Текст книги "Счастье среднего возраста"

– Да уж! – согласился Иван.

– Ладно, докладывай при любой возможности, девочку береги и зубы, – наставлял Петрович.

– Постараюсь! – пообещал Иван.

– Старайся! – громыхнуло начальство и положило трубку.

Иван с силой потер лицо ладонями, надеясь содрать паутину усталости и сонливости. Встал, достал из ящика пачку сигарет, зажигалку и закурил. Он бросил курить пять лет назад, но в особо сложных рабочих моментах разрешал себе это удовольствие.

Он позвонил Васе с Ильей, все еще сидящим у дома Ивановой в машине по случаю продолжающегося визита их объекта к даме, узнал обстановку, дал необходимые распоряжения.

Все. Спать!

Саша проснулась и чуть не застонала от обиды – так несправедливо мало она поспала! Что мало, она чувствовала какими-то внутренними часами. И сон-то был тяжелым, все она бежала куда-то, спасаясь от кого-то, застревала в темных комнатах, носилась, как на пожаре, по лестницам то вверх, то вниз, подгоняемая страхом, пряталась в закутках. И все же! Пусть бы себе бегала и пряталась, но спала бы!

Она потянулась, открыла глаза… и испугалась, как только что пугалась во сне.

Комната оказалась незнакомой, и диван, на котором она лежала, был не ее – все было не ее и пугающе незнакомо! Может, она еще спит?

И тут она вспомнила все и разом!

Сашка осторожно выбралась из-под простыни, которой укрывалась, лето нынче выдалось в Москве – «Африка наступает!» – жара, не прекращающаяся уже больше месяца, простыня – единственное и лучшее укрытие от кошмаров и догоняющей действительности.

Стараясь не шуметь, Саша пошла в кухню.

«Утро красит ярким светом…» – подумала она, постояв у кухонного окна и осматривая панораму, открывающуюся взору с высокого – а черт его знает какого – этажа, стараясь сориентироваться, где хоть она находится.

Ну и что можно ответить себе на вопрос «где я?», если до горизонта простирается неизвестный тебе урбанистический пейзаж с островами запыленной зелени?

Ну вот и она себе приблизительно тоже ответила!

Так, и что дальше?

А дальше надо тихо-тихо одеться, предварительно отыскав свои причиндалы, которые она куда-то положила, прежде чем заснуть, и так же тихо удалиться восвояси.

Где могут сейчас быть ее «свояси» и как в них можно удалиться, Сашка и приблизительно не представляла.

То, что ни в коем случае ни у друзей, ни у просто знакомых, – это факт. Мама отпадает безоговорочно.

Да какая разница!

Главное – незаметно ретироваться, а там посмотрим!

Очень-очень хотелось кофе, а еще еды и контрастный душ, для просветления мозгов и бодрости измученного бегом и переживаниями тела.

А еще ну хоть что-то понять, хоть какую-то продуктивную мысль уловить в том, что с ней случилось.

И еще случится! Вот это она чувствовала всеми потрохами, чем там чувствуют? Интуицией, шестым чувством, ясновидением?

Вот этим всем она знала, понимала, что ничего не кончилось и братки лихие ее ищут. И найдут рано или поздно.

Но зачем? Зачем?! Кому это надо-то?

Что ей может помочь?

Стоя у чужого окна в кухне, неизвестно в каком районе Москвы, Сашка пришла к выводу, что у нее только два варианта помощи – либо божьи чудеса, либо фокус какой!

И как бы было замечательно, чтобы все возникшие вопросы оказались из области «ошиблись адресом» или «просто так», что-то вроде «есть ли жизнь на Марсе?». И все, что произошло, подходило под категорию этих определений: ну попытались похитить – не удалось, да и ладно, другого кого попытаемся.

Действительно, есть ли жизнь на Марсе?

В таких утопических надеждах возвращаемся к исходному – либо чудо божье, либо трюк Кио! А все остальное – сама, сама. Как обычно.

Как там в «Женитьбе Бальзаминова»: «У женщины все несчастья случаются от того, что она завсегда подо что-нибудь подвластна».

Она, Санька, попала сейчас «подвластно» под каких-то уродов, которые решили, что могут вот так просто взять у нее все, что захотят: жизнь, бизнес, все!

Щаз-з!! Немного не на ту барышню напали! У этой жизненное кредо – «даже если тебя съели, то всегда есть два выхода».

Сашка скорбно вздохнула: кредо – это, конечно, замечательно, но… и процитировала вслух, уткнувшись носом в оконное стекло:

– «Ах, когда бы Бармалей нам не строил козни, мы не знали бы, что мы, видимо, герои!» На-на-на, – пробубнила она слова, которые не помнила, и закончила: – «Так что очень хорошо, что сейчас нам плохо!»

– Не может быть, чтобы вы помнили этот фильм, – услышала она сзади и резко обернулась. – Во времена его популярности вас и в проекте не было!

Свежий, как майская роза, словно спал последние сутки сладким сном, улыбаясь, как Бельмондо, на пороге кухни стоял Иван Федорович Гуров, он же хозяин данной квартиры, подвизающийся по ночам в роли прынца.

– И-и-издрасте! – с переполоху выдала Сашка.

– Здрасте, здрасте! – бодрил голосом и внешним видом господин Гуров. – Что вы поднялись в такую рань?

– А бог его знает чего, Иван Федорович, – поделилась горюшком Сашка, – спалось мне комфортно, спасибо вам, устала я как незнамо кто, казалось бы, спи и спи себе, а вот поди ж ты!

«Не девка, а КВН, лига чемпионов всем составом!» – порадовался Иван.

– Есть хотите? – спросил он дружелюбно.

– Хочу. И кофе хочу, очень, – заткнув в последний момент оглашение всего списка пожеланий, включающего душ и ее спокойное благоденствие, сказала Санька.

– Сейчас все будет, – пообещал хозяин и вдруг спросил: – Смыться собирались?

– Собиралась, – призналась разоблаченная.

– И куда?

– Придумала бы. Посидела бы на лавочке какой и придумала.

– Зачем вам лавочка? Думайте здесь, в комфортных условиях, – щедрой рукой обведя личные апартаменты, предложил господин Гуров.

– У вас есть сигареты, Иван Федорович?

– Есть, а вы разве курите?

– Нет, я не курю. Но иногда захочется с кофе, от усталости или в экстремальной ситуации. Как думаете, у меня сейчас экстремальная ситуация? – спросила она его в спину.

Он колдовал у плиты – кофе варил. Запах стоял умопомрачающий! Кофе у него был настоящий, серьезный, и варил он его по всем правилам.

– Похоже на то, – не отрываясь от своего занятия, согласился Иван Федорович.

Кофейная шапка стремительно поднялась, он ловко подхватил турку, разлил живительный утренний напиток по чашкам, которые предусмотрительно выставил на стол.

– Вам молоко?

– Давайте.

Открыв холодильник, он что-то там долго искал, доставал, захлопнув дверцу ногой, вывалил на стол всякую всячину и предложил поучаствовать Сашке в процессе готовки:

– Помогайте.

Вдвоем, в четыре руки, они быстро сделали бутерброды, целую гору, и сели за стол друг против друга, приступив к неспешной трапезе.

Почему неспешной? Или уже бежать не надо? И что дальше?

– Не обращайтесь ко мне «Иван Федорович», мне это так же не нравится, как вам «Александра».

– А как? Ванятка? Или все-таки Юстас?

Почему-то он вызывал в ней странную, непреодолимую потребность все время язвить, подкалывать его со злой, иногда снисходительной иронией. Что в нем такого, в этом мужике, что постоянно подталкивает ее отстаивать свое «я», салютуя умом и колкостями?

– Я вам не нравлюсь, – не спросил, утвердительно заявил он, откусывая от бутерброда с довольным видом.

– Нравитесь, – не купилась на подачу Сашка, – с чего вы мне должны не нравиться? Вы не картина Васнецова или тем более Малевича, чтобы нравиться или не нравиться. Я вас не знаю даже. Вы мужчина темный и непонятный, и совсем уж непонятно, что вы делаете в моей истории и что вам, собственно от меня надо, а это, знаете ли, нервирует и настораживает.

– Вызывая желание хамить, опустить, поставить на место, – в тон продолжил он Сашкину мысль.

И почти со счастливым видом отправил остатки бутерброда в рот.

– Не без этого, Иван Федорович, не без этого, – призналась Сашка.

Продолжая жевать, сохраняя на лице все то же довольное выражение, он встал, достал из ящика сигареты, зажигалку, поставил перед Санькой на стол пепельницу, сел на прежнее место, с удовольствием закурил и протянул гостье пачку. Сашка двумя пальчиками достала сигарету, терзаясь легким раскаянием – зачем обострила ситуацию? Что, ожидала, что он поспешит ей объяснить свою заинтересованность в этом деле?

Ага! Как раз тот случай!

– Давайте-ка, Сашенька, оставим на время наши пикировки и попробуем размышлять, как вы правильно выразились, о «вашей истории», – миролюбиво предложил он.

Санька прикурила от любезно зажженной и поднесенной к ее сигарете зажигалки, подумала, затянувшись и закашляв с непривычки. Откашлялась, затянулась еще раз.

– Ладно, – «снизошла» к предложению она, – как я понимаю, обсуждать ваше более чем активное участие в моей судьбе и заинтересованность в ней вы не желаете.

Она посмотрела на него в ожидании – чего? Возражений? Признаний?

Ничего не последовало – на нее смотрели внимательные, нейтральные золотисто-шоколадные глаза.

Она кивнула – ну нет так нет!

– Примем за версию, что вы не желаете мне ничего плохого и не имеете отношения к тем ребяткам…

Комментариев не последовало. Он отхлебнул кофе, затянулся сигаретой, посмотрел на Сашку, всем видом выражая готовность выслушать продолжение.

– … что вы такой герой-спасатель со всей прилагающейся к данному статусу поведенческой шелухой, – еще одну, последнюю и безнадежную попытку сделала Сашка.

Нет. Она затушила недокуренную и до половины сигарету в пепельнице вместе со своими ожиданиями и обличающими высказываниями.

– Мы с вами перебрали варианты возможных поводов для моего похищения и ни к чему не пришли. Значит, надо проанализировать, как все произошло, в деталях, может, тогда я смогу понять что-то.

– Саш, давайте на «ты», – сбил он ее с учительского тона.

– Давайте, – сразу согласилась она, – вот смотрите… смотри, – все-таки запнулась Сашка.

– А ты старайся, старайся! – как преподаватель физкультуры, обращающийся к нерадивому ученику, осваивающему брусья, настаивал Иван. – Может, грамм пятьдесят на брудершафт?

– Да знаешь куда этот брудершафт! – возмутилась Сашка, от злости влет переходя на единственное число в обращении. – Не сбивай меня, Гуров!

И так это у нее легко и правильно сложилось внутри – «Гуров!» – словно она знала его сто лет и дружила с детства, что она притормозила и посмотрела на него удивленно.

– Кто знал, что ты поедешь за город? – Сколько можно разводить тут канитель, надоело Ивану ходить вокруг да около. – И вообще, почему ты очутилась одна ночью на дороге?

– Кто знал? – призадумалась Сашка, задав вопрос самой себе. – Лилька, естественно, я же у нее была, мой зам Филимонов, секретарь. А уж кому они сказали и сказали ли вообще, что маловероятно, не знаю.

– Мама?

– Нет, – отрезала она.

– Поругались?

– Нет, – холодно, захлопываясь сразу.

– Ну хорошо. Лиля – это подруга или родственница?

– Подруга.

– Почему ты не осталась ночевать у нее? И кто знал, что не останешься?

– Я у нее редко остаюсь. Не люблю. Всего несколько раз оставалась. А что не останусь, знали все вышеперечисленные.

– Но могла остаться? Передумать?

– Могла, но это процентов десять вероятности. Ты к чему спрашиваешь?

– А к тому, что тебя ждали на дороге. Именно тебя! Это не наскок на гоп-стоп! И не на машину твою метили, иначе зачем ты-то им понадобилась? Изнасиловать? Я тебя умоляю! В этом случае все по-другому: тюкнули бы разочек по башке, а дальше делай что хочешь – хоть насилуй, хоть банты на голове завязывай! Тебя ждали, а упустив, оперативно заслали патруль к дому. И нужна ты им была в светлом уме и трезвой памяти, без телесных повреждений.

– Да, – осознав правоту его умозаключений, согласилась Санька. – Да! И тогда точно отпадает версия с завещанием, все по той же причине – тюкнули по голове, без хлопот и истерик привезли куда надо, а там уж куда спешить!

– Похоже, что отпадает.

– Мне непонятно одно: если им нужна была я, именно я, зачем тогда вся эта петрушка с пересаживанием – выволокли бы за волосы и затолкали в джип?

– А! – махнув рукой, брезгливо скривился Гуров. – Ты их рассмотрела, поняла, что это за гвардейцы? Мелкие шестерки, исполнители. Проявили личную денежную инициативу, ну не могли они такую халяву бросить на дороге!

– Возможно.

– Когда ты решила ехать в гости? За день, за два, на прошлой неделе?

– Да никогда не решила! Я возвращалась с производства. Оно у меня в Подмосковье находится, только в другой стороне, Лилька позвонила, начала ныть, уговаривать приехать, это ее обычная манера. Мне очень не хотелось, я себе отдых на сутки запланировала, чтобы отоспаться. Но у Лильки такая манера уговаривать, что если вовремя не остановил, то лучше сдаться, чем это нытье выслушивать. Остановить я не успела, пришлось ехать, а по дороге я позвонила Филимонову и Ирине, это моя секретарша.

– Саш, это малоприятно, но выходит, что твоя Лиля как-то поучаствовала: либо специально тебя вызвала, либо стуканула кому заинтересованному, сообщив, что ты едешь, – с сочувствием высказал Иван свои выводы.

Сашка посмотрела ему в глаза. Долгим, странным взглядом.

Он выдержал, не отвел глаз. Ждал.

– Возможно, – все же не утверждая, оставляя место для надежды, сказала она.

Очень осторожно, чтобы не пережать и не напугать раньше времени, Иван сделал заход:

– Так, может, задать ей некоторые вопросы?

И внутренне напрягся – клюнет ли?

Она внимательно разглядывала его выражение глаз, обдумывая что-то. Встала, отошла к окну, спрятавшись от ожидания ответов.

«Я знаю, девочка, я знаю, как тебе непросто!» – посочувствовал Иван.

Ей все было непросто, он понимал и поражался, как она держится – ни истерик, ни паники, ни слез-сопель и бестолковых метаний – спокойствие, контроль! Ох, видимо, подоставалось девоньке в жизни, ведь где-то она научилась такой самодисциплине! Не барышня, а кремень! Комиссарша в кожанке. Революционный товарищ! Только иногда в балтийской глубине глаз такое проскальзывает темным акульим телом – больное, спрятанное ото всех!

Как сейчас, всего на секунду, когда она осознала правильность его выводов про Лилю.

Ивану совсем не хотелось использовать ее, подставлять под удар, следуя придуманному и одобренному начальством плану, но… но события развивались, и внутри этих событий динамитной шашкой была она – госпожа Романова. Он это чувствовал, знал. Всем своим профессионализмом чувствовал!

И коли есть такая данность, то надо навязать противнику свои правила игры, а не принимать те, что навязывает объект наблюдения, которому понадобилась Александра.

Он смотрел Сашке, замершей у окна, в затылок и искренне ей сочувствовал, зная, что ко всем ее переживаниям он собирается добавить еще порцию, подставляя ее в виде приманки, и что ей предстоит при этом испытать, он тоже знал и чувствовал себя от этого скотиной.

Потому что она ему нравилась, и не просто нравилась. Как там она сказала? «Вы не картина Малевича, чтобы нравиться или не нравиться». Вот именно! И в связи с этим обычное рутинное дело незаметно перерастало в нечто личностное, касавшееся его самого, Ивана Федоровича Гурова. А то, что она напугается ужасно и получить может – не дай-то бог – чего похуже от гоблинов узколобых, заставляло его чувствовать себя совсем уж распоследней сволочью.

И тем не менее он плавно подводил ее и подталкивал прыгнуть головой вперед прямехонько в осиное гнездо!

Ах ты ж, твою мать!

Она молчала. Он не мешал, не торопил, поглядывая на ее напряженные плечи и шею. Закурил еще одну сигарету – да пошел он, этот здоровый образ жизни, туда, откуда вышел!

Как в том анекдоте, когда вожделенное и недоступное, как гора Монблан, раздаточное окно винного магазина периода антиалкогольной кампании захлопнулось перед мордами двух друзей-алкашей, выстоявших всю многочасовую очередь. И стоявший ближе к окну с разворота вмазал другану в челюсть.

– Коля, за что?! – возмутился страдалец.

– А чо делать?! – философски заметил дружбан.

Вот именно – а чо делать?! Будь оно все неладно!

Сашка думала. Ей надо было очень хорошо, отметая любые эмоции, обиды и нежелание признавать правду, подумать.

Значит, Лиля.

Филимонов – нет! Лешка – мужик правильный, серьезный, обстоятельный, ясно понимающий действительность, которая была такова, что работа у Александры ему нравилась и приносила доход, о котором он и помыслить не мог. Они учились вместе, на одном курсе, и Саша сама его нашла, когда встал вопрос о необходимости помощника. Все это он понимал, Александру уважал глубоко, по-настоящему, и стремился к росту как в доходах, так и в работе, стремлений своих не скрывал и делал все правильно. Он молодец. Свой. Они хорошая команда.

И разум у Лешки не выворочен капиталистическим взрывом, произошедшим в стране и перевернувшим все с ног на голову. Но самое главное, что Лешке не нужно такого груза ответственности, как у Александры, не потянет он и знает это. Они оба знают.

Да о чем она вообще?! Филимонов – это ее надежный тыл!

Ира? Да вы что?!

Ирка за нее под пули встанет, если понадобится, Сашка это знала так же хорошо, как то, что завтра наступит рассвет! И у этой девочки были для такой отчаянной преданности причины. Иринка, случись что с Сашкой, пропадет. Сразу!

Так сложилось.

Значит, Лилия.

Ее интересы и резоны Александра и обдумывать не будет – бесполезно! Хотя и так все ясно, как сказал Иван Федорович, деньги – основной двигатель криминальных интересов.

Вот он сейчас мягко и, как ему кажется, незаметно подталкивает ее к нападению, которое, как известно, лучшая форма защиты. Сашка, вспомнив об участии Ивана, спиной почувствовала его притихшую, тщательно скрываемую заинтересованность.

Кто он? Мент? У них какие-то вопросы и дела к Лильке, а тут она, Саша, подвернулась? Неожиданно. Или не неожиданно – оказался же он почему-то на той дороге? Или они знали что-то? Да кто они? Он и его ментовское начальство?

Ага! Лилька и менты!

Две вселенные в разных галактиках, какие бы интересы у них ни были к мадам Ивановой, максимум, до чего их могут допустить, это расследовать воровство Лилечкиных перчаток!

Тогда кто – ФСБ? Служба безопасности одного из ее «папиков» или «папикова» конкурента? Или Лилька влезла во что-то шпионско-мафиозное или большую денежную игру?

Ой, вряд ли!

Единственное, что Лилька любит кроме денег, – себя, и данную драгоценную персону ни во что сомнительное она не втянет. Это уж точно! Продать кого-нибудь, например Александру, это в три секунды, себя – ни за что!

Значит, продала. Кому? Для чего? За каким вообще хреном?

Она подумала еще, глядя в окно, повздыхала мысленно и, повернувшись к Ивану, попросила:

– А можно еще кофе?

– Да сколько угодно! – поднялся со своего места Иван.

«Спокойно, не торопи ее», – приказал он своему нетерпению, попутно радуясь возможности занять руки в ожидании оглашения ее решения.

То, что она что-то решила, было понятно.

Кофе сварился, Иван налил ей и себе в чашки, не спрашивая, добавил ей молока, сел и только тогда позволил себе вопросительный взгляд. Под этим взглядом Санька неторопливо сделала несколько глотков, аккуратно поставила чашку на стол и, вздохнув, выдала свои соображения:

– Думаю, ты прав, Лиле надо задать вопросы, только делать это буду не я. Сейчас я пойду в милицию, напишу заявление, и пусть они разбираются сами.

И посмотрела на него невинным взглядом законопослушной гражданки, при любых непонятках, как и положено таковой, обращающейся в правоохранительные органы.

О как! Он был уверен, что вопрос с милицией отпадал по умолчанию за очевидностью его бесполезности. Неужели ошибся? В оценке госпожи Романовой, или ее умственных способностей, или последствий стресса, отразившихся на данных способностях?

– И что ты там скажешь? – внутренне раздражаясь, решил прояснить он ситуацию.

– Как что? Напишу заявление, что на меня напали и пытались похитить вместе с машиной, – пояснила она.

– И где доказательства твоих слов?

– Как где? Номер их машины, описание их внешности, я все сообщу, и у меня есть свидетель. Ты же подтвердишь мои слова?

– Э, нет, это без меня! Я в изначально безнадежных мероприятиях участия не принимаю! – отказался Гуров.

– Как это без тебя? И почему безнадежных? – вознегодовала Сашка. – Ты же свидетель, можно сказать, участник происшествия!

– Саш, – пояснил он недовольно, – вот ты придешь и скажешь, что на тебя совершено нападение, я допускаю, что даже, возможно, у тебя возьмут заявление, хотя это весьма сомнительно, проверят номера их машины, установят хозяина, такого же законопослушного, как и ты. И даже, раз уж мы берем идеальную картинку, тебе покажут фотографии некоторых представителей бандитских группировок, и ты (опять-таки в идеале) узнаешь тех, кто на тебя нападал, а тут еще и я дам свидетельские показания.

– Ну вот, – обрадовалась Сашка, – повод завести уголовное дело!

Он посмотрел на нее с недоверием – уж больно она радовалась. С чего бы?

– Нет, не повод, – продолжил он, – предположим, что их арестуют, а они скажут, что это не они, а мы с тобой на них напали. Ну, например, что у них кончился бензин и они тормозили машины, прося помощи, взять на буксир до ближайшей колонки или отлить бензинчику за вознаграждение и их душевное «мерси» добрым людям. А я выскочил из машины, набил им морды, и мы с тобой уехали. И справочку из поликлиники о побоях, заверенную доктором, представят, и мы с тобой из пострадавших превратимся в обвиняемых, уж я-то точно! Потому что получится наше заявление, причем голословное, против их с документами и, поверь мне, хорошим адвокатом в придачу. И выйдешь ты из отделения милиции – это при лучшем раскладе, где тебя отпускают подобру-поздорову, – на улицу, а там тебя уже ожидают. И уж тем более к Лиле твоей ни один мент не сунется задавать какие-то непонятные вопросы: «А не вы ли, госпожа Иванова, продали вашу подругу?»

– Гуров, – выслушав его речь в недовольных тонах, высказала она все, к чему подводила. – Ты прав, милиция отпадает. Но я одна не полезу и вопросов Лиле или еще кому задавать не буду. Мне одной не справиться. Поэтому, думаю, лучше всего мне спрятаться. Как там говорят: «лечь на дно». Вот я и лягу.

И он понял, что она его переиграла. Вот так – на раз-два! Она вынудила его выказать свою заинтересованность. И этот ход с милицией! Одно дело – его показательные выступления «я помогаю даме в беде», другое – милиция отпадает, тогда и закончим на этом, разбираться я не буду, я барышня разумная и понимаю, что мне не справиться. Что-нибудь придумаю, где-нибудь пересижу, а там, глядишь, все и уляжется. А вам, Иван Федорович, глубокая благодарность за помощь и всего наилучшего. Всем спасибо, все свободны!

Ай да девка! Ну молодец!

– И долго ты там лежать будешь? – разозлился он на самого себя за то, что недооценил барышню.

– Если я так срочно кому-то понадобилась, то срочность имеет свойство проходить, и, как правило, быстро.

– А если нет, если данный интерес постоянный? И как ты собираешься проверять, ищут тебя или уже нет? Методом проб? Приезжать домой и ждать, придут за тобой или нет? – заводился он все больше.

– У тебя есть другие предложения? – невинно поинтересовалась Сашка.

Вот ожидал же он чего-то такого от нее, почему тогда повелся на эти заходы с заявлением в органы? Еще и разъяснять принялся их бесполезность.

– Да, давай разбираться вместе!

– И для чего это тебе надо? Вроде как лимит геройских дел ты исчерпал – дважды спас барышню, предоставил ночлег, вон даже кофе напоил и завтраком накормил. Лезть в ее непонятные дела – это уже перебор, Гуров!

– Ну ты мне нравишься, и я хочу помочь! – предложил он последний нейтральный вариант.

– Да пошел ты знаешь куда? – не вняла его примирительности Сашка. – Каковы твои интересы во всем этом балагане?

Все, марлезонский балет закончился, и дамочка требует прямых ответов. Он скривился.

– Саш, главное, что в данный момент наши интересы совпадают!

– А я откуда это знаю? – не сдавалась Сашка. – Ты представляешь, какие мысли возникают по поводу твоего участия? Либо вся эта суета на дороге была специально подстроена, чтобы ты образовался в нужный момент весь такой в белом, расположил к себе даму и без осложнений получил от нее нечто очень тебе нужное: информацию, деньги или еще что-то.

– Либо? – прищурившись, спросил он.

– Да полно вариантов других «либо»! Можешь сам рассказать, облегчить душу! Кто ты, Гуров?

– Сань, – скривился он.

– Без комментариев?

– Без них. Могу только поклясться, что к ребятушкам я не имею никакого отношения.

– Значит, ты у нас с другой стороны? Которая тоже может быть криминальной!

– Так же, как и ты, Александра, можешь быть с какой угодно криминальной стороны, а посему хватит твоего праведного гнева, ладно?

– Не ладно! Очень даже не ладно! – не могла остановиться Сашка.

– Ты хочешь узнать, кому и что от тебя понадобилось? – добавив металла в голос, спросил Иван.

– Хочу! Но мне страшно, честно – страшно! И их, не пойми кого, много, а ты тут у нас один прынц среди полей образовался! По законам жанра, конечно, мечом помахал, на лошадке поездил, всех супостатов извел, принцессу спас. Но у нас жанр другой – криминал и деньги!

– Все, Саш! – не выдержав, оборвал он ее пламенную речь. – Давай обойдемся без язвительного красноречия! Пункт первый – либо улепетывать, пока не поймают, а поймают – к гадалке не ходи, либо разобраться, что происходит. Пункт второй – поговорить с Лилей и любыми возможными способами выяснить, кому и зачем она тебя сдала. Пункт третий наступает после выполнения пункта второго, по результатам допроса.

Он врал, естественно. «Расспросить, действовать дальше» – ага, как раз тот случай! Он прекрасно осознавал, что никто разговаривать с Сашей не будет, но и посвятить ее не мог, потому что со-овсем непонятна была ее роль во всех этих еще более непонятных делах, так же как для нее – его, Гурова, роль. Она запросто могла быть замешана в какой-то темной истории! Может, не в настоящем, а в прошлом, и в каком угодно качестве – от любимой первой гаремной «жены» крутого авторитета до личного участия в чем угодно! Построила же она как-то свою фирму. На какие шиши? У него пока не было всей информации о ней, и времени выяснять данную информацию не было тоже. Но и то, что он о ней уже знал, давало повод к размышлениям.

Так что в данный момент два не доверяющих друг другу человека объединились в одинаково горячем желании провести расследование. Только ее горячее желание обусловлено жизненной – в прямом смысле – необходимостью, а его – работой.

Песня!

Они смотрели в глаза друг другу – шоколад замерзал в балтийской волне, – обмениваясь взаимным недоверием и подозрениями. Иван криво усмехнулся, принимая ее обличительные мысли. Сашка поддержала, столь же понимающе ухмыльнувшись в ответ.

Ну вот и славно! Будем считать, что договорились на данном этапе, а там как хоровод сложится!

– Ладно, перемирие! – снизошла Санька. – Ну что, мне звонить Лиле?

– Звонить, но не прямо сейчас и не со своего сотового.

– Ну, излагай, Гуров! – разрешила она.

– В данный момент ты еще спишь, а проснувшись, позвонишь подруге и поведаешь о приключившихся с тобой ужасах, – изложил он план действий.

– С твоего телефона? – уточнила Александра.

– Нет. Мы сейчас поедем в квартиру моего приятеля, он работает за границей, а я присматриваю за его хоромами. Вот оттуда и позвоним.

– А почему не отсюда? Зачем такие сложности?

– Саш, ты не проснулась, что ли? – участливо поинтересовался Иван. – Зачем же мы будем себя обнаруживать в моей квартире?

– Ах, да! Извини, торможу что-то.

– Пройдет, – диагностировал доктор Гуров. – Итак, ты рассказываешь с придыханием и переживаниями по сценарию «ты представляешь!».

– А как объяснить твое участие?

– Просто и незатейливо: образовался у тебя в последнее время ухажер докучливый, ходит везде за тобой и уговаривает слиться в экстазе любви, да еще и страшно ревнивый. Оказалось, что он за тобой следил, и когда увидел, что тебя обижают… Далее можешь импровизировать как угодно.

– А почему я ей о данном ухажере не поведала, когда у нее в гостях была?

– А ты бы поведала? Какие у вас с Лилей отношения?

Сашка призадумалась. А какие у них отношения? Получается, что непонятные. Рассказала она бы Лиле? Дважды, влезая в романы, Сашка Лилю в них не посвящала, знала, что мужчины, не имеющие счета в банке с шестью хотя бы нулями, Лилей как особи мужеского полу не воспринимаются.

– Могла рассказать, но вряд ли. У нас с ней странные отношения, мы друг о друге почти ничего не знаем, хотя считается, что дружим с детства. Не буду сейчас объяснять.

– И не надо. Потом объяснишь, если захочешь. Значит, версия с ревнивцем рабочая?

– Вполне.

– Отлично. Идем дальше. Он, то есть я, тебя спас и привез к себе домой, а куда еще?

– Логично, тем более у моего дома меня ждали.

– И на фоне твоей безмерной благодарности у нас случилась большая чувственная любовь на шелковых простынях.

– Это лишнее, Гуров, – урезонила Сашка его разыгравшееся воображение.

– Ну почему же, я очень даже не против такого горячего «спасибо».

– Гуров, не скатывайся с детектива на эротический триллер.

– Но нечто такое подразумевается само собой, поэтому ты позвонила подруге только утром и предложила встретиться, и мое присутствие при вашей встрече обязательно, так как я за тебя преувеличенно беспокоюсь – а как же, после ночных-то ужасов и страстной любви. И как истинный… все, что там должно быть истинным… буду рядом, и все! Оберегать, прикрывать и выискивать любую возможность для горячего траха!

– Гуров! Ау! – позвала Санька, помахав руками у него перед носом. – Де-тек-тив! Не эротика и даже не женский роман, ты увлекся!

– Я излагаю нашу версию, – тоном пай-мальчика уверил Гуров.

– Изложил уже, и что дальше?

– Вы договоритесь о встрече, и мы поедем задавать вопросы.

Сашка, подозрительно прищурившись, как кошка на мелькнувшую серую тень мышки, внимательно на него посмотрела.

– Что-то слишком гладко ты излагаешь, товарищ Гуров! Нас там будут ждать? – не поверив его обманчиво-правдивому взгляду ни на грамм, спросила она.

«Нет, Александра Владимировна, нас там ждать не будут, – ответил он ей про себя. – Зачем же ждать! Сами приедут, но тебе об этом знать пока не надо и пугаться заранее!»

– Может, и будут, мы посмотрим, ты же не уверена, что это Лиля тебя сдала, мы проверяем версию.

– Методом научного тыка?

– Им самым. Давай, Саша, собирайся. Поехали.

«Хоромы», за которыми присматривал Иван Федорович в свободное от ночных геройств время, были большой студией – кухней, совмещенной с комнатой, – весьма стильной и большой, и располагалась эта красота в центре Москвы, недалеко от Садового кольца.

Сашка подержала трубку радиотелефона в ладони, рассматривая ее и собираясь с духом.

«Пусть это будет не она!» – помолилась мысленно Сашка, посмотрела на Ивана и набрала номер.

– Да-а, – бархатным голосом отозвалась Лиля.