Текст книги "Избранные творения. Избранные письма"

Письмо 105
Наставление, как подавать ближним советы

Преподобнейшая мать Вирасавия!

Простите меня за невнимательное прочтение письма Вашего, которое Вы писали ко мне в декабре. Я уничтожен болезненностию, а лечением, начавшимся с половины сентября, до конца уничтожен, – так это лечение расслабляет меня.

Приходящих к Вам за советами принимайте со страхом Божиим и при каждом приходе их моля Бога, чтоб Он давал Вам сказать ближнему слово полезное. Обращаясь с молитвою к Богу пред каждою беседою с ближним, Вы будете очищать Ваши беседы от тщеславия. Говорите с осторожностию, не вдаваясь в многословие. Пустых, любопытных вопросов приходящим не делайте и от разговора о делах монастыря и о всех делах мира сего старайтесь уклониться. Если же увлечетесь и скажете что-либо не по совести, то есть с нарушением написанных здесь правил, то мысленно укорите себя и раскайтесь пред Богом. Таким образом приход ближних принесет Вам существенную пользу, открывая Вам Вашу немощь, которая без этого могла бы оставаться закрытою, что очень душевредно. Хотя Вы и недостаточны для преподавания советов, как недостаточен и я, но, по скудости нашего времени, мы должны делиться с ближними нашим скудным знанием. Если будете совершать это дело со смирением, не попуская действовать своему «я», то и за это дело, как оно ни недостаточно, Божия милость осенит Вас.

Просящий Ваших святых молитв и призывающий на Вас благословение Божие

Недостойный Епископ Игнатий.

17 февраля 1865 года.

Письма к мирянам

Письмо 106
К некоему семейству. Жизнь изменчива, как море. Любовь к ближнему – величайшее наслаждение, благодарение Богу за дар дружбы

В тихом уединении, на берегу величественной Волги часто вспоминаю Вас, благословенная чета! И Вы – на берегу моря, которое по временам бывает тихо, бывает чисто, как зеркало, а по временам, встревоженное бурею, покрывается мутными волнами, седою пеною. Такова наша жизнь! В ней тишина и буря сменяют одна другую; а время уходит, уходит, стремится погрузиться в бездну вечности. Блажен тот пловец житейского моря, который часто устремляет взоры к небу. По светилам небесным он направляет путь свой, не унывает при бурях, не доверяет и тишине моря: оно – так изменчиво! Взоры, для которых доступно небо – вера; ею мы усматриваем духовное небо: учение Христово. На этом небе сияет Евангелие как солнце. Ветхий Завет – как луна, писание святых отцов – как звезды.

Пишу к Вам прямо из сердца, пишу то, что внушилось ему сказать Вам. Мое сердце – с такой же сладостною простотою к Вам, как и Ваше ко мне. Такие отношения – истинное сокровище. Любовь к ближнему – величайшее наслаждение! А то утешает меня особенно в моих отношениях дружеских, что причина этих отношений – Бог. Он, как говорит Писание, – «святяй и освящаяй всяческая»²¹⁰. Он источник всякого истинного блага, всякого истинного, чистого наслаждения. Он сохранит меня в Вашей памяти, а Вас в моей. Он даст нам усугубить талант дружбы, полученный от Него же. Вот чего я желаю: желаю, чтоб при вступлении в вечность мы сподобились в сонме благих и верных рабов предстать Господу, сказать Ему: «Ты даровал нам прекрасный талант дружбы, приносим Тебе приобретенный на него другой талант – талант драгоценный спасения».

2 сентября 1847 года.

Николо-Бабаевский монастырь.

Письмо 107
Наставление новобрачным: земная жизнь – путешествие

Из моего уединения, с живописных берегов Волги, величественной и великолепной Волги, поздравляю Вас с благополучным совершением начатого дела в семействе Вашем, которое для родительского сердца вместе и так радостно, и так трудно.

Благословение Божие да осенит новобрачных! Благословение обильное, такое, чтоб Вы ясно его видели, утешались и за него благодарили Бога. Он тем, кого любит, посылает скорби, а вслед за скорбями – утешения. То, что скорби сменяются утешениями, а утешения скорбями, рождает веру к Богу и мертвость к миру. Вера, взяв человека за руку, поставляет его пред Богом. Такой человек возносится превыше мира: под ногами его – мрачный хаос сомнений, неверия, заблуждений, умствований напыщенных и вместе суетных. Так под ногами того, кто взошел на вершину высокой горы: облака, утесы, пропасти, шумящие и скачущие по скалам водопады.

Земная жизнь – ни на час не прерывающееся путешествие. Идем, идем: внезапно отворяются врата вечности, и мы теряемся в ее невообразимом пространстве. Как прекрасно говорит святой Давид: Пришлец аз есмь на земли, не скрый от мене заповеди Твоея!²¹¹ Точно: закон Христов – нить, по которой мы выбираемся из мрачного лабиринта земной жизни в блаженную вечность.

Будьте здоровы, благополучны.

6 сентября 1847 года.

Письмо 108
Добродетель нуждается в терпении

Среди глубокой, мрачной ночи уныло тянутся звучные отклики часовых, прерывают ее священную тишину. Ободряет, утешает часового голос его товарища: на душу его действует благотворно та мысль, то чувство, что есть человек в одинаковой с ним доле, в одной участи.

Утешителен, отраден для христианина голос его собрата в этой тьме и сени смертой, в которой мы совершаем наше земное странствование, шествуя к небу. Что скажу Вам с отдаленной моей стражи? Какую мысль утешительную понесут к Вам мои звуки? Услышьте то, что и мне доставляет особенную пользу: услышьте слова

Спасителя, предложенные Им для общего сведения, назидания, подкрепления всех странников земли: В терпении вашем стяжите души ваша²¹². Ах! Нужно нам помнить это наставление Спасителя, нужно держаться за него непрестанно, как держится слепец за руку путеводителя, потому что скорби то и дело передают нас одна другой, как волна волне. Перепродают нас одна другой, как жестокий господин продает невольника другому господину, столько же или более жестокому. И когда уже душа и тело истончатся скорбями, соделаются слабыми, ничтожными подобно паутине, – принимает нас гроб!..

Для преодоления иной скорби нужно мужество; для исшествия из другой – мудрость; для избавления от третьей – смирение. Но во всех скорбях, при всех прочих добродетелях, непременно нужно терпение. Ни одна добродетель не может состояться без терпения; добродетель, чтоб пребыть добродетелию, нуждается в терпении. Кто поколеблется в добродетели, не претерпит в ней до конца, тот теряет свою добродетель. Господь сказал о благоугождающих Ему, что они плод творят в терпении²¹³, повелел «душу свою стяжевать в терпении»²¹⁴, возвестил, что спасется только претерпевый же до конца²¹⁵.

Вот отклик мой на Ваш призыв из моего уединения! Да проникнет он во внутреннюю храмину сердца Вашего, да раздастся в ней, да прольет в ней кроткое утешение, утешение, которое подают небесное слово и небесная надежда. Это – голос вопиющего из пустыни, молчащего в пустыне!..

И опять погружаюсь в мое молчание, в мою даль, в мою неизвестность, темные, вдохновенные, как ночь глубокая. Так молчит часовой, вытянувший свой урочный, заунывный отклик!

Христос с Вами.

11 сентября 1847 года.

Письмо 109
Мы – странники. Черты лица забываются, душа – нет. О терпении

Письмо Ваше мне очень понравилось; действия Ваши, внушенные любовию к ближнему, очень понравились; совет Ваш очень понравился, который и исполняю, как Вы видите по приложенному письму в Париж. Наконец, Вы мне очень понравились; в письме Вашем

Вы так мирны, так спокойны. Не люблю я, чтоб странники земные были безумно веселы: это нейдет странникам, изгнанникам, которых ждет смерть, суд, двоякая вечность, блаженная или горестная. Люблю, чтоб они были спокойны, спокойствие – признак, что странник с благословенною надеждою в сердце.

Я живу уединенно и лечусь; действие лекарства спасительно, но вместе сильно, от чего лежу по целым дням. Из моих окон прекрасный вид на Волгу, который я хвалю, но на который взгляну редко-редко, мимоходом. Как помню себя с детства – телесные чувства мои не были восприимчивы, слабо действовал на меня посредством их вещественный мир. Я был нелюбопытен, ко всему холоден. Но на человека никогда не мог смотреть равнодушно! Я сотворен, чтоб любить души человеческие, чтоб любоваться душами человеческими! За то и они предо мной – какими Ангелами! – предстают взорам сердца моего так пленительно, так утешительно! Вот зрелище, картина, на которую гляжу, заглядываюсь, снова гляжу, не могу наглядеться. И странно! Лицо, форму, черты, тотчас забываю, душу помню. Много душ, прекрасных душ на моей картине, которую написала любовь, которую верная память хранит в целости, в живости колорита. Этот колорит от уединения делается еще яснее, еще ярче. На моей картине и Вы с Вашим братцем. Часто смотрю на Вас! Душа моя наполнена благими желаниями для Вас.

В пышном ли наряде или в немудром платьишке, – что до того? Совершим наше земное странствование, неся светильник веры правой, веры живой. Этот светильник введет нас в вечное Царство Божие, пред входом куда снимается одинаково и рубище, и пышный наряд. И самый пышный наряд в сравнении с светлою одеждою духовною – не что иное, как презренное рубище.

В терпении вашем стяжите души ваша²¹⁶, – сказано странникам земли, потому что путь наш узок и прискорбен, а мы слабы. Сила Божия в немощи совершается²¹⁷, – опять утешительно наставляет нас Писание. Благодарю братца Вашего за приписанные строки! Если б у моего письма были глаза, то я завещал бы им взглянуть на братца Вашего пристально, продолжительно и так дружелюбно, чтоб этот беспрерывный страдалец невольно, приятно улыбнулся.

Христос с Вами.

Письмо 110
Бегайте греха! О Страшном Суде

Вы в Париже! Волны житейского моря разнесли нас в разные стороны. Я витаю на уединенном берегу Волги – Вы брошены в Париж, столицу моды, столицу образованности мира и, можно сказать, в столицу тьмы и греха. В столице тьмы и греха охранитесь от помрачения, охранитесь от греха. Где больше опасности, там нужно больше осторожности. Если необходимые обстоятельства заставят быть в городах, где свирепствуют чума или другая заразительная болезнь, то надо стараться кончить там дела как можно скорее и уехать как можно скорее. Тем больше так должно поступить относительно города, – столицы греха. Кто знает – не нанесет ли всезлобный грех какой раны? Кто знает – какую он нанесет рану? Он может нанести и смертельную рану, неисцельную.

Приезжайте скорее назад, окончив Ваше дело. Здесь ждет Вас важное дело. Вы обязаны внимательно заняться Вашею душою. Не промотайте ее. А это можно сделать – и как многие делают! Вспомните, что и Вам надо выйти дверью гроба из этой жизни, предстать на Суд пред Господа, на Суд, страшный и для святых Его, и для тех, которые провели всю жизнь в благоугождении Ему. Там будут судимы не только грехи, но и правды человеков; там многие правды их осудятся правдою Всесовершенною. Это засвидетельствовал Сам Спаситель. Аще не избудет правда ваша, – сказал Он, – паче правды книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное²¹⁸.

О! Как бы милосердый Господь даровал мне возрадоваться о спасении Вашем и моем в этот и будущий век. Ныне день Вашего Ангела: да соблюдет Вас в совершенном благополучии Святой Ангел Хранитель Ваш.

Письмо 111
Странники и пришельцы. Духовное бдение

Благополучно ли Вы совершаете Ваше земное странствование? Случается человеку во время этого странствования заглядеться на предметы, представляющиеся взорам; ему кажется: шествие его к вечности остановилось. Это обман очей души. Мы идем и идем, – не останавливаемся ни на минуту.

Страннику земному на трудном пути его, чтоб он не заблудился, воспевается духовная песнь: «Воля Божия, святейшие заповеди и веление Божии». Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришельствия моего²¹⁹, — сказал вдохновенный Давид. Так в здешних краях, когда кто заблудится в лесу, в соседних селах звонят в церковный колокол, и по звуку колокола заблудившийся выходит из темного леса.

А что? Обширный, многолюдный город имеет в некотором отношении сходство с обширным лесом: в нем, как в лесу, можно заблудиться… Пусть будет голос мой из моего уединения подобен благодетельному звону колокола церковного: всегда он отдавался в душе Вашей, всегда находил в ней приют. И ныне да услышит его душа Ваша! Услышав, да исполнится истинного утешения! Думаю, человек не может ничем истинно утешиться, как только воспоминанием о Боге. Помянух Бога, – говорит святой Давид, – и возвеселихся²²⁰.

Как верно то, что мы все должны умереть! Что эта жизнь в сравнении с вечностью – ничего не значущее мгновение! Никто из человеков не остался бессмертным на земле. А между тем живем как бы бессмертные; мысль о смерти и вечности ускользает от нас, делается нам совершенно чуждою. Это ясное свидетельство, что род человеческий находится в падении; души наши связаны каким-то мраком, какими-то нерушимыми узами самообольщения, которыми мир и время держат нас в плену и порабощении. Нужно усилие, постоянное усилие, борьба с собою, чтоб выплыть из ужасной темной пропасти; нужно терпение, чтоб великодушно перенести все невидимые душевные бури. Искушение в уме и сердце страшнее всех внешних искушений. Никто так не опасен для нас, как мы сами. Бдите и молитеся, – сказал Господь, – да не внидете в напасть²²¹. Бдеть над собою можно только при свете Нового Завета. Свет, при котором совершается духовное бдение, изливают из себя и писание святых отцов. Божественное Писание и отцы непрестанно напоминают нам Бога, Его благодеяния, наше назначение, будущность вечно блаженную и вечно несчастную, обличают коварство мира, его козни, показывают средства, как избежать этих козней и войти в пристанище спасения.

Пребудьте в служении Богу краткое время земной жизни – и наследуете вечность, полную радостей и непрерывного наслаждения духовного. Надо же наследовать вечность!.. Не унывайте от преткновений, непогрешительность – несбыточная мечта! Преткновения свойственны всем человекам, которым, по этой самой склонности к падениям, повелено:

В терпении вашем стяжите души ваша²²². Претерпевый же до конца, той спасен будет²²³. Благословение Божие да почиет над Вами!

24 сентября 1847 года.

Письмо 112
Молитва соединяет воедино. Духовное обновление. Пожелание встретиться в вечных селениях

Прошедшего года 14 октября я был в Вашем доме, вместе с братиями моими служил Божественную литургию в Вашей домовой церкви. При священнослужении присутствовали Вы с благословенными дщерями Вашими, с благословенным потомством Вашим. Молитвою мы соединялись все воедино. Это единение превыше земных ощущений; тут что-то небесное; тут предвкушение будущей жизни, в которой человеков будет соединять Дух. Здесь, на земле, соединяет их наиболее земля. Землею называю нашу плоть и кровь. Так назвал их Бог: земля еси, – сказал Он падшему человеку, – и в землю отыдеши²²⁴.

После литургии имел я истинное, сердечное удовольствие принести Вам мое поздравление

с днем Вашего Ангела, пожелать Вам всех благ, которыми милосердый Господь во времени и в вечности наделяет человека, угодного Ему и любимого Им. Ныне из дальней пустыни моей прихожу к Вам мыслию, воспоминанием, сердцем, наконец, – этими строками. Приветствую Вас с днем Вашего Ангела, приветствую с таким же духовным наслаждением, исполненный таких же искренних и благих желаний для Вас. Да благословит Вас Господь! Да обновится яко орля юность твоя!²²⁵ А обновляется человек, юнеет – от благочестия. Если сравнить земную жизнь человеческую с вечностию, то все мы одинаково молоды и одинаково стары. Мне представляется в цвете и красоте юности, истинно – живущим – только благочестивый. Он издает из себя духовную воню бессмертия; слышен живущий в нем и оживляющий его душу Бог. Так для всех ясно ощутительна душа в действиях тела, которое она употребляет, как свое орудие; ощутительно и отсутствие души; его все видят в бездействии, в смраде охладевшего трупа.

С истинным, глубоким, духовным утешением я был свидетелем того, как сердце Ваше ожило для Бога; как был свидетелем этого приятнейшего зрелища и возблагодарил Бога. Нет на земле выше счастия, как познать

Бога и прилепиться к Нему всею душою. Этот союз – от ныне и до века. В этом союзе – условие истинного блаженства вечного, предвкушение которого уже начинается здесь, на земле.

Как ни вспомню о Вас, неразлучно с этим воспоминанием приходит на мысль мою стих псаломский: «Да обновится яко орля юность твоя». И посылает его сердце мое к Вам на крыльях сильного желания!

Письмо мое препровождаю чрез моего наместника с целию: он мне напишет, что вручил Вам письмо. Оно, как Вы видите, вовсе нецеремонное: все из сердца. Не утруждайте себя ответом на него: имею от Вас письмо, которое читаю и перечитываю всегда с новым духовным наслаждением, с благодарением Богу. Это письмо – Ваша душа; Богу угодно, чтоб она была для меня открыта к общей пользе: моей и Вашей. Говорящий слово Божие и слушающий слово Божие пользуются вместе, а приносит пользу – Бог. Он соединяет здесь, на земле, в юдоли скорбей и плача, человеков в единомыслие Своим всесвятым, всесильным словом. Он вселяет единомысленных по окончании земного странствования в дом вечный, где духовный праздник никогда не умолкает. Он да дарует нам здесь благоугодное Ему единомыслие и единодушие как залог; а там, на Небе, в вечности, да дарует неизреченное блаженство, как исполнение залога… Какая мысль сейчас пришла мне! Не скрою ее! Дал бы мне милосердый Господь видеть Вас со всеми чадами и внучатами Вашими в селении вечном, полном света и радости, полном славословия Богу, как зрел я Вас всех прошлого году 14 октября, собранных в Его святом храме. Вы устроили в доме Вашем приют для Бога, – устраивайте и в душе Вашей; Он устроит Ваш дом, обитель великолепную в Его святом граде, в Иерусалиме Небесном. Он устроит, потому что обещал воздать каждому по делам его.

Письмо 113
Как каяться мирянину. Самообольщение. Наставление ко спасению

С Божиею помощию отвечаю на письмо Ваше. Сказал Господь: Никтоже может пришли ко Мне, аще не Отец пославый Мя привлечет его²²⁶. Итак, хотя орудие призвания – человек, но призвание – Божие; призывающий – Бог. Ощутив это призвание, которое сделалось нам слышимым по совершении уже многого пути в земном странствовании, не ожесточите сердца Вашего. А ожесточается оно лестию греховною, как сказал святой апостол Павел. Блюдите, братие, – говорит он, – да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво, исполнено неверие, во еже отступити от Бога жива²²⁷.

Не советовал бы я Вам входить в подробное и тонкое разбирательство грехов и греховных качеств Ваших. Соберите их все в один сосуд покаяния и ввергните в бездну милосердия Божия. Тонкое разбирательство грехов своих нейдет человеку, ведущему светскую жизнь: оно будет только ввергать его в уныние, недоумение, смущение. Бог знает наши грехи, и если мы будем постоянно прибегать к Нему в покаянии, то Он постепенно исцелит самую греховность нашу, то есть греховные навыки, качества сердца. Грехи, соделанные словом, делом, сложением помышлений, должно сказать на исповеди отцу духовному; а в тонкое разбирательство духовных качеств, повторяю, не должно светскому человеку пускаться: это ловушка, ставимая ловителем душ наших. Познается же она по производству в нас смущения и уныния, хотя по наружности и облечена в благовидность добра. Нужно это черное покрывало для иноков, чтоб закрывать ими лучи благодати, сияющие из ума их и сердца; нужно это черное покрывало для иноков уже преуспевших, которых зрение греховности своей не может привести в безнадежие, приводит только в смирение. Так некогда носил покрывало на сияющем лице своем боговидец Моисей.

Надо признавать, – и это признание будет вполне справедливым, – надо признавать, что все мы, человеки, находимся больше или меньше в самообольщении, все обмануты, все носим обман в себе. Это – следствие нашего падения, совершившегося чрез принятие лжи за истину; так всегда падаем и ныне. Оттого в нас такая пременчивость! Утром я таков, к полудню иной, после полудня еще иной, и так далее. Оба мира действуют на меня, я подчинен обоим им, в плену у обоих их. Мир духов действует чрез помышления в сердечные ощущения; мир вещественный – чрез чувства телесные. Оба манят ко вкушению плода запрещенного. Телесным чувствам, зрению, слуху, осязанию представляется этот плод прекрасным; помысл – слово невидимого существа – внушает, твердит: «Вкуси, узнай!» Манит любопытством, подстрекает тщеславием. Раздается в душе нашей голос обольстителя, голос, который услышали, во-первых, наши прародители в раю; раздается голос: Будете яко бози²²⁸. Раздается и соблазняет; соблазняет и убивает. Потому-то дана человекам новая добродетель – «смирение», дано новое внутреннее делание – «покаяние». И делание, и добродетель – подлинно странные! Они радикально противоположны тому, чрез что мы пали. Покаянием умервщляется пагубное влияние чувств телесных; а смирением унитожается высокоумие, тщеславие, гордость житейская – словом, все, что человека, попросту сказать, с ума сводит.

Как же быть? Не должно смущаться бывающими переменами, как чем-то необыкновенным; не должно пускаться в тонкое разбирательство грехов, но проводить жизнь в постоянном покаянии, признавая себя грешным во всех отношениях и веруя, что милосердый Господь всякого, лишь признавшего греховность свою, приемлет в объятия Своего милосердия, в недро спасения. Это разумеется не о грехах смертных, покаяние в которых принимается Богом только тогда, когда человек оставит смертный грех. Занятия по дому и хозяйству очень полезны: удаляют от праздности и облегчают уму невидимую его борьбу. Борьба при праздности возводит в сильный подвиг, позволительный только тому, кто к нему вынужден обстоятельствами или приведен Богом. Благоразумие требует не выходить на борьбу, превышающую силы, напротив того, по возможности облегчать ее для себя. Веруйте Всемогущему Богу, надейтесь на Него, живите терпеливо и постоянно, живите в простоте, в покаянии и смирении, предавайтесь воле Божией, когда случиться сбиться с правого пути, – снова на него направляйтесь, – и спасетесь.