Текст книги "Дар языков"

9

Ася гнала машину и молилась, сама не зная кому:

– Пожалуйста, пожалуйста! Помоги мне! Пусть все обойдется! – И сетовала по классическому канону: – Будь проклят тот день, когда я отвезла ребенка в эту школку!

Никитка вполне счастливо проводил время дома, большей частью с няней, и с отцом чаще, чем с матерью. Но Ася не в самый удачный для себя день решила: ребенку нужна социализация в новой стране, нужны постоянные контакты с другими детьми, не только на прогулке. А значит, ребенка необходимо пристроить в детский садик, так это называлось во времена Асиного детства в России. Пристроила, ох! Всего-то несколько дней тому назад: в известную и дорогую частную школу для маленьких. А сейчас выясняется, что она ошиблась с этой дурацкой жаждой социализации. Сама-то Ася ни в какой детсад не ходила, няня с ней сидела. Водила всюду, пока Ася не перешла в четвертый класс школы, и родители решили, что девочка доросла до самостоятельности, а няню можно уволить.

Полчаса назад из школки позвонили – констебль? Школьный охранник? Ася не поняла кто, не переспросила, услышала только, что произошло убийство. Убили воспитателя! Или кого-то еще? Звонивший полицейский явно был неадекватен, он что-то перепутал. На ходу в машине Ася включила новости, но каналы молчали о происшествии, без конца обсуждая лишь проблемы с Интернетом: «выпадение знаков», «болезнь слов» – журналисты упражнялись в изобретении оригинальных образов. Если в новостях нет, значит, ничего страшного не случилось, значит, звонил какой-то псих или телефонный хулиган. Все обойдется!

Ася резко затормозила у ворот, где стояла полицейская машина, на территорию школы не пускали ни пешего, ни конного. В глубине двора, у самого здания была видна еще одна пестрая машина с надписью «Полиция», желтые и голубые квадратики на ней весело перекликались с квадратиками покрытия уличной игровой площадки.

Констебль, симпатичный и молодой настолько, что не внушал доверия, проверил документы Аси, просил подождать в машине. Ася попыталась прорваться за ворота – не получилось, на помощь юному коллеге пришла женщина-сержант с таким выражением лица, что Ася спасовала после короткой битвы со своим, порядком уже сдувшимся, куражом. Она вышла из машины и, наплевав на новый светлый плащ Burberry, села на обочине дороги, в обычное время ведущей к школе, но нынче ставшей зоной проверки.

Симпатичная, слегка растрепанная азиатка выскочила из припарковавшегося неподалеку маленького автомобильчика небесно-голубого цвета, помахала рукой. Раньше Ася подумала бы, прежде чем заговорить. Она не националистка, нет, боже упаси, но все же подумала бы – вдруг эта азиатка не из числа родителей, посещающих элитарную школу, больно невзыскательно одета. Раньше Ася решила бы, что это женщина из обслуги, но сейчас ей было неважно.

– Вам, конечно, не сообщили подробностей? В холле работал телевизор. Подумайте, какой анахронизм! Надо еще разобраться, кто его включил! Ребяткам – телевизор, вот прям ужас-то! Шла ужасная передача, которую мы за каким-то чертом купили у России, нашли у кого покупать, правда же? Та самая передача, по которой зомбируют людей – ну вы ж в курсе? – зачастила азиатка. – А что ребяткам делать? У них же нет выбора, на них гипноз действует в первую очередь. Ну, и двадцать ребят на полтора воспитателя! Я всегда говорила, что это прям перебор, нельзя столько детей набирать в группу! Это даже непрофессионально! Чего хотело руководство школы? Почему за нянечками не следят? Может, нянечкам и порнофильмы разрешить включать при ребятках? Вот, прям, дождались! А ребятки ни при чем! Еще бы они с ребяток спрашивали! Адвокат у вас есть? Адвоката вызывайте, мало ли! В нынешних обстоятельствах могут и на возраст не посмотреть! Я уже вызвала адвоката, жду. В любом случае школа должна отвечать, мы должны составить коллективный иск! Такая травма для ребяток! Это сколько же времени у психотерапевта придется наблюдаться!

Далеко не сразу Ася разобралась, что произошло. Разобравшись, ужаснулась. В здание школы – искать Никитку – ее так и не пустили. К счастью, сына нашли во дворике, одного – грубейшее нарушение правил! Никитка не был в холле вместе со всеми, не участвовал в трагедии, даже не заметил происшествия, хотя слышал полицейскую сирену. Он увлекся бетонной натуралистической копией слоненка, кормил того одуванчиками и листьями подорожника, набирая зелень с наружной стороны ограды, просовывая руки за решетку. Трава снаружи, на взгляд Никиты, была вкуснее. Ася еще раз помолилась, не зная кому:

– Спасибо тебе! Спасибо, спасибо! – благодарила за то, что сына забыли на улице.

Воспитатель, вернее, воспитательница, худенькая шатенка лет двадцати пяти, была жива. Прежде чем ее увезла карета скорой помощи, призналась, что, когда напарница отлучилась ненадолго, только в кафе за свежими круассанами и обратно, она включила телевизор в холле. Как раз шло реалити-шоу «Двери настежь». Детям все равно, они смотрят только мультфильмы и сказки, а ей интересно было узнать последние новости о проблемах с Интернетом, а смартфон неожиданно сдох. Вот, нечаянно увлеклась передачей, там был такой живописный громадный черноглазый русский! Небольшой грех, ну, по-честному? Всего-то минутку хотела посмотреть на этих странных русских, понять, есть ли изменения в составе участников передачи. Почему-то дети накинулись на нее, облепили со всех сторон. У одного из них оказались ножницы… Это очень странно, ведь ножницы дают детям только под присмотром, где они их взяли – затрудняется ответить. Кто-то из детей нечаянно ткнул ее раскрытыми ножницами в живот. Она успела позвонить в службу спасения. Дальше не помнит, потеряла сознание.

Отчеты дежурного наряда полиции впечатляли недостоверностью, показания свидетелей плавали, расходились, как льдинки на воде, и напоминали фантастический рассказ с элементами ужастика. Но корпулентный школьный охранник с ножницами, воткнутыми в шею, и разбитой головой – разбил, когда падал? а покрытие мягкое… – скончавшийся от травм посредине веселенького желтого коврика в холле школки, свидетельствовал сам за себя. Раздвинутые колечки ножниц, обтянутые гладким цветным пластиком, словно цветок, вырастали из залитой кровью плоти.

Асю отпустили вместе с сыном лишь через час, хотя она скандалила, доказывала, что сын не мог ничего видеть, угрожала, что еще разберется с руководством школы, подаст в суд за то, что ребенка оставили на улице одного. Она осторожно расспрашивала Никитку, что же произошло, что он видел своими глазами, но тот говорил лишь про бетонного слоненка:

– Представляешь! Он съел два листа подорожника! Я на самом деле видел! Своими глазами! Не целиком съел, он же еще маленький, но оба листа надкусил.

– Вас водили на прогулку, ты пошел кормить слоника, я поняла. А ты разговаривал с воспитательницей после прогулки? – настаивала Ася.

Она боялась, что сын все же был в холле во время страшного инцидента, но не признаётся. Что он сбежал во двор позже, испугавшись агрессии других детей, и значит, психологическая травма неизбежна.

– Ты видел, что показывали по телевизору в холле? Видел, какую передачу смотрела воспитательница?

– Я сразу понял! – кричал Никитка. Он подпрыгивал перед машиной и пинал переднее колесо маленькой красной кроссовкой. За это ему обычно доставалось от Аси, но не сегодня. – Сразу понял, что одуванчики слоненку не нравятся! Но подорожников у нас во дворе мало, пришлось к ограде идти. Если на живот лечь, можно рукой далеко достать и нарвать хороших толстых подорожников. А у нас внутри все скошено, нет, ну ты подумай! Зачем они газон-то подстригли? Подумай, кто подстриг-то? Ножницами, что ли?

Последний вопрос Асе не понравился, но она не стала рассуждать, схватила ребенка, запихнула в машину и отчалила.

Даша любила свадьбы. Никогда бы не призналась в этом Гарику, но ах как любила.

Белое платье в пол, юбка с кринолином, нежные кружева, длинная прозрачная фата – ах! Ничего этого у Даши не было, она сама так и сказала будущему мужу – ничего этого нам не надо. Но как же красиво! У других невест – красиво, а она не собиралась тратить деньги, пускать деньги на ветер над Невой, женились-то они в Питере. Гарику сказала, что не собирается транжирить, лучше пустить рублики на что-нибудь полезное, а он и согласился. Дурак!

Ничего не было… В районном ЗАГСе расписались, платье у Даши было все-таки белое, но без юбки с кринолином, без прозрачной фаты в комплекте. Такое платье после можно просто так носить, летом, да. Никто не догадается, что бывшее свадебное. Даша платье не носила – спрятала в шкаф.

В Москве свадьбы отмечали более пышно, судя по торжествам друзей и подруг по Корпусу. Платья невест невозможно было спрятать в шкаф на будущее лето, эти платья кричали о своем исключительном предназначении белоснежным дорогим гипюром, непрактичным декольте, шлейфом, ах, таким длинным изысканным шлейфом!

Даша не пропускала ни одной свадьбы, куда приглашали, даже если Гарик не мог пойти. Вот и сегодня, пусть не самые близкие знакомые позвали, поехала. Невесту Даша знала еще до отъезда в Америку, а жених появился в Корпусе недавно. Их роман развивался стремительно и через каких-нибудь два месяца разрешился свадьбой.

Отмечали не в самой Москве, а в Красногорске, где собирались жить молодые после свадьбы. Поставили шатры на полянке, занавесили проемы присборенным тюлем, чтобы осы не залетали на сладкое дыхание шампанского. Гости уже расселись по местам, ждали молодых – те должны были заехать с шампанским и бокалами, которые разобьют на счастье, на обязательную площадку в музее-усадьбе «Архангельское», где отмечаются все молодожены. Фотосессия без «Архангельского» считалась недействительной.

Друзей жениха насчитывалось больше, чем подруг у невесты, и это был определенно хороший знак, Даша не одобряла избыток женской энергии. Друзья – основной частью из ближнего круга Гарика, из разных слоев их Корпуса – уже поднимали бокалы-рюмочки, провозглашали тосты за скорейшее прибытие молодых. Подъехал невзрачный фургончик, Даша не поняла, что за фургончик, чей. Думала, закуску привезли. Тюль раздувался ветром наподобие парусов корабля, отчаливающего в счастье, пахло аджикой и шашлыками, особо нахальные стройные осы все же залетали в шатры, но их было немного. Барышни исправно визжали, когда стреляли пробки шампанского, пожилые родственники мужеского пола крякали и выпивали – это ли не причина выпить, раз барышни визжат, провоцируя память молодости? Дородные супружницы этих родственников вздыхали, иные тихонько взругивали мужей, но следом дружно опрокидывали рюмки и разглаживали выходные платья на коленях, вытирая ладони, влажные от жары, от волнения, от растрогавшей их умилительной хрупкой красоты свадебных шатров с тюлем, подхваченным пышными бантами.

Из прибывшего фургончика вылинявшей желто-зеленой масти посыпались не родственники, не друзья и не официанты. Незваные гости кричали на ходу:

– Горько сторонникам посвящения! Долой инициаторов! Разогнать Корпус!

Гости если и походили на военных, то скорее на военных отставников. Лица их были скрыты новенькими балаклавами, все прочее: от фургончика до разномастного обмундирования – выглядело солидно потрепанным и дачно-домашним.

То, что молодые задерживались, оказалось как нельзя кстати, что подтвердили друзья жениха, доставая оружие. Где они прятали свои пистолеты, пистолеты-то ладно, но крупное оружие, даже автомат присутствовал, – где? Внутри бантов, опоясывающих тюлевые занавески свадебного шатра? Почему тащили оружие на свадебный пир с такой готовностью? Предполагали нападение? Неужели знали об угрозе? Но почему Даша не в курсе? Ладно Даша, но Гарик должен бы…

Еще одно счастье, так же кстати, как опоздание молодых, – отсутствие Гарика. Несомненно, он не знал о возможном нападении, иначе ни за что не остался бы в стороне. Даше снились дурные сны всю последнюю неделю, она просыпалась в поту, а муж отворачивался и бормотал:

– Не толкайся!

Во сне она отчетливо слышала храп, но Гарик не храпел, и она тоже, коли уж просыпалась. Прерывистый храп в маленькой квартирке-студии походил на пуканье выстрелов по рыхлой мишени: как во вскопанную землю.

«Откуда оружие? Зачем оно на свадьбе? Для чего гранаты?» Даша лежала на траве, покрытой яркой разноцветной дорожкой, врастая плечом в ненадежную ткань шатра, слушала, как трещат и стихают выстрелы, как кричат гости, как газует, срываясь с места, фургончик, как пытаются завести свои машины друзья, но завести не получается ни у кого. Значит, постарался кто-то из присутствующих гостей, повредил машины.

Даша пыталась понять, что происходит, кто напал на свадьбу. Противники посвящения и Корпуса? Но почему сейчас? Посвящение давно прижилось, ему даже не удивляются. Откуда взялись эти противники? Почему гости на свадьбе припасли оружие? Значит, эта перестрелка запланирована? А как же Гарик, почему не знал? Ведь он – главный! Он!

Даша добралась домой в свой квадратный дворик неподалеку от «Савеловской» на перекладных, с большими потерями по части экипировки. Каблуки итальянских туфелек не подвели, но польское, якобы шифоновое, платье не пережило грубого знакомства с российской суглинистой почвой. Сергей как-то приводил известную шутку, что в маленькой стране не может быть великого поэта, почему именно, Даша забыла. Так в этих маленьких странах не только поэта быть не может, но и качественных шмоток! Хотя был же в Польше поэт Мицкевич, не к месту вспомнилось ей.

Даша так плакала, раздирая перепачканное пострадавшее платьице до логического его завершения в лоскуты, что Гарик мало что понял из ее объяснений, похожих на синопсис приключенческого романа. Незадолго до этого он сообразил, что забыл включить смартфон после записи очередного обращения, включил его, и тут же посыпались звонки и сообщения. Соратники торопились доложить о нападении противников Корпуса. Гарик немедля ринулся ехать в офис разбираться. Но его машину эвакуировали на штрафстоянку, что оказалось новостью: припарковался не во дворе, практически по правилам. Пока объяснялся с гаишниками, пока заказывал и тут же отменял такси до Красногорска – на нервах же! – приехала жена. Растрепанная, истерически рыдающая, гневная – Гарик не умел справиться с ней такой.

– Если бы это случилось с Лизой, ты бы прискакал спасать сразу же! – нелогично упрекала жена и молотила острыми кулачками по коленям.

– Я не знал. Поздно узнал. Я не успел, – оправдывался Гарик.

Потом, сидя на неудобном, но стильном диване, перегораживающем их студию ровно посередине, с бамбуковым подносом, уставленным пиалушками с зеленым чаем, фарфоровыми стопочками, полными теплого и быстро остывающего саке, хлебными палочками и палочками для суши, хотя суши не было, Гарик смотрел не на Дашу, не в смартфон, даже не внутрь себя: в никуда.

Враг родился, подрос, окреп и шагал по земле широко и бессистемно. Но кто враг – пока было неясно. Противник посвящения? Почему же раньше не проявился? Почему так резко обнаружился на свадьбе друзей, как раз когда Гарика не было? Ладно, с врагом разберемся. Важно – не попасть нелепо под раздачу, важно – продолжить дело Корпуса.

Утром в новостях промелькнуло сообщение – на местном канале и не в прайм-тайм: на свадьбе в Подмосковье случился инцидент со стрельбой, гости перебрали с пиротехникой, к счастью, обошлось без жертв. Местные новости шли по двум каналам, четыре раза в сутки по полчаса, включая рекламу. Но сообщение о происшествии в Красногорске передали один раз рано утром и больше не повторили. Реалити-шоу «Двери настежь» транслировалось по трем каналам, причем по одному, самому популярному, всероссийскому, натурально без перерыва с утра до ночи.

10

Общее собрание по внутренней сети внезапно запросил Максим, который Петрович. Полиглоты с удивлением обнаружили, что Максим сбрил бороду, облачился в светлую рубашку-поло и даже сменил мятые безразмерные шорты на слаксы: не костюм тройка с галстуком, но внушительно по сравнению с предыдущим нарядом островитянина, типа Робинзона, третий год проживающего вне общества в сомнительном предвкушении появления Пятницы.

Максим начал с претензии к Лизе, чему удивилась даже Лиза. Признал, что «предчувствия ее не обманули», но ей следовало более внятно донести свои опасения и предположения, в том числе о «черном пророке», родившемся неподалеку от Башлангыча. Пусть предположения Лизы выглядели сомнительно, но рациональное – или иррациональное, что точнее отражает суть проблемы, – зерно в них было. Полиглоты опрометчиво упустили момент, лишь напугали жен друг друга и своих тоже.

– Моя Ася, например, – укорил Максим, – впала в невменяемое состояние от страха, и как из этого состояния ее выводить – непонятно.

Да еще чудовищное происшествие в лондонской школе для маленьких, где учился сын Максима и Аси: убийство детьми охранника. Полиция классифицировала эпизод как несчастный случай, но Ася другого мнения. Откуда эти неожиданные приступы агрессии по всему миру, даже среди детей? Что провоцирует агрессию?

Неожиданно Максима поддержал Гарик – Даша тоже не в себе, после того как посмотрела пару выпусков «Дверей настежь» с участием темного Глеба. С чего бы вдруг? Это что, гипноз с экрана? Такого не бывает! Но Лиза сама начала страшилку про Глеба, а он почти постоянно в кадре. Значит, Максим прав, есть в этом что-то! В этом «черном пророке». Но массовый гипноз невозможен, вы же шутите, да? Шутите?

Максим обидно перебил Гарика, пусть тот и вступился за него, попросил не теоретизировать, а рассказать об инциденте с пиротехникой в Красногорске. Откуда и узнал-то в своем Лондоне? Гарик сморщил лицо, словно собирался чихнуть, посмотрел за диван, покрутил плечами. Вскочил, прошелся вдоль дивана и обратно.

– Подначиваешь? Дело не в пиротехнике. Это было реальное нападение неизвестных старперов, бывших военных, судя по всему. Свадьба им не понравилась, видите ли! Женились мои соратники по Корпусу, Дашка ездила поздравлять. Кто конкретно напал, мы выясняем, раз уж полиции наплевать. Ясно, что это противники посвящения. Глеб ваш ни при чем, это наша дежурная война, мы разберемся. Но если и это связано с учащающимися случаями повсеместной агрессии? Вне Глеба?

– А прежде случались нападения на участников Корпуса? – навязчиво продолжал допытываться Максим. Но, похоже, настолько не принимал Гарика и его Корпус всерьез, что тотчас отвлекся: крохотная филиппинка с янтарной кожей принесла ему на блюде высокий бокал с напитком яростно-зеленого цвета.

Лиза знала не слишком много фактически полезного, больше полагаясь на интуицию. Но с интуицией и догадками друзья просили подождать, сначала – конкретное. Лиза знала – смотрела же иногда передачу после разговора с Лерой Беленькой, – что Глеба взяли в «штат», он полноправный, пусть безмолвный, участник шоу, в паре с Катей. А куда делся Владимир, брат Глеба, роковая любовь и предыдущий жребий Кати, – неизвестно. Друзей неожиданно заинтересовала эта игрушечная телешелуха, при том что возникали реальные проблемы: «американские горки» на бирже, вспышки национальных и религиозных конфликтов, а сейчас еще и необъяснимые искажения и исчезновения слов, знаков в Интернете, что угрожает любому бизнесу. В довесок чудовищные выплески немотивированной агрессии, засвидетельствованные уже в близком кругу.

Полиглоты тоже почувствовали нечто враждебное и опасное, а ведь смеялись над Лизой поначалу.

Сергей не верил в гипноз с экрана и сказочную инфернальность Глеба, но поделился шокирующим воспоминанием о митинге у метро «Василеостровская», о хрупких старушках, ковыляющих по лужам крови в советских еще ботиках, о мертвых молодых полицейских, впечатавшихся крепкими телами в брусчатку, так похожую на древнюю дореволюционную. О немоте журналистов всех мастей на эту тему. Эта немота не связана с пропажей слов в Сети? Или связана? Почему в новостях не обсуждают странный митинг старичков? Даже на независимых каналах.

Полиглоты попытались сосредоточиться на проблеме улетучивающихся знаков, убегающих слов и чисел, но – вот странность – вопросы формулировались легко, а догадки и хоть какие-нибудь, пусть плохонькие, теории – нет. Кроме сакраментального «да уж», им было нечего сказать, словно кто-то запирал не только слова, но и мысли.

Сергей потер лицо сомкнутыми ладонями, словно умывался, повздыхал и заговорил в противоречие ранее сказанному о массовых галлюцинациях. Мол, считается, что бывают, есть такое дело. Немного занудно перечислил классические примеры. О снятии осады Орлеана Жанной д’Арк, когда и французы, и удерживающие город англичане видели в небе войско Михаила Архангела со сверкающими, как невыносимый человеческому глазу огонь, яростными мечами. Это призрачное светлое небесное войско помогло Жанне победить, ибо сражалось на стороне французов. Напомнил об известном фокусе индийских факиров с закрепленным «в небесах» пеньковым канатом, по которому забирается мальчик-помощник и сам факир следом, а после оба они выскакивают из соседних кустов.

Рыжий засмеялся, переливаясь в кресле, и, вытянув крепкую руку, захлопнул дверь за спиной. Наверное, чтобы Ирина не услышала.

– В гипнотизеров надо верить! Доказательства в кармане не скомкаешь, в фикус, как плохой кофе, не сольешь. Одна моя подруга рассказывала, как ее отец в последний год существования СССР собрался в городе Гадяче сотоварищи выпить самогону. Без причины тогда пили только неправильные нехорошие люди. Потому товарищи отправились чинить забор соседке – эта заслуга служила им причиной, поводом и оправданием перед судом – скажем, верхнего пространства. Заранее они поставили трехлитровую банку самогона перед телевизором под Костеровского, популярного в тот год экстрасенса, заряжающего воду для жаждущих прямо с экрана. Вода заряжалась «под укрепление здоровья». Мужики правят деревянный забор на участке, соседка щедро лепит вареники и нарезает сало толстыми ломтями, телевизор пашет в пустой комнате: Костеровский заряжает банку. И что вы думаете? Самогон проскочил на ура. Но они не зарядили вторую трехлитровку! Вот! Здесь оно, доказательство! Со второй банки их тошнило, хотя самогон был той же перегонки. Незаряженная была потому что, банка эта вторая. А ведь закусывали: и сало, и молодая картошка в мундире, и огурчики малосольные с укропом, и арбуз. Про вареники упоминал?

Максим Петрович сухо заметил: если уж говорить о наведении массовых галлюцинаций, инфернальный Глеб должен бы обосноваться в Штатах, в городке гипнотизеров – для усиления воздействия коллективно. И оттуда попытаться править миром, а не сидеть, как лох и бездельник, пуча глаза с экрана, на шоу «подглядывания». Максим ревновал не к обаянию Рыжего, он ревновал к логике.

– Кстати! – некстати второй раз встрял Рыжий. – Банкиры-самоубийцы оставили странное завещание, все одиннадцать на одного и того же человека. В новостях как-то раз проскочило, но не раздувалось. Даже мои источники пересохли, не выпрыскивают имя наследника.

Гарик, послушав друзей, мгновенно поменял точку зрения, он всегда любил верить полиглотам, а Сергею особенно. Гарик тут же объяснил (себе в первую очередь), что Глебу прочие гипнотизеры не нужны, он «сам с усам», а нужно ему мировое господство, и для этого Глеб сидит в телешоу, гипнотизирует народ с экрана, запирает слова, рушит Интернет и мировую экономику. Гипнотизирует своих и чужих железных продюсеров. Потому «Двери настежь» закупили многие страны, потому у передачи эфирное время круглые сутки.

– Будет пугать-то, – вмешался Сергей, но неохотно, словно по обязанности. – Пошлость хорошо продается, это известный факт. Потому и передача пользуется спросом, реалити-шоу – тот же товар.

Гарик не согласился, продолжал настаивать на своем: это гипноз! Массовое оболванивание! Ясно, что швейцарские банкиры переписали свои триллионы на Глеба. И проблема решается, в общем-то, легко. Надо ликвидировать Глеба, и все будет хорошо.

Никто больше Гарику не возразил, никто, как водится, не принял его всерьез. Разве Рыжий усомнился в том, что самоубийцы завещали свое добро Глебу, но Гарик решительно возразил: Рыжий не может знать содержания завещаний, сам признался! А счета легко перенаправить куда угодно и анонимно, хотя сейчас из-за перебоев в Сети проблема с траншами.

– Счета, транши… Не совсем так, как ты себе представляешь, – туманно ответил Рыжий, но его перебила эсэмэска Ирины. Она не вышла в чат онлайн, но прислала сообщение, наверняка из комнаты, отделенной от Рыжего лишь притворенной дверью.

«Что, если все наше приключение: находки – священные предметы, посвящение, – было лишь для того, чтобы в итоге уничтожить слова, а не обрести общий язык?»

Гарик забегал по своей квартирке со стенами, перегруженными постерами – рекламой Корпуса, изображение не поспевало за ним, рассыпалось на квадратики, догоняя. Полиглоты заметили, что Даша таки присутствовала на переговорах, не то чтобы пряталась, но сидела за диваном так, что камера ее не сразу ухватывала.

Полиглоты уже привыкли к его пробежкам: Гарику требуется движение, когда нервничает или старается понять что-то, идущее вразрез с его представлениями.

– Да что же это? Как Ира может сомневаться? Ну ты-то, Рыжий, ты, Сергей, ну скажите ей, что она ошибается! Посвящение – это наше будущее! Да почти все уже посвящены!

– К чему тогда ваш Корпус? – буркнул Максим, но тихо, Гарик не услыхал.

– Лиза, ты скажи! – бормотал он быстро и невнятно.

Даша что-то ответила на это, но Гарик перебежал в другой угол, и Даша пропала из монитора.

Рыжий отвернулся, шагнул к двери, приоткрыл ее и помахал рукой: звал жену поучаствовать в разговоре, но та не шла, решила, что сообщения достаточно. Лениво потянулся, вроде бы только что у двери стоял, а оказался опять у стола, вплотную к камере. Немного виновато, как будто извиняясь за их, собеседников, непонятливость, расшифровал послание:

– Ирка считает, что без посвящения Глеб не смог бы развернуться так широко.

Кратко изложил гипотезу жены, мол, для гипноза необходимо владеть языком внушаемого или внушаемых. А Глеб до сей поры знал лишь свой макданский, с языками у него проблема.

– Это правда? Он же в принципе немой, – перебила Лиза.

Рыжий пожал плечами и продолжил, неявно укоряя Лизу, что Ирина сейчас излишне впечатлительна из-за беременности, вот и поверила в инфернальную природу Глеба, в то, что он гипнотизирует толпы, наводит массовые галлюцинации. И все это делает не ради денег или власти, мировое господство его не интересует. Глеб как «черный пророк» послан нам для уничтожения языка. Начал с отдельных слов и знаков, пока лишь в Интернете, но Ирина считает – это пролог для «пророка». А посвящение, дар языков, обретенный большей частью жителей земли, потребовалось лишь для того, чтобы эту возможность дать и безъязыкому Глебу.

– Это же неправда! – опять вмешался Гарик, и Рыжий еще раз пожал впечатляюще накачанными красивыми плечами, а Максим Петрович не слишком уверенно засмеялся:

– Поглядим! Хотелось бы также знать, кем нам послан Глеб? Ириша не скажет?

Полиглоты расстались ни с чем, словно собирались лишь посетовать и обменяться страхами. Не похоже на них, но так это и выглядело. Общая беседа завершилась, но почти сразу на экране вспыхнули три окошечка: вернулись Лиза, Рыжий и Максим.

– Это не протест против посвящения. – Лиза уперлась локтями в стол, утопив изящный треугольный подбородок в ладонях. Рыжий отметил, что она не стала соблюдать ритуал, не поставила их именные чашки в знак присутствия, пусть виртуального. Максим отметил другое: Сергей не вернулся в чат.

– Это нечто новое. – Максим нахмурился. – Вы же не думаете, что Глеб пытается уничтожить наших сторонников посвящения? Да не наших уже, чуть ли не большую часть населения. Зачем ему? И взаправду верите в гипноз с экрана?

– Думаю, Глеб высвобождает агрессию, заложенную в каждом человеке. В случаях, рассказанных Сергеем и Гариком, – это агрессия против посвящения. В случае сына Максима, Никитки, – агрессия против взрослых. Мы же не знаем о других случаях! Нет, не так! Все смотрят новости, отмечают некое общее бурление в большинстве стран, но как разобраться: мотивированы конфликты или алогичны? Чистая животная агрессия или спровоцирована ситуацией? Нет статистики и быть сейчас не может. О причинах остается догадываться, а это – большая погрешность! – Рыжий собрался, как кот перед прыжком.

– Банкиры туда же? – уточнил Максим. – Агрессия, направленная против индивидуума им самим, но с выгодой для наследника?

– Мы не знаем, кто наследник, – возразил Рыжий. – Мне кажется, вся эта история с гипнозом, с проявлениями агрессии – фокус, где требуется отвлечь внимание от правой руки иллюзиониста-престидижитатора. Не зря нынче Сергей вспоминал индийских факиров. Мультипликационный черный Глеб ни при чем, он бумажный цветок в левой руке фокусника. Боюсь, скоро все прояснится, и правда нам не понравится.

Максим, который опять стал Петровичем, стремительно вернув отчество вместе со слаксами и рубашкой-поло, завел шарманку о вертикали власти и невозможности сюрпризов, ссылаясь на свой опыт службы в городской администрации и близость к кругам той самой вертикали. «Круги вертикали» звучало и завораживающе, и внушительно. Максим Петрович сыпал сводками имен олигархов, а те отскакивали от возражений Рыжего, как нелущеные семечки от глухой чугунной ограды.

Лиза вышла из чата, не прощаясь. Ей пора кормить дочь ужином и укладывать ее спать. Даже для такой особенной девочки второй час ночи – это перебор.

Два Максима далеко не сразу заметили, что ведут всего лишь диалог. Не отдавая себе отчета, они старались для третьего безмолвного собеседника.

– Ничё так штанцы, веселенькие! – дружелюбно попрощался Рыжий.

– Ты же меня по пояс видишь! – удивился Максим Петрович, но экран уже погас.