Текст книги "Вверх тормашками"

– В полиции? – спросил Куп. – Что за чертовщину вы несете! – Куп шагнул вперед, угрожающе надвигаясь на нее.

Вероника откинула голову назад и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я буду с вами откровенна, Купер. По правде сказать, я не верю всерьез, что вы можете обидеть Лиззи. Но, судите сами, вы, посторонний мужчина, живете в одном доме с шестилетней девочкой. Будь я проклята, если позволю себе рисковать ее безопасностью. Я скорее кишки себе выпущу! И поэтому говорю вам прямо, я должна удостовериться, что вы никогда не были под стражей. Если я выясню, что вас арестовывали, вы окажетесь на улице. И ваш договор о найме жилья полетит к черту, не успеете вы и глазом моргнуть.

Она рассуждала здраво, и Куп не мог ее осуждать. Но он чувствовал себя оскорбленным до мозга костей. Он честный человек. Черт побери, он был морским пехотинцем! И тринадцать лет охранял безопасность таких, как она. Но она считает его каким-то извращенцем, зарящимся на маленьких девочек.

Куп не мог с этим смириться.

Издав недовольный звук, он повернулся и направился к двери. Вероника с тяжелым сердцем наблюдала, как он уходит, чувствуя, как беспокойство подступает к горлу. Но она обязана защищать Лиззи, поэтому ее намерение собрать данные о Купе – совершенно разумное решение.

– Вероника?

Она обернулась. К ней направлялся Коди с бумагами на своем рабочем пюпитре.

– Я уже сделал разметку, как ты хотела. У тебя есть минутки две, чтобы бегло просмотреть ее вместе со мной?

В глазах у нее стояло оскорбленное лицо Купа, с его гневным взглядом. И еще, что волновало ее даже больше, с каким-то неуловимым выражением, выглядевшим почти как… боль обиды.

Вероника тряхнула головой и переключила внимание на Коди. «Не будь дурой. Этого парня и танком Шермана не прошибешь».

– Да, конечно, – сказала она. – Давай сядем вон там, и ты расскажешь мне, во что это все обойдется.

Куп, ошеломленный, шагал по улице к своей машине. Обычно свойственные ему рассудительность и логичность сейчас были притуплены яростью. Он так рванул ручку дверцы, что едва не сорвал ее с петель. Сев за руль, он громко захлопнул ее, включил зажигание и отъехал от тротуара.

Прямо за «Биг-Кеем», на окраине города, он выбрался на скоростную магистраль, соединяющую два штата, и нажал на акселератор. В ту же секунду ведущие колеса лихо понесли автомобиль под уклон. Куп ударил кулаком по CD-плееру и выкрутил звук на полную мощь. Машина с ревущим мотором и орущими динамиками помчалась по шоссе.

За стеклом мелькали припорошенные снегом серовато-коричневые холмы, голые равнины и яблоневые сады со множеством рядов похожих на скелеты деревьев. Не сбавляя скорости, Куп проехал мимо непримечательных маленьких поселков со зданиями из шлакобетона. Приблизительно в пятнадцати милях от города автомобиль внезапно вырвался на открытое пространство. Тогда Куп включил «дворники», установив регулятор на самую высокую скорость, чтобы очистить быстро запотевшее ветровое стекло. Вернувшись с развязки назад, он снова вырулил на автостраду, ведущую на север, и нажал на педали.

Начался сильный дождь, и на шоссе скопилось много воды. За несколько миль до Фоссила машина въехала в большую лужу и пошла юзом. Куп, немедленно сбросив газ, стал крутить руль. Он не видел никакого смысла погибать в автокатастрофе, из-за того что Вероника Дэвис страдает подозрительностью.

Непонятно, почему это вызывало у него такое раздражение. Где-то в дальнем уголке разума он одобрял ее осторожные действия. Она делала все, что могла, чтобы защитить Лиззи. Кто станет с этим спорить?

Ему стоило адского труда снискать определенную степень уважения к себе. Бог тому свидетель. Собственная мать всегда считала, что он ни на что не годен. Он упорно работал над собой, чтобы опровергнуть ее мнение и обрести чувство собственного достоинства. Черт возьми, он совершенно не заслуживал, чтобы на него возводили поклеп, как на какого-то педофила.

Но развивать эту тему не имело смысла. Пора уже перестать думать о маленькой мисс Дэвис. За время короткого пребывания в «Тонке» он собирал по крупицам всю информацию о гибели Кристл. Он также прислушивался к тому, что думают люди о причинах ее убийства и почему в первую очередь подозрение пало на Эдди, но все это даже на малую толику не увеличивало надежды восстановить доброе имя его брата. Настало время действовать активнее.

Куп подъехал к аккуратно вымощенной стоянке в небольшом деловом квартале. Он посидел с минуту, просто прислушиваясь, как сильный дождь выбивает оловянную Дробь по крыше машины, и разглядывая строение из красного дерева, с односкатной консолью в стиле пятидесятых годов. Скромная вывеска наверху гласила: «Юридическая консультация Фоссила». Внезапное и неясное волнение сковало все его тело. Куп сделал несколько энергичных выдохов, чтобы снять напряжение. Он достал из бардачка свою чековую книжку, вылез из машины и быстро запер дверцу. Под обстрелом дождя он помчался к двери. Черт побери, холодно! Нужно было надеть пальто.

Через секунду Куп стоял перед дверью с табличкой: «Нейл Пиви, адвокат», отряхиваясь, как вымокшая собака. Он вытер руку о сухую часть своей футболки под клетчатой рубахой и повернул ручку двери.

Дверь отворилась, и над головой у него мелодично звякнул колокольчик. Из-за конторки выглянула молодая женщина.

– Доброе утро, сэр, – сказала она с отрепетированной улыбкой. – Чем могу помочь?

Куп прошел по бурому плюшевому ковру к полукруглой сиренево-серой стойке для посетителей.

– Меня зовут Купер Блзксток. Я хотел бы видеть мистера Пиви.

– Вам назначено? – уточнила секретарша.

– Нет. Но если у мистера Пиви нет времени принять меня сегодня, наверное, я бы записался.

Женщина сняла телефонную трубку и задержала палец на клавише селекторной связи.

– Мистер Блэксток, я могу передать мистеру Пиви, по какому вы вопросу?

– Я предпочел бы сообщить ему это лично, если вы не возражаете.

Профессиональная улыбка секретарши осталась недрогнувшей. Женщина кивнула и нажала клавишу.

– Мистер Пиви, здесь мистер Блэксток. Он хотел бы с вами встретиться. Да, сэр, Купер Блэксток. – Она послушала секунду и ответила в трубку: – Нет, сэр, он без предварительной за… Да. Да. Хорошо, сэр.

Женщина положила трубку на место и взглянула на Купа.

– Через минуту мистеру Пиви должны позвонить. Он проводит видеоконференцию по договоренности с клиентом. Но мистер Пиви сказал, если вы согласны подождать, он уделит вам часть времени от своего ленча.

– Спасибо. Буду ему очень благодарен. – Куп плюхнулся в неудобное, обитое серой материей кресло в стиле Имзов[7]7
  Супруги Имз, Чарлз (1907–1973) и Рей (1912-19S0) – известные американские дизайнеры.


[Закрыть] и взял первый подвернувшийся под руку журнал. Пролистывание его страниц оставило не более чем сумбурное впечатление о его содержании. Одна половина издания изобиловала рецептами роскошных блюд, тогда как другая, похоже, была посвящена рекомендациям по диете.

– Мистер Блэксток! – Секретарша положила на стойку регистрационный бланк. – Заполните, пожалуйста. Мне нужна некоторая информация для оформления счета.

Куп встал и заполнил бланк. Потом вернулся на свое место и взял другой журнал, как оказалось, не совсем свежий номер «Тайм». Но Куп обнаружил в нем статью, которая навела его на интересную мысль. Он углубился в чтение и занимался этим до тех пор, пока секретарша, открыв боковую дверцу, не высунула голову из-за стойки.

– Мистер Пиви сейчас вас примет.

Куп записал номер, месяц и год выпуска журнала. Затем поднялся и последовал за женщиной в офис.

Она остановилась в холле перед закрытой дверью и тихонько постучала. Мужской голос пригласил их войти. Секретарша открыла дверь и отступила назад, пропуская Купа. Потом затворила дверь, как только он вошел в комнату.

Навстречу ему из-за дубового стола поднялся мужчина, на вид лет сорока с небольшим.

– Мистер Блэксток? Я Нейл Пиви. – Его каштановые волосы начинали редеть, но чувствовалось, что он в хорошей физической форме и, судя по дорогому костюму, а также холеной внешности, следит за собой. Перегнувшись через стол, он протянул Купу руку с безупречно ухоженными ногтями.

Мужчины обменялись рукопожатием. Затем Пиви указал на кресло перед столом.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласил он Купа и сам сел в свое кресло. – И рассказывайте, чем могу помочь вам.

Куп занял указанное ему место и, встретившись с пристальным взглядом адвоката, сказал:

– Вы можете сообщить мне некоторые сведения по делу Эдди Чапмена?

Лицо мужчины утратило свое открытое выражение.

– Вы кто, репортер? Если так, то вам следовало бы лучше знать, о чем можно и о чем нельзя спрашивать. Такого рода сведения не подлежат оглашению. А теперь, если это все, что вы собирались…

Куп вытянул ноги перед собой и небрежно скрестил лодыжки, устраиваясь прочнее на сиденье.

– Я не репортер, мистер Пиви, – сказал он, – я… – Куп вытащил из заднего кармана джинсов чековую книжку. – Вот. Позвольте выписать вам предварительный гонорар.

Пиви сдвинул брови.

– Почему вы хотите это сделать?

– Потому что я заинтересован в той же конфиденциальности, за которую ратуете вы в деле Чапмена. Мне нужна уверенность, что все, о чем мы говорим здесь, останется между нами.

Куп видел, что адвокат раздираем сомнениями, но, как он и ожидал, победило любопытство. Пиви коротко кивнул:

– Хорошо.

– Пяти сотен будет достаточно?

Адвокат подтвердил свое согласие. Куп выписал чек и, вырвав его из книжки, протянул Пиви.

– Ладно. – Нейл Пиви положил чек перед собой на поблескивающий стол, затем облокотился и посмотрел на Купа. – Но скажите, что стоит за всем этим?

– Эдди Чапмен – мой брат.

В глазах адвоката вспыхнула искра гнева.

– Я не знаю, что вы задумали, мистер Блэксток, – сказал Пиви, – но я думаю, вам лучше уйти. Эдди Чапмен – единственный сын в семье.

– Он мой сводный брат. Мне следовало это сказать. – Куп пожал плечами, не принося извинений за недоговоренность. Может, они с Эдди в течение жизни встречались нечасто, но это не мешало им всегда считать себя братьями, не задумываясь о юридических удостоверениях. – Эдди – единственный ребенок Томаса Чапмена. Но до того как наша мать связала с ним свою жизнь, она была замужем за Дейвом Блэкстоком.

Нейл медленно занял свое место.

– Хорошо, допустим. Но я все равно не понимаю, что вы хотите от меня. Конфиденциальность во взаимоотношениях клиента с адвокатом – вещь незыблемая. Я не имею права обсуждать то, что он сообщил мне.

– Да я и так знаю, что Эдди невиновен, – сказал Куп. – Поэтому мне нет нужды спрашивать, признался ли он вам в каких-либо действиях. Я просто пытаюсь понять, что вынудило его скрыться от правосудия.

– Если бы я знал! – Нейл распластал пальцы на письменном столе, изучая свои полированные ногти. Затем поднял глаза на Купа. – Возбуждение уголовного дела – это еще не все. Ваш брат добивался опеки над своей дочерью, и его попытка решить вопрос в судебном порядке вполне могла увенчаться успехом. Что бы там ему ни вменяла окружная прокуратура, для убийства в ту ночь у него не было никаких оснований. Да, между ним и Кристл тогда произошла публичная стычка, но они ссорились и раньше. Единственное доказательство в данном случае – это следы крови на его кожаном пиджаке, но не на нем самом. А он имел привычку забывать свою одежду везде, где бывал. Однажды он даже оставил этот пиджак здесь. Поэтому его мог надеть кто угодно. Мазок для исследования ДНК не брали, Поэтому по закону приписать ему преступление нельзя. И после того как они с Кристл покинули бар, никто не видел Эдди вместе с покойной, не говоря уж о том, что он хватал ее за горло и душил. – На виске Нейла начала пульсировать жилка, и лицо его залилось краской. Он бросил на Купа извиняющийся взгляд и махнул рукой. – Не обращайте внимания. Меня каждый раз в жар бросает, когда я думаю об этом. Доказательств окружной прокуратуры недостаточно, и у нас были хорошие шансы добиться его оправдания. Он был оставлен на свободе под залог, и все шло хорошо. Но когда вынесли определение, что имеются резонные основания для судебного разбирательства, он убежал. Но ни правоохранительные органы, ни присяжные заседатели не располагали никакими доказательствами, чтобы вынести предварительное обвинение так быстро, как они это сделали.

– Эдди, должно быть, запаниковал. – Куп выпрямился в кресле. – У вас есть какие-то предположения, что его так испугало?

Адвокат покачал головой:

– Нет, к сожалению. Ума не приложу. Если бы он просто сидел и не дергался, сейчас, вероятно, все бы уже закончилось.

– Так или иначе, – сказал Куп, поднимаясь с кресла, – я намерен разобраться в этом деле.

Нейл тоже встал и протянул ему руку.

– Желаю удачи, – сказал адвокат, когда они с Купом встряхнули друг другу руки. – Если узнаете что-то, дайте мне знать. Я буду вам признателен.

– Обязательно. Может, и вам придет в голову еще что-то, что может пролить свет на это дело. Тогда имейте меня в виду. По вечерам я большей частью в «Тонке». – Куп криво усмехнулся при виде поднявшейся брови адвоката. – В качестве бармена и управляющего – не хозяина.

Нейл ответил ему отеческой улыбкой.

– Приятно слышать. Нужно взять на заметку и как-нибудь зайти на кружку пива. – Он подобрал с полированной поверхности стола чек и протянул Купу. – Возьмите. Это неоправданно много для потраченного времени.

– Засчитайте это время, а остальное положите на мои счет, – сказал Куп. – У меня к вам, вероятно, будут другие вопросы. И еще, я это серьезно говорил по поводу того, что хотел бы, чтобы наша беседа не получила огласки. О наших родственных связях с Эдди знают немногие. Тем лучше, так как это не даст настоящему убийце испортить дело. Или вмешаться еще кому-то.

Нейл пожал плечами, будто все еще сомневался, оставлять ли ему чек, но в конце концов положил обратно на стол.

– Хорошо, – сказал он и проводил Купа до двери.

Когда через несколько секунд Куп вышел на улицу, дождь уже был не такой сильный. Визит оказался не столь информативным, как хотелось бы. Но это было только начало, и нужно было продолжать раскопки дальше.

Терпение и труд все перетрут. Рано или поздно гордиев узел будет развязан.

Глава 6

Закончив серию эскизов для потенциального покупателя дома, Вероника приложила последний чертеж к сопроводительному письму и ранее подготовленной смете. Она заклеила картонный конверт с адресом биржи, чтобы отправить бумаги по почте, когда будет выходить из дома.

Остановившись в арке между кухней и гостиной, она на секунду задержала взгляд на позолоте убранства. Золото, золото, золото. Все кругом было уставлено и покрыто им. Хорошо, что день выдался дождливый, с иронией подумала Вероника. Она, наверное, ослепла бы, если бы сюда ненароком проник луч солнца. Как это может быть, чтобы у двух родных сестер были столь несовместимые вкусы? Задаваясь этим вопросом, Вероника прикидывала, с чего ей начать разгребать завалы.

Весь хлам из спальни Кристл был уже убран. Теперь она хотела очистить остальную часть дома. Ее минималистская душа терпеть не могла беспорядочного скопления слишком яркого барахла. Если бы ей предстояло жить здесь более или менее долго, несомненно, она сбагрила бы все это кому-нибудь по почте. На такой случай у нее были и продуманное приемлемое оправдание, и заготовленные слова. Если кто-то станет докучать ей вопросами сейчас, она может сослаться на чрезвычайно малую вероятность того, что отыщется охотник купить этот дом в том виде, в каком он находится.

Наконец, в такой тесноте вообще с трудом можно было повернуться, чтобы не удариться обо что-то. Где тогда играть Лиззи? Если ужасающая безвкусица не задушила в ней капли жизнерадостности, то засилье бьющихся предметов могло закончиться печально. Двигательная неловкость, свойственная детям, нарушает их способность к перемещению в пространстве без риска травматизма.

Но вдруг девочке будет крайне неприятно, что ее тетя изменяет что-то в доме ее матери? Новые обязанности свалились как снег на голову. Вероника была просто ошеломлена. Она вдруг почувствовала, что задыхается. В панике она изо всех сил пыталась сделать вдох, чтобы легкие насытились кислородом. Но чем усерднее она старалась, тем, казалось, неосуществимее становилась задача.

Где-то на задворках сознания неожиданно промелькнула мысль. Гипервентиляция.[8]8
  Избыточная легочная вентиляция, обусловленная глубоким и(или) учащенным дыханием и приводящая к нарушению физиологического равновесия между содержанием углекислоты (снижение) и кислорода (повышение) в крови.


[Закрыть]

Вероника вернулась на кухню и выхватила из ящика бумажный пакет для ленча. Она быстро села на пол, согнула ноги в коленях и встряхнула пакет. Поднесла его к лицу, сомкнув края вокруг рта и носа, и, упираясь локтями в колени, принялась исступленно дышать в бумажный мешок.

О Боже, как все так получилось? Она сама ковала свое счастье и только начинала радоваться первым успехам. Карьера ее складывалась удачно. В городе у нее были друзья.

Она следила за культурной жизнью и в сопровождении учтивых поклонников посещала все мероприятия, вызывавшие у нее интерес. Время от времени она проводила уикэнд со своей племянницей, в полной мере наслаждаясь общением с ребенком, не налагавшим на нее строгих обязательств. И вот теперь ей предстояло полностью вступить в новые, родительские права.

Как она могла вновь оказаться в Фоссиле, положив столько труда, чтобы выбраться отсюда? Сейчас она опять будет вынуждена работать в баре и жить в доме, где вся обстановка вызывает у нее скрежет зубовный.

«Экая беда! Не ты одна с такими великими проблемами. Когда ты успела стать таким нытиком, Дэвис?»

Надежды ее вскоре оправдались. Бумажный пакет и углекислота сделали свое дело, и Вероника, закончив эксперимент, поднялась на второй этаж.

Довольно причитать и взывать к сочувствию, приказала она себе. Может, это и приятно качаться на волнах жалости, вопрошая, как все случилось, но совершенно бесполезно. Факт свершился, и нужно приспособиться к изменениям, так как впереди слишком много дел.

Вероника отыскала картонную коробку и еще раз обозрела комнату, решая, с чего начать. Она все еще раздумывала, когда задняя дверь открылась и в дом неторопливо вошел Купер.

Он проследовал в гостиную и, встав прямо у Вероники за спиной, наклонил голову, пока его губы почти коснулись ее уха. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, и от теплого дыхания, обвевавшего ее ухо, у нее забегали мурашки по коже.

– Любуетесь всем этим блеском? – сказал Куп.

– Конечно. – Она повернулась к нему лицом. Ей очень хотелось сделать гигантский шаг в сторону, но она подавила это желание. Своим отступлением она доставила бы ему большое удовольствие. Что в нем такого, в этом парне? Когда он подходил ближе, у нее начинался зуд в коже, и гормоны устраивали пляску под мелодию «Кукарачи». Куп быстро взглянул мимо Вероники на гостиную.

– У вашей сестры, несомненно, был занятный вкус. В тайских публичных домах и то меньше блеска.

– Вам это, должно быть, доподлинно известно. Я в этом не сомневаюсь. – Вероника не хотела даже думать о тех образах, которые возникли у нее в уме. – Только не говорите, что вам это не нравится. – Она прикоснулась к груди кончиками пальцев и сделала большие глаза, изображая удивление. – Станете уверять, что вас вовсе не захватывает это зрелище, и будете смотреть мне в лицо честными глазами?

Куп прошелся по ней пристальным взглядом, лишив ее на секунду дара речи. В глубине его глаз внезапно возникло интенсивное свечение, отчего его резкие скулы, казалось, даже заострились больше, чем обычно.

Вероника распахнула глаза от любопытства, но тут же устроила себе мысленную взбучку.

– Разве я вам не говорила, что я специалист по интерьеру? Это особенная комната. Правда, чтобы это понять, совсем не обязательно быть опытным профессионалом. – Она бросила на Купа вальяжный взгляд и мелодраматично вздохнула. – Просто обожаю все блестящее. Это моя жизнь.

Куп окинул ее с головы до ног темными глазами.

– Нетрудно догадаться, судя по тому, как вы одеваетесь.

Вероника посмотрела на свой черный свитер, брюки болотного цвета и гимнастические черные тапочки. Чем плоха ее одежда? Тем, что она неяркая? Но это еще не означает, что она плохая.

– А эта тара, я полагаю, – продолжал Куп, постучав по коробке, которую Вероника держала у бедра, – для того, чтобы…

– Ну, разумеется, чтобы складывать в нее отобранные ценности для моего личного пользования. – Вероника схватила одну из самых уродливых безделушек и показала Купу. – Посмотрите! Ну чем не прелесть? – Она швырнула вещь в картонную коробку и отобрала другую, потом еще одну.

– О Боже, надеюсь, я не обчищу всю комнату, а то иногда я бываю такая жадина. – Своим присутствием он в значительной степени помогал ей паковаться. Но Вероника никогда бы не призналась в этом.

В считанные секунды она заполнила коробку из-под джема – и наконец показался свет в конце тоннеля. Столик для кофе и диван с двумя приставными тумбочками теперь были свободны. Вероника взглянула на Купа, подпиравшего широким плечом витую лепнину арки. Он чувствовал себя прямо как дома.

– Конечно, я зарезервировала для себя и для Лиззи самые сливки. Но вы не стесняйтесь, пожалуйста. Отберите из этого урожая что-то и себе тоже. – Вероника одарила его самым невинным взглядом. – Судя по вашему облику, вы из тех, кто получает наслаждение от хорошего боя быков. Или, во всяком случае, в значительной мере разделяет эту глупость. Так что, возможно, вам понравится та бархатная картина с матадором? У нее такая очаровательная рама в стиле рококо.

Куп едва мог скрыть свое отвращение, взглянув на упомянутую вещь. Но когда он перевел взгляд обратно на Веронику, губы его растянулись в кривой ухмылке.

– Вы очень добры. Но я не смею даже думать о том, чтобы лишить вас такой редкой драгоценности. – Он поднял бровь. – И потом это не бык.

Вероника засмеялась, совершенно искренне. Но потом взгляд ее упал на фото, которое она подобрала, чтобы положить в коробку. В мозгу пронеслась тысяча воспоминаний, и второй раз за этот день она ощутила нехватку воздуха. Куп наблюдал, как ее лицо, только что светившееся юмором, внезапно погасло. Хотел бы он знать, что случилось. Но он тут же сказал себе, что не хочет ничего знать. Черт побери, ему вовсе не улыбалось вновь очутиться втянутым в ее орбиту. Однако дело всегда заканчивалось этим, когда он оказывался поблизости от этой женщины. Вероника Дэвис притягивала его словно магнит. Умный мужчина в таком случае должен был повернуться и немедленно уйти прочь. Но вместо этого Куп наклонил голову, чтобы взглянуть на фотографию, которую Вероника держала в руке.

– Это ваш отец?

– Да. – Вероника удрученно погладила большим пальцем снимок, запечатлевший темноволосого смеющегося мужчину. – Он умер два года назад.

– О, мне очень жаль, – сказал Куп. – Терять родителей всегда тяжело. Мой отец умер, когда мне было пятнадцать, а матери – около сорока. – Он хотел прогнать печаль с лица Вероники. Поэтому, чтобы отвлечь ее, он показал пальцем на женщину в кадре на заднем плане. На фотографии у нее был очень изнуренный вид. – А это кто? Прежняя официантка?

– О Боже! Почти. – Вероника издала нервный смешок. – Это моя мать.

– О, извините. Я просто подумал, что…

– То же, что подумал бы любой другой, – сухо сказала Вероника. – Так что не волнуйтесь по этому поводу. – В голосе у нее звучало своего рода презрение. Но когда она посмотрела на фото в рамке, брови ее сдвинулись над тонкой переносицей, и весь ее вид, казалось, выражал сплошное страдание. – Мама своей работой свела себя в могилу раньше времени, а папа это допустил. Нет – хуже, он это поощрял. Он считал, что долг женщины – делать все, чтобы ее мужу жилось легче. Папа, естественно, принимал клиентов и занимался напитками, а мама протирала пальцы до кости, едва успевая справляться со всем остальным. – Вероника втиснула рамку с фотографией в крошечное пространство в углу коробки, которую еще раньше поставила на диван, и просто смотрела на переполненный контейнер.

Пока она стояла так несколько секунд, наклонив голову, Куп был вынужден засунуть руки в карманы брюк, чтобы преодолеть искушение притронуться к ее обнаженной шее.

– И вас, конечно, возмущало его поведение? – сказал он слегка запальчиво. – В какой-то степени. Но главным образом меня приводило в негодование, что мама это позволяет. За все те годы она могла занять твердую позицию, но никогда этого не делала. – Вероника пожала плечами. – Я только знаю, – сказала она, повернувшись к Купу, – что со мной этого никогда не будет. Я не собираюсь подставлять хребет мужчине. Если я когда-нибудь полюблю, то такого человека, который не станет взваливать на меня свою ношу, а будет видеть во мне равного партнера.

– Могу себе представить, как ваш отец, вероятно, растерялся после смерти жены, – сказал Куп, удивляясь себе. Какого черта, что здесь происходит? Ему ничего не известно ни о ее отце, ни о том, что чувствовал тот человек. Но он был убежден, что, как бы то ни было, нужно ее утешить. Откуда у него этот безумный порыв? Качнувшись на пятках назад, он бесцеремонно добавил: – Должно быть, он ощутил, как ему ее не хватает, после того как вся работа застопорилась, если не сказать больше.

Вероника издала пессимистический звук.

– Несомненно, ему не хватало мамы, ее навыков. Она была управляющим, официанткой, уборщицей. Но папа считал, что мы с Кристл пойдем по ее стопам и возьмем на себя все ее обязанности. Он был уверен, что мы заинтересованы в «Тонке».

Куп фыркнул:

– Ха, могу вообразить вашу реакцию! Держу пари, вы послали его куда подальше. Да?

– Не совсем так, – сказала Вероника. – Я работала в «Тонке», пока не окончила колледж.

– Вы, наверное, шутите?

– Нет, – возразила она. – Мое отношение к папе было неоднозначным. Я и любила его, и возмущалась им. Пожалуй, вы правы – после смерти мамы он в каком-то смысле действительно пребывал в растерянности. Но вероятно, по ряду причин, а не только из-за работы. Я имею в виду, что он любил маму. Я знаю, он любил ее. Похоже, он просто не понимал, что ее попытки в угоду ему везти на себе весь воз убивают ее. – Вероника подобрала маленькую аляповатую пастушку из фарфора и, задержав руку над коробкой, посмотрела на Купа. – Он не был плохим человеком. Я не хочу, чтобы у вас сложилось о нем превратное мнение. Да, в своем пренебрежении к женщинам он был худший из шовинистов. Но в то же время он был забавный и добрый. И потом, он ведь… мой отец. Только он никогда и знать не желал, что я думаю и чего хочу.

– А вашу сестру он понимал? – спросил Куп, придвигаясь ближе.

Вероника затряслась от смеха.

– О да. Они – два сапога пара. Кристл тоже любила «Тонк». В этом отношении она вся в отца.

– То есть?

– Она так же, как папа, любила находиться среди клиентов. И у нее был такой же талант – по возможности отлынивать от работы.

– А как насчет вас? – спросил Куп. – Вы…

Его слова заглохли в какофонии звуков. В это время дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетела Лиззи, а за ней кудрявая белокурая девочка примерно того же возраста и долговязый мальчик несколькими годами старше. Из-за шума Купу потребовалась секунда или две, чтобы разобраться, кто есть кто в этой маленькой компании. Наконец он понял, что весь этот тарарам исходит от двух незнакомых детей. Лиззи, как обычно, чинная, с улыбкой слушала своих друзей и гладила пушистого котенка, которого она держала у себя под подбородком, прижимая к гороховому жакету.

– О Боже, только не это, – глухо прошептала Вероника, взглянув на племянницу с маленьким котенком. – Пожалуйста, не дай этому случиться! Мне только этого не хватает!

Куп чувствовал, что мольба ее обречена на провал, видя, как засияло лицо Лиззи, когда она заметила их через арку.

– Тетя Ронни, Куп! – воскликнула она. – Посмотрите, кого мне подарила миссис Мартелуччи. Когда я шла от автобуса мимо ее дома и увидела этого котенка, она сказала, что я могу оставить его у себя, если вы не будете возражать. – В глазах девочки светилась надежда. – Ему шесть месяцев, и он приучен выходить во двор. Поэтому нам не придется ничего покупать ему для туалета.

– Проклятие, – прошептала Вероника себе под нос. Куп изумился, как при такой страстности слова ее почти не были слышны. – Проклятие, проклятие, – повторяла она, едва шевеля губами. Потом она вздохнула и, повысив голос, сказала: – Хорошо.

– Так я могу его оставить?

– Конечно. Почему нет? Райли, закрой дверь, дорогой, чтобы он не убежал. Он должен привыкнуть к новому месту. Вы с Дессой знакомы с мистером Блэкстоком? Куп, вы знаете Мариссу Травитс, а это ее дети.

– Здравствуйте, мистер Блэксток, – почти одновременно сказали Десса и Райли. Потом оба улыбнулись и толкнули друг друга плечом.

– Зовите меня Куп, – сказал Блэксток, обменявшись с ними приятной улыбкой.

Вероника прошла через комнату и забрала котенка из рук Лиззи, приблизив его клипу, нос к носу. У котенка была шерсть средней длины, и он был совершенно черный, за исключением белого галстука и одной белой лапы. Он шлепнул ею Веронику по щеке и посмотрел на нее своими медными глазами величиной с пенни.

– Как его зовут?

– Бу. В честь какого-то мужчины по имени Бу Рэдли, как объяснила миссис Мартелуччи. – Лиззи равнодушно пожала плечиком, выскочившим из ее кофточки, когда она стягивала с себя одежду. – Я не думаю, чтобы он жил где-то по соседству.

Вероника сдавленно засмеялась, издав рокочущий горловой звук. А Куп заулыбался.

– Если бы у меня был кот, – вскользь заметил Райли, – я бы назвал его Прохиндей или Репей. Или придумал бы еще что-то, такое же клевое.

– Плевое? – тупо повторил Куп.

– Клевое, – пояснила Вероника. – Первая буква «к». «Клевый» означает «модный». Крутой. Обалденный. – Она неожиданно сверкнула ослепительной улыбкой.

– А-а. – Куп поймал себя на том, что сам улыбается в ответ. – И почему я вдруг чувствую себя таким старым?

Райли пожал плечами, как бы говоря, что с этим все ясно. Но Лиззи выступила вперед и осторожно тронула Купа за руку.

– Это потому, что у вас нет своих детей, – сказала она доверительно. Потом посмотрела на него и растерянно заморгала. – Или есть?

– Нет, – сказал Куп.

Вероника ухмыльнулась, заметив поспешность, с какой он дал этот ответ. Куп перехватил ее взгляд и прищурил глаза.

Тут Лиззи увидела коробку с безделушками. Она слегка нахмурила лоб и посмотрела на Веронику.

– Вы хотите избавиться от всех маминых украшений?

– Украшений? – повторила Вероника. – Она так их называла?

Лиззи кивнула.

– Мама говорила, что мы не должны их трогать.

– Я просто аккуратно их упаковываю, чтобы в комнате стало свободнее. Тогда ты сможешь играть и не бояться что-нибудь разбить. – Вероника присела на корточки перед племянницей. – Хорошо?

Лиззи подняла свои плечики.

– Думаю, да.

– Но если ты не согласна, я положу все обратно.

– Нет, я согласна.