Текст книги "Кто управляет Россией?"

Как начинал «самый богатый человек в Европе»

Вопрос «кто такой Путин?» возник у журналистов с политологами да и у простых граждан сразу же после объявления Путина наследником Ельцина в конце декабря 1999 года. Правдивой информации о новом главе государства было очень мало. Журналисты изощрялись в сочинении легенд и сказаний, отыскивали путинскую родню то в тверской деревне, то в Коканде, то в Ярославле, даже намекали, что отчим отца Путина еврей Эпштейн, и отсюда у Владимира Владимировича ярко выраженная симпатия и расположенность к этому племени, и впрямь – любимые учительницы – Гуревич и Юдицкая, любимые тренеры – Рахлин и Ионович… Статистика привязанностей впечатляла.

Не сняла, а лишь добавила вопросов спешно выпущенная к выборам книжка «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным». Ну, что нам говорит о Путине его собственный ответ из книжки на вопрос о работе в Дрездене, на основе которой политтехнологи «слепили» образ героического разведчика? Вопрос: «В какой должности вы приехали в ГДР?». Ответ: «Я был старшим оперуполномоченным. Следующая должность – помощник начальника отдела. И вот это считалось уже очень хорошим ростом. Я стал помощником, а потом еще старшим помощником начальника отдела…». Вопрос: «За что же вас, интересно, повышали?». Ответ: «За конкретные результаты в работе – так это называется. Они измерялись количеством реализованных единиц информации. Добывал какую-то информацию из имеющихся в твоем распоряжении источников, оформлял, направлял в инстанцию и получал соответствующую оценку» («От первого лица…»). Кстати, именно таким, оформляющим и направляющим «по инстанциям» бумажки, запомнил Путина и его начальник в бытность путинской службы в Ленинграде, бывший генерал-майор КГБ, а ныне гражданин Америки Олег Калугин, который в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть» на вопрос: «Как же вас так подвела профессиональная интуиция и вы не обратили внимание на Путина?», пренебрежительно ответил: «У меня было три тысячи подчиненных. Он, по-моему, работал одно время даже в секретариате, сидел, бумажки перебирал. Это, конечно, тоже нужная работа. Я помню его такое бледное лицо. И не более».

Вообще Владимир Владимирович Путин в своей первой официальной публичной биографии, изложенной в форме беседы, предстает этаким кристально-прозрачным, без пятен и пороков, а какие свои недостатки и признает, то искренне в них кается, что читателю понятно и приятно, – сами не ангелы. Перед нами мужской вариант сказки про Золушку. Мальчик из бедной трудовой семьи ставит перед собой высокую цель – стать разведчиком и целеустремленно идет к ней, поступает в университет на юрфак, где конкурс 40 человек на место, трудится в КГБ, учится в Краснознаменном институте разведки.

Перед читателем образ примерного, любящего сына, свято почитающего мать-труженицу, хотя и позволяющего себе вместо помощи матери просадить все заработанные в стройотряде деньги на отдыхе в Гаграх. Избиратель, впрочем, это легко прощает, кто из нас не грешен перед родителями. Затем возникает образ отважного патриота-разведчика, до сих пор скрывающего секретную информацию о своей деятельности, хотя, по собственному признанию Путина, «то, что мы делали, оказалось никому не нужным» (там же). А как соединить этот самый супершпионский образ со словами самого Путина о том, что накануне развала Союза он «потихоньку начал думать о запасном аэродроме» (там же), впрочем, и в этом преступном равнодушии огромная масса избирателей, беспрекословно принявшая развал родной страны, Путина понимает и оправдывает. Немало штрихов в палитре путинского образа уделено семье, жене и детям, причем подчеркивается, что для Владимира Владимировича, беззаветно любящего дочек, семья не самоцель, он умеет жертвовать ее интересами, и это замечательно потрафляет избирателю, которому как раз опостылело ельцинское чадолюбие и диктат кремлевской Семьи. Наконец, щедрыми красками расписан образ Путина как мудрого правителя, бескорыстно и истово выполнявшего свой долг высокого чиновника сначала в Петербурге, затем в Москве. Неустанный труд Путина-хозяйственника подан с намеком, что эти-де обязанности ему душевно тяжелы, что Путин по натуре не диктатор, а просто добрый человек, но с необыкновенным, почти сверхчеловеческим чувством долга. При этом мы так ничего и не узнали о реальных делах кэгэбэшника Путина, кроме разве воспоминаний его приятеля о том, что Путин частенько стоял в оцеплении вокруг православных храмов на Пасху. В биографии как-то мутно помянуто о причинах ухода Путина из КГБ на мелкую и непрестижную работу помощника проректора Ленинградского госуниверситета.

Общими словами отделывается Владимир Владимирович и о своей деятельности на посту заместителя Собчака, практически ничего не говорится о работе будущего президента России в должности заместителя Бородина, Юмашева, а ведь все это не только высокопоставленные лица страны, но и лица, скандально известные своей криминальной деятельностью! Наконец, очень старательно подчищены те кадры из хроники его жизненного пути, где Путин становится верным слугой Семьи Ельцина. На имена Дьяченко, Абрамовича, Мамута в биографии Путина наложено своего рода табу. А Березовский и Чубайс показаны как люди, с которыми Путин встречался не по дружбе и общности интересов, а исключительно по службе… То есть книжка про Владимира Владимировича Путина «От первого лица» не содержит в себе достоверной путинской биографии, она изготовлена по заказу этого самого первого лица, и заказ выполнен весьма умело: лести – в меру, восхвалений столько, чтобы не пересластить, есть даже острые вопросы, на которые тщательно составлены уклончивые ответы, которыми вопросы эти как бы исчерпываются, а у читателя-избирателя после знакомства с книжкой вкус немного приторной, но в общем весьма приятной мятной подушечки во рту.

Вершиной угодливого строительства предвыборного образа Путина стала заказная психолингвистическая экспертиза устных его выступлений, глубокомысленно, на самом «высоком научном уровне» обнаружившая в путинских тирадах, что будущий президент – «человек, склонный замечать лучшее в людях и человеческих отношениях, остро переживать внешнюю событийную канву», что «в системе его индивидуальных ценностей наиболее высок рейтинг понятий дружбы, мужества, порядочности» («Эксперт», 2000, № 6).

Конечно, научная экспертиза несомненного лидера выборной гонки, лидера по административному статусу, а не по личным лидерским качествам, такая экспертиза вряд ли может претендовать на объективность. Впрочем, сама ссылка на авторитет науки, на независимость научных критериев исследования является выборной технологией. Неискушенный избиратель, мало разбирающийся в алгоритмах научного анализа, но благоговеющий перед учеными степенями, всею душой верит, что наука не обманет, что экспертиза – это как аптечные весы, измеряет с точностью до миллиграмма и выдает истинный «вес» политика. Однако это не так. Научные экспертизы, анализы и эксперименты – удобная кулиса, за которой идет умелая подтасовка выводов, их прилаживание к интересам заказчиков от власти.

После «строго научного, абсолютно объективного исследования» оглашают искомый результат: скрытность, к примеру, объявляют скромностью, нерешительность величают сдержанностью, холодность называют спокойствием, а робость выдают за молчание, которое «дороже золота». Был бы заказ, а уж щедро проплаченные, вооруженные научными званиями исполнители распишут вам под заказ любой портрет.

Но не всегда наука в прислугах у власти. Мы провели свою профессиональную психолингвистическую экспертизу речей Путина, взвесив значимость его словес на научных «аптечных весах». И вот что обнаружилось: о личности президента России по его устным выступлениям накануне избрания (письменные, понятно, составляются спичрайтерами, то бишь речеписцами) ничего определенного сказать невозможно. Из его слов даже сейчас, годы спустя, не видно, кто он. Вот как об этом не без недоумения говорило вполне официальное, лояльное к власти лицо, причем зависевшее от нее в бытность директором ВЦИОМа Юрий Левада: «Путин силен своей неопределенностью. Он ни левый, ни правый. Ни такой, ни сякой. До сих пор половина людей отвечает, что не знает, кто он. Никакой программы он не показывает. И если мы говорим, что 70 с хвостиком процентов одобряют его деятельность, это означает, что каждый видит в нем того, кого хочет» («Коммерсантъ Власть», 2002, 4 июня). Даже видавшего виды, прожженого, всей душой преданного и проданного властям социолога озадачило необычайное, но очень типичное для сегодняшней России явление: «На вопрос «Одобряете ли вы политику Путина?» больше 70 процентов отвечают «да». Но несколькими строчками ниже идет вопрос: «В чем состоит политика Путина?» и 60 процентов только что утверждавших, что одобряют политику Путина, честно отвечают «не знаю». Не знают они, что за политику проводит президент, но… одобряют ее.

Ничего не определивший результат нашей независимой психолингвистической экспертизы путинских речей – тоже результат. Он отвечает на вопрос, почему за восемь лет мы так ничего и не узнали о президенте Путине.

Можно, конечно, предположить, что такова PR-технология, рекомендованная Путину еще в предвыборный период. Дескать, политтехнологи могли обязать Путина скрывать свои мысли, чувства и политические симпатии до времени, чтобы разделенные баррикадами ненависти российские граждане, голосуя за президента, поверили каждый в своего Путина и выбрали именно его как воплощение собственных чаяний. Естественно думать, что и сам Путин интуицией угодливого слуги, до этого умевший услужить таким разным хозяевам – от Собчака до Бородина, от Волошина до Ельцина – научился так увертливо и скользко говорить, чтобы, с одной стороны, не вызвать недовольства своих очередных хозяев, заказчиков его выборной гонки, но и при этом не дать повод избирателям подумать, что он угодничает перед Семьей.

Пристальное изучение речей наследника Ельцина уверяет нас, однако, в ином. Наглядный пример – высокопарная риторика многочисленных рассуждений о благе простого народа. То и дело слышим от Путина: «На народ надо опираться прежде всего». «Опираться нужно только на народ». «В конечном итоге решение всегда останется за народом». «Все мы, кто находится сегодня у власти, получим на это моральное право только в том случае, если хоть что-нибудь сделаем для улучшения жизни народа». «Если правительство действует успешно на основных направлениях своей деятельности, то тогда правительство не может не встречать поддержку населения, поддержку народа, простого человека».

Два путинских президентских срока ясно показали, что это порожняк, взятый напрокат из речей на партсобраниях эпохи застоя, так и не повлекший за собой никаких действий во благо народа. Вот формула, которую Путин эксплуатировал после своего назначения премьером – «отсутствие политической стабильности». В отличие от более точного слова «нестабильность», которое обязывает тут же указать на причины и виновных, «отсутствие политической стабильности» освобождает Путина от необходимости принятия каких-либо решений. Еще замечательнее, что после восьми лет правления Путина это «отсутствие политической стабильности» быстренько заменили термином «политическая и экономическая стабильность», – вот, дескать, результат правления президента. Но перед нами вновь слово без конкретного смысла, с нерезультативным, расплывчатым значением.

Лингвисты исследовали соотношение слов, обозначающих активные и неактивные действия в речах Путина еще первого предвыборного периода и в течение первого полугодия его президентства, применительно, разумеется, к управлению страной. Оказалось, что слов со значением активного действия в президентских речах всего 28 процентов, а вот слов неактивного действия в путинских тирадах аж 72 процента.

В своих речах Путин всегда избегал высказывать даже свое отношение к соратникам и противникам его как президента. Хотя именно президент по статусу обязан оценивать работу всех ветвей власти, всех подчиненных ему ведомств и министров, и эти оценки, если судить по состоянию российской экономики, должны быть крайне негативные. Но Путин как раз ускользал от оценок, боялся занять решительную позицию. Это понятно, ведь президентская оценка деятельности ведомства или министра с необходимостью влечет за собой действенные решения, президент, критикующий ведомство или министра, берет на себя ответственность за разрешение кризиса. Путин же не оказывал ни малейшего давления на своих вроде бы подчиненных, ни словом не задевал их.

Даже когда он говорил о прощальной встрече с Ельциным в Кремле, казалось бы, такое яркое событие он даже подал в отстраненно-репортажном стиле: «Это был вообще день такой, насыщенный эмоциями. Но Борис Николаевич держался очень мужественно. Откровенно говоря, я даже не ожидал, что он так может собраться. Действительно, я сам там чуть не расслабился… Я считаю, что мы должны продемонстрировать очень доброе и человеческое отношение к президенту». Обратим внимание на это безличностное, расплывчатое «мы». В этой извилистой фразе отсутствуют подлинные чувства Путина к Ельцину, хотя можно предположить, что это были благодарность и демонстрация прежней подчиненности. И прощальные ельцинские слова от его преемника Путина народу услышать не удалось: «Они (слова Ельцина. – Т.М.) были с пафосом, но сказаны очень по-доброму, человечески».

Речевое поведение Путина, когда он говорил о политических друзьях и врагах, – типичное поведение несамостоятельного человека. Определения, которыми Путин наделял и друзей, и врагов, опять же максимально нейтральны – смелость (смелый, мужественный, волевой), порядочность (приличный, порядочный, честный), иногда всплывают «умный» (о Примакове), «независимый, уважаемый» (о депутатах), «хитрый» (о террористах). Путин умудряется не обидеть своими речами даже террористов! Они для него всего-на-всего «хитрые». Еще очень интересно, что в его речах практически нет таких терминов, как политик, лидер, депутат, народный избранник, государственный деятель, член правительства., а все больше – человек, люди, и лишь изредка вдруг выскочит – «опытный работник» (о Патрушеве).

Конечно же, не политтехнологи научили Путина выступать именно в таком духе. Но есть приемы, которые, несомненно, Путин перенял по рекомендации своих пиарщиков. Таково обилие риторических вопросов в речах президента, причем они возникают там, где от президента ждут не вопросов, а как раз ответов и решений, и решений действенных. Вместо этого избиратель получает очередной вопросец: «Разве можно вести политические разговоры с террористами?» «Если ценой этих отношений (с международным сообществом. – Т.М.) является распад нашего государства, то зачем такие отношения?». «Как можно обеспечить армию на Северном Кавказе, если у нас нет доходов в бюджет?». Риторический вопрос выгоден тем, что легко привлекает внимание к выступающему, но не более. Рано или поздно на такие вопросы все равно нужно отвечать, иначе президент будет восприниматься как вопросительный знак, и только. Применительно же к Путину риторический вопрос всегда служил лишь удобной маскировкой президентской бездеятельности – удачная пиаровская находка.

По рекомендации политтехнологов Путин все время подчеркивал свое происхождение «из простых»: «Я помню, как у меня папа на пенсию уходил. Он самый был простой человек, работал мастером на заводе всю жизнь». «К таким условиям работы, как в Кремле, я, конечно, не привык. У нас в Питере такое только в Эрмитаже можно увидеть. Здесь своеобразная обстановка, такая дворцовая, я никогда к этому не стремился». По замыслу политтехнологов, это должно резко отделять его от так называемой «элиты», выдвинувшей Путина в президенты, от Семьи и олигархов, купающихся в немыслимой роскоши. Все делалось для того, чтобы избиратели после таких откровений президента не доверяли публикациям о строительстве Путиным в бытность замом Собчака элитной дачки в заповедном месте, об изготовлении для Путина личной яхты по образцу царского «Штандарта», о зарубежной земельной собственности Путина в Испании, о реконструкции под президентскую резиденцию великокняжеского дворца в Стрельне…

Но бывало, что иногда Путин и разразится хлестким словцом, этаким выраженьицем, которое крылато облетит всю страну, станет визитной карточкой президентской жесткости и обнадеживающей решительности. Так возникли всем памятные – «мочить в сортире» (о тех, кто подорвал дома в Москве), «сделать обрезание» (обещание террористам), «выйдут – сядут» (о толпах протестующих, перекрывавших транссибирскую магистраль сидением на рельсах), «нам не нужны военные, которые сопли жуют» (о жесткости задач армии в Чечне). Вырвется такой «афоризм» из путинских уст, потрясенным эхом прокатится по газетам, по телеэкранам… Лишь к концу президентского срока раскрылась эта интригующая тайна филиппик Путина. Она со всей ясностью проявилась в его последней пресс-конференции, когда расслабившийся президент великой когда-то страны, теперь слабой и нищей, в предвкушении долгожданных удовольствий, которые доставит ему звание «самого богатого человека в Европе», вдруг выплеснул на журналистов и зрителей ответы на так называемые «острые» вопросы. Так требования ОБСЕ в отношении наблюдения за выборами в России он обозвал «хотелками» и порекомендовал влиятельной европейской организации «пусть жену учат щи варить там»… Отрицая всякую возможность грядущей денежной девальвации, Путин разразился: «Вы что хотите, чтоб я землю ел из горшка с цветами или на крови клялся?» Ну, и конечно, не могла не запомниться тирада Путина на вопрос о его богатствах. «Вопрос Ассошиэйтед пресс: «Некоторые газеты писали о том, что Вы – самый богатый человек в Европе. Если это правда, каковы источники Вашего богатства?» В. Путин: «Это правда. Я самый богатый человек не только в Европе, но и в мире: я собираю эмоции, я богат тем, что народ России дважды доверил мне руководство такой великой страной, как Россия, – считаю, что это самое большое мое богатство. Что касается различных слухов по поводу денежного состояния, я смотрел некоторые бумажки на этот счет: просто болтовня, которую нечего обсуждать, просто чушь. Все выковыряли из носа и размазали по своим бумажкам. Вот так я к этому и отношусь».

Зритель подчас «клевал» на наживку имиджмейкеров, и потому время от времени возникали навязчивые разговоры о том, что Путин до времени скрывает свою истинно патриотическую позицию, что у него-де связаны руки обязательствами, и придет час, мы еще увидим настоящего Путина – бесстрашного чекиста, героя разведки. Два президентских срока надеялись увидеть, да так ничего и не увидели. Мы смотрели в пустой стакан и уверяли себя, что он наполнен чем-то хорошим, всем нам полезным и необходимым. Но стакан пуст, хотя многим и сегодня очень не хочется верить в очередную пустоту. Это политтехнологи, как всем известные трудолюбивые портняжки голого короля, усиленно питали наши иллюзии, напрасные надежды, ничем не обоснованную веру в волевого, сильного, жесткого, умного и решительного Путина.

Вот отзыв журналистки Е. Трегубовой о первом знакомстве с Путиным: «Во главе стола был едва заметен маленький скучный серенький человечек. Он почему-то нервно двигал скулами… В нем явно происходила какая-то внутренняя работа – он то ли боялся какого-то неприятного вопроса, то ли, наоборот, напряженно ждал, чтобы кто-нибудь этот вопрос задал. При этом глаза его оставались не просто безучастными – они вообще отсутствовали. Было невозможно даже понять, куда именно он смотрит, взгляд его как бы растворялся в воздухе, размазывался по лицам окружающих. Этот человек внушал собеседникам ощущение, что его вообще нет, мастерски сливаясь с цветом собственного кабинета» (Е. Трегубова. Байки кремлевского диггера. М., 2003).

Что же сделали имиджмейкеры, чтобы создать Путину внешнюю привлекательность? Как они ретушировали дефекты, какими ухищрениями навели на Путина хрестоматийный лидерский глянец? И ведь так навели, что прежнего восприятия как не бывало. Во-первых, это строгая регламентация видеосъемки, которую ныне дозволено проводить только официальным кремлевским операторам. Чаще в информационных сообщениях представал фотопортрет президента с весьма специфическим наклоном головы, который психологи трактуют как «угрожающий». Для создания образа волевого, духовно сильного Путина политтехнологами была создана легенда о Путине-спортсмене, Путине – мастере боевых искусств, исключительно здоровом и физически сильном человеке, всегда готовом вступить в единоборство с противником. И внушали нам газеты постоянно, что «Владимир Владимирович практически каждый день плавает по километру, делает зарядку, причем набор физических упражнений придумал для себя сам. Не забывает и о дзюдоистском татами, умеет скакать на лошади…» (АиФ, 2003, № 16).

Слава мастера дзюдо – эффектная находка путинских пиарщиков, которые тренированность Путина выставляли за его духовную мощь, с цирковым искусством фокусника подменяя понятие силы духа спортивными достижениями. Прямо-таки вал информации о физической крепости президента: найден его тренер в школьную и студенческую пору, написаны интервью и воспоминания о его спортивных успехах, даже издан учебник «Дзюдо: история, теория, практика» (СПб., 2000), на титуле которого красуется имя Путина. Президент посещал спортивные соревнования по дзюдо, дарил победителям подарки, да и сам то и дело наряжался в кимоно… Электорату навязывалось, в головы избирателей продавливалась мысль: Путин – боец по натуре, по духу и свои бойцовские качества непременно реализует в президентской работе. При помощи, в первую очередь, телетехнологии осуществлялся виртуальный переход от якобы необычайной физической силы Путина к впечатлению о его духовной силе и государственной воле. Классический образчик пиаровского мошенничества: юношеское увлечение самбо и дзюдо раздували до высшего профессионального мастерства, и на этом надуманном фоне слепили легенду о необыкновенных бойцовских качествах человека, а потом эти бойцовские качества перенесли на всю прошлую и настоящую, уже совсем не спортивную, а политическую жизнь.

Технология, как видим, незатейлива, но сколько миллионов простаков доверились виртуальному впечатлению о волевой, смелой и решительной натуре Путина. При помощи подобной технологии имиджмейкерами построен и другой образ Путина – компетентного руководителя, уверенного правителя державы.

Чтобы заретушировать явно выраженную, прямо-таки на лице запечатленную путинскую нерешительность, несамостоятельность, политтехнологи придумали, как изобразить из него вождя, вперед смотрящего рулевого. Они в прямом смысле слова стали навязывать нам образ Путина-рулевого. Его постоянно показывали держащим в руках штурвал управления: то он на командном посту подводной лодки, где капитан уважительно выслушивает его инструкции, то за рычагами всамделишного танка, окруженный бойцами-танкистами, которые внимают ему как батяне-комбату на передовой, то за штурвалом истребителя в летном шлеме… Везде Путин был у руля управления, и непременно крупно, назойливо – руль управления в его руках.

Тщательно и хитроумно подобранные картинки обыкновенные люди воспринимали без обиняков, попросту – Путин умеет управлять – не важно – самолетом ли, подлодкой, танком, в подсознание людей закладывается, что, стало быть, Путин умеет управлять всем, а значит, и государством. Помните, как нам назойливо внушалось: «Партия – наш рулевой!» Теперь очень тонко, при помощи виртуальной пиаровской технологии внушили нечто похожее: «Путин – наш рулевой!» Создается виртуальное впечатление о все знающем, все умеющем кандидате в президенты, потом о собственно президенте, впечатление, настолько вживленное в наши головы, что и по сей день большинство избирателей убеждены, что «идеологические и стратегические установки поступают… от президента» («Российская Федерация сегодня», 2003, № 8).

Надо отдать должное политтехнологам Путина, у них хорошо оборудованная мастерская для конструирования виртуальных президентов. С выдумкой работают, черти! К примеру, через демонстрацию встреч Путина с представителями разных религий мастерят наше представление о том, что он близок людям всех конфессий. Он открывает московскую синагогу и дружески шепчется с раввинами, он христосуется с патриархом Алексием Вторым и ставит свечи в провинциальной церкви, потом ловит монетку ртом в тазике с простоквашей на мусульманском празднике в Казани. Все это не из-за большой любви Путина к иудаизму, православию или исламу. Это всего лишь технология – искренне верующим людям разных религий хотят внушить, что Путин их понимает, он уважает их веру, он верующий, как они, а, значит, честный и искренний, ведь пред Богом фарисействовать и лицемерить верующий себе не позволит. И когда потом этот человек с печатью «честности и искренности» обещает улучшить жизнь народа, этот самый народ, разных вероисповеданий и религий, верит ему безраздельно и голосует с радостью – за честного и искреннего человека. Тем более что, вольно или невольно подыгрывая политтехнологам, православные передают друг другу, что у Путина-де есть духовник – настоятель Сретенского монастыря Тихон Шевкунов, а раввины в хедерах уверяют: «Путин – наш человек».

А вот как технологи соткали из Путина образ президента все-то знающего, все-то понимающего, и чем живет, и чем дышит страна. То с творческой интеллигенцией Путин сбежится – о судьбах России потолковать, то к военным прилетит – в очередной раз пообещать им повышение довольствия, то с ткачихами повидается – о житье-бытье покалякать… Женщины особенно милы на встречах с Путиным, тают от его присутствия, вздыхают, любуются им, а он глазки скромно опускает, вежливый, воспитанный, деликатный, как писала одна поэтесса – «ласковый, приветливый и кроткий». Показ таких встреч по телевизору согревал души избирателей сознанием, что президент-де знает их нужды и беды как свои, что и у него душа не на месте от народных невзгод, и дай срок, поможет, пособит, все переменит к лучшему. Жаль разочаровывать очарованный электорат, но и эти встречи – всего лишь циничная, трюкаческая технология, умелое воздействие на подсознание творческой интеллигенции, военных, ткачих, шахтеров, учителей, врачей: Путин – свой, он знает ваши проблемы!

Технологию, как организуется хождение Путина в народ, наглядно продемонстрировала газета «Московские новости». В сентябре 2000-го Россия с умилением созерцала по телевидению встречу Владимира Путина с жителями деревни Кузькино Самарской области, что неподалеку от правительственного санатория «Волжский утес», и как крестьянка Кузьмина от души угощала Владимира Владимировича собственного приготовления маринованными грибами.

Через два года жители деревни Кузькино – председатель сельхозкооператива «Кузькинское» Владимир Фомин, приготовивший тогда президенту целый ворох жалоб и просьб о помощи, и мастерица солить грибы Валентина Кузьмина, оказавшаяся, правда, вовсе не крестьянкой, а заезжей дачницей, – рассказали корреспонденту «Московских новостей», «как это было». Их свидетельства еще раз подтверждают, что не для познания жизни народа, не для заботы о нем, загибающемся в нищете и беспросветности, ездят по городам и весям преемники президентской должности, а для съемки себя на фоне народа, которую потом народу же и показывают.

Вот рассказ хлебосольной дачницы Валентины Кузьминой: «В Кузькине за сутки до приезда президента как начали бегать все! Чуть ли не с мылом дорогу мыть… А оказалось, что Путин приезжает. Когда стал он выходить, то все начали хлопать и кричать «ура». А я как-то посчитала, что это неприлично – «ура» кричать. Я просто взяла и поздоровалась с ним громко: «Доброе утро, Вовочка!»… И вот так рукой помахала. Он сначала… ну, обалдел. Он в жизни не ожидал такого… Он только из школы вышел – и сразу ко мне: «Здрасьте!» А я говорю: «Я же с вами уже здоровалась». Он говорит: «Я слышал. Так здорово!» Ну, что-то они разговор начали… ну, надоедает все про политику… и Титов Константин, губернатор Самарской области, говорит: «Что, лес вроде рядом, а грибов нет?»… Я поняла, что ему хочется еще подольше пообщаться, Вовочке-то. А темы нет. А как грибы-то помянули, президент говорит: «Что, есть еще грибы?» Я говорю: «И намариновала, и нажарила…». Он говорит: «А можно посмотреть?» Я говорю: «Пожалуйста». И он меня берет за плечи. Мы, говорит, пошли на грибочки».

Председатель сельхозкооператива Владимир Александрович Фомин, хозяин Кузькинской экономики, тогда тоже был не прочь пообщаться с президентом, но у него не получилось, не захотел президент разговаривать с кузькинским хозяином. «Я стоял позади его, – вспоминает Фомин о своей неудаче. – Мне очень понравилось, как у него охрана работает. Вот про грибочки с Кузьминой поговорили, он поворачивается, – и я уже стою далеко от Путина. И никто меня не подымал, никто не толкал…»

Сказать председателю сельхозкооператива, местному крестьянину, жилы из себя тянущему, чтобы выжила деревня, было о чем. О том, например, что тонна удобрений стоит теперь почти как восемь тонн озимой ржи. Или об отсутствии в России страхования крестьянских рисков. Или о том, что народу на селе не осталось. Хорошо, конечно, что президент школе кузькинской компьютеры подарил, да учиться на них скоро будет некому. В прошлом году в Кузькино с зерновыми вышел полный пролет: цены на рожь снизили в четыре раза. Пшеница полегла, пожгла жара. Энергетики отрубили в хозяйстве свет, хотя перед этим Фомин отдал им 50 тысяч живыми деньгами… Еще недавно было в кузькинском колхозе две тысячи коров, когда Путин приезжал – их еще три десятка оставалось, а теперь – ни одной! «Но с президентом это не связано, – оправдывается Фомин. – А связано это с тем, что сельское хозяйство в стране заброшено». Жалеет Фомин, что с президентом не удалось поговорить, мечтал пожаловаться: «Только мы пытаемся голову поднять. «Ах ты, собака, еще живой». И по ушам!» Но Путина только грибочки заинтересовали…

В то время как крестьянин Фомин, собравшийся поговорить с президентом о деле, отирался на улице, в домике дачницы разворачивалось весьма выигрышное для имиджа действо, тщательно фиксируемое президентскими операторами. Дачница Кузьмина рассказала об этом так: «Приехали. Прям в дом зашли. Охранников – полно! Взяла банку грибов, но мне их не открыть. Владимир Владимирович говорит: «Сейчас сделаем», взял, открыл ее. Я говорю: «Щас тарелочки, все остальное принесу». Он говорит, Вовочка: «Из тарелок меня каждый день кормят. По десять раз. Не хочу! Вилки принесите, и все». Он был до того простой и такой интеллигентный. Мы с ним грибы прям кушали из банки… И выпили еще! У нас водка была, с поминок мамы моей оставалась. Принесли, распили. Очень культурно все, очень мило…» («Московские Новости», 2003, № 17).