Текст книги "Роман в утешение. Книга вторая"

– Как ты увидела этих типов? – его голос был мягким и вкрадчивым, отказывать ему не хотелось, и я неохотно пояснила:

– Случайно. Просто засиделась в палисаднике, уж очень вечер был хорошим. И увидела чью-то тень возле дома бабы Маруси. И пошла потихоньку посмотреть, кто это.

Он вздрогнул и чуть не заорал:

– Посмотреть? Бог ты мой! А если б они тебя увидели? У них же финки в карманах были!

– А что б предпочел ты? Чтоб я встретила их в доме?

Он содрогнулся.

– Нет, конечно, нет. Я б предпочел, чтоб ты, да и вообще никто с такими типами никогда не встречался. Этот Федорчук наш, Плесовский. Рецидивист. Когда-то по молодости вместе с другими пацанами ограбил местный сельмаг. Взяли они малость, а дали им много, как же – расхитители социалистической собственности. Ну и пошло-поехало. Мать у него совсем молодая от стыда умерла. И вот опять. Хотя ему уже не помочь. Да он и не хочет. Ни работать не умеет, ни жить нормально. И других за собой тянет. Я, правда, этого парня, что с ним был, не знаю. Он не местный.

Я уж вполне пришла в себя и мягко выговорила:

– Спасибо за помощь. Если б не ты, не знаю, чтоб и было. Но сейчас тебе домой пора. Тебя наверняка жена ждет.

Он скептически фыркнул.

– Валентина? Не думаю. Недавно опять Гришка Ковалев приезжал. Якобы тетку проведать. Но скорее всего с Валентиной парой словечек перекинуться. И не только словечек. Так что вряд ли она дома. Скорее с Гришкой в его машине кувыркается. Он ей лишь подмигнет, и она уже готова.

Мне стало жаль Семена, – в его голосе звучало что-то непонятное мне, похожее и на досаду, и на злость.

– Ты ее любил?

Он как-то надсадно вздохнул.

– Теперь понимаю, что нет. Просто я только-только из армии пришел, а в это время, как ты понимаешь, здоровому парню нужно только одно. Ну и она вовремя так подставилась. Я только потом догадался, что ей нужно было официального папашу для ребенка заиметь – Гришка-то на ней жениться и не собирался. У него в то время жена была. И лишние разговоры ему были не нужны. Впрочем, у него и сейчас жена есть. Не знаю уж, которая по счету. Валентина-то в их число никак попасть не успевает. А может, просто не хочет, хотя и дочь у нее от Гришки.

– Но дети-то считают, что ты – их отец.

– Вася – нет. Ему мать как-то в сердцах объявила, кто его настоящий папаша. Всю жизнь парню испоганила. Он теперь не знает, как ко мне относиться. Думает, что я их только терплю.

– А на самом деле?

Он слегка призадумался.

– Конечно, они мне как родные, всё-таки они выросли если не на моих руках, то на глазах-то точно. Но, если бы они были мои, да еще от любимой женщины, я б любил их по-настоящему, не то, что теперь.

На это сказать было нечего, и я лишь сочувственно вздохнула. В этом деле я ему ничем помочь не могла, и он это прекрасно понимал.

На востоке показалась легкая розоватая полоска, предвещая скорый рассвет. Выбравшись из его теплых рук, я попросила:

– Иди уже, Семен. Тебе на работу скоро. К тому же, надеюсь, ты не хочешь попасть на глаза своим ушлым мужикам?

Он что-то неопределенно промямлил, но встал и, двигаясь к выходу, пообещал:

– Сегодня же привезу тебе телефон. Хоть на связи будем. Надеюсь, что больше таких экстримов, как этой ночью, мне переживать не доведется.

Я тоже на это надеялась. Едва Семен вышел, я закрыла дверь, нырнула в постель и отрубилась.

Проснулась от голодных спазмов в желудке. Пришлось вставать и срочно готовить еду. Съев тарелку легкого овощного супчика, я почувствовала себя человеком и вышла на улицу. Солнце стояло в самом зените, и я поняла, что еще полдень. Бабулек в огородах видно не было, значит, как обычно, пялятся в телевизор.

Я достала из сарая очередной полуготовый холст и принялась оценивающе его разглядывать. Да уж, чистое дилетантство. Как же мне нужны профессиональные советы настоящего мастера! Только вот где его здесь взять?

Размешав краски, я принялась аккуратными мазками укладывать их на холст, а в голове вертелись тяжелые мысли. Прошедшая ночь наглядно доказала, что старушкам и впрямь здесь оставаться одним нельзя. Но как же быть? Дом престарелых отпадал однозначно. Что же делать?

И тут меня осенило – ведь вполне можно построить для них дома на центральной усадьбе! Проезжая мимо села, я видела несколько строящихся домов. Чтобы им не скучно жилось, можно поставить таус-хаунд на три квартиры. Вроде бы и отдельно, но все рядом. Так же, как и здесь.

Эта мысль мне понравилась, и я решила при первой же возможности обсудить ее с Семеном.

Когда бабульки в перерыве между сериалами заглянули ко мне, я предложила им этот вариант. Они переглянулись.

– Да мы и сами об этом подумывали, Рита, но ведь где деньги-то взять? Дома на центральной усадьбе недешевые. Да и не продает их никто. Там только строят. А это нам и вовсе не под силу. – Вера Ивановна была так печальна и покорна судьбе, что у меня защемило сердце.

Широко улыбнувшись, я заверила их, что деньги не главное. Главное – их согласие.

Переглянувшись, они осторожно согласились. Я видела, что они изрядно смущены, но говорить, откуда возьмутся деньги, не стала. Когда дойдет до дела, навру, что нашла спонсора, только и всего. Надеюсь, Пронин о своем невольном спонсорстве никогда не узнает.

На синем небе невесть откуда стали собираться кучерявые облака, постепенно принимавшие вид темный и угрожающий. Заохав, баба Нюра предупредила:

– Гроза скоро будет. У меня все кости ломит.

Баба Маруся тоже болезненно принялась растирать поясницу, опасливо поглядывая наверх.

– Только бы ветра не было, а то повалит столб с током, как в прошлом году, и не увидим мы ничего неделю, если не больше.

Угроза пропуска любимого сериала испугала старушек куда больше, чем возможность пожара или отключенных холодильников. Как испуганные воробышки, они кинулись к дому бабы Нюры, чтобы насладиться телевизором, возможно, в последний раз.

Я никуда не пошла, торопливо прорисовывая цветок в левом нижнем углу композиции, пока было еще довольно светло.

Деревья глухо, с угрозой шумели, птички замолкли, и я поняла, что приближается настоящая буря. Оценивающе посмотрела на свой домик – выстоит он или нет против ураганного ветра. Может быть, собрать соседок, да и рвануть на центральную усадьбу, пока еще не поздно? Но вряд ли они согласятся бросить свои дома с бедным, но собственным скарбом.

Внезапно среди притихшей природы послышался какой-то чужеродный звук. Я прислушалась. Звук нарастал, переходя в басовитое урчание мощного мотора. Неужели Семен?

Я испугалась. Успеет ли он уехать обратно до бури? Если его прихватит посреди нашей весьма условной дороги, то ждать ему помощи до морковкиного заговенья.

Это и в самом деле оказался Семен. Оставив машину подле моего дома, он заполошно заскочил ко мне и, не здороваясь, сразу скомандовал:

– Собирайся, поедешь со мной!

Это так напомнило мне Георгия, который тоже всегда лучше меня знал, что мне надо делать, что я возмутилась:

– Никуда я не поеду. Это тебе нужно скорее отправляться обратно, чтоб не застрять по дороге.

Георгий бы после этих слов на стенку полез, заставляя меня выполнить его указание, а Семен только невесело засмеялся, глядя на меня с мягким укором.

– Я так и знал! И что мне теперь прикажешь делать? Я так боюсь за тебя и за бабулек! Штормовое предупреждение мы получили час назад. Я велел всем, кто в поле, немедля вернуться обратно. И только ты не слушаешься.

Его глаза светились таким беспокойством, что я в утешение положила ему руку на рукав. Он немедля накрыл мои пальцы ладонью и с нежной силой сжал.

– Ну, сама подумай, что вы тут будете делать, если начнется настоящий ураган? Эти домишки и мало-мальски сильного ветра не вынесут, не говоря уж о шторме…

Ветер и в самом деле крепчал, задирая мой подол на неприличную высоту. Говорить тоже приходилось громче, чтобы перекричать шум ветра.

– Езжай домой скорее! Я и без того за тебя волнуюсь! Тебя наверняка ждут в правлении!

Подтверждая мои слова, в его кармане требовательно затенькал сотовый. Ответив, он чертыхнулся и велел мне:

– Забирай этих упрямых дамочек, и залезайте в самый прочный погреб! И вот тебе телефон! Я позвоню позднее!

Он сунул мне в руку сотовый, потом прижал меня к себе, с каким-то ожесточением поцеловал, прыгнул в УАЗик и помчался обратно, вздымая за собой коричневато-серое облако пыли, разносимое ветром по всей округе.

Затащив в сарай мольберт, я кинулась к бабе Нюре. Женщины, утроившись рядышком на стареньком просиженном диванчике, с упоением пялились в экран. На мои слова о погребе даже не среагировали. Лишь Вера Ивановна сердито замахала на меня рукой.

– Тише, Рита, не мешай!

Я не знала, что делать, дом уже слегка потряхивало, он стонал и шевелился, грозя повалиться прямо на нас. Но серия мыльной оперы для старушек была гораздо важнее какого-то урагана. Тут на улице что-то сверкнуло, и экран обречено потух.

Бабульки враз загалдели, крайне недовольные таким поворотом дела. Причем боялись отнюдь они не урагана, они не хотели пропустить серию. Баба Нюра повернулась ко мне и скомандовала:

– Слышь, Рит, телик у тебя ведь переносной, значит, он и от твоей машины работать может! Давай заведи ее, и досмотрим, чем там дело кончилось!

От такого нахальства я опешила и не сразу смогла выговорить:

– Вы что, опомнитесь! Нам в погреб прятаться надо, а вы про какой-то дурацкий фильм!

Бабульки разобиделись.

– Вовсе он не дурацкий! Это же «Не родись красивой». Конечно, ты-то его смотрела, тебе поэтому и всё равно. А мы посмотреть хотим.

Я его не смотрела, как, впрочем и все прочие сериалы. Но препираться мне было некогда. Я сердито рявкнула:

– У кого погреб самый крепкий? – уже зная ответ.

Поняв, что никакого понимания от меня им не дождаться, бабки с недовольным ворчанием поднялись и поползли на улицу со словами:

– Да у тебя, у кого ж еще? У Ефросиньи в погребе все песком засыпано и даже скамейка есть. Только вот чего-нибудь теплое с собой взять надо, а то замерзнем.

Но едва мы вышли во двор, как поняли, что дальше сделать не сможем и шагу. Ветер дул со страшной силой, не давая сдвинуться с места. К тому же он нес столько пыли, земли и разной дряни, что дорогу не было видно совершенно.

Мы кинулись обратно. С трудом закрыв дверь, сели подальше от тоненько звенящих окон и призадумались. Напуганные старушки вопросительно поглядывали на меня, как будто возлагая какие-то особенные надежды. Но я думала вовсе не о них, а о Семене. До села он добраться явно не успел, и ураган захватил его в дороге. От такого ветра УАЗик вполне мог перевернуться. Очень хотелось позвонить ему, чтоб узнать, как его дела, но я сдерживала это желание – как он будет мне отвечать, если нужно в оба глаза следить за дорогой и что есть сил держать руль?

Внезапно наступила оглушающая тишина. И она была такой пугающей, что бабульки переглянулись и принялись испуганно креститься. Баба Нюра со страхом сказала:

– Кажись, к нам воронка идет. Что делать будем?

Что за воронка? И вдруг до меня дошло – это же смерч! Теперь стало страшно и мне.

– Давайте быстро ко мне! Пока дома не поразметало! Еще не поздно!

Старушки кинулись к дверям. Но внезапно баба Нюра развернулась, метнулась к шкафу и вытащила из угла что-то плоское, завернутое в цветастый платок.

Мы вышли во двор, где было так тихо, что слышен был тихий звон из откуда-то из поднебесья. Внезапно баба Маруся обернулась и вскрикнула:

– Поздно уходить! Не успеем! Воронка!

Я тоже обернулась и от ужаса застыла на месте – неподалеку от тонкой полосы огорода подбоченясь, как в лихом танце, прямо на нас несся тонкий длинный вихрь. Одним концом он упирался в землю, не оставляя за собой ничего, другим подпирал небо, выкидывая туда всё, что подобрал с земли.

Баба Нюра внезапно взъярилась.

– Ух, ты, гад! Все мои овощи повыдрал! Что я теперь зимой есть буду?!

И она, будто лишившись рассудка, скинула со своей ноши платок и понеслась навстречу смерчу, громко выкрикивая слова молитвы и выставив вперед плоскую доску.

Баба Маруся с Верой Ивановной одновременно выдохнули:

– Чудотворная!

Я догадалась, что в руках у бабы Нюры икона. В чудеса мне не верилось, хотя я слыхала, что они бывают. Но уж слишком огромным и бездушным был смерч, и очень маленькой икона в руках у неказистой разгневанной старушки.

Мы безвольно смотрели на бесшумно надвигавшийся смерч и маленькую упрямую фигурку, бесстрашно двигающуюся ему навстречу. Надо было бежать, прыгать в погреб, спасаться, но со мной что-то случилось. Я смотрела на страшное зрелище, не в состоянии оторвать взгляд. Оно завораживало, притягивало, парализовало. Я поняла, почему кролики безропотно ждут броска удава, хотя вполне могли бы убежать. Мы втроем очень походили сейчас на загипнотизированных кроликов, ожидающих неминуемой гибели.

До бабы Нюры оставалось всего-то метров тридцать, и она казалось, была обречена, впрочем, так же, как и все мы, когда надвигающийся на нее столб вдруг притормозил и недоуменно закачался на одном месте. Постояв так пару минут, медленно и неторопливо поплыл в сторону и ушел за околицу.

Я с изумлением смотрела, как от нас уходит неминуемая, казалось бы, гибель. Смертоносная воронка, всё так же изгибаясь и жутковато приплясывая, шла уже по лугу, легко выворачивая и вздымая в воздух вековые березы.

Баба Нюра испустила победный клич и погрозила вслед смерчу темным натруженным кулаком. Потом повернулась и гордо пошла к нам. Меня затрясло, и я испуганно приложила ладонь к груди, пытаясь успокоиться.

Женщины благоговейно укутали темный, едва видимый образ пречистой девы Марии с младенцем Иисусом в платок, и баба Нюра осторожно понесла его в дом. На мой вопросительный взгляд баба Маруся тихонько пояснила:

– Этот образ еще родители Нюркины из разгромленного монастыря спасли. Еле успели, безбожники иконы со стен посрывали, в яму покидали и подожгли, а эта наособицу хранилась, она и в те времена чудотворной считалась, поэтому и спаслась.

Вновь столкнувшись с варварством этих так называемых борцов за народное счастье, я только вздохнула. Сколько же горя они доставили собственному народу, сколько бедствий ему принесли!

Но дело было не в них. Сейчас передо мной произошло настоящее чудо. Маленькая дощечка с нарисованным на нем святым ликом и впрямь заставила повернуть страшное бедствие. Это было так впечатляюще, что я несколько раз перекрестилась, мысленно вознеся молитву заступнице. Конечно, записной атеист докажет, как дважды два, что это простое совпадение, коими так богата наша жизнь, но я знала – нам было явлено настоящее чудо.

Пока я приходила в себя, мои соседки деловито разбежались по домам, приводить в порядок потрепанные ненастьем дворы. И, хотя стихший было ветер вновь набрал силу, все же он не был таким свирепым, как прежде.

Посмотрев на хмурое небо, я поплелась домой, мучительно беспокоясь о Семене. Но он так же отчаянно беспокоился обо мне. Едва я под свирепыми порывами ветра обошла дом, закрывая на проржавершие запоры ставни на окнах, как зазвонил выданный мне Семеном телефон. Звонить мог только Семен, и я без колебаний взяла трубку.

Его голос был не просто обеспокоенным, он дрожал от облегчения и перенесенного ужаса:

– Ты жива? Слава Богу! Как вы там? Смерч шел в вашу сторону, я видел его на поле. Хотел свернуть, чтобы приехать за вами, но он несся раз в десять быстрее. Что там у вас было? На мои звонки ответ был один – абонент вне зоны действия. Я извелся так, как никогда в жизни…

Я устало проговорила:

– Всё нормально. Он прошел по огороду бабы Нюры, но свернул на Павловский луг и ушел в сторону Волги. Так что не беспокойся. Ты сам-то как?

Слышно было, как он с трудом перевел дух и шумно сглотнул. Потом что-то прошептал, но я не поняла, что.

– У меня всё в порядке. В селе был довольно сильный ветер, но ничего страшного, такие бури бывают почти каждое лето. Немного ремонта, и всё будет в норме. Но смерч в наших краях я видел впервые. Боюсь, я даже немного поседел. И всё из-за тебя. Поехала бы со мной, я бы так не волновался.

На это я даже отвечать не стала, и без того было понятно, что он просто не в себе от пережитого. Я бы тоже чувствовала себя жутко, видя этот ужас и зная, что ничем не можешь помочь любимому человеку. Да еще угнетающая неизвестность к тому же…

Шторм бушевал до самого утра, заставляя угрожающе скрипеть старые дома, но ничего страшного не случилось, окна и крыша уцелели. Но поутру, выйдя во двор, я удрученно ахнула – старая ранетка, стоявшая в палисаднике, треснула пополам до самого корня. Было отчаянно жаль яблоньку, она даже в таком жалком состоянии была красива удручающей предсмертной красотой.

Баба Нюра, пришедшая ко мне справиться о разрушениях, не понимала моей скорби. У нее была типично крестьянская философия:

– Да на кой ляд она тебе сдалась? Яблок на ней уже мало, корявая вон какая, спилить, и все дела. Да и не журись зря, девка, она побегов даст уйму, оставить пару, и через пару лет снова будут яблочки, да получше, чем на этой старой уродине.

Мы решительно не понимали друг друга. Вдруг меня пронзило болезненное воспоминание – а ведь в моем саду в Пореченске полно таких же старых яблонь прекрасных старинных сортов. Пореченск отсюда всего в часе езды, вдруг и там бушевал шторм? Что с домом? Что с садом?

Я жутко расстроилась. Как же узнать? Позвонить нельзя, поехать, да еще на своей машине – тоже.

Мучилась я до трех часов, пока не приехал Семен. Воспользовавшись тем, что рядом никого не было, он схватил меня в охапку и крепко прижал к себе. У меня аж кости захрустели. Вот что значит заниматься тяжелым физическим трудом, накачал мускулатуру. Я протестующе захрипела, вовсе не желая окончить свои дни в его слишком любящих объятиях, и он с сожалением выпустил меня из рук.

Посмотрев на мое удрученное лицо, Семен обеспокоенно спросил, что случилось. Врать мне не хотелось, и я призналась, что очень беспокоюсь об одном старом доме. Узнав, где это, он куда-то позвонил и успокаивающе сказал:

– Там всё в порядке. Шторм обошел их стороной. Был просто сильный ветер.

Сильный ветер… Насколько сильный? Моему старому саду достаточно и не слишком сильного ветра, чтобы повалить столетние деревья.

Мне нестерпимо захотелось проверить, что там произошло. Увидеть своими глазами. Ни сознание того, что там я могу встретиться с Георгием, ни возможная засада Пронина стали вдруг несущественны.

Поняв по моему взволнованному виду, что я сейчас сорвусь и понесусь черт знает куда, Андреев мрачновато вздохнул и настойчиво предложил:

– Если хочешь, поедем. Но на моей машине. Насколько я понимаю, так безопаснее.

Я с радостью ухватилась за это предложение. Но в последнюю минуту всё же схватила большой цветастый платок Ефросиньи и, по-старушечьи повязавшись, напялила большие солнечные очки, закрывавшие пол-лица.

Сев на переднее сиденье, первым делом посмотрела в зеркальце заднего вида. На меня взглянула бледная старушонка, правда довольно модная – черные очки придавал мне вид молодящейся голливудской красотки преклонного возраста.

Семен посматривал на меня с подозрительным интересом, и наконец не выдержал:

– Рита, что это значит? От кого ты всё-таки прячешься?

С укором посмотрев на него, я фальшиво запротестовала:

– Я не прячусь. Просто хочу хоть немного пожить спокойно. Неужели это незаконно?

Пробурчав себе под нос:

– Не хочешь, не говори… – он погнал так, что я, ухватившись за поручень, почти летала по кабине, охая при очередной колдобине.

Выехав на шоссе, мы практически пошли на взлет – стрелка спидометра застыла на отметке в сто двадцать километров. Конечно, для современных спортивных автомобилей это не скорость, но для потрепанного временем УАЗика это был запредельный фокус.

Прикрыв глаза, чтобы было не так страшно, я тихо молилась всем богам, уверенная, что следующий кювет непременно станет нашим.

Через полчаса мы подлетели к Пореченску, и Семен сбросил наконец скорость. Немного отдышавшись, я с легкой иронией спросила:

– И часто ты так летаешь? И почему, интересно, тебя ни один пост ГИБДД не тормознул?

Он неслышно чертыхнулся, обгоняя еле плетущуюся Ниву семидесятых годов выпуска, и только тогда ответил:

– Раньше летал часто, я же гонщиком был, даже в ралли «Париж – Дакар» участвовал. Но сейчас редко. Да и на такой машинке это ненужный риск. – И тут же постарался меня успокоить: – Но не сейчас – трасса хорошая, асфальт сухой, резина у меня стоит новая, хорошей фирмы. А что инспектора не останавливали, то я в этих краях личность довольно известная, не цепляются.

Мы добропорядочно, не превышая скорости, ползли по узким улочкам Пореченска. По-старушечьи сжавшись в комочек, я старалась быть как можно более незаметной. Кто знает, какие встречи могут ждать меня здесь?

Мы притормозили возле моего дома, и я с сомнением посмотрела на ворота. Зайти или нет? Посреди рабочего дня Георгий должен быть на работе, если он вообще здесь живет. А если не живет, то не караулит ли меня вновь посланная Прониным засада?

Не проверив, не узнаешь, и я, решив положиться на судьбу, решительно вышла из машины и прислушалась. Вроде тихо. Попыталась открыть ворота, но они не поддавались, значит, закрыты изнутри на задвижку. Интересно. Неужели кто-то есть внутри? Но кто же?

Внезапно у меня внутри что-то мелко затрепетало, и я опрометью метнулась к УАЗику. Запрыгнув внутрь, торопливо махнула рукой, посылая его вперед. Не выключивший мотор Семен быстро рванул с места и устремился вперед по улице. Но не уехал, как я ожидала, а притормозил за ближайшими кустами дикой черемухи.

Обернувшись, я уставилась на хорошо видимые невдалеке ворота. Они медленно открылись, и из них выползла хорошо знакомая мне синяя иномарка. Это именно ее купил для меня Пронин, зная, что я люблю всё синее. Итак, здесь или он, или его посланцы типа Попова. Что делать?

Если бы не Семен, я бы запаниковала и рванула с места, тут же обнаружив себя. Но он, посмотрев на мое побелевшее лицо, успокаивающе положил мне на плечо свою твердую руку. И мне несколько полегчало. Но ненамного. Ведь, если дело дойдет до рукопашной, Семену одному против этой орды всё равно не выстоять. Да я и не допущу драки. Просто сдамся, и всё.

Видимо, это прекрасно понимал и Андреев – костяшки пальцев у его руки, лежавшей на руле, побелели, и резче обозначились скулы на ставшем невозможно упрямом лице.

Я прекрасно научилась разбираться в мужских настроениях, и понимала, что он решил костьми лечь, но не допустить моего нового пленения. Одна только мысль о его возможной из-за меня драке уже стала для меня сущим наказанием, и я принялась молиться всем богам о спасении.

На мое счастье, Мерседес, развернувшись, плавно выкатил на дорогу и поехал в противоположную сторону. Повезло! Я прерывисто вздохнула. Итак, сюда мне путь заказан напрочь. Не только из-за бывшего мужа, но и из-за бывшего любовника. Хотя я и понимала, что слова «бывшие» я употребляю лишь в виде собственного пожелания, не совпадающего с желаниями оставленных мною мужчин.

Мы еще немного постояли, и я тихо радовалась, что Семен решил меня отвезти, одна бы я непременно наделала глупостей и попалась. Решив, что мы выждали достаточно, он снял руку с моего плеча, отчего я почувствовала себя обездоленной, и спросил:

– Поедем домой или ты всё же хочешь проникнуть в этот дом?

Меня умилило то, что у него не возникло и тени подозрения, что я совершаю что-то противоправное. Мне очень хотелось проникнуть, как он выразился, в свой собственный дом, но я не решилась. И главным образом из-за того, что не хотела подвергать опасности своего спутника. Гарантии того, что в доме не остался никто из посланцев Пронина, не было. Поэтому я отказалась и лишь попросила медленно проехать по улице.

Семен так и сделал, а я старательно разглядывала верхушки деревьев, возвышающиеся над сплошным забором. Из тех, что были видны с улицы, все казались целыми, и мне несколько полегчало.

Выбравшись за город, Семен заехал на заправку, виновато объяснив, что бензина мало, до Зажимок не доехать. Мне стало не по себе, но я промолчала, не желая паниковать зря. Семен вышел, чтобы заплатить и налить бензина, а я осталась внутри, отчего-то не желая высунуть носа наружу.

И не напрасно. Через пять минут к АЗС подъехал синий мерс. Открылась дверца, и из нее высунулась сначала одна длинная нога, потом другая. У меня от ужаса вырвался беззвучный вопль. Но спортивного типа высокий мужчина, вставший наконец-то во весь рост, был мне незнаком. Пока водитель из смутно припоминаемой мною многочисленной Пронинской обслуги наливал бензин, мужчина вытащил сотовый, набрал номер и сухо доложил:

– В доме ее нет.

Я сразу поняла, что речь идет обо мне, и насторожилась. Форточка машины была приоткрыта чуть-чуть, только чтобы не задохнуться от жары, и мне захотелось приоткрыть ее побольше, чтобы слышно было всё. От этого навязчивого желания меня удержало только то, что этим жестом я привлеку к себе ненужное внимание.

Выслушав ответ, мужчина снова с той же сухостью в голосе заверил своего собеседника, коим, как я догадывалась, был Пронин:

– Наблюдение оставлено. Всё, как вы велели. – Даже мне было слышно, что голос в трубке проговорил что-то на повышенных тонах, и мужчина со снисходительными нотками в голосе ответил: – Не волнуйтесь, всё под контролем!

Итак, это тот тип, которому поручено выловить меня, как блоху. Единственное, что меня утешало – в стоге сена, в котором я спряталась, блоху разыскать не так уж и легко.

Заправив машину, Семен с индифферентной физиономией сел на свое место и мы, аккуратно объехав мерс, вырулили на трассу. Тут он ударил по газам, и мы вновь понеслись, оставляя за собой рваное облачко пыли. Мой водитель молчал, явно предоставив мне начать разговор первой. И я спросила у него то, чего на данный момент боялась сильнее всего:

– Как ты думаешь, каким образом можно оставить наблюдение за домом?

Одна бровь у него недоуменно поползла наверх, но ответил он крайне сдержанно:

– Да по-разному – от человека в кустах до камеры слежения.

Камера слежения. Что ж, это всё я и сама знала. Но вот поставлена ли эта самая камера слежения на подъезде к дому или нет? Засекли нашу машину, и, если да, то какие будут сделаны выводы? Сердце сжал откровенный страх, хотя это было просто глупо. Ну и что, если меня найдет Пронин? Не поеду с ним больше, только и всего. Я отчаянно хорохорилась, хотя прекрасно понимала, что это легче сказать, чем сделать.

Принахмурившись, Семен вдруг сказал поразившую меня вещь:

– Даже если камера или кто там видели нашу машину, то вряд ли записали наши номера, они все в грязи. А УАЗиков в этих краях – пруд пруди. К тому же ты там сама на себя не похожа, да и стекла на машине в пыли.

Это было поразительно. Как он мог понять, о чем я думаю? Да еще принять подобные меры предосторожности, я ведь помню, что машина у него всегда была в образцовом состоянии. Но в своих выводах он не прав. Если пленка попадется на глаза Пронину, он непременно что-нибудь заподозрит. К тому же мы проехали мимо дома несколько раз. Эх, зря я всё это затеяла, но что-то моя потрепанная логика в последнее время уж очень сбоит. Ладно, что хоть с интуицией всё в порядке, ведь успела же я вовремя скрыться в УАЗике.

Семен посматривал на меня с ожиданием, надеясь на пояснения, но их не последовало. Мне просто было стыдно. Объяснять человеку, который тебе больше, чем нравился, безрассудность и безнравственность некоторых своих поступков крайне неприятно, и я этого делать не стала.

Привезя меня домой, он молча смотрел, как я вылезаю из машины и разминаю затекшие ноги. Скованно его поблагодарив, я ожидала в ответ хоть каких-то слов, но Семен молча уехал, показав мне, что тоже умеет сердиться.

Я не обиделась. За что? Он же совершенно прав. Если уж у нас такие нестандартные отношения, то я просто обязана хоть немного рассказать ему о своем прошлом.

В доме было прохладно, но слегка отдавало затхлостью. Я распахнула окна и двери, стремясь прогнать неприятный запах, а заодно и немного просушить комнаты. Выцветшие ситцевые шторки на окнах заплескались, подобно маленьким парусам, и я невольно вспомнила яхту, Романа, и всё, с ним связанное.

Нельзя сказать, что прежде я о нем не думала, но сейчас воспоминания обрели и цвет, и запах, и даже вкус. Может быть, подействовала явственная угроза разоблачения, но прошлое обрело такую остроту, что я пошла во двор и окунула покрывшиеся испариной ладони в ведра с водой, стоявшие на лавке возле колодца.

Боль или разочарование эти воспоминания мне не принесли, скорее наоборот. Я вспоминала о времени, проведенном с Прониным, как о просмотренном когда-то довольно занимательном фильме. И ясно понимала: обратно в золотую клетку я ни под каким предлогом не хочу. Как же быть? Снова удирать от возможной опасности или притаиться и ждать, что будет?

Удирать ужасно не хотелось. Во-первых, потому, что рядом был Семен, а видеть его или хотя бы слышать превратилось у меня в каждодневную потребность, а, во-вторых, где гарантия, что меня не засекут по дороге? Моя машинка и ее номер хорошо известны Пронину, и то, что меня до сих пор не нашли, говорит просто о моем везении – светилась я под камерами слежения ГИБДД предостаточно.

Я решила никуда не ехать, хотя просто физически чувствовала, как неумолимо сужается вокруг меня кольцо облавы. Но кто этот холодноватый тип, что говорил обо мне с Прониным? Специально нанятый детектив или новый начальник охраны? После моего побега Попов вряд ли пребывает в этом качестве.

Зажмурив глаза, я представила твердое лицо с внимательными глазами, и мне стало не по себе. Да уж, такой не позволит никаким сантиментам помешать выполнению поставленной перед ним задачи. Откуда он, интересно? Не из военной ли разведки? Я знала, что олигархи охотно берут на службу демобилизованных по возрасту офицеров из элитных подразделений нашей армии. Похоже, что и этот оттуда.

Смеркалось, в небе появились первые звездочки, и я вышла на улицу, посмотреть, как там поживают мои старушки. Из окошка бабы Нюриного дома доносились выстрелы и чьи-то крики, особенно неприятные посреди деревенской тишины. Опять они смотрят какой-то детектив. И не надоедает? Одернув себя, я припомнила, что я-то смотрела телевизор всю свою сознательную жизнь, да и бессознательную тоже, а они наверстывают упущенное.

Присев на скамеечку, бездумно смотрела на ярко-розовую зарю, когда в киношные выстрелы примешался какой-то другой, посторонний резкий звук. Я враз насторожилась. Что это? Скоро стало ясно, что к деревне гонит какой-то мощный мотоцикл. Кто бы это мог быть? На всякий случай я прошла за калитку и закрыла за собой двери. В моих окнах свет не горел, и в зареве полыхающей зари было не понятно, обитаемый дом или нет.