Текст книги "Большой театр. Золотые голоса"

Деомидова Глафира Владимировна
лирико-колоратурное сопрано
род. 1929

В маленьком поселке Берхов-хутор Тамбовской области в крестьянской семье 15 октября 1929 года родилась девочка. С четырех лет жила в Киеве. Пела в детском саду, в школьном хоре, потом занималась в Доме учителя в знаменитом Украинском хоре, которым руководил хормейстер Николай Степанович Лубеновский.

Виолетта. «Травиата»

Когда началась Великая Отечественная война, Глашу увезли к бабушке в Тамбовскую область, где она жила до 1944 года.

По возвращении в Киев поступила в музыкальное училище; поскольку ей было только пятнадцать лет, ее взяли и сразу же, с 1-го тура, на отделение музыкальной комедии. После трех лет обучения в училище Глаша была принята в консерваторию. Ее педагогом была замечательная в свое время оперная и камерная певица М.Э. Донец-Тессейер, обладающая безукоризненной вокальной техникой и высокой музыкальной культурой, к тому времени уже профессор, выпустившая из своего класса таких прославившихся оперных певиц, как И.И. Масленникова, М.Н. Звездина, Е.С. Мирошниченко и многих других.

Глафира Деомидова, имеющая голос редкой красоты, сверкающую колоратуру и яркую сценическую внешность, была одной из самых любимых ее учениц, на которую Донец-Тессейер возлагала большие надежды. И они оправдались. По окончании консерватории в 1954 году Деомидова была приглашена в Свердловск солисткой в труппу одного из лучших отечественных театров оперы и балета, где тогда начинали свой творческий путь И.К. Архипова, Б.Т. Штоколов, Ю.А. Гуляев… По свидетельству И.К. Архиповой, Г. Деомидова начинала блистательно и имела большой успех. Ее первой партией была Виолетта в «Травиате» Дж. Верди. А далее за два сезона она спела Джульетту в опере Ш. Гуно «Ромео и Джульетта», Розину в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини, Марфу в «Царской невесте» Н.А. Римского-Корсакова, Норину в «Дон Паскуале» Г. Доницетти, всего за двенадцать уроков выучила и блестяще исполнила труднейшую партию Шемаханской царицы в опере Н.А. Римского-Корсакова «Золотой петушок»… Надо сказать, что еще в 1955 году Деомидовой посоветовали держать пробу в Большой театр, который всегда старался привлечь в свою труппу многообещающих певцов.

Она успешно прошла конкурс, из двенадцати колоратур комиссия театра выделила ее одну, но… Свердловский театр отказался отпустить певицу, поскольку в это время она, единственная, весь сезон пела текущий и гастрольный репертуар. И все-таки Большой театр продолжал ходатайствовать о переходе Деомидовой в свою труппу, и новый сезон 1956 года она начала на его сцене.

2 декабря в Большом ей неожиданно пришлось заменить отсутствующих исполнительниц в опере «Травиата», и она выступила в спектакле почти без репетиций, подтвердив свой высокий профессионализм. Партия Виолетты у Деомидовой была одной из самых любимых и лучших.

Г.П. Вишневская, побывав на спектакле, не смогла удержаться от слез во время второго действия и поделилась своими впечатлениями с С.Я. Лемешевым. А вскоре в гримуборной молодой певицы появился он сам, и Г. Деомидова услышала от склонившегося над ее рукой прославленного тенора такие слова: «Глафира Владимировна, разрешите, пожалуйста, с вами спеть следующую «Травиату». Позже он напишет ей на своем фото: «Милой Глаше Деомидовой в память наших совместных спектаклей в Большом театре с пожеланиями творческих успехов. 14.02.1958 г.».

Вхождение Деомидовой в репертуар Большого театра было стремительным и успешным: только с февраля по ноябрь 1957 года она спела Джильду в «Риголетто» Дж. Верди, Мими в «Богеме» Дж. Пуччини, Франческу в «Франческе да Римини» С.В. Рахманинова, Розину в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини, Бианку в «Укрощении строптивой» В.Я. Шебалина, Софи в «Вертере» Ж. Массне… О таком каждая певица может только мечтать. А далее последовали партии Антониды в «Иване Сусанине» и Людмилы в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки, Царевны-Лебедь в «Сказке о царе Салтане», Волховы в «Садко», Марфы в «Царской невесте» Н.А. Римского-Корсакова; партии в операх «Свадьба Фигаро» В. Моцарта, «Проданная невеста» Б. Сметаны, «Ее падчерица» Л. Яначека, «Сон в летнюю ночь» Б. Бриттена, «Кармен» Ж. Бизе. Не прошла певица и мимо опер С. Прокофьева – «Война и мир», «Повесть о настоящем человеке», «Игрок», опер К.В. Молчанова, М.Р. Раухвергера, В.И. Мурадели…

Франческа. «Франческа да Римини»

И что бы ни исполняла певица, критика отмечала прежде всего ее красивый голос, выразительность пения, внутренний лирико-поэтический смысл звучащего слова, свободу сценического поведения, артистизм. Она была убедительна в драматических партиях, но ей прекрасно удавались партии, где нужно было проявить капризный нрав, юмор, легкость эмоционального настроения.

Вот несколько отзывов критики.

Газета «Советский артист» писала: «Партию Франчески спела Г. Деомидова. Весь ее облик удивительно соответствует этому образу. Артистке удается передать романтическую приподнятость и возвышенность в пластическом рисунке образа, сценическом поведении, в движениях и позах. Г. Деомидова очень хорошо проводит сцену с Ланчотто, подчеркивая покорность судьбе и чистоту Франчески. Певица хорошо владеет своим голосом. Труднейшая ария из второй картины прозвучала у нее очень легко и нежно…»

«…убедительна особенно Деомидова – очень грациозная, прячущая до времени острые коготки под напускной смиренностью. Да и по тембру – легкий, светлый – больше подходит к образу Бианки», – отмечал журнал «Советская музыка».

В 1962 году режиссер Б.А. Покровский и дирижер А.Ш. Мелик-Пашаев ставят впервые на русской сцене оперу Верди «Фальстаф», искрящуюся весельем и юмором. В состав исполнителей была введена и Деомидова, которую дирижер ценил за музыкальность и великолепное чувство ансамбля, в противном случае войти в его состав было трудно. Партия Нанетты получилась одной из лучших в спектакле. «Тому, что лирическая линия в спектакле находит свое заметное развитие и торжествует в финале победу, мы во многом обязаны искреннему исполнению ролей молодых влюбленных артистами А. Масленниковым и Г. Деомидовой (Фентон и Нанетта)», – писал журнал «Театральная жизнь».

30 апреля 1964 года в Большом театре шел знаменательный спектакль «Фальстаф», посвященный 400-летию со дня рождения В. Шекспира, и Г. Деомидова была его участницей.

В 1963 году на сцене Кремлевского Дворца съездов к 130-летию со дня рождения Дж. Верди была поставлена его опера «Дон Карлос», где Деомидовой была поручена небольшая партия пажа Тибо, требующая тонкой музыкальности и умения петь в ансамбле, чем так славилась певица. Она разделила со всеми участниками громадный успех, впоследствии премьерный состав спел 100-й спектакль.

У Г.В. Деомидовой была насыщенная творческая жизнь. Она работала под руководством таких дирижеров, как А.Ш.Мелик-Пашаев, Б.Э. Хайкин, Е.Ф. Светланов, Г.Н. Рождественский, М.Ф. Эрмлер, чешский дирижер З. Халабала, болгарский дирижер А. Найденов; с такими режиссерами, как Б.А. Покровский, И.М. Туманов, Г.П. Ансимов. Среди ее партнеров по сцене были И.К. Архипова, Г.П. Вишневская, Т.А. Милашкина, И.И. Петров, Е.Г. Кибкало, А.Д. Масленников, З.И. Анджапаридзе… Ее ценили прежде всего за профессионализм, когда без репетиций, без встречи с дирижером и режиссером она могла спеть впервые труднейшие партии. И так было не раз.

Партнеры Глафиры Владимировны по сцене всегда отдавали должное ее достоинствам. Так знаменитый бас И.И. Петров говорил: «Она была хороша на сцене – очень музыкальная, сценически интересная, всегда хорошо звучала, в ней было большое обаяние, грациозная фигура и красивое лицо – в общем она всегда производила на меня сильное впечатление».

Г. Деомидова была известной концертной певицей. О популярности и успехах ее выступлений свидетельствует концертмейстер Большого театра К.К.Костырев, аккомпанировавший ей много раз. Певица объездила с концертами, можно сказать, всю страну. Давала сольные концерты, выступала с Ансамблем скрипачей Большого театра, вместе с такими корифеями, как М.О. Рейзен, В.Г. Дулова, И.С. Козловский. Она исполняла арии, романсы, русские и украинские песни. Слушали певицу и за рубежом: в Италии, на Кипре, в ГДР, в Чехословакии, в Польше, в Болгарии и Монголии.

Волхова. «Садко»

В 1976-м, в год двухсотлетнего юбилея Большого театра, Глафира Владимировна Деомидова получила звание заслуженной артистки РСФСР.

Л.Р.

Держинская Ксения Георгиевна
сопрано
1889–1951

«Сумею ли я выразить в письме то чудесное чувство, кое вы вызвали у меня и всех вас слышавших гостей своим пением…

…я глубоко был тронут этими чудными звуками… И я безмерно вам благодарен…» – писал уже знаменитой певице выдающийся художник М.В. Нестеров.

Ее искусством также восхищались А.К. Глазунов, С.В. Рахманинов, В.И. Немирович-Данченко, Ф.И. Шаляпин, выдающиеся отечественные и зарубежные дирижеры… Помимо Нестерова ее запечатлели на полотнах и в скульптуре Е.Е. Лансере, П.Д. Корин, В.И. Мухина и др.

Маргарита. «Фауст»

Ксения Георгиевна Держинская родилась 25 января (6 февраля) 1889 года в Киеве.

Ее семья отличалась высокой культурой, широтой интересов, демократическими взглядами и творческой деятельностью в различных областях.

Дед Ксении был архитектором, бабушка – прекрасной пианисткой, отец преподавал математику в железнодорожном техническом училище. Воспитанная в такой среде, Держинская разделяла интересы своего окружения и стремилась к художественному творчеству.

К шестнадцати годам девушка была разносторонне образованна: знала мировую классическую литературу, интересовалась историей и философией, разбиралась в живописи. А увлечение музыкой и театром определило ее судьбу.

В двенадцать лет она впервые побывала на оперном спектакле. Это был «Евгений Онегин» П.И. Чайковского со знаменитыми певцами: А.Ю. Больска в партии Татьяны, которая однажды пела в Большом театре под управлением самого композитора, Л.В. Собинов – Ленский, о котором, по мнению современников, мог только мечтать Чайковский, любимец петербургской публики блестящий Л.Г. Яковлев – Онегин.

«Уже первые звуки увертюры захватили меня, – вспоминала Ксения Георгиевна, – а при первом выходе Ленского мне показалось, будто ослепительно яркий луч солнца вдруг нарушил серый полумрак театра и озарил сцену и партер радостным сиянием весеннего дня… Чудесная музыка «Онегина» и весь спектакль в целом произвели на меня огромное впечатление! Этот вечер решил мою судьбу: приехав домой после спектакля, я тотчас объявила родным о своем намерении посвятить свою жизнь сцене».

Девушка оказалась на редкость целеустремленной и однажды принятому решению не изменила. В шестнадцать лет Ксения начала брать уроки пения, и у нее была уже серьезная основа для успешных результатов: музыкальная одаренность, хороший голос, развитый художественный вкус и значительный запас художественных впечатлений. Музыкальная жизнь Киева была богата событиями: здесь постоянно проходили симфонические и камерные концерты, приезжали выдающиеся исполнители – музыканты и певцы.

Ксения посещала концерты, а в собственных занятиях пением проявляла необычайную серьезность.

Чтобы оплачивать свои уроки, она окончила педагогические курсы при гимназии и занялась педагогической деятельностью. Понимая, что одного голоса для сцены недостаточно, прошла курсы сценической подготовки: дикции, пластики, мимики и грима.

Обладая диапазоном голоса в две октавы, Держинская не гналась за вокальными эффектами, не злоупотребляла верхними нотами, чтобы при отсутствии школы не навредить голосу. Овладевая вокальной техникой, стремилась также к вокальной выразительности. «Мне всегда хотелось, чтобы мой голос получил безукоризненную обработку», – говорила Ксения Георгиевна.

Первым вокальным педагогом Держинской была Флора Паш. За четыре года они прошли классический репертуар; голос Ксении окреп, увеличился, но были некоторые осложнения с верхними нотами, поскольку Паш неверно определила голос Держинской как меццо-сопрано.

Прежде чем поменять педагога, Держинская решила услышать мнение большого музыканта, стоит ли ей заниматься вокалом. Случай свел ее с С.В. Рахманиновым, приехавшим в Киев на концерты в 1911 году.

Ксения Георгиевна вспоминала: «Я имела возможность встретиться с ним и попросить его сказать свое мнение о моем голосе и исполнении. Пела я его романсы и Чайковского.

Трепет и волнение мои были очень велики. Но ясно вспоминаю то непередаваемое чувство, которое поднялось у меня в душе, когда Рахманинов с необыкновенной мягкостью и нежностью взял первые звуки фортепианной партии романса «Здесь хорошо»…

Помню захватывающую мощь сыгранного им финала романса «Весенние воды», драматическую напряженность в исполнении фортепианной партии «Отрывка из Мюссе»…

Суровый, строгий на вид, Рахманинов все же нашел для меня несколько теплых слов, которые вселили в меня веру в свои возможности».

Наташа. «Русалка»

Гениальный музыкант понял, что перед ним ярко одаренная девушка, которая может стать хорошей камерной певицей. Он советует выступить в посвященном ему концерте с исполнением его романсов. На память об этом первом публичном выступлении композитор подарил ей свой портрет и ноты романса «Отрывок из Мюссе» с автографом: «Душевно благодарю Кс. Г. Д. за великолепное исполнение этого романса. С. Рахманинов».

Окрыленная поддержкой, Держинская уехала в Петербург и стала брать уроки у педагога Е.О. Терьян-Коргановой. Это была выдающаяся русская певица и актриса, известная в России и за рубежом. Прекрасный педагог, она давала своим ученицам такую школу, что за короткий срок голос развивался до предела возможностей, становился ярким, полнозвучным. В ее классе была суровая дисциплина: занятия с утра до вечера, обязательное присутствие учеников на всех уроках.

Эту школу Ксения прошла за год. Ее голос приобрел силу и драматическую выразительность, при этом не утратив своего мягкого, теплого, обаятельного тембра.

В 1913 году Держинская решилась на пробу в Большом театре, что было весьма дерзко для такой молодой певицы. Голос и школа ее были одобрены, но для приобретения сценического опыта ей посоветовали поступить на меньшую сцену. И она подписала контракт в Московский Сергиевский Народный дом. Ее дебют состоялся в опере «Мазепа» П.И. Чайковского в партии Марии. Ксения не слышала еще этой оперы в театре, выучить ведущую партию всего за восемнадцать дней и впервые выступить на оперной сцене было нелегко.

«Я очень волновалась, – вспоминала певица, – и ничего не помню из этого спектакля – как я пела, что делала на сцене и т. д., помню только чувство невыразимого страха перед зияющей темнотой зрительного зала».

Одна из сокурсниц Держинской, присутствовавшая на этом дебюте, свидетельствовала, что Ксения имела успех: понравился ее теплый мягкий голос, блестящие свободные верхние ноты, чарующее пиано. Особенно удались ей лирические сцены.

Публика сразу отдала молодой певице свои симпатии и проявила интерес к ее последующим выступлениям.

Через месяц Держинская выступила в партии Наташи в «Русалке» А.С. Даргомыжского.

Газеты писали, что эта постановка заслуживает серьезного внимания. И отметили Держинскую, обладающую «красивым и мощным драматическим сопрано».

Всего через две с половиной недели она спела партию Ярославны в «Князе Игоре» А.П. Бородина и вскоре партии Лизы в «Пиковой даме» П.И. Чайковского и Аиды в одноименной опере Дж. Верди.

Было очевидно, что явилось новое вокальное дарование – редкое драматическое сопрано, певица с почти совершенной школой, умеющая создать целостный вокально-сценический образ. Держинская получила предложения от оперных театров Петербурга, Киева, Одессы и других городов. Но это не вскружило ей голову. Относясь с большой ответственностью к своему таланту, Держинская отказалась от всех предложений и уехала в Берлин к известной чешской певице и педагогу М. Маллингер, чтобы еще поработать над голосом, отшлифовать отдельные звуки…

Из письма Ксении сестре: «Хочу делать все сознательно, чтобы сегодня петь так же, как завтра, а не так, как бог на душу положит… Маллингер не только поражена моей работоспособностью, – она как-то даже не уясняет себе, что можно так настойчиво работать и так быстро добиваться успешных результатов. Она все спрашивает меня – сколько часов я работаю и какую я имею «систему» работы?! Тут я была счастлива помянуть Терьян и сказать, что это она так научила меня «брать мозги в руки» (как она любила говорить), работать, не зная времени и усталости, а стремиться только к одному – добиться поставленной перед собой цели…»

Ей предложили сдать экстерном экзамены в Берлинской консерватории для получения диплома, но она отказалась, так как считала своим основным педагогом Терьян-Корганову. Отказалась и от предложений выступить в Берлинской королевской опере и в театре Метрополитен в Нью-Йорке.

Держинская вернулась в Россию и тотчас в середине сезона получила приглашение на пробу в Большой театр. Она исполнила арию Аиды из 3-го действия оперы и плач Ярославны и оставила у комиссии очень хорошее впечатление. В декабре 1914 года Ксения Георгиевна Держинская стала солисткой Большого театра.

Казалось, что теперь можно заниматься исключительно оперным творчеством, но чтобы оно было полноценным, вокальную технику необходимо было подчинить созданию художественного образа.

Держинская пришла в Большой, когда в репертуаре наблюдался поворот к русской опере. В этом была заслуга прежде всего С.В. Рахманинова, который пришел в театр в 1904 году дирижером. Он возродил оперу «Иван Сусанин» М.И. Глинки, освободив ее от наслоений итальянщины и рутины, включил в свой репертуар «Русалку» А.С. Даргомыжского, «Евгения Онегина», «Опричника», «Пиковую даму» П.И. Чайковского, «Бориса Годунова» М.П. Мусоргского, «Пана-воеводу» Н.А. Римского-Корсакова, поставил три своих оперы: «Алеко», «Франческу да Римини», «Скупого рыцаря». Это была целая эпоха в сценической судьбе этих произведений, в жизни Большого театра и в творчестве его мастеров. Эти традиции продолжил другой выдающийся дирижер В.И. Сук. Он впервые поставил в Большом ряд опер Н.А. Римского-Корсакова – «Садко», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Майскую ночь», «Золотого петушка», «Снегурочку».

Русский репертуар оказался особенно близок и К.Г. Держинской, с русской оперой связаны ее лучшие сценические образы.

Дебютировала она партией Ярославны в «Князе Игоре». Нередко с нею пела Н.А. Обухова, которая писала: «Вспоминаю ее величавую фигуру, медленную, спокойную походку, ее волевой взгляд. Она давала образ русской женщины, любящей, верной жены и подруги, гордой княгини, подлинной героини того времени. Ярославна – Держинская, мужественная, стойкая женщина, беспредельно любящая родину, была настоящей помощницей Игорю в его борьбе за землю Русскую. Труднейшую музыкальную сцену «Плач Ярославны» она исполняла с живым лирическим обаянием и большим драматизмом. От ее Ярославны веяло древней Русью, большой внутренней силой. Она ярко передавала труднейшую арию оперы, такую русскую по своему характеру. Мы с ней участвовали в разных актах, но я всегда с удовольствием слушала ее из-за кулис, радовалась ее успеху и восхищалась ее мастерством».

Купава. «Снегурочка»

После успешного выступления в партиях Наташи в «Русалке» и Маши в «Дубровском» Э.Ф. Направника, Держинская исполнила партию Лизы в «Пиковой даме». О своей работе над ней певица рассказала: «Образ Лизы мне дался значительно труднее: я не сразу нашла в себе ощущение его, и на протяжении многих лет мое понимание Лизы претерпело значительную эволюцию… я никогда не трактовала Лизу пассивной натурой. Да и Пушкин, и Чайковский не пытались ее показать такой. Конечно, Лиза Чайковского – образ несравненно более романтичный, более поэтический, и если у Пушкина чувство Лизаветы Ивановны к Герману, редкая для девушки той эпохи смелость и решительность, с которой она открывает Герману двери своей комнаты, были в какой-то степени обусловлены ее подневольным положением, напряженным ожиданием избавителя, то в опере Чайковского эта предпосылка отпадает; здесь целиком властвует стихия любви, роковой, беспощадной, неумолимой, глухой к голосу рассудка. Но любить так безраздельно и самозабвенно, как любит Лиза, могут только очень сильные и глубокие натуры, обладающие большими страстями. Эту драматическую цельность образа Лизы Чайковского подчеркивает и ее трагический финал. <…> боль женского любящего сердца, психологию женской души …старалась я теперь воплотить в своем исполнении Лизы. Это изменение ощущения внутреннего образа, естественно, повлекло и пересмотр музыкальной интерпретации партии; отдельные эпизоды и очень многие детали фразировки предстали предо мной в новом свете. В частности, совсем иначе я стала петь арию у Канавки («Ах, истомилась, устала я»), в которой слышу горечь разбитых надежд, глубокую скорбь души, жаждавшей любви и счастья и – нашедшей смерть».

М.О. Рейзен вспоминал: «Перед моим мысленным взором встает высокая статная фигура Ксении Георгиевны Держинской с ее мягкими чертами красивого лица. Великолепная драматическая певица с полетным и звонким голосом. Осталась в памяти и Лиза, проникновенная душевность ее пения, глубокая музыкальность. Сцена всегда вызывала бурю восторга в зрительном зале».

После Лизы Держинская спела Одарку в «Запорожце за Дунаем» С.С. Гулак-Артемовского, Куму в «Чародейке» и Марию в «Мазепе» П.И. Чайковского, Гориславу в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки; Купаву в «Снегурочке», Февронию в «Сказании о невидимом граде Китеже», Милитрису в «Сказке о царе Салтане», Веру Шелогу в «Псковитянке» Н.А. Римского-Корсакова.

Из воспоминаний М.П. Максаковой: «Важной отличительной чертой исполнения артистки было то, что она жила судьбами своих героев, всегда находилась «в образе», отнюдь не стремясь что-то «играть». Ее как актрису отличал крайний лаконизм, скупость в жестах, но достаточно было и чуть заметного поворота головы, легкого движения, просто взгляда, чтобы зрителям и партнерам было почти «дословно» ясно душевное состояние воплощаемого персонажа. К каждому образу актриса подбирала свой «ключ». Музыкальность Держинской была исключительной…

Голос Держинской, казалось, необъятного диапазона звучал свободно, ярко, широко – от предельно низких нот грудного регистра и до самых высоких, нигде ничего не утрачивая ни в тембре, ни в задушевной теплоте. Этот пленительный по красоте и мощности голос, которым певица владела в совершенстве, высокая музыкальная культура, глубокая человечность позволили Держинской создать на оперной сцене незабываемые образы русских женщин. Никогда она не прибегала к внешним, ошеломляющим публику эффектам и лишь стремилась сделать голос послушным выразителем тончайших психологических переживаний».

Партий в зарубежных операх в репертуаре певицы было несколько меньше, но все они принадлежали к мировой оперной классике. Первой была Елизавета в «Дон Карлосе» Дж. Верди. Спектакль ставил Ф.И. Шаляпин, он же выступил в партии короля Филиппа. На роль Елизаветы он выбрал одну из самых молодых певиц, которая имела к этому времени высокую репутацию в музыкально-театральной среде. И не ошибся. Держинская смогла выучить партию за две недели и исполнить ее вокально и сценически наравне с такими партнерами, как сам Шаляпин и В.Р. Петров – один из признанных басов. Ее выдающийся успех был отмечен московской прессой.

И Шаляпин оценил ее. «Мне нравится, что ты не играешь», – часто говорил он ей. Ему близка была естественность и простота исполнения и сценического поведения, свойственные Держинской. Он привлек ее к новой своей режиссерской работе – постановке «Русалки», где для нее предназначалась уже знакомая партия Наташи. Впоследствии она пела ее в других постановках и была признана «глубокой истолковательницей партии…». Образ Наташи стоит в первом ряду сценических созданий артистки.

В этом же ряду стоит и созданный ею образ Аиды в одноименной опере Дж.Верди.

Из воспоминаний М.П.Максаковой: «Первым нашим спектаклем была «Аида». Прежде она пела в этой опере с Обуховой и любила петь с ней. И все же всей душой устремилась она ко мне, раскрывая передо мной свою Аиду, казалось бы, и так хорошо мне знакомую, но чем-то особенную, не похожую на прежних. У Держинской Аида была не просто гордая рабыня, но нежная, доверчивая. Ксения Георгиевна удивительно умела увлечь партнера своим толкованием роли. И потому моя Амнерис становилась душевно сложнее и по-своему искренней в обращении с Аидой. Лишь постепенно в течение спектакля нарастали противоречия в развитии обоих характеров.

Двадцать пять лет пела Держинская Аиду на сцене Большого театра, не переставала работать над этой партией, полагая, что только «в следующий раз» она обязательно постарается «досказать» и «допеть» то, что не удалось пока сегодня…

Сколько бы ни слышала я Аиду – Держинскую, каждый раз в столь знакомых эпизодах (будь то монолог «Вернись с победой к нам» или «Сцена у Нила») узнавала что-то новое, словно только теперь распознанное. Ни одно ее появление на сцене не было затверженным повторением прошлого; каждому спектаклю предшествовала большая, как бы заново совершаемая работа…».

Партнером в партии Радамеса часто был Н.Н. Озеров, который вспоминал: «К.Г. Держинская – певица исключительной обаятельности. Голос ее покорял красотой тембра. Строгая обдуманность, художественная завершенность чувствовались в ее исполнении партии Аиды. Трактовка роли соответствовала поэтическому замыслу Верди, созданный певицей поэтический образ самоотверженной эфиопской царевны глубоко захватывал зрителя. Тонкой лиричностью проникнуто было пение К.Г. Держинской арии и дуэта с Радамесом в III акте. Прекрасно передавала она разнообразие красок, оттенков, психологических состояний».

После драматически экспрессивной партии Валентины в опере «Гугеноты» Дж. Мейербера Держинская включила в свой репертуар несколько опер Р. Вагнера. Широта вокальных средств и актерская выразительность позволили ей создать контрастные образы: поэтичный светлый образ Елизаветы в «Тангейзере», зловещий образ Ортруды в «Лоэнгрине», простой и обаятельный образ Евы в «Мейстерзингерах» и образ дочери богов, могучей Брунгильды в «Валькирии».

Русская певица, она ставила перед собой задачу создания характера в его национальной и исторической достоверности, и что важнее всего, задачу правдивой психологической выразительности, передачи естественных чувств человека. И в этом она поддерживала традиции, заложенные Ф.И.Шаляпиным, Л.В.Собиновым, А.В.Неждановой.

В мягком и гибком голосе Держинской слышались змеиные интонации Ортруды, а властные, жесткие интонации передавали ненависть, зависть и честолюбие. Когда в спектакле пели Держинская и Собинов с Неждановой, создавшие светлые лирические образы Лоэнгрина и Эльзы, они обретали особую философскую и художественную глубину.

Голос Ксении Георгиевны с его сильным верхним регистром и ярким звучанием предельных нот вполне подходил для партии Брунгильды. К тому же певица обладала необходимым дыханием и активной атакой звука для знаменитых выкриков Валькирии.

Из монографии о певице музыковеда Е.А. Грошевой: «Величава была ее высокая фигура в серебристой кольчуге. Но в ней ничего не было от той бесстрастной, деревянной торжественности, которую считали немцы столь необходимой для изображения дочери богов. Ее Брунгильда была вся соткана из благородных порывов, ей были знакомы и близки человеческие чувства. В чувстве жалости и сострадания к людям нашла Держинская ключ к образу валькирии. Теплота и искренность чувства, выражавшиеся в голосе певицы, очеловечивали Брунгильду, поднимали ее на пьедестал высокого трагедийного искусства.

В Брунгильде – Держинской поражала величавость очертаний характера, тончайшая поэтическая одухотворенность, подчас глубочайший лиризм, столь непривычный в образе дочери Вотана. Это было так ново и так увлекательно, что победу певицы признал и такой выдающийся исполнитель Вагнера, как И.В. Ершов. С особой гордостью Ксения Георгиевна сберегла в своей памяти похвалу А.К. Глазунова, сказавшего певице, что он еще не видывал такого выразительного и интересного по замыслу исполнения роли валькирии. Замечательный русский музыкант сразу понял близость творческого дара артистки русскому искусству, его гуманистической сущности».

И еще об одном образе необходимо вспомнить – Маргарита в «Фаусте» Ш. Гуно. Эту лирико-колоратурную партию Держинская получила неожиданно от режиссера-постановщика В.А. Лосского. После драматического репертуара она сомневалась в успешном исполнении, но проницательный режиссер не обманулся: образ получился, певица поднялась в нем до художественного совершенства.

Елизавета Валуа. «Дон Карлос»

Из монографии о певице: « … первое же появление Маргариты – Держинской на сцене произвело впечатление какого-то озарения юности, свежести и ясности, словно сквозь серое грозовое небо проглянули яркие солнечные лучи. Высокая крупная фигура артистки в белом платье, небольшая шапочка на русых косах, молитвенник, скромно сжатый в руках, – все было очень просто, естественно и вместе с тем как-то особенно значительно и торжественно в своей простоте. Особенно, конечно, поразило ее пение, изумительная чистота, прозрачность и мягкость тембра голоса, который казался лиричным и легким. Для Держинской лейтмотивом Маргариты являлись ее целомудренность, чистота и скромность. Большая наивность, свойственная юности, позволяла Маргарите просто и бесхитростно принять и встречу с Фаустом, с ясной улыбкой внимать его словам. В свой сад Маргарита – Держинская входила, находясь еще под сильным впечатлением происшедшей встречи; подходя к прялке, она замедляла шаги, полная дум о Фаусте: естественно и правдиво окрашивался интонационно ее речитатив («О, как бы я узнать желала, кто юноша был тот»), являясь как бы случайно сказанным вслух продолжением мысли Маргариты. Ксения Георгиевна во время работы над образом говорила Лосскому, что у нее рождается жизненное ощущение пятнадцатилетней девушки. Эта девическая веселость пронизывала всю арию Маргариты, придавая ей большую легкость и ясность звучания; настолько цельно было ощущение образа, что даже фраза, обозначенная ritardando («Ах, если б в миг такой он был бы здесь со мной!»), что дает повод певицам обычно ее непомерно затягивать, – в исполнении Ксении Георгиевны дышала молодым задором».

В.А.Лосский готов был брать ее во все свои спектакли. «Лучшему украшению моих «Аиды», «Фауста», «Салтана», «Снегурочки», «Лоэнгрина», «Гугенотов», – написал режиссер на своем фото, подаренном К.Г. Держинской.