Текст книги "Сборник статей. Выпуск 6"

В таком контексте понятно расположение обрядовых циклов в Трех Спасах.

1. Первый «Медовый Спас» – дети готовятся стать учениками. Они проходят священное омовение в насыщенных мудростью, знанием, жизненным опытом предыдущих поколений «медовых водах» и, пуская свои старые рубашки по воде, прощаются со своим беззаботным детством.

2. Во время «Яблочного Спаса» дети получают вместе с яблоками запас жизненных сил, необходимых для приобщения к познанию.

Уже в конце 19 века эта обрядовая сторона «Яблочного Спаса» оказалась настолько стертой, что крестьяне повсеместно считали этот день «праздником земных плодов». Вот что пишет о нем С. В. Максимов: «Второй Спас почти повсеместно называется «яблочным», так как с этого времени разрешается есть садовые плоды и огородные овощи. День этот крестьяне чтут, как очень большой праздник, но редко отдают себе отчет в истинном значении того события, которое вспоминает церковь 6 августа (по старому стилю – С. Ж.). Только кое-где второй Спас называется «Спасом на горе» (название, которое позволяет заключить о знакомстве со священным писанием), в большинстве же случаев крестьяне не знают, что такое Преображение Господне, и считают второй Спас просто праздником земных плодов. Сообразно с этим, в день 6-го августа, вся паперть в приходских церквях бывает заставлена столами, на которых навалены горы гороха, картофеля, огурцов, репы, брюквы, ржи, ячменя, яблок и прочего. Все эти плоды урожая священник благословляет после обедни и читает над ними молитву, за что благодарные прихожане ссыпают ему в особые корзины, так называемые «начатки», т.е. понемногу от каждого сорта принесенных плодов.

После освящения и благословения, крестьяне набожно осеняют себя крестом и разговляются яблоками: есть плоды до этого времени считается большим грехом и, если кому случится, по забывчивости или невоздержанию, попробовать яблок раньше срока, то такой человек не должен есть их в течение сорока дней после Спаса, чтобы тем искупить свою вину. Особенно должны воздерживаться от преждевременного вкушения плодов те из крестьян, у которых умерли в младенческом возрасте дети, так как на том свете на серебряных деревьях растут золотые яблочки и эти яблочки раздаются только тем умершим детям, родители которых твёрдо помнят закон и строго воздерживаются от употребления плодов до второго Спаса».

Он пишет далее: «В некоторых местах, например в Вельском у., вологодской губернии, с днем Преображения Господня связывается особый обычай известный в народе под именем „столованья“. На площади, перед церковью, ставят длинный ряд столов, покрывают их чистыми скатертями, и все деревенские хозяйки принимают на себя обязанность наполнить эти столы всевозможной снедью, которая и поедается прихожанами после обедни и крестного хода. В других уездах той же Вологодской губ., сохранился обычай всеобщих разговин горохом: отслужив в поле молебен, крестьяне всем селом устремляются на гороховое поле и, до самого вечера, лакомятся зелеными стручками, не различая своей полосы от чужой. Эти гороховые разговины составляют истинный праздник, и величайшее наслаждение для деревенской детворы, которая целый день ныряет в зеленых кустах и наедается до того, что под конец уже на животе переползает с полосы на полосу». Здесь стоит заметить, что в русской народной традиции отношение к гороху было особенное. Так горох раскидывали по углам или бросали в печь для душ умерших, и считали, что души с плачем ходят по дому, в котором забыли этот обычай. Считалось, что тот, кто съест горох натощак, обретает сверхчеловеческие способности. Он, например, может сглазить кого-нибудь и т. д.

Всем известное выражение «при царе Горохе», т.е. невероятно давно, также свидетельствует, что в глубокой древности горох играл большую роль в обрядности наших предков. И, судя по всему, был связан с ритуалами получения сакральных знаний и связанной с ними особой жизненной силы. То есть вологодские «гороховые разговины» по сути своей ничем не отличаются от яблочного разговенья» и выполняют те же самые функции.

В) Последний третий праздник цикла – «Льняной» (полотняный) или «Житный Спас», который отмечается 29 августа. В этот день женщины, катаясь по сжатой ниве, приговаривали: «Нивка, нивка, отдай мою силку: на пест, на колотила, на молотила, на кривое веретено!». Связанный с завершением уборки урожая, с предстоящим затем долгим процессом получения пряжи, холста, набора орнаментальных проставок – «священных текстов», этот праздник также целиком и полностью посвящен сохранению. Это сохранение урожая, сохранение жизненных сил, сохранение знания, запечатленного в сакральных орнаментальных текстах. Третий Спас как бы окончательно разделяет судьбы детей – мальчиков и девочек. Первые пойдут учиться грамоте, вторые – рукоделию.

Известно, что у новорожденной девочки пуповину почти всегда перерезают на прялке или веретене, чтобы она стала искусной пряхой. У мальчика перерезают пуповину на колодке для плетения лаптей, а иногда на книге, дабы новорожденный вырос мастером своего дела или грамотным человеком.

Выдающийся исследователь русской культуры В. А. Городцов писал в 1926 году: «Шитью молодых девиц и знанию грамоты юношей придавалось одинаковое значение, и это мы поймем, когда убедимся, что в шитье девиц выражалось такое же важное для населения знание священных символов той старой, а поэтому, дорогой веры, которою жил народ тысячи лет, Как весталки, чистые девы Рима, хранили негасимый огонь, символ обоготворенного небесного огня – солнца, так юные девы Русского Севера обязывались и обязываются нести и несут символы своего первобытного народного культа от древнейших времен до наших дней». Он же, говоря о северорусской вышивке и ткачестве, отмечал, что: «по отзывам вполне компетентных лиц, это в своем роде – лучшие произведения в мире». В северорусских (гиперборейских) диалектах до наших дней сохраняется слово «прастава, праставка», означающее орнаментальную полосу, украшающую одежду, полотенца, скатерти, свадебные простыни. Но на санскрите, языке древнеарийской культуры, слово «прастава» значит «священный гимн, мудрая речь». В связи с вышесказанным имеет смысл вспомнить древнюю легенду о боге – созидателе и разрушителе Вселенной. Он дал согласие при помощи мудрого ткача открыть смертным божественную загадку космического танца. Мудрец должен был, не поднимая глаз на танцующего бога, только лишь с его слов, перенести танец на ткань в виде орнаментов. Выткав на станке семьдесят поз, ткач посмотрел вверх, и разгневанный бог прекратил свое откровение. Таким образом, можно сделать вывод, что еще пять тысячелетий назад, в индоевропейской древности, орнаментальное ткачество соединяло человека с божеством, несло в себе символику ритмов космоса или «божественного космического танца». Вспомним, что древнейший общеиндоевропейский бог неба – Варуна (аналог нашего Деда Мороза) носил имя Праджапати, что буквально значит «Отец пряжи». Н. Р. Гусева отмечает, что есть свидетельства того, что в древнеарийской традиции рубашка, украшенная орнаментом, это одеяние богов. Так в древнейших текстах заговоров Атхарваведы есть обращение к богам с просьбой облачить жертвователя в одеяние, в которое боги облачают друг друга и которое дарует долголетие, власть, богатство и процветание. Еще у ранних индоевропейцев волокну льна приписывались очистительные и отвращающие зло силы. В славянской традиции лен – священный, чистый, ритуальнозначимый материал. Девочки, которым предстояло учиться прясть, ткать, вышивать, (также как и мальчики) начинали после посвящения Трех Спасов изучать свою сложную науку – науку будущей женской жизни.

Таким образом, три праздника конца лета – времени «сохранения» – действительно сохраняли и спасали сложившуюся структуру общественных связей, сохраняли преемственность накопленных данным сообществом людей знаний, традиций, верований. «Три Спаса» – Медовый (14 августа), Яблочный (19 августа) и Льняной (29 августа) – это в основном комплекс обрядов посвящения детей, достигших возраста ученичества.

Местом проведения может быть как г. Великий Устюг, так и Вологда, точнее территория музея деревянного зодчества. Для праздника необходимо подготовить продажу меда, различных кулинарных изделий на меду, напитков на основе меда, яблок. Можно включать в стоимость путевки также стоимость льняной белой рубашки с традиционным орнаментом, в которую будет переодеваться ребенок после «посвящения в ученики». Купание можно заменить получением медового напитка из рук Деда Ладо (Купало) и какого-нибудь сувенира с эмблемой Великого Устюга – Родины Деда Мороза.

Подводя итог анализу праздников лета, связанных в древней индоевропейской традиции с понятием «сохранение», мы можем констатировать, что это два самостоятельных цикла. Первый «купальский» связан с летним солнцестоянием, началом брачных игр и идеей возвращения душ умерших на землю, в мир живых людей, в образах новорожденных детей. Второй – августовский, объединяющий т.н. «Три Спаса» – Медовый, Яблочный, Льняной, связан с обрядом очищения и посвящения в ученики детей, достигших возраста ученичества 6—8 лет. Он также – праздник всех земных плодов, т.е. наивысшего расцвета производительных сил Земли.

Третий цикл. Зима. 1. Зимние Святки
(Историко-культурологическая справка)

Последним в трехчастном годовом круге – «трехсоставном колесе», был комплекс обрядов, связанных с понятием «Разрушение», которое предполагает возможность весеннего «Созидания» и летнего «Сохранения». Это зимние Святки и собственно Новый Год. Завершая природный годовой цикл Троян – Купало предстает перед людьми в своей наивысшей ипостаси – Деда. В. Я. Пропп в своей работе «Русские аграрные праздники» отмечал, что «понять смысл отдельного праздника можно лишь тогда, когда будет изучен весь годовой цикл». Действительно, несмотря на различия, все древнейшие праздники годового цикла имеют общие черты – это поминовение предков, заклинательные песни, ритуальная еда и ритуализированное поведение.

Основной цикл зимних обрядов у русских был приурочен к зимнему солнцестоянию (солнцевороту), завершавшему «Ночь богов» и начинавшему «День богов», когда солнце поворачивало на север, т.е. 22 декабря. В крестьянском быту Святки считались «самым большим, шумным и веселым праздником». Они начинались с Николина дня (19—20 декабря по н. ст.) и длились до Крещения (19 января), т.е. месяц. Здесь имеет смысл вспомнить, что термин «Святки» имеет началом понятие «святьё», т.е. «предки», «родители» – те, кто живет в «световом» теле и приходит в этот мир светом из своего мира – «того света». Этот приход предков из светлого мира вечности в наш суетный и преходящий ограничен одними сутками их мира (т.е. 28 суток нашей жизни) или одним лунным месяцем. В течение этого времени «родители» должны помочь своим потомкам: наказать виновных, одарить достойных, предсказать судьбу и подготовить приход нового годового цикла. Но поскольку «святьё» не имеет земной плоти, то они заимствуют на время святок (одни сутки предков) тела своих потомков, души которых в это время посещают мир «родителей». Такое восприятие ряженых дошло практически до наших дней. Персонажами ряжения на Святки, как и на Масленицу, были «предки» (старцы, покойник), «нелюди», «чужаки» (нищие, побирушки), «высокие старухи». Л. Н. Виноградова подчеркивает, что ряженые (окрутники, кудесники, шуликоны, колядники, полазники и т.д.) и нищие являются теми ритуально значимыми лицами, при посредничестве которых можно связаться с миром умерших. Здесь стоит отметить, что русское слово нищий соотносится с древнеиндийским nistyas, что значит «чужой», «нездешний» и в целом аналогично понятию «ряженый». Л. Н. Виноградова считает, что «По видимому, можно разделить мнение ряда специалистов о том, что есть основания (в том числе и языковые свидетельства) предполагать, что нищие воспринимались как заместители умерших, а щедрое их одаривание – как отголосок поминальных жертвоприношений». Для того, чтобы душа живого человека не осталась навсегда на «том свете», ряженые категорически запрещали называть себя по имени, узнавать себя. За нарушение запрета провинившегося «били смертным боем», так как считалось, что душа поименованного может не вернуться в его тело, занятое на время Святок кем-то из его предков. Такое положение могло принести общине неисчислимые бедствия, так как в дни Святок (и Масленицы) все жили по законам «перевернутого мира» – мира предков. Именно об этом свидетельствуют воспоминания стариков и старух, отмечавших, что ряженых называли «дедами», что они ходили молча или «выли по собачьи», кланялись до земли, что их лица были вымазаны сажей, что они были не смешны, а вызывали уважение и страх, что их ждали в каждом доме и готовились к этой встрече. Но по окончании этих обрядовых циклов все возвращалось на свои места, и живые начинали жить по законам мира живых людей. Оставшаяся лее в теле человека душа умершего продолжала бы жить по законам «того света», принося живым вред. Ряженые в русской традиции обязательно в Крещение, когда кончались Святки и, как правило, трещали самые лютые морозы, после освящения воды купались в проруби, возвращая «тому свету» душу предка, которому одалживали на время Святок свое тело. Сделать это было необходимо, так как с древнейших ведических времен считалось, что кратчайший путь души на небо, в обитель богов и предков, это погружение в речные или морские воды. Такие представления были еще живы в российской глубинке в начале 20 века. Даже в 1996 году в Псковской области старики помнили, что те, кто рядился на Святки, в Рождество обязательно должны были обливаться тремя ведрами колодезной воды. Заметим, что «святье», т.е. умершие, души которых на время Святок вселялись в тела их потомков – ряженых, в отличие от купальских дней, не подлежали реинкарнации, т.е. возвращению в мир живых новорожденными детьми. Это были те, кто умер в «День богов», и, получив огненное, световое тело, больше не обретал земной плоти. (Дождем или росой возвращались те, кто умер в «Ночь богов», и поэтому подлежал реинкарнации).

Так в одном из древних тестов Упанишад говорится: «Поистине, те, кто уходит из этого мира, все идут к Луне: Благодаря их жизненным силам она растет в первую половину месяца и во вторую половину месяца заставляет их родиться (снова). Поистине, Луна – это врата небесного мира. Кто отвечает ей (должным образом), того она отпускает. Кто же не отвечает ей, тот, став дождем, проливается здесь дождем; тот снова рождается здесь…». Мы знаем, что именно Дед Мороз – Владыка Луны («солнца мертвых») и Владыка Вод. Поэтому все зимние обряды связаны с ним – Дедом, Творцом и Первопредком.

В народе считалось, что собственно зима начинается с 21 ноября, когда она кует морозы. А с 22 ноября морозы (холода) прилетают с железных гор. С 28 ноября уже не растаять выпавшему снегу и холод берет с этой поры такую силу, что уничтожает всю нечисть, очищая землю. Такая ритуальная чистота длится до Святок. Жизнь как бы замирает и погружается в Вечность. Святки будят ее и соединяют Мир Преходящий (наш мир) и Мир Непреходящий («тот свет») для созидания Нового Года. Поскольку образ Деда Мороза и исторические корни этого образа были рассмотрены ранее, мы здесь не будем повторяться и вновь возвращаться к этому вопросу. Остановимся на традиционной русской обрядности Святок. Итак, на Святки у русских северных и северо-западных районов для ряжения использовали: вывороченные шубы, шапки, изорванную одежду, надевали маски. Мазались сажей, лохматили волосы, старались выглядеть пострашнее. Иногда на голову клали подушку, закрытую сверху простыней, на которой «делали лицо». Среди зооморфных персонажей обычны: медведь, корова, бык, конь, гусак, волки (иногда это 2 парня, стоящие на четвереньках спинами друг к другу, связанные вместе и накрытые пологом. Сверху сажали гармониста). Как видно, все зооморфные персонажи святочного ряженья – ритуально значимые животные: Медведь – зооморфный символ Деда Мороза; корова и бык – связаны с лунными культами и, опять же, с Дедом Морозом (Родом – Велесом – Варуной); конь – символ солнца и связующее звено между миром живых и миром предков; гусь – символ неба, души, познавшей истину, символ душ умерших, жертвователь (как помощник Бабы Яги); волки (как и собаки) сопровождают душу на тот свет в индоевропейской обрядовой традиции еще со среднего каменного века – мезолита (9 – 5 тыс. до н.э.). Иногда среди ряженых встречаются «пчелы», о знаковой сущности которых и их связи с Владыкой Вод (т. е. Дедом Морозом) говорилось в разделе «Медовый Спас». С символикой плодородия связаны ряженые «женихом и невестой», а также «беременной бабой». Ряженые колядовали. Это обряд имеет много общего у славян, молдован, румын и других индоевропейских народов. На Русском Севере колядки носили название виноградье. Основное содержание виноградий – пожелание здоровья и счастья хозяевам дома, около которого пели. Обязательным было пожелание хорошего урожая. В виноградьях хозяин сравнивался с месяцем, хозяйка – с солнцем, дети – с частыми звездочками. Эти формулы уходят корнями в индоевропейскую архаику, так как уже в ведическом свадебном гимне (2 тыс. до н.э.) жених – муж также назван месяцем, невеста – жена – солнцем.

Колядовщики не просили подать им в благодарность за добрые пожелания, а требовали с угрозой:

 
«Наделите, не томите колядовщиков
Виноградье, красно-зеленое,
А кто нас наделит – тому сто коров доить,
Виноградье, красно-зеленое
И тому век не жениться!»
 

Большую роль в святочной и новогодней обрядности играли хлеб, зерно и солома. Солома была еще в глубокой индоевропейской древности связана с многими ритуалами. Так согласно ведическим предписаниям умирающий должен был окончить жизнь на соломе. Это же традиционно считалось необходимым у северорусских. В ведических текстах на жертвенную солому приглашали богов. На соломе принимали роды. И, наконец, через соломенную решетку процеживали ритуальный напиток – пиво. В древних арийских текстах солому называли «жирноспинной». У русских на Святки и Новый Год солому стелили на полу в избе, иногда соломой застилали стол, а потом закрывали ее браной скатертью – столешником. И только тогда на стол ставили праздничные кушанья. В Псковской губернии, например, на Рождество клали ржаную солому, на Новый Год – овсяную, на Крещенье – ячневую. Считалось, что на Новый Год «самая богатая коляда», а на Крещенье – «самая бедная». На вопрос, почему на Новый Год постилали именно овсяную солому, старики еще в 90-х годах 20 века отвечали: «Потому что блины пекут овсяными к Новому Году». Мы знаем, что овсяный кисель, овсяные блины – главные блюда поминальной обрядности, и что именно овсяный кисель ритуально предлагают Деду Морозу. Иногда на стол стелили сено, застилали настольницей и ужинали. А потом это сено скармливали скотине. Считалось, что в хлеву у скотины обязательно на Рождество должна быть постелена солома. На Рождество по ржаной соломе на полу катались дети. Часто в дом приносили снопы, за которыми прятался хозяин дома, а вошедших детей спрашивали, видят ли они его. Дети отвечали: «Нет». Тогда хозяин говорил: «Пусть и рожь будет такая высокая и густая, чтобы за ней не было видно человека».

На Святки русские гадали: слушали под окнами, лучину мочили в колодце, зажигали лучину, снег мололи, гадали в бане, на перекрестках дорог. Очень часто при гадании использовали различные украшения и предметы одежды, особенно пояса, обувь, головные уборы, полотенца, кольцо, гребни. Особенно характерны были для русских подблюдные песни, сопровождающие гадание.

В Вологодской губернии у молодежи на Святки были распространены такие игры, как: «Игра в кобылы», «Игра в быка», «Игра в гуся», «Игра в лошадь», «Игра в кузнеца», «Игра в покойника». Об этих играх С. В. Максимов писал в конце 19 века: «добрая половина игрищ, сама по себе, составляет остаток варварства, поражающий стороннего наблюдателя откровенным цинизмом. Этот цинизм еще ужасен и тем, что он почти всегда переходит в жестокость и издевательство над слабыми, т.е. над деревенскими девушками, за которых некому вступиться. «Деревенские парни, – пишет наш корреспондент из Череповецкого уезда Новгородской губернии, – позволяют себе на беседах такие выходки, что только привычка здешних девиц к терпению и цинизму мужчин останавливает их от жалоб в суд». Жестокость этих святочных игр не предполагает их восстановления и подробного описания. (Интересующиеся могут обратиться к источнику: Максимов С. В. Нечистая, Неведомая и Крестная сила. Спб. 1994 г. с. 246 – 247). Во время Святок девушки исполняли т.н. «святовские» песни. Особенность их состояла в том, что они сопровождались играми -различными хождениями девиц, то рядами, то кругами. Вторая их особенность в том, что они исполняются только в рождественские и новогодние вечера. Пение их помимо Святок считается в народе грехом. С. В. Максимов подчеркивает, что: «песни эти, составляя запретный плод в течение целого года, являются любимыми святочными развлечениями деревенской молодежи. На беседах они начинают входить в употребление уже с зимнего Николы, но пение их в это время еще не сопровождается играми, и только с наступлением рождественских вечеров игры вступают в свои права». (Описание этих игр также. С. В. Максимов. Назв. раб. с. 258—261).

Обрядовой едой Святок была кутья, под Рождество постная, под Новый Год богатая, «щедрая». На Новый Год старались приготовить всего побольше, чтобы весь год жить в довольстве. Особенно интересно, что на новогоднем столе обязательно должен был находиться жареный поросенок. Именно перед Новым Годом в «Васильев день» было принято колоть поросят. Вспомним, что св. Василий, как и св. Власий, заменил собой древнего бога – Творца Велеса, аналога Деда Мороза. И еще аналога ведического Творца, который в образе кабана поднял землю из глубин космического океана и создал три класса предков: отца, деда и прадеда. Зажаренный новогодний поросенок «считался как бы общим достоянием: все желающие односельцы могут приходить и есть его… Обычай требует, чтобы поросенок непременно был жареный и подавался на стол в целом виде (неразрезанный), хотя бы по величине он походил на большую свинью». Стоит отметить, что в Вологодской губернии крестьяне в день Нового Года жертвовали в церковь туши свиней. С. В. Максимов писал: «Обычай этот соблюдается очень строго, и не пожертвовать в Новый Год духовным лицам свинины, считается непростительным грехом, так как жертва эта делается в благодарность за благополучие скота в прошедшем году и с целью умилостивить Бога и предохранить скот от падежа – в наступающем году».

Д. К. Зеленин считал, что: «Ритуальные блюда рождественских праздников у восточных славян не вызывают никаких сомнений в том, что в прошлом это были тризны, связанные с культом предков. Об этом свидетельствуют блины, кутья, овсяный кисель. У южнорусских блины подают колядовщикам и блины же ставят в хлев для домовых на Крещенье. Кутья из вареной пшеницы или ячменя с медом и маком даже дала название сочельнидкому ужину украинцев и белорусов. Севернорусские тоже называют сочельник кутейником. Украинцы на всю ночь оставляют после ужина ложку в кутье, ожидая прихода умерших родственников. Белорусы приглашают на рождественскую кутью покойных дедов». Очень важным представляется сообщение о том, что: «украинцы и белорусы приглашают на кутью покойных дедов, причем стучат в стену, открывают окно и приговаривают: „Мороз! Мороз! Иди кутью есть, а если не хочешь, то уже не ходи совсем!“ Аналогичный обряд зафиксирован в Псковской области. Старики рассказывают, что раньше в Крещенскую коладу варили пшеничную кашу с медом, вечером выходили с ней на крыльцо (либо ставили на окно) и звали Мороза. Кутью оставляли на всю ночь. По другой информации из той же Псковской области в канун Крещения хозяйки пекли блины (овсяные), варили пшеничную кутью с медом и выходили на крыльцо кричать Мороза». Кутью оставляли на улице под окном.

В Вологодской губернии в Васильев вечер (под Новый Год) семье устраивали «баскую ужну» – поминали родителей. Прежде чем сесть за стол хозяйка посылала ребят на улицу позвать Морозка:

 
«Морозко, Морозко,
Ты меня не морозь – ке,
Приходи, помяни родителей пирожком».
 

Д. К. Зеленин писал о том, что на Рождество в Южной России жгли костры из соломы и навоза с целью «согреть родителей» (т.е. умерших родственников). Крестьяне были убеждены, что вместе с ними у костров греются их невидимые предки. «Севернорусские на Рождество пекут из теста так называемые козульки, т.е. фигурки птиц и животных». Д. К. Зеленин считал, что такие козульки являлись «магическим изображением будущего приплода скота». У восточных славян также зафиксирован обряд в Сочельник перед ужином разбрасывать по дому вареный горох, «чтобы овцы плодились». Целый ряд магических действий на Рождество должен был обеспечить изобилие пчел и меда, которые, как мы знаем, также были связаны с Велесом, а значит и с Дедом Морозом. Еще раз подчеркнем, что день накануне Нового Года «явно связан с Велесом». Б. А. Успенский пишет: «Заслуживает внимания, что Мороз называется „Мороз Васильевич“ и как мифологический персонаж обнаруживает связь с Велесом». Но именно на день св. Василия Кесарийского резали поросят, которых жарили к новогоднему столу, принося благодарность Богу за сохранность скота.

Последним обрядовым днем Новогоднего цикла было Крещение, в котором водосвятие крестьяне считали особо важным торжеством. В этот день все, даже дети, старались не есть «до звезды». После водосвятия вцеркви крестьяне, взяв из-за иконы священную вербу, кропят ею весь дом, пристройки, все имущество, в уверенности, что это защищает от дурного глаза и прочих бед. То же священное значение придавалось в этот день речной воде, причем категорически запрещалось полоскать белье в освященной реке в течение недели после Крещения. С. В. Максимов отмечал, что: «Находятся удальцы, которые даже купаются в проруби, памятуя, что в освященной воде человек не может простудиться (как выше было сказано, всего больше купаются те, кто на святках рядился и надевал «хари»). В Крещение крестьяне «освящали» свой скот. Причем хозяин, как правило, одевал шубу, вывернутую наизнанку, и соломенным кропилом, в полнейшем молчании кропил каждую голову скота. Скот в этом обряде кормили хлебом и ржаными лепешками, оставшимися от Рождества.

В Крещенье девушки гадали, причем формы гаданий зачастую были предельно архаичными. (Так в сочельник, после захода солнца, девушки нагие выходят на улицу, полют снег, кидают его через плечо и слушают, в какой стороне послышится что-нибудь, туда и замуж выдадут). И, наконец, на Крещение проходили т.н. «дивьи» (девичьи) смотрины. Этот архаический обряд выбора невест был характерен для Вологодской губернии. Он представлял собой следующее: «все невесты, наряженные в лучшие платья и разрумяненные, выстраиваются в длинный ряд около „ердани“ (проруби на реке) … Между невестами (называемыми „славушницами“) прохаживаются парни, сопровождаемые своими родительницами, и выбирают себе суженую… Если руки холодные, то такая невеста… считается зябкой и потому не подходящей для суровой крестьянской жизни. (Славушницы выходят на смотрины обязательно с голыми руками, без рукавиц)».

Можно предложить, что это пережиток архаических верований в то, что на Святки душа умершего может вселиться в тело живого человека. В народных представлениях именно холодные руки свидетельствовали о том, что в данном живом теле находится такая душа, так как ее согревает нездешний «холодный» огонь.

Обряды Нового Года, в том виде, который сегодня считается традиционным, фактически сложились относительно недавно. Восстановленные в середине 30-х годов 20 века в СССР, они привнесли многое из традиций Западноевропейского ритуала встречи Нового Года с его образом Сайта Клауса. Но так как (как было отмечено ранее) образ Санта Клауса (св. Николая) сформировался на основе того же архаического дохристианского мифологического персонажа – Владыки Неба и Повелителя всех вод (Одина – Водана – Варуны), что и восточнославянский Дед Мороз, то эти обряды органично вписались в круг традиционных для русских представлений. Восстанавливая сегодня исконные северорусские обряды, связанные со святочным периодом, в который органично входит и празднование Нового Года, мы должны отдавать себе отчет в том, что это, прежде всего обряды встречи предков и потомков, объединяющихся для решения одной задачи – создания условий для строительства будущего. Именно эта идея – основная на протяжении всего времени Святок, которые в древней традиции длились целый месяц, начинаясь с Николина дня (19 декабря) и заканчиваясь обрядами на реках (крещение – 19 января). Вновь подчеркнем, что в северорусской народной традиции св. Николай заменил собой древнего бога Творца Велеса (Владыку), аналога бога Вселенной Рода и общеиндоевропейского бога Неба – Варуны.