Текст книги "Вечные предметы"

 
Под ногтями земля
а под кожей душа
 
 
и дни лишь постоят за горизонтом
и вновь возвращаются
даря труды как милость
 
 
конь и человек нагружают
и везут свою добычу с поля
не ища в том смысл и не ропща
 
 
смысла ищут те
кто дерево с изгибом
кто красиво поющая птица
кто ветерок поднимающий рябь
 

 
Мост выгнулся в дугу
и спаянным хребтом
улавливает все вибрации
кроме самых тонких
 
 
тонкие доступны лишь тому
кто вечером в печальном одиночестве
перегнувшись через перила
пристально смотрит на реку
 

 
Настало время наивных лиц
и зеленых пастбищ
поэтому да здравствуют бараны
 
 
бараны в золотых дужках за ушами
бараны на нежных газетных рисунках
 
 
не спрашивай кто блеет в темноте
кто бубнит нам свои особенные песни
 
 
с высоких холмов они собираются
в маленький круг
сбиваются в кучу
где теплее и не угрожает опасность
 
 
там они лелеют свою шерсть
за которой не пришел пока пастух
 
 
пастух забывший свою дорогу
пастух которого увели собаки
в другую сторону не вовремя
на ночь глядя
 

 
По дороге ехал патруль
и подорвался на мине
 
 
далеко в деревне
за желтыми подсолнухами
слышали взрыв
 
 
а кто-то случайно увидел
подняв голову над стогом сена
четыре уходящих в небо тени
 
 
кто это
подумал он
ища в голубизне
 
 
и спокойно решил
наверно ангелы
 

 
Сыпучий песок и обветренный камень
пустыня
в которой жалобно кричу
 
 
где ты брат мой
 
 
если бы только рука
добрый взгляд
или короткое слово
живое и теплое
как земля
 
 
но в пустыне лишь ветер
 
 
кочевники заняты
блужданием в песках
и подсчетом барышей
с последнего базара
 
 
косят ленивыми глазами
и достойно движутся по гребню бархана
 
 
кричи
 
 
черт с тобой брат
 

 
У меня мало друзей
перечислить можно по пальцам
 
 
зато много врагов
сразу всех назвать невозможно
 
 
самый лучший друг
дальше всех
и я его не знаю
 
 
самый страшный враг
чересчур близко
 
 
хрипло дышит
где-то внутри горла
 

 
В гуще полыни
ветер небрежно играет на стеблях
как сорванных струнах
 
 
воздух чаша горечи
которую следует выпить
 
 
режет хрустальным клинком
нежное горло
но зачем так сильно ощущать
жестокость
касанье природы
может лучше камнем молчать под луной
видеть слышать знать
все понимать
не страдая
 

 
Ждешь дня рождения
чтобы наконец родиться
 
 
сладок шум поздравлений
радостно обилие подарков
 
 
чтобы от всего отдохнуть
вечером выйдешь в сад
 
 
под светом звезд
задумаешься
 
 
может уже свершилось
 
 
быстро начнешь проверять
наличие сердца
души
 
 
к сожалению
всё в старой упаковке
 
 
но нельзя спокойно разобраться
потому что гости
дружно кричат
где именинник
 
 
и рождение откладывается
до следующего раза
 

 
После гулких раскатов последнего грома
придут санитары
подставят ладони
собирая боль
 
 
души готовые к отлету
примут их белые накидки
за крылья ангелов
и начнут поверять
свои жалкие тайны
 
 
санитары напрягут все силы
унесут свидетелей событий
в другое место
 
 
где электричество
не огонь
 
 
где тишина
не смерть
 
 
а время
тоже в марлевой повязке
пытается влить микстуру согласия
в мертвое тело
 

 
Мысли всегда наказуемы
когда ни на чьи не похожи
 
 
говорят твои учителя
желающие лишь добра
 
 
у них умные книги с рецептами
от таких болезней как гордость
сложные гремучие смеси
из крысиного яда и крокодиловых слез
 
 
трудно такое не пить
 
 
пьяный от случайных заблуждений
идешь по зарослям здравого смысла
который прорастает сквозь гранит
 

Э. Матулявичюсу

 
Мой учитель физкультуры
молодой энергичный литовец
требовал дисциплины
и давал смешные задания
например «кувырок вперед с разбега»
 
 
мы спешили вернуться назад из холодного зала
в тесный класс
где согласно исторических свидетельств
в незапятнанное черной смутой время
жил Дзержинский
про которого учителя говорили чекист
а родители называли палач
 
 
может быть на месте моей парты
стояла его кровать
 
 
и вместо того чтобы слушать как я уроки
он повторял волнующие имена
Тиберий
Нерон
ли Муций Сцевола
ведь что-то его вдохновляло
 
 
в прошлом году на улице Барборы Радвилайте
я встретила учителя
и хотела спросить
что он думает после стольких лет о Дзержинском
 
 
но прямой и прыгучий как прежде
он пролетел словно теплый ветер
не заметив моих приготовлений
 
 
я осталась стоять и думать
о роли случая в судьбе
и не успела даже крикнуть вдогонку
что ставя двойки он был тысячу раз прав
и в моей жизни все решает
только дисциплина
и сильный кувырок вперед с разбега
 

 
По эту сторону взгляда
я одна
 
 
остальные запутались
в средствах навигации
под легкими веками
бьются в тине сомнений
 
 
долго дрейфую по бесконечным полям
плывущим кучевыми островами
в раструб заката
 
 
посылаю без устали SOS
а также звуки
для проверки слуха
 
 
с той стороны ответов не бывает
там большая забота о сне и хлебе насущном
вытеснила остатки здравого смысла
 
 
недосуг расшифровывать знаки
 

 
Грация в этом саду это кошка
подсолнух пытливость в чистом виде
счастлива коза
роза сложна
лепестками заносит дорогу
ее белый дым
 
 
и вступаю как в небо полночь
как старый визирь в свой золоченый Багдад
в сад
где голоса наиболее способных
вечно поют нежное «ми»
 
 
вхожу чтобы только сказать им
доброе утро
или добрый вечер
в зависимости от времени души
 
 
чтобы сложить дары покоя
и увидеть силуэты согласия
 
 
разве этого мало
 

 
Надломленный взгляд
слепой что ли
ухо красивое
тугое
вряд ли слышит
 
 
кто смотрит в их лица
спешит скорей отвернуться
 
 
быстро пройти мимо
не запомнить
как отчаяние водит их руками
в ночные часы
созревают их урожаи
исчезает пора долгих буден
 
 
наливают полные стаканы
заливают черные пожары
 

 
У обреченных внутри тишина ожидания
слова для них ничего не решают
одни ладони еще могут задержать
скользящую нить
завязать слепой узелок
 
 
самозабвенно строят нежные пальцы
храмы в пустынях больших больничных палат
уставших от зноя
 
 
все знают
время истекает
и слова зайдут за горизонты
и любые строения
исчезнут в мягких песках
 

 
Отдаленное гиблое место
болото
Вьетнам или Лаос
 
 
монотонность широкой реки
пустота берега
глаза в ожидании вечера
пустота глаз
 
 
безветренно тихо
и я на берегу ем рис
созерцаю спокойные воды
не желая замечать водовороты
 
 
но прямо перед носом
переменчивость воды
она стоит в глазах
каждый миг другая
это можно проверить рукой
 
 
под ногой хлюпает вздох
такова пресыщенность берега жизнью
ею переполнено пространство
оно молча кричит молчит крича
 
 
Вьетнам после войны
или Лаос накануне
 

 
Воспевайте мужество и доблесть
 
 
важные как гуси офицеры
с уверенностью родом
из лаборатории министерства обороны
повторяют непонятные слова
 
 
офицеры по четкой команде
кричат га-га-га
радостно становятся под флаги
и смотрят только вперед
 
 
там впереди их ожидает слава
громкие слова и блеск наград
 
 
трубит трубач
и ноги просятся в бой
вперед
за бритой шеей командира
 
 
офицеры любители каши
готовы жизнь положить
смотря по обстановке
либо
верные полученной шифровке
сдаться без боя
 

 
Воры выйдут из укрытий
когда совсем стемнеет
когда попрячутся звезды
а честные стражи порядка
лягут спать
 
 
звякнет заслонка луны
скроет лица
электросети выключат
все остальное
спящие послушно вступят
во вторую фазу сна
 
 
согласованность у всех
порядок
 
 
одна компания
 

 
Цок
процокает конь
несведующий в тонкостях жизни
острый каблучок
все повторит
цокая громко в толпе
 
 
остальные же мягко ступают
на толстых спасительных подошвах
для них не цокнет курок
уча впредь не цокать
 

 
Качается тень птицелова
в веселых и непроходимых лесах
он любит темные ходы и тупики
и путает следы
 
 
он крадется с сачками силками
за слабой добычей
меняет лицо
говорит чужими голосами
 
 
он дивный рукодельник
плетет ажурную сеть
в глубокой холодной тени
где отдыхает уставший грибник
и любая безумная мысль
становится послушной
 
 
мучительно громко шурша
он умело приближается к цели
 
 
отличник тайных наук
тревожный
он не один
 
 
много птицеловов на свете
 

 
Колоритная колоратура кола и забора
макроцимбалы
инструмент неленивых прохожих
утоляет жажду гармонии
 
 
кол и забор
правда этой минуты
точный звук жизни
полной ударов
 
 
ходя вдоль заборов
всегда найдешь средство
для возврата в реальность
 

 
Я пошутила
и все покатились от смеха
 
 
неожиданно
быстро
по гулкому полу
по темной лестнице
по теплому от солнца тротуару
 

 
Двадцать первое
вечер
суббота
все часы считают для меня
вспышки мгновений
надежность и точность
настоящий Цюрих
все слова имеют истинную цену
с достоинством кивают
согласны заключить со мной контракт
 
 
но меня занимает иное искусство
склеивание осколков
просеивание воспоминаний
терпеливо сижу с удочкой в руке
над вязкой трясиной беспамятства
 
 
ночной герб всплывает
чеканя свой медный профиль прямо в окне
слишком яркий пустой свет
 
 
встану его занавешу
 

 
Издалека
будто орды монголо-татар
зловещие звуки
 
 
стаи грехов сели рядом
искусительное воронье
по спине трудолюбиво поползли
мурашки страха
 
 
тут же мелькнула улыбка
выгнала остатки опасений
 
 
право чего бояться
 
 
умер шум машин за окном
за стеной смущенно замолчали соседи
 
 
красота побеждает всех
 
 
осталось стаккато дождя
свет теплый рубин
это Равель
 
 
очищение жизни
в миг полного счастья
 

 
Любые враги побегут
завидев его силуэт
 
 
боец каратэ упрощен
как экзотический японский интерьер
 
 
хитрость легкость
изворотливость бонзая
вот то
чем владеет каратист
он поклоняется богу
живущему в недрах горы Фудзияма
хотя и ничего о нем не знает
 
 
он молится мышцам
точному удару
который пробивает
окно в бездну
 

 
Вот-вот самолеты сядут на луга
и станет тихо
 
 
сатанея в шуме
они долго бомбили
бедные головы
неспособные справляться
с умственной работой
 
 
не надо их больше бояться
 
 
самолеты сели на луга
и больше не взлетят
 
 
кругом туман
 

 
Бесконечные обозы осени прошли
по дождям и туманам
по дням золотым от листопада
раскисшим от грязи
 
 
скитальцы в тряской карете
очарованные ликами пейзажей
сами не заметили
что все плохое уже одолели
 
 
дальше розовый кокон зимней авроры
встающей из океанов снега
дальше безопасная ровная поездка
по умиротворенным дорогам
 
 
а в конце хриплый голос объявит всей деревне
что привезли каких-то декабристов
 
 
но при чем здесь декабрь
никто не поймет
что это
цирк или бродячий зверинец
 
 
прикованных цепью
полузамерзших
тихих как тати
может сумасшедших
 
 
на вечное поселение
так они пожелали
на вечной мерзлоте
так они заслужили
 

 
Покой и безмятежная расслабленность
это портреты мельниц и каналов
в туманной дымке как в линзе
 
 
это речь неторопливая
состоящая из постулатов
и простых изящных аксиом
 
 
люди говорят негромко
и прихотям умело потакают
 
 
ходят слухи
что скоро здесь наступит рай
 
 
с повсеместной гармонией
не согласен только еврей
шлифующий вздорные стекла
 
 
кажется его зовут Спиноза
 
 
в тени проходящих эпох
вызывая припадки раздумий
этот тип своим хобби
подрывает устои покоя
 
 
ветер бунта летит над водой
 
 
во избежание бед
строятся дамбы
и предусмотрительно укрепляются берега
 

 
Коню надо поесть
подковать уязвимые копыта
коня надо препроводить на дорогу
дать первый толчок
и готов перпетуум мобиле
 
 
чалый едет до мерцания в глазах
и пусть хозяин кричит
уже приехали стой
перпетуум ржет
 

 
Жирный обед в готическом городе
где мысли из-под глыбы лба
чуть пробиваются
где поклоняются старым деревьям
вопреки новой вере жгут костры
где терпеливо ждут когда огонь потухнет
и торжествуя выгребут из пепла
головешки прошлого
 

 
Хрупкая цепь сугробов и вьюг
хранилась плохо
и потому перешла в состояние
воска с размякшей свечи
 
 
ушла отвага
сердце стало нежным
как пух ольхи
 
 
что с таким сердцем можно совершить
только глупости и добрые дела
то есть смешить окружение
 
 
змеи уползли в пещеры
спрятались в тучи орлы
храбрости больше нет
 
 
где звон морозов и льдов
громкий голос
 
 
где решительность
с которой затаптывалось
каждое утро все
что происходило накануне
и жизнь ковалась как сталь
 

 
Распростерлась крона сомнения
крылья совы шумят не о любви
 
 
кто обожатель света
живущего на вершинах
не устает штурмовать вертикали
забывая их сосчитать
потому что он вдохновлен
 
 
я проникаю в темные глубины
где хранится молчание
там нет свиста ветра
в ушах боль от медленного погружения
исчезает все что мешало
 
 
когда приближаюсь к намеченной точке
апогею горизонту зениту
исполнению мечты
в усталые зрачки ненавязчиво светит
ядовитый цвет флагов на чужих высотах
 

 
Меряем друг друга взглядом
два интеллигентных существа
 
 
разговоры излишни
когда есть тонкость интуиции
а также культура вида
 
 
мы равны в том
что каждый серьезно делает свое дело
но никто не скажет что похожи
 
 
вечером сидим напротив
следим друг за другом
 
 
я у стола
муха передо мной на стене
 

 
Давно убитые колокола Борис и Глеб
напоминают чугунным голосом
дремучим гулом
о забытом и потерянном
о том что еще не окрепло
 
 
звон проникает в твое ранимое детство
в тонкий зеленый стебелек
и что-то будит
 
 
будит будоражит
несет какую-то правду
 
 
кто близко стоит
у того страдают перепонки
кто подальше
у того страдает душа
 

 
Ты хорошо потрудился
и вот тебе хлебы
еще хорошо потрудился
хлебы тебе снова
 
 
но вот ты потрудился хорошо
и ничего тебе
кроме спокойного вида
земли и неба
 
 
почему твой сон тяжел
 
 
потому что завтра снова труд
или потому что безмятежны
земля и небо
 

 
Вот славный гегемон
он гедонист
а вот аристократ аскет
что чистит ногти
и водки в рот не берет
 
 
аристократ с плутократом
и гегемон (всего лишь
с гормоном адреналином)
устремлены туда
где льется розовый свет
 
 
цвет роз блестит
на плодородном небе
 
 
каждый ребенок знает
что там нет грусти
 
 
и гедонист с аскетом
чадной думы не оставляют
поворачивают оглобли
к бутону бледного утра
 

 
Белая
тихая цапля
склонив голову набок
примеряет перчатки
в ее тонком горле
вздохи удивления
молчат
мягко дышат
желания
перчатки впору
она платит в кассу
и тихо шуршит веерами крыльев
сложенных сбоку
ее увлекает толпа
перед ней открываются двери
сейчас вверху оглушительно хлопнут
ее снежные перья
 

 
Пусто кисло
а в столице жизнь кипит
и разъезжаются с пышных раутов
в блестящих и просторных лимузинах
 
 
тихо серо
из главных событий после обеда
триумфальное шествие коров
в ореоле солнечной пыли
 
 
помойся под рукомойником
чистый и безгрешный
садись хлебать ложкой щи
 
 
вот и идиллия
данная нам
неразумным
 

 
Образ простоты рисую в пространстве
вот мой дом
рядом речка детства
а это я
 
 
дальше образ хочет усложниться
появляются стрелки
например вектор желаний
 
 
точка возможностей
совпадает с точкой покоя
получается просто ноль
 
 
ноль это боль
бунт скромности
растравление раны
 
 
как тут смириться
 
 
сожаление царапает внутри
мешает жить
от горечи
точка сжимается
 
 
физики учтя параметры
скажут тотчас
что будет дальше
 

 
Холодное небо свинцовое море
слишком много воды
в руках не зажигается огонь
и мысли ведут в тупик
 
 
во время осенних штормов
рушится фундамент постоянства
и темные строки Гераклита
безраздельно правят миром
 

 
Возмутительно вздрогнул
оторвался от привязи
и пошел вразвалку бороздить
главную реку
вдоль празднично зеленых берегов
мимо тюрьмы
в поисках тайного смысла
 
 
тайный смысл важен всем и для чего-то нужен
с детства и до старости его ищут в словах
в тучах знаках на небе
в зарослях
под одеялом
в жестикуляции
в темной глубокой норе
 
 
катер тоже усвоил что надо искать
потому что кто ищет тот находит
но там куда он приплывает
давно нет секретов
посадка пассажиров
вопль ревуна
и разрезанные на две половины воды
все очень просто и плоско
 
 
это лишает последних иллюзий
и катер поперхнувшись умолкает
(доктор сказал что это
инсульт и инфаркт)
 
 
ветер теперь напрасно заводит
вкрадчивым речитативом
сказки о тайнах и незнакомых морях
 

 
Лихая судьба
дарит в бок апперкот
а могла бы подарить иное
 
 
но для этого надо попрыгать
побегать поскакать на одной ноге
маленьким упрямым идиотом
стремиться только к победе
 
 
ах
мышцы мои вялы
а мысли брезгуют
конкретным и предметным
и словно разноцветные шары
рвутся куда-то
 
 
в жилке на виске отчетливо дрожит
мысль о том что никак
не стать мне чемпионом
 

 
На оксфордских скамейках
не мучаются тяжкой думой
там все ясно
 
 
это мода нашего Бродвея
 
 
думы камни
которые трудно ворочать
 
 
кому охота
 
 
их жизнь устойчива
а наша как рудник
в котором вечно скрипит чья-то драга
 

 
Всегда в чужаках
на своей территории
помеченной моими же столбами
 
 
прихожу посторонней в дома
где родные лица
 
 
где голос привычно
облетает теплые знакомые углы
и не находит эха
 
 
кожа ежится
диктует протесты стенам и окнам
 
 
мысль бьется о рамы
трехмерных и уютных плоскостей
 
 
я в эмиграции
 
 
я от самой себя
в условном удалении
и в поиске основы для опор
 
 
блуждаю по кругу
вокруг центра вселенной
в области сердца
 

 
Строгой мерой
в серебряной ложке
подставив ладонь
чтобы не проронить ни капли
принимают лекарство
словно это пища
получившая одобрение у богов
 
 
но если бы только это
без своевольных и капризных добавлений
тогда бы лекарства лечили
боги наставляли
 

 
Расклеился затейливый листочек
у грозной решетки
вокруг Летнего сада
 
 
здесь нет плодов и нет лета
лишь вечно холодный июнь
 
 
по Летнему саду как морю
зеленоволному
плаваю в мыслях рассеянных
будто в лодках
 
 
гребу в русле памяти
там так мелко
а рядом слышен океанский вал
чужих приключений
 
 
Летний сад что болотный туман
бел и обманчив
 
 
мне в нем чудятся
созревшие бананы
 

 
Запад пылает огнем
великих пожаров
заметил Шпенглер
солнце заходит
пугая наблюдателей
и птиц что срываются с гнезд
 
 
никому не жаль этих минут
обреченных на гибель
и бездарно ярких
 
 
отгорает закат
как банальный костер
в который некому подбросить
сухих веток
 

 
В центре города гетто
а рядом магазины
и очень близко базар
 
 
пойдем что-нибудь купим
нитки чулки
печенье к чаю
 
 
зачем нам списки фамилий
к чему адреса
сказано
это не мы
 
 
лучше собственную жизнь
как следует наладим
приобретем себе что-то
поедем посмотреть чужие страны
надо быть не хуже других
 
 
ведь жизнь коротка
человек слишком слаб
а вы говорите история
 
 
это предмет ненадежный
способен менять основания
другое дело
застывшая в небе луна
одинокий достоверный очевидец
 

 
Прекрасен хор
шальных полуночников сов
летучих мышей
и мотыльков
больших как самолеты
 
 
они деликатно шныряют
шуршат шебуршат шелестят
мягко играют музыку зыбкую как вода
 
 
возвращаясь наутро к себе
мохнатый ансамбль
нагоняет дремоту и тихо летит
боясь разбудить даже ту ничтожную мысль
с которой покидаю ночные пределы
 
 
из изящного каприза полутишины
попадаю в простоватую акустику
целый день бьет тупой барабан
да да да да да да да да да
согласно воле другого дирижера
 

 
Кто строит амбар
кто строит собор
я выстраиваю эскорт
из снов и слов для тех
кто не боится
и торопится
успеть к самим себе
 

.Артаеву

 
Скучно в городе
муторно в душе
уехать что ли в Дварченис
 
 
там говорят лето
сосны и серый песок
 
 
для счастья
больше ничего не надо
уверяют знатоки
 
 
здесь лишний телевизор и окно
ненужный театр во многих лицах
с бесконечным количеством актов
 
 
придется ехать в Дварченис
 
 
в бодрый полусон холодных трав
в медитацию замедленного утра
в свою внимательную
и простую как амеба сущность
 
 
придется ходить босиком
по незапятнанным толпой пространствам
пить горький чай
для оживления сердца
и говорить изощренными словами
четкие фразы о загадке жизни
 
 
как будто в тебя вселился японец
 
 
он будет смотреть изнутри
в косые бойницы глаз
и объяснять всем слабым
и желающим послушать
устройство мира
 

 
Луковое поле на месте пустыря
земля сухая как пыль
горькая словно память
 
 
случайный попутчик присел на колено
покопался пальцами в пыли и объявил
что золотые луковицы это оттиск юных щек
что солнце освещая бока лука
крепит драгоценные металлы
снаружи золото а серебро внутри
в ловкую технологическую связку
 
 
от сентябрьского ветра невесомо
взлетала шелуха его слов
поднимала душу
как надежда
 
 
благодатно звенела безвредная глупость
в адрес которой так хотелось
послать похвалу
 

 
Я запуталась
не в силах найти ответа
и призвала на помощь самых мудрых
 
 
пришли все семеро
Мисон
Питтакос из Митилены
точный Хилон и Фалес
и остальные
 
 
Солон молчал и щурился
солнце мешало ему
смотреть на мелкие вещи
 
 
Фалес говорил о пользе света
вреде сырости и тщетных огорчений
 
 
я вспоминала слезы по ночам
и соглашалась с каждым словом
 
 
Хилон рассказывал о холоде
придуманном для красоты пространства
 
 
мои ноги готовы были уйти в любую даль
 
 
кто-то сказал
все вопросы решаются просто когда тело крепко
возьми себе учителя из Спарты
 
 
шумный скептик многократно возразил
все минет
 
 
когда солнце стало снижаться
Солон увидел меня
 
 
ты живешь по нотам
написанным для грубых инструментов
начал он презрительно и внятно
 
 
слова громоздились как снег
залепляя уши
Солон протоптал в них тропу
 
 
я не ходила по ней
ввиду недостаточного роста
короткого шага
и прочих многочисленных причин
 
 
кроме того на большом подъеме
мне всегда не хватает дыхания
 

А. Киршбаум

 
Регенсбург
Аугсбург
и Нюрнберг-шкатулка
непроизносимая любовь к Баварии
 
 
ели в снегу
отряхивается Вагнер
 
 
вечерами на репетицию хора
спешат скользя по дорожке
любители коллективного эха
которое звучит особенно веско
под старым готическим сводом
 
 
Лоэнгрин озабочен насуплен
он решил начать новую жизнь
только ему не мешайте
он найдет себе работу по душе
где не требуют добавочных усилий
и много платят
 
 
он полюбит музыку
марширующих оркестров
и перестанет колоться
 
 
и уже почти мейстерзингер
станет плавать
по немецким рекам
смотреть на утесы
 
 
в небе всё в идеальном порядке
чисто горят лютеранские звезды
тронутое красотой пейзажа
любое сердце растает