Абалем.

– О Древесные! Будь проклят Кэрдан! Без него ничего не было бы!

Начались долгие часы, по сравнению с которыми садовая страда показалась Эдере Элезеумом. Улли, Абаль и Люс суетились, по приказу Ремны поднося все, что она требовала. С началом самой болезненной стадии родов Улли предложил подержать роженицу за плечи, но Ремна покачала головой.

– Кто сможет удержать фею? Ты же видел, с какой легкостью она одна катила трехцентнеровую бочку яблок? И роженице всегда нужна свобода. Нельзя совершать над ней насилие, даже когда оно кажется благом. Миледи справится, – Ремна ласково погладила голову измученной будущей мамочки. – Она сильная. Она выдержит. Наш лорд родится крепким и здоровым.

Эдера отчаянно завизжала. Сквозь визг прорезались проклятья.

– Чтоб ты сдох, Кэрдан! Чтоб тебя на кусочки разорвало, чтоб тебя змеи прогрызли изнутри, чтоб тебя… Аааааа! Ненавиииижу!

Ремна вытирала губкой пот с лица Эдеры.

– Дайте ему время, миледи! Он поворачивается. Держитесь, миледи! Не бросайте его!

– Ненавииииииииижуууу…

Через некоторое время Эдера расслабилась. Острая боль отпустила ее.

– Миледи, еще не все! Сейчас начнется главное! Малыш вот-вот пойдет наружу!

– Опять так же больно?! Неееет… Пожалуйста…

– Нет, так больно уже не будет, миледи. Настало время тужиться!

Схватки продолжались около сорока минут.

– Ну же, лорд Мэлдан… – кряхтела Эдера. – Давай, вылезай! Ты же так хотел наружу!

– Миледи, помогайте малышу! – воскликнула Ремна. – Ну же, тужьтесь, миледи! Сильнее! Выталкивайте его! Еще! Я вижу головку! Совсем немного, миледи, помогите ему!

– АААА!

Ремна подхватила младенца. Вторя матери, мальчик заорал. Ремна перерезала пуповину и поднесла Эдере ребенка.

– Вот он, миледи, смотрите! Какой хорошенький! Похож на вас! Миледи?! Что с вами?!

Эдера не переставала кричать.

– Он еще там?! Он не вылез?!

– Вот он, миледи!

Эдера заметалась по постели.

– Что… там… еще… это не прекратилось! О Создатель, опять!

Ремна бережно уложила  кричащего младенца на пуховое одеяло, прикрыла, подошла к госпоже, аккуратно, но настойчиво вернула ее в позу роженицы.

– Миледи… кажется, у вас еще один ребенок. Тужьтесь снова!

– О нет!!! Как?! Я убью Кэрдана!

– Давайте же, тужьтесь!

Эдера закричала снова. Несколько минут схваток – и Ремна подхватила второго младенца.

– Это девочка, миледи! Фея!

Эдера изможденно закрыла глаза. Сейчас ей было все равно. Единственное, чего она хотела, чтобы не полез еще и третий ребенок. И чтобы ее оставили в покое. Пусть Ремна уйдет с этими ужасными вопящими существами. Эдере казалось, что она ненавидит детей Кэрдана как его самого.

– Просто взгляните…

Экономка склонилась перед постелью, держа в каждой руке по младенцу.

– Ну же, миледи, просто взгляните на них… Им нужно прикоснуться к вам. Вы нужны им.

Эдера позволила экономке поднести младенцев к ее груди. Мальчик жадно припал к соску. Девочка вела себя спокойнее, но когда Ремна приложила ее личиком к материнской груди, быстро нашла источник питания. На глазах Ремны выступили слезы. Бастард, вспомнила Эдера. Бастард-полукровка во втором поколении. Она никогда не сможет иметь собственных детей. И тоже благодаря Кэрдану. Одну женщину он сделал несчастной, наградив детьми, а вторую – лишив возможности иметь детей.

– Дары богов, миледи, – прошептала Ремна. – Ваша мать родила близнецов. Теперь вы родили близнецов. Мальчик и девочка. Невероятное чудо. Кедари благословлено Атрами.

Ее слезы происходили не из зависти или скорби о своей участи. То были чистые слезы радости нового рождения.

– Как вы ее назовете, миледи?

Эдера смотрела на малышку фею. Вместо крошечного комка плоти она видела сгусток огня. Огненная фея.

– Кариэль… – прошептала она. – Фея Поющего Пламени.

Когда близнецы насытились, Ремна отнесла их в соседнюю комнату, а измотанная Эдера уснула. Экономка распорядилась принести с чердака сдвоенную колыбельку. Ее изготовили почти восемнадцать лет назад, перед рождением других близнецов. После пожара в поместье новый владелец приказал уничтожить детские вещи. То был один из немногих случаев, когда Ремна посмела ослушаться его. Она спрятала колыбельку и детские вещи на чердаке и похоронила свой поступок в недрах памяти, чтобы хозяин не прознал о проступке из ее мыслей. И сейчас Люс и Улли вынесли утаенную колыбель с чердака. Ремна вновь не удержала слез, увидев разукрашенные деревянные ясли. Улли установил колыбель, Абаль застелил ее самым чистым и свежим бельем, какое сыскалось в поместье, и его жена уложила младенцев в их новую постельку. Затем она отправила мужчин обратно на страду. Нехватка пяти человек ощутимо сказывалась на сборе урожая. Дары богов требовали воздаяния. Воздаянием Кедари был труд. Сама Ремна осталась караулить младенцев и отдыхающую мать.

Эдера проспала весь остаток дня и всю ночь. Несколько раз Ремна будила ее, чтобы накормить младенцев. Исполнив материнский долг, девушка вырубалась обратно. Ремна нянчила и убаюкивала малышей, ожидающих не только пищи, но ласки и тепла с первых часов жизни.

На следующий день Эдера смогла уделить детям больше времени, покачать на руках каждого из близнецов после кормежки. Лорд Мэлдан оказался жадным и требовательным как к пище, так и к материнскому вниманию. А Кариэль – сдержанной и спокойной. Казалось, она и вовсе не нуждалась ни в том, ни в другом, не плакала и не просила грудь. Но Эдера помнила прикосновения материнских рук. Помнила, каким блаженством наполнилась рядом с Лораин. Она понимала, что фея нуждается в материнской близости еще больше, чем человеческий ребенок. Даже если кажется наоборот.

День прошел вяло и сонно. Эдера постоянно проваливалась в дремоту. Экономка продолжала дежурить у колыбельки в соседней комнате, оберегая от забот ослабшую хозяйку.

Ближе к вечеру Эдера вдруг вывалилась из дремотного оцепенения с непривычным чувством тревоги. В сознании прозвучал голос Ремны: «Дары богов, миледи… Мальчик и девочка… Кедари благословлено Атрами…» А затем в памяти всплыл другой голос: «Дабы впредь человечьи близнецы избегали гордыни, поразившей богов, повелеваю людям убивать одного из близнецов при рождении…»

Дары богов… Ну какая же она дурында. Спрашивала Светлую Иринел, есть ли Создатель, вместо того чтобы спросить, кого вынашивает в чреве. Теперь у нее будет столько хлопот… Эдера откинула одеяло, соскочила с кровати. Надо срочно собирать вещи и уходить. Не медлить ни минуты. Отворилась дверь, и порог переступила Ремна с младенцем на руках.

– Лорд Мэлдан просит кушать, миледи.

Эдера залезла обратно в постель, взяла сына на руки и поднесла к груди. Она не заметила, что лицо экономки неестественно бледно, а голос деревянный.

– Ремна, я должна буду уйти.

Экономка не ответила.

– Как можно скорее, пока Они не обнаружили близнецов. Они забирают одного из близнецов в жертву. Если бы я чувствовала, что ребенка два! Или спросила бы Иринел… Я никогда бы не пришла сюда. Родила бы в Кситлану. В этой проклятой жаре, в этой кровожадной стране, но подальше от богов. Теперь надо уходить немедленно. Прикажите подготовить повозку…

– Миледи… – молвила Ремна одеревенелым голосом. – Вам лучше поговорить об этом с милордом.

– С каким еще мило…

Эдера не договорила. Понимание пришло к ней вместе с чувством Вязи. Вчера и сегодня она не ощущала Вязь из-за родов. Не чувствовала его приближения. Но сейчас она знала, словно видела собственными глазами – он здесь. Совсем рядом. Дверь открылась, и порог переступил мужчина. Он держал на руках младенца. Ее дочь. Его дочь.

– Здравствуй, Эдера. Рада меня видеть? О, еще как! Вижу по твоему лицу. Кариэль тоже рада. Привет, малышка. – Кэрдан ущипнул носик дочери. Кариэль возбужденно гулила. Он улыбнулся и перевел взгляд на Эдеру. Улыбка стала еще шире. – Ты прелестна. Никогда не думал, что увижу тебя кормящей мамочкой.

Эдера попыталась подтянуть одеяло  до шеи, но не справилась одной рукой.

– Никогда не думал, что увижу тебя снова, да еще в Кедари. Не думал, что еще вернусь в Кедари.

Конец первой части