Текст книги "Счастье среднего возраста"

– Детки, вы хотите увидеть маму? – без нажима, но твердо спросила Сашка.

Две светлые головенки кивнули одновременно.

– Тогда надо поехать со мной. Сюда мамочка вернуться сейчас не сможет. Поедем? Хорошо?

И она протянула руку вперед раскрытой ладонью и замерла в ожидании.

И маленькие, дрожащие ладошки оказались в ее руке.

И с этой минуты у них троих началась взаимная любовь.

Сашка расцеловала их, малыши, непонятно каким чудом, сразу приняли ее, прижались к ней теплыми тельцами – и – навсегда вошли в Сашкину жизнь.

С помощью Веры Васильевны она устроила детей на заднем сиденье, затолкав вниз сумки с вещами и пристегнув детей одним на двоих ремнем безопасности. Она позвонила Надежде, племяннице Веры Васильевны, и с ходу назвала ей сумму, которую заплатит за сутки. Через полчаса Сашка заехала по названному адресу, Надежда ждала ее у подъезда.

Отвезя детей с няней к себе домой, устроив их второпях, предоставив Надежде самой как-нибудь разбираться и с детьми и хозяйством, Саша вернулась в больницу.

Где-то через час из операционного блока, под дверьми которого сидела Александра, вышел врач.

– Ну что? – поднялась она со стула.

– Идемте в ординаторскую.

У Сашки сердце упало – нет, не может эта девочка сдаться! Не может!

В ординаторской доктор тяжело опустился в кресло за письменным столом, достал сигареты и закурил. Он был не просто уставшим, даже почернел, осунулся как-то от усталости и нескрываемой злости.

– Работаю здесь уже сто лет, а к такому привыкнуть не могу! – возмутился он куда-то поверх Сашкиной головы.

– Умерла-а… – прошептала Сашка, ноги ее подкосились, и она рухнула на стул с другой стороны стола.

– Нет, слава богу! – Он перевел взгляд на Сашку, которую вроде и не замечал до сих пор. – Как вас зовут?

– Александра Владимировна, – привычно, по имени-отчеству представилась она.

– Саша, – не принял он официальности, – я обязан сообщить в милицию, что сейчас и сделаю, у вашей подруги травмы, трудно совместимые с жизнью, и все они носят криминальный характер. Ее мучили, пытали, насиловали в извращенной форме.

– Она выживет?

– Надеюсь, если сердце выдержит и не сдастся, то выживет.

– Что с ней, доктор?

– Что? – он зло посмотрел на Сашку, словно это она ее пытала. – Она разорвана вся, кровотечение маточное, переломаны все ребра, трещины на множестве костей, перелом голени со смещением, многочисленные ожоги по всему телу, нанесенные сигаретами, паяльником, наверное, утюгом, выдраны волосы на голове, местами сожжены, повреждение внутренних органов! Можно еще перечислять, это не полный список! Все тело сплошная гематома, порезы, ожоги!

– Вызывайте милицию!

– Я только сообщу, до утра она не придет в себя. Мы будем колоть ей серьезные обезболивающие. У вас есть какие-нибудь ее документы?

– Да, есть страховой полис, паспорта я не нашла.

Сашка протянула ему полис, который со всеми документами отдала ей Вера Васильевна, он пробежал глазами, достал из ящика стола объемный журнал и стал переписывать данные.

– Россиянка, это хорошо, меньше проблем.

Он отдал Сашке документ и совсем уж усталым голосом сказал:

– Идите, Саша, домой, приходите утром. Детей нашли?

– Да.

– Вот и хорошо. Идите.

То, что случилось с Ириной, потрясало до жути, до холодного ужаса обыденностью и неприкрытостью зла и пониманием своей незащищенности от беспредела и вседозволенности чужой, нечеловечески беспощадной воли.

Жила-была девочка Ира в большом российском городе, далеко от столицы. Жила с мамой, преподавательницей русского языка и литературы. Девочка хорошо училась, в совершенстве овладела английским и последние два года учебы в школе занималась репетиторством, зарабатывая на свою мечту. Мечта сбылась – Ира поступила аж в МГУ, на филфак. Место в общежитии ей не досталось по какому-то там лимиту, и заработанных денег хватило на то, чтобы найти жилье на первое время – маленькую комнатушку на самой окраине Москвы, с милой старушкой хозяйкой, квартиры передавали друг другу студенты, те, что закончили, – первокурсникам. Девочке повезло, хозяйка оказалась доброй и даже сделала ей регистрацию в столице.

Ира училась, вечерами подрабатывала, мыла полы, делала переводы одногруппникам – в общем, жила, как могла. Но случилась у нее большая любовь на третьем курсе – большая, красивая, с цветами, подарками, с московским мальчиком-мажором со старшего курса другого факультета. Ира влюбилась до слепоты – ничего не замечала, никого не слушала, критики любимого не признавала. Пришлось девочке прозреть, когда она узнала, что беременна, – мальчик ее бросил, да еще пригрозил всякими ужасами и своими неограниченными возможностями сотворить с ней любые несчастья, если она будет его преследовать и вообще появляться в его жизни.

Ира долго плакала, печалилась, но избавляться от ребенка не собиралась. Родились у нее двое детей – девочка и мальчик. Пришлось ей бросить университет и думать, как жить дальше – вернуться назад, в свой город к маме она не могла, мама болела все время и сама нуждалась в помощи, да и стыдно было возвращаться.

Ира, будучи еще беременной, познакомилась в женской консультации с веселой молодой украинкой Олесей, которая тоже ждала ребенка и жила по соседству – в рабочей общаге вместе со своим мужем. Олеся была на рынке продавцом, она-то и предложила нашей девушке работу. Ее хозяин, кавказец, искал продавца, причем не на рынок, в торгующую тряпками палатку, а в овощной мини-магазин, поэтому ему нужна была женщина с российским гражданством и регистрацией – чтобы все официально для демонстрации проверяющим своей законопослушности.

Так Ирина стала работать продавцом. Хозяин ее не обижал, никаких непристойных предложений не делал, помимо основной работы она мыла полы в подъездах и госучреждениях, куда смогла устроиться. Конечно, Ира мечтала найти такую работу, чтобы устроить деток в хороший садик, восстановиться в университете на заочное отделение. Правда, пока это так и оставалось мечтой.

Однажды Ира задержалась на работе – сдавала смену, а тут как раз пришел товар, пришлось все пересчитывать со сменщицей. Заглянула Олеся, подождала ее, помогла даже с товаром разобраться, и они пошли домой вместе. Возле них остановилась машина, оттуда выскочили три парня, затолкали девушек в автомобиль и увезли куда-то в глушь в Подмосковье.

Пятеро уродов, нелюдей решили отметить какое-то свое удачное криминальное дело водкой, наркотиками и понравившимися девчонками. Пойманных раздели, привязали к кроватям и… Первые несколько часов Ирина кричала, плакала, умоляла, потом впала в ступор, почти ничего не чувствуя, периодически теряя сознание, утратив счет времени. Олесе доставалось больше, может, потому что она кричала, сопротивлялась больше, обзывала выродков. Вечером второго дня Олеся умерла.

Ирина, поняв это, снова потеряла сознание, а когда пришла в себя, решила, что и она умерла – так непривычно тихо было. Она осмотрелась и поняла, что все пятеро мучителей спят, обколовшись и перепив водки. Руки и ноги ей давно развязали, чтобы удобней было издеваться, понимая, что ходить она уже не может.

Как она смогла выбраться из дома, натянуть на себя какие-то лохмотья, которые там нашла, и, главное, как она добралась до дороги, никто не знает, а она не помнила.

Но смогла точно рассказать оперативнику, который пришел в больницу утром взять у нее показания, где находится этот пыточный дом. Выродков арестовали – они так и не проснулись, когда в дом ворвалась группа захвата.

Олеся была там же, все еще привязанная к кровати.

– Дай мне сигарету! – хрипло потребовала Сашка у Ивана.

Он достал сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой, давая ей прикурить. Она затянулась, не закашляв, посмотрела вдаль.

Уже давно сумерки сменились темнотой, Коля опустил сетку от комаров, уютно отделившую летнюю кухню от остального мира, мирно потрескивали дрова, брошенные в мангал для освещения. Когда он все это сделал, Сашка не заметила.

Она ничего не замечала, когда говорила, сейчас только вынырнула, очнулась от воспоминаний. В разлитой тишине, нарушаемой еле слышным лягушачьим хором, так нереально ужасно, несовместимо с жизнью было все, о чем она рассказывала.

– Из больницы я забрала ее к себе через два месяца. Ей сделали еще несколько операций. Я нашла хорошего психотерапевта, он взялся ее лечить, посоветовал мне устроить Ирину на работу, я взяла ее к себе секретарем, моя бывшая секретарша как раз должна была уйти в декрет. Но она не живет! Вернее, живет в постоянном страхе! В ужасе! Она боится выходить из дома, ходить по улицам, боится людей, незнакомые мужчины вызывают у нее панику, жуткий страх! Хорошо хоть психотерапевт у нее женщина. А дети! Они так всего боятся, считывая с матери этот животный страх! Первое время, во сколько бы я ни пришла с работы, они меня ждали, выбегали в прихожую, хватались за мою одежду, так и ходили за мной везде. Не отпускали. Я готовлю – они со мной на кухне, одной рукой зайцев к себе прижимают, другой крепко держатся за мою юбку! И так же они гуляют с Надей на улице – просто ходят и держатся за нее! Врач настояла, что Ирине надо жить отдельно, научиться заново жить самостоятельно. Мы сняли ей квартиру, а она из нее не выходит! То есть выходит, конечно, но только не одна. Утром ее забирает Сережа, мой водитель, он теперь только ее возит и детей, вечером отвозит назад. В магазин она не ходит – попробовала пару раз, так у нее случился такой приступ страха, что она теряла сознание, приходится Надежде все покупать или Сергею.

Сашка затушила резким движением сигарету в пепельнице, которую подвинул к ней Иван.

– Дай еще! – попросила она.

Иван дал. Поднес к сигарете зажженную зажигалку, Сашка не прикуривала – смотрела куда-то в пространство. Он забрал у нее сигарету, прикурил сам и протянул ей. Она не заметила ничего – сильно затянулась, не закашляв и в этот раз.

– Недели две назад меня попросила прийти Иринин психотерапевт.

– Здравствуйте, Александра Владимировна! Хорошо, что вы пришли, нам есть о чем поговорить.

– Нам надо жить всем вместе?

Всю дорогу Сашка выдвигала варианты, зачем она понадобилась врачу, и ничего, кроме этого, не придумала.

– Пока нет, подождем, посмотрим. Я хотела поговорить с вами о другом. Видите ли, Александра Владимировна, страх, который испытывает Ирина, он не пройдет быстро, лечение может занять годы.

– Значит, будем лечить столько, сколько надо! – предупредила Сашка ход данного высказывания.

– Я не о деньгах, Александра Владимировна. Вы при первой нашей встрече прояснили этот аспект. Я о том, что не вижу пока никаких сдвигов, и это меня беспокоит больше всего!

– Может, лекарства нужны какие-нибудь?

– Лекарства нужны, но вы же знаете, что Ирина категорически отказалась от обезболивающих и антидепрессантов! Она сильная девочка и понимает, что можно легко попасть в зависимость. Единственное, что сейчас является смыслом в ее жизни, – дети. Я старалась на этом построить процесс лечения, но… Любые попытки перевести внимание на нее как на личность вызывают мгновенное отчуждение.

– Объясните проще.

– Проще? Она не хочет жить. Не в смысле суицидальных мыслей, а в том, что она отказалась от себя как от личности. Как от женщины. Понимаете, ей придется до конца своих дней жить теперь с тем ужасом, через который она прошла. И мы, люди из обычного мира, не можем и не сможем ее понять! Я могу много говорить и объяснять, но не стоит отнимать ваше время. Я думаю, что Ире надо сменить обстановку, уехать из Москвы. Этот город подсознательно для нее ассоциируется со смертельной опасностью. И еще. Я могу посоветовать одну группу, по типу анонимных алкоголиков, только там занимаются люди, пережившие насилие. Может, что-то сдвинется, я никак не могу вывести ее из ступора страха, тем более что нет медикаментозной помощи. Ей надо услышать, понять, что она не единственная, кто прошел через ад. А еще увидеть, что люди живут дальше, строят жизнь. Хорошо бы ее на природу с детьми отправить, туда, где людей поменьше.

– Коля, возьми ее сюда пожить, хотя бы до конца лета. Она сильная, молодец, умница, я знаю, она справится со своими страхами, но сейчас она инвалид – у нее постоянно болит все тело, все кости, волосы выдраны клоками и больше не растут, приходится ходить в платке, и это еще больше отдаляет ее от людей! Я делаю, что могу, но этого мало, да и не та это помощь! Ей действительно надо туда, где людей поменьше и нет поводов для такого страха. И главное – дети! Их сейчас надо спасать от жизни в постоянном страхе! Ее нельзя жалеть – ее понять надо! Может, ты поймешь?

– Саш, ты чего меня уговариваешь? – принимая ее дружеское «ты», спокойно спросил Коля.

Вытащил откуда-то телефон, да не простой сотовый – тяжелый, странный, Сашка таких и не видела раньше.

– Водитель твой может их привезти до станции?

– Может, – удивилась Сашка.

Он протянул ей телефон.

– Вот пусть и привезет. Звони. Скажи, чтобы вещи брала только самые необходимые свои и детей, на первое время. Остальное потом решим. Я их у станции встречу.

– Что, прямо сейчас? – совсем опешила Сашка.

– А чего тянуть, Саш? Пол-лета уж прошло. Из Москвы их забрать надо, ясное дело!

– Да она напугается! Ночью ехать неизвестно куда, да еще и в Подмосковье! – сопротивлялась Сашка такому молниеносному решению.

– Вот ты и придумай, как ее успокоить, да так, чтобы она не боялась. Звони!

Сашка, как под гипнозом, набрала номер телефона, но не Ирины, сначала Сергея – водителя. Николай с Иваном отошли в сторонку, за пределы антикомариной сетки, и тихо о чем-то разговаривали.

Дав указания Сергею, она вздохнула пару раз и даже перекрестилась, бросив взгляд в сторону беседующих мужиков – не заметят ли? – и набрала Ирину.

– Ирочка, это я.

– Александра Владимировна! Вы где? – конечно же, перепуганно спросила Ирина.

– Я на даче у друзей.

Господи, помоги найти правильные слова! Тут и здоровый человек, с которым самое страшное, что случилось в жизни, – это протечка унитаза, перепугается – ехать куда-то, уж почти в ночь, к незнакомым людям! А Ирина!

– Ириш, ты ничего не бойся. Для тебя и детей все плохое закончилось. Теперь только хорошее будет! Обещаю! Ты мне веришь?

Ира подумала, осторожно помолчав, и ответила. Твердо:

– Верю.

– Вот и хорошо. Ты собери вещи летние свои и детские, сейчас Сергей приедет и отвезет вас на одну станцию. Там вас встретит мужчина. Ты его не бойся, это очень хороший человек и мой друг, можешь ему верить, как мне. Его Николай зовут. Он большой, и машина у него большая – не бойся. Ничего не бойся!

– Ладно, – тихо сказала Ира.

Саша подошла к мужчинам, отдала телефон Николаю.

– Через два часа они будут на станции.

– Вот и хорошо, – подвел итог Николай. – Где вам постелить?

– А знаешь, давай на сеновале. У тебя там благодать! – принял решение Иван.

– Порознь! – уточнила Сашка.

– Тебе, Саш, наверху, на втором этаже, – задушевно предлагал хозяин, – там красота! Спокойно, реку, небо из окна видно. А Ивана внизу устроим.

– Коль, мне с тобой ехать надо, – ушла от темы красот природы Сашка к заботам людским.

– Не надо тебе со мной ехать. Не волнуйся, Саш, все будет хорошо! – как-то так сказал он, что Сашка поверила.

– Я вас дождусь, надо, чтобы они меня увидели.

– Саш, не надо ждать. Спи. Я же обещал: все будет хорошо! – уверил ее Николай.

Пахучее, покалывающее сеновальное счастье мягко приняло в себя уставшее, избитое Иваново тело.

Хорошо!

Только сна не было ну ни в одном глазу. Мысли крутились, крутились, крутились в голове, не давая покоя навязчивыми вопросами.

Тишина. И темень. Совсем не из жизни жителя мегаполиса, и пугали, и завораживали, и располагали к размышлениям.

– Саш, не спишь?

На сеновале посреди ночной темноты и тишины голос Ивана звучал как оперная ария, пропетая знаменитым тенором.

– Нет, – отозвалась сверху Сашка.

– Почему вдруг такое доверие мужику, которого ты первый раз видишь?

Она помолчала. Что-то шуршало в дальнем углу большого амбара, может, мышь, может, какой ночной зверек, или просто сено «вздыхало».

– Так бывает в жизни. Редко, но бывает, – ответила наконец она.

– А если твоя Ира не согласится остаться без тебя здесь? Что тогда?

– Я не поняла, ты за нее переживаешь или за Колю?

– Саш, – повысил голос Гуров, раздражаясь. – Он такое перенес, только оклемался! Зачем ему лишние переживания, чужие причем?

– Нет, Гуров, не оклемался он! – возразила Сашка, помолчала и объяснила: – Ему, чтобы спастись самому, надо спасти кого-то другого, помочь, чтобы простить себя наконец, перестать обвинять в смерти своих. Он не хочет принимать ту истину, что иногда в жизни случаются события помимо нашей воли и желания, и ничего мы с этим сделать не можем, и изменить ход событий не можем, можем только разбираться с последствиями. И Ирина – это наглядный пример. Она у него перед глазами будет, и, может, он примирится в душе со своей потерей, стараясь помочь ей и детям.

– Саш, а ты все помнишь про благие намерения? – продолжал раздражаться Иван.

– Гуров, нет у меня никаких далеко идущих намерений! – в ответ раздражилась Санька. – Это я сейчас надумала, что Коле не мешало бы увидеть, что беда не только у него приключилась! А вообще я думала, что детей надо на природу вывезти. И Ирину. И что им здесь спокойно будет и хорошо! И о здоровье их думала!

И они замолчали, весьма недовольные друг другом.

«А чего я, собственно, завелся? – подивился Иван. – То, что Ирина эта и дети здесь здоровье поправят, это факт, и, чем черт не шутит, может, и Коляна растормошат и к жизни вернут! Мне бы ей спасибо сказать!»

Задело его, зацепило, что она вот так – сразу, без сомнений – поверила Николаю! Рассмотрела его, прочувствовала! Николая – да, а его, Ивана, – нет! И не доверяет она ему, на расстоянии держит, сверкнет злым балтийским глазом и отстраняет, выставляя за ограничители доступа.

– Гуров, ты что примолк? Считаешь, я неправильно сделала? – с сомнением спросила Сашка.

– Чего гадать, посмотрим, – не стал ее успокаивать он.

На пустой станционной площади стоял «Хаммер». Коля вышел из машины, облокотился о капот и курил в кулак, волновался.

Чего вдруг он начал пороть горячку? Надо было дождаться утра, обдумать все, да и лишних переживаний девчонке ночными поездками не добавлять!

Он увидел ее, когда Сашка рассказывала – увидел! Ну, привиделось ему что-то – с кем не бывает! Ишь какой вещун-колдун! Одичал совсем в глуши-то или так история этой Ирины на него подействовала?

Да и Сашка хороша, так рассказала, что его всего перевернуло, девчонка эта перед глазами стоит, а он подумал – моя! Даже не подумал, а затеплело где-то в груди – не то надежда, не то предчувствие какое!

Хорош! Нечего сказать! Девочка совсем – двадцать четыре, а он, старый хрен, почему-то решил, что его!

Он щелчком выбросил бычок от выкуренной в несколько затягов до фильтра сигареты. На темной привокзальной площади, едва освещенной единственным тусклым фонарем у входа закрытой на ночь двери станции, он ярко полыхнул, пролетев по дуге, и упал на асфальт, предсмертно раскидав полыхнувшие искры. Николай проследил полет и падение бычка, достал еще одну сигарету и закурил.

«Ну, ничего, – приободрил он себя, – ничего. Лето на природе побудут, отъедятся нормальными продуктами да с огорода, речка, лес, живность моя – раздолье детям. Хоть в себя придут, успокоятся, а чего им у меня-то на хуторе бояться? Опять же, Лукинична с Ильичом за ними присмотрят. Да с радостью! Может, и Ирина эта отойдет немного на наших-то красотах!»

Лукинична и Ильич, его соседи, единственные оставались на умиравшем хуторе. Старики были крепкими, по-народному юморными, шебутными, но загибались совсем уж от бедности, одиночества и заброшенности, пока Коля не появился рядом. Он выстроил дом, обзавелся хозяйством, а заодно и им помог взбодриться, оклематься и зажить по-новому. Жили они с соседями душа в душу – одной семьей, почти одним домом. Лукинична шебуршилась у Коли по хозяйству, когда он в леса уходил, в район отправлялся или в Москву, или начальство какое наезжало, клиенты на охоту да на рыбалку или водки попить в тишине. За живностью втроем ходили, корова одна на два дома, а что, им даже слишком. Лукинична нет-нет да и на рынок в район ездила, излишки продавала, радовалась всегда доходу. А Коля только тихо улыбался ее неугомонности хозяйской – отошла от нищеты и беспросветности, а то все поверить не могла, что жизнь теперь у нее спокойная, сытая началась.

Вот будет кому за детьми доглядывать – старики обрадуются! Коля улыбнулся в темноту – еще как! Ильич начнет игрушки деревянные мастерить, а уж Лукинична их пирогами да блинами откормит!

Хорошо, что едут! И им на радость и веселье на выселках своих, и детям – раздолье и здоровье!

Хорошо, что решил, пусть прямо сейчас едут, а что тянуть! Пол-лета, почитай, прошло, глядишь, поутру и передумают, или Сашка отбой даст, перепугается сама своего решения! Ее там сейчас небось Иван-то распекает, отчитывает!

Он улыбнулся – обнародился совсем, стариковские словечки-присказки даже мысленно вставляет.

На площадь въехала синяя «Нива», лихо завернув вираж, рассекая тишину повизгиванием шин, тормознула возле Николая. Из машины выбрался парень лет тридцати, степенно подошел к Николаю и протянул руку для пожатия.

– Вы нас ждете? Александра Владимировна сказала, что встретят на «Хаммере». Я Сергей.

– Николай, – пожав ему руку, представился Коля.

– Что за спешка такая? В ночь. Я бы завтра привез. Вот, взял свою машину, ночью-то на моей спокойнее.

– Александра воспользовалась подвернувшейся возможностью, чтобы подругу и детей на природу вывезти на оставшееся летнее время, – пояснил Коля.

– Это правильно! – согласился Сергей. – Им на воздух очень надо! Что им в Москве-то сидеть!

Но комментировать больше ничего не стал. Молодец! Толковый водитель.

– Давай, Сергей, перегружай вещи. А пассажиры что, спят?

– Дети спят, а Ирина нет, – ответил Сергей и направился к «Ниве».

Коля распахнул задние дверцы и багажник своей машины. Пока они с Сергеем обменивались рукопожатиями и присматривались друг к другу, девушка из машины не вышла, но тут осторожно, чтобы не разбудить детей, выбралась, когда он подходил к «Ниве».

Вот ни черта же не видно в этой темноте под усталым станционным фонарем!

Он шагнул навстречу – она прикрылась распахнутой дверцей, слегка отступив.

– Здравствуйте, – как можно мягче сказал он. – Я Николай, меня за вами Александра прислала.

Она молчала. Он понимал – как бы Сашка ни старалась ее успокоить, предупредить страхи, но здоровенный незнакомый мужик, в потемках, ночью, хрен знает где, на какой-то станции, а за спиной маячит агрессивная дорогая машина! Это при ее-то воспоминаниях!

– Ирочка, давайте детей перенесем, – совсем уж мягко предложил Коля.

Нежно и очень осторожно.

Она стояла, не шевелясь, за дверцей и молчала. Помог Сергей.

– Ириш, давай я кого-нибудь возьму.

– Да, Сереж, – подала она голос. – А ты с нами поедешь?

Как о спасении просила.

– Действительно! – обрадовался возможности успокоить ее Николай. – Сергей, давай с нами! Ты на своей «Ниве» по нашей дороге пройдешь. У меня там банька еще под парами, с вечера. Отдохнешь, с начальницей пообщаешься!

– Нет, – расстроился Сергей, – я домой, меня жена ждет, и дела завтра. Раз Ирину не везти, машину надо на профилактику поставить. Жаль, конечно, банька – это хорошо!

В темноте Николай никак не мог ее рассмотреть – ну, высокая, худая, из-под небольшой косыночки на голове струятся длинные светлые волосы. И вся как натянутая струна – один сплошной страх и настороженность.

Ладно, разберемся!

Коля нагнулся, нырнул в машину и взял спящего ребенка. Потревоженное дитя зашебуршилось, хныкнуло сквозь сон.

– Тихо, маленький, – успокаивал Коля с перехватившей горло нежностью, – спи, мой хороший, скоро дома будем, в кроватке. Ирочка, вы садитесь на заднее сиденье, посередине, а детей мы вам по бокам положим.

Она позволила себе несколько секунд сомнений, взяла с сиденья объемную сумку и пошла к «Хаммеру». Мужчины пристроили детей головками у нее на коленях и осторожно, с разных сторон закрыли дверцы.

– Спасибо, Сереж, – поблагодарил Николай и полез в задний карман джинсов за бумажником.

– Да ты что?! – остановил его движение Сергей. – Все, поехал! Александре Владимировне привет! Ирину и детей берегите, не обижайте!

Хотел сказать еще что-то, но передумал, пожал Коле руку, махнул Ирине и пошел к «Ниве». Николай сел в машину, завел мотор и, посмотрев в зеркало заднего вида, спросил:

– Вы там удобно устроились?

– Да, – еле слышно ответила она.

Взвизгнув прощально шинами, «Нива» развернулась и отъехала. Николай включил свет в салоне и обратился к девушке:

– Ирочка… – начал было он и замолчал.

Ее он видел, и именно такой, в своем коротком видении, во время Сашиного страшного рассказа!

Значит, все-таки вещун-колдун от природы и лесных угодьев!

Она действительно симпатичная. Очень. Глаза темно-синие с плещущимися в них болью, настороженностью и ожиданием плохого.

– Ира, – главное, ее сейчас успокоить, найти нужные слова, – вы не бойтесь ничего, ладно? Вам теперь больше не надо бояться. Совсем. У вас с детьми теперь все хорошо будет. Обещаю.

– А куда мы едем?

Ну, слава богу! Хоть заговорила с ним. Решилась!

– Далеко, мы на хуторе живем, на выселках, у нас там очень красиво. И спокойно. И тихо. Вам понравится. Ну, поехали?

– Поехали, – сказала она, без прежнего напряжения, но еще настороженно.

Значит, нужные слова нашел. Молодец!

Дорога у них, конечно, не американский хайвей, и поспать ей не удалось, придерживая детей на колдобинах и рытвинах.

Сашка спала так сладко и безмятежно, наверное, никогда так раньше не спала. И заснула она, глядя через окно на звезды – сумасшедшие огромные звезды на бездонно-черном небе. И расстроилась почти до слез, увидев одну падающую звезду, пролетевшую по небу, – ни черта же загадать не успела! А вообще есть такие быстрые, кто успевает загадать? Звездное бездонье втягивало в себя, умиротворяло, успокаивало, делясь своей возвышенностью, по сравнению с которой все человеческие страстишки становились смешными в своей суетной глупости и мимолетности бытия, шептало что-то прямо в разум и убаюкивало. Отяжелевшие веки закрывались сами собой, и Сашка все старалась их разлепить – обидно же, когда еще такое небище звездное увидишь?

Она проснулась сразу, в одну минуту, потянулась сладко, до хруста в костях, беспечно-счастливо. И спохватилась.

Ирина! Дети!

Заспешила спуститься со второго сеновального этажа, съезжая неуклюже попкой на приставленную лестницу и обрушивая вниз кучи сена.

На первом этаже народных апартаментов спал Иван Федорович Гуров, лежа на животе, засунув обе руки под подушку. Спровоцированные наблюдением за спящим мужчиной, в Сашкином мозгу шевельнулись подозрения, стремительно сформировавшись в две пугающие мысли. Подталкиваемая этими мыслями, Санька присела возле Ивана на колени и стала его тормошить.

– Гуров, проснись немедленно!

– Дорогая, – сонно пробормотал он в подушку, – ты пришла неспешным сексом пожелать мне доброго утра?

– Ты не мог бы просто проснуться, без проявлений гиперсексуальности?

Он вздохнул преувеличенно тяжко, перевернулся на спину, продемонстрировав ей то самое, о чем она упомянула, вздыбленной простыней на определенном месте.

– Я рада за свою страну! – не смутилась Сашка. – Когда у нее есть такие герои, то демографическая проблема не в такой уж опасности!

– Прошу! – широким жестом предложил он с язвительной усмешкой.

– Остынь, Гуров!

– Если ты не собираешься помочь родине в трудную минуту, то какого черта разбудила меня, прервав чудный эротический сон на самом интересном месте?

– Скажи мне, Гуров, ты братков неугомонных все это время вел за нами?

Еще раз вздохнув демонстративно тяжко, он перевернулся на бок, но не ответил.

– Ты их сюда, к Николаю, привел?!

– Расслабься, Александра.

– Я спрашиваю!

– Сюда они не придут!

Сашка охнула от испуга и уселась рядом с ним.

– Как я забыла?! Зачем я только Ирку сюда с детьми выдернула?!

Иван сел.

– Саш, Саш, успокойся. Да, я их вел и в метро, и в электричке, ты же догадалась, но на какой станции мы вышли, они не видели.

– Ну еще бы! Мы по вагонам мотались туда-сюда на глазах у изумленных граждан!

– Вот именно! От той станции, где они нас еще наблюдали в электричке и потеряли потом, до конечной три остановки. Они будут искать на каждой, бомбил на вокзалах расспрашивать, людей. Найдут мужика на «москвичонке», но он нас только до развилки довез. А там, как водится, на Руси три дороги – налево километров семь до деревни, направо до другой столько же или побольше, прямо к Николаю на хутор.

– Вставай! – потребовала Сашка. – Надо уезжать немедленно!

– Да не немедленно, Саш!

– Сейчас же! Нельзя Ирину пугать, представляешь, что будет, если она их увидит!! И Колю подставлять нельзя!

– Романова! Прекрати немедленно панику! – прикрикнул Иван. – Никто сюда не приедет! Коле позвонят, когда они на станции нарисуются!

– Кто позвонит?

– Пошли, Александра Владимировна, лучше на речку, поплаваем, – доброжелательно предложил он.

Встал, потянулся всем телом, хрустнув костями.

– Гуров, я тебя сейчас пристукну, точно! – пообещала Сашка, подскакивая и вскипая негодованием.

– А как же спасение родины?

– Родина переживет эту потерю!

– Саш, Коля у нас человек известный во всем районе и области. Его здесь уважают, преклоняются и побаиваются, и любые его просьбы, если таковые есть, исполняют со всем рвением. Конечно, его знают все бомбилы города, и не только они. Он сказал парочке знакомых, если кто начнет о нас расспрашивать, сообщить ему. Сообщат мгновенно, попутно запудрив мозги спрашивающим. По моим расчетам, раньше часов двух дня братки не объявятся. Мы поплаваем, вода в речке теплющая, познакомишься с Колиными соседями – чудесные старики, они с ним одной семьей живут, вчера не показались из деликатности, не хотели мешать. Иру свою успокоишь, посидим, пообедаем, а потом неспешно двинем назад, в Москву.

– А что, вчера ты мне это объяснить не мог, разведчик хренов? – бушевала Сашка скорее от облегчения.

– Ну, извини…

– Не извиню!

Она развернулась и пулей вылетела из сеновального царства.

– Саша, Саша!!

К ней бежали из огородных грядок два белоголовых ангелочка. Саша опустилась на колени, прижала их к себе, зацеловала.

– Вы мои зайчата сладкие! Вы мои маленькие!

– Мы кроликов смотрели!

– И лошадку!

– И коровку!

– А баба Лукишна нам пироги печет!

– А мы клубнику едим!

Сашка смотрела на их счастливые перепачканные клубникой мордашки и не могла поверить! Как? За одно утро и так просто?!

Конечно, не все так просто и не в одно утро, но боже мой! Боже мой! Она за восемь месяцев такого добиться не могла – они вцеплялись в нее или Ирину и ходили везде, как хвостики, боясь, что эти единственно надежные в их мире женщины могут исчезнуть куда-нибудь!