Текст книги "Чарующая бесполезность"

– Мусор можете вынести сегодня и можете взять туалетные принадлежности для больного, а с уборкой пока повременим.

– Вот это вино принёс Юдинцев.– Евгения Степановна показала пальцем на бутылку, которая так и стояла не распечатанная на кухонном столе, потом подошла распахнула холодильник и тут же с удивлением воззрилась на Шапошникова.

– А это вино я подняла из подвала и поставила в холодильник.

– Сколько бутылок вы принесли?

– Только одну, никто из гостей не употреблял красное, а Гульбанкин мог выпить максимум два бокала, поэтому всегда хватало одной бутылки.

«Так значит та, с ядом, которая у экспертов, появилась на столе не из хозяйских кладовых.– подумал про себя Шапошников. Он ещё раз утвердился в мысли, что покушение на официанта связанно с тем фактом, каким образом отрава попала на праздничный стол. Но кто поручил ему? Кто заплатил? Кто убедил его сделать это? А если бы Лёха узнал, что по его вине скончался человек, то побежал бы в полицию? Скорее всего его хотели убить, чтобы правда не выплыла наружу.– Только бы Лёха оклемался, хотя бы в себя пришёл!»– мысленно заклинал полицейский и скорее даже не от того, чтобы получить показания, а от того, что молодой парень должен жить, вырастить детей, посадить дерево, да и о матери-инвалиде кто позаботится!?

Размышляя полицейский уставился на Сидоренко, которая поёжилась от его холодного взгляда, а потом тряхнула плечами и перешла в наступление:

– Что вы на меня так смотрите? Мне зачем кого-то травить? Да я здесь работаю, как у Христа за пазухой! Да и вино такое можно купить в некоторых лавках города. Кто угодно мог это сделать! Это Эдуард Аркадьевич думает, что только ему доставляют спиртное из-за границы! Платит втридорога!

– Я думал, что вино эксклюзивное, для узкого круга гурманов.

– Да куда там!– дама небрежно махнула рукой.– Гульбанкину так хочется думать! Его никто и не переубеждает. Самому по магазинам никогда шастать, поэтому не знает, что ящик вина можно приобрести в винной лавке на Новоизмайловском, на Невском проспекте и ещё в нескольких питерских магазинах, а не ждать, когда привезут из Италии.

Шапошников усмехнулся про себя– какой-то хитрый делец поставлял к знатному столу товар, выдавая его за элитный алкоголь, и пользуясь слабой осведомлённостью состоятельного покупателя, без зазренья совести набивал свой карман. Он прикинул, что рыскать по городу, осматривать винные лавки, опрашивать продавцов, выясняя кто же всё-таки приобрёл бутылку не имеет смысла– только время потеряют. Сергей дождался экспертов, которые ещё пару часов кружили по дому, но ничего нового не обнаружили. Тот, кто проник в дом имел ключи– замки оказались неповреждёнными и перчатки– никаких следов не обнаружилось. Осталось непонятным, что же искал преступник или что хотел скрыть, но то, что в дом приходил убийца, для Шапошникова это стало очевидным.

Марина даже не предполагала, что всё обрушившееся на неё внимание окажется таким приятным. Он не приносил цветы, не читал стихи, не приглашал в кино и рестораны. Зато Юдинцев наполнил жизнь трогательной заботой и нежностью, даже в один момент ей показалось, что если вдруг он не появится сегодня, то она зачахнет без него как одинокий лютик в сухой степи. Всё это оказалось неожиданным и новым. В её жизни случались романы страстные, со слезами, расставаниями. Были мужчины несвободные, высокопоставленные с которыми она встречалась тайком, на съёмных квартирах, в отелях за городом, но эти связи сами изживали себя не принося ничего кроме тоскливых воспоминаний об одиноких праздниках и выходных. Были парни моложе, зачастую они самоутверждались за счёт успешной, элегантной женщины, понимая, что она может снабдить их связями в определённых кругах. С Гульбанкиным всё, казалось, произойдёт по-другому– он свободен, умён, финансово независим. Марине нравилось появляться с ним в обществе, заходить на какую-нибудь выставку держась за руки под восхищённые взгляды знакомых, подруг и завистников. Их отношения развивались как надо, со всеми атрибутами ухаживаний, с подарками, дорогими презентами и совместными путешествиями. Казалось не сегодня, завтра он сделает ей предложение, но время шло, а Эдуард целовал ручки, предлагал съехаться, но сердце и обручальное кольцо не преподносил. И Марина не торопилась собирать чемоданы и обосновываться под одной крышей с любовником, потому что он лишь любовник, и если ему когда-нибудь наскучит играть эту роль, она не солоно хлебавши соберёт вещи в свой потрёпанный чемодан и вернётся в пустую однокомнатную квартиру, пускай и в центре города. А зачем привыкать к роскошному дому, к прислуге, к шёлковым халатам, чтобы потом, в случае несовпадений снова облачиться в удобную, трикотажную пижаму? Нет, уж лучше встретились, провели вместе ночь и опять никто никому ничего не должен. Со временем страсти улеглись, утихли и от прикосновений не пробирала дрожь и не долбало током. И вдруг возник этот Юдинцев, полноватый, с сияющими глазами и с вечным восхищением во взгляде. Марина толком и не поняла, что происходит, решила, что у Николая какое-то летнее обострение. Мало ли какие случаются гормональные сдвиги. А он, невзирая на шутки и игривые речи, оказался настроен совершенно серьёзно. На следующее утро после странного разговора в ресторане Марине показалось, что это какая-то шутка или сон. Она ещё валялась в постели, как раздался звонок в дверь. Женщина ворчала про себя, потому что не жаловала ранних визитёров и не собиралась расчёсывать волосы и перепрыгивать из пижамы в джинсы. Это оказался Юдинцев собственной персоной. Он стоял на площадке обвешанный пакетами, чисто выбритый, ароматный и свежий. Веденеева не задав ни единого вопроса просто посторонилась и мужчина, вертя головой в поисках кухни, направился сразу к холодильнику. Он разгрузил пакеты с сосисками, бужениной, сыром, мармеладом, апельсинами и ещё невесть с чем и, увидев чайник, щёлкнул переключателем.

– Кофе выпьем.

Он то ли спрашивал, то ли утверждал, Марина не уточняла и лишь молча кивнула, а Юдинцев раскладывал пакеты и продолжил как будто совсем недавно прерванный разговор:

– Мне кажется, и даже уверен, мы потеряли так много времени, что не хочется тратить впустую дни и вечера. Я часто думал, какие цветы тебе нравятся больше– розы или ромашки, лучше в нашем доме будет жить кошка или собака, ты любишь фильмы детективные или мелодрамы? Так вот, пока я буду ходить вокруг тебя кругами, дарить цветы, приглашать в кино, целоваться с тобой в тёмном зале кинотеатра, пройдёт время! А я этого не хочу! Я где-то читал, что для того чтобы влюбиться надо всего какие-то доли секунды, а тебя я люблю давно.

Марина ошарашенно смотрела на Николая не понимая, к чему он клонит, на всякий случай не перебивала, надеялась, что вскоре разберётся.

– Так вот, я без цветов только потому, что их просто негде купить в такую рань, а продуктовые супермаркеты работают круглосуточно. Неприлично приходить в гости с пустыми руками.

– А прилично появляться в такую рань?– Марина глянула на круглые, настенные часы, которые беззвучно двигали стрелками и показывали половину восьмого.

– Я же сказал, что мы и так потеряли много прекрасных дней, поэтому приводи себя в порядок, а я сделаю завтрак, после отвезу на работу. Вечером отправляемся к твоей маме, где я сделаю тебе предложение!

– Фу, как старомодно! Просить у мамы руки её, уже седой дочери!

Почему-то Марине показалась идея знакомства с мамой совсем непривлекательной. Она представила, как та обрадуется, что образовался новый, богатый претендент на её руку и сердце, начнёт наводить справки о состоянии жениха, подсчитывать доходы. Потом быстренько найдёт туристическое агентство, оформит круиз по Средиземному морю для более близкого знакомства, и в котором она, мама, будет непременно участвовать! Всё это пронеслось в голове, пока она приводила себя в порядок, красилась и выбирала обувь по погоде. Собирался дождь. За окном утро хмурилось тёмными тучками, и её настроение вдруг поникло, как эта серая погода. Она несколько раз пыталась увидеться с Гульбанкиным, но больной то спал, то находился на процедурах. Марине вдруг стал безразличен мужчина, с которым когда-то она мечтала соединиться навеки. Она мечтала, а он жил своей жизнью, копался в цветниках, заботился о маленьких деревьях бонсай, смотрел на них с гордостью и любовью, а она стояла в сторонке и наблюдала эту идиллию, в которую её не пускали. Марина обдала себя облаком «Хлои» и решительно направилась на кухню. Юдинцев чуть было не присвистнул от восхищения и, отодвинув стул, расшаркался приглашая к столу.

– «Гляжусь в тебя, как в зеркало,

До головокружения,

И вижу в нём любовь мою,

И думаю о ней.»

Пропел Николай не отрывая от женщины взгляда. Завтрак он накрыл, как будто планировал накормить стадо слонов и Марина окинув взглядом продуктовое изобилие усмехнулась:

– Если вы, Николай Петрович планируете кормить меня вот таким образом, то вскоре придётся поменять гардероб и ваш щенячий восторг по поводу моей персоны сменится сочувствием. Будем мы сидеть друг напротив друга и, как вы поёте, в зеркале наблюдать два колобка, разбухших на опаре.– Юдинцев как-то смутился и поник, он не питал иллюзий по поводу своей внешности, а Марина продолжала вываливать своё дурное расположение духа на растерянного мужчину.– Как правило утром я пью только кофе. И вообще, прекратите ухлёстывать за мной! Я не школьница, которая от перспективы выйти замуж потеряет голову!– она повернулась к окну и закурила.

– Ты опять называешь меня на вы.– постно констатировал Николай.

– Ах, забыла.– не поворачиваясь махнула рукой Марина.

– Кофе выпьешь?

– С удовольствием!

– Сделать тебе бутерброд?

– Давай. С колбасой и сыром.

За едой и разговорах ни о чём напряжение постепенно спало, но тепла и искренности почему-то не возникло. «Ничего,– подумал Николай Петрович,– вода камень точит.» Пока добирались до редакции дождь усилился и дворники с усиленной скоростью разбрасывали воду с лобового стекла. Когда остановились у широкого крыльца, Юдинцев, схватив зонт и ёжась от холодных струй, выскочил из машины. Он распахнул дверь перед Мариной, предварительно раскрыв разноцветный купол. Так, прижимаясь друг к другу, они вскочили на высокое крыльцо и скрылись в холле. Николай стряхнул зонт, обнял женщину и поцеловал.

– Вечером я заеду за тобой.

Юдинцев не дожидался ответа, наверное боялся отказа или грубости. Он быстро повернулся и снова вернулся в дождь. Марина огляделась в тайной надежде, что никто из сотрудников не стал свидетелем проявления чувств её нового поклонника. И напрасно– возле автомата пили кофе её коллеги и секретарша главного редактора забирала у вахтёра почту.

«К обеду вся редакция начнёт судачить о новом воздыхателе. Да и чёрт с ними!»

Марина вдруг подумала, что Гульбанкин никогда не вёл себя подобным образом. Иногда ей казалось, что их отношения это часть его бизнеса. Появляться на встречах с партнёрами, на приёмах не совсем прилично без пары, а она образованная, эффектная, всегда поддержит любой разговор. Ещё Марина вспомнила давнишнюю историю: однажды она прилетала из отпуска и попросила одного своего прошлого воздыхателя встретить её в аэропорту. Отдыхала она около месяца, поэтому при себе имела внушительный багаж. Получив чемоданы, вышла на площадь перед зданием аэровокзала и оказалась под проливным дождём. Через минуту подкатила знакомая машина. Любовник, не выходя из тёплого салона, автоматически открыл багажник и Марина кое-как разместила сумки при этом промокла так, что на ней не осталось ни одной сухой нитки. Мужчина довёз её до дома, всю дорогу уверяя, как он скучал, тосковал без её любви и тепла. Марина сослалась на усталость после долгого перелёта, также вытащив чемоданы без участия мужчины направилась к подъезду не оборачиваясь. Больше она с ним не встречалась, а на душе осталось только гадкое воспоминание от этой связи. Марина корила себя за то, что не умеет рабираться в людях– как она могла не разглядеть, что за шикарным фасадом сидит не орёл, даже не павлин, а вонючий скунс. Ещё она согласилась сама с собой, что плюсики в пользу Юдинцева увеличиваются и решила– пока не прогонит его, и посмотрит, что будет дальше.

Мысли Николая Петровича витали где-то очень далеко, высоко, низко, по разным сторонам, только не там, где находились они с Мариной. Он, как и обещал, забрал её после работы и направил автомобиль в сторону пригорода. Они остановились в тихой, уютной таверне на берегу реки, сделали заказ и сидели молча в ожидании, когда официант принесёт блюда. Женщине показалось странным такое поведение после бурных утренних излияний. Она гадала, что же произошло за то время пока они не виделись, но решила прекратить это бесполезное занятие и спросила напрямую:

– Коля у тебя всё в порядке? Ты слишком серьёзен для романтического свидания.

Юдинцев потёр подбородок и неуверенно качнул головой.

– Ты знаешь, что-то происходит в нашем царстве-королевстве. Я не хотел об этом никому говорить, а сейчас понимаю, что могу довериться только тебе.

Марина внимательно посмотрела на него и накрыла ладонью его руку, как бы подбадривая.

– Это началось некоторое время тому назад. Ты помнишь, Гульбанкин мотался по Европе, заключать договора, в поисках новых технологий и по обмену опытом. Нашу продукцию никто покупать не собирался, потому что в европейских странах своего йогурта, молока и кефира хоть залейся, но вот от туда он привёз идею установить на ферме в посёлке Свияга биогазовую электростанцию. Где-то то ли у французов, то ли у немцев увидел. Суть этой технологии проста и в то же время невероятно экономична и эффективна. Когенерационная биогазовая электростанция обеспечивает производство тепловой и электрической энергией посредством переработки и утилизации отходов предприятий сельского хозяйства, а простым языком работает на навозе. Уж чего, чего, а на ферме такого добра завались. То есть мы отключаемся от электрических сетей общего пользования и переходим в полную автономию. Проще говоря коровы дают молоко и навоз, тем самым полностью окупают своё собственное содержание. Уже к концу следующего года решено было перевести на обеспечение такой энергией объекты соцкультбыта и весь посёлок. Мы, конечно, все ухватились за эту идею и Гульбанкин поручил Переверзеву проработать этот вопрос тщательно на предмет того, что основные конструкции и механизмы импортируются из Германии, а трубы, перекрытия, кирпич для фундамента, бетон покупается здесь в Питере. Дело пошло. В этом месяце можно будет торжественно, как полагается перерезать красную ленточку и открыть первую станцию на ферме.

Юдинцев взял паузу, потому что официант принёс салаты и закуски. Но Марина не притронулась к еде и лишь нетерпеливо развела руками:

– Ну? И что дальше?

– Так вот деньги заложили огромные сразу на три станции– на двух концах посёлка и на ферме. И вот буквально некоторое время тому назад Гульбанкин вернулся из Европы в состоянии лёгкого шока. Дело в том, что увидел он эти станции проезжая на машине, а в последний раз решил заглянуть так сказать во все щели. И вот тут его ждала большая неожиданность– в округе стояла невероятная вонь. Если персонал, работающий на ферме свыкнется с такими условиями труда, потому что получает хорошую зарплату, то в посёлке рядом с такими агрегатами жить никто не согласиться.

– Так в чём проблема? Не переходить на такое альтернативное электричество, оставить всё как есть!

– В концерне мы трое основные держатели акций и наши сферы деятельности имеют очень чёткие границы– я занимаюсь производством готовой продукции. В моём управлении молокозавод и всё что с ним связано. Переверзев отвечает за сырьё– его вотчина ферма, работники, коровы, молоко, силос, а Гульбанкин за всё вместе взятое.– Николай Петрович налил из графина водки и, не предлагая Марине составить компанию, залпом запрокинул в себя, шумно отдышался и продолжил.– Чисто случайно ко мне в руки сегодня попали некоторые документы из которых я понял, что суммы выделенные на строительство электростанций ушли на левые счета. Эти бумаги никак ко мне попасть не могли, этим всегда занимались Переверзев и Эдуард Аркадьевич!

– Значит одна станция построена, а деньги за две другие украдены?

– Именно!

– Ты хочешь сказать это сделал Переверзев?

Юдинцев вытер салфеткой пот со лба, кивнул, снова налил рюмку и перешёл на шёпот:

– Скажу тебе больше! Если бы Гульбанкин умер, то никто и никогда не коснулся этой темы, тем более по завещанию нам двоим достаётся основная часть акций. Во всяком случае так намекал сам Эдуард!

– Как долго знаешь своего компаньона?

– Давно, как только образовался концерн. Сан Саныч работал в администрации посёлка Свияга и курировал тогда разваливающееся сельское хозяйство. Гульбанкин предложил ему на паях выкупить ферму и возглавить эту часть производства.– Николай усмехнулся от воспоминаний.– Тогда это был крепкий мужик, который носил галстуки селёдки и мешковатые, вечно мятые костюмы, где он их только находил! Это сейчас Переверзев расплылся и покупает «Армани» и «Хуго Босс», да только толку никакого, он почти ежедневно находится на ферме и пропитывается запахом свежего навоза. А вот жена его Ирина та ещё фря! У Переверзева, как только дела пошли в гору, появилось много других интересов, он быстренько поменял старую жену на новую, собственно, как и костюмы. Эта Ирина стяжательница, каких ещё свет не видел! Но я с ними почти не контактирую– Переверзев в деревне, я в городе, живём в разных концах города.

– И что ты собираешься делать? Пойдёшь в полицию?

– Пока не знаю. Не решил. Наверное попытаюсь поговорить с Переверзевым.

– Ты с ума сошёл?– переполошилась Марина.– Если окажется что это он покушался на Гульбанкина? Да он ни перед чем не остановится!

– Ты волнуешься за меня?– улыбнулся польщённый Николай, ему елеем на сердце пролилась такая забота.– Всё будет хорошо. Главное, что теперь ты со мной!

Марина смутилась, но не стала опровергать утверждение Юдинцева.

Глава 8.

Шапошников никогда не искал друзей среди своего начальства, считал, что дружить надо с равными или заводить приятелей за пределами служебных отношений. Его мнение изменилось, когда на смену амбициозному карьеристу пришёл толковый мужик примерно пятидесяти лет, обладатель огромного роста и такого же опыта. Он не снимал стружку с подчинённых лишь для того, чтобы держать в страхе и немом подчинении, но требовал результат. Он позволял себе выпить если случался повод, в хорошем настроении травил анекдоты, а если не в духе мог устроить головомойку, но подчинённые не серчали, понимали, что шеф сам только что получил выволочку от своего начальства. Если раньше Шапошников без энтузиазма и оптимизма заходил в кабинет своего непосредственного руководителя, то сейчас мог заглянуть не только по приглашению, но и просто так или спросить совета. Его звали Семён Семёнович Мешковец, за глаза друзья и подчинённые называли его Мешком. Похоже Семён Семёнович догадывался о таком нелестном прозвище, но не обращал на такую чушь и мелочь внимания– в глаза никто не осмелиться так обратиться.

Шапошников сидел напротив Мешковца и докладывал подробности о деле, как они его назвали «Пиковый валет».

– История получается такая: найдено два трупа, оба мужчины, весьма состоятельные и, похоже, сколотившие капитал не совсем честным трудом, оба попадали в поле зрение полицейских органов, но доказать факт преступления не удавалось, а может следователи вели дела без особого рвения. Очернять своих коллег не имею права, но оба гражданина благополучно вывезли капиталы и обоснвались– один в Израиле, второй во Франции. А сейчас и подавно обвинять кого-то в халатности не имеет смысла, потому что оба гражданина мертвы. Объединяет эти дела тот факт, что оба получили смерть от укола с ядом дитилин и возле трупов обнаружена карта пиковый валет. Третий участник этой драмы не совсем вписывается в общую картину. Он также получил карту, которая, похоже, предупреждает о грядущей, неминуемой смерти, да только что-то пошло не так и Гульбанкин Эдуард Аркадьевич остался жив, хоть и попал на больничную койку с тяжелейшим, сердечным приступом.

– А что тебя не устраивает? Пиковый валет есть, факт покушение на убийство тоже.

– То и не устраивает.– Сергей достал из папки листок и протянул Семёну Семёновичу.– Экспертиза показала, что в вине, которое должен был пить только хозяин дома, находился яд мышьяк.

– Да странно. Убийца должен идти тем же путём, как и в двух первых случаях, укол дитилина и карта, а тут как у Агаты Кристи– компания, в которой все друг друга знают, умирает ни в чём не повинная женщина. А может отравить хотели именно её?

– Все свидетели показывают, что бутылка предназначалась именно Гульбанкину.

– Вы допрашивали близких покойной? Что она за человек, на какие средства жила, какой круг знакомых?

– Ещё нет. Сегодня похороны, а завтра я жду сына с невесткой. Рафик будет допрашивать сожителя.

– Так, вернёмся к убитым: надо выяснить, что их связывало между собой, что-то такое в из прошлом, в связях с криминалом, с ворованными деньгами. Гульбанкин подтверждает факт знакомства с этими людьми?

– Он ответил утвердительно, когда увидел фотографию Константина Троепольского, отравленного во французской Байонне, а про еврея Ашкенази выразил сомнения, однако ясно, как день то, что он знаком и с ним, но почему-то не хочет рассказывать об этом.

– Гульбанкин ещё в больнице? С ним надо очень жёстко поговорить, тот, кто хотел его убить, возможно захочет довести своё дело до конца.

– Врачи ещё наблюдают за ним.– Шапошников усмехнулся.– Там одна медсестра взяла над ним патронаж, никого не впускает, бережёт его покой, видать глаз на него положила. Я хотел приставить охрану, но людей нет. Там и без нас есть кому оберегать тело, да и охранникам в этой клинике я наказал держать ухо востро.

– А чем занимается Гульбанкин?

– В том-то и дело, что никак не связан с криминалом. Он один из владельцев концерна «Сливочное царство». Бизнес абсолютно легальный и процветающий. Причин сматываться из страны у Гульбанкина нет.

– Разговаривали с людьми и коллегами на производстве?

– Рафик вчера провёл там несколько часов и выяснил некоторые странности. Я пока не знаю, что это нам даёт.

– Что именно?

– Вот например: труп Ашкенази обнаружили в реке неподалёку от посёлка Свияга, и именно там находятся фермы, принадлежащие «Сливочному царству», и как раз в этот день, когда был убит и сброшен в реку еврей, Гульбанкин находился в тех местах. Вроде бы ничего удивительного, они строят биогазовую электростанцию для обслуживания ферм электричеством.

– Что это ещё за станция? Первый раз слышу.

– Европейцы придумали. В ёмкостях складируют навоз и всякий мусор, он при помощи определённых химических добавок бродит и вырабатывает метан, а метан соответственно преобразуется в электричество. Во так из говна конфетка получается!

– Ну надо же!– подивился Мешковец!– для нашей страны это просто кладезь, потому что чего, чего, а говна у нас предостаточно! Ладно, что ещё тебя напрягает?

– Когда был убит Троепольский во Франции в городе Тулуза проходила сельскохозяйственная ярмарка, и Гульбанкин был там! И к слову сказать, от Тулузы до Байонны езды на автомобиле около двух часов.

– Ты прав, что-то много совпадений. Уж не он сам ли устроил шоу с подброшенными картами и отравлением, чтобы отвести подозрения?– Мешковец поднял трубку и попросил секретаршу принести чай.– А что с официантом? Жить будет?

– Пока не известно, он в себя ещё не приходил.

– Матери сообщили?

– Пока нет. Подождём ещё пару дней, может оклемается. Врач говорит надежда есть. Мать в пансионате-санатории сердце лечит, если сейчас сообщить, неизвестно как перенесёт такую новость.

– Ты уверен, что это он вино принёс?

– Больше некому. За это он и деньги получил, и мать в дорогой санаторий пристроил, за это и без сознания лежит.

– Лучше бы он пришёл в себя.

– Да, в дом Гульбанкина кто-то проникал, печать сорвана, в доме что-то искали, но новых отпечатков и следов эксперты не нашли.

– А что скажешь про инъекции дитилина?

– Убийца имеет отношение ветеринарии или имеет животных. Потому что этот препарат применяется для временного или окончательного усыпления животных.

Пожилая секретарша осторожно открыла дверь, и внесла разнос с чаем и печеньем. Тут ожил телефон в кармане Шапошникова. Он слушал несколько секунд, потом отключился и уже на ходу бросил:

– Чай отменяется! Новое убийство с такой же картой.

Все эти дни после смерти матери Пётр находился в угнетённом состоянии. Ему хотелось уже встряхнуться, взять себя в руки, заняться похоронами, хоть что-то делать, но слабые энергетические позывы, взбудоражив сознание, быстро растворялись в ещё неведомой доселе тоске. Всю свою жизнь Петечка, Петенька, Петюня, как любила называть его мать, прожил возле неё. Он был хорошим мальчиком, неплохо учился в школе, был покладистым, ласковым и смирным. Он не оказывал сопротивление когда родительница выбирала для него одежду, выбирала друзей и девочек, с которыми можно дружить. Только однажды открыто вступил в противоборство– когда мать всучила ему потрёпанный, кожаный кофр со скрипкой и, схватив за руку, повела в музыкальную школу. Вот в этот момент Петя был неумолим, он категорически отказался становиться музыкантом, а тем более скрипачом.

– Меня и так в школе дразнят маменькиным сынком, а если я ещё буду ходить вот с этим чемоданом, все дворовые пацаны пинать меня начнут! Ты, мамочка, ещё очки мне круглые купи, чтобы я на ботаника был похож! Тогда хана моему детству, задолбают меня мои же друзья!

Светочка лишилась дара речи от таких недетских рассуждений, и, не зная как поступить, впала в драматизм.

– Что ты такое говоришь!? Я твоя мать и лучше знаю, что для тебя хорошо, а что плохо!

Женщина прекрасно понимала, что мальчику нужна мужская поддержка, а у неё как-то не получалось найти себе достойного мужа. Она не брала во внимание только Гульбанкина, он был мужчина хоть куда, но она с первого момента понимала, что такой красавец не задержится возле неё долго. Однако он, после развода, не только не делил имущество, но и развивая свой бизнес, всячески помогал им с сыном. В тех случаях, когда возникали неразрешимые ситуации, Светочка использовала беспроигрышный козырь– начинала тяжело и быстро дышать, нагоняла к глазам слезу, её голос становился надрывным и, прижимая руки к сердцу, мать пыталась повлиять на совесть, честь и ум сына. И ей часто это удавалось, но не в истории со скрипкой– Петечка отправился в футбольную секцию. Уже с возрастом Пётр начал понимать, что в матери жила, но так и не прорвалась наружу, осталась лишь на бытовом уровне, драматическая актриса Ермолова, а может Пелагея Стрепетова или Алиса Коонен. Только став уже взрослым и самостоятельным, в такие моменты, когда мать походила на актрису Кручинину из пьесы Островского «Без вины виноватые», Петя просто не мог отказать матери, хотя понимал, что эти стенания просто игра. Мать водила сына по филармониям, выставкам, театрам, вот там мальчик десяти лет и увидел эту печальную историю, как одна актриса по воле злого рока потеряла своего сына, а потом нашла его уже взрослого и несчастного, и как всё, до слёз трогательно, закончилось. В глазах Петечки стояли слёзы, он не мог себе представить, что когда-то лишится матери, самого близкого и дорого человека на всём белом свете. Сейчас Пётр растерялся, ему стало непонятно, как он будет жить дальше без этой путеводной звезды, ведь мать выбирала ему университет, профессию, манеру одеваться, говорить и даже девушек. Однажды она, не без определённого умысла, пригласила на ужин Юлию. Девушка, вероятно, очень чётко уяснила инструкции Светочки и быстро нашла общий язык и интересы с Петей. Они подружились, и вот-вот должны уже пожениться, но сейчас, в ближайшее время, ни о какой свадьбе не может быть и речи. На панихиду собралось много людей, Пётр даже не подозревал, что у матери такой обширный круг знакомых. Здесь же присутствовали все участники той злополучной вечеринки, кроме Гульбанкина, который, как слышал краем уха Петя, до сих пор находится в больнице под неусыпным наблюдением докторов. В траурный зал, где проходило прощание, всё подходили знакомые, соседи, друзья, клали цветы, потом отходили, тихо переговариваясь. Пётр еле сдерживал слёзы, стараясь держаться по-мужски строго и с достоинством. В его душе плескалась тёмная муть– он презирал этих цветущих, болтливых подружек матери, бывших любовников, сердобольных соседок, ещё пуще ненавидел компанию, которая присутствовала при трагедии. Эти два толстых упыря– владельцы «Сливочного царства», тощая, как палка с холодными глазами жена одного из них. Он нашёл глазами седую шевелюру Маргариты, крупное тело домработницы и подумал, но почему именно его мать, а не кто-нибудь другой? В конце концов это Гульбанкин должен был выпить яд! Пётр мрачно усмехнулся про себя: ай-да Эдик, ай-да подлец, который раз от смерти уходит, и сейчас выкарабкается, врачи подлатают, и вернётся он к своим бонсай! А его матери нет и не вернёшь! Сдерживать рыдания становилось всё труднее, потому что рядом, не стесняясь слёз, заламывал руки любовник матери Егор. В какой артистической среде мать нашла этого сорокалетнего, некогда красивого, но начинающего лысеть мужчину никто не знал, да и не интересовался. После третьего претендента на руку, сердце и кровать Петя перестал спрашивать родительницу. Что толку их запоминать, всё равно скоро появится новый. Но Егорка задержался, наверное со Светочкой нашлось много общих интересов, оба оказались натурами тонкими, творческими и артистичными. Плакал любовник искренне и горько, теребил в руках мокрый платок, не обращая внимание на присутствующих. Петр с жалостью смотрел на него, он единственный, кто так искренне горевал об уходе Светочки. Он сжал локоть Егорки поддерживая, как бы сообщая о том, что горе у них общее и подумал: хорошо, что у него есть Юля. Петру, как никогда, необходима была поддержка! Он прикинул в мыслях, что зарегистрировать брак можно и без пышных торжеств, тихо, по-семейному, в узком кругу. Вот пройдёт девять и сорок дней, тогда и поженятся. Да и куда торопиться, всё равно живут вместе. Когда Светочка познакомила сына с девушкой, то та вскоре переехала к ним жить, благо метраж роскошной, четырёхкомнатной квартиры позволял. Мать не была ханжой и все условности отметала, главное, чтобы сыну было хорошо, а уж кто, как не она, мать, знает, что лучше для любимого и единственного чада! А вот Егору– бедняге, есть о чём сотрясаться в рыданиях, куда он теперь пойдёт? Вторую такую Светочку ему уже не встретить. Может родители или родственники где-то есть? Ведь жил же он где-то до встречи с возлюбленной, не с Луны же свалился. Петя никогда не интересовался прошлым хахаля матери, его и настоящее никогда не занимало, а про будущее и говорить нечего. Пётр сбросил дурацкие, пустые мысли, сейчас надо думать, как приноровиться жить без матери. Ох горе-горькое.