Текст книги "Один сон на двоих"

Глава 18

Мирона разбудил звук мобильного телефона, так некстати ворвавшийся в его сон в самый неподходящий момент, так некстати оборвавший их с Лерой тонкую связь. Звонили из Гремучего ручья. Администратор почти искренним тоном поинтересовалась, хорошо ли он себя чувствует. Мирон скрежетнул зубами, но ответил, что чувствует себя великолепно. Оказалось, что ему за проявленный прошлой ночью героизм, положено два оплачиваемых выходных. Так сказать, в качестве моральной компенсации. Про премию администратор тоже что-то такое мурлыкнула, но Мирон ее не услышал. Отгулы были как нельзя кстати. Поскольку Леры больше не было в усадьбе, его самого там держало лишь чувство долга и трудовой договор. Вежливо поблагодарив администратора, Мирон закончил разговор и, пока память еще была свежа, записал продиктованный Лерой адрес.

И так, у него есть название улицы и номер дома, но он не успел выяснить, в каком городе находится эта улица. Название намекало на что-то по-дачному уютное, не слишком масштабное, но сколько Садовых улиц в радиусе пары сотен километров? Мирон подозревал, что не одна и не две, но начало положено – и это главное!

Нет, главное, что он смог выйти на связь с Лерой. Да, возникли некоторые сложности и некоторые странности. Выйдя из комы, она напрочь забыла и его, и даже Цербера. В этом не было ничего страшного. Мирон полагался на собственную харизму и дьявольское обаяние призрачного пса. Больше Лера их не забудет! Опасность крылась в другом: он так и не рассказал ей про упырей. Да и как такое расскажешь? Кто вообще такому поверит? Цербера она хотя бы видела собственными глазами. Тут уж не открестишься. Мирон надеялся, что повстречаться с упырями Лере не доведется! Ему просто нужно поспешить с розыском.

Харон деликатно не звонил, ждал, когда Мирон сам выйдет на связь. Мирон глянул на часы – проспал он пару часов, но этого отдыха ему хватило, чтобы чувствовать себя более-менее нормально. Можно звонить Харону – выяснять, как у него обстоят дела.

Харон снял трубку на втором гудке, сказал бесцветным голосом:

– Слушаю тебя, Мирон.

– Я нашел ее!

– В городе? – Интонация Харона не поменялась ни на йоту.

– В собственном сне. Мы поговорили…

– Где она? – Харону было не интересно про разговоры. Харона волновал результат этих разговоров.

– У меня три новости: две хорошие и одна плохая.

– Начни с хороших.

Даже в этом Харон отличался от нормальных людей. Нормальные люди предпочитали начинать с плохих новостей, чтобы потом утешиться хорошими.

– Во-первых, ее никто не похищал – она ушла из усадьбы сама. Во-вторых, у меня есть ее адрес.

– Хорошие новости закончились? – уточнил Харон. В трубке лязгало что-то металлическое, журчала вода.

– Ты в конторе? – спросил Мирон.

– Мои клиенты не могут ждать.

Вообще-то, в запасе у клиентов Харона была целая вечность. Просто сам Харон не любил нарушать однажды установленные правила.

– Плохая новость в том, что адрес не полный. Я знаю улицу и дом, но Лера не успел сказать, в каком городе живет.

В трубке послышался вздох, еще раз лязгнули об лоток инструменты.

– Диктуй, я постараюсь узнать, – сказал Харон. Вот сейчас в его голосе слышалось легкое раздражение человека, которого отрывают от любимого занятия.

Мирон продиктовал, а потом вежливо поинтересовался, где Милочка.

– Мила осталась дома.

– У себя дома или?.. – Мирон многозначительно замолчал.

– У меня, я оставил ей ключи. Думаю, у меня ей будет безопаснее.

Вот это был поворот! Харон никого и никогда не пускал ни в свое сердце, ни в свою крепость. Милочке удалось невероятное.

– Хоть у кого-то ночь удалась, – сказал Мирон со вздохом, а потом спросил: – Будем ей звонить?

– Не стоит. Мила слишком… деятельная, а это дело становится все опаснее. Я позвоню тебе, когда что-нибудь выясню. – В трубке послышался сигнал отбоя.

Мирон отложил мобильный, сварил себе большую чашку кофе и включил ноутбук. Он тоже не собирался сидеть без дела. Как минимум, он мог выяснить, в каких городах и поселках имеется улица Садовая.

Его изыскания заняли больше часа, потому что улица Садовая – черт ее побери! – имелась почти в каждом мало-мальски крупном населенном пункте. И если обычные деревни можно было сбросить со счетов, потому что Лера никак не походила на деревенскую, то к дачным поселкам стоило присмотреться повнимательнее. На заядлую дачницу Лера со своим байком тоже не тянула, но при нынешней моде на все экологичное и натуральное всякое могло случиться.

В итоге у Мирона получился список из двенадцати адресов в заданном радиусе в двести километров. Двенадцать адресов – это уже что-то. Но, если не сузить круг, на поиски Леры они могут потратить несколько суток.

Харон, как и обещал, позвонил сам.

– Мне думается, я ее нашел, – сказал он, опуская формальности в виде приветствия. – Приезжай в контору. – В трубке снова послышались гудки отбоя.

На сборы у Мирона ушло всего пару минут, все самое необходимое, включая ошейник Цербера, он забросил в рюкзак, запер квартиру, запрыгнул в свою машину и уже спустя четверть часа был в конторе.

Как выяснилось, Харон пошел примерно тем же путем, что и сам Мирон. Только адресов у него получилось не двенадцать, а девять. Три отброшенные варианта не соответствовали каким-то его личным поисковым алгоритмам. Но вот дальше, в отличие от Мирона, у него было куда больше знакомств и возможностей, и список сузился с девяти пунктов до трех. К тому же, Харон искал не только по адресу, но и по именам жильцов. Каким образом он добыл эти сведения, Мирона не волновало. Волновало его то, что лишь в двух домах из девяти были прописаны женщины по имени Валерия. Остальное было делом техники и Интернета.

– Вот она! – Харон постучал длинным пальцем по написанной аккуратным каллиграфическим почерком фамилии.

– Валерия Марковна Полежаева, – прочел Мирон.

– Вторая дама пятьдесят третьего года рождения. Она нам не подходит.

Валерия Марковна Полежаева… Вот, значит, как ее зовут на самом деле!

– Она живет одна? – спросил Мирон. Почему-то в этот самый момент он больше всего боялся, что у Валерии Марковны окажется муж и детишки.

– Прописана в доме только она одна. – Харон аккуратно сложил листочек с фамилией и адресом, сунул в карман пиджака.

Манипуляция эта показалась Мирону излишней: память у его друга была фотографическая.

– На машине нам туда добираться полтора часа, – сказал Харон, беря стоящую у стола трость.

– А если с превышением скорости? – спросил Мирон, уже заранее предвидя ответ.

– Полтора часа с максимально допустимой скоростью. – Не дожидаясь его, Харон вышел из кабинета.

Разумеется, ехали на катафалке. Разумеется, с соблюдением всех правил дорожного движения, потому что за рулем был Харон. Чтобы не терять время, Мирон занялся собственным расследованием, попытался найти упоминание Валерии Марковны в сети. Ничего не нашел. Для столь юной особы она была на удивление скрытной. Никаких страничек в соцсетях с селфи, фотографиями закатов, котиков, еды и бойфрендов. Ничего! Зато поиск вывел Мирона на страничку Алены Полежаевой, вероятно, Лериной мамы. Вот, кто любил публичность и фотографии! Вот у кого было куча селфи! Лерина мама была красавицей и, судя по интерьерам, в которых она обитала, женщиной весьма небедной. В нескольких постах она упоминала свою дочь, но Мирон не нашел ни одного фото с Лерой. Зато нашел то, на котором в кадр попал высокий, породистый мужчина средних лет. Вероятнее всего, это и был Лерин отец. Мирон снова нырнул в недра всемирной паутины. Марк Полежаев оказался успешным бизнесменом, владельцем собственной строительной фирмы и нескольких строительных супермаркетов. У него не было своих страничек в соцсетях, зато имелся юридический адрес его фирмы.

– Я не понимаю! – сказал Мирон, откладывая в сторону телефон.

– Что ты не понимаешь? – спросил Харон, не сводя глаз с дороги.

– Я не понимаю, почему родители ее не искали. Ее маменька просветлялась в Индии в то время, когда ее кровиночка валялась в коме черти где! Папенька, похоже, тоже не особо переживал.

– Возможно, ее родители не считали нужным выносить свое горе на публику, – предположил Харон.

– И поэтому они выносили на публику свою радость от путешествий?! Ну, бред же!

– Надеюсь, что очень скоро ты сможешь спросить об этом Валерию лично. – Харон бросил быстрый взгляд на навигатор. – Нам осталось всего десять минут езды.

Навигатор привел их в самый конец уютной, прячущейся за кустами сирени и жасмина улочки. Мирон выпрыгнул из машины первый, подергал за ручку калитки, потом забарабанил по ней со всей силы.

– Здесь есть звонок. – Харон нажал на кнопку звонка, приготовился ждать.

Но Мирон был не готов ждать. Порывшись в кармане, он вытащил прихваченный из дома набор импровизированных отмычек.

– Незаменимая, оказывается, штука! – сказал в ответ на недоуменный взгляд друга и сунул отмычку в замок.

Замок поддался мгновенно, был он прост и незатейлив.

– Поразительные навыки. – В голосе Харона Мирону почудилась легкая зависть.

– И ведь никто не учил! – Мирон усмехнулся и толкнул калитку.

Дверь, ведущая в дом, тоже была заперта. Здесь замок оказался посложнее, но мучиться с ним не пришлось. Харон нашел открытое окно и поманил Мирона за собой.

Оказавшись внутри, Мирон осмотрелся. В первый момент ему показалось, что, несмотря на открытое окно, в доме давно никто не жил. Об этом красноречиво говорил слой пыли на мебели. Но очень скоро они начали замечать следы недавнего человеческого присутствия. В раковине стояла немытая посуда и чашка с остатками кофе, на диване в гостиной лежал плед, а на журнальном столике стоял выключенный ноутбук. Мирон попробовал было его включить, но ноутбук оказался запаролен, а взламывать компы так же хорошо, как замки, он не умел.

– Она была здесь. – Голос Харона послышался откуда-то из недр дома.

Мирон пошел на голос и вышел к ванной комнате. Здесь в корзине для грязного белья лежало еще влажное полотенце, хлопковые штаны и трикотажная майка. Именно такие наборы одежды они с Хароном видели в шкафу Лериной палаты. Значит, не ошиблись, но, кажется, опоздали…

– Где она? – Мирон осмотрел ванную, словно рассчитывал найти здесь Леру.

– Ее здесь нет, – ответил Харон.

– Спасибо, кэп!

Сарказма Харон не понимал, поэтому просто молча вышел сначала в коридор, а потом обратно в кухню.

– Есть хорошая новость, – донесся оттуда его голос.

– И какая же?

– К Валерии возвращается аппетит, а это отличный прогностический показатель.

– Да, она теперь чистенькая, выспавшаяся и сытая, но где она, черт побери?!

Мирон прошел вслед за Хароном на маленькую, но весьма уютную кухню.

– Она не совсем здорова и напугана. К тому же, пребывает в растерянность от того, что увидела в своих… видениях. К кому пойдет молодая девушка в таком состоянии?

– К родителям!

– Вероятнее всего.

– А все-таки, тебе не кажется, что ее родители ведут себя несколько странно? Их чадо попало в аварию, повредилось головой и пропало, а они ни сном, ни духом! Маменька так вообще укатила на ретрит в Индию! Скажи, это нормально?!

Мирон злился. Даже он, и в мыслях никогда не представлявший себя родителем, никак не мог взять в толк подобного отношения к собственному ребенку. Да, Лера обмолвилась, что ребенок она непростой, мягко говоря, со сложностями и темным бэкграундом, но ведь ребенок же!

– Наверное, и бойфренда не стоит сбрасывать со счетов, – мрачно добавил Мирон.

– Не стоит. – Харон кивнул. – Но поиском бойфренда мы займемся в том случае, если не найдем ее у родителей. – Он разговаривал с Мироном, а сам в это время что-то быстро набирал в своем смартфоне. – Через пару минут у меня будет их адрес. А сейчас предлагаю покинуть дом, пока соседи не вызвали полицию.

Это было разумное предложение, но, прежде чем уйти, Мирон еще раз осмотрелся, в надежде найти что-нибудь, что расскажет ему о Лере. Что-то кроме того, что она не любит заниматься лужайкой. Ничего особенного он не нашел. Не то, чтобы дом был безликий, но явного присутствия хозяйки в нем не чувствовалось. Обычный милый дом для обычной современной девчонки. Никакого тебе навороченного ремонта, никакой тебе дизайнерской мебели и крутой сантехники! И это при папе – строительном магнате. Странно.

Харон получил адрес, как только они с Мироном погрузились в катафалк. У Лериных родителей имелась пятикомнатная квартира в центре города и расположенный в элитном дачном поселке дом. Было разумно предположить, что в разгар лета искать их нужно не в душной городской квартире, а на даче.

– Сколько нам ехать? – спросил Мирон, глядя сначала на часы, а потом на навигатор.

– Приблизительно, один час и пятнадцать минут, – сказал Харон, заводя мотор.

– Без превышения скорости?

– С максимально допустимой скоростью.

– Кто бы сомневался! – Мирон откинулся на спинку своего кресла, закрыл глаза и сказал: – Здесь что-то не то.

– Здесь все не то. Это очень странная история.

– Я сейчас про ее родителей. Мало того, что они ее не искали. Они, похоже, вообще никак не участвовали в ее жизни. Ты же видел дом! Это домик на минималках! Странный выбор жилища для девочки-мажорки.

– Почему ты думаешь, что Валерия мажорка? – спросил Харон. – Только лишь потому, что у нее состоятельные родители? Мне, например, в этой ситуации видится совсем другое.

– Что именно? – Мирон открыл глаза.

– Желание Валерии жить своим умом и своими силами. Очень похвальное желание, я бы сказал.

Больше они не разговаривали. Харон сосредоточился на дороге, а Мирон думал, что они скажут, когда появятся на пороге дома Лериных родителей. Ничего разумного в голову не приходило. Собственно, он не знал, что скажет и самой Лере. Что уж говорить о ее родителях?!

В дачный поселок они въехали уже в темноте. Улицы тут подсвечивались стройными рядами фонарей, и от этого благолепия поселок казался сказочно-нездешним. Нужный им дом стоял наособицу, на самой границе леса. Из-за высокого кирпичного забора они могли видеть лишь окна второго этажа. В окнах этих не было света.

– Может быть, ужед спят? – Мирон глянул на часы и покачал головой. – Как-то рановато.

– А для визитов поздновато, – сказал Харон задумчиво и нажал на кнопку звонка.

Где-то вдалеке послышалась тихая мелодичная трель. Харон выждал секунд тридцать и позвонил снова. Еще через тридцать секунд он покачал головой и обернулся к Мирону:

– Думаю, пришло время для твоих криминальных талантов.

Время, наверняка, пришло. Вот только Мирон никак не мог справиться с разгорающимся в солнечном сплетении пожаром. Ох, не к добру это все, но деваться им некуда…

Он встал на место Харона, положил ладонь на дверную ручку, и та подалась под легким нажимом. Тяжелая железная дверь гостеприимно распахнулась, но Мирону почему-то подумалось, что это не дачная калитка, а врата в ад. Чтобы избавиться и от пожара в солнечном сплетении, и от этой нелепой мысли, он сделал глубокий вдох и шагнул во двор. Следом за ним шагнул Харон, на ходу вытаскивая из ножен свою шпагу.

На первый взгляд все было спокойно. Сад подсвечивался разноцветными фонариками и развешанными на деревьях гирляндами. Выглядело это красиво и затейливо. Мирон мельком подумал, что нужно купить Ба что-то похожее, а потом под носками его кроссовок что-то хрустнуло, и он замер. По садовой дорожке было рассыпано битое стекло – очевидное доказательство того, что здесь произошло что-то странное. Рачительный хозяин никогда не оставил бы стекло в том месте, где об него можно пораниться. Мирон поднял голову вверх и в призрачном свете разноцветных фонариков увидел зияющую дыру в окне. Сначала в одном, потом во втором, третьем… Все окна в доме были словно выбиты взрывной волной.

– Что это за хрень? – спросил Мирон шепотом.

– Это разбитые стеклопакеты, – послышался из-за его спины тихий шепот Харона. – Кто-то разбил в доме все окна. Мирон, ты не станешь возражать, если я пройду вперед? В конце концов, из нас двоих настоящее оружие есть только у меня.

Вообще-то, у Мирона тоже имелось оружие. Он вытащил из-за пояса осиновый кол, продемонстрировал его Харону. Тот покачал головой, но спорить не стал. Вместо этого он сказал:

– Боюсь, мы опоздали, мой друг.

– Почему? – Мирон и сам думал, что они опоздали, но не хотел себе в этом признаваться.

– Потому что с высоты своего роста я вижу чуть больше, чем ты. Там на дорожке лежит тело.

– Какое тело?.. – Там, где только что полыхал пожар, в одночасье все заледенело.

– Насколько я могу судить, мужское.

От сердца отлегло, но секундное замешательство дало Харону возможность обойти Мирона и первым шагнуть к телу. Зато Мирон первым увидел голову…

Она лежала под аккуратно подстриженным кустом, мигающий садовый фонарик подсвечивал ее попеременно всеми цветами радуги, но живости эта подсветка не добавляла. Голова была мужская. Или, вернее сказать, упыриная. Мирон насобачился определять этих тварей сходу. А еще у него была отличная память на лица, и мертвое, оскалившееся в последней голодной ухмылке лицо было ему знакомо.

– Это ее отец, – сказал он шепотом. – Харон, эти твари добрались до ее родителей.

Харон ничего не ответил, он вытащил из кармана пиджака латексные перчатки и склонился над обезглавленным телом.

– Голову срубили ударом поразительной силы и поразительной точности. – В голосе его слышалось едва ли не благоговение. – И да, если судить по длине ногтевых пластин, перед смертью этот человек был уже не совсем человеком.

– Он был упырем, Харон! – сказал Мирон злым шепотом. – А до этого он был Лериным отцом!

– Позволь мне взглянуть на остальную часть. – Харон не стал дожидаться разрешения, присел на корточки перед отрубленной головой. Мирон отвернулся. – А перед усекновением головы его укусили, – продолжал Харон. – Вот характерные следы на шее.

– Давно? – вопрос был глупый, но Мирон не мог его не задать.

– Я пока не силен в их физиологии, но полагаю, первая смерть наступила двое суток назад.

– Первая смерть… – пробормотал Мирон и, уже не обращая никакого внимания на Харона, двинулся по усыпанной битым стеклом дорожке к распахнутой настежь двери.

– Не прикасайся ни к чему голыми руками, – послышалось ему вслед. – Это место преступления.

– Кто бы сомневался. – Мирон покрепче сжал осиновый кол, шагнул в темноту, готовый отразить любое нападение. Но из темноты никто не напал. А лед, до этого сковывавший все его нутро, медленно таял. Это могло означать только одно: если здесь и случилось что-то страшное, то злодей уже покинул сцену.

Мирон как раз потянулся к выключателю, когда Харон, догнавший его на террасе, сказал:

– Предлагаю воспользоваться фонариками. Не нужно привлекать лишнее внимание.

– Почему все стекла разбиты? – спросил Мирон шепотом. – Как их вообще можно было так разбить? Кто мог их так разбить?

Версия у него была. И эта версия ему так сильно не нравилась, что он не хотел ее даже озвучивать. Вместо этого он включил в телефоне фонарик и шагнул в темноту.

Вдвоем с Хароном они обыскали сначала первый этаж, потом поднялись на второй. Обнаженное тело женщины лежало в ванне – в давно остывшей, окрашенной кровью воде. Не было никаких сомнений ни в том, кто эта женщина, ни в том, как она умерла. Ей перерезали горло. Или, вернее сказать, разорвали. Подкрались сзади, когда она принимала ванну, и впились клыками. А перед этим убили мелкую псинку, чтобы не мешала, чтобы не предупредила хозяйку о нежданном визитере.

Харон обошел замершего в ступоре Мирона, склонился над телом в ванне. Его тонко вырезанные ноздри затрепетали. Он словно к чему-то принюхивался. Мирона замутило. Смотреть на это все не было никаких сил. И Леру они так не нашли! Это же хорошо, что они ее не нашли? Или просто плохо искали?..

В руке пару раз муркнул мобильный – пришло сообщение от Милочки. Наверняка, злится, что они не взяли ее с собой, но не хочет расстраивать своего ненаглядного Харона. Мирон вышел из ванной, миновал спальню и, очутившись на лестничной площадке, открыл сообщение. Сообщение Милочки было пугающе кратким и пугающе лаконичным. «Харон один из них! Беги!!!»

Глава 19

Дом Харона был красив какой-то особой, лаконичной красотой. В нем не было ни вычурности, ни помпезности. Он казался простым и надежным, как средневековая крепость. Наверное, Мила смогла бы к нему привыкнуть. Они бы с ним как-нибудь договорились. Мила умела договариваться не только с людьми, но и с неодушевленными объектами. В ее руках даже сломанные бытовые приборы на какое-то время начинали работать. А уж сколько раз она «уговаривала» потерпеть старенький аппарат МРТ, одному только богу известно!

Стоило лишь подумать про работу, как с работы позвонили. Аппарат отказывался запускаться, а пациенты, которым назначено, отказывались расходиться. Зрел маленький локальный бунт с угрозой жалоб и разборок. Мила вздохнула, еще раз окинула взглядом строгую и по-мужски аскетичную гостиную Харона и сказала в трубку:

– Держите оборону. Скоро буду!

Второй звонок она сделала в службу такси, третий Харону. Харон ожидаемо не ответил, наверное, был очень занят, но Миле все равно стало немного обидно.

Такси приехало не так быстро, как Миле того хотелось бы. Она успела выкурить две сигареты и переговорить с инженером, который сегодня никак не мог приехать из области. Значит, придется самой. Сама, все сама!

До больницы домчались с ветерком. В отделении Милу уже ждали страждущие и жаждущие. Она разобралась и с теми, и с другими, обнадежила персонал, успокоила пациентов, налету перехватила уже почти дописанную жалобу. Дальше были танцы с бубнами, к которым Мила никого не допускала. Сказать по правде, ей было бы неловко, если бы коллеги узнали, как именно всесильная и непотопляемая Людмила Васильевна «договаривается» с аппаратурой, как она воркует и сюсюкает, обещая и скорое ТО, и новое ПО и вообще все, что только потребуется. А ведь еще была песенка…

«Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни…» Почему-то именно на эту колыбельную аппаратура отзывалась лучше всего. Может быть, вибрации там были какие-то правильные?

Как бы то ни было, а на сей раз на уговоры Мила потратила два с лишним часа, но своего добилась. Оставалось окончательно раздирижировать страждущих и жаждущих, успокоить взбудораженных назревавшим конфликтом медсестер и дежурного врача, отчитаться начмеду Горовому о проделанной работе. Отчитываться этому слизняку добровольно Мила не стала бы, но он позвонил сам. Наверное, какую-то жалобу все-таки не удалось перехватить. Благо, жалоба та оказалась устной, а разбираться с Горовым Мила умела.

Остаток дня был потрачен исключительно на себя любимую. Мила забрала свою машину, заскочила домой, переоделась, бросила в сумочку косметичку и зубную щетку, выпила чашку кофе на крыльце под вишней и написала Харону сообщение. Сообщение было короткое и по делу, безо всяких там глупых бабских сантиментов. Чтобы не думал! Чтобы даже не смел сравнивать ее со своими бывшими! Отчего-то Мила была уверена, что «бывших» у Харона немерено и бой с ними ей предстоит нешуточный. Но начинать нужно было с главного – с дела, которым он в этот момент занят.

На ее сообщение с простым вопросом «Ты как?» Харон ответил чуть более пространно, чем она ожидала. «Нашли адрес Валерии. Едем с Мироном к ней». Не успела Мила расстроиться, как ровно через десять минут пришло еще одно сообщение: «Буду поздно. Дождись меня». Наверное, это тоже можно было считать признанием в любви, потому что дожидаться Миле надлежало не у себя, а у него. Еще через десять минут пришло сообщение «Закажи в ресторане ужин». Поразительная забота!

Мила не стала заказывать ужин в ресторане, Мила лично явилась в ресторан. Наверное, о вчерашнем танго здесь уже начали слагать легенды. По крайней мере, управляющий принял ее как родную и провел к «тому самому столику», на ходу нашептывая, что «для милой дамы все исключительно за счет заведения, любой ее гастрономический каприз». Мила капризничать не стала, поела от души, но вполне себе скромно, от алкоголя отказалась наотрез, потому что была за рулем, но большой пакет из хрусткой крафтовой бумаги от управляющего приняла. В пакете явственно прощупывались очертания бутылки. Какие чудесные люди! Растрогавшись, Мила пообещала управляющему абонемент на МРТ, чем несказанно его осчастливила. У управляющего были проблемы со спиной и суставами, абонемент был ему как нельзя кстати.

Проведя день в хлопотах разной степени приятности, к дому Харона Мила подъехала уже в сумерках. Она не была безответственной дурочкой, под водительским сидением у нее лежал заготовленный еще днем осиновый кол. О том, что она не безответственная, а очень даже наоборот, говорил и тот факт, что Харон не призывал ее быть осторожной. По той же причине, оказавшись в доме, Мила, не выпуская из рук осиновый кол, первым делом закрыла дверь и проверила все окна. И только лишь потом положила свое оружие на стол. С жарой отлично справлялась мощная система кондиционирования. А в пакете из крафт-бумаги и в самом деле оказалась бутылка вина. Из любопытства Мила погуглила, что это за вино, и удовлетворенно хмыкнула. Харон не экономил на любимой женщине! Еще одна монетка в копилку его достоинств.

Первый бокал Мила выпила за Харона, его ум, мужскую харизму и щедрость. Второй – за их совместное будущее. А третий – за успех их предприятия и победу над упырями. Именно в такой последовательности – в порядке убывания приоритетов.

Вино оказалось столь же вкусным и столь же хмельным, сколь и дорогим. К середине бутылки Мила уже изрядно захмелела. А хмель, особенно легкий, всегда толкал ее на приключения. Приключений в доме Харона было мало, наверняка, куда меньше, чем в его конторе. Но Мила ведь так и не совершила экскурсию, которую планировала. Почему бы не прогуляться по дому сейчас?

Начала она с кабинета. Кабинет мало чем отличался от того, который она уже видела в конторе. Харон, похоже, не изменял ни своим привычкам, ни своим вкусам. Конечно, лазить по шкафчикам рабочего стола Мила не планировала, но на полки массивного книжного шкафа заглянула. Если в конторе в шкафу стояли по большей части книги по анатомии, патанатомии, гистологии и смежным, а иногда совсем несмежным дисциплинам, то шкаф в доме был заполнен художественной литературой. Если судить по книгам, круг интересов Харона был так широк и так непредсказуем, что Милу вдруг посетило совершенно несвойственное ей чувство собственной ущербности. Впрочем, с ним она справилась довольно быстро.

Мила как раз собиралась поставить какой-то чудовищно массивный фолиант на место, когда увидела у задней стенки шкафа неприметный альбом в дешевой дерматиновой обложке. В таких альбомах Милина матушка хранила семейные фотографии. А семейные фотографии Харона куда интереснее скучных справочников по гистологии и микробиологии!

Мила уселась за массивный и очевидно антикварный письменный стол, положила перед собой альбом, замерла в предвкушении. Сейчас она прикоснется к прошлому любимого мужчины, и это очень важный момент!

На первой странице была старая, выцветшая от времени фотография, на которой была изображена пара: высокий сухощавый мужчина с вихрастой, непокорной шевелюрой, и улыбающаяся женщина аппетитных форм. Несомненно, родители Харона. Сходство мужчины с фото и Харона было очевидным, даже несмотря на волосы, которых у Харона не было. Следом шло несколько фотографий со свадьбы. Судя по всему, фотограф был любителем и не слишком умелым, но люди, изображенные на фото, были счастливы.

Дальше хроника семейной жизни была уже не такой яркой и мало чем отличалась от хроник сотен тысяч таких же семей. Герои ее все еще были счастливы. Вот беременная, заметно поправившаяся женщина, смотрит в объектив взглядом Мадонны. А вот рядом ее счастливый супруг положил узкую ладонь с длинными пальцами на ее живот. Вот эти же двое, но уже на крыльце роддома. В руках у гордого отца сверток. Младенца не видно в ворохе пеленок, но он там точно есть. А вот и младенец в пластмассовой ванночке – румяный, улыбающийся, с широко раскинутыми ручками и ножками, с пушком на макушке. Мила усмехнулась, погладила младенца по животику. Вот он же, но уже пятилетний в клетчатом пальто на трехколесном велосипеде. На дальнем плане – родители, кажется, они о чем-то спорят.

На следующих страницах было несколько снимков маленького Харона с матерью, но уже без отца. Мать на фотографиях больше не улыбалась. Она поправилась и постарела, на лице ее появилась печать непроходящей усталости. Харону на тех фотографиях на вид было лет десять-двенадцать, но выглядел он взрослее и серьезнее. Мила невесело покачала головой. Обычная история обычной семьи. Любовная лодка разбилась о быт. Или об алкоголизм. Или об любовницу. Как бы то ни было, а отец из семьи ушел примерно тогда, когда Харону исполнилось десять, и все тяготы легли на хрупкие плечи его матери.

Смотреть дальше расхотелось. Веяло от фотоальбома какой-то безысходностью, но Миле было не только обидно за Харона, но и любопытно, каким он был, как взрослел, через что прошел, пока не стал тем, кем стал. И она перевернула страницу.

Это был полароидный снимок. Не слишком качественный, сделанный то ли тайком, то ли впопыхах. В морге… Мила сразу узнала почти не изменившийся за прошедшие годы интерьер и железные решетки на окнах. Даже прозекторские столы те же… Один из них как раз и был запечатлен на фотографии. Прозекторский стол и лежащее на нем тело, накрытое застиранной простыней. Мила охнула, отстранилась от альбома, словно он вдруг сделался смертельно опасным. Сначала отстранилась, а потом решительно вытащила снимок, поднесла к глазам.

Это было не просто тело… Это был Харон, тот Харон, каким он был в подростковом возрасте: худой, длинный, совершенно лысый и… мертвый. Потому что не может живой ребенок лежать на прозекторском столе, укрытый застиранной простыней! Потому что у живого ребенка не может быть такого лица…

Дрожащими руками Мила вернула фотографию на место, поставила альбом в шкаф и вышла из кабинета. Закурить она решилась, только оказавшись на кухне. Потрясение было столь велико, что Мила открыла окно нараспашку, уселась по-турецки на широком гранитном подоконнике. Подоконник показался ей надгробием, но встать и пересесть на стул не было никаких сил. Ей нужно было подумать, сопоставить увиденное, проанализировать информацию.

Информация не анализировалась, но деятельная Милина натура требовала подтверждений или опровержений увиденному. Скорее уж опровержений! Потому что увиденное – мертвый Харон на прозекторском столе – никак не укладывалось в ее картину мира. И чтобы прийти в себя и стабилизировать эту самую картину мира, Мила начала действовать. Методично и тщательно она осмотрела дом. Что искала? Какие доказательства? Она понятия не имела, просто искала хоть что-нибудь до тех пор, пока поиски не привели ее к двери, ведущей в подвал. Это была единственная дверь, оказавшаяся запертой. Эта была единственная дверь, сделанная не из мореного дуба, а из нержавеющей стали. Это была единственная дверь, запиравшаяся не на обычный ключ, а на электронный замок – такой же, как в конторе.