Текст книги "Зимний цветок"

Т. Дж. Браун
Аббатство Саммерсет
Книга 2

С любовью и благодарностью посвящается талантливым докторам и замечательным людям Колину Кэйву и Кейти Деминг, а также их командам

Глава первая

Виктория нетерпеливыми шагами мерила внушительный Главный зал Саммерсета. В Лондоне почта приходила каждый день, в одно и то же время, по ней можно было сверять часы. Но в огромном деревенском поместье, которое сестры Бакстон поневоле теперь называли домом, время прибытия писем отличалось непредсказуемостью и зависело от оставленных дядей указаний. А когда граф Конрад уезжал по делам, за почтой ездили от случая к случаю, если только графиня не ждала важного приглашения на светский раут или не рассылала свои.

В конце зала девушка разворачивалась и упрямо направлялась в обратную сторону. Лишь краем глаза она отмечала фривольные пятна света, танцующие меж мраморных колонн, и поразительной красоты фрески на потолке с парящими над полем битвы ангелами, хотя обычно с удовольствием их разглядывала. А все из-за никуда не годной доставки почты, что уходила корнями в дряхлое Средневековье. Виктория выскочила бы на подъездную аллею, но опасалась возбудить подозрения – тетя Шарлотта, она же леди Амброзия Хаксли Бакстон, знала обо всем, что происходит в Саммерсете.

Или почти обо всем. Виктория довольно улыбнулась. Тетя и не представляла, как часто племянница запирается в облюбованной комнате заброшенного крыла и оттачивает мастерство печати на машинке и скорописи, изучает ботанику и даже пишет собственные статьи об особенностях тех или иных видов растений. Графиня не подозревала, что ее собственная дочь Элейн за считаные секунды способна смешать крепкий коктейль с джином. Или что старшая сестра Виктории Ровена летала на настоящем аэроплане и целовалась с пилотом. Так что суровая тетя Шарлотта не такая уж вездесущая.

Зато леди Саммерсет знала, как избавиться от Пруденс. Девушка нахмурилась, от грустных воспоминаний сдавило грудь.

На парадной дорожке зашуршали автомобильные шины, и Виктория ринулась к черному ходу под лестницей. Сейчас ее не заботило, как отнесутся к вторжению в свое царство слуги. Почту доставляли мистеру Кэрнсу, дворецкому, а тот уже сортировал ее по адресатам и разносил тете Шарлотте, дяде Конраду и другим обитателям особняка. Но сейчас девушка не могла ждать, пока драгоценное письмо доберется до нее. Она тщательно считала дни и совершенно точно знала, что ответ придет именно сегодня.

Встреченные по дороге слуги почтительно склоняли головы. Без сомнения, графиня Саммерсет уже слышала о внезапном интересе к почте, проявляемом младшей племянницей. На случай расспросов Виктория заготовила объяснение, что ждет весточку от подруги, и собиралась сопроводить его нытьем об удручающей скуке деревенской жизни. Тетя Шарлотта не выносила жалоб.

– Для меня есть что-нибудь? – С таким вопросом девушка сунула голову в дверь кабинета Кэрнса.

Дворецкий вздрогнул, и Виктория подавила улыбку. Она не оставляла попыток застигнуть этого в высшей степени сдержанного мужчину врасплох, и пару раз даже добилась успеха. Сестры Бакстон проводили в Саммерсете почти каждое лето, и Виктория еще в детстве поставила себе целью растормошить лишенного, казалось, человеческих чувств невозмутимого дворецкого. Она знала, что Кэрнс терпеть ее не может, и обычно сестры смеялись над его тактично сдерживаемой неприязнью.

Сейчас было бы разумнее задобрить сурового слугу, но старая привычка снова взяла верх.

– Я только начал просматривать почту, мисс Виктория, – поджал губы Кэрнс.

Девушке ничего не оставалось, как ждать, хотя от нетерпения трепетало все ее существо. Слуга нарочито медленно раскладывал письма по безупречно аккуратным стопкам. Заметив, как внезапно раздулись его ноздри, Виктория сразу поняла, что в адресной строке значится ее имя. Дворецкий протянул письмо, и девушка выхватила конверт у него из рук, будто боялась, что он передумает.

– Спасибо, Кэрнс!

Она пулей вылетела из кабинета и понеслась в свою комнату. По дороге Виктория вознесла отчаянную мольбу о том, чтобы избежать встречи с кузиной. Не дай бог, та захочет тайком поиграть в бильярд или выкурить парочку сигарет, чтобы развеять скуку. Еще хуже было бы столкнуться с Ровеной. Старшая сестра в последнее время только и делала, что гуляла и каталась верхом. Так она избавлялась от чувства вины за изгнание Пруденс. Виктория сочувствовала и сестре, и кузине, но сейчас ее ждали более важные вещи.

В своих покоях она положила письмо на белый, с золотой инкрустацией, туалетный столик в стиле ампир и уставилась на конверт. Она так долго ждала ответа, что сейчас боялась на него взглянуть – а вдруг он окажется совсем иным, чем мечталось? В конце концов девушка собралась с духом, прошла по мягкому аксминстерскому ковру и уселась с письмом в руках на полосатую бело-голубую софу у небольшого камина.

Не так давно няня Айрис, подруга и наставница Виктории, а также выдающаяся травница, вдохновила ее на написание статьи об Althea officinalis, или алтее, как его называли в простонародье. В работе девушка сделала акцент на лечебные свойства и применение алтея в народной медицине, особенно среди бедняков. Статью она отправила в свой любимый ботанический журнал, и, к немалому удивлению, редактор откликнулся, похвально отозвался о содержании и дал несколько советов, как улучшить слог. И самое главное, выразил готовность рассмотреть статью еще раз после правок. Виктория десять раз тщательнейшим образом перепечатала ее на новой пишущей машинке, спрятанной в тайной комнате. Затем отослала обратно с молитвой, чтобы работа понравилась редактору и вышла в печать.

От страха ее била нервная дрожь. Ответ она держала в руках. Не в силах больше оттягивать, Виктория принялась рыться в ящиках столика, пока не нашла нож для бумаги. Из конверта выпал клочок и легко порхнул на пол. Виктория смотрела на него, не веря своим глазам. На полу лежал чек.

Следом выскользнул лист бумаги; на верхнем поле красовалась монограмма журнала: «Ежеквартальный ботанический вестник», 197, Лексингтон-плейс, Лондон. Виктория с трепетом очертила тисненые буквы пальцем. Они с отцом, известным ученым, взахлеб читали каждый номер, как только тот выходил из печати. Сэр Филип сумел привить дочери интерес и любовь к растениям. Общая страсть заметно сблизила их в последние годы. Девушка всегда считала ее особой, принадлежащей только ей одной, связью с отцом.

Сэр Филип гордился бы сейчас дочерью.

Виктория недовольно смахнула набежавшие слезы.

Многоуважаемый В. Бакстон!

Благодарим за правки, проделанные в статье «Althea officinalis и его лечебные свойства, известные среди низшего сословия». Рад сообщить, что Ваша работа выйдет в печать в летнем издании «Вестника». Ждем следующих статей на ту же тему. Скажите, не рассматривали ли Вы возможность провести исследование о применении лекарственных растений среди обездоленных слоев населения? В любом случае благодарим за вклад в науку. Если в ближайшее время в Ваши планы входит посещение Лондона, буду рад личной встрече в издательстве.

С уважением,

Гарольд Л. Герберт, выпускающий редактор

«Ежеквартального ботанического вестника»

Виктория перечитала письмо и наклонилась за чеком. Десять фунтов. Мало того что статью опубликуют, работа получила похвальную оценку и достойное вознаграждение.

Со счастливым вздохом она откинулась на спинку софы. Кому бы рассказать? Кто способен понять ее радость? Только не Ровена – в последнее время сестра полностью потеряла вкус к жизни, непрестанно грустила и весь день бродила по своей комнате в утреннем платье. Да и кузине Элейн не стоит говорить. После смерти сэра Филипа девушки сблизились, но не настолько, чтобы доверять друг другу секреты. Можно поделиться с Китом, но тот приедет лишь в выходные – если вообще приедет. Обычно молодой лорд Киттредж посещал особняк вместе с сыном хозяев Саммерсета Колином, когда юношам удавалось вырваться из университета. Кит поймет ее радость, даже восхитится успехами, но, конечно, он не упустит случая выдать гадкую шуточку.

Но единственный человек, к кому Виктория обратилась бы в первую очередь, потерян для нее уже больше месяца. Она так давно не видела Пруденс. Боль от внезапного отъезда названой сестры не утихла со временем, однако, как бы Виктория ни скучала, она понимала, почему Пру не могла оставаться в Саммерсете. Виктория и сама бы сбежала в подобной ситуации. А что еще делать, если внезапно обнаружить, что замешана в семейном скандале, который хозяйка дома много лет хранила за семью печатями?

Повинуясь порыву, Виктория дернула колокольчик и принялась ждать Сюзи. Девушка не могла вынести мысль, что тетя просто заменит Пру, будто обычную, ничем не примечательную горничную, и попросила приставить к ней маленькую посудомойку. Теперь Сюзи не только следила за ее туалетом, но и составляла компанию в минуты одиночества. В свое время Сюзи, единственная из слуг, отнеслась к новенькой камеристке с добротой, и, хотя девочка не могла полностью заменить потерянную подругу, в ее присутствии Виктория не так тосковала по Пруденс.

В комнату ворвалась Сюзи; чепец сидел на ней набекрень.

– Прошу прощения, мисс. Вы позвонили, когда я мыла посуду, а Стряпуха никак не могла найти мой чепец… – Девочка смолкла и внимательно оглядела Викторию. – Мисс, у вас такой вид, будто вы получили лучший подарок на свете!

Виктория улыбнулась и помахала чеком:

– Так и есть. Правда, это не подарок, но только взгляни, что принес мне почтальон!

Сюзи прищурилась и подошла ближе:

– Похоже на чек, мисс. Десять фунтов?

Виктория кивнула и закружилась по комнате:

– Да! Мне заплатили за статью об алтее! Представляешь?

Посудомойка распахнула глаза и затрясла головой:

– Да вы что! За статью в газете?

– В журнале.

– Ой, это просто замечательно, мисс! Помню, как-то в «Саммерсет уикли» напечатали один рецепт моей матери, мы так ею гордились. Хотя вы, видно, о чем-то другом говорите?

– Немного. – Виктория закусила губу от смеха. – Думаю, твоя матушка была счастлива.

– Еще бы, да и вся семья радовалась. Вы хотели что-то еще, мисс?

Виктория отрицательно покачала головой. В груди медленно оседало разочарование. Пруденс отреагировала бы совсем по-иному. Даже Кейти, горничная в лондонском доме Бакстонов, поняла бы значимость события. Виктория всегда считала смышленую служанку подругой; к тому же они вместе обучались машинописи в Школе секретарей для юных леди мисс Фистер. Наверное, все потому, что Виктория совсем не знает Сюзи, ведь та была подругой Пруденс, а не ее.

Посудомойка направилась к двери.

– Подожди.

Сюзи повернулась, и Виктория заметила, что чепчик, который по требованиям этикета следовало надевать при посещении господских покоев, все еще сидит криво на ее голове.

– Ты получала новости от Пруденс?

– Да, мисс. – По невзрачному лицу Сюзи расползлась широкая улыбка. – Как раз на днях пришла весточка. Ой, у нее все отлично! Пруденс написала, что сначала, пока подыскивали жилье, они с Эндрю остановились в шикарном отеле и обедали в самых дорогих ресторанах. Недавно они сняли очень хорошую квартиру рядом с колледжем, где Эндрю учится на звериного доктора. Когда он выучится, они переедут в просторный деревенский дом. Наша барышня даже обзавелась собственными слугами.

Виктория грустно улыбнулась. Ее радовало, что вдали от Саммерсета названая сестра сумела обрести счастье. Но радость омрачалась чувством вины и печалью.

– Ты уже отправила ответ?

– Как раз вечером собиралась написать ей, – покачала головой Сюзи.

– Я дам тебе записку, приложишь к своему письму, хорошо? У меня еще не набралось новостей на полное письмо… – Виктория замолчала. Ей не хотелось признаваться, что Пруденс ни разу не написала ей после отъезда и у нее нет даже адреса беглянки.

– Конечно, мисс, – закивала Сюзи. – Пишите, я перед сном отнесу письмо мистеру Кэрнсу для отправки.

Виктория поспешила к столу. Взяла лист бумаги, обмакнула в чернильницу перьевую ручку из слоновой кости.

«Дорогая Пруденс», – вывела она, и тут на бумагу капнула огромная клякса. Что сказать? Попросить прощения? Но за что? За то, что ее отвратительный дед, не умеющий отказывать себе в утехах патриарх семьи Бакстонов, прельстился матерью Пруденс, тогда еще молоденькой служанкой в особняке? Или за невыносимое ханжество собственной семьи? А может, Виктория виновата в том, что не сумела заступиться за подругу, когда ту отправили в крыло для прислуги, стоило сестрам Бакстон ступить на землю Саммерсета? Или выразить обиду на поведение Пруденс после отъезда? Почему она не давала о себе знать со дня свадьбы с тем милым лакеем? Писала Сюзи, но холодно игнорировала Викторию, а ведь они выросли вместе и считали себя сестрами.

Девушка бессильно откинулась на спинку стула. На нее заново нахлынула тяжесть непоправимой трагедии. Может, если сделать вид, что ничего не произошло, она сумеет что-то написать… но нет. Ровена долго закрывала глаза на невыносимую ситуацию, пока события не подошли к логическому концу. Одного лишь желания, чтобы все сложилось иначе, недостаточно.

Виктория сделала глубокий вдох, достала чистый лист и начала заново.

Моя дорогая Пруденс!

Надеюсь, письмо найдет тебя в добром здравии и хорошем настроении. Сюзи говорит, что вы обживаетесь в новом доме и Эндрю готовится к экзаменам. Позволь пожелать ему удачи. Уверена, все обернется в лучшую сторону.

Она остановилась и задумчиво прикусила большой палец. Вдруг Пруденс решит, что письмо написано чересчур покровительственно. Будто Виктория не верит в способности Эндрю. Вот проклятье! Она решительно потрясла головой и продолжала:

Хочу поделиться с тобой приятными новостями. Я написала статью об алтее – из тех самых научных статей, что так занимали нас с отцом, а на вас с Ровеной наводили смертельную скуку, помнишь? Так вот, я отправила работу в «Ботанический вестник». И что ты думаешь? Она понравилась редактору! Мне даже прислали чек на десять фунтов, а редактор выразил интерес к последующим статьям! Видишь, отец не зря брал меня с собой на лекции. Возможно, когда-нибудь я тоже стану известным ученым, поскольку теперь понимаю, что ботаника – мое призвание. Я не стала никому говорить, милая Пруденс, все равно они не поймут…

Виктория остановилась и со всхлипом втянула воздух. Горе по отцу грозило перелиться через край, но она взяла себя в руки и закончила письмо:

Скучаю по тебе так сильно, что не выразить словами.

Она снова запнулась, не зная, стоит ли упоминать Ровену, но потом передумала. Пусть старшая сестра сама ищет пути примирения. Виктория твердо знала одно: для нее жизнь без лучшей подруги становится невыносимой.

С нетерпением жду ответа.

Целую, Вик

Затем пожевала кончик вечного пера и добавила строфу из поэмы Элизабет Браунинг «Мое сердце и я»:

 
Так чем я отплатить тебе могу —
Затворница печали? Чем любовней
Слова мои, тем глуше и бескровней.
Слезами, что я в сердце берегу —
Иль вздохами? Их на любом торгу
Возы, и вороха – в любой часовне.
 

Вот так. Теперь письмо закончено. Виктория убрала ручку с чернильницей и оставила листок сохнуть на столе. Затем встала и потянулась. Ей хотелось ринуться в заброшенное крыло и без промедления приступить к работе над следующей статьей, но Виктория понимала, что слишком взбудоражена. И тут она вспомнила о человеке, которого новости наверняка приведут в восторг. Надо рассказать няне Айрис – ведь именно она подала идею написать о лекарственных свойствах растений.

Часом позже Виктория сидела за столом в кухне пожилой женщины и с аппетитом уплетала сдобные булочки с кремом. Даже повариха тети Шарлотты, которую все звали просто Стряпуха и которая славилась своими талантами, не могла превзойти выпечку няни Айрис.

Крохотные окошки теплой, уютной кухни закрывали клетчатые занавески, а над раковиной в ряд висели кастрюли и ковшики. Тщательно вымытый каменный пол местами потрескался и истерся, но в целом небольшой дом был очаровательным. На Викторию тут всегда снисходило умиротворение.

– Чудесная новость, моя дорогая. Отец гордился бы тобой, – улыбнулась старая женщина.

Она стояла у плиты и помешивала отвратительно пахнущее варево. Тем не менее няня Айрис уверяла, что настойка поможет при трудностях с дыханием.

Виктория молча кивнула, у нее перехватило горло. Няня Айрис с пеленок растила ее отца и заодно научила всему, что сама знала о растениях, – так же как сейчас обучала его дочь.

Няня Айрис подошла к столу и погладила ее по голове. Хотя в ее присутствии девушка всегда ощущала себя ребенком, а не уверенной в себе молодой женщиной – образ, к которому Виктория стремилась изо всех сил, – от ласки няни Айрис неизменно становилось тепло на душе. Когда с ней носились Ро и Пру, она, как правило, обижалась на покровительственное отношение.

Вытерев руки о накрахмаленный белый передник, няня принялась перечитывать письмо, хотя просмотрела его уже трижды. Виктория сияла от счастья. Правильно она сделала, что пришла сюда.

Неожиданно пожилая женщина нахмурилась:

– А почему ответ адресован В. Бакстон, а не Виктории? Да еще и с припиской «многоуважаемый»?

Девушка запила последний кусочек булочки чаем.

– Хм? А, да. Я подумала, если подписаться полным именем, кто-нибудь меня вспомнит или догадается, что я дочь сэра Филипа. Я горжусь работами отца, но все же хочу добиться признания благодаря собственным заслугам.

– Весьма похвально, – пробормотала няня Айрис. – А других причин не было?

– Ну, я подумала, что так подпись выглядит солиднее. В. Бакстон. Разве нет? – Виктория широко улыбнулась, но при взгляде на лицо старшей подруги улыбка растаяла. – Что-то не так?

– Значит, этот редактор, Гарольд Л. Герберт, не знает, что ты женщина?

– Видимо, нет, – признала Виктория. – Но разве это имеет значение?

– Нет, конечно нет, – твердо согласилась няня Айрис и потрепала девушку по руке.

Тем не менее у Виктории зародились сомнения. Если разницы быть не должно, это не значит, что ее нет.

* * *

Над Саммерсетом нависло тяжелое зимнее небо – такое же унылое и тусклое, как настроение Ровены. За несколько недель после отъезда Пру старшая сестра выработала для себя целый набор привычек, призванных как можно меньше занимать ум и сердце. В последние четыре месяца столько всего произошло: умер отец, сестры лишились дома, где провели детство, сбежала Пруденс. Пустота казалась намного предпочтительнее безустанного хора сомнений и поисков своих ошибок.

Ровена снова подняла глаза к небу. При воспоминании о поцелуе на замерзшем озере пальцы бессознательно коснулись губ. Она не видела Джонатона уже несколько недель. Даже небо над аббатством Саммерсет казалось пустым и тихим без рева аэроплана. После разговора на катке пилот без объяснений забросил еженедельный ритуал. Ровена гадала, не обернулись ли попытки Джорджа положить конец ее дружбе с братом неожиданным успехом. Старший сын Уэллсов, казалось, возненавидел девушку, стоило ему узнать, что она носит фамилию Бакстон.

Она прикрыла глаза и выдохнула имя: «Джон».

Попыталась вспомнить небывалую синеву его глаз или то, как растягивались тонкие, четко очерченные губы в адресованной ей одной улыбке, но видела лишь расплывчатые образы. Их тут же вытесняло воспоминание о полете. Оно сохранилось в памяти во всей полноте: трепет при отрыве от земли и парящая легкость над облаками. В небе Ровена чувствовала себя свободной, не связанной никакими обязательствами, словно оставила все проблемы внизу. Воспоминание всплыло так отчетливо, что ей даже почудился порыв холодного ветра.

Не находя себе места, она захлопнула лежащую на коленях книгу.

Даже в детстве Ровена не воспринимала жизнь настолько захватывающей и удивительной, какой ее считала младшая сестра, но дни, по крайней мере, протекали интересно и приносили удовольствие. Теперь же Виктория кружилась вокруг нее взволнованной пчелой, то уговаривала, то обвиняла, но слова не достигали цели. Будто их разделяла стена из полупрозрачного желе. Все, из чего состояла жизнь Ровены сейчас – смена нарядов к завтраку, обеду и ужину, прием гостей леди Шарлотты, даже редкие поездки в городок, – все это воспринималось как бессмысленная и утомительная трата времени.

Поэтому Ровена только и делала, что взахлеб читала. Библиотека в Саммерсете насчитывала тысячи томов. Девушка вытягивала книги с полок наугад и редко помнила их содержание, но во время чтения в голове не оставалось места для незваных мыслей. Когда книги надоедали, она велела седлать лошадь и неслась как одержимая по холмам, оглядывая долину внизу. Ровена не хотела признаваться даже себе, что ее не покидает надежда заметить летящий высоко в небе аэроплан.

– Да, пожалуй, хватит.

Она вздрогнула от неожиданности. Подняла голову и выглянула из ниши у окна гостиной, где сидела. С целеустремленностью разъяренной гусыни на нее надвигалась тетя Шарлотта. Графиня правила Саммерсетом уже двадцать пять лет, и титул давно отпечатался в величественной осанке и горделивой посадке головы на длинной, изящной шее. Голубые глаза и темные волосы, что в свое время покорили даже двор принца Уэльского, до сих пор не утратили привлекательности, но кожа с возрастом потеряла упругость, а черты лица – высеченную резцом скульптора четкость.

Если когда-то появление ее светлости зажигало страстью сердца, то сейчас Ровена испытывала откровенный страх. Графиня редко повышала голос, ее гнев проявлялся в ледяном тоне и больно жалящих словах.

Несмотря на испуг, девушка вытянулась в струнку:

– Доброе утро, тетя Шарлотта. Чем вы недовольны?

Графиня выхватила из рук Ровены книгу:

– Хватит читать. Хватит дуться. – Голос ее на йоту смягчился. – Хватит горевать.

– Но я люблю книги, – сумела выдавить сквозь ком в горле Ровена.

– Глупости. Вернее, совершенно не важно, любишь ты их или нет. Чтение портит глаза, а если начнешь щуриться, появятся морщины. А еще тебе грозит сутулая спина и уродство. Ты же видела Джейн Ворт, не так ли?

– Вы о той невысокой даме с… – Ровена взмахнула рукой, очерчивая невидимый горб.

– Она с детства читала как одержимая, – сурово закивала тетя.

Ровене хотелось поспорить. Наверняка существовала другая причина. Но графиня продолжила:

– И, откровенно говоря, дитя мое, ты выглядишь ужасно. Посмотри на себя: лоб жирный, волосы висят космами, и даже боюсь предположить, когда ты в последний раз принимала ванну. Ты одна из самых красивых девушек, что мне доводилось видеть на своем веку, но сейчас тебя и мимолетным взглядом никто не удостоит. Так что хватит.

Ровена потрясенно заморгала. Тетя считала ее красавицей? Но никогда раньше она не была щедра на комплименты.

К удивлению девушки, графиня присела рядом на обитую шелком софу и стиснула ее руку. Ровена попыталась припомнить, когда в последний раз тетя ласково к ней прикасалась, но на ум не приходило ни единого случая. Даже в раннем детстве, когда сестры Бакстон проводили в Саммерсете каждое лето, графиня вела себя отстраненно.

– Понимаю твою потерю. Я тоже рано лишилась отца. Но ты молода, и если бы Филип мог видеть тебя сейчас, у него разорвалось бы сердце.

Грудь свело болью. Не важно, какие мотивы преследует леди Саммерсет. Ровена без тени сомнения знала, что отец не одобрил бы ни хандру, ни потерю интереса к жизни. Она часто представляла его разочарование в старшей дочери из-за предательства по отношению к Пруденс. Но Ровене и в голову не приходило, что в равной степени сэра Филипа огорчило бы и то, как она обращается с собой.

– Вы правы, – покорно кивнула Ровена. – Пойду приму ванну.

Тетя Шарлотта легонько сжала ее руку и отпустила.

– Будь добра. Я сказала Элейн, что ей не придется сопровождать меня сегодня к соседям. Ты поедешь вместо нее. – Ровена открыла от удивления рот, и графиня довольно улыбнулась. – Так что оденься соответственно.

И в триумфальном шелесте юбок леди Саммерсет удалилась.

Через час, после ванны, Ровена сидела перед зеркалом, а Сюзи все еще пыталась высушить ее волосы.

– Будь у вас поменьше волос, было бы легче, – пожаловалась она, отделяя прядь, расчесывая и снова вытирая полотенцем.

– Если остричь волосы покороче и отказаться от корсетов, я смогла бы одеваться сама, причем вдвое быстрее, – согласилась Ровена.

– Эти дни не за горами. Помяните мои слова.

Ровена слабо улыбнулась: хотела бы она обладать подобным оптимизмом. Если подумать, то она мечтала ощутить что-нибудь, помимо грусти.

– Ее милость заходили, пока вы были в ванной, и подобрали наряд для визита. Чудесное платье, мисс, вы в нем будете настоящей красавицей. То есть… Я имела в виду, вы и так… – Сюзи со вздохом прикрыла глаза. – Прошу прощения, мисс. Боюсь, для камеристки у меня слишком длинный язык.

Поступок тети настолько поразил Ровену, что смущение Сюзи она пропустила мимо ушей.

– Заходила? И что она выбрала?

Ровена встала из-за туалетного столика.

– Темно-синий костюм для прогулок, мисс.

Сюзи помогла надеть сорочку, камисоль, корсет и нижнюю юбку, а затем принесла шерстяной костюм. Ровена никогда его раньше не видела и чуть не выразила удивление вслух, но вовремя сдержалась. Очевидно, тетя решила сделать ей подарок, причем без лишней суматохи. Безупречного покроя жакет украшала черная тесьма на лацканах и манжетах, и такая же отделка обрамляла подол юбки. Присборенная талия придавала фигуре мягкость и элегантность. Девушка задумчиво провела пальцем по ряду затейливых пуговок из черного дерева. Вызывающая, современного покроя юбка не доставала до земли на целых четыре дюйма. Либо ее шили для кого-то ниже ростом, либо графиня Саммерсет питала тайное пристрастие к последним веяниям моды.

Поскольку Сюзи не имела опыта с прическами, волосами Ровены занялась Гортензия, личная камеристка графини. Заодно француженка поучала молодую горничную. Вызванное дополнительными обязанностями и необходимостью давать уроки обычной посудомойке недовольство Гортензии явственно читалось в поджатых губах.

– Pourquoi dois-je enseigner cette idiote?[1]1
  И почему мне приходится учить эту дурочку? (фр.)


[Закрыть] – бормотала себе под нос камеристка.

– Soyez prudente, je parle bien le franзais[2]2
  Выбирайте выражения, я-то говорю по-французски (фр.).


[Закрыть], – не выдержала Ровена.

Сюзи уставилась на француженку яростным взглядом. Девочка не поняла, о чем идет речь, но тон ей не понравился. Гортензия обиженно замолчала, но без возражений показала, как сделать простой низкий пучок – любимую прическу Ровены. В конце камеристка протянула Сюзи расчески и щетки:

– Не забывай их мыть, когда заканчиваешь причесывать госпожу.

С поверхностным, граничащим с дерзостью реверансом француженка вышла из комнаты.

После ее ухода лицо Сюзи сморщилось от неприязни, но она смолчала. Ровена вспомнила жалобы Вик – по словам сестры, личная горничная леди Саммерсет вела себя с Пруденс особенно грубо – и подавила желание тоже скорчить гримасу.

Для завершения наряда Ровена выбрала круглую голубую шляпку, отделанную кружевом и черными розами, со свисающим над ухом страусовым пером.

Графиня встретила появление племянницы в нижнем зале одобрительным кивком, но ничего не сказала. Элейн, в простом платье для чая, чмокнула кузину в щеку.

– Спасибо, что согласилась поехать вместо меня, – прошептала она. – Удачи.

Ровена улыбнулась в ответ. Она никак не могла привыкнуть, что застенчивая, затюканная пухлая девочка выросла в красивую, жизнерадостную женщину. Должно быть, в швейцарском пансионе для благородных девиц умели творить чудеса. Или же год, проведенный вдали от матери, подарил Элейн возможность расцвести и поверить в себя.

– Я все слышала, – заявила графиня, выходя за дверь.

Элейн подмигнула и помахала рукой. Ровена последовала за тетей.

– Автомобили – лучшее изобретение в истории человечества, – заявила тетя, когда обе устроились на просторном заднем сиденье. – Раньше, в экипаже, я могла объехать лишь ближайших соседей. Теперь же каждый визит занимает намного меньше времени, так что я могу отделаться от них одним махом.

Неожиданно для себя Ровена почувствовала прилив любопытства. Оказывается, она совсем не знала эту величественную, устрашающую в своей элегантности женщину.

– Но, тетя Шарлотта, я думала, вам нравится наносить визиты?

– Избави бог, – фыркнула леди Саммерсет. – По крайней мере, в последние годы. Были времена, когда посещение соседей приносило мне удовольствие, не скрою. Но все недельные сплетни пересказывают уже в первом доме, а во всех остальных их только повторяют. Представь, как скоро это надоедает.

У Ровены против воли вырвался удивленный смех.

– А в Лондоне разве не так?

– О нет. В столице все гораздо интереснее, поскольку сплетни там бесконечные.

– И куда мы едем? – поинтересовалась Ровена, откидываясь на обитую кожей спинку сиденья.

– Сначала остановимся у Эндикоттов. Их наверняка нет дома. Затем поедем к Кинкэйдам. Вот они точно дома, к тому же мне нравится новая жена Дональда, и она будет польщена визитом. После заедем к Биллингсли. Дорога до них неблизкая, но Эдит – моя подруга, и нам нужно многое обсудить.

– Я не знала, что лорд Биллингсли живет по соседству.

– На самом деле нет. В карете пришлось бы добираться полдня. Даже на автомобиле поездка займет два часа, но по дороге мы сделаем еще несколько остановок, так что скука нам не грозит.

Тетя Шарлотта рассчитала все до мелочей. Эндикотты действительно отсутствовали, так что графиня оставила карточку, и автомобиль тронулся к особняку Кинкэйдов. Молодая миссис Кинкэйд обладала чувством юмора, приятной внешностью и почтительно робела в присутствии леди Саммерсет, так как была моложе прежней супруги Дональда Кинкэйда лет на двадцать. В машине тетя Шарлотта пожаловалась, что покойная жена лорда отличалась несколько воинственным нравом, и Ровена не удержалась от хихиканья. Графиня наградила ее редкой улыбкой:

– Я не шучу. Из молодой миссис Кинкэйд получится хорошая жена для Дональда, к тому же она наконец-то сможет подарить ему детей. – Леди Саммерсет поискала под сиденьем и достала красную бархатную подушечку с золотыми кисточками. – Советую тебе отдохнуть, милая. До Эддельсон-Холла еще час езды.

Ровена подложила подушку под голову. Ее смущало поведение тети. Никогда еще она не находила общество величественной леди Саммерсет настолько приятным и интересным. Девушка гадала, почему тетя выбрала в сопровождающие ее, а не родную дочь. Неужели она искренне переживает за племянницу? Или же, как часто случалось с тетей Шарлоттой, ею руководят скрытые мотивы?

Видимо, Ровена задремала, поскольку, когда открыла глаза, автомобиль уже стоял перед пышным особняком. По величине Эддельсон-Холл не шел в сравнение с Саммерсетом, но вполне мог соперничать с ним в очаровании. Две круглые башни по краям полностью заросли плющом, а с фасада глядело столько окошек с мелким переплетом, что казалось, будто стены сделаны из стекла.