Текст книги "Любовь без страховки"

Становись бизнесменом

Хлопнула дверь, вошел вконец расстроенный Игорь.

– Будут делать кесарево. Завтра. Уже готовятся к операции.

– Почему кесарево? – ахнула Любовь Сергеевна. – Всё же протекало нормально, никаких отклонений не было.

– Они говорят, что похоже на аппендицит. Московский врач прав оказался.

Любовь Сергеевна кинулась собираться.

– Едем туда скорей.

– Сейчас, переоденусь.

– Только… забежим на минуту к соседям, я узнаю, как там девочка.

Любови Сергеевне показалось, что Игорь поглядел на нее с грустным упреком.

– Сереж, – говорил он на ходу из соседней комнаты. – Я завтра весь день пробуду у Жени, ты сходи в «Пескарей», помоги там, что будет надо.

– Я – да, – немедленно отозвался Сережка. – Я и весь день могу работать, и завтра. Не беспокойся. А меня туда, к Жене – не пустят?

– Она после операции будет всё равно под наркозом, тебе лучше потом прийти, когда с ней можно будет поговорить, – объяснил Игорь, стараясь спокойно произносить страшные слова «операция» и «наркоз». – Любовь Сергеевна, – повернулся он к теще, – вы не против, чтобы Сережка мне в кафе помогал? Мы с ним всё уже оговорили. С деньгами он не будет связан, там на кассе другие ребята сидят, а ему только включать-выключать оборудование, следить за ним в течение дня, новичкам помогать, ксерокс делать посетителям.

У Игоря был свой интернет-зал, пока небольшой, только что появившийся в кафе, принадлежащем его знакомому. Но он уже пользовался популярностью, а сейчас, во время каникул, когда наехали дачники, посетителей стало еще больше, и дела шли еще лучше. «Три пескаря» уже называли не иначе, как интернет-кафе. Если бы не тревожное положение с Женей, можно было бы начинать расширяться. Но и сейчас Игорь один уже не справлялся и искал помощников. Сережка, одержимый идеей самостоятельности, так и рвался.

– Я не против, – устало сказала Любовь Сергеевна. – Летом подрабатывать самое время. Только смотри, берешься – подводить нельзя, как с домашними дежурствами: а я не успел, а я проспал, а я забыл.

Сережа оскорбленно отвернулся. Нашла с чем сравнивать!

– Если бы мне за мытье посуды платили, да я бы каждый день ее мыл.

– Может, тебе еще платить за то, что ты умываешься и после туалета руки моешь – если моешь? – саркастически спросил Игорь. – Молчал бы – сестра в больнице, нашел тему.

«А ведь промолчал, – удивилась Любовь Сергеевна. – Ведь это он работодателю не перечит, а мне бы мог и огрызнуться».

Но Сережка не промолчал, а осторожно и негромко пробубнил:

– Вот Зойке сто рублей дают, когда она сервиз перед праздником моет.

– Становись бизнесменом, как Королёв, и сам разбрасывайся ста рублями, – немного невпопад ответила Люба, выходя из дома.

– Стану, – пообещал Сережка, закрывая дверь.

У вас хорошо

Когда Настя рассказала, что в этом доме они нашли целую комнату игрушек, Алина посмотрела на нее недоверчиво. Пришлось подвести ее к волшебной дверце, которая была оклеена обоями и сливалась со стеной, а за ней в крохотной комнатке без окон скрывались сокровища из прошлого века: куклы, хлопающие ресницами, машины без колес, расписные елочные шары и сосульки в картонных коробках.

– А лошадку, на которой можно качаться, я унесла в свою комнату.

Увидев Настину комнату, Алина убежденно сказала:

– Это тоже комната игрушек.

На низких полочках, которые тянулись вдоль стен, как на витринах, разместились куклы, мишки и другие игрушки – и Настины, и бывшие Ксюшины, привезенные из Москвы, и игрушки девочек, которые всегда здесь живут и только на лето уехали, а еще – часть сокровищ из волшебной кладовки.

Свои книжки Настя тоже расставила очень торжественно – по одной, вперед обложками, и каждой можно было любоваться по отдельности. Места они таким образом заняли много, но его вполне хватало и еще оставалось.

Для цветов были специальные подставки, чтобы не затенять окна, – получался настоящий садик в комнате. Но самое главное – в садике стояли клетки с маленькими солнышками: одна – с канарейками, другая – с золотистыми хомячками.

Алина не могла оторвать от них взгляд.

– Они мои, а вот Мифа – девочки Жанны, которая тут живет, – честно сообщила Настя. – А я только ее кормлю и слежу, чтобы не скучала. А у тебя есть братья или сестры?

Алина покачала головой.

– У нас дома все только старшие, – рассказывала Настя. – Я самая младшая. Но мне уже исполнилось шесть лет. Когда лето кончится, пойду в школу. А ты уже ходишь в школу?

– Нет. Я тоже этой осенью пойду. Правда, бабушка не хочет меня отпускать, говорит, что я слабенькая и надо подождать еще год. А я не хочу ждать.

– И я бы не хотела.

– А кошка их всех не съест?

– Нет, не бойся. Мифа к ним привыкла. Она их даже не нюхает.

По лицу гостьи пробежала тень улыбки.

– А у тебя есть кошка или птички?

– Нет. Мы с мамой и бабушкой живем… жили… в совсем маленькой квартире. Там кроме нас никто не поместится.

– В Белогорске? Рядом с нами?

– Нет, далеко. В Можайске.

– А, я знаю, есть можайское молоко, – обрадовалась Настя, но девочка думала о своем и тихо спросила:

– А что с моей бабушкой?

Настя подумала.

– Сейчас придет мой папа, он врач. Он наверняка знает и всё нам расскажет. Он говорил, что тут хорошая больница. Не волнуйся, твою бабушку обязательно вылечат!

Но Алину ее слова не успокоили.

– Про московскую больницу тоже говорили, что она хорошая и самая лучшая, а мою маму там не вылечили.

Настя растерялась и не знала, что сказать. Но тут в дверях показалась кошачья лапа, расширила щель, и Мифа еще раз за этот день спасла положение. По-хозяйски войдя в комнату, она сразу, как к своей, направилась к Алине и прыгнула ей на колени. И тут же громко замурлыкала, не дожидаясь, пока ее начнут гладить.

– Мы тоже в Москве живем в маленькой квартире, – наконец сказала Настя. – А здесь полно места, и даже мне досталась своя комната.

– Ты здесь спишь одна? И не боишься?

– Немного боюсь, – призналась Настя. – Только никому не говори. Но я не задергиваю занавески, и тогда светят звезды и фонари, и огоньки других домов. И еще Мифа приходит спать ко мне на одеяло, тогда совсем не страшно. А хочешь ночевать со мной? Вот будет здорово! У нас есть раскладушка.

– Я не могу, – твердо ответила Алина. – Мне надо к бабушке. Она же будет обо мне волноваться.

– Да, наверняка будет, – согласилась Настя. – А вдруг ее сегодня еще не выпишут? Я точно знаю, что выписывают с утра до обеда.

Алина промолчала. Кажется, Настя права.

– Ты у нас не хочешь остаться, тебя где-то ждут? Вы, наверно, в гости ехали?

– Я не знаю, куда мы ехали, – помолчав, созналась Алина. – Бабушка говорила, у нас здесь есть кто-то из родственников. Но они не будут волноваться, что нас нет. Они не знают, что мы к ним едем.

– Может, спросить их адрес у бабушки? – задумчиво промолвила Настя, немного озадаченная тем, что можно ехать в гости туда не знаю куда. Но Алинин ответ удивил ее еще больше.

– Бабушка тоже не знает адрес. Мы должны были их искать на улице Главной.

– Наш дом на улице Главной! – Настя округлила глаза. – Может, это мы? Но мы же не всегда здесь живем, мы на даче…

– Не знаю. Бабушка не говорила, как их зовут. Она даже не говорила, что они вообще есть, пока мама не… умерла. А потом сказала, что мы поедем не домой в Можайск, а сначала в этот Белогорск. – Какое-то время она молча гладила кошку, потом проговорила: – Но если это вы, то я у вас останусь. У вас хорошо.

Белая Панамка

Валентина приготовила ужин на скорую руку. Когда Алина увидела сосиски с макаронами, она шепотом спросила у Насти:

– У вас праздник?

Валентина с жалостью вгляделась в ее худенькое личико, внимательнее посмотрела на чистое, но поношенное платьице – китайское, с пышной юбочкой и вышивкой на груди. Такие носили, когда еще Ксюша была маленькая. Наверное, досталось от кого-нибудь. Предложила:

= Ты не хочешь снять панамку?

Алина испуганно замотала головой и даже вцепилась в свою панамку. Валентина тут же постаралась убедить ее, что панамку никто не отнимет. «Какая нервная девочка, с ней надо осторожно. Ну, пусть сидит в шапочке».

– Мы начали ужинать без тебя, мне хотелось покормить детей пораньше, – сказала она вернувшемуся мужу и начала объяснять присутствие неожиданной гостьи.

– Я уже знаю, – сказал Валентин Юрьевич, – соседи рассказали.

– Как там их больная?

– Очень похоже на аппендицит. Все симптомы. Уже увезли в больницу.

– Бедная Люба! А тут еще эта Красная Шапочка из леса. Точнее, Белая Панамка. Может, она у нас переночует? Не представляю, куда ее денут, если бабушка не скоро поправится. Неужели в какой-нибудь приют?

Когда за столом появился Валентин Юрьевич, Алина, уже немного привыкшая к дому и его обитателям, опять застеснялась и совсем перестала есть.

– Это наш папа, он хороший, – шептала ей Настя, хороший папа пытался шутить – но ничего не помогало. Все шутки и словечки, безотказно действовавшие и на собственных чад, и на маленьких пациентов, здесь почему-то не работали. Гостья сидела не шевелясь, опустив голову.

– Девочки, можете чай с конфетами попить у Настюши в комнате, – сказала Валентина.

Настя удивленно посмотрела на мать: в комнатах есть не полагалось, они сами так решили, чтобы уборки было меньше: каждый теперь сам убирал свою комнату, и дом надо было сдать хозяевам в образцовом порядке.

– У нас же гостья, – объяснила Валентина. – Только не облейтесь.

Когда к ним забежала заплаканная Люба сообщить, что уезжает к дочке в больницу, и узнать, как Алина, в прихожую незаметно проскользнула Настя. Серьезным голосом она сообщила, что потерявшуюся девочку зовут Алина Колесова, ей семь лет, она живет в Можайске – и прочие сведения, которые удалось узнать. Рассказ закончился словами:

– Ведь так она скорей найдется?

– Спасибо, ты просто умница, ты очень помогла, – сказала ей Любовь Сергеевна, умолчав о том, что, собственно, и так всё знала. Всё – да не всё. – А вот насчет родственников на Главной улице – это надо обязательно сообщить Гусятникову, пускай проверит. Сама я что-то не соображу – с такой фамилией у нас и нет никого, и никто про можайскую родню не рассказывал, – обращалась она уже к Егоровым.

– Может, позвонить Гусятникову? – спросила Валентина. – Вам сейчас не до того.

– Да нет, я сама. Мы с ним старые друзья. Он был одним из женихов, за которых я не вышла замуж, – пояснила Люба и даже улыбнулась. – Он мне казался тогда ужасно старым… Вас действительно не побеспокоит, если малышка останется на ночь? Спасибо, я сразу поняла, что вы надежные люди. Запишите мой номер мобильного и звоните, если что, в любое время. И не стесняйтесь, мне все всегда звонят. Я никогда его не выключаю. А утром созвонимся в любом случае.

– Вы не узнавали, как там Алинина бабушка? Она всё время о ней спрашивает.

– Сказали – без изменений. Тяжелый инсульт.

Я согласна на медаль

Старшая по сортировке поглядывала на новичков. Детский сад – штаны на лямках. Сейчас опять всё перепутают. Какие-нибудь письма потеряют, какие-нибудь газеты сунут не туда. А потом выслушивай звонки, возмущения и жалобы. А что делать, если взрослые не хотят работать за три копейки? Вот на той неделе Ольга Григорьевна ушла – замечательный почтальон, добросовестная, сколько лет проработала, все участки знала. Решила, что лучше с внуками будет сидеть. Хорошо хоть, подростки летом выручают – если это можно так назвать. А каникулы кончатся – и их не будет, хоть сам разорвись на десять кусков. Толковая из всей шантрапы одна Зойка. Ни разу ничего не потеряла, и ни разу на нее пока не жаловались.

– Теть Ань, – окликнула ее Зойка, высокая, с модными «перьями», в штанишках капри и яркой маечке. – А я завтра не приду.

«Ну вот, только хорошо о ней подумала!»

– Я завтра сижу с племяшом, сестра и ее муж уезжают.

– Далеко?

– Отдыхать, на выходные. В какой-то загородный отель.

– А его чего не берут?

– Да он разве даст отдохнуть, капризуля несчастный, – искренне удивилась Зоя. – С ним буду мучиться я. Да вы не волнуйтесь, я всё в понедельник разнесу, ничего страшного.

– Ну, ты для сестрицы просто находка. Говорят, чужие с ним сидеть никто не соглашаются.

– Наш Стас кого хочешь изведет, – с некоторой гордостью подтвердила Зоя. – Его даже в садике только две недели держали.

– Так за такое наказание надо деньги брать.

– А я и беру, – заявила Зойка с еще большей гордостью. – Королёв платит, как миленький.

– Вот это да. И много? – все тут же приняли в разговоре живое участие и забросали Зою вопросами, но старшая тетя Аня цыкнула и велела работать. Разговаривать можно было только ей.

– Значит, трудишься без выходных.

– Выходит, так, – охотно согласилась Зоя. – Мне кроме денег еще медаль положена. Жду, когда выдадут.

Она закончила сортировку раньше всех и уже пошла с полной сумкой к выходу, когда старшая вдруг задержала ее.

– Погоди. Тут письмо лежит без адреса. Смотри: Белогорск, Королёву А. Наверняка твоему зятю.

– Ну! Личность известная. Прямо как «Москва, президенту». Или «Великий Устюг, Деду Морозу».

– На деревню, дедушке. Захватишь, передашь?

– Конечно.

– Не забудь.

– Чтоб я, да забыла?

Сунула конверт в задний карман и зашагала.

Уж лучше по-хорошему

– Привет, королевич, – поздоровалась тетя с племянником.

Пятилетний Стас, светловолосый крепыш, не удостоил ее взглядом.

– Ну и молчи на здоровье. Даже очень хорошо, если ты так продержишься до самого воскресенья.

Еще чего, пусть и не мечтает.

– Они не просто в воскресенье, они в воскресенье вечером вернутся, а это почти понедельник, – возмущенно затараторил Стас. – Они на целых два дня едут! Без меня! А я! Я тут с тобой должен оставаться!

– И без меня, – в тон ему продолжила Зоя. – Меня вообще никогда никуда не приглашают! Я тут с тобой должна оставаться! Целых два дня!

Стас прекрасно понимал, что его дразнят, что никакого сочувствия от железной Зои ему не видать, она «не мама» и «сюсюкать не будет», и нижняя губа затряслась – но скорее от злости, чем от слез. Ничего, он ей тоже задаст. Она еще увидит!

– Заинька, будь с ним помягче, – попросила Света – полная противоположность сестре, маленькая, хрупкая, тихая, но с такими же «перышками» в прическе. Она уложила вещи в сумку и пыталась застегнуть молнию. – Если с ним по-хорошему, он ведь тоже хорошо себя ведет. Ну, сама же знаешь, лаской больше добьешься.

Оглядываясь на сына, она незаметно прошептала Зое на ухо:

– Пожалуйста, конфет ему этих, на палочке, чупа-чупсов, не покупай. Я знаю, он будет клянчить. Но это для зубов нехорошо, лучше пусть шоколадку съест, чем леденец. Ладно? Можешь одну разрешить, но не больше. И йогурт прямо из холодильника не ешьте, пусть сначала на столе постоит. В общем, сама знаешь. – И еще раз повторила: – Ты же взрослая, будь мудрее, не сражайся с ним.

– Не волнуйся, отдыхай, – проворчала Зоя. – Я, страшный зверь, так и быть, не трону малявку.

И скорчила Стасу самую страшную рожу, какую сумела.

Стас не смог не улыбнуться. Когда Зойка в духе, с ней интересно. Может, она с ним поиграет, если ее не злить. Но на всякий случай ответил:

– Это я сам тебя не трону. Сама малявка.

– Ну, видишь, Свет, никто никого не тронет, – весело заявил Аркадий Королёв, забирая вещи. – Все нормально. Зойка, это тебе за труды, а это на расходы. А если оба останетесь живы в сражениях, получишь еще столько же. Стас, сынок, пока. Слушайся Зою.

– Скажи, чтоб и она меня слушалась, – скомандовал Стас. – Чтоб всё мне покупала.

И чупа-чупсы, и мороженое! Вон ты ей сколько денег дал.

– За всё надо платить, – наставительно сказал Аркадий. – А за тебя – в два раза больше.

– Потому что ты – королевич, – продолжила Зоя, закрывая дверь. – Я сама разберусь, чего тебе покупать. По заслугам.

Нащупала в кармане конверт. Эх, письмо-то забыла отдать! Ладно, догонять – не хочется бросать Стасика, а им возвращаться – плохая примета. Прочитает, когда вернется. И бросила конверт на холодильник, где Королёвы обычно оставляли друг другу записки, клали свежие газеты и журналы, ключи и вообще важные вещи. Там постоянно скапливалась «куча Плюшкина», как называли ее в семье.

Настроение было отличное. Зоя любила гостить у сестры. Дома даже телевизора не было, а тут можно смотреть его сколько угодно, и DVD-диски рядом на столике, и музыкальный центр, и Светкины глянцевые журналы, и холодильник со всякими вкусностями – в общем, в сидении с племянником есть свои плюсы.

Королёвы жили в «городской» части Белогорска, в новой разноуровневой многоэтажке – «подковке», и Зоя любила, расположившись в кресле, блаженствовать, глядя в окно, – всё как на ладошке.

В общем, жизнь удалась.

Только что это там подопечный куксится?

– Стас, не дрейфь, – ободрила его Зоя. – Ты же не собираешься реветь без мамы, как маленький? Сейчас посмотрим мультики, а завтра будем весь день гулять.

– И на пляж пойдем? – недоверчиво спросил Стас, незаметно вытирая щеки.

– И на пляж. Если не будешь ныть, вопить, убегать, тонуть и вообще дергать нервы. Слышал, мама сказала, что со мной надо по-хорошему, тогда всё будет хорошо.

– Это мама про меня сказала.

– А я говорю – про меня, – уверила его Зойка.

Конфет должно быть много

Ныть и вопить Зоин воспитанник начал на другой же день и в самом «подходящем» месте – в кафе, в присутствии многочисленной публики.

И то он продержался довольно долго: спать накануне лег без боя, в знак признательности за то, что Зойка не стала запихивать в него ужин (не хочешь – не ешь), не мешал ей допоздна смотреть телевизор, а утром – самые сладкие сны. Копошился в своей комнате, намазывая на столик пластилин. Позавтракали они тоже дружно, йогуртом из холодильника. Ничего, он с нижней полки. И чисткой зубов воспитательница его не обременяла: всё равно скоро выпадут и новые вырастут.

Неприятности начались, когда Стас увидел «наше кафе». У его отца в районе была своя сеть ресторанов, баров и продуктовых магазинов, и мальчик прекрасно знал, куда можно зайти перекусить чем-нибудь вкусным или просто попить шипучки.

– Хочу в «Трех пескарей»!

К тому же там стоял аквариум, в котором плавали три больших – не пескаря, конечно, – три большие пучеглазые рыбины с красивыми красными хвостами, и для компании – рыбешки поменьше. Они парили среди водорослей, чуть шевеля плавниками, прятались в «затонувшем корабле» и медленно выплывали из какого-нибудь иллюминатора, а иногда приближались к самому стеклу, разглядывая людей.

Стас мог глазеть на них сколько угодно. Посетителям они тоже нравились. Рыбки настраивали на покой, негромкая музыка помогала отдохнуть и расслабиться. Это было тихое кафе, и несколько компьютеров в соседнем зале – Интернет к услугам публики – казались кстати: так же, как одни посетители в аквариум, другие не отрываясь глядели в мониторы и погружались в виртуальное пространство, словно в подводный мир.

Зоя сама с удовольствием зашла в «Пескарей», увидев там одноклассника Сережу Ларионова, – поболтать. Вначале ничто не предвещало бури. Стасик, сидя за столиком, не мешал – пил лимонад и сосал чупа-чупс, которого могло хватить минут на десять. Обменявшись новостями, Зоя и Сережа договорились увидеться на пляже в Сосновом Бору: опять стояла жара, и молодежь, работающая в кафе, отпускала друг друга по очереди на озеро, окунуться.

Скандал разгорелся уже на выходе. Стас никак не хотел уходить только с одной запасной чупа-чупсиной.

– Хочу много чуп, – голосил он, цепляясь за ножки столиков и спинки стульев.

Зоя соблазняла его пляжем и мороженым, пыталась шутить, что нельзя съесть все конфеты в кафе – надо и другим оставить, но Стас ее уже не слышал. Красный и надутый, он кричал и топал, демонстрируя классический образец избалованного ребенка.

Тихая атмосфера «Пескарей» была непоправимо разрушена. Посетители уже просто не могли не обращать внимания на происходящее. К тому же в маленьком городке все друг друга знали, а уж Королёвы и подавно были на виду. До Зои доносились язвительные реплики насчет того, что такая богатая семья не может накормить единственного сыночка. Она с ужасом поняла, что не знает, что делать, и готова бросить крикуна и позорно спастись бегством. Но в памяти уже был похожий случай: она изобразила, что уходит – в магазине, где Стас точно так же требовал что-то купить, но это ничего не дало. Гаденыш не побежал за ней, а уселся на пол и продолжал надрываться. Пришлось вернуться и просто его утащить. Кажется, и сейчас это единственное, что остается.

Сережа пытался помочь Зое, предлагая мальчишке еще одну конфету на палочке, но тот гневно ее отталкивал и кричал:

– Чуп должно быть много!

Зоя схватила его под мышки и понесла к выходу. Эх, и тяжелый, поросенок! Стас извивался и возмущенно требовал, чтобы его поставили на ноги.

– Пожалуйста, поставила. Иди сам, да поскорее!

В дверях посторонились, пропуская их, три девочки – Зоина ровесница и две малышки шести-семи лет. Одна из них, в белой панамке, худенькая, большеглазая, с испугом и жалостью посмотрела на плачущего Стасика, а потом догнала его и протянула чупа-чупс:

– Вот, возьми, ты уронил. Я подняла его там, на полу.

Он мгновенно замолк и растерянно пробормотал «спасибо».

– Видишь, – воспитательным голосом сказала Зоя, – ты всем показал, какой ты безобразник. И этой хорошей девочке – тоже!

И с удовлетворением отметила, что слова попали в цель – удивительное дело, но племянник сконфузился.