Текст книги "Дар языков"

3

Ни Рыжий, ни Максим опять Петрович даже по своим надежным важным каналам не смогли узнать подробности, хотя бы выяснить, жив ли Гарик. Словно не было никакого нападения на площадку «Дверей настежь», и самой передачи в день нападения не было. До Даши дозвониться не получалось. Сергей не стал ждать очередных сомнительных новостей, а отправился на Московский вокзал, на площадь Восстания. В Москву, в Москву.

К поездам дальнего следования открытым оказался только вход с площади Восстания, через арку. Сергей потерял время, пытаясь пройти из метро через аккуратный вокзальный двор, мимо пригородных касс. Перед входом в арку, на скупом сегменте площади Восстания волновалась толпа, сужаясь и оборачиваясь многослойной очередью перед формальной преградой из стен здания самого вокзала с полукруглым условным потолком над входом в пространство, относящееся к территории Московского вокзала непосредственно. Даже дворники там, внутри этой железнодорожной земли, на любой, самый ненаблюдательный взгляд, были иного ведомства: шустрее, но притом вальяжнее городских.

До нейтральной «чистой» территории вокзала предстояло стоять и стоять в нервной широкой очереди, принадлежащей еще Питеру, а не железной дороге. Изуродованная рядом советских архитекторов площадь Восстания безучастно занималась уличными делами: шумела троллейбусами, звенела трамваями, изредка гудела автомобилями и перегоняла толпы людей через Невский и Лиговский проспекты. Она много повидала за свою жизнь, очередью ее не удивить.

Сергей слышал, что в толпе обсуждают, как получить пропуск на выезд, полагающийся сейчас к железнодорожному билету. Очередь делилась дорогими знаниями, кого не пропустят точно, а у кого есть шансы, но он не придал значения досужим разговорам: ему было о чем волноваться по-настоящему. Такое скопление народа перед вокзалом его удивило, похоже, что-то он все же пропустил, но не насторожило.

Бледная молодая барышня, прижатая к нему толпой, тихо плакала и вытирала слезы тыльной стороной кисти. Сергей дал ей бумажный носовой платок: взяла, не глядя, кивнула. Платка хватило ненадолго. Пузатый мужичок с одышкой, в черном мятом пиджаке и легкомысленной бейсболке с надписью «Я люблю Нью-Йорк» и длинным козырьком сообщал всем и каждому, что едет на похороны, должны же его пустить без справки о смерти, люди же. Нет у него справки, ему по телефону сообщили о похоронах, откуда взять справку? Должны же дать пропуск! Или же?..

– Куда едешь-то, голубчик? – спросила старушка-божий одуванчик, глухо облаченная в темную ткань с ног до головы. Сергей изумился, как она выдерживает эту вынужденную вахту в толпе на жаре. – Ежели в Москву едешь, то не пустят, не рассчитывай. – Старушка пожевала губу, сперва нижнюю, после верхнюю, соболезнуя, но с определенным удовлетворением.

– А что случилось-то? – Сергей наконец сообразил поинтересоваться у мятого мужичка в бейсболке.

– Брат у меня умер. – Мужичок закашлялся, отхаркивая печаль. – Двоюродный, да. Но ведь брат же, родная кровь! По отцу.

– Нет, я не о том… Почему не пускают в Москву? Что там случилось? Обычно пропуск дают вместе с билетом, без вопросов.

– Что-то, видать, случилось, да мы не узнаем, да. С обеда эта катавасия затеялась. С обеда строгости. Но людям-то сейчас ехать надо! В аэропорту еще хуже. – Мужичок посмотрел на Сергея неодобрительно, но они уже подобрались к «горлышку» арки, и толпа, переливаясь в однослойную очередь, развела их.

Полицейский патруль, перегородивший легким временным заборчиком проход внутри арки, проверял документы и спрашивал о маршруте следования.

– В Ярославль, – ответил Сергей по наитию, и его пропустили.

В кассах также была очередь, Сергей не понимал, почему все эти люди не заказали билеты на сайте. Ладно, он не заказал – в Москву поезда отправляются безостановочно. На вокзале в день отправления проще и дешевле купить. Но прочие желающие – почему? Или из-за проблем с исчезновением слов на сайте уже ничего нельзя заказать? Может, билеты вовсе от руки выписывают? Или как в стародавние времена дают плотные картонные прямоугольнички с датой, выбитой дырочками на коричневом билете?

Билет ему не продали, потому что пропуск в Москву не оформляли никому. А без пропуска не купить билет, к пропуску начали относиться не формально, а, напротив, с пристрастием. Попытался взять билет до Твери, оттуда легко добраться в столицу на электричках. Увы, после заявки на Москву не продали и в Тверь. Сергей решил вернуться домой и связаться с соратниками Гарика и Даши по Корпусу. Почему эта простая и здравая мысль не пришла в голову раньше, еще дома?

Сергей не объявил общий сбор в чате, чтобы не тревожить Лизу, пока неизвестна судьба Даши и Гарика. Он надеялся, что Лиза не видела новости о нападении на съемочную площадку «Дверей настежь» в Москве. Лиза так занята, могла и пропустить.

Сергей связался с Рыжим, хотя интуитивно не доверял ему. Тот как-то постепенно, но все равно неожиданно стал «главнокомандующим» в стане полиглотов, а Сергей предпочел бы Максима свет Петровича в этой роли. Максим был логичен и предсказуем, а Рыжий – нет. И еще Лиза постоянно апеллировала к мнению Рыжего, что утомительно.

– Похоже, начинается кульминация, но еще не развязка, – непонятно, как всегда в последнее время, предположил Рыжий. Эти непонятки Рыжего Сергей особенно не любил. – С Дашей все в порядке, насколько это сейчас возможно. Не звони, она разбила смартфон. Сейчас с Дарьей друзья, она у них, в Москве, но я попробую забрать ее к нам с Иркой. О Гарике узнать не сумел, боюсь, хороших вестей не будет. В Москве, разумеется, проще докопаться до истины, чем у нас в Питере, но тоже стало, знаешь ли… Стало как во всем мире. Пока еще могу прислать самолетик, может, и вы с Лизой соберетесь в Испанию? У нас на побережье тихо, беспорядки до моря не докатились. Живем себе в изоляции.

– Паникер! – отозвался Сергей. – Что ты называешь кульминацией? – А про себя отметил, что Рыжий упомянул Лизу в паре с ним. Это хорошо или плохо? Было у Рыжего с Лизой в Куултык-Чике или нет? Ох, какая глупость!

– Тебя не удивляет, что мир так буднично воспринял чудо посвящения, что этот дар почти не повлиял на общее устройство? Последствия-то не так серьезны, как мы ожидали, революции не случилось даже в сознании людей. Но то, что творится сейчас, – это катастрофа. Пока найдут способ сохранять информацию, передавать данные, рухнет не только экономика, но и весь уклад жизни. Плюс необъяснимые вспышки агрессии, повсеместно – как вирус какой-то. Еще эта война межрасовая, почти в полпланеты, как следствие агрессии… Жутковато. Именно сейчас от страха и беспомощности примутся искать виновных. Догадываешься, что мы как инициаторы посвящения тоже можем войти в список? Повторю: именно сейчас.

– Выход найдут довольно скоро, – не согласился Сергей, он нервничал после очереди на Московском вокзале, а еще казалось, что Лиза подсматривает из зеркала сбоку. Потому Сергей задерживался с ответом. – Межрасовые волнения случались всегда и всегда разрешались. Как-то так. Что до информации… Не успели с тобой доругаться в Куултык-Чике. Существовало же человечество столько веков без Интернета, без типографий… Без единого мирового языка… Мировая литература, канон, что проповедовал Гете, романы и эссе, был написан на французском, немецком, английском, итальянском языках вместо предыдущего единого канона на латыни для избранных. Да, Гете не все поддерживали! Многое сохранилось, и древняя латынь тоже. Разные языки – разные! – служили распространению национальных идей, объединяли культуры за рамками государств. Если не государственности. Современные или классические культуры – неважно. В конце концов, человечество обходилось даже без письменности! И сейчас справится: изобретут особую систему знаков, особый язык…

– Сложно возражать, когда ты излагаешь как по писаному, а я – не ученый, не филолог. Не стану ерничать, давай так: любой язык, абсолютно любой, хоть язык цветов, будет доступен посвященному. Любой язык можно «запереть», оборвать лепестки ромашек. Счастье, что нашему макданскому демону не хватает силы, он лишь пробивает дыры то там, то тут, пробует себя. Не то уже услышали бы, кто у нас владыка мира и царь ночи. Глебу не хватает силы, значит, он попытается раздробить мир, стравить между собой не отдельных людей, а разные сообщества, постарается разредить население – пусть люди умирают по любым причинам, завести в тупик экономику, уменьшить число игроков… Пожирать мир частями проще и логичнее.

– Ты сочиняешь компьютерную игру! – Сергей даже испугался за рассудок Рыжего, но предпочел считать, что тот перебрал с текилой на нервной почве. Точно! Он повторяется, как всякий сильно выпивший человек.

В ночных новостях кратко упомянули о конфликте на съемочной площадке, но о вооруженном нападении речи уже не шло. Также сообщили о смерти одного из участников передачи «Двери настежь» – от инфаркта, выразив дежурное соболезнование родным и друзьям.

Реалити-шоу продолжали транслировать и в прямом эфире, и в записи, с повторами (чего прежде не допускали). В кадре с постановочной регулярностью появлялась рыдающая Катя. Она говорила о своей невосполнимой потере и рухнувших надеждах на счастливое будущее. Навязчиво повторяла именно эту формулу:

– У меня больше нет счастливого будущего. – Хотя логичнее было бы высказываться короче, например «у меня больше нет будущего», все же понимают, что это гипербола, а лишний эпитет «счастливое», приложенный к будущему, провоцирует странное недоверие.

Ведущие и прочие участники программы трогательно утешали несчастную. Казалось странным, что выглядела Катя получше, чем за день до того: тени под глазами посветлели, она как будто округлилась, и ее бледность уже не смотрелась болезненной. Но руками Катя водила по-прежнему нервно и смотрела прямо в камеру, словно кого-то искала за экраном, словно ждала одобрения.

Сергей дважды посмотрел сцену с Катей, прежде чем переключить программу на новости. В новостях ожидаемо ничего нового не сообщили.

– Сереженька, все кончилось! – Лиза позвонила в половине седьмого утра. – Гарика нашего убили… Как же Даша-то теперь? Как это пережить… Но Глеб! Глеб умер от разрыва сердца, прямо на съемках – так написали на сайте передачи. Невероятно! Здоровущий такой… Чернуха кончилась. Все кончилось!

И все началось.

4

Лиза попросила всех о встрече онлайн. И полиглоты тотчас откликнулись, словно того и ждали. На мониторе по своим квадратикам-аватаркам расположились Сергей, так и не пришедший в себя после гибели двоюродного брата, Максим Петрович в белоснежной сорочке, сверкающий свежевыбритым подбородком. Ирина на сей раз тоже присутствовала, они с Рыжим сидели, обнявшись, на всем знакомой, но лишь по картинке, террасе. Рядом с ними на той же террасе упорно не поднимала глаз съежившаяся Даша, маленькая, подурневшая. На коленях у нее дремала пестрая кошка, обернувшись хвостом.

Лиза обошлась без символически расставленных на столе чашек для виртуального совместного чаепития. Обняла себя за плечи, наклонила голову так низко, что казалось, Лиза горбится – не ее жест, не ее пластика. Но драматическую паузу не стала держать, без долгих объяснений перешла к сути вопроса. Неизменные цветы на столе, на сей раз хрупкие огненные анемоны, колыхались от взрывных согласных Лизы, даже речь, даже произношение Лизы вступили в битву.

Сообщение Лизы сверкало обнаженностью античной лапидарности. Лиза поведала, что полиглоты могут верить или не верить ее девочке, но дочь предупредила, что Глеб – их гипотетический «черный пророк», увенчанный лаврами зла и зло во плоти, – ни при чем. Так, отвлекающий маневр, левая рука фокусника. Дурно пахнущий мертвой землей несчастный ритуальный козел, дождавшийся заклания. Слушатели замерли, ни вздохом, ни движением не затрудняя микрофоны ноутбуков. Лиза продолжила: она сама не хотела бы верить дочке! Но если чуть-чуть пошевелить мозгами, вспомнить, сопоставить…

– Примитивный анализ покажет, что проблема не в придуманном нами или кем-то другим гипнозе, льющемся с экрана. Это лишь тщательно обставленный фокус. В реальности переливается власть, работает правая рука иллюзиониста, за коей не уследить.

Завороженные полиглоты, следя в мониторе за колыханием прихотливых огненных анемонов на кухне у Лизы, дружно представили себе малиновый бархатный занавес, тяжело отъезжающий от факира с его неизменным ящиком. В ящике предположительно скрывалась изящная стремительная ассистентка в горящем блестками костюме, абсолютно живехонькая после распиливания посверкивающей ножовкой. Но вдруг? Откроется тугая крышка ящика, хлынет кровь, пахнущая железом, духами и тальком, прекрасная голая рука вывалится на желтенький песок арены отдельно от стройного туловища…

– Переливается власть, – ожидаемо алчно повторила Лиза. – Вот и мировые деньги стремительно хлынули в некий фонд вдогонку за наследством швейцарских банкиров. За этим траншем стоит Владимир, брат Глеба, – заключила она, а полиглотам показалось, что факир на воображаемой круглой сцене облизнул мокрые яркие губы острым языком. – Потому Владимир и пропал из виду, из проекта «Двери настежь» по крайней мере. Он расчищает себе пространство для маневра. Максим был прав, скорее всего Владимир где-нибудь в Америке, пусть и не в городке гипнотизеров. В силу этого именно в Америке начались беспорядки. Весь этот нелепый межрасовый конфликт, новая война – лишь средство отвлечь внимание людей от главной проблемы. Заодно и способ проредить население: много нас на земле развелось, Владимиру столько не надо.

– Детка, ты увлеклась конспирологией, – отозвался Максим Петрович, шаря рукой по шее, но галстука, чтобы нервно его подтянуть, не было, белоснежная сорочка расстегнута на две пуговицы. – Что такое мировые деньги, с точки зрения ребенка? Ей сколько лет-то?

– Как надоело это слово – «конспирология»! – Ирина не любила прекословить и старательно отворачивалась от камеры.

– Не стоит делать пророка еще и из ребенка! Сколько раз это обсуждали, в зубах навязло! Сперва на немого грешила, теперь на Владимира списываешь, – одновременно вступил Сергей. Он заметно сердился, даже виски порозовели от гнева. Никто не ожидал, что Сергей возьмется противоречить Лизе. – Рыжий мне недавно такой сценарий Армагеддона выдал, что впору вешаться! Рыжий, ты трезвый был, когда вещал о грядущей катастрофе?

– Мы слишком давно непонятно чего ждем и боимся необъяснимого, – не реагируя на подначку, отозвался Рыжий, но смутился, ему неожиданно не хватило уверенности. – Что Сергей, что ты, Лиза, сидите себе в Питере, относительно безмятежно занимаетесь своими делами – и сами-то не боитесь будущего, не бежите ко мне на «необитаемый остров» прятаться. Я чаще вашего пытаюсь прогнозировать, положение обязывает: Ирка беременна. – Рыжий привычно взял жену за руку, высвободил из ее загоревших пальцев прядь волос, которую она так же привычно мучила. – Вспомните ситуацию с первоначальным посвящением – да, многое в мире изменилось с тех пор, появились определенные сложности, хотя мы, напротив, ждали разрешения старых проблем. Но гром не грянул, мир почти не отреагировал на чудо, негативные последствия начались позже, вне связи с посвящением.

Рыжий уставился на Лизу, но казалось, что он видит нечто другое. Неспокойные алые анемоны поникли на ее кухонном столе.

– Лиза-Лиза-Лизавета, это все журналисты! Они раздувают истерику из традиционных заокеанских проблем! Жрать-то хочется и журналистам!

Речь звучала фальшиво, даже Даша подняла взор, повернула голову и с удивлением посмотрела на Рыжего, но тотчас ее глаза затянуло слезами, и Даша закрылась ладонями, легла лицом на колени, прямо на кошку. Та недовольно мяукнула и спрыгнула. Ирина поправила камеру, чуть повернула ее глазок: Дашу стало не видно, зато появилось изображение западной стены террасы с красивой лианой, цветущей нежными сиреневыми гроздьями.

– Лизонька, ну какие у нас, у человечества, проблемы? Неполадки с Интернетом? С передачей данных? Пусть у менеджеров и бухгалтеров голова болит. Решим рано или поздно. Что вы заладили о пропадающих словах? Язык им запирают, выдумали тоже! Практическая магия в действии! По моей внутренней связи мы всякий день здороваемся, не заметили? Без ущерба для слов и знаков, все сохраняется в нашем чате! А сколько подобных индивидуальных вариантов связи существует в мире и в Сети, не подумали? Считаете, что я один такой умный, я один создал отдельный канал связи?

Чем дольше Рыжий разжевывал тему, тем меньше ему верили, речь звучала казенно. Максим, переглянувшись с Рыжим, заключил:

– На сегодня все, свяжемся позже. Лиза, детка, пройдет день-другой, выспишься, отдохнешь и сама поймешь, что твои страхи о потугах на мировое господство некоего несостоявшегося актеришки из реалити-шоу – беспочвенны.

Но полиглоты заметили негласное соглашение двух Максимов: Максима, который снова Петрович, и Рыжего. Так всегда замечают, когда заговорщики переглядываются в тесно сбитой компании, самонадеянно полагая, что столковались «над» общим разговором.

Наутро молодая война дотянула свои побеги с камуфляжными цветками до Азии.

Наутро ряд государств провозгласил отказ от пользования Интернетом, даже внутренним, локальным, как будто это что-то решало. Продолжали гореть полицейские участки, падали изуродованные памятники, возмущенные и объятые временным безумием толпы громили магазины в знак неотчетливо оформленного протеста, грабя лавочки и попутно задевая дома в жилых кварталах. Но хуже были многочисленные организованные формирования протестующих, они вооружились и вполне могли выдерживать столкновения с армейскими подразделениями. Но и того войне показалось мало: несколько стран объединились в безумном усилии и объявили уже не межрасовую, а религиозную войну всем иноверцам. Агрессия обрела иной объем, иной масштаб. Загремели массовые взрывы на всех континентах. И уже непонятно было, кто против кого и за что воюет. Вчерашние соратники просыпа́лись лютыми врагами, даже армии раскалывались, ничего надежного или постоянного не оставалось.

Но в России ситуация казалась относительно спокойной, судя по новостям и даже почти обычной жизни за окнами. Въезд в крупные города ограничили, но не закрыли совсем. Заводы и предприятия работали, хотя охрану на входе усилили. Дети ходили в школу, рестораны принимали гостей, крупные торговые центры пытались выживать в условиях падения спроса на все.

5

– Ты согласен, что очередная идея Лизы – это бред? – Максим Петрович, по-видимому, решил для себя проблему и теперь убеждал Рыжего. – Ладно, пусть с Глебом, ад ему сковородой, она что-то угадала. Но нового дьявольского посланника нет. Ни в лице Владимира; кстати, почему именно он? Ни другого какого. Мы ничего не слышим о кукловоде, признаков нет, доказательств нет. Война идет сама по себе, без принуждения.

– А что Сергея не позвал? – Рыжий отвечал вяло. Не выспался, что ли?

– Обойдемся без ботаников! Наша задача охранять близких, не только семьи, но и Лизу, и того же Сергея. И Дашу, но ты уже взял ее под крыло. Лучше не будет, война продолжится, надо это принять и думать, как выстраивать защиту.

За спиной Максима, за окном трудился небоскреб, закрывая обзор наполовину. Серое небо утекало наверх и вбок, прискучив городским пейзажем.

Рыжий проснулся:

– Никакая защита не сработает. Лиза права, неужели не видишь, что войну именно направляют? Кто? Не знаю. Допускаю, что незнакомый нам Владимир, верю Лизиной дочери. Допускаю, что у него есть возможности, есть средства. Как в классическом детективе: главный злодей появляется в самом конце, откуда ни возьмись. Ты не видишь целеполагания? Считаешь, что это все само собой? А мне кажется, что нас – нас, полиглотов, а не людей вообще, – толкают к определенному решению. Ошибиться боюсь.

– Пусть Владимир, хотя так и не понимаю, с чего ты решил поставить его во главе проблемы. Из-за слов ребенка и любви к детективам? Где его искать, как с ним бороться? Зачем? Хорошо, поверим младенцу, что Владимир подгребет деньги и ресурсы, устроит передел мира. И что? Очередной правитель. При любом жить можно. Правителю нужен резерв. Нужны подданные. А нам нужна защита, чтобы пережить эту войну. Не бывает, друг мой, ни дьяволов, ни богов. Только бизнес.

– Иди ты! – захохотал Рыжий, и Максим отозвался:

– Факт!

– Но почему Владимир? – спросил Максим Петрович у погасшего уже экрана. – Я успел подзабыть, кто он такой, откуда взялся, – и экран вспыхнул яростным салютом, прежде чем безвременно сгореть. Но у Максима на рабочем столе нашелся новый ноутбук.

Лиза металась по просторной кухне, торопилась накормить дочь завтраком и собраться самой. Молоко, верное своей природе, убегало, ключи прятались, губная помада закатывалась под диван. Приходящая няня опаздывала уже второй раз за месяц, няню пора увольнять. Но сегодня не получится, сегодня дочери придется чуть не полчаса сидеть одной до прихода няни, Лиза не могла задержаться: завал на службе.

– Детка, ты справишься? – Знала, что справится. Не спрашивала, не испугается ли – это было бы смешно. Хотела попросить сделать очередную подборку мультфильмов, но… Это тоже смешно. Лиза последнее время не успевала за дочерью, та двигалась и соображала быстрее. Поцеловала на прощание, преодолевая равнодушие девочки, и выскочила за дверь.

Девочка с некоторым сочувствием посмотрела вслед Лизе, недолго. Допила какао, спрятала печенье, отнесла чашку в раковину и уставилась в планшет. Игра с червячками оказалась неожиданно занимательной. Нарисованных червяков нельзя было спасти, погибали в итоге все активные нападающие, но замедлить ход игры возможно и возможно уберечь тех, кто сидел по норкам. Плохо лишь, что домоседы не набирали много баллов и часто оказывались для игры бесполезны.

Червячок по прозвищу Глеб еще на даче у Лизиного друга просил отпустить его, но девочке было не до того. На днях Глеб подавился куском земли, прогрызая ход на подступах к зеленой горе. Это была его третья и последняя жизнь в игре. Этого червячка можно было не хоронить и сэкономить на том время. Он рассосался сам: гора на экране вздыбилась и залила пространство, стирая следы. Активировался другой, давно уползший из игрового поля за кулисы, где сидел так крепко, что курсором не выковыряешь. Червячок, которого девочка назвала Владимиром, накопил за время действий и ошибок Глеба три дополнительные жизни, он не сидел в норке, а собирал пропущенные Глебом клубочки энергии и аккумулировал время игры себе в плюс. Он без предупреждения с наскока забирал чужие жизни и еду. Девочке червяк Владимир не нравился, но игра есть игра. Новая желтая гора тоже не пришлась по вкусу: ее жители без причины бесились и гибли, увеличивая запасы Владимира. Гора разрушалась много быстрее предыдущей, и замедлять процесс стоило немалой сноровки, но она справлялась. Главное, не объяснять элементы игры маме, та реагирует странно.

Девочка знает, что по правилам этого уровня червяк Владимир должен сожрать гору. Но сессию игры можно прервать. Пусть это некорректно. Зато просто. И показать маме красивую картинку, где гора цела, а все насельники живы. Может быть, мама так удивится, что наконец назовет ее по имени? Не «детка», не «родная моя», не «маленькая», не «дщерь» – это когда мама сердится. У нее же есть имя, девочка знает его.

Она так и не поняла: мама делает вид, что не знает правил игры, или действительно не знает? Прочие взрослые – смешно считать их умными, как положено взрослым – не знают. Но мама понятливая, жалко ее. Надо прервать сессию. Пусть мама сочтет, что это грубо, и будет не права; она простит, дети всегда прощают взрослых, особенно родителей. Семья – это важно. Игры еще найдутся, а семья – не факт. Хотя по-разному бывает.

Хлопнула дверь, завопила с порога проштрафившаяся нянька:

– А где моя принцесса?

Девочка улыбнулась своим мечтам. Лиза ни за что не поверит, а няньку обмануть легче легкого, даже совестно порой. С силой бросила планшет на кафельный пол, экранчик раскололся и погас.

– Няня, у меня планшет упал! Сам! И сломался.

– Как же так, моя принцесса? Ох, мама расстроится. Подожми ножки, подмету, вдруг осколки на полу. Ладно, не горюй! Хочешь, телевизор посмотрим, а маме не скажем?

За няню было не страшно, в компьютерной игре девочка видела ее крохотной улиткой, забившейся под камень. Себя же – отважным крабом, стремившимся в открытое море. Друзей мамы – прозрачными уклейками, несомыми течением. И только маму не видела, Лизы не было в игре, она присутствовала лишь светом, тонким лучом из верхнего угла. Интересно, что с отцом? Девочка не могла найти его следов на экране, как ни старалась. Может, он просто сам планшет?