Текст книги "Прими день грядущий"

Теперь им с Рурком предстояло выращивать куда больший урожай, но уже на его ферме. Поэтому Женевьева все переписала на Джошуа Гринлифа: и землю, и ферму.

Да, она готова уехать. Готова, потому что того, что их ожидало с Рурком, не мог дать никакой кусок земли.

Женевьева ласково похлопала Мимси по плечу.

– Абсолютно уверена, – ответила она, и вдруг ее лицо расплылось в улыбке. – Рурк здесь!

Действительно, по дороге на своем чалом жеребце ехал Рурк, держа перед собой в седле Хэнса.

– Стой спокойно, девочка, – заворчала Мимси, заметив, что Женевьева собирается спрыгнуть с табуретки, чтобы встретить гостей.

– Но я хочу показать ему платье.

– Не нужно, оно еще не готово. Совсем скоро Рурк увидит его во всей красе.

Женевьеве пришлось согласиться, что завтра наступит совсем скоро, и позволила Мимси снять с себя наряд. Затем девушка быстро надела одно из своих обычных простеньких платьев и, даже не успев обуться, побежала навстречу Рурку.

Женевьева сняла с седла Хэнса и поцеловала в теплую от весеннего солнца сияющую головку. Мальчик тут же стремглав побежал на поле, где Джошуа с сыновьями убирали табак.

Соскочив с коня, Рурк заключил девушку в объятие, от которого у нее на миг остановилось дыхание. Поначалу Женевьева протестовала против столь откровенных проявлений нежности, которые он позволял себе у всех на виду. Но теперь она в полной мере познала теплую сладость поцелуев любимого и силу рук, обнимающих ее. Женевьеве хотелось близости так же сильно, как и ему.

– Завтра, любовь моя, – пробормотал Рурк куда-то ей в волосы. – Боже, нам придется ждать целую вечность!

Женевьева не могла не согласиться с ним. Когда Рурк находился рядом, все пылало у нее внутри. Она с трудом призывала себя к терпению, настолько ей хотелось целиком принадлежать ему.

– Я не могу остаться надолго, – с сожалением сказал Рурк. – Я и не подозревал, что перед свадьбой может быть столько дел. Между прочим, мистер Карстерс согласился провести ритуал.

– Замечательно! – обрадовалась Женевьева. – Это очень мило с его стороны, особенно, если учесть, что шесть лет и ноги моей не было в церкви.

– Он с удовольствием сделает это, Дженни, – заверил ее Рурк. – Сай Хинтон уже помог мне привести в порядок сад. Мы поженимся как раз под тем платаном, под которым я в первый раз сделал тебе предложение.

Женевьева покраснела:

– Странно, что ты еще помнишь об этом. Кажется, тогда я вела себя не очень вежливо.

Глаза Рурка заискрились от смеха:

– Я не обиделся, Дженни. Я уже тогда знал, что ты влюблена в меня. Но ты была слишком упряма, чтобы признать это.

Девушка легонько стукнула его кулачком в грудь:

– Вы льстите себе, мистер Эдер.

– Неужели, Дженни? – он устремил на нее проницательный взгляд.

Женевьева, вздохнув, кивнула головой. К чему теперь все попытки отрицать это? Она чувствовала себя спокойнее, признав правду.

– Я всегда любила тебя, Рурк Эдер, – проговорила Женевьева хрипловатым от нахлынувших чувств голосом. – Всегда.

– Ну, стоит ли расстраиваться из-за этого, малышка, – ласково сказал Рурк, осторожно смахнув большим пальцем слезу на ее щеке. – Единственное, о чем можно сожалеть, – так это о потерянном времени.

Женевьева кивнула и устроилась поудобней в теплом кольце его рук. С Голубых гор дул прохладный ветерок, напоминая о недавнем зимнем холоде.

– Обними меня, Рурк, – попросила она, охваченная странной тревогой. – Обними меня и скажи, что все это происходит на самом деле, что это не сон.

– Это не сон, Дженни. Но сейчас мне нужно поймать Хэнса и отправляться обратно. А вот с завтрашнего дня мы всегда будет вместе.

Женевьева прижалась лицом к груди любимого и с наслаждением вдохнула его запах – запах солнца и чистой земли.

– Поклянись, Рурк, – проговорила она. – Поклянись, что мы всегда будем вместе.

Он приподнял пальцем ее подбородок и, заглянув в глаза, произнес:

– Клянусь, любимая, – после этого Рурк скрепил свою клятву поцелуем, который был гораздо красноречивее всяких слов.

Женевьева смотрела ему вслед и чувствовала, что счастье настолько переполняет ее, что даже испугалась этого.

– Боже мой, – удивлялась она, – почему судьба так улыбается мне? Я ведь ничего особенного не сделала, кроме того, что получила от этой земли несколько фунтов табака да умудрилась завоевать любовь лучшего на всем белом свете мужчины.

В этот момент набежавшее облачко закрыло солнце, но Женевьева не обратила на него внимания. Придавать значение подобному факту означало поставить под сомнение свою радость.

Время тянулось невыносимо медленно. Когда часы торжественно отмерили несколько ударов после полудня, Мимси удалилась, чтобы нанести последние штрихи на платье Женевьевы, и забрала с собой Розу. К ним присоединилась Каролина, унаследовавшая от Калвина стремление к учебе и чтению. Девочка постоянно оттачивала свое мастерство, читая вслух матери и сестре Писание. Она надеялась, что когда-нибудь будет учиться в Квакерскул в Филадельфии, в школе, о которой ей рассказывал Лютер Квейд.

Оставшись одна в своем доме, Женевьева прислушивалась к тиканью часов и думала о Рурке, о том, что сегодня она переночует здесь в последний раз. Однако в ее душе даже ничто не дрогнуло при этой мысли. Дом не стал для Женевьевы чем-то большим, чем единственным наследством Корнелиуса Калпепера, мужа, которого она никогда не видела, но который обошелся с ней так жестоко, оставив кучу долгов.

Неожиданно взгляд девушки уловил на дороге какое-то движение. Женевьева с удивлением наблюдала, как к ее дому направляется незнакомый экипаж; полуденное солнце играло на его полированной стенке. Экипаж не мог принадлежать кому-нибудь из жителей деревни: после начала войны в Дэнсез Медоу почти не осталось экипажей, как, впрочем, и лошадей.

Между тем, карета подъехала к дому и остановилась на посыпанной гравием дорожке. Черный слуга спрыгнул с подножки, распахнул дверцу, и… появился Генри Пиггот.

Женевьева непроизвольно подняла руку ко рту, издав слабый стон беспомощного отрицания. «Ты же мертв; ты ведь был убит, когда грабил фермы в Фэрфилде», – хотелось закричать ей. Пока эти мысли вихрем проносились в голове, Женевьева уже знала, что произошла ошибка, непоправимая, но она, возможно, будет стоить ей счастья.

Стряхнув с себя оцепенение, девушка вышла навстречу гостю, с неприязнью отметив, что Пиггот с годами заметно увеличился в размерах. Он стал очень массивным и сейчас заполнял собой весь дверной проем.

Не отрывая от посетителя глаз, Женевьева заставила себя спокойно произнести:

– Здравствуйте, мистер Пиггот.

Он невесело улыбнулся, по-прежнему не вынимая изо рта любимую зубочистку.

– Воскрес из мертвых, не так ли? Я счел целесообразным изобрести собственную картину. Видите ли, патриоты собирались арестовать меня за шпионаж в пользу тори, но теперь все уже в прошлом. Бунтовщики обречены, а мне нужно продолжать свое дело, – Пиггот протянул девушке пачку бумаг, которые все это время держал в руке. – Надо собирать долги.

Трясущимися руками Женевьева с трудом надела очки и впилась глазами в выцветшие строчки.

– Но у меня сейчас нет столько денег в твердой валюте, – наконец произнесла она дрожащим от волнения голосом, нервно сжимая и разжимая пальцы рук.

Пиггот равнодушно пожал плечами:

– Очень хорошо. В таком случае я заберу эту ферму и твоих черномазых.

Женевьева мысленно поблагодарила судьбу за то, что этот негодяй не успел подойти ближе. Она в сердцах стукнула кулаком по столу, опрокинув глиняную миску, в которой Мимси хранила перец.

– Вы никогда не получите эту ферму, мистер Пиггот, а эти «черномазые» не принадлежат мне, поэтому я не могу ими распоряжаться.

Женевьева постаралась взять себя в руки и успокоиться. В общем-то, все складывалось не так уж плохо. Появись Пиггот на день раньше, ферма была бы еще наполовину ее. Однако вчера они с Джошуа официально оформили передачу имущества, поэтому Пиггот не мог забрать эту половину. Женевьева с удовольствием объяснила это своему кредитору.

Казалось, он не расстроился.

– Я уверен, что вы сумеете найти какую-нибудь другую форму платежа. Насколько я понимаю, в ближайшем будущем вы собираетесь выйти замуж. В такой маленькой деревушке, как Дэнсез Медоу, длинные языки не могут не обсуждать предстоящую свадьбу. Вашему мужу придется…

– Нет, – воскликнула Женевьева, чувствуя, что начинает всерьез паниковать.

Ее долг Пигготу все еще равнялся целому небольшому состоянию. Она знала, что у Рурка нет таких денег. Конечно, можно продать ферму… Но Женевьева считала нечестным принуждать брать его на себя чужие долги. Рурк заслуживал того, чтобы жениться на женщине, а не на денежных обязательствах.

– Кто-нибудь знает о том, что вы приехали? – неожиданно спросила Женевьева.

Пиггот покачал головой:

– Никто, даже прекрасная Нел. Здесь, на территории патриотов, мне приходится держать в секрете свое присутствие.

Женевьева с трудом перевела дыхание:

– Рурк тоже ничего не должен узнать об этом.

– Так что же вы все-таки собираетесь делать, миссис Калпепер?

Женевьева повернулась и задумчиво подошла к окну, даже не заметив, как от ее резкого движения бумаги Пиггота упали на пол. Действительно, что же ей делать? С Женевьевы словно упало золотое покрывало безмятежности, укутывавшее ее с тех пор, как она согласилась выйти замуж за Рурка, оставив нагой и незащищенной перед холодным чувством беспомощности. Господи, какой же она была дурочкой, поверив, что судьба, наконец, улыбается ей! Препятствия всегда были и будут на ее пути.

Девушка, не отрываясь, смотрела на восток, на реку, в которой отражалось полуденное солнце. Неожиданно в ее душе затеплилась надежда. Как же она могла забыть о Дигби Ферте?! В прошлом этот человек всегда был так щедр к ней, да и Женевьева еще ни разу не разочаровала его. Правда, это означало, что завтра не состоится их с Рурком свадьба. Женевьева даже не рискнет сказать ему о своих проблемах. Но Рурк поймет, он должен понять…

ГЛАВА 12

Женевьева отправилась в Йорктаун вместе с Пигготом в нанятом, по его словам, экипаже. Правда, она подозревала, что этот пройдоха распоряжается им от имени Британской армии, используя спрятанный внутри небольшой арсенал оружия.

Девушка чувствовала настоятельную потребность объяснить Рурку цель своей внезапной поездки. Она знала, что он не только поймет ее, но и будет настаивать на том, чтобы взять на себя долги. А вот этого-то Женевьева и не могла позволить ему сделать. Она не хотела, чтобы их совместная жизнь началась в тени нависающего над ними долга.

Во время долгой поездки в Йорктаун Женевьева почти всю дорогу молчала, тем не менее, внимательно слушая рассказы Пиггота о войне. Будучи убежденным тори, он открыто симпатизировал британцам. Женевьева прекрасно понимала это, но сообщения Пиггота встревожили ее.

– Генерал Корнвалис хорошо контролирует ситуацию, – утверждал Пиггот. – Еще прошлым летом он достаточно далеко углубился на территорию Вирджинии. Удивительно, что фермы вокруг Дэнсез Медоу остались нетронутыми. Генерал повсюду сжигал табак и зерно, убивал лошадей и другой скот. Я слышал, что губернатору Джефферсону и вирджинскому Законодательному собранию даже пришлось скрываться в лесах, чтобы спастись от его кавалерии.

– Ваш генерал сильно напоминает мясника, – с раздражением заметила Женевьева.

Пиггот покачал головой:

– Корнвалис не меньше остальных желает окончания войны. Просто он старается любой ценой сломить волю вирджинцев к сопротивлению.

– Ему это не удастся, – убежденно отрезала Женевьева.

– Что ж, поживем – увидим…

– Мистер Пиггот! – неожиданно закричал один из черных слуг, в волнении показывая на дорогу: к ним медленно приближалась небольшая группа изможденных людей.

Изумлению Женевьевы не было предела. Путники выглядели так, словно не ели несколько дней.

Один из них с напускной храбростью размахивал охотничьим ножом и стонал:

– Милосердия! Помогите!

– Проезжайте! – брезгливо приказал Пиггот слугам.

Но Женевьева уже открыла дверцу кареты.

– Эти люди голодают, мистер Пиггот! Нам осталось меньше дня пути до Йорктауна, и мы вполне можем обойтись без такого количества пищи.

Пиггот знал, что спорить с этой женщиной бесполезно. Раздраженно вздохнув, он откинулся на подушки, искоса наблюдая, как Женевьева протянула мужчине мешки с кукурузой и бобами, а потом отдала ему завернутое в промасленную ткань сало.

Дети тут же с голодной яростью набросились на еду, а мужчина принялся горячо благодарить за оказанную помощь.

– Что вы здесь делаете? – поинтересовалась Женевьева. – Разве у вас нет дома?

– Больше нет, мадам, – сокрушенно покачал он головой. – Мы жили в Литл-Йорке, но генерал Корнвалис всех выгнал оттуда, выпроводил, даже не спросив нашего согласия, сказав, что еды едва хватает его солдатам. Случайно, вы двигаетесь не в том направлении?

– Именно в том.

Глаза мужчины расширились от ужаса:

– Не стоит, мадам. Там будет битва…

Женевьева оглянулась на Пиггота, но тот лишь неопределенно пожал плечами:

– Очевидно, Лафайет пытается сопротивляться из последних сил. Но, право, не стоит беспокоиться.

Куртис Гринлиф превратился в рослого кривоногого семнадцатилетнего парня с мускулистыми руками – сказались годы работы на табачной плантации – и красивым, с правильными чертами, лицом. Весь облик юноши был исполнен силы и бесстрашия, которые его мать с гордостью приписывала влиянию семьи и Священного Писания.

Тем не менее, когда Куртис спрыгнул с коня на дорожке у дома Рурка Эдера, он ощутил явный холодок страха. Нельзя было ожидать ничего хорошего от поручения сообщить рыжеволосому гиганту, что его невеста внезапно исчезла.

Куртис нашел Рурка, мистера Карстерса и нескольких работников с фермы во дворе за домом.

Мужчины расставляли скамейки под развесистым платаном.

Куртис вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание.

Рурк поднял голову и весело заметил:

– Э, парень, да ты явился на несколько часов раньше положенного! А я-то думал, что я здесь самый нетерпеливый.

– Мистер Эдер, можно мне с вами поговорить? – Куртис кивнул в сторону дома.

Рурк обнял юношу за плечи. Заметив, как серьезен Куртис, он осторожно спросил:

– Ты еще собираешься петь на моей свадьбе, не передумал?

Куртис с трудом проглотил слюну: откладывать больше не было смысла.

– Мистер Эдер, вы же знаете, я сочту за честь петь для вас и миссис Калпепер, но… Но она пропала, сэр. Сегодня утром мы вошли в дом, а ее там не оказалось. И кровать не разобрана – миссис Калпепер не ночевала дома.

Рурк буквально застыл от гнева, услышав из уст Нел Вингфилд имя Женевьевы. Весь день его невеста была предметом для сплетен. Жители Дэнсез Медоу, смакуя скандал, оживленно обсуждали ее поспешный отъезд.

– Ты не должен слишком расстраиваться из-за Женевьевы, – успокаивающе говорила Нел, хитро и зазывно улыбаясь. – В ней всегда чувствовалась какая-то странность. Совершенно не удивительно, что в последнюю минуту она просто сдрейфила, когда такой приличный мужчина, как ты, собрался на ней жениться.

– Вряд ли тебе пристало говорить о приличиях, – прорычал Рурк.

Вскочив на коня, он галопом поскакал к дому Женевьевы. Ему хотелось находиться рядом с ее вещами, прикасаться к ним, ощущать их запах.

Рурк хотел понять, почему Женевьева бросила его…

Дом встретил Рурка тишиной. Часы безмолвно стояли на камине. Рурк завел их впервые за семь лет, но движение оказалось таким привычным, словно ему приходилось делать это каждый день. Затем он провел рукой по циферблату, отметив, как тщательно тот протерт.

Рурк тихо выругался. Если бы Женевьева так же бережно обращалась с его сердцем Сокрушенно покачав головой, он отвернулся от часов и обвел глазами комнату.

Осеннее солнце игриво заглядывало в окно, окрашивая своим сиянием простую, грубую мебель, освещая немногие вещи Женевьевы. Еще вчера Рурк был уверен, что после стольких лет борьбы с ее волей, он сломил упрямство Женевьевы и заставил признать их любовь. Напрасно он вчера так быстро уехал. Но как она могла так просто уйти, без единого слова объяснения, не взяв абсолютно ничего из своих вещей? Даже шкатулка Эми, с которой, по собственным словам Женевьевы, она никогда не расставалась, по-прежнему лежала на камине.

Все это выглядело очень странным, что-то здесь было не так. Возможно, Женевьеве пришлось уехать против ее воли. Правда, это совершенно не походило на похищение: в доме нет никаких следов борьбы, да и Гринлифы бы обязательно услышали. Но что-то же заставило ее…

Неожиданно Рурк заметил валявшийся в углу около двери, явно потерянный и забытый, маленький клочок бумаги, покрытый похожим на паутину почерком. Рурк быстро нагнулся и поднял его. Хмурясь и шевеля губами, он с трудом разобрал, что там написано. Это оказалась долговая расписка Женевьевы и Генри Пиггота. Рурк внимательно прочитал дату – 19 мая 1774 года.

Мысли Рурка неслись с бешеной скоростью. Обрывки и клочки почти забытых воспоминаний сложились в определенную картину: Женевьева, изумленная своим неожиданным вдовством, странное появление Пиггота в пакгаузе Йорктауна, удивительная легкость, с которой он согласился отдать Женевьеве ферму, туманное обещание когда-нибудь уладить все дела…

Рурк задумчиво перевернул листок. На обратной стороне была нацарапана другая записка, совершенно не связанная с долгом, словно эта бумажка просто второпях подвернулась под руку. Эта расписка касалась суммы, выплаченной Генри Пигготу за помощь армии Его Величества и датировалась 12 августа 1781 года.

Это казалось невероятным: ведь Пиггот умер, Рурк сам видел письмо, полученное Нел от Дезмонда Слоута.

Лицо Рурка напряглось, когда он понял, что сообщение, судя по всему, оказалось ошибочным или заведомо ложным. Пиггот жив и намеревается получить от Женевьевы свой долг.

– О Боже, Дженни! – пробормотал Рурк. – Но почему же ты не пришла сразу ко мне?

Впрочем, это было так похоже на Женевьеву. Эта гордая глупышка обязательно постарается все уладить сама!

Существовал только один человек, к которому Женевьева могла бы обратиться со своими проблемами – мистер Ферт из Йорктауна. Не медля ни минуты, Рурк бросился домой, собирать необходимые в дороге вещи. Его переполняли обида и ярость.

На улицах Йорктауна царила напряженная тишина. Рурк, словно призрак, пробирался в бархатной темноте осенней ночи мимо торгового дома Флаудью и Нортона к конторе Дигби Ферта. Красные мундиры были повсюду, патрулируя улицы и охраняя хорошо укрепленные редуты. Рурк знал, что если его заметят, то допроса не избежать.

Увидев, что в окне с тыльной стороны дома Ферта тускло горит свет, Рурк осторожно толкнул дверь. Она поддалась. Это оказалась пустая кладовая. Рурк направился в библиотеку, откуда пробивался свет.

Когда Рурк неожиданно появился в дверях комнаты, Дигби Ферт в изумлении поднял голову и знаком приказал ему закрыть дверь.

– Осторожнее, парень, – прошептал шотландец. – У меня наверху квартируют три английских офицера.

– Похоже, весь город принимает у себя в гостях красные мундиры, – мрачно заметил Рурк.

– Всю войну я старался соблюдать нейтралитет, но Британская армия уже нарушила законы гостеприимства.

– Женевьева приходила к вам? – нетерпеливо спросил Рурк, не в силах сейчас вести разговоры на отвлеченные темы.

Дигби недоуменно покачал головой:

– Нет, я и не жду ее. Зачем? Рурк быстро объяснил ситуацию.

Дигби Ферт нахмурил похожие на щетки брови и, погладив бакенбарды, задумчиво произнес:

– Бедная девочка, она работает и уже успела сделать больше, чем дюжина мужчин. Она не заслуживает этого.

– Я знаю, мистер Ферт.

– Разумеется, я бы помог вам, Рурк, – брови Ферта нахмурились еще больше, – но у меня самого нет ни гроша. Я позволил себе торговать в континентальных долларах, поэтому сейчас те небольшие деньги, которые я имею, ничего не стоят. Однако, где же может находиться девочка?

Поездка в Йорктаун заняла почти неделю. Карету Пиггота постоянно останавливали: то британский патруль, то группы бездомных беженцев. Наконец, в полумиле от того места, где спускались по дороге Женевьева и Пиггот, показались крыши города. Их окружало зазубренное кольцо внутренних укреплений. Над Йорктауном развевался британский флаг.

Женевьева сразу поняла, что здесь им придется больше иметь дело с британцами, чем с генералом Лафайетом. Кругом возвышались редуты: недалеко от порта, в центре города, у главной дороги. Заборы укреплений ощетинились линиями частокола, выстроенного с наклоном во внешнюю сторону. В амбразурах были установлены пушки.

Внезапно заговорили британские ружья. Им тут же ответили из редутов пушки и мушкеты.

Когда Женевьева ворвалась в библиотеку Дигби Ферта, глаза ее были полны ужаса: стрельба из пушек и ружей не прекращалась ни на минуту. Грязная и непричесанная после нескольких дней утомительного пути, она выглядела, словно потерявшийся ребенок. Однако для Рурка Женевьева никогда еще не казалась такой прекрасной. Бросив сердитый взгляд на стоящего чуть поодаль Генри Пиггота, он заключил ее в свои объятия.

– Чертовски гордая женщина, – нежно упрекнул Рурк невесту, чувствуя ее тело.

Женевьева просто не смогла устоять перед такой нежностью.

– Рурк, – произнесла она сквозь слезы. – Мне очень жаль, но я не выйду сейчас за тебя замуж. Все, что ты имеешь, уйдет к мистеру Пигготу, если…

Тронутый отчаянием Женевьевы и обожанием, которым светились глаза Рурка, Дигби Ферт решительно шагнул вперед.

– Я знаю, – заявил он, – как освободить вас от обязательств. Правда, этот путь мне не очень по душе, но он позволит вам быть вместе.

– Боже милостивый, мистер Вейкфилд! – обратился Рурк к поспешно вызванному по такому случаю судье. – Но это же нелепо! Вы в самом деле уверены, что другого выхода нет?

Финес Вейкфилд покачал головой.

– В этом мы должны строго придерживаться традиций. «Свадьба в рубашке» – малоизвестная статья гражданского права, и ваше согласие не должно вызывать сомнений. Смысл процесса в том, что женщина, выходя замуж, не имеет на себе даже одежды. Таким образом, из-за своей полной нищеты она не приносит мужу и долгов. Это единственный путь освободить вас.

Рурк шумно вздохнул:

– Это чертовски странное понятие. Я не…

В этот момент дверь библиотеки медленно открылась, и в комнату вошла Женевьева. Рурк, Дигби Ферт, судья Вейкфилд и страшно разочарованный столь неожиданным поворотом событий Пиггот – все, как один, повернулись и уставились на нее.

Как диктовали традиции, девушка предстала перед судьей босая, с распущенными волосами, одетая лишь в тонкую батистовую рубашку с порванным подолом и обтрепанными бретельками. Рурк непроизвольно шагнул вперед, чтобы укрыть Женевьеву своей курткой, но она оттолкнула его и гордо вздернула подбородок.

Дигби Ферт что-то растерянно пробормотал насчет дикого обычая, торопливо уменьшая огонь в лампе. Несмотря на то, что Женевьеву прикрывал только тонкий кусочек ткани, выглядела она почти величественно: обнаженные руки отливали бронзой, а упругие мускулы придавали им законченную форму; распущенные по обычаю волосы роскошно ниспадали на плечи, напоминая соболью накидку. Женевьева не проявляла показной скромности – она не дрожала и не пыталась прикрыть свою наготу.

При виде Женевьевы, так решительно стоявшей с ним рядом, Рурк ощутил какое-то болезненное волнение. Остальные не так внимательно смотрели на девушку и не могли осознать всей глубины ее унижения. Рурк же чувствовал всем своим существом, как она напряглась и, казалось, старается сжаться. Он не мог даже предполагать, что их любовь подвергнется такому ужасному испытанию. Покоренный смелостью и величественностью Женевьевы, Рурк хотел бы упасть к ее ногам и просить прощения за подобное унижение, он готов был пожертвовать ради нее своей жизнью.

Словно прочитав его мысли, Женевьева взяла Рурка за руку и прошептала:

– Это совсем не дорогая плата за целую жизнь с тобой, Рурк Эдер.

Эти слова почти поставили его на колени.

– Я люблю тебя, Дженни, – так же, шепотом, ответил Рурк.

Финес Вейкфилд оказался достаточно тактичным человеком, чтобы провести как можно скорее всю церемонию. Он произнес лишь несколько принятых в подобных случаях слов, показал, где нужно подписать документы и объявил Рурка и Женевьеву мужем и женой.

После этого Женевьева поспешно оделась, и Дигби Ферт проводил до двери новоявленных супругов.

– Будьте счастливы, – пожелал он, широко улыбаясь. – Я думаю, никто не заслуживает счастья больше, чем вы.

Ферт выглядел чрезвычайно довольным собой. Он даже оглянулся на Генри Пиггота, чтобы посмотреть, как тот отреагировал на последствия его находчивости.

– Неплохой поворот событий. Не так ли, мистер Пиггот? – многозначительно спросил Ферт, даже не заботясь спрятать самодовольную улыбочку.

Но Пиггот словно не слышал его, устремив на Женевьеву полный ненависти взгляд. Дыхание вырывалось у него из груди резкими хриплыми порывами.

– Ты заставила меня потерять все, – наконец произнес он тихим, мертвым голосом. – А ведь только благодаря мне ты сумела построить здесь жизнь.

– Да, вы, действительно, позволили мне обосноваться здесь, но потом постарались сами же все разрушить, – ответила Женевьева. – Вам это не удалось.

– Не удалось? – злобно переспросил Пиггот. – В таком случае я постараюсь отомстить известному всем нам патриоту, – он рассмеялся, заметив на лице Рурка тревогу и изумление. – Не ожидал, что я использую это против тебя, да?

Прежде чем кто-либо успел помешать ему, Пиггот быстро вынес из библиотеки свое грузное тело и стал звать на помощь спавших наверху английских офицеров.

Дигби Ферт торопливо провел Рурка и Женевьеву по боковому переулку к конюшне. Там они запрягли в тележку коня Рурка, и уже через несколько минут молодые супруги мчались на север, стараясь держаться в тени домов, чтобы по возможности не привлекать к себе внимания британских часовых.

– Куда мы едем, Рурк? – тихим испуганным голосом спросила Женевьева, слушая, как под копытами коня чавкает грязь Черного болота.

– Пока в Вильямсбург, – мрачно ответил он. – На территорию патриотов.

Женевьева понимающе кивнула. Ее маленькое личико выглядело грустным и усталым, сложенные на коленях руки дрожали. Рурк бросил на жену полный жалости взгляд и, обняв одной рукой, поцеловал в висок.

– Ах, Дженни, любовь моя, – прошептал он. – Не такой представлял я себе нашу свадьбу. Я даже не догадался взять с собой купленное для тебя кольцо. Ты уже во второй раз лишаешься шанса побыть невестой и предстать во всей своей красе.

Услышав в его голосе печаль и раскаяние, Женевьева немедленно взяла себя в руки.

– Я мечтаю вовсе не об этом, – успокоила она Рурка. – Я мечтаю стать твоей женой. А для этого у меня впереди целая жизнь.

– Да, да, но ни одна женщина не возмечтает провести свою брачную ночь, убегая в фермерской тележке.

– Я хочу провести ее с тобой, Рурк, и провожу. Ничего большего я пока не прошу, – она хитро улыбнулась. – Однако в будущем, я уверена, ты убедишься, что я достаточно требовательна.

Они провели в дороге весь остаток ночи. Рурк старался соблюдать крайнюю осторожность, понимая, что и лошадь, и повозка представляют интерес для каждой из армий: нужно было перевозить пушки и боеприпасы. Утром молодожены добрались до таверны, где устало отпраздновали свою свадьбу кукурузным пудингом.

Неожиданно к их столику подошел довольно потрепанного вида мужчина и принялся недоверчиво разглядывать Рурка, словно не веря своим глазам.

– Хвала всевышнему! – наконец воскликнул незнакомец. – Рурк Эдер! А я считал, что ты погиб в Винсенне!

Рурк тоже узнал мужчину. Им оказался Нил Кумз. Он встал и пожал руку своему старому другу, встреча с которым напомнила ему о месяцах горячки и безнадежности. Рурк никогда не рассказывал Женевьеве об обстоятельствах своего возвращения из Кентукки, да и теперь не хотел говорить об этом.

– Женевьева, познакомься с Нилом Кумзом. Нил, это моя жена, – Рурк даже немного надулся от гордости, объявив Женевьеву «своей». – Что привело тебя в Вильямсбург? – поинтересовался он.

– Мы направляемся к Йорктауну, – возбужденно ответил Нил. – Видит бог, я не могу пропустить это.

Впереди нас ждет самая серьезная битва за всю войну. Вашингтон полон решимости прогнать красные мундиры с берегов Вирджинии.

Рурк в волнении ухватился за край стола:

– Вашингтон?! Но когда я слышал о нем в последний раз, говорили, что он подходит к Нью-Йорку.

– Да, Вашингтон и хотел, чтобы все в это поверили. Клинтон так и считал до самого конца. Но он здесь! Кроме того, и де Грасс находится в бухте с двадцатью девятью кораблями и тремя тысячами солдат из Вест-Индии.

– Черт побери! – медленно произнес Рурк.

Между тем, Нил выцедил до дна свою кружку сидра и поднялся, сняв перед Женевьевой шляпу:

– Мы выходим через час, – при этом он многозначительно посмотрел на Рурка. – Это полк капитана Лэнгстона. Ему нужны хорошие люди.

Во время завтрака Женевьева внимательно наблюдала за мужем. Она слишком хорошо изучила Рурка, поэтому смогла прочитать в глубине его глаз мучительную внутреннюю борьбу.

– Возможно, эта битва будет последней, – осторожно сказала она, думая о той неразберихе, которую они увидели в Вильямсбурге.

– Да, давай надеяться на это, – сдержанно ответил Рурк.

– Тебе ведь хочется принять в этом участие, правда, Рурк?

Он резко поднял голову и пристально посмотрел Женевьеве в глаза:

– Все, что мне нужно, есть в тебе, Дженни. Ты, Хэнс, ферма – ради этого я живу. Я не солдат. Я понял это, пока сражался на передовой.

– То, что ты не любишь воевать, вовсе не означает, что тебе не дорога свобода, Рурк, – тихо сказала Женевьева, с трудом выдавливая из себя слова. – Разве ты не понимаешь? Все, через что ты прошел, воюя с индейцами, обретет смысл, если ты доведешь начатое дело до конца.

Рурк ошеломленно смотрел на жену:

– Но, Дженни, ведь это означает разлуку.

– Я могу подождать, – решительно ответила она, хотя чувствовала совсем обратное. – А вот Вирджиния не может.

Рурк тяжело вздохнул. Женевьева сидела напротив него с ярко сверкающими от слез глазами и плотно сжатыми губами – такая смелая, самоотверженная, готовая пожертвовать своим счастьем ради общего дела.

Он наклонился через стол и прошептал:

– Милая моя Дженни. Я не заслуживаю тебя, – Рурк замолчал, будучи от волнения не в силах произнести больше ни слова.

Женевьева схватила мужа за руки и ободряюще улыбнулась.

– Иди с ними, Рурк, – твердо и убежденно сказала она. – Иди и выиграй свою войну.

– Черт возьми, что же там такое? – проговорил Рурк, отодвигая низко нависшую ветку и напряженно вглядываясь вдаль сквозь листву.

Услышав впереди звуки боя, патриоты, продвигавшиеся к фронту, свернули с дороги в лес. Полковник Джон Мерсер, который вместе со своим отрядом присоединился к легиону Лэнгстона, поднес к глазам подзорную трубу и принялся внимательно осматривать местность.