Текст книги "Толковательница сновидений. «Полночный дождь»"

– Родители! Держите язык в узде! Вы можете искалечить детям жизнь!!! – хотелось крикнуть Алисе.

Но она успокоила себя тем, что, возможно, это ее интерпретация событий. Не нужно, подобно Фрейду, в отношении самого Фрейда «стоять со свечкой»! Однако эмоциональная сторона «общения» Алисы с отцом психоанализа «имела место быть». Она это понимала. И старалась не терять объективности. Считая, что все работы автора эдипова комплекса требуют верификации[12]12
  Верификация (от лат. verus – истинный и facio – делаю) – проверка, эмпирическое подтверждение теоретических положений науки экспериментом.


[Закрыть], она уважала его как яркую личность, талантливого писателя и ученого, чьи некоторые идеи, безусловно, были важны для современной науки.

Поэтому на лекциях она обязательно рассказывала студентам о «венском шарлатане», не называя его таковым…

…И в тот раз, три года назад, после разговора с молодым воздыхателем, Алиса на очередной по расписанию лекции заговорила о Фрейде, для начала продиктовав студентам следующее:

– Зигмунд Фрейд – австрийский невропатолог, психиатр, психолог, создатель психоанализа. Психоанализ – часть психотерапии, врачебный метод, развитый Фрейдом в конце XIX – начале XX века для диагностики и излечения истерии.

Но самое главное, для чего все было затеяно, – она рассказала, что Фрейд ввел понятие «эдипов комплекс», под которым понимал комплекс детских переживаний, состоящий из влечения мальчика к матери, с ревностью и недоброжелательством по отношению к отцу.

Далее Алиса рассказала миф о царе Эдипе. В плане критики Фрейда позволила себе сказать, что и в самом мифе, и в трагедии древнегреческого драматурга Софокла «Царь Эдип» речь идет о фатальности человеческой судьбы, ее предопределенности, с которой безуспешно пытался бороться Эдип. Она отметила, что Фрейд, однако, увидел в этом мифе свои мотивы.

Хотя против правомерности введения термина «эдипов комплекс» свидетельствует и то, что Эдип не выбирал свою мать в жены, она досталась ему в придачу вместе с городом Фивы, в котором он стал царем, после победы над сказочным чудовищем. А также, убивая своего отца, он не знал, что это его отец. Убийство было случайным.

При этом Алиса констатировала, что термин «эдипов комплекс», тем не менее, прочно осел в психологии и теперь под этим понимается состояние, способное блокировать нормальное половое развитие. Например, молодой человек влюбляется в женщину значительно старше его, которая напоминает ему мать: любовный выбор падает на людей, уже состоящих в браке, поскольку их социальная позиция аналогична позиции родителя.

– Что же касается меня, – Алиса резко сменила академический стиль лекции, – я считаю проявлением эдипова комплекса любой случай, когда мужчина сексуально ориентирован на женщин старше себя более чем на десять лет, какими бы причинами это ни было обусловлено. Поверьте, их множество, и не только из-за ситуации с родителями. У каждой психики свои причуды.

– Почему десять лет? – заинтересовалась аудитория.

– Потому, что люди, рожденные в этих рамках, считаются людьми одного поколения. То есть «братья и сестры», но никак не родители и дети.

Тут Алиса сделала паузу и скользнула взглядом по «секьюрити».

– Хотелось бы сказать о своем отношении к молодым мужчинам: лично меня они не интересуют. Однако сейчас стало модным даме постбальзаковского возраста…

– А это какой возраст?

– Во времена французского писателя Оноре де Бальзака бальзаковский возраст был примерно тридцать лет. Считается, что словосочетание «женщина бальзаковского возраста» появилось после выхода его романа «Тридцатилетняя женщина». Сейчас, по разным источникам, предполагается, что это возраст от тридцати до сорока. То есть мне сорок два и, значит, я – дама постбальзаковского возраста, так как приставка «пост» означает…

– «После», – отреагировала аудитория.

– Продолжаю… даме постбальзаковского возраста сейчас модно иметь молодого друга, а то и мужа. Особенно это заметно по шоу-бизнесу. Здесь есть объяснение: не все молодые мужья страдают эдиповым комплексом, среди них много и альфонсов. Женщины сейчас по всем статьям наступают на пятки мужчинам. Не надо объяснять, кто такие альфонсы?

– Не надо, – дружно заверещала аудитория. – Мы знаем. Это те, которые живут за счет женщин.

Алиса продолжила:

– В условиях современного растущего феминизма дамы вполне, если они экономически независимы, могут позволить себе любые капризы, как это испокон веку позволяли себе мужчины. Но тут есть одно «но»: общество никогда не будет считать нормой, когда женщина намного старше своего партнера, так как это плохо сказывается на демографии. А все, что может способствовать вырождению, социум не одобряет, хотим мы того или нет! Это общественный закон. Поэтому женщина, желающая связать свою жизнь с мужчиной, который ей может годиться в сыновья, не должна удивляться реакции людей! И потом, природу не обманешь. Рано или поздно молодой муж задумается о детях, и сначала неосознанно, а потом и осознанно начнет обращать внимание на молодых, способных принести ему потомство. И это – уже биологический закон.

Возможно, вы мне скажете: а как же любовь? Безусловно, в жизни все бывает. Но в этих случаях счастливые и долгие браки случаются очень редко. Я знаю только одну такую историю: когда молодой муж одной известной писательницы сказал: «Моя жена как антикварная вещь, чем дальше, тем дороже…»[13]13
  Фразу приписывают второму мужу Агаты Кристи, археологу.


[Закрыть]Но обычно – результат печален. Почитайте хотя бы об Айседоре Дункан и Есенине.

– А Пугачева с Галкиным?

– Ничего не могу сказать, – улыбнулась Алиса. – Время покажет. Здесь много подводных течений, о которых знают только двое…

И тут она посмотрела на «секьюрити». Он сидел с каменным лицом и сверлил ее глазами. Их взгляды встретились… Ничего, кроме злости, в его глазах Алиса не увидела.

После этого он стал сидеть на последней парте, прячась за спины одногруппников. Или ей так казалось… Впрочем, далее все было в рабочем режиме. В затылок «секьюрити» больше не дышал. Алиса старалась не смотреть в его сторону. Баллы этот студент набрал приличные и получил «автомат». Пожалуй, если бы сейчас они встретились, Алиса вряд ли его узнала…

…Однако при словосочетании «эдипов комплекс» в ее голове почему-то всегда всплывали злые глаза «секъюрити», и она испытывала внутренний дискомфорт.

Сегодня дискомфорт усилился неприятным ощущением нелепой несправедливости. Причиной этому являлась записка с фразой: «Философия – бред». Алисе было обидно, что Савинов написал это после лекции, прочтенной, как казалось, очень удачно.

…Она мысленно вернулась в начало занятия: вот она входит в аудиторию твердым шагом. Лицо бесстрастно. Встав за кафедру, делает паузу. Затем говорит:

– Меня зовут Алиса Львовна Светлова. Дисциплина наша называется «Философия». Запишем название лекции и вопросы к ней.

Такой академизм был нужен при первом знакомстве, особенно на младших курсах. Довольно сухо осветив первые два вопроса и убедившись, что внимание студентов под контролем, она лишь на третьем, «место и роль философии в культуре», начала завоевывать их сердца, по сути дела рекламируя необходимость развития философского мышления. Говорила об адекватности, широте сознания, аналитическом уме, мудрости, в том числе и житейской… И, самое главное, об успешности!

Ее слушали внимательно, смеялись, где это предполагалось, задавали вопросы. «Оратор» была собой довольна. И вдруг: «Философия – бред»!

«Что я делала не так?» – размышляла Алиса.

…Дальше анализировать прочитанную лекцию было некогда – начиналась следующая.

И тут раздался звонок: напомнил о себе ее мобильник. Алиса увидела, что вызывает начальница – Ольга Николаевна, заведующая кафедрой, которая на данный момент была на больничном, но продолжала твердой рукой курировать все дела в подчиненном ей коллективе.

В голове у Алисы зазвучала забавная песенка мышонка из мультфильма:

«Какой чудесный день…»

«Чудо» звонка заключалось в том, что Ольга Николаевна практически никогда не звонила своим подчиненным. У нее для этого были заведующая кабинетом Ирина Георгиевна, которая на кафедре повелевала всей документацией, и лаборант Галя, состоявшая у последней на побегушках. Поэтому Алиса сразу насторожилась.

– Алиса Львовна, я буквально на минутку – знаю, у вас лекция. – Голос у Ольги Николаевны был странно-извиняющийся. Обычно она говорила коротко, сухо, безапелляционно.

– Ничего, ничего, – моментально отреагировала Алиса, – я вас слушаю.

Далее и вовсе началось что-то удивительное. Ольга Николаевна сказала, что ей нужна помощь, что вопрос очень деликатный и что она не хочет, чтобы об этом звонке кто-то знал. И, вообще, она завтра ждет Алису у себя дома в удобное для нее время. Совершенно обескураженная Алиса (ибо ситуацию можно было сравнить только с приглашением на съемки в Голливуд) осторожно спросила:

– Скажите хотя бы, по какому поводу! А то я ночью спать не буду.

И она не шутила. Это было бы действительно так. Когда очень прогнозируемые люди, такие как Ольга Николаевна, ведут себя вопреки привычной линии поведения, это всегда удивляет. А в подобных обстоятельствах – и немного тревожит.

– Просьба касается вашей способности толковать сновидения.

– Это лишь мое хобби.

– Не оправдывайтесь, – как-то очень встревоженно отреагировала Ольга Николаевна, – мне действительно нужна ваша помощь.

– Тогда завтра в 14.00.

– Не забудьте о конфиденциальности моей просьбы! И еще… разговор предстоит долгий.

– Хорошо. – Алиса еще больше насторожилась. – Значит, я на вечер ничего не планирую.

– Хотелось бы..

А студенты уже ждали. Алисе потребовалось жесточайшее усилие над собой, чтобы собраться и отключиться от всех сегодняшних «чудес». Она прочла лекцию по облегченному сценарию, насколько возможно сократила обязательную часть и увеличила долю популизма – не хотелось, чтобы еще кто-то решил, что «философия – бред»!

Глава 3. Красавцы-мужчины

После лекции Алиса пошла на кафедру. Там предстояло очередное заседание. По дороге в соседний корпус почувствовала, что устала. Но идти было надо. Пропускать мероприятие, происходящее раз в две недели, в установленное начальницей время, не разрешалось, даже когда та отсутствовала.

В преподавательской, как всегда, сидели «местные аборигены» – два доцента, работавшие на кафедре еще с советских времен: Максим Петрович и Петр Сергеевич. Максим Петрович, высокий худой старик, был убежденным сталинистом. Надо отдать должное, студентов он своими убеждениями не грузил, но коллегам-преподавателям пускаться с ним в разговоры было опасно: рано или поздно все разговоры склонялись на животрепещущую тему о роли Сталина в истории. Глаза Максима Петровича становились блестящими, на щеках выступал румянец… Далее говорил только он, и выйти из общения несчастному собеседнику было практически невозможно.

Петр Сергеевич страдал другим «милейшим качеством» – он был ухажер. Увидев коллегу женского пола, обязательно близко к ней подходил, брал за ручку и, заглядывая в глаза, начинал говорить дежурные комплименты. При этом сам Петр Сергеевич редко менял рубашки и тем более костюмы и, понятно, парфюмом не пользовался. Хотя Алиса иногда думала, если бы он еще и пользовался парфюмом, то какой бы это был парфюм… и как бы он сочетался с естественной «аурой» Петра Сергеевича, которую так «обоняли» близко стоящие окружающие. Но тот был скуповат, поэтому «страшные» размышления Алисы обычно заканчивались грустной улыбкой – в целом и к одному, и к другому «аборигену» она относилась нормально – жалела этих двух одиноких стариков. Однако появляться на кафедре при отсутствии других женщин было опасно, поэтому, приоткрыв дверь и увидев двух знакомых персонажей, она предпочла дождаться в коридоре кого-нибудь из коллег, чтобы без дискомфорта войти в преподавательскую.

Очень скоро этими другими коллегами оказались друзья: Кеша и Гоша. «Красавцы-мужчины», а именно такой эпитет закрепила за ними женская половина вуза, появились в конце коридора. В тридцать два года оба были не женаты, что только усиливало интригу. Кеша (для студентов Иннокентий Александрович) стал кандидатом наук раньше и уже работал в должности доцента. Гоша (Георгий Андреевич) защитился позже и только ждал подтверждения из Высшей аттестационной комиссии, что его диссертация прошла все нужные инстанции, поэтому работал еще старшим преподавателем. Когда они совместно пили пиво, Гоша всегда напоминал Кеше о разнице в окладе, изображая Кису Воробьянинова, просящего милостыню. Кеша над ним потешался, но за пиво не платил…

Они действительно обращали на себя внимание. Оба высокие: Гоша – плотный, с необъятными плечами и очень русским лицом – казался еще мощнее на фоне изящного Кеши. Его светлые волосы были коротко пострижены, что позволяло обозревать внушительный атлетический затылок и широкий гладкий лоб. Ясные глаза Гоши смотрели на мир добродушно, как это часто бывает у людей недюжинной физической силы. Однако в этой «бездне добродушия» таился и насмешливый лукавый огонек…

Кеша был неподражаем по-своему – шатен, кудрявые волосы, тонкий нос, пухлые губы. В отличие от былинного Гоши он был воплощением романтической внешности. К «байроновскому» [14]14
  Байрон Джордж Ноэл Гордон, обычно именуемый просто – лорд Байрон (1788–1824), – английский поэт-романтик. По словам биографов, Байрон был хромым.


[Закрыть] облику добавлялась своеобразная прыгающая походка, при которой Кеша высоко, «как кузнечик», поднимал коленки.

Ему нравился имидж Чайльд-Гарольда[15]15
  Романтический герой Байрона – разочарованный, пресыщенный, скучающий. См. лирическую поэму «Паломничество Чайльд-Гарольда». Считается, Евгений Онегин напоминает Чайльд-Гарольда.


[Закрыть], поэтому Кеша любил поговорить с противоположным полом об английской поэзии. Разговоры носили, как правило, характер монолога с чтением стихов типа:

 
Но вдруг, в расцвете жизненного мая,
Заговорило пресыщенье в нем,
Болезнь ума и сердца роковая… [16]16
  Из поэмы Джорджа Гордона Байрона «Паломничество Чайльд– Гарольда». Речь идет о самом Чайльд-Гарольде.


[Закрыть]
 

Однажды, наблюдая, как, слушая друга, недоуменно скучает очередная блондинка, Гоша не выдержал. Он усмехнулся, отвел Кешу в сторону и заметил:

– Ей твои речи интересны, как зайцу барабан. Хочешь понравиться – скажи обычный комплимент!

– Фу! Фу! Как примитивно! – моментально отреагировал Кеша. – Что-то я не помню, чтобы ты грешил комплиментами?

– То – я! – парировал Гоша. – Я – не фрачный герой! [17]17
  Фрачный герой (театральный термин) – слишком красивый, неотразимый и аристократичный герой-любовник.


[Закрыть]

И, подойдя к блондинке твердой, мужской, уверенной походкой, небрежно бросил:

– Извините, что отвлек вашего собеседника?

– Ничего! Ничего! – залепетала жертва романтической лекции и приняла томную позу.

Не будучи фрачным героем, Гоша, тем не менее, слыл дамским любимцем. Его стиль общения с женщинами был прост: никакой суеты – сами придут и сами все расскажут. Но при этом он был ненавязчиво, естественно галантен: если на заседании кафедры опаздывающей женщине не хватало стула, первым вставал Гоша, уступал место и шел за стулом в соседнюю аудиторию. Причем было не важно, сколько женщине лет. И еще – он ни о ком не говорил плохо. Если беседа скатывалась на личности, Гоша начинал говорить общие фразы, типа: «Все люди разные, у каждого свои тараканы», и тихо ретировался под любым предлогом. Кеша посплетничать любил, мог быть язвительным, но никогда не злобствовал. Вот и сейчас, увидев Алису, моментально отреагировал:

– Чёй-то мы в коридоре мнемси? А? Алиса Львовна? Небось, Петр Сергеевич на кафедре?

– Вас жду! – парировала Алиса.

– Куда же вы без нас, – согласился Гоша.

И они вошли в преподавательскую. Петр Сергеевич встрепенулся, буквально выписывая коленца, двинулся к Алисе.

– Алисочка! Как я рад вас видеть! Позвольте снять с вас плащ.

Казалось, его ничто не могло остановить. Даже красноречивое выражение лица своей жертвы.

Но на пути встал Гоша.

– Петр Сергеевич! Я сам поухаживаю за дамой. Ждал этого весь день.

И закрыл Алису своим могучим торсом. Тщедушный ухажер подпрыгнул, попытался обойти Гошу, но на пути встал Кеша.

– Как здоровьице, Петр Сергеевич?

– Нормально! – недовольно произнес старик. – И пошел на свое место, при этом буркнув:

– Верные оруженосцы!!!

…Алиса долго потом раздумывала над этой фразой. Она не считала своих молодых коллег «верными оруженосцами». Красавцы-мужчины были для нее «мальчишками» и «собутыльниками», во всяком случае, рассказывая о них своим близким, она упоминала эти термины. Причем последний был не только из области юмора. Алиса, Кеша и Гоша после работы иногда заходили в соседнее кафе. Им всегда было о чем поговорить и что выпить, в зависимости от настроения это могло быть кофе, пиво, а то и что-нибудь покрепче… Такое общение началось давно, лет семь назад, когда Гоша и Кеша практически одновременно пришли аспирантами на кафедру. У Ирины Георгиевны тогда был день рождения. Она пригласила весь коллектив к себе домой. Была обильная еда и много выпивки. Ирина Георгиевна любила блеснуть радушием. Алиса, как всегда, в компаниях пила водку. Вино во всех видах ей категорически было нельзя. Однажды, после домашнего вина, с ней случился отек Квинке[18]18
  Отек Квинке (описан в 1882 году немецким врачом Г. Квинке) – внезапный органический отек кожи, подкожной клетчатки, слизистой оболочки, чаще на лице. Держится от нескольких часов до нескольких дней. Проявление аллергии.


[Закрыть] – пренеприятнейшее явление, делающее веки как у гоголевского Вия, уши как у статуи с острова Пасхи, а шею – как у черепахи Тортиллы. Попав два раза в больницу, Алиса вынуждена была отказаться от вина. Коньяк и прочие изыски она пила, только будучи уверенной, что все это хорошего качества. Качество никто не гарантировал, поэтому Алиса чаще всего себе позволяла выпить рюмочку водки, особенно, как говорил герой Чехова, когда ее, «мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра, или в этакий пузатенький с надписью „его же и монаси приемлют“» [19]19
  А.П. Чехов. Рассказ «Сирена».


[Закрыть]. А иногда и не только рюмочку… Тем более что обладала удивительным свойством практически не пьянеть.

Вернее, то, что с Алисой происходило, если она вдруг перепивала, было ни на что не похоже. Второго такого человека, который бы так реагировал на алкоголь, она не встречала. Ни после первой, ни после второй рюмки Алиса ничего не чувствовала. Третья могла дать легкое воодушевление. И не больше… Обычно на третьей все заканчивалось. Но несколько раз она отвлекалась и теряла рюмкам счет… В ее физическом состоянии ничего не менялось: говорила четко, мыслила трезво, была обаятельной и привлекательной, но если рядом стоящий шкаф вдруг начинал слегка качаться – это был опасный симптом. Качался он всего секунду, но Алиса знала точно – пора бежать домой. Это было настоящее чувство Золушки при бое часов: «вот-вот карета превратится в тыкву».

Добравшись до дома, она хватала тазик и запиралась в своей комнате. Всю ночь потом хотелось кричать: «Добейте меня, братцы!» Было ужасно стыдно показаться на глаза домашним. Слово «опохмелиться» звучало как приговор. Алиса буквально травилась алкоголем. И пока организм до последней молекулы не выбрасывал «отраву», не становилось легче. Только к часу следующего дня появлялось робкое желание чего-нибудь поесть и выпить сладкого чая. В том момент Алиса давала себе клятву никогда… никогда… никогда больше не пить! Надо отдать должное, что такие происшествия случались раз в десять лет. А после сорока и вовсе она стала аккуратнее в возлияниях. Вот и в тот раз, на дне рождения Ирины Георгиевны, Алиса была после третьей рюмочки…в хорошем настроении.

…После мероприятия Кеша и Гоша вызвались ее проводить. По малолетству они не вызывали у Алисы опасения, их поведение ничем ее не настораживало, как это было, например, когда такое желание высказывали мужчины-сверстники. В состоянии воодушевления лица «мальчишек» показались чрезвычайно милыми, и она решила подвести их к своему дереву, тем более что дорога шла мимо. Это дерево было из детства. Здесь когда-то, еще с XIX века, стояло Алисино родовое подворье. Несколько домов. Потом их снесли и построили хрущевки. А дерево осталось. Старый клен. По семейному преданию, его посадила прабабушка, о которой много рассказывала бабушка Катя. При каждом удобном случае правнучка подходила к дереву и касалась его рукой. Если никто не видел, обнимала ствол, приложив ухо к старой коре: представляла старинный двор с ноготками и бархатцами, прабабушку Таню, сидящую на лавочке возле аккуратного крыльца.

Алиса и в тот раз сделала то же самое, тихо сказав:

– Это семейное дерево. Когда-то здесь стояли наши дома.

Мальчишки почтительно замерли рядом.

– Расскажите подробнее, – наконец попросил Кеша.

– Потом, когда будем трезвые, – тихо сказала Алиса.

И тут над ее ухом раздалось:

– Обалдеть! Баба дерево обнимает, а два мужика рядом стоят!

Алиса оторвалась от дерева, резко обернулась и увидела рядом милиционера, как бы сейчас сказали – полицейского. Причем он был явно не трезв.

– Я тут домой иду… И вижу… Дерево обнимает… Тебя согреть, красавица? – пробормотал милиционер.

И кинулся к Алисе.

Той стало страшно. И она спряталась за Гошу.

– Командир! Это семейное дерево предков, – важно вступил в разговор Гоша, заслонив собой Алису.

– Дерево-предок!!!! – изумился милиционер.

Потом они долго объясняли ему ситуацию… Он тоже сказал, что идет домой от «корешей». Стал приглашать к себе. В результате все хором спели: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед!..» И разошлись. Милиционер двинулся своей дорогой. А Гоша и Кеша проводили Алису домой.

Прошла неделя. Ни того ни другого она не видела. Их занятия не совпадали.

У Алисы было много своих забот: сын готовился к поступлению в институт, у дочери случилась первая любовь.

В общем, она очень удивилась, когда, после окончания последней лекции, увидела в аудитории Гошу и Кешу.

– Мы пришли слушать про дерево! – заявили они.

– Да, собственно и рассказывать-то нечего, его посадила моя прабабушка, – обескураженно начала Алиса.

– Ладно, ладно, – засуетился Гоша. – Все подробности в кафе.

По причине занятости Алисы договорились на послезавтра: после занятий попить кофе. Так началась их дружба. Они встречались, вели умные разговоры, прикалывались, куражились… Ситуация не казалась Алисе двусмысленной, «мальчишки» ни разу не поставили ее в неловкое положение. Всегда обращались на «вы» и по имени-отчеству. Она по старшинству позволяла себе фамильярничать, называя одного «Гоша», другого «Кеша». Со временем поняла, что Кеша может быть нудным, а Гоша капризным.

Кешу воспитывала авторитарная мама, с которой он жил до сих пор, поэтому сидром отличника и человека, который должен все делать как положено (а это значит – как он сам понимает), засел в нем накрепко. Иногда Алиса прогуливалась то с Кешей, то с Гошей, если занятия у всех троих не совпадали. Заходить в магазин с Кешей было опасно: он комментировал все покупки. Если хотелось купить сладкий шоколад, а Кеша настаивал на горьком, Алисе приходилось уступать. Иначе ее ждала нудная лекция о вреде сладкого шоколада. Кеша все знал… О чем бы ни шел разговор на кафедре, он всегда вставлял свое веское слово.

Гоша жил в институтском общежитии. О своей семье не распространялся. Однажды Алиса стала ему говорить о своих доверительных отношениях с детьми. Рассказала о дочери, которая была на нее похожа и тем радовала. Когда заговорила о сыне, которого, чтобы «поцеловать в макушечку, надо встать на табуреточку», вдруг почувствовала, что Гоша напрягся, нахмурился и попытался перевести разговор на другую тему.

«Видимо, его детство было другим», – решила Алиса и старалась больше о своей семейной жизни не рассказывать. Она, вообще, многого не касалась в общении с «мальчишками», особенно материальной стороны. Свои семейные приобретения с ними не обсуждала. С самого первого раза, с разговора в кафе о дереве, поставила условие: «За себя плачу сама!». Друзья пытались заплатить за даму, но та стояла на своем. Здесь было две причины: первая – Алиса понимала, что на зарплату тогда аспиранта, а потом и доцента особенно не наугощаешься. А вторая – Алиса любила поесть: заказывала много, на цену не смотрела, поэтому думать о том, хватит ли у «кавалера» денег, она не собиралась.

Со временем все к этому привыкли. И к занудству Кеши Алиса привыкла, и к Гошиным капризам – тоже. Когда Кеша «держал речи», она внимательно слушала, когда Гоша начинал капризничать – не возражала. Хотя иногда очень хотелось. Вот, например, собрались они с Гошей попить пива.

– Куда пойдем? – спрашивала Алиса.

Если коллега был в хорошем настроении, они сразу находили достойное место. Если нет, он бормотал:

– Пойдемте… Сейчас решим… Решим…

И это значило, что в ближайший час они будут бродить. Ибо в одном заведении – «невкусно», в другом – курят. Глаза у Гоши в этот момент темнели, добродушие в них исчезало, он кривил губы. И Алисе казалось, что приятель вот-вот по-детски топнет ножкой. Наконец, когда они обретали нужную гавань, Гоша мог цепляться к официанткам, по причине плохого обслуживания. Обычно это было связано с очередной барышней, которая разочаровала Гошу. А он ждал великой любви! Так и ответил однажды на вопрос Алисы: почему он не женится?

– Мне нужна любовь! Я не хочу, как мои женатые друзья, через энное количество лет ненавидеть друг друга, а жить вместе.

– Ты уверен, что она придет? Может, ее не будет никогда, – возразила Алиса.

– В твоем возрасте пора трезво подходить к этому вопросу. На мой взгляд, надо уже торопиться и искать для себя просто комфортного человека.

– Как ваш муж? – вдруг обозлился Гоша.

– Почему ты так решил? – растерялась Алиса.

Но Гоша, как всегда, перевел разговор на другую тему. И ответа на свой вопрос она не получила.

В остальном молодые коллеги были милейшими «мальчишками» и «собутыльниками». Причем собутыльниками отменными. Мужчины редко пьянеют красиво, кто начинает «надувать зоб», по принципу: «здесь каждый суслик-агроном», после чего потоку хвастливых речей не бывает конца, кто начинает навязчиво ухаживать, норовя схватить за филейную часть, кто просто становится агрессивным. Но самое обременительное для компании – это в стельку напивающиеся, которые не помнят свой адрес, а все остальные его просто не знают…

Гоша и Кеша, в отличие от остальных, в состоянии подпития, фонтанировали юмором. Подначивали друг друга, прикалывались и куражились, чем очень веселили окружающих. Вечер, проведенный с ними, был похож на вечер в «Comedy Club». Присутствие «красавцев-мужчин» на корпоративных вечеринках особенно ценили. При этом они не напивались. Алисе это очень импонировало. И еще – она чувствовала, что находится под почтительной защитой.

После заседания кафедры Алиса зашла в магазин, купила себе «вкусненького»: пиццу с грибами и гроздь небольших бананов. Когда рядом не было семьи, она не готовила. И практически без сил добрела до квартиры. Машинально поужинала, затем, уютно устроившись с котом на диване, попробовала посмотреть сериал, но так и не смогла сосредоточиться на сюжете очередного телевизионного «шедевра» – ее беспокоила мысль о завтрашнем посещении начальницы…

…Ольга Николаевна Некрасова – заведующая кафедрой, доктор философских наук, профессор – была женщиной далеко за шестьдесят. Тем не менее она очень следила за своей внешностью. Упрекнуть в отсутствии вкуса начальницу было нельзя. Она слегка подводила глаза, отдавая особое предпочтение губам – всегда четко выделяющимся на узком лице. Тщательно уложенные черные волосы в сочетании с яркой помадой и карими глазами делали ее эффектной. И это была не раскрашенная смешная старость, а особенная, мудрая, очень зрелая стильность. На свой возраст Ольга (так называли ее за глаза на кафедре) выглядела только в редкие неудачные дни, когда она не высыпалась или болела. Обычно больше пятидесяти пяти начальнице никто не давал. А со спины она выглядела на сорок, благодаря стройной худощавой фигуре и прямой осанке, которую сохранила, несмотря на солидный возраст. Но самое главное, за что нравилось ее разглядывать, – это манеры, походка, особенная жестикуляция… В них было столько достоинства, чувства меры и грации! Портило Ольгу только бесстрастное, холодное, а порой и жесткое выражение лица. Улыбалась она редко, хотя зубы у нее, как у многих людей ее возраста, были искусственно-замечательные. Говорила начальница тоже мало, что было странно для «философа», и всегда – по сути. Но если уж бралась что-либо рассказывать, то делала это затейливо. Казалось, что она не рассказывает, а читает рассказ, как это бывает на радио или эстраде. Пожалуй, в «выступлении» часто не хватало эмоций, но речь лилась легко, неторопливо, плавно…

О ней любили посудачить. Поводом были ее всегда безупречный внешний вид и… долгий роман с академиком Алексеем Петровичем Добровольским. Давний ухажер Ольги – плотный, высокий, румяный академик – стариком не казался, хотя был постарше своей дамы. Имея бесчисленные связи в научных журналах, он покровительствовал кафедре по части важных публикаций. Он часто заходил в кабинет к Ольге, порой с букетом роз, всегда красных. Они пили чай, потом ухажер важно удалялся. Поговаривали, что они ездили вместе отдыхать, и вообще, как говорила заведующая кабинетом Ирина Георгиевна:

– Наша Ольга любой молодой сто очков вперед даст…

А Ольга смотрела на своего поклонника иронично, но с нежностью… И это был один из немногих редких случаев, когда начальница меняла выражение лица.

Поскольку академик был вдовец, а о муже Ольги знали только то, что он был… разговоры о милой парочке носили, как правило, добрый характер. Все ждали, когда же они станут жить вместе. Тем более что если Алексей Петрович жил с семьей дочери, то квартирный вопрос у Ольги был решен – она жила в хорошей однокомнатной квартире в центре города.

…На следующий день, ровно без пяти минут два, Алиса стояла возле двери нужной квартиры и думала: «Интересно, в чем меня встретит хозяйка? Неужели в халате?»

Ольга Николаевна открыла дверь быстро. От обычного «рабочего» вида ее отличали домашние тапочки. А так – ничего нового: темный брючный костюм, кремовая тонкая блузка, даже губы накрашены.

– Входите, Алиса Львовна! Я вас жду.

…Квартира была дизайнерской. Классический стиль: большая кухня-гостиная с круглым столом и дорогими стульями, отгороженная от холла колонной. На противоположной от кухонного гарнитура стене – имитация камина, причем хорошая. Над камином – картина.

Возле нее Алиса остановилась:…голубые небесные разводы, похожие на радугу, летящие купола храма, утонувшие в синих потоках дождя. В углу картины, в тонкой пелене воды, стоит спиной хрупкая темноволосая женщина и смотрит на храм. Думает, наклонив голову.

– Это – «Полночный дождь», – сказала Ольга, – картину нарисовала очень талантливая девушка. К несчастью, почти слепая.

– Да? – удивилась Алиса.

– Когда-то давно я преподавала в училище искусств. И у меня была студентка: беленькая-беленькая… У нее даже ресницы были похожи на снежинки. Она с трудом читала и писала. Однажды, проходя мимо ее стола, я увидела несколько ее рисунков, лежавших рядом с тетрадью, в которой «снегурочка» через лупу записывала лекции. Рисунки меня заинтересовали.

Я попросила студентку воплотить один из них в большую картину. Подумала, что та отлично впишется в мой интерьер.

– Кто придумал название картины – «Полночный дождь»? Хочется понять смысл…