Текст книги "Дар языков"

Часть 3

1
Катя

Катя выглядела странно. Если бы не необычные прозрачные глаза, возможно, Лиза и не узнала бы ее. От стильной «стервы» остались лишь глаза, которые и в стародавние времена мешали образу. Катя обрезала чудесные натуральные рыжевато-русые тугие локоны – как и Лиза свои белокурые. Не в том дело. Куда девалась ухоженность, матовая кожа, аккуратный маникюр, брендовая одежка? Худая женщина неопределенного возраста, без королевской осанки, невзрачная, невнятно одетая, но с воспаленным горящим взором стояла в холле. Кристина, главный менеджер салона, извиняясь, лепетала:

– Лиза, эта дама сослалась на ваше давнее знакомство, никаких сил не было ее остановить, простите!

Лиза, едва увидела Катю, тотчас поняла, что никаких сил действительно не хватило бы. У Кристины, во всяком случае. Катя пылала, ее жар плыл в жидком воздухе холла, пожирая скудное прохладное, обдуваемое кондиционером, пространство.

– Какими судьбами? Рада тебя видеть! – и уже менеджеру: – Нам чай-кофе в приемную!

– Коньяку! – не попросила, а просто сказала посетительница.

Лиза усмехнулась, Кристина побежала исполнять.

– Ушла все-таки с реалити-шоу, – не тратя времени на вступительные речи, констатировала Лиза. – Неужели устала? Знаешь, не перестаю удивляться, что шоу продолжается, несмотря на все пертурбации. Недавно специально поинтересовалась: идет, как и раньше, с теми же темами и обсуждениями, словно ничего в мире не изменилось. Нет, транслируется не как раньше, сейчас у них много больше эфирного времени. Вот уж реально, оплот незыблемый – это шоу! Удивительно, что другие страны купили нашу передачу… Ко мне зачем? По делу или так? Хотя что это я, конечно, по делу. Не обижайся, я нежно к тебе отношусь, но давай сразу определимся.

– Лиза, а ты ведь так ничего и не поняла с «Дверями настежь», – скривила рот гостья. – Хотя неглупая, и азарт у тебя был. Кстати, В. пытался уйти за тобой…

– Знаю, – перебила Лиза. – Но ведущие не дали, а у В. решительности не хватило. Он слал эсэмэски, умолял меня вернуться, гарантировал, что деньги обещают, что надо потерпеть. Но гарантия и обещание – дистанции огромного размера. Не мои это варианты. Забанила В. в соцсетях почти сразу, как ушла из передачи, и внесла его номер в черный список в смартфоне после очередного нелепого сообщения.

– О том и говорю, что ты не поняла сути. Ведущие провоцируют участников не от ума или злости, их направляют редакторы. А редакторов – продюсеры. Неужели не помнишь, что ведущие всегда с гарнитурой в ухе? Чтобы слышать подсказки, чтобы знать, куда тему направлять и что говорить на общих разборах, что спрашивать у нас. Ведущие тоже люди подневольные. Они травят участников, а их, ведущих, в хвост и гриву – вышестоящие. Треплют так, что тебе и не снилось.

– Катя, давай не на уровне учебников, ладно? Зачем пришла-то? Неужели о якобы онлайн-трансляциях поговорить?

– Не рада ты мне, не рада. Даже о своих подругах не спрашиваешь.

Катя провокационно замолчала, но Лиза не поддалась, сидела, словно воды в рот набрала. Соленой морской воды, омывающей гору Башлангыч. Ждала, равнодушно помешивая ложечкой в чашке с кофе, куда так и не положила сахар. Переговорное устройство бодро заиграло фокстрот из «Дживса и Вустера», Лиза сняла трубку, попросила:

– Кристина, я занята, думаю, на полчаса. Пока не соединяй ни с кем, если не срочно.

Катя словно не услышала, продолжила свое.

– Ты не смотрела программу после своего ухода, – опять не спрашивала, утверждала. – Остались в основном «актеры», которые навострились играть свою жизнь, как роль: сходятся, женятся внутри роли. Даже детей рожают: за это хорошо платят. И все планируют выбиться в люди в вымечтанном ими шоу-бизнесе. Вот к людям в людскую их и отправляют. А со мной случилась беда. Смеяться будешь – влюбилась, с Артемом из-за этого разошлась, хотя он был терпеливым «актером» и умел подыгрывать. Спросишь, в кого? – Помолчала, но Лиза не заинтересовалась, и Катя продолжила: – Ты его видела – Владимир из Макдании.

– Он же по-русски с акцентом говорил, правда, это еще в те времена, до посвящения… – начала было снобствовать Лиза, но тотчас все поняла.

Владимира из телешоу она помнила прекрасно, слишком он напоминал персонажа из полудетской жизни. На третьем курсе Лиза вместе с сокурсниками отправилась «по желанию», без которого было не получить зачет по практике, в поездку по Ленинградской и Псковской областям. Они ездили по деревням собирать фольклор у носителей языка – по-человечески это значило записывать за старушками частушки и прибаутки, большей частью известные или перелицованные из классических, но порой встречались подлинные, настоящие, с внедрением в язык. Это была хорошая работа, интересная и веселая. Увы, для зачета требовалось еще налаживание контактов с местными творческими самодеятельными коллективами и школами. Опять же, если по-человечески – посещение местных литературных объединений при библиотеках и домах культуры (как ни странно, кое-где такие сохранились) и беседы с детьми на уроках литературы.

Лизину группу привезли на допотопном автобусе в очередной поселок рано утром, к первому уроку в местной школе. Ночевали в том же автобусе, скрючившись на сиденьях, не снимая даже обувь, умывались кое-как, завтракали в той же школе: пшенная каша с куском хлеба, молочный коржик и чай. Детей Лиза боялась и не знала, как с ними разговаривать, с детьми не работали те законы общения, к которым она привыкла. «Творческий» урок Лиза провела с грехом пополам, большая часть пришлась именно на грех, так как она все время срывалась и вещала не по делу. Дети не скучали, они откровенно забавлялись над будущей учительницей. Часто это было остроумно, дети думали быстрее, чем она. Как раз тогда Лиза поняла, что избрала не ту специальность и надо кончать с этим балаганом. Но в тот момент выхода не было, следовало отрабатывать получение зачета. Урок кончился, Лиза помчалась в туалет пить воду из-под крана и выпила почти всю.

После школы их группу незамедлительно потащили в поселковую библиотеку, пешком, за четыре километра. Лиза мечтала о прохладной ванне с душистым мылом или хотя бы о сносном душе. Но в библиотеке их ожидало ЛИТО, областное литературное объединение. Участники ЛИТО принялись читать свои стихи и рассказы, взялись за дело основательно и надолго. Один симпатичный человек обнаружился сразу: он все время молчал. И в пол глядел вдохновенно (после он подарил Лизе рукописную подборку стихотворений). Самого же активного местного интеллигента в камуфляжке, вероятно главного поэта или прозаика ЛИТО, Лиза испугалась так, что почувствовала внутри себя неудержимое стремление к свободе всей воды, выпитой ею в школьном туалете. Главный литератор яростно ударял кулаком в ладонь другой руки и в такт ударам уверял, что в литературу надо пробиваться самому. Рассказал, не хвастаясь, между делом, для справки гостям, как прорвался к известному университетскому профессору с мировым именем, причем ясно было, что профессор у него в этом самом кулаке, и заставил того отредактировать поэму. На месте профессора Лиза бы не только отредактировала, но и издала опус камуфляжника за свой счет. И премию бы от себя вручила. Страшно потому что.

Вот этот вот камуфляжник и напомнил ей Владимира из Макдании. Или наоборот? С активными членами сообществ проблема: не сообразишь, кто кого напоминает… Но ощущение беды, даже катастрофы пред лицом камуфляжника отпечаталось тогда в ее душе четко, как оттиск на податливом сургуче под властной бронзой.

После библиотеки и ЛИТО их повлекли в местный краеведческий музей. А Лиза с группой еще не была в гостинице после ночевки в автобусе, так с вещами и таскалась. Директриса музея, ужасающая дама в розовом костюме, лет шестидесяти пяти на вид, принялась окучивать Лизу, вероятно, приняв ее за главную. Зажатая в угол между прялкой и чучелом граммофона, Лиза сдалась и сообщила ей номер своего телефона.

– Вы должны мне сказать, – заявила директриса, – стоит ли мне писать дальше. – И вручила свой сборник стихов, не рукописный, а изданный за счет музея типографским способом.

И началась метель. И случилась пурга. А дальше – счастье и свобода, их перебросили в Тихвин, где работы с местными «творческими» не нашлось. Все хорошо было в Тихвине, и все занимались своим делом. Прекрасный город!

Все поняла Лиза:

– Тебе нужна инициация для Владимира? Нет проблем, в любом моем салоне пройдет, даже скидку сделаю! Будет на всех языках болтать без акцента.

К тому, что произошло затем, Лиза оказалась совершенно не готова. Катя, самоуверенная, самодостаточная некогда, сильно исхудавшая Катя выпала из офисного кресла на пол, поползла к ней по ламинату хрупкими коленками, обтянутыми сильно поношенными джинсами:

– Нет! Не Владимиру! Но помоги!

Лиза растерялась до тошноты. Катя тем временем проползла на коленях разделяющие их полтора метра и цепко обхватила ее за щиколотки, клонясь стриженой головой к ламинату с фактурой небеленого дуба.

– Не дури! – взмолилась Лиза. – Что за страсти! Сядь немедленно в кресло!

Катины речи ей не понравились, Катины речи были сбивчивы и провокационны – ну, этот накал они на реалити-шоу проходили, – но порядок слов, сочетание звуков и даже паузы рождали смысл, который был откровенно опасен, много опаснее тех конфликтов, выстроенных по законам и правилам телеигры.

Выяснилось, что Катя, а это значит, и другие, знала об инициации и Стержне больше, чем Лизе хотелось бы. Катя хотела больше, чем Лиза согласна была дать. Катя просила об особой инициации. Не для себя (это Лиза могла бы понять) и не для своего любовника. Она просила для брата своего любовника.

2

Отношения у Лизы с памятью своеобразные. Хорошо помнила: она плачет от души и от безысходности, а кудрявая Катя заваривает ей чай на общей кухне (под камерами шоу «подглядывания»); мимолетные поглаживания по плечу, незаметные камерам, а она опять плачет; плачет, а Катя смеется на камеру:

– Эмоции и скандалы приветствуют, но дополнительно не оплачивают!

Помнила хорошо, как Катя молчала на общем разборе, не топила, не закапывала, но все же проголосовала против нее – это воспоминание куталось в особые кавычки, денежные. Ясно, всяк за себя, за неплохой доход – без обид.

Катя, гордая, на коленях? С невероятной историей о неземной любви к партнеру по проекту? Нет, не бывает. Но бывшая приятельница настаивала, наслаивала подробности. Умоляла – это неприятнее всего. Лиза собралась с духом: выгнать просительницу! Настолько странным и отвратительным казалось ей Катино нелепое поведение, а вежливости Лиза давно отучилась. Но Катя пробилась-таки, достучалась безотказным способом.

– Мой Володя инициирован, и я тоже – давно уже. Полагаю, доказывать нет смысла. Но его брат, Глеб… Он гений. Клянусь тебе! Его же на реалити-шоу взяли вне конкурса. Он должен пройти инициацию в максимальной близости к истоку. Через меня, через Володю не получится – это все испорченный телефон, через десятые руки, не так сильно подействует. Помоги ТЫ! Ведь ты первая… Глеб глухонемой от рождения. Свой макданский язык по губам считывает, все понимает, и не догадаешься, что глухой. Но у них в семье – неспособность к языкам… А Глебу особенно трудно с его инвалидностью!

Получалось нехорошо, совсем скверно получалось. То ли Катерина прослышала о сакральных вещах – откуда? – то ли на пушку брала и хотела инициации от Лизы. Откуда узнала, что Лиза – первая? В любом случае нехорошо.

Рамка дверного проема изящно заключила в себя оторопевшую Кристину с подносиком, уставленным чашечками, розетками с лимоном и медом и двумя рюмками коньяка. Фарфор задребезжал, но Кристина справилась с удивлением, удержала поднос и нейтрально спросила, не глядя на Катю на полу:

– Что-нибудь еще принести?

Лиза очнулась, пересела на кресло к кофейному столику, попросила не беспокоить их и не беспокоиться. Кристина вышла, демонстрируя стройной шеей и чуть напряженной спиной полное понимание ситуации: ничего особенного, встретились старые подруги. Но все же заметила, исчезая за дверью:

– Я в холле.

Лиза улыбнулась, похлопала рукой по соседнему креслу, словно подзывая домашнего питомца:

– Располагайся, Катя!

Катерина выпила коньяк в два глотка. Лиза тянула кофе и не спешила с вопросами. Сегодняшняя Катя была слабее и хитрее той, в «Дверях настежь». Сегодняшняя Катя не выдержала паузы:

– Лиза, ты знаешь, что Ольга вышла замуж за В. и родила от него? Сейчас они на проекте всей семьей и уходить не планируют: зарплата-то на семью, включая ребеночка, чуть не пол-лимона! В. уже дважды лежал в больничке с нервами, ты бы его точно не узнала: трясется, а как растолстел, прямо-таки дабл вэ. Наша бедная Эллинька нашла покровителя, богатенького, с пожилой женой. Тот купил Элле квартиру в Москве и обеспечивает их с ребенком. У ребенка няня. Хотя я до сих пор не уверена, что это ребенок Эллы, а не ее сестры или другой родственницы… Эллинька месяц через месяц на море летает, в Москве ей холодно. Евгений после Эллы ни с кем не сошелся; едва не загнулся от передоза: он сильно съехал и подсел на тяжелые наркотики, когда его выгнали с реалити-шоу за драки. Редакторов на программе сменили, и новые редакторы драки не одобряли, стало потише, поблагостнее: зрители возмущались потасовками. Но поначалу стало меньше денег, без драк эфир проседает, интерес упал. Нынче Евгений подле обеспеченных старух отирается, но подолгу не задерживается ни у одной, из-за наркоты. Сейчас у продюсера иные требования, особенно в цене актерское мастерство, умение разыграть скандал или романтическую сценку, говорила уже. Нет тех искренних истерик, народ к шоу относится профессиональнее, как к нормальной работе. Состав, считай, весь поменялся, даже операторы, не то что участники. Но мы, старенькие, поддерживаем контакты уже вне проекта. Глеб-то на проекте остался, а мы с Володей в Питере осели, я бухгалтером на двух…

– В чем гениальность брата твоего бойфренда? Глеба, правильно? – перебила Лиза.

– Он пророк, – машинально ответила Катя. – Что? Имею в виду, что мы его дома так называем, и не сказать, что в шутку. Он реально будущее предвидит. Если бы не его особенность – никогда не назову это увечьем! – был бы выдающимся политиком. Но у нас глухонемому трудно пробиться.

Катя заблестела глазами, выпрямилась в кресле, а голос ее, напротив, съежился, стал глуше и с какими-то механическими модуляциями.

Лиза с веселым изумлением уставилась на приятельницу:

– Ты в кого влюбилась-то? Во Владимира или все-таки в Глеба?

Катя снова сникла, сжала колени, руки, помолчала.

– Мы просто живем вместе, в смысле вместе квартиру снимаем, семья же. В смысле Глеб приезжает к нам, когда отпускают на шоу. Лиза, давай я вас познакомлю? Позволь, хотя бы с Володей к тебе приду. Пожалуйста! Он скоро уедет далеко и надолго, а когда все устроится и наши планы воплотятся, мы тебя не забудем, слово даю! К делу привлечем. Отблагодарим. Ты не будешь разочарована.

Лиза не спросила, зачем приходить к ней с Володей, что именно устроится, чем ее отблагодарят. Вид Катерины, ее речь и неестественные манеры вызывали тревогу, даже страх. Лиза обещала позвонить и, сославшись на дела, выпроводила давнюю знакомую. Тревога не отпускала, раскручиваясь, звенела и бежала по позвоночнику. Что-то было не так, помимо того, что Катя намекала на особую инициацию.

Бедная Элла отыскалась в соцсетях с первого клика, вот она как раз не изменилась: такая же маленькая, худенькая, несчастная и хорошенькая, рука тянется погладить по голове, невыносимо хочется подбодрить и утешить бедняжку. Только одета Элла значительно лучше, чем во времена условно прямых эфиров.

На сообщение во «ВКонтакте» Элла откликнулась немедленно, перезвонила, доложила с жалостными интонациями, что сейчас зависла на Бали и погода у них там, как и следовало ожидать, ужасная: на Бали такое случается в сезон дождей. Заняться нечем, кроме составления обеденного меню, скучно ужасно, по ребенку ужасно тоскует: как он там с няней, не родная мать все же! А друг Эллы, тот, что ей «помогает», вечно ужас как занят, она не жалуется, не хнычет и терпит, но друг не уделяет ей достаточного внимания. Все неважно, одним словом, ведь деньги для Эллы – не главное. Но поговорить с Лизой она все-таки рада. Инициация, да, изменила жизнь, но ждали большего, особого счастья новые знания Элле не принесли. Реалити-шоу «Двери настежь» вспоминает часто: ужасно было тяжело, особенно с Евгением в паре, но зато интересно! А сейчас что? Тоска, безысходность, бездеятельность.

Четверть часа Лиза терпела перечень Эллиного ужасного и поддакивала, расслабившись: ни одного вопроса о ее делах Элла не задала. Когда же зашла речь о «доблестях, о подвигах, о славе», Лиза упомянула, что виделась с Катей, и та сильно изменилась. Известие Эллу не заинтересовало, она лениво ответила, что шоу всех меняет и большинство не в лучшую сторону. Так что и общаться-то, кроме как в клубах, с бывшими коллегами, они же пищевые конкуренты, незачем, но большинство причастных все же общается, дурачки. Некоторые выбывшие участники даже жилье вместе снимают до сих пор. Ее зовут в гости, в клубы… Эта тема не казалась слишком интересной Элле, она норовила углубиться в живописание ужасов обслуживания апартаментов на Бали, но Лиза успела вставить вопрос о Катином друге.

– Володя? – жалобно мяукнула Элла. – Ах, Володя! – Она неожиданно приободрилась. – Гипнотизер, да. Он такое умел, такое заставлял испытать в койке, закачаешься! Одним гипнозом, никакой физики, клянусь! То есть никакой особенной физики-техники. Он же себе целый гарем завел на шоу, и Катя не пикнула, с ее-то гонором! Но случилась мутная история с ведущей Лерой, помнишь Леру? Он пытался ту загипнотизировать, что ли, с бонусами для себя, а ведущие ведь себе не хозяева, вот продюсеры его и вычистили. Катя за ним ушла из проекта, хотя он не больно-то горел к ней. Ведущую вскоре уволили, прокололась на чем-то, но я не вдавалась, у меня вечно своих проблем выше крыши. Наши говорят, Катерина Володю и содержит сейчас. Брат Володи? Глеб? Не знаю про брата, разве всех упомнишь. У них там, на юге, много родни.

Лиза вспомнила давний разговор с Ириной, ленивый разговор, противоречащий нынешним сведениям.

– Знаешь, почему ты ушла из «Дверей настежь»? – Ирина сидела на полу, прислонившись к дивану, привычно теребя смоляную прядь. Она в последний раз была у Лизы на съемной квартире, но тогда они об этом еще не знали. И Лиза не догадывалась, что вместо уютной, хоть и чужой, тесной квартирки скоро обретет свою, просторную. И привнести уют в этот новый объемный и холодный воздух окажется сложнее, чем обустроить скромную студию.

– Конечно, знаю, – засмеялась Лиза. – Или у тебя своя теория?

Оплывали свечи на журнальном столике, недопитый кофе остыл в маленькой чашке. Лиза понимала, что Ирина ускользает, что все-таки Рыжий, а не она, Лиза, главное для Ирки, но это жизнь, и пусть детка будет счастлива. У Лизы пока не получалось.

– Это не теория, это правда. – Ирина оживилась. – Противно, да, потому что врут, потому что играют в чувства. Но это не всё!

Лиза перекатилась на бок на низком диване, протянула тонкую руку, взяла чашку с холодным кофе, выпила без всякого желания. Опять легла глазами в потолок.

– А что «всё»?

– Ты поняла, почему на шоу принята такая примитивная речь?

– Такая уж и примитивная! А в жизни мы все больше высоким стилем изъясняемся!

– Нет! На шоу говорят подчеркнуто примитивно, это закладывается вашей администрацией или не знаю уж кем. – Ирина начала горячиться, дергала прядь сильнее, словно хотела вырвать ее. – Потому что вызвать отклик у аудитории можно только так! Примитивной речью!

– Не то чтобы у тебя случился приступ высокомерия? – Лиза даже удивилась, привстала на локтях, оглядела подругу.

– Только так! – упрямо повторила Ирина. – Политика продюсеров телеканала предполагает запрет на сложное, нельзя ударяться в интеллектуальные рассуждения! Все ваши разборки с чувствами, отношениями – это отвлечение! А на самом деле примитивным изложением, усеченной речью с запиканной звукооператором нецензурщиной, понятной большинству именно по умолчанию, можно проводить всякие мысли, идеи, которые закладывают администраторам проекта спонсоры. А спонсоры зависят от идей свыше, от внутренней политики. Так формируется «глас народа», так происходит оболванивание, и вот это действительно беда.

Лиза не решила для себя, чьи это мысли: Рыжего или все же Ирины, – но на всякий случай промолчала, допила кофе из второй чашечки, тоже остывший. Теорий на свете пруд пруди, а близкая подруга у нее одна, не спорить же с ней из-за неважных вещей! Немножечко жаль, что уже не Лиза – гуру для Ирки… Но что-то есть в этой ее по-детски нахальной теории.