Текст книги "Любовь без страховки"

Разыскивая пропавшего верблюда, бедуин оказывается в самых неожиданных местах… и находит мудрость.

Из дневника путешественника

Роман вышел на балкон и с удовольствием увидел то же самое вольное небо, которое только что окружало его на колокольне. И вышел затем, чтобы это проверить. Оно! Такое он видел только из аэростата – свобода просто немыслимая. Ведь в шаре внутри, когда смотришь в него из корзины, – пустота, и вокруг тебя – пустота, и паришь в абсолютной пустоте и абсолютной свободе. Потрясающе! А тут, не отрываясь от земли, такие же точно ощущения.

Помолодел лет на десять или даже пятнадцать – и вместе с ними, словно шелуха, слетели все заботы и надуманные трудности. Ну что такого непреодолимого может быть у них, любящих, молодых, здоровых! Надо почаще выбираться в небо. Жаль, Ира не захотела подняться на верхнюю площадку.

На стоянку подкатил их желто-полосатый автобус, но пока никто с вещами не выходит, один Ник внизу болтается. Значит, можно не спешить. Роман вернулся в номер, включил телевизор – сейчас где-нибудь должны быть новости, совсем он в путешествии отбился от привычного распорядка.

Ирина в ванной собрала зубные щетки, огляделась – не забыла ли чего, – и вдруг опять раздалась эта свистящая, тревожная музыка. Ну да – Рома щелкает пультом, и на каком-то канале, видимо, повторяют «Секретные материалы». Но сейчас эта мелодия не показалась ей жутковатой – это была любимая музычка мальчика Берестова, и было даже приятно ее слышать. А Моцарт – шоколадный!

Потом заговорила какая-то передача. Ирина расслышала, что современная медицина считает теперь подростками тех, кому аж до двадцати одного года, а в Германии детское пособие платят чуть ли не до двадцати семи. Сначала пожала плечами, потом засмеялась – значит, она сама всего год назад вышла из «детского» возраста.

Голубевы пораньше спустились к автобусу, забросили сумку в багажник – и тут заметили Ника на крыльце.

– Мамы всё нет, – объяснил он довольно мрачно. – Жду, жду.

Ждал он мужественно, хотя в голове давно уже начали бродить тревожные мысли. Конечно, мама ужасно любит болтать с этой своей Варей, но не могла же она заболтаться до того, чтобы забыть вернуться. Неужели что-то случилось – с мамой, с которой никогда ничего не случается? Уже почти вся их группа вынесла свой багаж, и Голубевы пару раз осведомились, не появилась ли мама. А она не появилась. И что делать?

– А вещи у вас собраны? – спросила Ирина.

Ник уныло мотнул головой. Переглянувшись с мужем, она предложила:

– А ну-ка, пойдем соберем, а мама подъедет и обрадуется: всё готово, можно ехать.

Ник сам обрадовался, представив эту сцену, и поспешил в гостиницу. Ирина умеючи и очень быстро упаковала их вещи, и теперь уже она спрашивала, звонил ли он маме на мобильник. Он указал на тумбочку:

– Вон ее «пудреница». Забыла.

– А как позвонить этой подруге, ты знаешь? И где она живет?

Ник опять покачал головой – не запомнил, хотя мама несколько раз повторяла – но, честно говоря, он тогда и не слушал.

– А это что – тоже ваше?

Ирина вытащила из тумбочки пакет – в нем было несколько совершенно одинаковых маек очень знакомой пестрой расцветки. Три майки-близнеца и еще одна на самом Николае – как раз по количеству дней поездки.

– Надо же, – удивился Ник. – А я думал, что она у меня одна. Я ее сам выбирал. А мама всегда ворчит, что майки надо менять, нельзя носить одну и ту же. А я другие не люблю. Выходит, она подсовывала, а я и не замечал.

Ирина улыбнулась, вспомнив, как преданно носит Ромка любимый синий свитер, вытянутый до неприличия – она вся изошла на красноречие, но уговорила только на работу его не надевать. А вот до клонирования любимых вещей не додумалась.

Роман ждал их у автобуса и, пока Ник отходил к багажнику, негромко сообщил Ирине:

– Говорят, на шоссе крупная авария. Как раз по дороге из нового микрорайона, откуда Лена должна ехать.

– Не говори ему пока ничего. Может, обойдется.

– Я предупредил нашу руководительницу, она сказала, минут на пятнадцать – двадцать можем задержаться. Да и не все еще собрались. Это всегда так.

Николай старался сохранять спокойствие изо всех сил. Все-таки Голубевы – друзья хоть и хорошие, но слишком уж недавние, почти чужие люди. Нельзя так уж нагружать их своими проблемами. Вон Роман и так уже побежал выяснять координаты этой Вари, зная только имя – Ник не помнил даже фамилию, знал только еще, что она работает в каком-то музее. И это следопыт, замечающий всё, что его не касается! Но его никогда не интересовали мамины подруги и всё с ними связанное… хотя получается, что это связанное с мамой его не интересовало?

Ник независимо прогуливался по площадке, откуда лучше всего было видно дорогу – он первым увидит знакомый голубой шарф, как только он появится! И оба мобильника в руках, свой и мамин, – только бы она позвонила, по любому!

Но время бежало, а мама не возвращалась.

Неужели это все-таки произошло? Неужели мама все-таки пропала, и он остался совсем один? Значит, то, что кажется самым страшным, рано или поздно происходит?!

Ник представил, как один возвращается домой, в пустые комнаты – это было что-то нереальное, он тут же отогнал эти мысли.

Вдруг его словно обожгло: и что это Чупака-бры тоже всё нет и нет? А вдруг они заблудились где-нибудь вместе с мамой и бродят вдвоем, как тогда он с Ириной?!

Невероятно, но Роман разыскал эту Варю – не так много оказалось в городе Варь – и дозвонился до нее, и она встревоженно ответила, что, конечно, болтали они с Леной до последнего, но та уже час, как села в автобус. Он обзвонил и больницы – и с облегчением узнал, что Берестовой нет в числе пострадавших. Доложив об этом Ирине, Роман смотрел на нее вопросительно: что еще можно предпринять?

Ирина обдумывала информацию, одновременно осознавая: никто, даже она, не говорил ему, что делать – он сам делал именно то, что нужно в этот момент. Без болтовни и показных ахов, с чисто голубевской спокойной деловитостью. Звонил, заняв, и надолго, телефон администратора гостиницы, задавал вопросы персоналу и руководительнице их группы – и все готовно ему отвечали, приносили местный телефонный справочник, бегали куда-то что-то узнавать, заглядывали в лицо – что еще нужно сделать?

Это был настоящий Ромка, такой, какой есть, не имитатор эмоций, а живой человек. Невозможно так изобразить тревогу о чужом ребенке! Кажется, стараясь избавить его от всяческих масок, она чуть было сама не надела на него еще одну. И странно – несмотря на самый неподходящий момент, в ней переливался радостный Моцарт. И не примитивное треньканье мобилки – это было богатое старинное звучание: жильные струнные, натуральная, не хроматическая медь, старинные деревянные духовые с более низким строем…

Но время не терпит, надо определяться: почти все уже сели в автобус, скоро он тронется и, возможно, без Лены. С минуту Голубевы смотрели друг на друга без слов. Формальная ответственность за мальчика неожиданно стала настоящей.

– Мы никуда не поедем, пока не выясним, что с ней, – твердо сказала Ирина.

Роман кивнул. Потом поднял бровь:

– А если?..

– Поедет к нам, – сказала Ирина еще тверже, не допуская никаких возражений – не только Романовых, вообще ничьих. – Пока не объявятся какие-нибудь родственники.

Роман опять кивнул с облегчением: теперь, когда определено, как быть, всё стало как будто проще. Еще раз переглянувшись и без слов поняв, что делать дальше, они подошли к Николаю. Тот немного оживился, узнав, что хотя бы Варя нашлась.

– Ник, мама могла застрять в пробке и, возможно, опоздает к отъезду, – решительно начала Ирина. Роман глянул встревоженно: надо ли так напрямую всё выкладывать? – Давай сделаем так: сядем в автобус вместе со всеми, будем ждать до последнего, а если мама все-таки не успевает, вылезаем, назад в гостиницу – и за дело, начинаем ее искать.

Ник кивнул и заметно ободрился. Значит, она знает, что говорит, успокоившись, подумал Роман. Он, конечно, и не ждал, что мальчишка разнюнится – но ситуация всё же нештатная.

Ник не мог сейчас думать ни о чем, кроме мамы, – казалось, что, если он ни на миг не выпустит ее из мыслей, между ними будет явно ощущаемая ниточка, и можно потихоньку маму за нее подтягивать, подтягивать к себе… А Ирина расспрашивала его как раз о маме, о том, как у них обычно проходит день, удается ли вместе завтракать и обедать, рано ли мама уезжает на работу, водит ли сама машину. И получалось, что вся их привычная жизнь, о которой он рассказывал, и дальше пойдет так же – иначе и не может быть.

– А ты у нее на работе бываешь? Часто? Тебе там интересно? И сам там подрабатываешь, наверное?

Ник, оживляясь, объяснял, что любит и питомник, и парк, но подработки всегда старается находить в других местах. Во-первых, потому, что работать у мамы – это как-то не по-настоящему, а во-вторых – копошиться с растениями, всё время на одном месте – не в его характере.

– А хочешь у меня поработать? Разносить свежие номера по почтовым ящикам? Раз в неделю, – предложила Ирина.

– В газете работать? Круто.

– Как раз не на одном месте сидеть – пригодятся твои быстрые ноги.

– Еще вообще-то нужно город знать хорошо, – добавил Роман.

Ирина при этих словах только улыбнулась, а Ник прищурился:

– А вы – знаете? Что, очень хорошо? А где, например, улица Пушечная Гора?

Роман задумался.

– А еще коренной белогорец, – поддела жена.

– А есть такая улица?

Оказалось, что есть – где-то на окраине, состоящая из трех древних деревянных домишек.

– Так, значит, туда нога человеческая пока не ступала? – уточнил Роман. – И жители целой улицы были лишены «Белогорских вестей»? Нехорошо, нехорошо. Несправедливо. Ну, Ник, считай, что принят на работу. Только учти: Ирина – руководитель строгий, чуть что – выгоняет.

– Ну, если кто-то заслужил, – рассудительно возразил Ник. – На то и начальник, чтобы выгонять.

– А твоя мама – тоже строгий начальник? – осведомился Роман, стараясь отвлечь его от тревожных мыслей.

Ник пожал плечами:

– Наверно, нет. Да там все такие же, как она, на работе помешаны. Мама говорит, что их надо не подгонять, а останавливать.

– Это особое умение – собрать такую команду, – серьезно заметила Ирина.

– Она еще говорила про журавлей, – вспомнил Ник, – что они не для красоты летят клином. И самые сильные птицы всегда впереди не для того, чтобы показать, что они сильнее – а от взмахов их крыльев по закону аэродинамики появляется воздушная волна, которая поддерживает остальных. Так что задача сильных – направлять и поддерживать.

Ниточка не прерывалась, они вместе продолжали ее подтягивать. Роман незаметно посматривал на часы. Истекали последние, запасные пятнадцать минут.

А Ира расспрашивает Ника, берет ли Лена летом отпуска, и как они их обычно проводят – и мальчишка, совсем уже выйдя из ступора, увлеченно перечисляет, где они побывали.

– Так мама никогда от тебя не отдыхает? Вы всегда вместе, и в будни, и в выходные, и в отпуске?

Ник озадачился: а разве от него надо отдыхать? Разве от него можно устать? И, подумав, честно ответил сам себе: можно. А получается, что вся мамина жизнь вертится вокруг него, как вокруг солнышка – она ведь его так и называет. Поневоле стало неловко за недавние подозрения.

Запел мобильник! Ник схватил его – и не сразу понял, что сообщение не от мамы, а от подружки. Марина спрашивала, как ему путешествуется, и радовалась, что сегодня он уже будет дома. Но всё это было из другой жизни, Ник даже не стал отвечать. А ведь незаметно ходил за ней хвостом целый месяц и так радовался, когда они наконец познакомились! Нисколько не обрадоваться эсэмэске от Марины, которая для него… Ну, как Ирина для Романа.

Ник взглянул на своих взрослых друзей – как же они друг другу подходят. Сразу бросается в глаза. Даже смотрят сейчас на него одинаково. А с какой теплотой Роман глядит на Ирину, даже когда она этого не видит, и как Ирина тогда, в Суздале, беспокоилась за Романа – о том, что он за нее беспокоится! Им не хватает, условно говоря, только своего Ника, но они же вроде считаются молодыми… Тогда маме, по той же логике, не хватает своего Романа, который бы так же открывал перед ней дверь, носил ее зонтик. Ну, дверь и зонтик он и сам прекрасно может!..

И всё же, несмотря на непроходящее волнение и на необычность этих новых мыслей, Ник озадачился. Всё он да он. Получается несправедливо, как-то по-собственнически. Вот мама, похоже, догадывается о Марине, но виду не подает, с рас-опросами не лезет. А если бы она вдруг начала над ней насмехаться, как он над Чупакаброй?! Тут же вспыхнувшее возмущение совсем его доконало: а сам-то, а сам! Хорошо устроился. Всем можно быть счастливыми, только маме нельзя.

И, глядя то на часы, то на дорогу, Ник думал уже с отчаянием: пусть мама появится с Чупакаброй, только бы пришла! Только бы успела!

– Ник, а что, если нам припугнуть судьбу? Давай залезем в автобус, – предложила Ирина очень мягко – Роман, пожалуй, даже и не слышал такого ее голоса.

Ник посмотрел на часы – истекли все сроки.

– Ведь очень часто происходит как раз то, чего не может быть, – напомнила она.

– Вы верите, что мама вернется? – Он глядел на нее не моргая.

– Но ведь и ты веришь, – спокойно ответила она.

– Это разве что каким-то чудом, – вставила руководительница группы, которая тоже волновалась, по-своему – ей пора было везти людей в Москву. Сорок человек. Ну, почти сорок.

А Роман подмигнул:

– В России кто не верит в чудо – тот не реалист.

И они полезли в автобус.

Круто вывернув, на стоянку въехало такси. Из него выскочила Лена.

– Вот видишь, ты для нее – самый любимый мужчина, – совсем тихо сказала Ирина Николаю.

А с другой стороны вприпрыжку подбегал Чупаненко с гигантской деревянной палицей на плече, на которую невозможно было смотреть без улыбки.

– Ну что же вы, – накинулась руководительница, избрав козлом отпущения именно его. – Нельзя же так! Все ждут, а вы до последней минуты за сувенирами…

Роман вытянул шею – что такое Ира сказала мальчишке, отчего он прямо расцвел? Мать он и без нее успел увидеть.

А от гостиницы бежала горничная:

– Подождите! Голубевы, подождите! Вы в номере книжку оставили.

– Но я же ее действительно забыл, – изумился Роман. – Не до нее было.

– Вообще-то это я ее оставила, – созналась Ирина. – Когда вещи собирала, нарочно, на столе. Хотела поиграть вместе с вами.

Переславль-Залесский – Москва

Путешествие как самая великая и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя.

Альбер Камю

– А у меня всё в порядке, – отрапортовал Николай матери, выслушав ее рассказ о дорожном приключении. – За Ириной присмотрел, вещи – в сумке, ключ от номера сдали.

И как ни в чем не бывало начал настукивать на мобильнике ответную эсэмэску подружке.

Лена, отзвонив встревоженной Варе, с облегчением откинулась на спинку кресла. Какое наслаждение – просто спокойно ехать и смотреть в окно! По небу вслед за их автобусом тянулся широкий размытый путь от самолета, со множеством параллельных перепутанных «тропинок» по обеим сторонам – прямо как левитановская «Владимирка». А в вершинах деревьев то и дело чудились купола и монастырские башенки. Вот и завершается путешествие, а образы старины всё бегут следом.

Ник, кратко выразив свои путевые впечатления, о которых спрашивала Марина, выражением «супер», тоже смотрел в окно. Поездка закончилась так быстро – а сколько впечатлений заслонилось и банальной усталостью, и – потом – тревогой за маму! Он пытался наверстать и хотя бы мысленно разглядеть старину в пролетающем пейзаже. Ведь это та же самая земля, которую видели их предки тысячу лет назад. Но опять вспомнил о культурном слое. А ручейки и речки могли ведь пересохнуть или поменять русло, и новые деревья нарасти в новых местах. Выходит, всё другое? Земля изменилась. Он переключился на небо – вот оно прежнее, за вычетом проводов, самолетов и дирижаблей – и успокоился. Земля была настоящей, и старина – не фальшивой, и между ними и теми русскими, смотревшими в то же самое небо, тянулась такая же ниточка, как между мамой и ним.

Голубевы, порядком перенервничав, спали друг у друга на плече. Первым отключился Роман, а Ирина еще какое-то время любовалась воссоединенными матерью и сыном. В висках наконец перестала биться напряженная оглушающая музыка Хольста – порывистый грозный «Марс» из сюиты «Планеты». Вместо него из дальних закоулков памяти вынырнуло пасторальное григовское «Утро», в котором Ирина раньше, в отличие от остальных, слышала только глубокое страдание и потому не любила – а теперь оно неожиданно зазвучало тихой незатейливой радостью, почти умилением. «Григ – это опять такой штамп», – автоматически отметила она, а потом вдруг решила: ну и пусть, борьба с клише только порождает новые клише – и слушала свирель, пока та пела. А потом, без паузы, грянула мультяшная песенка о лете – совсем уж издалека, из детства – разноцветный автобус, Дед Мороз в тележке с мороженым, «лето – это хорошо!».

Под этот хор Ирина, улыбаясь, и уснула, и разбудил ее голос руководительницы, объявлявшей остановку – «гигиеническую», как она выражалась.

– Вот они, прелести подобных путешествий. По пути во Владимир был хотя бы теремок с юмористическим названием «Сказка», – возмущалась Ирина. – А здесь – только лес. Безобразие.

Миролюбиво настроенная Лена махнула рукой:

– Пустяки. Дело житейское. Зато есть возможность погулять минут десять – пятнадцать.

– Когда же я научусь так же философски относиться к жизни? – пожаловалась Ирина.

– Да вот так всю дорогу и придется учиться, – засмеялась Лена. – И даже не скажешь – до седых волос, потому что они, к сожалению, уже появились. Знаете, а меня в свое время Николай примирил с этой жизнью – грязной и абсурдной. Такой она виделась – в юности я была очень критична. Однажды – ему уже был год – мы с подругой выбрались в видеосалон, помните, как они тогда расплодились. И вот на первых рядах сидит куча подростков – ржут как лошади, фильм заглушают, ноги в грязных кроссовках задирают, косматыми башками заслоняют экран. И я привычно и очень законно возмущалась. А потом вспомнила своего сынка и вдруг подумала, что и они – чьи-то сыновья, и мир уже не был отталкивающим и чужим – в нем были наши сыновья, наши дети. И все его несовершенства отошли на какой-то задний план, и я с ним как будто по-настоящему породнилась.

– Ну, ваш Николай – особенный, – серьезно сказала Ирина. – Наверное, надо очень хотеть ребенка, чтобы он таким получился.

– Да что вы, – беспечно рассмеялась Лена, присаживаясь на лесную лавочку-бревно под деревянным мухомором. – Это бабушки-дедушки страстно мечтали о внуке. А мне было девятнадцать лет, и я была увлечена учебой и своей молодой жизнью. Если честно, пеленки-погремушки меня тогда нисколько не интересовали.

– Да что вы? – оживилась Ирина.

– И я, грешным делом, подумала: ну, рожу им внука, раз уж так хотят – и пусть занимаются, – рассказывала Лена так же весело. – А потом вдруг оказалась такой наседкой. Да и нянчить стало некому. Да и на самом деле всё не так уж обременительно и ужасно. Я даже академический отпуск не брала. Единственное, что в самом деле оказалось тяжело, – дохаживать последние месяцы. Я тогда думала, как Катерина в «Грозе»: почему люди не летают, как птицы? Тогда бы можно было просто снести яйцо.

Ирина фыркнула, а Лена заторопилась с аргументами:

– Нет, вы представьте: о нем можно было бы заботиться, возить в особой колясочке, в каком-нибудь инкубаторе согревать – а женщины могли бы и другими делами заниматься, и всем хорошо… Николай, ты здесь давно?

– Да вы продолжайте, – милостиво позволил Ник, нависая над спинкой скамейки. – Не бойтесь, мне не повредит. Я знаю, что детей приносит аист. Только думал, что не яйцо, а сразу готовых.

И Лена продолжала, как любая мама, которая может рассказывать о собственных детях без удержу:

– Вот только сюсюкать у меня не получалось. Представляете, в роддоме, в палате, еще четыре женщины, и все своим младенцам что-то лепечут, соловьями заливаются – а у меня нет никаких слов, и всё тут. Разглядываю его молча: пеленки казенные, застиранные, платочек такой сиротский, снаружи один нос торчит, остальное внутри – а развернуть боюсь, вдруг назад завернуть не получится…

Ирина слушала с настороженным интересом, а Ник возмутился:

– Какой еще платок! И когда же ты меня полюбила?

– Да в тот же день. Я позже всех возвращалась от врача, а детишек уже разнесли по палатам. И одна из женщин взяла тебя на руки и начала качать: «Какой плотненький! Какой тяжеленький!» Еще немного – и грудью начнет кормить. Тебя – моего?! Я вхожу из полутемного коридора, напротив – солнечное окно, так даже в глазах потемнело – моё взяли! Ревность жуткая. – И улыбнулась сыну: – Наверное, это у нас семейное качество – и по наследству передается.

Ник круто развернулся и побежал к автобусу.

– Пойдемте уже. Пора.

А Лена безо всякого перехода обратилась к Ирине:

– Собираюсь сменить гардероб – да и прическу, пожалуй. Может, дадите мне пару советов? А то, боюсь, я отстала от жизни – на работе вечно в кроссовках-вездеходах…

– Шарф голубой, путевой – оставляем, – тут же начала прикидывать Ирина. – А остальное… Давайте-ка сейчас сядем вместе, а мужчин погрузим назад.

Проснувшийся Роман с удивлением увидел рядом с собой спящего Ника – Ирина сидела с Леной Берестовой и, оседлав своего конька, обсуждала тряпичную тему. Прислушался с немного грустной улыбкой: только ему показалось, что жена умеет находить общий язык не исключительно с собаками, как увлечение большим ребенком, очевидно, благополучно прошло, уступив место вещам действительно важным – что можно сделать со своим отражением в зеркале.

– Уже Москва? – Ник очнулся и захлопал глазами. – Ну, вот так всегда – опять всё кончилось. Мам, а когда мы еще куда-нибудь поедем? И куда?

– Давай сначала все-таки приедем, а потом уже подумаем, – предложила Лена.

– А почему нельзя наоборот?

– А ты куда бы хотел? – спросил Роман.

Ник пожал плечами.

– Всё, на что возят смотреть – старина. А сейчас что, ничего не строят стоящего?

– Золотое кольцо отпадает – старина приелась, – прокомментировал Роман.

– По-моему, Николай имел в виду совсем не это, – вступила Ирина, – а то, чего же стоит наше время с его накопленным опытом и высокими технологиями.

– Ну да, – подхватил Ник, – по Кольцу мы еще покатаемся. Но только напрасно, что ли, прошли целые столетия? Если мы ездим восхищаться только старыми развалинами?

– Можно современными, – флегматично отозвался Роман. – Или аквапарк уже разгребли?

– Не юродствуй, – строго сказала Ирина. – В Москве много всего. Ник, ты видел дом-яйцо? А дом-самолет? А дом с перевернутой крышей? Есть же всякие архитектурные чудеса сравнительно недавнего времени, которые и в Книгу рекордов России вошли, и в Книгу Гиннесса. А еще в начале сентября будет выставка современной ландшафтной скульптуры – прямо на траве. Очень впечатляюще. Мы могли бы вместе поехать, посмотреть, что интересного делают сейчас.

– Точно, – обрадовался Роман. – По-моему, у нас отличная команда. В Москву обязательно вместе махнем. А если подальше куда-нибудь – поехали в следующий раз на русский Север? Я всю жизнь собирался.

– Я так всегда хотела попасть в Чухлому, – отозвалась Лена.

– А она где? Не в сказках разве?

– Да есть настоящая, неподалеку от Галича. И там всё деревянное.

– Поедем и туда, и туда. Только сначала – дом-самолет, – предупредил Ник.

– А я бы еще вернулась в Боголюбово. Вы не забыли, что мы с Леной так и не увидели Покрова на Нерли?

– Да-да, обязательно вернемся!

– А я хотел бы как-нибудь еще разок пройтись по Суздалю – не торопясь, с удовольствием, – ввернул Роман.

– Захвати меня – я там все-таки куплю газету, – добавила Ирина.

– А я долезу до самого верха колокольни в Горицком монастыре! – сквозь общий смех выкрикнул Ник.

Подъехали к Красным Воротам, откуда начиналось путешествие.

– В метро, Ирочка? – улыбаясь одними глазами, спросил Роман.

Немного покрасневшая Ирина ответила:

– Давайте на такси вчетвером, – на что Лена отреагировала неожиданно активно:

– Отличная мысль. А то Николай, когда мы сюда ехали, застрял на «Комсомольской» станции – окаменелости в мраморной облицовке надо было разглядеть именно в тот момент. Вы представляете, выехать на метро за час – и чуть не опоздать на автобус. Да нет, нормальные люди такого представить не смогут.

– Мы – сможем, – возразила Ирина с достоинством.

А Роман заинтересовался:

– Где это ты там нашел окаменелости?

– Эй, погодите! Девушка, девушка! Молодой человек! Или вы, мужчина! Кто на задних местах сидел?

Их лимонно-полосатый автобус еще не уехал, водитель махал рукой – неужели им? Пришлось вернуться.

– Я всегда в конце поездки проверяю – обязательно что-нибудь да забудут. Особенно часто – зонты, – с гордостью говорил водитель, вручая девушке из их группы зеленый зонтик, служивший Роману постоянным ориентиром, а самому Роману – конечно, энциклопедию мудрости. – Такая книжка ценная. Наоставляют вещей, а потом звонят в турфирму, время тратят. Нет, чтобы сразу проверить как следует.