Текст книги "Путь ко спасению"

Уверившись в этом, мы теперь легко можем извлечь руководительные правила для богоугодной жизни, или дух и строй подвижничества.

Воротимся несколько назад и станем опять своим вниманием пред человеком, посвятившим себя Богу и давшим обет действовать всегда и во всем по воле Его, во славу Его, богатеть истинно добрыми делами. Решившись на это, чем другим может он действовать в этом роде, когда, как мы видели, ни та ни другая наша часть к тому не способна? Грех возненавиден в духе, но тело и душа сочувствуют ему, льнут к нему, потому что облечены страстями. Добро или воля Божия возлюблены в духе, но тело и душа не сочувствуют ему, отвращаются от него или, если нет этого, не умеют делать его. Потому решившийся, по ревности своей, пребыть верным данному обету и по сознанной необходимости пребывать в добре неизбежно в каждом добром деле (а недобрых у него и не должно быть) должен противиться требованиям своего тела и души и, отказывая им, в этом понуждать их на противное. А так как тело и душа не отходят от его лица, а составляют его же, то это – то же самое, что противиться себе в худом и принуждать себя на добро. Самопротивление и самопринуждение – это два оборота возрожденной в духе ревности, форменные как бы начала подвижничества. То и другое составляет борение человека с собой или, иначе, подвиг.

Отсюда обратившийся покаянник с первых минут новой жизни неизбежно вступает в подвиг, в борение, в труд и начинает нести тяготу, иго. И это до того существенно, что единственно верным путем добродетели всеми святыми признается его болезненность и притрудность, а противная тому льгота есть признак пути ложного: Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф 11, 12). Кто не в борении, не в подвиге, тот – в прелести. У апостола сказано: кто не терпит, тот не сын (см.: Евр 12, 7–8).

Итак, ревнующий ревнует о подвигах самопринуждения и самопротивления с целью самоисправления или возведения себя в чистоту первозданную, чтобы тем скорее удостоиться богообщения. Очевидно, что чем он ретивее, тщательнее, стремительнее делает это, тем успешнее достигает своей цели. Это то же, что кто ненавистнее и неприязненнее идет против себя, круче и решительнее действует, тот скорее вступает в чистоту. Оттого видим, что все святые, востекшие на высоту христианского совершенства, вслед за обращением начинали самые строгие подвиги самоумерщвления – посты, бдения, долулегания[37]37
  На земле лежания. – Примеч. ред.


[Закрыть], уединения и прочее. Это была сознательно избранная, благодатью внушенная мера, принятая к скорейшему созрению, и оно действительно скоро подавалось. Напротив, облегчения, остановки, жаления себя, хоть не постоянные, замедляли и замедляют всегда ход духовного спеяния.

Итак, дело решившегося: ревнуй, решительнее берись за подвиги, тоже решительнейшие и приспособленнейшие, – ведь и между ними одни более, а другие менее способствуют к умерщвлению страстей и напечатлению добродетелей. Уж если это страдательное состояние неизбежно, хоть и переходно, то что за смысл растягивать это дело по одной оплошности? Нерешительность, оплошность, вялость – великая препона.

Решился, так не стой, а ратуй; это – от лица человека. Но надо при этом постоянно содержать в мысли, что, хотя безжалостное к себе ревнование спасительно для обратившегося, однако же успех и плоды его трудов и подвигов, то есть воздействие и влияние их на очищение страстей и образование истинного добронравия, – не от него. Плод подвигов засеменяется и зреет под ними, но не ими и не через них единственно, а от благодати. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог (1 Кор 3, 6). Как жизнь духовная началась Божией благодатью, так ею же может только и храниться, и зреть. Начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа, говорит апостол (Флп 1, 6). Первое семя новой жизни состоит из сочетания свободы и благодати, и спеянием ее будет развитие сих же одних элементов. Как там, полагая обет жить по воле Бога, во славу Его, говорил кающийся: «Только Ты укрепи и утверди», – так и во все последующее время он поминутно должен полагать себя в руку Божию с молитвой: «Ты Сам соверши, что воле Твоей угодно», чтобы таким образом как в сознании и произволении, так и на самом деле Бог производит в нас и хотение и действие по [Своему] благоволению (Флп 2, 13). Минута, в которую человек сам чает что-нибудь произвести над собой и в себе самом, есть минута погашения жизни истинной, духовной, благодатной. В этом состоянии, несмотря на непомерные труды, истинного плода не бывает. Бывают следствия, которые нельзя назвать худыми, если смотреть на них отдельно; но в ходе дела они – остановка и уклонение, а нередко и зло, ибо ведут к кичению, самомнению, которые суть семя диавольское, им всеваемое и с ним сродняющее. При этом к делу Божию в нас примешивается не Божие и портит его, так что вместо того, чтобы возводить опомнившегося человека, благодать предварительно будет еще очищать и отреблять[38]38
  Откидывать. – Примеч. ред.


[Закрыть] сор, попорченное самодельностью. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? говорит апостол. Разве только вы не то, чем должны быть (2 Кор 13, 5). Соединившись с Господом в Таинстве покаяния или крещения, Ему себя и предать должны, да вошедши в нас Сам, как Господь всяческих, Он, имиже весть судьбами, устроит наше спасение. Сказал Господь: без Меня не можете делать ничего (Ин 15, 5), надо поверить и просить, чтобы Он делал в нас, чтобы нас очищал от страстей, напечатлевал в нас добродетели и творил все то, что целительно. Это существенное настроение покаянника: «Имиже веси судьбами, спаси мя, Господи, а я буду трудиться и нелицемерно, без уклонений, перетолков, по чистой совести творить все, что уразумею и смогу!» Кто так настроит себя внутри, того действительно воспринимает Господь и действует в нем как царь. У него учитель – Бог, молитвенник – Бог, хотетель и деятель – Бог, плодоносец – Бог, властитель – Бог. Это – семя и сердце небесного в нем древа жизни. Но для него непременно должна быть вещественно-духовная ограда. Эту ограду составляют руководитель и правила.

Покаявшийся, предав себя Богу, тотчас поступает под Его непосредственное руководство и приемлется Им. Кто успеет сделать это как должно, вначале, тот спешно, ровно и благонадежно ведется Божией благодатью к совершенству. Но на самом деле таких очень мало. Это – избранники Божии, которые неимоверно быстрым порывом от себя полагали себя Богу в руки, были Им принимаемы и водимы. Таковы, например, Мария Египетская, Павел Фивейский, Марко Фраческий и другие. Их спасло одно решительное предание себя Богу. У Марии Египетской во всех ее жестоких бранях со страстями было правилом – повергать себя в руку Божию, и страсти отходили, известно, по подвигу. То же, без сомнения, делала она и в других случаях: обращалась, например, за вразумлением и получала его.

Но такой путь не был и не мог быть всеобщим. Он принадлежал и принадлежит особенным избранникам Божиим. Другие все зреют под видимым руководством опытных мужей. Стоя в той вере, что только Бог возращает, покаянник, чтоб успеть, непременно должен предаться отцу-руководителю. Необходимость этого представляется потому, что нет полного предания себя Богу – недостаток, принадлежащий большинству. До него должно зреть и зреть многими опытами, а до образования его нет точки, к которой прикасалась бы руководящая рука Господня, – нет как бы повода, за который весть должно. Следовательно, без этого условия начинающий сам, делая дело спасения, неизбежно будет идти путем, о котором нельзя решительно сказать, что он есть путь верный, а это и опасно, и томительно для духа. Святой Антоний Великий, когда пришел к мысли, верны ли его правила, тотчас начал вопиять: «Скажи мне, Господи, путь», – и, получив уверение, успокоился. Вступающий в духовную жизнь – то же, что вступивший в обыкновенный путь. Так как путь этот нам неизвестен, то и надо, чтобы кто-нибудь проводил нас. Самонадеянно было бы остановиться на мысли, что я и сам могу… Нет, тут ни сан, ни ученость – ничего не помогает. Не менее самонадеянно и то, если кто, без крайней нужды, имея возможность снискать руководителя, не избирает его, в той мысли, что Бог непосредственно будет руководить его. Действительно, ведение к совершенству принадлежит Богу, приявшему нас, но под руководством отца. Отец не возносит на степени, а способствует быть возводимыми от Бога. Однако ж в обыкновенном порядке Бог ведет нас через других, вразумляет, очищает, сказывает волю Свою. Оставшийся один, сам с собой, находится в крайней опасности, уже не говоря о том, что он будет биться и толочься на одном месте почти без всякого плода. Не зная ни подвигов и упражнений духовных, ни порядка в них, он будет делать только и переделывать как взявшийся за дело неумеючи. Нередко по этой причине многие застаиваются, хладеют и теряют ревность. Но главная опасность – от внутренней нестройности и лести сатанинской. У начавшего внутри – туман, как от испарений смрадных, от страстей и неправых изданий из себя, из испорченных сил. Он есть у всякого, более или менее густой, судя по предшествовавшей испорченности. В тумане же этом как хорошо и верно различать предметы? Блуждающему в тумане нередко и малый ряд травяников кажется лесом или деревней – так и начавшему в духовной деятельности неизбежно видится многое там, где ничего нет на самом деле. Вразумить и разъяснить, в чем дело, может уже только глаз опытный. Опять же он – больной: как же он будет врачом себе? Уморит и задушит он себя из одной любви к себе: ведь и тела не врачуют сами врачи. Но главнейшая при этом опасность – от сатаны. Так как он сам преимущественно своеумник, то и между людьми больше любит тех, кто руководится своим умом, – на этом он преимущественно запутывает и губит. И можно сказать, что одно это и дает ему доступ до нас или возможность ввергать в пагубу. Кто не верит своему разуму и сердцу и, напротив, все, что есть в чувстве и мысли, предлагает на суд другого, тот, хотя бы и всеял диавол что-либо опасное и пагубное, не постраждет, потому что опытность и разум другого разгадают прелесть и предостерегут. Потому-то говорят: кто имеет руководителя и вверится ему, к тому не приступает сатана, чтобы не быть постоянно посрамляемым и не вынаружить всех своих козней. Напротив, он неотходно при том, кто верит одному себе или слагает свой разум и на него полагается. Такого, разными благовидностями, напечатлеваемыми через воображение или силу мечтающую, он водит по разным распутьям, пока наконец погубит совершенно.

Судя по этим причинам, сильно уважительным, начинающий должен согласиться на то, чтобы иметь руководителя, избрать его и предаться ему. Под ним он безопасен, как под кровом и оградой, – тот уже будет ответчик за неверности и пред Богом, и пред людьми. Но то дивно, что ищущему искренно всегда подается истинный руководитель. И руководитель, кто бы он ни был, всегда дает точное и верное руководство, как скоро руководимый предается ему всей душой и верой. Сам Господь уже блюдет такого преданника… Молись – и Господь укажет руководителя; предайся руководителю – и Господь научит его, как руководить тебя[39]39
  Подробно о руководителе – в особой брошюрке под заглавием «Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения». М., 1998.


[Закрыть].

Другое, что неизбежно нужно для решившегося покаянника, – это правила. Правило есть определение или способ, образ и учреждение какой-нибудь деятельности – внутренняя ли то или внешняя. Им дается направление и определяется весь ход – начало, время, место, обороты, конец действования. Так, например, надо читать – это есть одно из подвижнических деланий. Правилом должно быть определено: какие читать книги, в какое время, сколько, как приготовиться, как начать, продолжать и кончить, что делать с прочитанным. То же – для молитвы, рассуждения и других деланий. Очевидно, что правила охватывают собой всякое делание, составляют его внешнюю оболочку, как бы тело. Их надо наложить на все наши силы, на все исходы нашей деятельности так, чтобы никакого движения не было совершаемо без того, чтобы к нему не было приложено свое правило.

Необходимость этого очевидна сама собой. Начинается совершенно новая, необычная жизнь, в которой мы еще не упражнялись, к которой наши силы непривычны. Для приучения себя к тому или другому деланию и укрепления в нем и должно назначить определенные правила, как и что делать, подобно тому как новобранному воину показывают, как стать, взять ружье и прочее. Без них не образуются силы, не будет и деятельности исправной. Тот не будет уметь молиться, кто не имеет правила для молитвы, или поститься – без правила поста; вообще бесправильный ничего не будет уметь делать как должно, а следовательно, и жизнь его будет не жизнь, несмотря на труды и поты, ибо жизнь слагается из наших деятельностей. Сверх того, жизнь без правил не может быть ровной, степенно и стройно развивающейся. Дитя пеленают, чтобы оно не стало уродом или с горбом: так и духовная деятельность вся должна быть повита правилами, целесообразно, чтобы вся жизнь развивалась под ними ровно и стройно, ни одна деятельность не приняла по неведению направления, выдающегося из других и вредящего целому строю, или сама по себе не попала бы на ложный путь, как, например, пост. Молодое растение подпирают или привязывают к крепкому, чтобы стояло и росло прямо. Развивающийся без правил, сам собой, есть необученный, неискусный, иное не умеющий сделать, иное не так делающий, а иное и так, но то – не к месту, то – не к лицу. Наконец, и опасность немалая: без правил, как без опоры, – неизбежно падать и ошибаться. У такого вся деятельность будет висеть на присутствии духа, соображении и желании. Но можно ли положиться на такие начала? Присутствие духа не всегда сохранишь; соображение должно быть обучено, и, кроме того, оно не всегда бывает подвижно, остро и тупится; желанием же кто сумеет владеть постоянно? Потому, когда нет правил, неизбежны пропуски, ошибки, остановки. С правилами же одно: хочется или не хочется, а делай, как положено, и сделается; остановки не будет, и пойдется вперед. И еще: как иначе обуздать своенравие и своемыслие, это опаснейшее расположение[40]40
  Подробнее о правилах – в указанной выше брошюре.


[Закрыть]?

Таким образом, с правилами, под руководством отца, ревнующий, подвизаясь в самопринуждении и самопротивлении или пребывая в неопустительном борении, будет день ото дня преспевать в совершенстве, приближаться к чистоте через искоренение своих страстей и стяжание добродетелей. Но надо знать, что этот восход к совершенству невидим для него: трудится в поте лица, но будто без плода – благодать строит дело свое под прикрытием. Видение человеческое, глаз, съедает доброе. Человеку самому остается на долю одно – видение своего непотребства. Путь к совершенству есть путь к сознанию, что я и слеп, и нищ, и наг, в непрерывной связи с которым стоит сокрушение духа, или болезнь и печаль о нечистоте своей, изливаемая пред Богом, или, что то же, – непрестанное покаяние. Покаянные чувства суть отличительные признаки истинного подвижничества. Кто уклоняется от них и избегает, тот уклонился от пути. В положении начала новой жизни было покаяние; оно же и в возрастании должно быть и зреть вместе с ним. Зреющий созревает в познании своей порчи и греховности и углубляется в сокрушенные чувства покаяния. Слезы – мера преспеяния, а непрестанные слезы – признак скорого очищения. Что это так и должно быть, видно из того, что мы – в падении, в изгнании, вне очага дома, и притом за собственную вину. Плачет и жалеет изгнанник о родине; так и начавшим идти к очищению себя должно печаловать и сетовать и в слезах искать возвращения в рай чистоты. Притом подвизающийся – поминутно в борении то с нехотением, то с противохотением; то помысл, то пожелание, то страсть, то грех, хотя ненамеренный, поминутно мутят чистоту его ума и напоминают ему, что он содержит в себе одну нечистоту, греховное, Богу противное. Он зрит себя подобным смердящему трупу, лежащему перед лицом и терзающему обоняние до омрачения головы. «Положи грехи твои пред тобою, – говорит Антоний Великий, – и зри через них к Богу»[41]41
  Патерик Скитский.


[Закрыть]. Наконец, частые падения и оступки в новоначальных по неопытности, неведению, неискусству, а иногда и по слабости тяжким бременем ложатся на его совесть, и, может быть, тяжелее, чем прежде: в беспечности грехи большие. Он походит на дитя, учащееся ходить и падающее. А падения требуют очищения, следовательно – сокрушения, покаяния, слез; потому-то всем и заповедуется каждодневное и даже ежеминутное покаяние. «Боже, милостив буди мне грешному!» – это должно быть непрестанной молитвой подвижника.

Таким образом, начинающий с пламенной и быстрой ревностью предает себя самым решительным подвигам, всего ожидая, однако ж от силы и помощи Божией и предавая себя Ему, в чаянии успеха, но не видения его, а потому в непрестанном начинании, под руководством отца, среди правил, держась всегда смиреннейшей части.

В таком духе и строе подвижник благонадежно может начинать свое дело – дело искоренения страстей или очищения своей природы от примеси неестественной страстности. В духе его есть крепкая, как смерть, ретивость; но и самая сильная ретивость имеет нужду в плане, чтобы верно идти к предположенной цели. В объяснении его будут состоять все правила для вступающего в подвиг. Это будет не что иное, как изложение тех правил, необходимость которых показана выше. Знать это более всего должен руководитель общей теории и, применяясь к лицу руководимому, может и изменять их в терпящих изменение случайностях.

Для построения таких правил утвердим опять мысль на состоянии покаянника-подвижника. Дух в нем воскрешен и оживлен действием благодати, принятой в Таинствах. Но он один только и есть исцеленная часть, сокрытая в самой глубине нашего существа. Это то же, что целительное лекарство, принятое частью тела, всецело истлевающего. Затем, вне, его душа, во всех своих силах, и тело, во всех отправлениях, и лично сам человек, во всех внешних отношениях, переполнены и пропитаны страстностью не мертвой, а действующей в них, живой. Главная задача трудов – умертвить страстность во всех ее оттенках и восставить естество в свойственной ему чистоте, чтобы таким образом благодать извнутрь, по мере очищения, выступала, как бы проникая в человеке в одну часть за другой, с мудрой постепенностью и целесообразностью. Отсюда тотчас виден весь порядок устроения правил или видна нить размерительная для проведения и черчения их. Таким образом:

1. Посеяно семя жизни: храни его всем хранением; иначе не к чему прилагать и трудов и нечем нести их. Принял Духа – не угашай Духа; ревнуешь – ревнуй большего. Блюди то, что дано, что стяжано, – это стяжанное есть монета для покупки сокровищ. Оно пропадет – и все дело пропадет. Как во время войны сильно заботятся удерживать всячески свою позицию, так и здесь.

2. Нужно отрывать страстность, сросшуюся и срастворившуюся с силами нашего естества. Так как это сращение подобно сращению химических составов, то и способы отрешения ее нужно применить к способам химического разложения. Именно, для высвобождения стихии из ее принужденного состояния в связи с другой приводят ее в соприкосновение с третьей, сторонней, внешней, с которой она находилась бы в сильнейшем сродстве, нежели с прежней. Когда это происходит, то связывавшая ее стихия отпадает, а с этой новой она соединяется и получает вместе с ней новый вид. Применяясь к этому, надлежит ко всем силам души и тела и всей деятельности нашей, плененным страстностью и держимым в принужденном, неестественном состоянии, приложить что-нибудь такое, с чем бы они состояли в ближайшем сродстве и соестественности, чтобы таким образом, прилагаясь и как бы прирастая к нему, высвобождаться из страстных уз и принимать новый естественный вид бытия. Это будет правило деланий или занятий, налагаемых на силы. Ходя в них, при хранении того внутреннего стяжания Духа благодати, сродного с ними и с силами нашей природы, человек более и более будет исполняться этим Духом, огнь Которого, получая таким образом более свободы, проходит внутрь; и тем быстрее будет попалять нечистоту, чем большее встретит расширение естественности.

3. Два эти пункта исчерпывают строй положительных деланий подвижника, или, что то же, упражнения самопринуждения. Ими одними можно было бы ограничиться, если бы презираемая и оставляемая страсть в пользу добра оставалась в покое или мирно испарялась из нашего естества. Но так как она частью по природному упорству греха, частью по его сильному подкреплению или со стороны неточного начала своего – диавола, или со стороны вместилища сродных ему стихий мира не терпит мирной, уступчивой покорности и, даже отпадши и как бы отделившись, снова восстает и ищет занять первое свое место, властное, вяжущее, – так одной этой деятельностью довольствоваться никак нельзя, а необходимо при ней прямо действовать против страстей, в лицо им противоставать, бороть их и побеждать и в самих себе, и в их источниках и подкрепителях. Определение правил, относящихся сюда, составит изображение внутренней, или духовной, брани как в общем ее очерке, так и по частям. Это – подвиги самопротивления.

Таким образом, все правила должны быть сведены к одному следующему, начальному: храни внутренний дух жизни, усердие и ревность, ходи в деланиях или упражнениях, с одной стороны, способствующих к оживлению уморенных сил, а с другой – умерщвляющих или заглушающих страсти. Следовательно, всё сюда относящееся должно заключить в следующих трех пунктах:

1) правила хранения внутреннего духа ревности; 2) правила упражнения сил в добре, или самопринуждении, и 3) правила брани со страстями, или упражнения в самопротивлении.