Текст книги "Счастье среднего возраста"

А Санька поняла, что этот Скунс ее не ударит, это не беспредельщик Бес, у которого периодически что-то переклинивает в голове, этот осторожный и трусливый, и больше всего он боится неведомого Постного.

«Приезжай – посолим!» – разошлась Сашка.

Она даже не увидела, а ощутила перемену в действии, происходящем за спиной стоявшего перед ней Скунса.

Что-то изменилось!

И, уклоняясь от руки решившегося все же «отшлепать» ее придурка, она пыталась рассмотреть, что происходит с Иваном.

Висевший до сих пор бесформенной боксерской грушей Иван молниеносно подтянулся на связанных руках, зажав под коленом одной ноги шею Беса, коленом второй ноги стремительным движением нанес удар в ухо не успевшему ничего понять братку. И, зацепившись ступней ноги, удерживающей шею Беса под коленом второй, сжимал все сильнее отключившегося бандюка.

Сашка стала орать еще громче, неся уже все что ни попадя, какую-то ахинею, отвлекая внимание трусоватого Скунса, раздававшего ей пощечины и заводившегося все больше от ее криков. Санька уворачивалась, как могла, но пропускала удары, становившиеся все более тяжелыми и злыми по мере того, как Скунс сатанел.

Все-таки он был не ангел и имел отношение к братскому объединению криминальных элементов, по этой причине нервишки у него были ни к черту, производство-то вредное, к терпению не располагает, особенно если тебе на чистом русском языке неугомонная барышня обещает всякие страсти-мордасти с летальным исходом!

Бил он не кулаком, а двумя ладонями поочередно, раздавая затрещины в ответ на Сашкины обещания что-то там с ним сотворить в светлом будущем. Сашка умудрялась уворачиваться, пропуская половину ударов, орать и смотреть, что происходит на заднем плане.

Иван резкими рывками сжал пару раз посильнее шею противника, распрямил ногу, и бесчувственное тело Беса упало кулем на пол. Гуров сделал акробатический переворот, подтянувшись на руках, зацепился ступнями за балку, снял руки с крюка, еще один переворот – и мягко, немного присев, спрыгнул на пол.

Сашка открыла рот от удивления и замолчала.

– Вот так-то лучше, сука! – порадовался начавший уставать Скунс.

Но тут же закатил глазки и рухнул к примотанным Санькиным ногам.

Либо божьи чудеса, либо трюк какой!

Кажется, именно этого еще утром Санька ждала во спасение.

Иван быстро подошел к столу, взял пустую бутылку, разбил ее о край стола и вернулся к Сашке с бутылочной «розочкой» в руках.

– Тяни сильнее ладони в стороны!

Приказ, между прочим!

Он разрезал скотч у нее на запястьях, сунул горлышко от бутылки.

– Ноги освободи! Быстрее!

– Руки не слушаются! – оправдывалась за свои неловкие движения она.

Сашка старалась!

Очень старалась. Как ей удалось разрезать ленту на ногах и не покалечиться при этом – вопрос!

Повезло-о!

«Как вас угораздило, Марь-Иванна? Повезло!»

– Саша, скорее! – поторапливал ее Иван, подставляя свои связанные руки.

Санька спешила, вовсю елозя острым бутылочным краем по веревке, но она, зараза, веревка эта, была добротной, справной и никак не хотела резаться! Сашка помогала себе зубами, попробовав развязать ее.

Никак!!

Она повторила попытку, Иван натянул сильнее веревку, Санька полосовала изо всех сил, и веревка наконец поддалась. Иван быстро освободил руки, потер запястья, подхватил Сашку под локти, скомандовав:

– Вставай! Попробуй присесть, подвигайся! Походи!

Сашка, как заведенная, выполняла все его указания.

Ноги дрожали, голова, челюсть, зубы и запястья болели ужасно, но все это мелочи!

– Господи! Гуров, ты весь в крови!! – ужаснулась она.

– Ерунда! Большая часть из носа и рассеченных бровей, оттуда всегда сильно течет.

Сашка не поверила и кинулась его ощупывать, искать смертельные раны.

– Боже мой! Боже мой! Иван, тебе надо срочно в больницу! Немедленно!

– Саш! Остановись, все нормально! – схватив ее за руки, остановил он суетливое ощупывание. – Я в порядке! Ну, почти!

– Что значит в порядке?! Они колошматили тебя ужасно!

– Потом все это, Саш! Не ори!

Она открыла и закрыла рот, хлопнула ресницами пару раз и переключилась.

Да, некогда! Надо выбираться отсюда! Все остальное потом!

Шаги!!

О господи, еще же Гиря!

Иван жестом показал ей, куда встать. Сашка метнулась, повинуясь, и вжалась в стену возле входного проема. Иван встал с другой стороны, прихватив по пути пустую бутылку со стола.

– Пиво! – радостно объявил, входя, Гиря. – Может, музон врубить, раз пошло такое веселье?

Гиря шагнул в комнату, пиво – по две бутылки в каждой руке между пальцев за горлышко – выставил вперед, демонстрируя друганам.

Иван сделал неслышное движение у него за спиной и саданул Гирю бутылкой по голове.

Но… неудачно!

Гиря сориентировался влет, обнаружив ошеломляющие изменения ситуации одним взглядом, выпустил пиво и стал разворачиваться к Ивану в тот момент, когда бутылка опустилась ему на голову.

Выроненные бутылки грохнулись об пол, издав в закрытом помещении звук, похожий на взрывы. Три разбились, заполнив кислым запахом дешевого пойла всю комнату, четвертая покатилась по полу к Сашкиным ногам, уцелев каким-то чудом.

Либо божьи чудеса, либо фокусник балуется!

Других предположений Сашка придумать не могла, недоуменно разглядывая уткнувшуюся в ее босоножку бутылку.

Сегодня Иван Федорович повысил свой статус, поднявшись от заурядного прынца до божьего чуда или трюкача-профессионала.

Но что-то там в трюке не сработало, или лимит чудес на сегодня исчерпался. Пустая бутылка не произвела ожидаемого эффекта. Удар был сильный – мелкие осколки брызнули в разные стороны, – но пришелся по касательной, Гирю спасло то, что он как раз в тот момент поворачивался.

Он покачнулся, но устоял и кинулся на Ивана, Гуров встретил его кулаком левой в челюсть, но удар оказался не той побеждающей силы, которой хотелось бы!

Голова Гири мотнулась, но он снова устоял, отскочил на пару шагов назад, собрался, тряхнул головой и неожиданно выбросил ногу вперед, Иван успел выставить руку, отбил удар и, отойдя от стены, занял более удобную позицию.

Гиря оказался неплохим бойцом.

По крайней мере, он нападал, отбивал атаки Ивана и уходил в оборону. Противники после обмена ударами переместились на середину комнаты, стул, на котором ранее сидела привязанной Санька, отлетел в сторону, откинутый ногой Гири.

Он отступал, кружил вокруг Ивана, но нападать, видимо, боялся, осознавая, что этот дядечка уже успел сделать с его корешами. Иван воспользовался его страхом и тоже не атаковал, а так, проверял, на что способен мальчонка.

Сашка решила ускорить все эти танцы – даже ей, человеку неискушенному в подобного рода делах, было понятно, что Гиря Ивану не соперник – слабоват!

– Давай быстрее! – нетерпеливым тоном потребовала она. – Нам надо уходить!

Не прекращая боя и не сводя взгляда с противника, Иван умудрился усмехнуться и ответить:

– Дорогая, я немного занят!

– Да сколько можно возиться?! – тоном нетерпеливой жены возмутилась Сашка. – Заканчивай все это скорее!

Гиря ринулся в атаку, решив, что противник отвлекся на разговоры, и Иван встретил его, как родного, отбил нападение и добавил ногой в челюсть.

– Так! Все! Мне надоело! – сообщила Сашка.

Она подняла бутылку пива с пола и направилась к дерущимся.

Вообще-то никто, и она сама в том числе, не успел сообразить, что она вытворяет. Оказавшись за спиной у Гири, Саша саданула его бутылкой по темечку, он услышал движение сзади и стал поворачиваться, но Сашка его опередила.

На сей раз трюк с бутылкой сработал!

Гиря замер и стал заваливаться вперед, Иван в это мгновение сделал шаг навстречу, испугавшись, что противник схватит Сашку и прикроется ею. Отскочить он не успел, и Гиря уронил его на пол, придавив своим телом.

Сашка отряхнула ладони, подошла к распластавшимся и возмутилась, глядя на Ивана сверху вниз:

– Ты что, собрался тут до утра веселиться?

– Я избит, – жаловался Гуров дурным голосом, – меня много били, у меня замедленная реакция.

– Ну и сам дурак! – заключила Сашка.

В секунду он оказался на ногах, скинув с себя бесчувственного Гирю, и приказал:

– Найди скотч!

Сашка пошла искать, не возражая и не поинтересовавшись хотя бы для поддержания своего независимого имиджа зачем – надо, раз сказал! Рулон скотча нашелся сразу, лежал на столе, она протянула его Ивану, он не взял, а отдал новые распоряжения:

– Давай, Саш, упакуй Гирю и этого Скунса. Руки сзади, ноги вместе, рот заклеить, можно крест-накрест, для красоты. И посильней склеивай!

– А Беса?

Иван отмахнулся, не ответив. Он взял ставший теперь трофейным телефон со стола и уже набирал какой-то номер, на ходу отдав очередной приказ:

– Романова, давай здесь побыстрей и догоняй меня! – и вышел из комнаты.

– «Давай побыстрей!» – передразнила Сашка, изобразив всей фигурой недовольство.

Раскомандовался тут!

Она уперла руки в бока, оглядела фронт работ, вздохнула и приступила к «упаковке». Санька расстаралась! С удовольствием, не жалея скотча, заклеила поверженных и неподвижных врагов, притормозила возле Беса, посмотрела и, повторяя жест Ивана, махнула на него рукой.

И тут спохватилась!

– Что значит «догоняй»?

И рванула с «высокого старта» из комнаты, перепугавшись, что Иван куда-нибудь денется.

Никуда он не делся. Стоял у двери, ведущей из гаража в дом, и разговаривал с кем-то по телефону.

– Все! – жестко закончил он разговор, захлопнул сотовый, засунул его себе в карман брюк.

– Бежим? – спросила обрадованная его обнаружением Сашка.

– Бежим, но не прямо сейчас.

– А что сейчас? – испугалась она.

– Давай посмотрим, что есть в этой избушке? – выдвинул он предложение и взял ее за руку.

Сашка почувствовала горячую липкость его руки и посмотрела вниз на их сцепленные ладони – его рука была в крови. Он весь был в крови!

– Гуров, тебе надо помыть руки, – тупо рассматривая ладонь, сказала Сашка.

– Сань, не время для истерик! – предупредил он холодным тоном.

– Никаких истерик! – возвратилась из непродолжительной прострации она. – Что мы ищем?

– Бумаги. Компьютер!

– Оружие, наркотики? – расширила она список.

– Нет, это нам сейчас не надо!

Компьютер обнаружила Сашка, включенный притом, с остановленной картинкой «стрелялки». Ого! Гоблины-то продвинутые, в игрушки играют!

Она уселась в кресло за комп и полезла шариться по файлам, где и нашел ее Гуров, полностью погруженную в данное занятие.

– Пусти меня! – потребовал он, выгоняя Сашку с кресла.

– Я сама посмотрю! – не отрываясь от экрана, заупрямилась она.

– У меня лучше получится! – уверил он и согнал-таки Сашку с места.

Иван вошел в оказавшийся подключенным Интернет, стал набирать команды и отправлять куда-то все скопом, без разбору, кроме игрушек. Санька наблюдала из-за его плеча, но адрес получателя не смогла прочесть, вообще мало что поняла – он работал с поразительной скоростью, щелкая клавиатурой, как скорострельный автомат.

– Все, Саш, уходим! Здесь ничего нет!

– Чего нет?

– Никакой стоящей информации.

Щелкнув пару раз напоследок мышкой, он поднялся с кресла и двинулся к выходу, взяв Сашку за руку. Она вздохнула, не сопротивляясь – все-то он ее хватает, тащит куда-то! Они выскочили из дома.

– Куда? – поинтересовалась направлением бега Александра.

– Вот сюда, в кусты! Здесь можно хорошо спрятаться!

– Спрятаться?! – обалдела Сашка. – Гуров, у тебя сотрясение?

– Нет у меня сотрясения. Надо посмотреть, кто приедет.

– Да сматываться надо!!

– Успеем, – буднично, без эмоций ответил он.

Сашка смирилась. А ведь он прав! Черт возьми, он прав!

Может, она этого Постного узнает и поймет, откуда ветер дует, переходя в смерч, закрутивший ее.

Иван походил, присел пару раз, выбирая удобную позицию для наблюдения.

Нашел.

Они улеглись рядышком на землю, спрятавшись в кустах через дорогу, наискосок от распахнутых ворот дома, мирно и тихо стоящего на окраине непонятного поселка. Или деревни?

– Ты как? – спросил Иван, когда Санька затихла, устроившись поудобней.

Хотя удобней на земле, под кустами, возле дороги? Сюр фильма Кустурицы продолжился, видимо, вторая серия. Или третья. Или это сериал вообще.

– В порядке, – не очень сама в это «в порядке» веря, отозвалась Саша.

А что может быть в порядке в такой ситуации?

– А ты?

– Нормально, – ответил он и придвинулся к ней, – дай я посмотрю твое лицо.

– А что у меня с лицом? – удивилась Сашка.

Жесткими пальцами он ощупал нос, челюсти, брови, скулы. Сашка зашипела, почувствовав жгучую боль, зато тут же вспомнила, что может быть у нее с лицом.

– Ничего страшного, – поставил диагноз Гуров, – челюсть не сломана, зубы на месте, синяки будут не детские, скула уже распухает, фингал под глазом, щеки в синяках. Это от Скунса подарочек.

– Ты врач?

– Я не врач, – усмехнулся он, прервав осмотр, но не выпуская ее лицо из ладоней, и заглянул ей в глаза. – Синяки полечим, опухоль снимем, у меня классная примочка есть, вылечивает все! – почему-то шепотом сказал он, продолжая смотреть в ее балтийские глаза.

Сашка замерла под этим взглядом, даже дышать забыла.

С чего бы это?

– Кто-то едет, – так же шепотом оповестил Иван, не отводя взгляда.

– Они? – тоже шепотом спросила Сашка, одурманенная золотисто-шоколадным гипнозом.

Темно-синяя «Вольво» остановилась у распахнутых ворот.

Бзынь-нь! – разорвалась нить гипноза.

– Ну, посмотрим! – оживился Иван, отпуская Сашку.

Из машины выбрался полноватый мужчина лет тридцати пяти, наклонился, что-то сказав водителю, захлопнул дверцу и неторопливо, с преувеличенным достоинством понес себя к дому.

– Ты его знаешь? – тихо спросил у Саньки Гуров.

– Нет.

– Может, видела когда, пересекались, вспоминай!

– Нет, точно нет! – стараясь не повышать голос, прошипела Сашка. – А ты?

Он не ответил. Знал он данного господина и не особо удивился его появлению.

Минут через пять господин выскочил из дома и потрусил к машине, по дороге растеряв часть своего преувеличенного достоинства, суетливо забрался в машину, крикнул что-то, и «вольвешник» сорвался с места.

– Больше здесь ничего интересного не будет! Нам тоже пора, – тоном покидающего званый вечер дорогого гостя заявил Иван.

Он поднялся одним быстрым движением, помог встать Сашке и подтолкнул ее легонько в спину… в сторону дома.

– Туда?!

– А что, тебе джип не подходит для эвакуации? – искренне удивился он. – У нас и ключи есть! – и продемонстрировал позвякивающую связку.

– Откуда? – сбитая с толку, вопрошала Александра.

– От верблюда! – ответил Иван.

И, уцепив ее за локоть, потащил за собой из кустов.

Опять! Что он ее хватает всякий раз и тащит, как дитя неразумное или инвалида какого!

Сашка замолчала надолго, надулась почему-то, позволив ему принимать решения, воплощать их в жизнь, тащить ее, действовать.

Она оторвалась от созерцания мелькающего за окном машины пейзажа и своих непонятных мыслей, копошащихся в голове мушками-дрозофилами: бестолково и бесполезно, зато скопом, одной большой компанией.

– Куда мы? – спросила она не окрашенным интонациями тоном.

– Ко мне. А куда еще?

– Нас там не найдут?

– С чего бы? – не то удивился, не то успокоил он.

– Да, – тем же стерильным тоном согласилась она, – с чего бы!

– Сашенька, что с тобой? Посттравматический синдром, запоздалая реакция на стресс? – заботливо поинтересовался Иван.

Сашка не ответила.

А черт его знает?! Черт его знает, какая у нее там такая реакция и синдром чего-то!

Ей вдруг захотелось заорать во все горло и орать, орать, крушить все вокруг, разбить что-нибудь, трахнуть кого-нибудь – вон Гурова, например, – по башке!

Нет, Гурова, пожалуй, не надо, у него башка и так многострадальная. Тем более он сегодня за трюк фокусника и за чудо божье в одном лице.

Чудо посмотрело на нее и проникновенно спросило:

– Сань, ты что, сильно испугалась?

– Да, я сильно испугалась!! – заорала Сашка, словно ей старт дали, отмашку красным флагом. – Я, знаешь, всегда сильно пугаюсь, когда меня привязывают скотчем к стулу какие-то уроды и бьют в челюсть! А еще больше я пугаюсь за прынцев недоделанных, которых лупят почем зря и убивают у меня на глазах!!!

– Я не понял, ты за меня, что ли, испугалась? – неподдельно удивился он.

– Гуров, тебе все-таки мозги отбили!! – орала Сашка. – Или ты идиот от рождения?! Конечно, за тебя!! Я испугалась за тебя до одури! Это что, так непонятно?!

«Нет. Непонятно», – подумал озадаченный Иван.

– Понятно, – быстро согласился он, только чтобы успокоить начавшийся бунт. – У тебя стресс. Тебе надо скинуть адреналин! Ты покричи, можешь стукнуть меня разок, но не больно, ладно?

Сашка аж зашлась в праведном гневе, от переизбытка злости она открыла и закрыла рот несколько раз, не найдя достойного определения тому, что хотела сказать.

И вдруг успокоилась – в момент! Раз – и все!

– Скажи мне, – демонстрируя небывалый эмоциональный штиль, спросила она, – если ты предполагал, что возможно такое развитие событий, и нас захватят, и все остальное, почему мы не ушли из той квартиры?

Он не ответил, совершенно обалдев от такого крутого виража – от шумной истерики к холодному анализу.

И тут до Сашки дошло!

– Ты с самого начала это планировал? – задохнулась она от догадки. – Ты знал, что это Лилька? И знал, что нас повяжут, специально это подстроил: заставил меня звонить с домашнего телефона на домашний, чтобы они нас нашли по номеру и адресу?

Гуров продолжал молчать, только желваки ходили на разбитых скулах.

– Значит, я в твоих планах была, как это… «живцом»?

От злости, понимания и нахлынувшей ярости у Сашки раздувались ноздри, расширились зрачки, затопив чернотой всю балтийскую холодность радужки глаз.

– Да, – сама же ответила она. – Ты знал! И знал, что меня свяжут и будут бить, а тебя просто убивать, и что издеваться будут! Но на черта?! – не выдержав, снова перешла на крик она. – Мы так ничего и не узнали!!

Это она не узнала. А он узнал многое, меньше, чем рассчитывал, но многое. Да и его ребятки, которые сейчас перетряхивают весь этот дом от крыши до подвала, что-нибудь да и вытащат из него и из гоблинов этих. Тупой Бес, например, оказался не в меру болтливым и, когда задавал ему вопросы и переговаривался с братками, много чего набалаболил, да и Гиря не молчал, и Постный этот идентифицированный.

Хотелось бы, конечно, побольше информации, но на безрыбье… братки эти теперь, понятное дело, бесполезны, работать с ними Шеф и Постный не будут – засветились, других наймут. Так что следи за ними, не следи – без толку, и отпускать нет резона, поэтому он и приказал повязать их тихо, чего уж теперь.

– Саш, – наконец отозвался Иван, – с тобой бы ничего уж очень страшного не случилось! И со мной тоже. Я же не идиот, хоть ты меня в этом и подозреваешь, я контролировал ситуацию.

Ну это уже ни в какие ворота!

Контролировал он!

– Подожди, подожди, – пережила еще одну догадку она, как болезненный приступ, – ты с самого начала мог уложить их всех троих?

– Ну, не так это просто, – почему-то стал оправдываться он, – ты мне помогла, отвлекла одного в самый подходящий момент.

– Гуров, ты что? – не могла остановиться Саша в своем праведном гневе. – Их было трое, и это не «ребята с нашего двора», это бандюки, а потом приехали еще двое! Это же не кино «Агент национальной безопасности», они отлупасили тебя, ты еле живой! И что бы было со мной?!

– Саш, Саш, не бузи! Я бы не подставил тебя под серьезную опасность. Действия быков я наблюдал ночью на дороге и знал, что это шелупонь дешевая, сплошные понты, дилетантство и узколобая самоуверенность. Они и бить-то не знают как и куда, не сломали мне ни одной кости, да и особого ущерба не нанесли. И то, что тебя трогать им запрещено, понятно было еще там, на дороге. Я ж не знал, что ты их спровоцируешь…

– Сволочь! – спокойно констатировала факт Сашка. – Сволочь и скотина! И хорошо, что у тебя разбито все лицо и на тебе живого места нет! По заслугам!

– Поверь мне, у меня достаточно живых, и даже очень, мест на теле!

– Самоуверенная мужская скотина! – настаивала Сашка.

– Ты еще что-нибудь из классики присовокупи, – разозлившись на нее, резко ответил Иван, – «жалкая, ничтожная личность»! Все! Вылезай! Приехали!

– Куда приехали?! – с неостывшим бойцовским пылом прокричала Сашка.

– Домой!

Он разозлился и решил немного остудить барышню – ишь, разошлась она!

– Ты, Романова, особо тут не пылай праведным гневом! Это твои дела, – сделав ударение на «твои», остудил он ее холодным тоном, – и тех, кому ты так понадобилась, не остановит на пути к твоему телу ничей теплый труп. И по мордасам ты получила не потому, что я такой плохой! Есть что-то в твоем прошлом, что-то живо интересующее весьма непростых и далеко не бедных дядечек. Что это, Романова? Может, расскажешь и все станет проще и веселее?

Она смотрела на него, слушая внимательно, сосредоточенно.

«Неужто расскажет?» – не поверил Иван в такую перспективу.

– Вот что, Гуров, – с расстановкой, не менее зло, чем он, ответила Сашка. – По какой-то неизвестной мне причине тебе что-то нужно от меня и от этих гоняющихся за мной «дядечек». Что? Может, расскажешь и станет проще и веселее?

Они смотрели друг на друга – две скрещенные шпаги в поединке, в котором никто не собирался уступать.

«Брейк!» – решил Иван.

– Все! – прекратил он противостояние. – Мыться, зализывать раны, есть, выпить, покурить! Пошли!

– Мы похожи на супружескую пару алкоголиков, которые поутру вернулись из КПЗ, куда их сдали уставшие соседи, одуревшие от их драк, и теперь пьем мировую и отмечаем удачное возвращение из околотка, – усмехнулась Сашка, держа бокал в руке.

Они по очереди приняли душ, обработали раны друг другу. Сашке пришлось долго трудиться над гуровскими, он преувеличенно охал, кряхтел, Сашка посмеивалась. Обе брови у него оказались рассечены, губы, нос, скулы разбиты, под правым глазом красовалась большая царапина – это то, что можно было обработать чудодейственной примочкой и другими оперативными средствами, ну а тело…. Картина импрессионистов – пресс радовал глаз гигантским синяком, синяки поменьше украшали спину и бока. Было на что посмотреть.

Иван устроил Сашку на диване и наложил ей примочку на все лицо в виде косметической маски, приказал не двигаться и пошел готовить.

Он пожарил вкуснейшее мясо, картошку (что вкуснейшее, Сашка не сомневалась, улавливая божественный аромат), сделал салат, перекрикиваясь с ней из кухни.

Она бы заснула, но у нее все болело, примочка жгла лицо, и есть ей хотелось больше, чем спать. Он разрешил ей смыть маску-примочку, полюбовался результатами врачевания, чем-то еще обработал и пригласил за стол.

И теперь вот они сидели друг напротив друга и держали бокалы с коньяком.

Сашка права – очень смахивало на семейную парочку, пережившую катастрофу.

– Ну, давай, подруга боевая, за наше здоровье! – взял на себя роль тостующего Иван Федорович.

Они чокнулись, выпили и принялись за еду, с удовольствием и молча.

Поскольку никто из них не ответил на вопрос «что?» и отклонил предложение «может, расскажешь», обсуждения, обвинения, подозрения были по умолчанию отодвинуты на неизвестный срок, доставив обоим временную передышку и облегчение.

Иван налил еще немного коньяка в бокалы, поднял свой призывным жестом, Сашка присоединилась.

Бзынь! Чокнулись. Выпили.

– Саш, тебе бы надо поспать, – закурив, нарушил тишину Иван.

– Не могу я сейчас спать, – пожаловалась Сашка.

– Ты когда-нибудь была в экстремальной ситуации? Тебя били раньше?

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что, когда спадет адреналин, надо принимать обезболивающее, если такового нет, то обязательно выпить, плотно поесть и спать! Верное средство!

Она усмехнулась:

– Спать – это моя несбыточная мечта последних лет! А экстремальных ситуаций в моей жизни полно!

– Это каких таких? – поинтересовался Иван.

Осторожнее. Мягче. Вдруг что расскажет. Самое время – расслабилась после пережитых страхов.

«Вот же будь она… эта работа!» – привычно негодовал он про себя.

Женщина пережила шок, страх, вся в синяках, а он – мягче, легче, – используя ее состояние, добывает информацию!

А куда деваться!

Она железная девка, придет в себя, ее на откровения не раскрутишь, а понять, что за танго с румбой вокруг нее исполняются, необходимо!

«Может, и сейчас не раскрутишь, – засомневался Иван. – Она молодец! Умница, не скатилась в истерику, панику беспросветную. То, что сорвалась в машине, это не истерика, а праведный гнев. Она соображала и думала почти все время, немного запаниковала, испугалась, естественно, но ненадолго – взяла себя в руки. Характер! Зашибись! Интересно, откуда такая сила воли и выдержка? И умная, и юмор, и…Стоп! Стоп, Иван!»

Александра тоже закурила, немного покашляла с непривычки и ответила:

– Как каких? Ты на минуточку представляешь, что такое выстроить свой бизнес с нуля, да еще в то время, когда я начинала?

Он кивнул, соглашаясь – на минуточку представляет. Она и предположить не может, насколько хорошо не только представляет, но знает именно он!

– Саш, это все проходили, когда начинали дело.

– Да, все. Но мне тяжело было, потому что пришлось уйти из науки, уйти от того, что я любила, умела, в чем реализовалась и достигла чего-то.

– Да, это тяжело. Очень. Я понимаю, – посочувствовал Иван.

Он действительно понимал.

Представить себе не мог, что поменял бы свою работу на что-то другое. Вот заставила бы жизнь – и крутись как хочешь, чтобы выжить. И крутился бы! А куда деваться, не водку же пить, вспоминая былые заслуги, потерянные возможности, невостребованные таланты. Может, и заливал бы горькой обиду на жизнь, судьбу, государство, на него в первую очередь. А потом бы все равно стал что-то делать, искать для себя применение, но…. Но уже так бы не горел никогда и получать тот кайф от работы уже не смог бы.

Хотя Господь знает! Слава богу, что не пришлось испытать этого на своей шкуре в жизни, а ой как могло такое случиться! Он в свое время стоял перед этим выбором. Серьезно стоял, и с деньгами было, как в Сашиной науке, и с полным развалом структуры, которую обливали дерьмом все, кому не лень, и… да чего только не было! В то время народ сваливал пачками кто куда, в основном в криминал, а он понял в какой-то момент, что не уйдет. Не уйдет, и все! И сейчас слушал Саньку и до потрохов понимал, каково было ей! Ох как понимал!

– Достижения тоже нелегко давались, но я любила свою науку, все, что делала, любила. Сильно. Я только это знала и умела, ничего другого. А тут пришлось.

Саша затушила сигарету в пепельнице, проследила взглядом, как отрывается от окурка и улетает вверх последняя тонкая струйка дыма, подняла глаза, встретившись с сочувствующим золотисто-шоколадным взором.

Ей вдруг захотелось ему рассказать, объяснить, поделиться своим так надежно и глубоко спрятанным внутри привычным грузом.

Она никогда! Никому! Ничего! Про себя и свои переживания не рассказывала!

Почему ему? Почему этому незнакомому, подозрительному мужику?

Она не доверяла ему, ожидала от него подвоха, не могла понять, зачем он появился и чего хочет, злилась страшно за то, что он ее подставил втемную, но почему-то чувствовала, что именно ему можно рассказать о своей жизни – и он поймет!

– Знаешь, у меня было странное детство, не такое, как у всех детей, – решилась Сашка, словно прыгнула с высокой скалы в слепящее зайчиками отражающегося солнца синее-пресинее море.

Поднялась на цыпочки, сильно оттолкнулась и прыгнула! В ушах зазвенел тонкий звук восторженного испуга от такой отчаянной своей решимости и свист рассекаемого телом в полете воздуха!

У Сашки было странное детство. И очень тяжелое. Не в смысле трудное – бедность, мама-папа – алкоголики, сиротство, холод-голод, нищета и беспросветность – нет. Тяжелое.

Маленькая Санька с рождения знала, чувствовала всем своим детским тельцем, кожей, умом, что мама ее не любит. Она даже знала почему! Потому что Сашка была недостаточно хорошей! Вот есть хорошие дети, и их за это любят родители, просто так, потому что они хорошие, а девочке Саше надо постараться стать хорошей, и мамочка ее тогда обязательно полюбит!

Она знала это совершенно точно! И очень, очень старалась заслужить эту любовь.

Сашка обнимала мамочку, но та ее отталкивала, не резко и зло, а вроде как незаметно:

– Ну, ладно, Александра, хватит, – говорила всегда мама и отодвигала от себя Сашку.

Она никогда ее не обнимала, не гладила по голове, не целовала, и Сашка твердо знала: это потому, что она еще не заслужила! Она еще не совсем хорошая – вот станет хорошей, и тогда мамочка обязательно ее поцелует и обнимет!

И Санька старалась изо всех своих детских силенок стать очень-очень-очень хорошей!

Лучше всех!

– Александра, не смей лезть… в лужу, на скамейку, в песочницу, на дерево, в кусты! – приказывала мама.

Лезть нельзя было никуда, просто не смей!

И Санька не лезла. И никогда не пачкала одежду, и банты, завязанные с утра, к вечеру оставались непотревоженными, и мыла руки, и выполняла все мамины приказания и наставления.

– Не смей дружить с этим мальчиком, с этой девочкой!

И Санька не смела.

Она была абсолютно идеальным ребенком – совершенно такой, какой хотела видеть ее мама. Но маме оказывалось мало, она ее все еще не любила, и требования росли день ото дня. Это потом, уже во взрослой жизни, Сашка поняла, что самой идеальной для мамы она могла стать, только умерев, наверное.

А тогда она старалась! Еще как!

Лучше учись! А куда лучше? Она училась на одни пятерки!

Есть! – ответила дочь и, перескочив через два класса, окончила школу в пятнадцать лет с золотой медалью.

– Ты должна поступить только в достойный вуз!

Есть! – вновь ответила дочь и, поступив в университет, закончила его с красным дипломом в двадцать лет.

– Ты должна сделать карьеру в науке!

Есть! – и в двадцать два стала кандидатом наук!

А еще у Сашки было свое огромное счастье – папа!

Папа Сашку обожал!

И баловал, и прятал от невзгод и необходимости быть идеальной. Но папы было очень мало. Он ужасно много работал, приходил домой, когда маленькая Санька уже спала – идеально уснув, в идеально положенное время. А утром ему всегда было некогда, и мама находилась рядом, поэтому, позавтракав, он целовал Саньку, гладил разок по голове и уходил.

Папа был химиком, профессором и известным ученым, он стал бы академиком, обязательно!

А мама была женой известного ученого и никогда нигде не работала, ни одного дня. И вела светскую жизнь жены ученого, любимого страной, – сытую, барскую, с личной портнихой, маникюршей, блатом, ведомственными академическими домами отдыха и санаториями, выездами за границу с мужем на симпозиумы, показами мод на Кузнецком мосту, театрами, машинами – всей сопутствующей атрибутикой.

Санька в эту мамину жизнь не допускалась ни под каким видом. Поэтому у Саньки образовались еще две радости в жизни – мамы почти никогда не было дома, и у них появилась домработница Надежда Петровна – тетя Надя. Она гладила Сашку по головке, скорбно вздыхала над ней и по-бабьи жалела ее, а почему – маленькая Сашка не знала. А еще тетя Надя готовила ей всякие вкусности, запрещенные, конечно, но это была их с тетей Надей тайна. Потом у нее что-то случилось в семье, и тетя Надя стала приводить с собой дочь – Лилю Иванову.