Текст книги "Вверх тормашками"

Глава 15

Вероника торопливо направилась через улицу к «Толку». Пока она переходила на другую сторону, ледяной ветер насквозь продувал ее пальто. Но, подойдя к дверям бара, она замешкалась.

Всю неделю, не считая вторника, когда она замещала Сэнди, ей удавалось ложиться в приемлемые часы. Так что у нее было достаточно времени для сна, и она должна бы чувствовать себя отдохнувшей, если бы не одна проблема. И суть ее заключалось в том, что… сна больше не было.

Просыпаясь ни свет ни заря в своей спальне, она каждый раз обнаруживала рядом Купера – или залезающего к ней в постель, или лежащего там. Сама она в это время была уже без пижамы и в зените страсти, даже еще целиком не очнувшись ото сна. И Куп, как правило, не довольствовался однократным сексом. Не то что сделал дело – и побрел к себе на чердак. Она теряла счет своим оргазмам задолго до того, как он покидал ее постель.

О Боже! От одного этого воспоминания из атмосферы, казалось, тут же исчезла вся метеорологическая суровость.

Но вовсе не это воспоминание привело Веронику в «Тонк». Она приосанилась и взялась за ручку двери.

Вероника предпочитала все продумывать до конца, и потому ее нежелание поделиться с Купом той внезапной мыслью в минувшую субботу не было голым упрямством. Незадолго до ее поездки в Шотландию в телефонном разговоре Кристл восторженно рассказывала, что собирается на презентацию какого-то шампанского по приглашению кого-то из мужчин, с кем она встречалась. Вероника еще тогда невольно вспомнила, что в своих родных местах ее сестра с некоторых пор не интересовалась подобными мероприятиями, хотя раньше их обожала. Но когда в прошлую субботу в памяти неожиданно всплыл тот телефонный разговор, Вероника ничего не хотела так сильно, как побыть одной и обо всем хорошенько подумать.

Но это было пять дней назад. Теперь она все это тщательно проанализировала, и пришло время переговорить с Купом, если допустить, что у него еще не пропал к этому интерес. Потому что с той же степенью вероятности можно предположить, что ему это будет безразлично, ибо то, что она собиралась сообщить, не имело принципиального значения. Это было всего лишь случайное наблюдение, вряд ли способное совершить переворот в этом неясном деле. И конечно же, ради этого не стоило специально идти в «Тонк».

Вероника вошла в бар и задержалась на миг, окунаясь ненадолго в тепло, с иронией оценивая свое нынешнее отношение к этому заведению. Для нее «Тонк» всегда был олицетворением худших из ее ночных кошмаров. Но последнее время она часто ловила себя на том, что изобретает для бара слабые оправдания.

Она заметила Купа за стойкой. Он разговаривал с кем-то из клиентов и тем временем готовил ему напиток. Вероника видела, как он откинул голову назад и засмеялся. Наблюдая за ним, она почувствовала, как у нее внезапно пересохло во рту.

О Боже! Это было большое несчастье. Вероника упорно старалась верить, что их взаимное влечение будет ослабевать, но оно только крепло. Не сказать чтобы она собиралась выпускать что-то из-под контроля. Как-никак она взрослый человек и может с этим справиться.

Выпрямившись, она размашисто зашагала к стойке.

– Привет, вот и я, – сказала Вероника, взбираясь па недавно освободившийся табурет.

– Здравствуй, – улыбнулся Куп и наклонился через прилавок с явным намерением ее поцеловать. Когда Вероника отдернулась назад, он выглядел озадаченным. Даже недоумевающим. Выражение его лица вызывало недвусмысленное ощущение, что он ею недоволен.

Веронику раздражало, что его реакция вызывает у нее беспокойство. Это его проблемы – не ее. И не стоит придавать этому значения. Она не намерена менять своего поведения, даже если бы могла. Она четко представляет себе временный характер их отношений и не собирается афишировать их перед посетителями «Тонка», тем более когда здесь опять присутствует Дарлин Старки. Один поцелуй на людях – и весь город решит, что у нее роман с Купером, еще раньше, чем она сама.

– Выпьешь что-нибудь? – прервал ее мысли Куп. Голос его звучал вяло и отчужденно.

Вероника заерзала на своем табурете. Жаль, что нельзя вернуть назад несколько последних секунд. Она вела бы себя по-другому, чтобы Куп на нее не сердился. Ей захотелось как-то его успокоить, пощадить его мужское самолюбие, и то, что в ней проснулось такое желание заставляло ее укреплять собственную оборону.

– Нет, – сухо ответила Вероника. – Спасибо. Я просто заскочила на минутку поговорить с тобой. Но совершенно очевидно, что это была не лучшая идея. – Она соскользнула с табурета. – Мы можем отложить это и на другой раз. – Можно было смело держать пари, что разговора не произойдет и позже. Во всяком случае, Вероника сомневалась, что после этого Куп станет пробираться к ней в постель.

– Погоди. – Он перегнулся через барьер и остановил ее, мягко придавив к прилавку ее маленькую руку. – Не уходи.

Вероника сделала пробное движение, чтобы освободить руку, и убедилась, что вряд ли это получится без борьбы. Она наклонилась ближе к нему и тихо сказала:

– Я не могу проявлять на публике свои чувства. Мне очень жаль, если это сердит тебя, но я не хочу, чтобы весь город занимался домыслами о наших отношениях.

– Я знаю. Мне показалось на миг, что ты стыдишься меня. Или по крайней мере того, что мы…

– Нет! Но ты должен понимать, как это будет выглядеть. Ты работаешь в семейном баре, живешь в моем доме и…

– И то, что я целую тебя через этот прилавок, повлечет шквал слухов. Я это понимаю. – Куп мягко встряхнул ее руку. – Поэтому выпей стакан вина или что-то еще и тем временем просто составь мне компанию. – Он погладил ее руку кончиками пальцев и отпустил. – Пожалуйста, – сказал Куп, встретив ее пристальный взгляд.

Вероника не думала, что такому человеку, как Куп, легко ставить себя в положение просителя. Поэтому она снова вскарабкалась на табурет.

– Я с удовольствием выпила бы стакан белого домашнего.

Однако изначальный импульс, побудивший ее пересечь улицу, пропал. Она не стала заводить разговор о Кристл, распределив свое внимание между наблюдением за Купом И общением с посетителями, которые останавливались поздороваться с ней.

Вероника с изумлением открывала для себя, что среди некоторых из тех, кто регулярно бывает в «Тонке», у нее действительно начинают появляться друзья. Оказывается, ее неприятные воспоминания не вполне согласовались с истинным положением вещей. Дурные поступки немногочисленной группы людей были раздуты ею до такой степени, что у нее сложилось превратное представление обо всех посетителях бара. Сейчас она постепенно приходила к убеждению, что в действительности здесь было больше простых и милых людей, нежели пьяниц, лапающих официанток.

Что касается наблюдения за Купером, то устоять перед этим соблазном было просто невозможно. Он был слишком привлекателен и совершенно неотразим, с его большим телом и грацией, с его экзотическим цветом волос и темными глазами, глядевшими на нее так, словно она владела ключом к его самым страстным фантазиям. Это ее крайне беспокоило. У нее рождалось подозрение, что Купер Блэксток начинает значить для нее больше, чем она хотела бы это признать.

Но… так ли уж на самом деле это ужасно? Ведь она не строила в отношении его никаких серьезных планов. Черт побери, она вообще не горела желанием строить подобные планы в отношении любого мужчины. И у нее никогда не возникало проблем с признанием своих чувств к ним. С чем это было связано? С тем, что она имела дело с другим типом мужчин? Обычно это были люди свободной профессии, ходившие в костюмах и галстуках. Куп был совершенно не похож на них. Но разве из-за этого он заслуживал меньшего внимания или уважения? Или, что внушало Веронике опасение, она отказывалась признавать его просто потому, что считала человеком другого сорта? Вообще-то она никогда не отличалась подобным снобизмом.

Вероника села немного прямее на своем табурете. Нет, она не была снобом, но ее поведение рискованно близко находилось от снобизма. «Ладно, сейчас это будет приостановлено». Внезапное ощущение свободы одержало верх. Куп был награжден такой ослепительной улыбкой, что от неожиданности даже заморгал. Он уперся локтями в прилавок и, наклонившись, ответил Веронике своей искрометной улыбкой.

– За что, Ронни?

– Гм. – Не будь у нее стольких ограничений относительно публичного выражения чувств, она наклонилась бы вперед отхватить большой лакомый кусок от его соблазнительной нижней губы. – Как за что?

– За что эта улыбка в биллион киловатт? Скажи, чем я ее заслужил, чтобы я мог повторить это еще несколько раз.

Вероника снова улыбнулась, удивляясь переполнявшему ее неподдельному радостному чувству.

– Возможно, – мягко сказала она, – это просто за то, что ты… что ты есть.

– Черт! – еле слышно выругался Куп. – Знаешь, для четверга здесь необычно мало народа. Хотел бы я знать, умеет ли Барбара готовить напитки.

Вероника всерьез предалась размышлениям по этому поводу, когда какой-то мужчина деликатно прокашлялся. Куп тотчас же отпрянул от нее. Она вздрогнула и вернулась из мира грез. Черт! Мало ей, что она обманывает себя, полагая, что в «Тонке» не станут сплетничать об их отношениях! Даже если это каким-то чудом осталось незамеченным, то своим поспешным бегством они с Купером определенно привлекут всеобщее внимание. Вероника боролась с настоятельной потребностью прикоснуться кончиками пальцев к своей руке – проверить, передается ли ей тепло Купа. Он генерировал его каждый раз, когда находился на близком расстоянии. Ей даже показалось, что сейчас она слышит шипение, вызванное излучаемой им энергией.

Она подхватила свое вино и залпом осушила весь бокал.

Скулы Купера окрасились ярко-красным цветом. Он бросил взгляд на мужчину, прервавшего их беседу.

– Что вам принести? – спросил он, убирая с прилавка пустые стаканы и вытирая полотенцем конденсат, скопившийся под хайболом.[17]17
  Виски с содовой и льдом, подаваемое в высоком стакане.


[Закрыть]

– Бурбон и «севен-ап», – сказал мужчина и занял свободный табурет рядом с Вероникой. Он дружелюбно кивнул ей и тут же снова переключил внимание на Купа.

– Вы не помните меня?

Куп задержал руку с баночкой «севен-ап» над стаканом, пристально глядя на молодого человека. Затем криво усмехнулся уголком рта:

– К сожалению, не могу этого сказать. Мне гораздо лучше удается сопоставление напитка с его потребителем, нежели с именами. Вы недавно поменяли свой напиток?

– Вы никогда не готовили мне напитков.

Куп поднял брови. Тогда мужчина нетерпеливо покачал головой:

– Извините. Я давно к вам собираюсь. Меня зовут Дэвид Пессейн. – Он протянул Купу руку. Куп вытер руки полотенцем и потом встряхнул руку молодого человека. – Вообще-то я и не ожидал, что вы меня вспомните, – сказал Дэвид. – Я был еще ребенком, когда мы встречались. Но я столько лет слышу о ваших подвигах, что мне кажется, будто я вас хорошо знаю. Когда мне стало известно, что вы работаете здесь, я просто должен был заглянуть сюда поздороваться с вами. Несколько лет назад я переехал в Спокан, но я приезжаю в Фоссил навестить родных. Мне захотелось зайти к вам, чтобы сказать, как я сожалею об Эдди.

Вероника удивленно заморгала. Молодой человек, должно быть, ошибся, подумала она. Но Куп вдруг стал очень, очень тихим. Она быстро взглянула на него, и при виде его лица теплое чувство, исходящее от их флирта и окутывавшее ее сердце, превратилось в лед. Ей было знакомо это непроницаемое лицо. У него всегда было такое лицо, когда он не хотел, чтобы другие читали его мысли.

Она резко повернулась лицом к мужчине, сидевшему сбоку от нее.

– Вы имеете в виду Эдди Чапмена? Вы его знаете?

– Конечно. Мы росли вместе, и он был, наверное, самым близким моим другом. Лично я не представляю, чтобы он мог сделать то, что о нем говорят. Это еще одна причина, по которой я чувствовал себя так неловко, что до сих пор не наведался к Джеймсу.

– Джеймсу?

– Куперу, я имею в виду. – Дэвид снова повернулся к нему и засмеялся. – Извините. Эдди всегда говорил, что напоминать вам о том имени – это значит проиграть бой. Поэтому я даже не знаю, как так получилось, что я вас назвал Джеймсом. – Он добродушно пожал плечами. – Эдди поклоняется вам как божеству, вы знаете.

«О Боже, я знать ничего не хочу!» – негодовала Вероника. От возмущения ее сердце готово было выскочить из груди. Однако это не помешало ей удержаться от вопроса:

– Почему?

Молодой человек, казалось, не видел ничего странного в том, что именно она задает вопросы, тогда как Куп просто стоит по другую сторону прилавка с отсутствующим видом.

– Господи, с чего начать? Морской пехотинец, конечно же, важная персона. Настоящий мачо в представлении ребенка. Но давайте посмотрим в лицо правде. Я думаю, Джеймс, то есть Купер, с равным успехом мог быть бухгалтером, и Эдди считал бы тогда, что нет большей глупости в мире, чем размахивать штыком. Просто так уж водится у них, младших братьев.

Эдди – его брат? Взгляд Вероники метнулся обратно к Куперу. Она ожидала от него отпирательств, что молодой человек ошибается, принимая его за брата Эдди. Тем временем ледяной кулак все крепче сжимался вокруг ее сердца.

Но вместо опровержения Куп только взглянул на нее на секунду и пожал плечами. Потом повернулся к другу Эдди.

– Теперь я смутно припоминаю, – сказал он невозмутимо. – Я рад снова вас видеть, Дэвид.

Вероника чувствовала, как каждый ее нерв кричит от боли предательства. Она слезла со своего табурета и молча пошла прочь.

Куп закрыл на ночь «Тонк» и спустя минуту зашагал через улицу. Войдя в дом, он направился прямо наверх, в спальню Вероники. Он повернул дверную ручку и облегченно вздохнул, не ощутив никакого сопротивления. Но радость оказалась преждевременной. Дверь приоткрылась на полдюйма, но ручка уперлась в какой-то неподвижный предмет. Вероника подперла ее снизу креслом.

Он легонько тряхнул дверь.

– Позволь мне войти, Ронни. Мы должны поговорить.

Вероника не отвечала, но Куп знал, что она не спит. Он угадывал ее присутствие, почти осязаемо чувствуя ее обиду и гнев по другую сторону двери. Заявление Пессейна явилось шоком не только для нее. Куп и сам был захвачен врасплох. И отнюдь не был горд тем, что первым делом пожалел, что теперь с его анонимностью покончено.

Наблюдая за Вероникой, прежде чем она ушла, не сказав ни слова, Куп видел, как вся кровь схлынула с ее лица. Не прошло и пяти минут после ее ухода, как всем стало известно о его родстве с Эдди. Бар сразу зажужжал, как пчелиный улей. Учитывая присутствие Дарлин Старки, можно было с большой вероятностью предположить, что к утру об этом заговорит весь город.

Но в данный момент Купу было на все это наплевать. Пусть они говорят, что им хочется. Черт с ними! Единственным человеком, чье мнение являлось для него значимым, была Ронни.

Но она, похоже, не собиралась разговаривать.

– Впусти меня. – Куп водил рукой по старым деревянным панелям и прикладывал глаз к щелям в двери, но ничего не видел. – Я тебе все объясню. – Во всяком случае, он на это надеялся. Куп услышал, как она встала и направилась к двери. У него подпрыгнуло сердце от облегчения. Он успел заметить только, как промелькнули ее спутанные волосы, затем узкий фрагмент ее лица, когда она приблизилась к креслу. Ее глаз даже при тусклом свете выглядел опухшим, словно она плакала. У него защемило сердце. Он не хотел ее слез, но так или иначе стал их причиной. Поймав ее взгляд, Куп попытался мягко улыбнуться.

Она остановилась и на мгновение задержала на нем свой взгляд. Потом медленно отошла назад и плотно закрыла дверь у него перед носом.

Глава 16

– Я думаю, что ты не должна так себя вести, дорогая, – сказала Марисса на следующий день, во время завтрака у нее на кухне. Она протянула Веронике чашку с чаем и села на стул рядом с подругой. – Если Куп – брат Эдди, я вполне могу понять, почему он держал это при себе.

– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Вероника. Она шла к подруге за утешением, но вместо этого снова столкнулась с предательством. – Заниматься со мной сексом и не потрудиться рассказать мне… По-твоему, это хорошо?

– Поздравляю! – Марисса резко выпрямилась, как раскладной нож. – Вы занимались сексом? Черт побери, когда это произошло?

– В прошлую субботу. – Вероника прикрыла щеки руками, подглядывая за Мариссой через пальцы. – Ну, первый раз, во всяком случае.

– Первый раз. И о скольких разах идет речь?

– О Боже, Рисса! Я с ним совсем свихнулась. – Делая это признание, Вероника испытывала то же противоречивое чувство, с которым она боролась с прошлой ночи, когда жару сексуального возбуждения противостояли холодный озноб и тягостные ощущения под ложечкой. – За пять ночей по нескольку раз за ночь, – добавила она и вкратце поведала Мариссе о нашествиях Купа посреди ночи. – Это было столько раз, что я сбилась со счета. И за все это время он ни словом ни обмолвился о своем родстве с Эдди.

– Это – свинство.

– Спасибо, – сказала Вероника. Ее ком под ложечкой немного рассосался. – Так-то лучше.

– Да, но не слишком успокаивайся, – посоветовала Марисса. – Потому что тебя за это повесить мало.

– Меня? Что я такого сделала? В данном случае я – жертва, и мне нужно дать чай с шоколадом.

– Ты получила свой чай с шоколадом. – Марисса подвинула ближе блюдо с «Орео»,[18]18
  Сорт шоколадного печенья с начинкой из белого крема.


[Закрыть] награждая Веронику суровым взглядом. – Но ты должна дать мне объяснения, девочка. У вас с Купером Блэкстоком был бурный секс. Пять дней подряд по нескольку раз за ночь. И ты ни слова не сказала своей лучшей подруге! Я не могу этому поверить.

– Я собиралась тебе рассказать. – Вероника неловко заерзала на стуле. – Только, прежде чем говорить об этом вслух, я хотела все уяснить для себя.

– Что тут уяснять? Да на него достаточно раз взглянуть, чтобы понять, что бесподобный секс тебе обеспечен. Можешь меня поправить, если я ошибаюсь.

Вероника готова была отшутиться, отвергнуть саму эту мысль или сказать что-то неопределенное, вроде того, что «у него с этим делом все в порядке». Однако глаза ее мысленно перебирали все, что Куп был способен совершать своим большим телом. Она хлопнула ладонью по мраморной столешнице.

– Это не аргумент.

– Великолепный секс – всегда аргумент, – сказала Марисса. – Или по крайней мере сам по себе заслуживает большого внимания. А это был захватывающий секс, не правда ли?

– О да, – бездумно согласилась Вероника, но потом проявила твердость и безжалостно отодвинула восхитительные воспоминания. – Но честно сказать, до последней ночи я все еще отказывалась признаваться себе, что за этим стоят сколько-нибудь серьезные отношения. И как выясняется, интуиция подсказывала мне чертовски правильные вещи. Разве не так? У нас с ним нет ничего. Ничего.

– Потому что он не сказал тебе, что Эдди – его брат?

– Совершенно верно. И теперь я понимаю, почему он это скрывал. Он хотел выведать у меня информацию. Я чувствую себя простофилей, Рисса, и это очень обидно. Но знаешь, что еще хуже? Этот Купер Блэксток ужасно напоминает мне моего отца.

– О, дорогая. – Марисса погладила Веронику по руке. – Конечно же, это не так. В городе говорят, что он служил в морской пехоте.

Вероника закивала:

– Я думаю, это правда. Вчера вечером Дэвид… ну, тот парень, который его рассекретил, что-то упоминал об этом.

– Тем более, – сказала Марисса. – В таком случае не может быть, чтобы у человека напрочь отсутствовали амбиции.

– Ты не учитываешь, что ему где-то… тридцать четыре, тридцать пять, да? Для отставки несколько рановато. Спрашивается: чем тогда он занимается в этой жизни?

– Может, он, как и ты, лицо свободной профессии, – беспристрастно заметила Марисса. – Или его работа временно приостановлена, так же, как и твоя.

– С чего бы? С моей работой все понятно. Я должна продавать «Тонк» и дом, а кроме меня, этим заниматься некому. Не говоря уж о том, что Лиззи нуждается… – Вероника затравленно посмотрела на подругу. – Лиззи. О Боже, Рисса, я была так поглощена собой, что совсем о ней забыла. Теперь оказывается – он ее дядя! – Она с воинственным видом выпрямилась на стуле. – Вот сукин сын! Он жил с ней в одном доме и ничего не сказал. Ни одного слова, чтобы как-то дать ей знать, что она может рассчитывать на него. – Вероника неожиданно засмеялась. – Конечно, учитывая, что в действительности надеяться не на что, может, это и во благо. Принимая во внимание, кто он, – пояснила Вероника, когда Марисса подняла брови. – Ты понимаешь, что я имею в виду, – хмуро добавила она.

– Полагаю, да. Ты собираешься ей рассказать?

– Ну почему я должна делать всю идиотскую работу! – Вероника уперлась костяшками пальцев себе в виски, где начиналась головная боль. – Но, как бы ни хотелось этого избежать, придется сбросить ей на голову сию маленькую бомбу. Я решительно не желаю, чтобы Лиззи услышала об этом от кого-то в школе. – Она мрачно воззрилась на холодильник Мариссы с яркими разноцветными магнитиками, крепившими детские художества. – Разве это не замечательно? – саркастически сказала Вероника. – Можно подумать, ей не хватает еще одного шока.

– Хотя не исключено, что для Лиззи это окажется приятной новостью, – спокойно возразила Марисса. – Она сможет получать пользу от всех родственников, какие у нее есть.

С минуту они сидели молча, пили чай и очищали блюдо с «Орео». Марисса отодвинула свою чашку и несколько секунд рассеянно чертила кончиком пальца невидимые круги на столешнице. Наконец она прокашлялась и, окинув глазами Веронику, сказала:

– Что касается не слишком большой благонадежности мужчин, возможно, я и сама столкнулась с этой проблемой.

Вероника, наблюдавшая за своей подругой, недоумевала по поводу несвойственных ей уклончивых выражений. Она нахмурила лоб, словно Марисса изъяснялась на каком-то другом языке, отличном от английского. Но наконец до нее дошло, что это могло относиться только к одному человеку.

– Коди?

– Я начинаю думать, что он не хочет иметь дело с моими детьми.

Вероника рассмеялась:

– Ты шутишь. – Она немедленно взглянула на Мариссу и по ее лицу поняла, что подруга действительно озабочена. – Извини, я не хотела преуменьшить серьезность ситуации. Просто это застигло меня врасплох. Я считала Коди великодушным человеком. Мне казалось, он должен прекрасно относиться к детям.

– Да, я тоже так думала. Но заметь, наши встречи происходят, пока Дессы и Райли не бывает дома. Или очень поздно в «Тонке», когда он заезжает за мной, после того как они уже в постели.

– Да, но вполне возможно, это случайное совпадение. Ты так не считаешь? Я имею в виду, когда ты бываешь свободна и когда он…

– Все возможно, Ронни, – перебила ее Марисса. – Но я не считаю это совпадением.

– Почему?

– Я просто нутром это чувствую, – сказала Марисса. – Пока еще это только подтачивает край сознания. Но я подозреваю, что мне самой не хочется слишком углубляться в подробности. Ты меня понимаешь?

– О да, – с горячностью согласилась Вероника. – Я это слишком хорошо понимаю. – Она внимательно изучала унылое лицо подруги. – Оставим очевидные вещи, Марисса. Тот, кто не способен оценить, какие у тебя замечательные дети, просто подонок. Скажи мне, что ты в итоге думаешь обо всем этом? О нем. Я еще никогда не видела, чтобы две родственные души так вот сразу нашли друг друга. Что это было? Просто счастливая случайность или ты действительно влюбилась в него?

– С точки зрения краткосрочности, наверное, следует сказать, что это счастливая случайность. Мы знакомы с ним не так давно. Но боюсь, что я действительно влюбилась. Я не чувствовала к мужчине ничего похожего после Денни.

Вероника стиснула подруге руку.

– Тогда не лучше ли тебе прямо спросить его? Твои ощущения еще ничего не доказывают, ты могла истолковывать все это неправильно.

– Я допускаю такую возможность, – медленно проговорила Марисса. Она села прямее и посмотрела на Веронику с неожиданной категоричностью. – Да, ты права. Это слишком важное дело, чтобы пытаться решать его путем догадок. Я позвоню ему сегодня вечером и договорюсь о встрече. Я должна выяснить, что к чему.

Вероника размышляла обо всем этом, пока ехала домой, всем сердцем желая, чтобы Марисса ошибалась. Но, паркуя автомобиль перед домом, она вдруг вспомнила вечер с ночевкой в Доме ветеранов войны и выражение лица Коди, когда Марисса пригласила его сходить в кино вместе с ее детьми. Возможно, ее подруга чего-то не знает. В тени, промелькнувшей на лице Коди, действительно что-то было.

Но это «что-то» так легко могло быть ею ошибочно истолковано. Однако если Марисса права, может выйти чертовская неловкость. Вероника искренне желала своей подруге счастливого завершения этой истории. Никто другой не заслуживал этого больше, чем Марисса.

Если Вероника и ожидала кого-то застать в гостиной, то меньше всего Купа. Она остановилась в арке, увидев его растянувшимся на парчовой золотисто-зеленой софе.

– Я рад, что ты вернулась, – сказал он, поднявшись с дивана. – Я ждал тебя.

У нее заколотилось сердце, и она почувствовала, как жар, охвативший шею, подступает к лицу.

– Ты ждал? Напрасная трата времени. Потому что мне нечего тебе сказать… Джеймс.

Лицо его приняло суровое выражение.

– Меня зовут Купер! Джеймсом меня называла только моя мать. И то исключительно из-за того, что это имя, по ее мнению, заключало в себе более возвышенный оттенок, если хочешь, смысл, нежели Куп. В подобных вещах она была настоящим фанатиком.

– Боже мой, какие тонкие соображения для бармена-морпеха! – воскликнула Вероника. Она даже бровью не повела, когда их распаленные взгляды схлестнулись.

– Пусть и так, – без всякого выражения согласился Куп. – Ты, должно быть, удивлена, что мне доступны такие умозаключения.

Хотя его лицо выражало то преувеличенно холодное спокойствие, которое Вероника начинала ненавидеть, она инстинктивно знала, что его самолюбие уязвлено. Ей следовало бы этому радоваться, ибо ее открытие, что Эдди – его сводный брат, видит небо, задело ее за живое. Но вместо этого она считала свое поведение сейчас… постыдным. Это ли не чушь?

Как ему это удавалось? Умная женщина просто повернулась бы и ушла. Но она заинтересовалась помимо своей воли.

– Значит, тебя действительно зовут Джеймс? – сказала Вероника, не удержавшись от вопроса.

– Совершенно верно, это мое имя. Мое законное полное имя – Джеймс Купер Блэксток. Однако с момента появления на свет меня называли вторым именем. Только моя мать обычно использовала первое. Но даже она не настаивала на этом, до тех пор пока не вышла замуж за Чапмена.

– Едва ли она единственная звала тебя Джеймсом, – посчитала нужным подчеркнуть Вероника. – По словам твоего новоявленного друга Дэвида, твой брат Эдди тоже так тебя называл.

– Господи! Ронни, он слышал это имя с пеленок. Мама упорно отказывалась называть меня как-то еще.

– Прекрасно. Спасибо за разъяснение. Ты можешь выбрать себе какое угодно имя, но все равно мне нечего тебе сказать. – Вероника собралась уходить, но внезапно вспомнила о Лиззи. – Нет, не совсем так. Я считаю, чем заниматься разговорами со мной, дождался бы лучше Лиззи. Когда она придет, объясни ей, почему ее родственник жил в этом доме, но не видел необходимости поделиться с ней правдой.

Куп оцепенел.

– О Боже, она же меня возненавидит, – сказал он с совершенно несчастным видом. Вероника с удивлением увидела, что мистер Бесстрастный был явно встревожен.

– Я полагаю, это твой шанс, – сказала она, – и ты должен его использовать. Ты ничуть не смутился, когда вчера вечером весь бар услышал, что Эдди – твой брат. Ты не подумал, что уже на следующее утро это будет известно в ее школе и станет предметом глупых шуток? Это довольно скверно. – Вероника шагнула ближе, вскинув голову прямо перед его лицом. – Я не хочу, чтобы какой-нибудь невоспитанный маленький задира тыкал ей этим. И будь я проклята, если допущу, чтобы она оказалась не подготовленной к такой информации.

У него задергалась мышца на подбородке, но он коротко кивнул и сказал:

– Я все расскажу Лиззи, как только она придет домой.

– Хорошо. – Вероника отступила назад. – Теперь, я полагаю, мы все сказали друг другу.

– Ничего подобного! – Куп схватил ее за руку. Вероника выразительно посмотрела на его загорелые пальцы. Он тотчас ее отпустил, однако придвинулся ближе. Он хмуро смотрел на нее сверху вниз, сдвинув темные брови. – Черт побери, Ронни, что мне оставалось делать? Что я мог тебе сказать в тот вечер, когда первый раз пришел к тебе на кухню? Объявить, что Эдди – мой брат и что он не убивал твою сестру? И что я здесь потому, что хочу вернуть ему доброе имя? Ты не стала бы слушать и вышвырнула бы меня с негодованием.

– Вполне вероятно. Но теперь мы этого никогда не узнаем. Как можно говорить наверняка, если ты не дал мне шанса принять то или иное решение? И неужели мне действительно нужно тебе напоминать, что ты имел для этого кучу возможностей? Ты понимаешь это, Блэксток? Проходила ночь за ночью, но я не припомню, чтобы хоть слово об этом сорвалось с твоих уст. Я не слышала ни одного намека. До вчерашнего вечера я ничего не знала о мужчине, с которым спала!

Черт! Да, он не сказал ей. Он не хотел ее покидать и боялся, что признание в своем родстве с Эдди приведет именно к этому. Купер распрямился, упрочивая свою оборону. Нет, это было не так. Она заняла слишком много места в его жизни. Не то чтобы раньше она ничего не значила для него – конечно же, нет. Но только не до такой степени, как теперь, и… Впрочем, это вовсе ничего не объясняло. Несмотря на это, он услышал как бы со стороны, как что-то бормочет.

– Я не хотел тебя покидать. Устраивает?

– Угу. – Голос Вероники был монотонный, недоверчивый, и по ней не было видно, что ей только что дали сильный козырь. Она выглядела очень расстроенной. – Получается, что ты нашел себя в детской игре с липовым занятием и не хотел ее испортить чем-то таким грязным, как правда.

– Это совсем не то, что я сказал! Господи И-и-исусе! – Куп сокрушенно смотрел на нее, продирая пальцы сквозь свои волосы. – Вот почему мужчины ненавидят обсуждать что-либо с женщинами. Мы говорим одно, а вы слышите совсем другое!

Глядя на нее, Куп напрочь утратил контроль над собой. Он обнял ее и, притянув ее к себе, накрыл своим ртом ее губы. Жестокий поцелуй потряс ее силой накопленного тепла. Смакуя ее неповторимый вкус, Куп на несколько мгновений почувствовал себя потерянным. Он резко отнял свой рот и сделал шаг назад, облизывая губы, чтобы сохранить ее аромат.

– Ты и я вместе? О Боже, Ронни, только бы это не обернулось чем-то более коварным и мощным, чем я ожидал. Стоило попробовать лишь однажды, как я захотел вкушать это дальше. Но я понимал, что этого никогда не случится, если я расскажу тебе о моем родстве с Эдди. Поэтому… Да, я держал это при себе. Возможно, я не должен был этого делать, Ронни. Но я не хотел оказаться внезапно выброшенным из твоей жизни. – Куп не сводил с нее глаз. – А это точно случилось бы. В ту же минуту, как только ты узнала бы правду.