Текст книги "Ознакомление дошкольников с правилами дорожного движения. Для работы с детьми 3-7 лет"

Я говорю:

– Это «Волга».

А Мишка:

– Нет, это «Москвич».

– Много ты понимаешь! – говорю я.

– Конечно, «Москвич», – говорит Мишка. – Посмотри, какой у него капор.

– Какой, – говорю, – капор! Это у девчонок бывает капор, а у машины капот! Ты посмотри, какой кузов!

– Мишка посмотрел и говорит:

– Ну, такое пузо, как у «Москвича»!

– Это у тебя, – говорю, – пузо, а у машины никакого пуза нет.

– Ты же сам сказал «пузо».

– «Кузов», я сказал, а не «пузо»! Эх, ты! Не понимаешь, а лезешь!

Мишка подошел к автомобилю сзади и говорит:

– А у «Волги» разве есть буфер? Это у «Москвича» – буфер.

Я говорю:

– Ты бы лучше молчал. Выдумал еще буфер какой-то. Буфер – это у вагона на железной дороге, а у автомобиля бампер. Бампер есть и у «Москвича», и у «Волги».

Мишка потрогал бампер руками и говорит:

– На этот бампер можно сесть и поехать.

– Не надо, – говорю я ему.

А он:

– Да ты не бойся. Проедем немного и спрыгнем.

Тут пришел шофер и сел в машину. Мишка подбежал сзади, уселся на бампер и шепчет:

– Садись скорей! Садись скорей!

Я говорю:

– Не надо!

А Мишка:

– Иди скорей! Эх ты, трусишка!

Я подбежал, прицепился рядом. Машина тронулась и как помчится! Мишка испугался и говорит:

– Я спрыгну! Я спрыгну!

– Не надо, – говорю, – расшибешься!

А он твердит:

– Я спрыгну! Я спрыгну!

И уже начал опускать одну ногу. Я оглянулся назад, а за нами другая машина мчится. Я кричу:

– Не смей! Смотри, сейчас тебя машина задавит!

Люди на тротуаре останавливаются, на нас смотрят! На перекрестке милиционер засвистел в свисток. Мишка перепугался, спрыгнул на мостовую, а руки не отпускает, за бампер держится, ноги по земле волочатся. Я испугался, схватил его за шиворот и тащу вверх. Автомобиль остановился, а я все тащу. Мишка наконец снова залез на бампер. Вокруг народ собрался. Я кричу:

– Держись, дурак, крепче!

Тут все засмеялись. Я увидел, что мы остановились, и слез.

– Слезай, – говорю Мишке.

А он с перепугу ничего не понимает. Насилу я оторвал его от этого бампера. Подбежал милиционер, номер записывает. Шофер из кабины вылез – все на него набросились:

– Не видишь, что у тебя сзади делается?

А про нас забыли.

Я шепчу Мишке:

– Пойдем.

Отошли мы в сторонку и бегом в переулок. Прибежали домой, запыхались. У Мишки обе коленки до крови ободраны и штаны порваны. Это он когда по мостовой на животе ехал. Досталось ему от мамы!

Потом Мишка говорит:

– Штаны – это ничего, зашить можно, а коленки сами заживут. Мне вот только шофера жалко: ему, наверно, из за нас достанется. Видал, милиционер номер машины записывал?

Я говорю:

– Надо было остаться и сказать, что шофер не виноват.

– А мы милиционеру письмо напишем, – говорит Мишка.

Стали мы письмо писать. Писали, писали, листов двадцать бумаги испортили, наконец, написали:

«Дорогой товарищ милиционер! Вы неправильно записали номер. То есть Вы записали номер правильно, только неправильно, что шофер виноват. Шофер не виноват, виноваты мы с Мишкой. Мы прицепились, а он не знал. Шофер хороший и ездит правильно».

На конверте написали:

«Угол улицы Горького и Большой Грузинской, получить милиционеру».

Запечатали письмо и бросили в ящик. Наверно, дойдет.

Н. Носов

Любопытный мышонок

В большом городе был гараж, где отдыхал после работы автомобиль «Москвич». И никто, даже сам «Москвич», не знал, что в углу гаража в тесной норке поселилось целое мышиное семейство: папа мышь, мама мышка и их дети, маленькие мышата.

Днем они сладко спали, а к ночи просыпались и принимались за дела. Папа брал в лапку авоську и бежал за продуктами (что поделаешь – семья!), мама хлопотала по хозяйству, а дети, как все дети на свете, играли и шалили.

– Милые мышатки, – не уставала повторять мама, – никогда не выбегайте из норки: в гараж частенько заглядывает кот.

– Кот? Какой кот? – пискнул самый маленький мышонок. Он был страшно любопытный и вечно задавал вопросы.

– Ой, – испугалась мама, – тише! Кот – самый злой на свете зверь: зубы у него острые, лапы когтистые, хвост длиннющий, уши чуткие и глазищи, как фонарищи. Больше всего на свете он любит лакомиться мышатиной. От него уже однажды пострадала твоя бедная бабушка. Умоляю: берегись этого злодея!

Так сказала мышка мама и, вздохнув, принялась подметать норку. Но мышонок был из всех неслухов неслух. Только мама отвернулась, он выскочил из норки.

Глядит, из темноты на него уставились чьи то громадные блестящие глаза. Мышонок испугался и уж скорей хотел юркнуть обратно в норку. Но ведь это был на редкость любопытный мышонок, и он не убежал, а дрожащим голоском спросил:

– Скажите, пожалуйста, у вас есть хвост?

– Нет у меня хвоста, – услышал он в ответ.

– А усы?

– И усов нет.

– А когтистые лапы?

– Тоже нет.

– А мышат вы едите? – робко поинтересовался мышонок.

– Никогда!

– Вот здорово! Значит, вы не кот?

– Конечно, нет. Я – автомобиль.

– Автомобиль?.. Нет, мама про вас никогда не рассказывала. Но все равно, раз вы не кот, давайте играть в «кошки-мышки».

– Не могу, мышонок, мне очень хочется спать.

– Ха-ха-ха! Да кто же по ночам спит? Разве вам дня мало?

– Странно. Может быть, это у мышей заведено днем спать, а я днем работаю: по дорогам взад вперед бегаю, людей развожу.

– Ну, тогда сказку расскажите! Я страх как люблю сказки! – Вот непонятливый мышонок! Я же говорю, мне спать пора. Приходи завтра – у меня выходной. Тогда посмотрим, может, и расскажу.

На другую ночь мышонок только проснулся, сразу выглянул из норки и опять увидел большие горящие глаза.

– Доброй ночи, дядя автомобиль! – сказал вежливо мышонок. – Мяу! – услышал он в ответ. – Мяу так мяу, – радостно взмахнул хвостиком мышонок. – Чур, я мышка. Он проворно выскочил из норки и – о ужас! – прямо перед собой увидел усатую морду, когтистые лапы и длиннющий хвост.

– Мамочка, ко о от! – не своим голосом завопил мышонок и заметался по гаражу. Но тут в темноте, на счастье, вспыхнули глаза автомобиля. – Кто там кричит? Ба, никак мой сосед в беде?! Скорей прячься сюда! – сказал автомобиль и приподнял крышку своего мотора.

А когда мышонок юркнул в щелку, автомобиль мигом захлопнул крышку и прищемил коту хвост.

Уселся мышонок на еще теплый от недавней работы автомобильный мотор, отдышался, успокоился, даже умылся лапкой.

Но скоро этому непоседе надоело быть взаперти, и он захныкал: – Пустите меня домой, я есть хочу, я пить хочу! Меня мама будет ругать… – Лучше бы, мышонок, тебе немного потерпеть. А то кот у колеса притаился. Только чем бы тебя угостить… Ты что больше всего любишь?

– Крупу, сахар, хлеб, маслице, – облизнулся мышонок. – Маслице? Пожалуйста. Его в моем моторе сколько угодно. Ешь на здоровье. Мышонок попробовал и мордочку скривил: – Фи, какая гадость! Разве это масло?! – Вот привередник, – обиделся автомобиль, – настоящее машинное масло ему не по вкусу!

– Маши и инное?.. А я люблю сливочное.

– Такого не держу. Мне масло для чего? Мотор смазывать. Чтобы его части лучше работали. Тут только машинное масло годится.

– А вода у вас, дядя автомобиль, тоже машинная? – Кто тебе сказал? Чтобы мотор остужать (ему, бедняге, от работы становится очень жарко), вполне подходит самая обыкновенная вода. Так что пей, не бойся.

– Почему ваша вода так скверно пахнет? – ужаснулся мышонок, понюхав жидкость в маленьком круглом стаканчике. – Опять какая то гадость!

– Ну и чудак, – засмеялся автомобиль. – В этом стаканчике вовсе не вода, а бензин. Мышам он, может быть, и ни к чему, зато автомобилям ох как нужен! Нет бензина – стоп, машина! А воду я храню в другом месте – вон под той крышкой.

– Это другое дело, – сказал мышонок, вволю напившись водицы из горла большого плоского бачка радиатора.

Он сразу повеселел и принялся, словно по родной норке, разгуливать по мотору и повсюду совать свой любопытный нос.

Ходил, ходил и наткнулся на большой черный ящик с шестью гранеными пробками. – Это аккумулятор, – сказал автомобиль. – В нем хранится запас электрического тока. Из ящика он, как по дорожке, бежит по проводам к мотору, чтобы искоркой поджечь в нем бензин. Между прочим, аккумулятор – весьма опасная штука. Так что ты, мышонок, лучше его не трогай. Иначе могут быть большие неприятности.

Но мышонок, как всегда, не послушался. Что поделать, если это был на редкость любопытный мышонок.

– Назад! – закричал автомобиль. – Током ударит! Но было уже поздно. Раздался сухой треск, вспыхнула голубоватая искра, мышонка что то дернуло за нос, и он кубарем скатился на землю.

А кот тут как тут. Был бы у него сегодня отличный ужин, если бы автомобиль вовремя не закричал мышонку:

– Прыгай в мою выхлопную трубу!.. Вот до чего доводит любопытство, – заметил автомобиль, когда опасность миновала и из трубы выглядывал только кончик мышиного хвоста.

Но неисправимый мышонок вскоре опять принялся за свое: – А зачем вам эта труба? – Ах, несносный! – удивился автомобиль. Но так как он был вежливым и привык отвечать, если его спрашивают, то он сказал:

– Это выхлопная труба. Она ведет к мотору, чтобы… Думаете, мышонок дослушал до конца? Как бы не так. Он уже вовсю бежал по узкому туннелю и, достигнув его конца, спросил: – А это что? – Мой мотор. Только теперь, мышонок, ты смотришь на него не снаружи, как раньше, а изнутри.

– А для чего вам мотор? – Как для чего! – удивился автомобиль. – Чтобы крутить мои колеса. У моего мотора четыре цилиндра (в одном из них ты сейчас сидишь), и внутри каждого цилиндра, когда мотор работает, вверх вниз ходит поршень.

– Почему он ходит? – Почему почему!.. Как очутится в цилиндре порция бензина, как примчится туда по проводу электрический ток, сразу вспыхивает искорка и раздается маленький взрыв (бензин ведь очень легко воспламеняется!). Взрывы по очереди гремят в каждом цилиндре: трах тах тах! Трах тах тах! (Кстати, именно от этого мотор и трещит во время работы.) И каждый взрыв с силой толкает вниз поршень. Тот самый поршень, на котором ты сейчас так уютно устроился. Поршни ходят по цилиндрам и вращают вал коротышку. Тот вертит другой вал, подлиннее. А уж этот, долговязый, вертит мои колеса. Вот я и еду по дороге.

– Все понятно, – вздохнул мышонок, – только про выхлопную трубу все таки непонятно. Для чего она вам?

Но автомобиль не успел ответить. Как раз в эту самую минуту в гараж зашел шофер и завел мотор.

– Тр рах тах тах! Тр рах тах тах! – затрещал автомобиль. – Тр р ревога, мышонок! Тр р ревога! Скор р рей удирай из трубы!..

Мышонок и опомниться не успел, как его закружило, завертело, и вместе с дымом от сгоревшего в моторе бензина он пулей выскочил из трубы, пролетел мимо притаившегося кота, прямиком угодив в свою норку.

Автомобиль сразу поехал и колесом придавил коту хвост. Больно стало усатому, взвыл он дурным голосом. А любопытный мышонок из норки глядит да приговаривает:

– Так тебе и надо! Так тебе и надо! – Не радуйся, не радуйся, – злобно прошипел кот, – все равно я тебя съем. И съел бы. Да автомобиль выгнал злодея из гаража.

А чтобы и духу его кошачьего здесь никогда больше не было, автомобиль повесил над воротами гаража дорожный знак:

«Котам, кошкам, котятам и… мышатам вход воспрещен!»

Г. Юрмин

Заборчик вдоль тротуара

На многих улицах города вдоль тротуаров стоят легкие железные заборчики, выкрашенные ярко красной или ярко желтой краской.

Эти ограждения приходится ставить потому, что есть еще у нас люди, которые считают, что правила писаны не для них. Таких людей – взрослых и маленьких – я видел… в больницах. Кого – на костылях, кого – с подвязанной рукой, кого – с забинтованной головой.

Бывает, мчится машина по городу – и вдруг какой нибудь торопыга, вместо того чтобы воспользоваться пешеходной дорожкой или подземным переходом, перебегает улицу в неположенном месте. Раздается скрип тормозов, слышится удар, звон разбитого стекла, скрежет металла.

А все из за одного единственного нарушителя. Вот для того чтобы у недисциплинированных пешеходов было поменьше соблазна выскакивать на мостовую в неположенном месте, на улицах с сильным движением транспорта стали устанавливать железные ограждения. Их не перешагнешь. А перелезать через ограду на виду у всех не станет даже самый бессовестный нарушитель.

Шлагбаум

Кто кому должен уступить дорогу: поезд автомобилю или автомобиль поезду? Конечно, предпочтение отдается поезду. Недаром все автомобили, подъехав к железнодорожному переезду, останавливаются и терпеливо ждут, пока он промчится.

А почему? Остановить быстро едущий автомобиль трудно. А мгновенно остановить мчащийся на всех парах поезд и совсем невозможно. Даже самый короткий железнодорожный состав в десятки раз тяжелее самого большого автомобиля. Попробуй ка в считанные секунды остановить такую махину! Все равно он еще какое то время будет двигаться по инерции.

Чтобы избежать возможного несчастья, автомобили и уступают дорогу поезду, ждут, пока он проедет, и только тогда продолжают путь.

Для того чтобы на рельсах в тот момент, когда по ним должен промчаться поезд, не оказалось ни одного автомобиля, перед большинством железнодорожных переездов по обе стороны стального пути установлены полосатые, то опускающиеся, то поднимающиеся перекладины – шлагбаумы.

Вот полосатый шлагбаум опустился. Стоп! Путь автомобилям, мотоциклам, велосипедистам закрыт. Приближается поезд! Тревожно мигают рядом со шлагбаумом красные огни, вовсю заливается предупредительный звонок: «Осторожно! Осторожно!»

Трамвай и его семья

Тяжело было бы жить без трамвая в большом городе. Но большие города начали появляться уже несколько веков тому назад.

На чем же тогда ездили горожане? Сначала придумали омнибус – большую многоместную карету. Слово «омнибус» —

латинское, оно означает «для всех». Омнибусов давно уже нет, но слово оказалось живучим. Его кусочек – «бус» живет в названиях нынешних машин: «троллейбус», «автобус».

Когда появилась железная дорога, попробовали провести ее и в городах. Но паровоз на городской улице был слишком неудобен – он дымил, плевался паром и выбрасывал много искр. Для городской железной дороги паровоз заменили лошадьми. Так появилась конно железная дорога. Народ называл ее просто «конка».

Прокладка рельсов стоила дорого, зато ехать по ним стало гораздо легче, чем по булыжной мостовой. По ровным, гладким рельсам две лошади тащили вагон с тридцатью, а то и сорока пассажирами. На передней площадке, на том месте, где теперь сидит вагоновожатый, стоял кучер с кнутом и вожжами.

Сначала нехитрая «техника» конки всех устраивала. Все новые и новые города обзаводились конно железной дорогой. Но шли годы, города быстро росли. Все дальше разбегались их улицы по полям, по лугам, по пригородным рощам. Поездка на конке из одного конца города в другой занимала уже несколько часов. Да и пассажиров набиралось все больше; тесно становилось в вагончиках конки.

Города росли, а лошади оставались прежними. Лошадь нельзя заставить бежать быстрее и везти больше. Ее нужно заменить машиной. Но какой? Над этим все чаще задумывались ученые и инженеры.

Когда в 1837 году русский ученый Борис Семенович Якоби изобрел электродвигатель, он попробовал приспособить его для перевозки людей. Вскоре был готов электрический вагончик, ходивший по рельсам. В вагончик мог сесть человек. Правда, помещался он там с трудом: почти все место занимали батареи. Вагончик был набит ими как карманный фонарь. Якоби подсчитал, что такой вагончик с батареями в 12 раз дороже паровоза!

Почти сорок лет прошло, прежде чем появились первые электростанции. Теперь уже не нужно было возить с собой дорогие батареи, и в 1879 году появился первый трамвай.

Слово «трамвай» пришло к нам из Англии. Только оно произносится там «трэмвэй». «Трэм» – «вагон», «вэй» – «путь». «Трэмвэй» – «вагон, ходящий по путям, по рельсам».

Городские ребята хорошо знают, как выглядит трамвай. Многие даже могут нарисовать его по памяти: длинный вагон с большими окнами, спереди и сзади – двери, внизу – колеса, сверху – дуга, которая скользит по проводу. Вот и весь трамвай. Кажется, очень просто! А вот попробуйте ответить на несколько самых простых вопросов о трамвае. Думаю, что только немногие дадут правильные ответы.

Первый вопрос: почему у трамвая только один провод? Ведь для того чтобы включить настольную лампу, электроплитку, утюг или другой электроприбор, вы втыкаете штепсельную вилку с двумя ножками в розетку с двумя отверстиями. Значит, там два провода. Почему же у трамвая только один?

Оказывается, второй провод – это рельсы. Ток от электростанции идет по верхнему проводу, оттуда – в дугу трамвая, проходит через двигатель, а из двигателя – в колеса и по рельсам возвращается на электростанцию. Таким же образом питается током электрическая железная дорога.

Второй вопрос немного сложнее. Если посмотреть вдоль трамвайной линии, можно заметить, что провод подвешен не прямо, а зигзагами. Зачем это нужно?

Дуга трамвая прижата к проводу и на ходу трется об него. Верх дуги сделан из мягкого алюминия, чтобы провод не стирался. Зато сам алюминий стирается очень быстро. Если провод подвесить по прямой линии, дуга будет тереться об него все время одним и тем же местом и скоро совсем перетрется. А повесят провод зигзагами, он будет переходить по дуге от одного края к другому и обратно. Вы можете это увидеть сами, поглядев вслед идущему трамваю. Дуга стирается равномерно. А когда все таки сотрется, ее заменят новой. Дуга стоит недорого, провода гораздо дороже.

Третий вопрос: где у трамвая двигатель? В самом деле, ведь никакого двигателя не видно ни спереди вагона, ни сбоку, ни внутри. Где же он спрятан? Двигатель – внизу, под вагоном. Моторный вагон трамвая едет на двух четырехколесных тележках. И внутри каждой тележки даже не один, а два двигателя, по одному на два колеса. Значит, у трамвая целых четыре двигателя, а ни одного снаружи не видно.

Четвертый вопрос: почему в моторном вагоне трамвая иногда начинает что то тарахтеть под полом, как будто насос работает? Оказывается, там действительно воздушный насос. Он подает сжатый воздух для тормозов трамвая, для закрывания и открывания автоматических дверей. Звонок трамвая тоже не электрический, а воздушный. В прицепной вагон сжатый воздух поступает по резиновому шлангу.

Много рабочих занято прокладкой новых линий трамвая. Но в самых больших городах эти рабочие часто не прокладывают линии, а снимают их. По центральным улицам Москвы, Ленинграда, Киева трамваи не ходят. Почему? Ведь трамвай – такая удобная, такая нужная, а в больших городах прямо таки необходимая машина!

И все таки его заменяют троллейбусом. Что значит это слово? Окончание «бус» – это часть слова «омнибус» – «карета для всех». А «троллей» – «контактный провод». Троллейбус, как и трамвай, питается электрическим током от подвешенных над улицей контактных проводов. Но у троллейбуса нет рельсов. Хорошо это или плохо? Оказывается, хорошо!

Троллейбус катится мягко, почти неслышно, на своих резиновых шинах. Он словно идет в мягких домашних туфлях, а трамвай, сколько ни стараются его утихомирить, гремит своими колесами, словно коваными сапогами.

Если один трамвай испортится в пути, остановится на линии, за ним все трамваи станут. Они исправны, а ехать не могут – линия занята. А троллейбус откатят в сторонку, отсоединят от проводов – и путь свободен.

Провести в городе троллейбус гораздо дешевле и проще, чем трамвай. Ведь троллейбусу не нужны рельсы. Правда, ему зато нужен не один контактный провод, а два. Но все равно – подвесить второй провод куда проще, чем рельсы проложить. Поэтому все больше троллейбусов появляется не только в больших, но и в маленьких городах.

Но почему же такая хорошая машина появилась не сразу? Почему сначала всюду проводили трамвай? Может быть, инженеры просто не додумались до троллейбуса? Нет, дело не в этом.

Троллейбус – почти ровесник трамвая. Первый, опытный троллейбус построен в 1882 году. Только опыты с ним оказались неудачными. Резиновых надувных шин тогда еще не было, колеса у первого троллейбуса были такие же, как у телеги. А улицы в городах мостили булыжником. На булыжной мостовой быстроходный троллейбус подпрыгивал и раскачивался, как телега, несущаяся с горы. Понятно, что при этом его токоприемники все время соскакивали с проводов. И сколько ни бились инженеры, так и не смогли помочь этому горю.

Победил трамвай. Его вагон ровно катился по рельсам, дуга не соскакивала с провода. А троллейбус был осмеян, как гадкий утенок в сказке Андерсена.

Но прошло пятьдесят лет – и улицы больших городов покрылись гладким асфальтом. Бесшумно и плавно покатились по ним автомобили на упругих шинах. И тут пришло наконец время троллейбуса. На хорошей дороге он оказался лучше чем трамвай.

Л. Гальперштейн