Текст книги "Зимний цветок"

Глава третья

Виктория постукивала пальцами по столу, ожидая ответа Кита. Он стоял перед камином в тайной комнате и тоже постукивал пальцами, только по каминной полке. Кабинет стал излюбленным местом их встреч, где друзья делились сплетнями, болтали или просто отдыхали от бессмысленных, пустых разговоров наводнивших особняк гостей.

Она нетерпеливо выпрямилась и пробежалась пальцами по блестящей поверхности любимого круглого столика, когда-то принадлежавшего дальнему предку. Давно почившего графа Саммерсета, без сомнения, шокировал бы план, о котором только что с энтузиазмом поведала его наследница.

– Давай уточним, – нахмурился Кит, и его брови встопорщились темно-рыжими гусеницами. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе на неделю сбежать в Лондон?

Виктория встретила насмешку недовольным взглядом.

– Знаешь, обычно ты недурен собой, но сейчас больше напоминаешь людоеда из сказок братьев Гримм. Так что нечего смотреть на меня исподлобья.

Лорд Киттредж вскинул голову и изумленно уставился на собеседницу. Брови разошлись в стороны и взлетели под пробор. Девушка не удержалась и хихикнула.

– Ты считаешь меня привлекательным?

– Да, – пожала плечами Виктория. – Рыжие волосы, умный хитрый взгляд – похож на лиса. Но не задирай нос, Себастьян и Колин красивее тебя. А теперь вернемся к моему плану.

Кит закатил глаза:

– Единственный выход – привлечь Элейн. Ни за что в жизни твоя тетя не одобрит поездку в Лондон без сопровождения. И уж голову даю на отсечение, она не отпустит тебя со мной.

– Родственники знают, что я совершеннолетняя, – раздраженно дернула головой Виктория. – Так почему кузен Колин ездит куда душе угодно, а за нами с Элейн установлен круглосуточный надзор? Это нечестно!

– А ты замечала, что становишься очень милой, когда проповедуешь права женщин? – поддразнил Кит.

Виктория кинула в него ручкой и промахнулась. Чернила залили каминную полку.

– Черт побери! Посмотри, до чего ты меня довел!

– Довел? – засмеялся Кит.

Виктория встала, чтобы промокнуть пятно.

– Оставь, – посоветовал он. – Все равно сюда никто не заглядывает. Предлагаю считать его произведением искусства, в духе современной живописи.

– Ах ты! – топнула ногой Виктория.

Кит прекрасно знал, что ей нравится современное искусство.

– Тихо, не нервничай, крошка. Давай лучше сообразим, как доставить тебя в Лондон для встречи… С кем там?

– С Гарольдом Л. Гербертом, выпускающим редактором «Ботанического вестника».

– Да-да, с Волосатым Гербертом. И что ты надеешься получить от встречи?

На секунду Виктория пришла в замешательство.

– Ну, он написал, что будет рад встрече. Сказал, что мои работы наводят на интересные мысли. К тому же он заплатил за статью и ждет продолжения цикла. Может, заодно подскажет тему следующего исследования, увлекательную для читателей.

Она задрала нос в ожидании комментариев, но, к ее немалому удивлению, насмешек не последовало.

– Значит, ты никогда не видела Волосатого Герберта. А по телефону вы говорили?

Кит присел в кресло у столика и скрестил длинные ноги. Умные глаза серьезно рассматривали собеседницу.

– Нет, – беспокойно заерзала Виктория.

– Выходит, ему неведомо, что автор научной статьи, за которую он заплатил десять фунтов, – восемнадцатилетняя девушка? – (Она открыла рот, но не нашла что сказать.) – Я обратил внимание, что ты не указала настоящего имени.

– Указала!

– Нет, ты подписалась как В. Бакстон. Значит, предполагала, что встретишься с предубеждениями относительно твоего пола.

Виктория дернула плечом. Она не даст загнать себя в угол.

– В. Бакстон выглядит солиднее, чем Виктория. Редактору понравилась статья. Какая разница, девушка я или горилла. Я собираюсь на встречу, и никакие уговоры меня не остановят. Если не хочешь помочь мне ускользнуть из-под тетиного надзора, я сама найду способ.

– Не глупи. Конечно, я тебе помогу. Иначе какой из меня друг?

Виктория с облегчением вздохнула. Безусловно, она бы и сама справилась, но с участием Кита все сложится намного проще и веселее. Трудно поверить, что они знакомы всего несколько месяцев. Кит занял в ее жизни место, где раньше обитали Ровена и Пруденс, – ведь одной больше нет рядом, а вторая с головой погрузилась в пучину грусти, и порой Виктория забывала, что у нее есть старшая сестра. А вот Кит понимал, что можно горевать, но не хоронить себя.

– Не стоит привлекать родственников. Чем больше людей знает, тем выше риск, что секрет выплывет наружу. Завтра я возвращаюсь в Лондон и пришлю тебе записку от имени подруги с просьбой погостить у нее. Кто может тебя пригласить?

Виктория сосредоточенно нахмурилась:

– Присцилла Кингсли. Сейчас она во Франции, но вряд ли тетя об этом знает. Семейство Кингсли пользуется уважением.

– А Ровена?

Ровена даже не заметит моего отсутствия, с горечью подумала девушка.

– Я ей скажу, что хочу навестить Пруденс. Они все еще не разговаривают друг с другом, так что проверить сестра не сможет.

– И где ты собираешься остановиться? Я не смогу тебя принять. И недели не пройдет, как матушка нас обвенчает. В хороших отелях тебя могут узнать. А в пансион я тебя не пущу.

– Неужели! Гляньте-ка на блюстителя хорошего тона! – откинувшись на спинку кресла, насмешливо протянула Виктория. – Ведь молодая женщина в пансионе – это так неприлично!

Кит покрылся красными пятнами, почти под цвет волос.

– К черту приличия! Там небезопасно, а это совсем другое дело. И вообще, тебе нужна помощь или нет?

Виктория закатила глаза:

– Я поживу у Кейти. Мы вместе учились в Школе секретарей мисс Фистер. – Зная, как в Саммерсете относятся к слугам, она не стала добавлять, что Кейти работала горничной в доме Бакстонов. – Напишешь письмо. Пусть приглашение будет через неделю, а я напишу Кейти. В Лондон поеду на поезде.

На губах Виктории заиграла улыбка, и сердце запело от предвкушения. Долгие годы с ней обращались как с болезненной младшей сестрой. Но теперь появился долгожданный шанс доказать родным – и, что важнее, самой себе, – что она способна на большие поступки.

На следующее утро она отправила письма Кейти и мистеру Герберту, оделась в теплую одежду и завернулась в длинный шерстяной плащ. Виктория была умной девушкой и понимала, что отправляться в приключение, не посвятив никого в свои планы, опасно. Есть один человек, которому можно рассказать все без утайки, и даже мерзкая погода ее не остановит.

На лестнице она столкнулась с кузиной. Элейн заранее переоделась в бледно-розовое платье к чаю и держала в руках мягкую мохеровую шаль.

При виде Виктории Элейн взметнула брови:

– Только не говори, что собралась прогуляться. Там холодно, вот-вот начнется снегопад. Пойдем, свернемся клубочком в гостиной у камина. Будем читать, сплетничать и нежиться как кошки.

Предложение звучало соблазнительно, но Виктория хотела добраться до няни Айрис и вернуться обратно, пока погода не ухудшилась.

– Я скоро вернусь, и будем бездельничать до вечера. Обещаю даже сыграть с тобой в шашки. Мне нужно к няне Айрис. Я быстро.

– Как пожелаешь. Смотри не замерзни, малышка.

На полдороге Виктория уже пожалела о собственном упрямстве. Коттедж стоял в каких-то двух милях от особняка, и она часто наведывалась туда, но почему сегодня ей не пришло в голову попросить шофера отвезти ее? Виктория чувствовала, что дышать становится тяжело – тяжелее, чем можно списать на усталость от прогулки. Няня Айрис сразу же стянула с нее плащ и усадила у огня в удобное кресло-качалку.

– Господи боже, дитя, о чем ты думала, когда вышла из дома в такую погоду?

Виктория сморщилась, но не смогла набрать достаточно воздуха для язвительного ответа. Легкие сжимал холод, а горло сужалось, как игольное ушко.

И почему она постоянно забывает брать с собой ингалятор?

– Держись. Принесу настойку.

В ярости от собственного бессилия, Виктория закрыла глаза и принялась отсчитывать промежутки между вдохами, как учил доктор. Хотя порой ей казалось, что упражнение скорее помогает справиться с паникой, чем действительно останавливает приступ. Девять… Десять… Одиннадцать… Виктория по-прежнему втягивала воздух с великим трудом. Иногда ее охватывал страх, что один из приступов закончится смертью. Виктория изо всех сил зажмурила глаза, чтобы отогнать страшную мысль, боролась с нахлестывающей паникой и продолжала размеренный отсчет. На каждый четвертый такт приходился неглубокий вдох.

Не прошло и минуты, как вернулась няня Айрис и подсунула ей под нос дымящуюся паром чашку.

– Пей! – приказала она.

В ноздри ударил горький запах, и Виктория непроизвольно отдернула голову.

– Прекрати вести себя как ребенок, – заворчала няня.

От удивления девушка послушно сделала глоток, но не смогла сдержать дрожь, когда язык обожгло едким вкусом.

– Уж извини, не успела приправить отвар мятой и медом, но ты уже большая девочка. Так что пей, – хмыкнула пожилая женщина.

Виктория послушалась и глоток за глотком выпила весь напиток. Дыхание постепенно вернулось в норму. После приступа всегда кружилась голова, но сейчас девушка не чувствовала себя разбитой, как после ингалятора.

– Что вы туда намешали? – спросила она, когда смогла говорить.

– Лакрицу, мать-и-мачеху, куркуму и редкое растение с американского запада, гринделию.

Виктория посмотрела на вываренные листья на дне с толикой уважения:

– И откуда вы знали, что отвар мне поможет?

– Милочка, я изъездила весь мир. Мои познания простираются далеко за границы Суффолка, к тому же у меня много друзей из разных стран. Я отправила письмо знакомой из Америки, описав твое состояние, и она прислала мне семена и немного листьев этого растения.

Виктория протянула руку и погладила старую няню по щеке:

– Поверить не могу, что вы пошли на такие хлопоты ради меня. Спасибо.

Няня Айрис прочистила горло и забрала из ее рук чашку:

– Это не значит, что тебе можно выходить из дома без лекарства и ингалятора. Ты уже не ребенок. Может случиться, что некому будет срочно приготовить отвар.

Виктория пристыженно кивнула. Она пережила прошедшие со смерти отца месяцы отчасти благодаря знакомству с няней Айрис и Китом. Старая женщина прожила свою жизнь так, как девушка могла только мечтать, – смело и независимо. Когда-то она растила юное поколение Бакстонов, но после смерти маленькой Халпернии, поздней сестры сэра Филипа, покинула особняк. Отправилась путешествовать по свету, преподавала английский в далеких странах и наконец вернулась домой, чтобы провести старость в кругу семьи. Насыщенная жизнь, не связанная заботами о муже и детях. Виктория мечтала прожить свои годы так же.

Приступ миновал, и девушке не терпелось рассказать няне Айрис о грядущем приключении, но неожиданно у нее зародились сомнения. Виктория знала, что няня Айрис переживает за нее. Как она примет известие, что Виктория собирается сбежать в Лондон на неделю? Лучше слегка подкорректировать рассказ, для верности.

– Помните ту статью, что у меня купили для «Вестника»? Я приносила вам показать.

– Помню ли я? Конечно помню. Как раз на днях рассказывала о ней брату!

Женщина прошла в кухню и вернулась с чашкой чая и тарелкой печенья:

– Ешь. Так скорее избавишься от привкуса.

Виктория с удовольствием отпила чаю.

– Я послала редактору еще одну статью. – Она подождала, пока няня устроится за столом напротив, и продолжила: – Она ему тоже понравилась. Он не сказал, собирается ли ее опубликовать, но повторил приглашение встретиться. Так что на следующей неделе я еду в Лондон!

Няня Айрис потрясенно распахнула глаза:

– Ты думаешь, это мудрое решение?

– Конечно мудрое, – нахмурилась Виктория, так как не ожидала подобной реакции. – Редактор дважды просил о встрече.

– Нет, моя милая, – покачала головой няня Айрис. – Он просил В. Бакстона. Не тебя.

– Я и есть В. Бакстон! – твердо заявила Виктория.

– Да, но мистер Гарольд Герберт об этом не знает. Я не сторонница пари, но могу поспорить, что он считает В. Бакстона молодым человеком, возможно студентом или выпускником университета. А не дочерью талантливого ученого, получившей домашнее образование, пусть и изрядной умницей.

И почему все стараются испортить праздник? Мистеру Герберту понравились ее работы. Какая разница, кто их написал – мужчина или женщина? Виктория вспомнила интеллектуалов и художников, что посещали обеды ее отца. Среди них было немало женщин: например, итальянский врач Мария Монтессори и талантливый физик Мария Кюри. Никто не отмахивался от них из-за принадлежности к слабому полу.

– Я собираюсь стать ученым, так или иначе, – решительно задрала подбородок Виктория. – Отец часто говорил, что, когда занимаешься наукой, очень важно публиковать свои работы. И мистер Герберт заплатил мне за статью! Все будет хорошо.

Взмахом руки она отмела все сомнения. Надо держаться убеждения, что ее ждут великие дела, а не считать себя инвалидом, чьи легкие могут отказать в любой момент. В противном случае она скоро окажется прикованной к постели под неусыпной опекой взволнованных родных. Она сильная. И добьется успеха во что бы то ни стало. Всем покажет, чего стоит младшая дочь сэра Филипа, и няне Айрис в том числе.

Глава четвертая

Ровена подстегнула лошадь, и та понеслась по полю. Холод обжигал лицо, хотя она и прикрыла его вуалью. Опять тетя Шарлотта будет отчитывать ее за обветренные щеки.

После визита к соседям графиня прониклась к племяннице небывалым интересом и порой обращалась с ней как с родной дочерью. Ровена с Элейн ломали голову, но так и не поняли, что послужило причиной перемен. Обе пришли к выводу, что ее светлость готовит какой-то сюрприз и следует быть начеку.

Но на прогулках верхом Ровена забывала о существовании леди Саммерсет. Только так после смерти отца она испытывала какое-то подобие радости, если не считать полета с Джоном и поцелуя на замерзшем пруду. Но в те моменты она окуналась в настоящее счастье. Даже не счастье – блаженство.

После встреч с пилотом прошло уже несколько недель. Ровена каждый день смотрела в небо, но видела там только насмешливо каркающих ворон.

Поэтому сегодня она взяла быка за рога и отправилась в поместье Уэллс, расположенное к юго-востоку от Саммерсета. Давным-давно паж из рода Уэллсов спас жизнь наследнику Бакстонов и в награду удостоился дома и приличной доли земельных владений. За долгие годы дружба распалась, а недавние события превратили былых друзей во врагов. Но какое отношение это имеет к ней и Джону?

Ровена придержала коня и пустила его шагом. В голове метались мысли. Стоило ей убедить себя, что фамильная история Бакстонов никак не повлияет на будущее, как из глубины души поднимались сомнения. Глупо надеяться на лучшее. Как Джон представит ее матери? «Мама, это любимая племянница человека, который обманом отнял нашу землю и свел отца в могилу… но я люблю ее».

Любовь? Ровена от удивления дернула вожжи, и лошадь недовольно фыркнула. Подсознание сыграло злую шутку. Неужели она действительно ждет любви молодого пилота? Ответ пришел без промедления, и Ровене оставалось лишь гадать, почему не подумала о нем раньше. Да. Она хотела его любви. После смерти отца и ссоры с Пруденс мир стал холодным и серым, а мысли о любви согревали и дарили утешение. Но значит ли подобное озарение, что она сама любит Джона?

Ровене вспомнились русые волосы, чистая синева глаз, проницательно и бесстрашно взирающих на мир. Храбрость и настойчивость помогали пилоту снова и снова садиться в кабину аэроплана, хотя в памяти обитали совсем свежие воспоминания о едва не ставшем роковым крушении.

Она с уверенностью могла сказать, что предпочитает общество Джонатона любому знакомому мужчине, но любовь? Но тогда зачем желать его любви, если не отвечать взаимностью? Возможно, в ней заложена склонность к кокетству, о которой она не подозревала? Или безмерное восхищение полетами смешалось с чувствами к симпатичному пилоту?

В последнее время Ровена привыкла к тоске по отцу – боль не оставляла ни днем ни ночью, – но неожиданно всплыла давняя, смягченная годами рана. Сейчас Ровена тосковала по матери. С ней она могла бы обсудить, как вести себя с молодыми людьми, и получить совет.

Тропинка расширилась и превратилась в дорогу, огороженную сломанным забором. Ровена поняла, что въехала в поместье Уэллс – заброшенное и обедневшее благодаря алчности ее дяди.

Девушка нервно сглотнула и направила лошадь через пролом в изгороди. Снова всплыла неуверенность: а чего, собственно, она надеется добиться своим приездом? Может, просто поговорить с Джоном? Он пригласил ее полетать снова, но до сих пор не исполнил обещания. Да. Она спросит о следующем полете.

Преисполнившись уверенности, Ровена подстегнула лошадь, и та рысью затрусила по замерзшей дороге. За поворотом стоял дом. Намного меньше, чем привычные особняки, по сравнению с Саммерсетом он выглядел старше и проще, хотя не оставалось сомнений, что построены оба поместья примерно в одно и то же время, о чем свидетельствовала архитектура и камень стен. Но если аббатство Саммерсет возводили, чтобы вызывать почтительный восторг, то поместье Уэллс строили для удобства его обитателей. Сбоку располагался пожухший огород. За ним Ровена разглядела фруктовый сад. Вытоптанная дорожка вела от парадной двери к небольшой рощице, где стоял сарай и старый заброшенный колодец под крышей. С первого взгляда становилось ясно, что здешние обитатели хоть и нанимали помощь, но и сами не чуждались работы, что Ровена сочла признаком здравого смысла. Если кормишься дарами земли, надо знать, откуда они произрастают.

Никто не выглянул за дверь, чтобы помочь ей спешиться и отвести лошадь. Стоило Ровене ступить на землю, в груди бабочкой забилось сердце и уверенность испарилась. Ей здесь не место. Что, если приезд только разозлит Джона? Но зачем мужчине целовать малознакомую женщину и приглашать ее полетать вместе, если на самом деле он не хочет ее больше видеть? В конце концов, она современная барышня, а не затюканная мышка.

Ровена собрала волю в кулак и привязала коня к дереву. Животное фыркнуло. В такой холод ему бы больше хотелось стоять, накрытым попоной, в теплом стойле и отдыхать после долгой поездки. Нельзя оставлять его на холодном ветру надолго.

Бросив хлыст на землю, Ровена обернула вокруг себя и подоткнула за пояс длинный подол юбки – иначе она не смогла бы идти. Затем тихонько подошла к парадной двери. Едва замешкалась, но набралась мужества и с закрытыми глазами постучала. Она только что нарушила как минимум сотню правил хорошего тона. Оставалось лишь надеяться, что мать Джона, чей муж не так давно покончил жизнь самоубийством, не обратит внимания на подобные мелочи.

При мысли о родителях Джона Ровена едва не передумала. Что она здесь делает?

Дверь открылась. В проеме стояла девушка лет шестнадцати. Она с восхищением рассматривала гостью, ее строгий костюм для верховой езды из темного ирландского льна и кокетливо сидящую на голове шляпку. Сама девушка выглядела неопрятно: каштановые волосы растрепались, а на подоле плохо подогнанного платья темнели мокрые пятна.

– Матушка! – закричала она, затем снова уставилась на гостью.

Ровена молча смотрела на нее. Только сейчас она заметила, что девушка держит на локте корзинку с яйцами. И тут дверь захлопнулась перед носом.

Через секунду дверь снова распахнулась. Теперь на пороге стояла женщина. Потускневшие с возрастом волосы когда-то сияли золотисто-рыжим отливом, а синева глаз сразу напомнила о Джоне. Но если лицо молодого пилота отличалось резкими, умными чертами, то красоту женщины уничтожило горе. От уголков глаз вниз спускались две глубокие складки, будто вымытые потоками слез. Но сейчас женщина не плакала, наоборот, ее губы растянулись в неуверенной улыбке.

– Прошу извинить мою дочь. Гости к нам заглядывают нечасто, и она расстроилась, что не одета для приема.

Под мягким тоном Ровена уловила укор и устыдилась. Пусть хозяйка дома и не придерживалась строгого этикета, но знала, что дозволяется хорошим тоном, а что нет. И по ее мнению, появляться на пороге без предупреждения крайне невежливо.

– Прошу прощения, что не предупредила о визите, но я каталась верхом неподалеку и решила узнать, дома ли Джон?

Женщина удивленно приподняла брови, но лицо ее просветлело.

– Нет, он уехал пару недель назад. Он сейчас в Кенте, работает.

Ровена ощутила прилив облегчения, и все сомнения разом испарились. Джон с мистером Дирксом. Пилот избегает ее не умышленно, он просто занят работой. И почему подобное объяснение не пришло ей в голову?

– Извините за беспокойство. Я давно не получала от него известий и начала волноваться… – Ровена двинулась к лошади, чувствуя, что от радости несет чепуху.

Но женщина удержала ее за руку:

– Прекрасно вас понимаю. С такой работой я переживаю о нем ежедневно. Не представляю, откуда у него берутся силы.

– Потому что небо восхитительно! – вырвалось у Ровены.

– Вы летали на аэроплане? – потрясенно переспросила женщина.

– Джон взял меня с собой один раз, – кивнула Ровена и смущенно отвела взгляд. На щеках проступила краска. – И обещал еще.

Из дома донесся пораженный писк, и губы хозяйки дернулись в улыбке.

– Заходите, выпьете горячего чаю перед поездкой. Меня зовут Маргарет. Я мать Джона.

– Ровена.

Она не стала представляться полным именем. К счастью, о нем не спрашивали. Ей не хотелось, чтобы хозяйка с ходу выставила ее за порог. Ровену так и тянуло взглянуть хоть одним глазком на дом, где родился и вырос Джон.

– Надеюсь, я не доставлю лишних хлопот, – выдавила она, проходя внутрь.

– Конечно нет. Мы редко принимаем гостей, но не настал еще тот день, когда семья Уэллс не сможет предложить юной путешественнице чашку чая и закуску.

Ровена расслышала легкий акцент. Судя по всему, у Маргарет имелись шотландские корни. Девушка сняла плащ, и ее провели через просторную прихожую в длинный коридор с раздвижными дверями по обеим сторонам. Некоторые стояли открытыми; в комнатах весело потрескивали камины. Низкие потолки с балками придавали дому теплую, уютную атмосферу, которой так не хватало Саммерсету. Хотя вряд ли кто-нибудь заподозрил бы в тете Шарлотте склонность к теплу и уюту.

– Надеюсь, вы не против выпить чаю в кухне. Все равно мы проводим там большую часть времени. С пятью сыновьями устраивать чаепитие в гостиной по меньшей мере неразумно – заканчивается беспорядком и испорченной мебелью.

Кухня представляла собой просторное помещение с очагом у одной стены, дровяной плитой у другой и печью у черного входа. Стены были выложены из обкатанных рекой камней, скрепленных известковым раствором, и Ровена сразу определила комнату как старейшую часть дома.

Посередине стоял сколоченный из длинных досок обеденный стол, а рядом – разделочный стол размером с небольшую кровать.

– Присаживайтесь. Я как раз поставила чай, когда услышала дикий вопль Кристобель. Как я уже говорила, гости навещают нас нечасто, и боюсь, дочка совсем одичала.

Из коридора донесся обиженный писк, но Ровена мудро сделала вид, что ничего не замечает. Она присела к столу и принялась переживать, что Маргарет начнет расспрашивать о семье и придется прибегнуть ко лжи.

Хозяйка отказалась от предложенной помощи и быстро поставила на стол чайник, чашки и легкую закуску. Затем женщина уселась напротив Ровены и уставилась на нее проницательным взглядом.

Ровена неуютно поежилась. Ей стало не по себе от голубых глаз Джона на лице его матери.

– Как давно вы знакомы с моим сыном?

– Не очень давно. – Ровена наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. Как быстро. – Пару месяцев, не больше.

– И как вы познакомились? Мне казалось, что все его время поглощено аэропланами.

На сей раз Ровена улыбнулась открыто:

– Это правда. Когда мы встретились, он как раз летал. Вернее, падал.

– Значит, вы та женщина на холме. – Мать Джона прикрыла рукой рот.

Девушка заерзала. Она не предполагала, что пилот расскажет о ней своей семье. А как же старший брат Джордж – он совсем не обрадовался знакомству на катке, когда узнал, что ее фамилия Бакстон. Может, он и матери наябедничал?

– Вы спасли Джону жизнь! – раздался за спиной восхищенный голос.

Ровена обернулась. Кристобель сменила юбку и причесалась. Она налила себе чаю и присела к столу.

– Это преувеличение, – вяло возразила Ровена.

– Он прокатил вас на аэроплане, чтобы отблагодарить! – воскликнула Кристобель. – Джон сказал, что вы железная леди. Совсем не боялись, когда спасали его. И мне нравится ваш костюм для верховой езды. Я выросла из своего, а у нас нет денег, чтобы заказать новый, но, может, когда Джордж вернется из банка… А я много раз летала!

– Много раз – это дважды? – с улыбкой остановила ее Маргарет. – И не болтай так быстро, наша гостья ни слова не поймет.

Кристобель ответила недовольным взглядом.

– У меня тоже есть младшая сестра, – успокоила женщину Ровена. – Я привыкла.

– Тогда я могу быть спокойна. Вам понравилось летать?

– Очень! – Ровена не могла подобрать слова, чтобы выразить свой восторг. – Я чувствовала полную свободу, словно все, что происходит внизу, не имеет значения.

– Но это не так, правда? – раздался из холла мужской голос.

Ровена вздрогнула. Сердце подскочило в груди, но в дверях стоял не Джон. Ее бесстрастно разглядывал Джордж, старший брат пилота, – тот самый, что при первой встрече ясно дал понять, что не испытывает к Бакстонам ничего, кроме презрения.

– Джордж! – Кристобель вскочила со стула и обняла брата. – Мы ждали тебя только завтра!

– Дела пошли лучше, чем ожидалось.

– Какое счастье, – произнесла мать и поднялась, чтобы налить сыну чашку горячего напитка.

Ровена замерла на стуле в ожидании. Неужели Джордж все испортит при первом знакомстве с семейством Уэллс, когда они только начали нравиться друг другу? Мужчина вошел в кухню и в ожидании чая облокотился на разделочный стол. Он не отличался привлекательностью младшего брата: внешность портили угрюмые складки в уголках рта, да и глаза были темнее, без небесной синевы. При взгляде на Джорджа становилось ясно, что он познал тяготы забот о семье и они легли на его плечи слишком рано.

– Да, – подтвердил старший брат. – Если можно назвать удачей продажу еще одного куска земли.

– Вряд ли подобный разговор следует вести за чаем в присутствии гостьи, – пожурила мать.

– Прошу прощения. Я просто удивился, когда увидел мисс… – Джордж замолчал, ожидая, пока Ровена назовет себя.

– Можете звать меня Ровеной. Благодарю за чай, но мне пора.

– Вы же пробыли у нас совсем недолго! – взмолилась Кристобель. – Мы даже не успели ни о чем поговорить!

Маргарет улыбнулась, и Ровена поднялась со стула.

– Как я уже говорила, моя дочь слишком долго была предоставлена самой себе. Ей нужно общество девочек ее возраста. Я вижу, что вы несколько старше, но тем не менее я бы с удовольствием предоставила вам возможность пообщаться. Не поужинаете ли как-нибудь с нами? Мы еще не отблагодарили вас за спасение Джона.

Ровене хотелось сквозь землю провалиться, лишь бы спрятаться от насмешливого взгляда Джорджа. И зачем она сюда приехала? Что скажет Джонатон, когда обнаружит, что она завязала отношения с его семьей прежде, чем он выразил какие-либо намерения? Но разве поцелуй нельзя считать выражением интереса? Или же в ней говорит старомодное воспитание?

– С большим удовольствием, – вяло согласилась Ровена и потянулась к плащу.

Семейство проводило ее до дверей. Всю дорогу она спиной чувствовала обжигающий ненавистью взгляд Джорджа. Женщины попрощались, и старший сын проводил ее до лошади, чтобы помочь сесть в седло. Он не стеснялся в выражениях.

– Хочу кое-что вам сказать, мисс Бакстон, и дяде своему передайте. Скажите, что нечего за нами шпионить. Больше он от нас ничего не получит. – (Ровена открыла в изумлении рот и выхватила уздечку из рук Джорджа.) – И перестаньте дурить голову моему брату. Он не предаст наш род.

Не успела она ответить, как Джордж хлопнул лошадь по крупу, и та понеслась галопом.