Текст книги "Чарующая бесполезность"

Женщина задумалась, она прекрасно помнила тот момент, когда у крыльца остановилось такси и в каком состоянии вышел Эдуард. В ней возникла мимолётная внутренняя борьба, и чтобы не смотреть на полицейского, она уставилась в синюю, пластиковую папку, которую так и не отдала Гульбанкину.

– Вы знаете, сколько в нашем отделении больных? Я за смену присесть не успеваю, не то чтобы следить за передвижениями пациентов.– она как-то внутренне осмелела и смогла открыто посмотреть на Шапошникова.– Это у вас тюрьма, где каждый находится под неусыпным надзором, а здесь каждый может идти куда хочет– в сад на прогулку, встречаться с родственниками, в буфет на первый этаж. Так вот специально за этим больным я не следила и где он находился в этот момент сказать не могу.

«Сказала, как отрезала.– усмехнулся про себя Сергей.– только скрывать эмоции не умеет и, похоже, что-то знает или видела. Ну да, шут с ней, то что надо знать, мы уже знаем.»

А в это время Рафик подводил итоги разговора с семьёй Переверзевых, и ожидал появление сына покойной Светочки вместе с невестой Юлей и сожителем Егором Колывановым. Весь вчерашний день он провёл в концерне, и у него создалось такое впечатление, что у каждого присутствующего на этой вечеринке рыло в пуху, у каждого какой-то камень за пазухой. Рафик выяснил, например, что один из компаньонов ухлёстывает за любовницей Гульбанкина и что эти ухлёстывания очень даже успешны и ответны, что Переверзев был женат на прекрасной женщине, но бросил её с сыном ради молодухи. Удалось выяснить, что Эдуард Аркадьевич отправил на пенсию начальника отдела кадров, который верой и правдой служил на предприятии много лет. В этот же день, по просьбе бывшей жены и её пасынка, назначил молодую, разбитную деваху Юлю, у которой ни опыта работы с персоналом, да и вообще никакого опыта, потому что нет года, как закончила Университет. Всё это были сплетни и пересуды, которых пруд-пруди на любом предприятии. Точно, как у Владимира Высоцкого:

– Словно мухи тут и там, бродят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам.

Всё это казалось мелочью и ерундой, но принималось во внимание, однако кое-какую серьёзную информацию Рафаэль всё-таки раскопал. Собственно это не касалось покушения на убийство непосредственно, но могло являться причиной или мотивом. Переговорив с сотрудниками бухгалтерии, с техническим отделом, стала понятна структура организации. Фермой и сырьём занимался Переверзев, а производством продукции на молокозаводе Юдинцев. Эти двое никак не пересекались, но могли в определённой степени влиять друг на друга, потому что каждый из них держатель акций, и каждый заинтересован в преумножении прибыли, а как бы третейским судьёй и боссом являлся Гульбанкин. Он катался за рубеж, привозил и внедрял новые идеи, заключал договора с партнёрами и привлекал инвесторов. Но вот в последнее время Эдуард Аркадьевич несколько отошёл от дел, и двое других имели возможность рулить в ту сторону, в какую пожелает, они ведь неподотчётны друг другу! А вот если босс вскроет документацию и отчётность, то тут придётся отвечать пополной. И если предположить гипотетически, вдруг Гульбанкин перестанет существовать на этом свете, то концерн просто распадётся– ферма со всеми угодьями отойдёт Переверзеву, а молокозавод с готовой продукцией заберёт, соответственно, Юдинцев. Так вот кому-то из этих двоих могло быть инетересно такое положение вещей, а может и обоим. Рафик размял сигарету и закурил, он позволял себе это только в отсутствии Шапошникова, понимал, что товарищу ещё трудно справиться с соблазном и табачный дым вместо отвращения снова потянет к старой, вредной привычке. Мыслями он снова вернулся к недавним посетителям. Переверзев показался ему каким-то мятым, факт страдал с похмелья, потел и булькал минеральной водой прямо из горла пластиковой бутылки. Жена Ирина периодически зыркала в его сторону зверским взглядом. Они не рассказали ничего нового о том застолье, кроме того, что Ирина точно слышала, что красное вино своей подруге навялил Егор Калыванов. Рафик сделал зарубку на этом факте, но занимала его совсем другая история. Сплетницы с концерна поведали ему, что Ирина больше года тому назад основала фонд, и если кто-то бы рассазал ему о чём вся эта канитель, Рафик наверное долго смеялся или решил, что это какой-то анекдот, но всё оказалось правдой. Полицейский навёл справки и покачал головой, потому что даже не верилось в такую чушь. Фонд, который основала Переверзева, оказался нацелен на защиту южноафриканских пингвинов. Мало того, она вступила во Всемирный фонд охраны дикой природы, который оказывал финансовую поддержку природоохранным мероприятиям, в том числе и в России. Но и этого ей показалось мало, она завязала отношения с Римским клубом, которые изучали гармонизацию отношений Человека и Природы. Казалось всё очень серьёзно, без дураков, но пингвины здесь при чём южноафриканские? Неужели в собственной природе не нашлось кого защищать, полным-полно исчезающих парно и не парнокопытных. Только всю основательность фонда подтверждали крупные денежные перечисления в Национальный банк Кейптауна, а это ни много не мало оффшорная зона. Рафаэль не поленился, открыл компьютер и посмотрел, нуждаются ли эти несчастные пингвины в защите. Оказалось, что дамочка не на пустом месте создала свой фонд, у неё имелась чёткая мотивация. Оказывается количество южноафриканских пингвинов сократилась в двадцатом веке в связи с деятельностью человека. Если к началу девятнадцатого века численность этого вида оценивалась в четыре миллиона особей, то к концу двадцатого осталось лишь десять процентов. В настоящее время этот вид пингвинов внесён в Международную Красную книгу. Благое дело затеяла Переверзева, но неужели в Южно Африканской Республике не нашлось своих защитников, своих богатых спонсоров? И кто такой дурень, который вложил деньги в основание этого фонда? Похоже этот дурень спит с Ириной Переверзевой в одной постели. У самой то денег на такие проекты. Родилась в небольшом, сибирском городке, в небогатой семье, после школы поступила в Питерский Университет на отделение «Экология и природопользование», по окончании устроилась на работу в Областной Департамент окружающей среды, а когда Александр Александрович собирал подписи для освоения новых угодий для фермы, там и встретил молодую, энергичную Ирину. Общими детьми они не обзавелись, а вот фонд образовался, и через него, как выяснил Рафик, проходили немалые средства. Ещё немного покопавшись, полицейскому стало понятно, что уставной капитал для основания благотворительной организации перетёк из кармана Сан Саныча, а точнее из «Сливочного царства». Вот под таким красивым и благородным прикрытием Ирина за хороший процент перегоняла через свой фонд грязные деньги некоторых политических деятелей и бизнесменов в южноафриканский оффшор. Понятно, что если бы такая организация существовала в интересах людей, например больных раком или детей инвалидов, то кто-то мог и спросить– «Где деньги? Кому вы помогли?», а пингвины по любому не спросят, тем более пингвины из Южной Африки. Эта история должна заинтересовать отдел по борьбе с экономическими преступлениями, а его, Рафика, занимали другие вопросы. Он подумал, что Переверзев никак не тянет на убийцу, мужик он, конечно, сильный, волевой, но может выпить, не контролирует себя в стрессовых ситуациях. Преступление совершить может только в сильном душевном волнении, а вот на хладнокровного убийцу, подсыпающего яд и наблюдающего за агонией жертвы не тянет. Зато его жена Ирина с металлическим взглядом, безупречной причёской и макияжем смахивает на Маргарет Теччер в лучшие годы политической карьеры, вот та, способна на жёсткий поступок. Особенный акцент в беседе на благотворительный фонд полицейский не ставил, решил доверить этот вопрос специалистам из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. У этих ребят не забалуешь, недели не пройдёт, как они расставят все точки над i, вот тогда можно будет плотно поговорить с Переверзевой и её мужем. А сейчас он узнал, что хотел и отпустил граждан с миром, да только будет ли этот мир в их семье и в их душах мало вероятно. Многолетний опыт полицейского подсказывал, что Александр Александрович снова напьётся, начнёт обвинять жену в том, что это она подтолкнула его к криминальному шагу. Она, в свою очередь огрызнётся, потом затаиться– будет думать как спасти капиталы и насколько она в опасности. В любом случае этот брак обречён. Рафик закручинился от этих мыслей, всё то он про всех знал, а вот как наладить собственное бытие не имел понятия. Старую семью разрушил, а новую никак склеить не получается. Любовь любовью, а вот жизнь, как узор на ковре соткана из мелких деталей, взглядов, слов, прикосновений, она соткана из правды, и если ты воспринимаешь эту правду такой какая она есть, голая, без прикрас, то всё образуется. Он невероятно скучал по своим сыновьям, но не говорил Наташе об этом, она видела его метания и искала проблему в себе. Рафаэль же в свою очередь наблюдал, как она иногда уходит в себя и размышлял, что много работает и уделяет женщине мало внимания. И даже не подозревал, что Наташа беременна и боится сказать ему об этом, а вдруг он скажет, что достаточно двоих детей, которые растут без отца и третьему не бывать! Он очнулся от невесёлых мыслей и затушил остаток сигареты.

– Ну-с, граждане обыватели, теперь ваша очередь!– себе под нос пробурчал Рафик.

В коридоре, как нахохолившиеся воробьи, сидели остальные участники драмы и ждали приглашения на беседу. Рафик не любил слово допрос. Со свидетелями он беседовал, а вот подозреваемых и преступников допрашивал, иногда и с пристрастием. Особенным, нордическим хладнокровием он не отличался, потому что кровь имел горячую, татарскую, особенный темперамент добавляла кровь грузинских предков. Он предполагал, что эта троица не скажет ничего нового– один из них вчера похоронил мать, второй сожительницу, ну а девушка тоже в переживаниях– вероятно запланировала пышную свадьбу с куклой на капоте, с фатой и криками «Горько», и всё это откладывается на неопределённый срок, если вообще не отменяется. Оказалось, что ошибался: им всем было что сказать, и через эмоциональный речевой поток Рафаэль наконец-то разобрал, что всё не так просто в этой семейке. Граждане пришли не траурно-печальные, а взвинченно– эмоциональные. Из допроса Рафик понял, что не учёл один аспект– похоронить-то одно, дело не трудное, житейское, а вот самое интересное начинается, когда приходит время делить наследство. Оказалось делить было что и было с кем, и от этого картина преступления несколько менялась, потому что появился новый подозреваемый Егор Колыванов. Пётр Еськов в красках живописал, и это подтвердила невеста, то, что полицейский уже узнал от четы Переверзевых, но не обратил на это особого внимания. Зато сейчас этот штрих приобретал другое значение– Егор налил отравленное вино Светочке. Картина вырисовывалась примерно такая: Колыванову надоело ублажать стареющую не по дням, а по часам сожительницу, но уйти в никуда он просто не мог– должен же Егорушка получить хоть какую-то компенсацию за утомительное время проведённое рядом с дряблым телом. Он делает предложение руки и сердца, наверное встаёт на колени, из последних денег покупает кольцо и просит сохранить всё в тайне, потому что стопроцентно уверен, если родственники, а главное сын узнает о предстоящем браке, то всеми силами постарается воспрепятствовать этому необдуманному шагу. Они, чтобы избежать случайных встреч и возможных пересудов, уезжают в Кингисепп, там и сочетаются браком на веки вечные, пока смерть не разлучит. И, по всей видимости, в планы Колыванова ждать смерти не входило, надо было ускорить этот факт, а чтобы отвести от себя подозрения, он подбрасывает карту Гульбанкину, зная марку вина, приобретает в винной лавке, приплачивает официанту, чтобы тот принёс отравленную бутылку и разыграл трагедию с ожогом. И всё-таки он испугался, что официант, узнав об убийстве, побежит в полицию. Егор приехал к нему домой и решил прикончить, да вот не рассчитал и официант Лёха остался жив и во многом благодаря тому, что вовремя подоспел сам Рафик. По любому выходило, что череда убийств бизнесменов, помеченных роковой картой, одна история, а смерть Светочки Еськовой другая. В голове Рафаэля сложилась отличная картинка, только одно не вписывалось в красивую схему– откуда Колыванов мог узнать о пиковом валете? Газеты писали об этих странных, ещё не раскрытых убийствах и Константина Троепольского, и Зиновия Ашкенази, завтра уже будут трепать имя Отара Сатырова, но нигде полиция не упоминала, а журналисты понятия не имели об игральной карте. Колыванов просто не мог этого знать! Ничего, сам расскажет. Рафик подписал повестку Петру и Юлии и пригласил в кабинет испуганного и потного Егорушку Колыванова. Войдя в кабинет, подозреваемый подавил свой страх, на вопросы отвечал без запинки и уверенно. В практике Рафаэля не было ни единого случая, чтобы убийца с первых минут дал признательные показания на себя, полицейский понимал, что и в этом случае будет то же самое, тем более, что прямые доказательства полностью отсутствовали. Егор уверено отрицал, что был даже близко знаком с официантом Кравцовым.

– Я видел его первый и последний раз в своей жизни! Или у вас есть доказательства обратного?

Рафик промолчал, он вынужден был согласиться, что ни улик, не доказательств нет. Посторонних отпечатков пальцев в квартире Кравцова не обнаружено. Свидетелей, что кто-то заходил или выходил от официанта тоже никого. Одна надежда, что парень скоро придёт в себя и сможет хоть что-то рассказать.

– Почему вы предложили жене именно красное вино?

– Светочка не пьёт, то есть не пила крепкие напитки, шампанское вызывало отрыжку, уж извините за анатомические подробности, белое вино слегка отдавало уксусом, об этом она сама мне сказала. Вот я и налил ей итальянского.

– А что пили вы сами?

– Я предпочитаю коньяк.

– Вы были знакомы со всеми присутствующими на этой вечеринке?

– Да, я уже как-то присутствовал на подобном мероприятии в этом доме. Хозяин консервативен, всегда приглашает одних и тех же. Я не беру во внимание прислугу, однако и домработница бессменная. Это были шапочные знакомства, за пределами дома Гульбанкина мы никак не пересекались. У нас слишком разные интересы, разговоры про навоз, коров, молоко ни меня ни Светочку не увлекали. Из них одна Марина– любовница Эдуарда могла поддержать беседу об искусстве, новых выставках или театральных постановках.

«Однако каждый раз тащились на такие мини банкеты,– подумал про себя Рафаэль,– боялись обидеть Гульбанкина, потому что по любой надобности лезли именно к нему со своими проблемами, знали, что он может решить любой вопрос». У полицейского никак не складывалось определённое мнение о Колыванове. Вроде как маменькин сынок, но ведёт себя уверенно и спокойно. Или за его спиной стоит кто-то, кто придаёт ему такую уверенность»?

– Какие отношения у вас были с Еськовой Светланой?– Рафик внимательно посмотрел в наивные, зелёные глаза Светочкиного мужа.

– Странный вопрос.– У Егора на глазах вдруг навернулись слёзы. Он заплакал без показушничества, без истерики, без заламывания рук, не тряс носовым платком, не рыдал и не сморкался. Слёзы катились крупными градинами по щекам, Егор смахивал их тыльной стороной ладони, а в глазах стояла густая тоска.– У нас была большая разница в возрасте, больше двадцати лет, но это не мешало нам просто любить друг друга. Мы одинаково мыслили, читали одинаковые детективы, смеялись над шутками ходили в кино и на выставки.

– Вы жили за её счёт?

– Как вам сказать,– Колыванов казалось даже ждал, что в один момент его кто-нибудь ткнётт носом в этот факт, но не обиделся или сделал вид,– я не мог содержать её в той мере, в которой она того заслуживала, моего жалования еле хватало на одного, и, если Светочка хотела, то делала мне подарки, а я не отказывался.

– А где вы жили до встречи с Еськовой.

– Я жил с мамой.

«Кто бы сомневался,– подумал Рафик,– ушёл от одной мамочки к другой».

– Я могу взглянуть на свидетельство о браке?

– Уж не думаете ли вы, что я ношу такие документы с собой. Я и паспорт никогда не беру, боюсь потерять.

– Хорошо. Когда вы зарегистрировали брак?

– Три месяца тому назад. В марте.

– Почему именно в Кингисеппском ЗАГСе?

– Мы оба так захотели.– замялся Егор.

– Теперь вы наследуете всё имущество своей жены, и мне кажется странной такая преждевременная кончина вашей супруги.

– Ваше право иметь сомнения, но у вас на меня ничего нет, и хочу вам сказать искренне– не там ищете! Я ни за что бы не причинил Светочке вреда. Я жил с ней, как у Христа за пазухой и я любил её.

– Однако вы не откажетесь от квартиры и дачи в пользу её сына?

– Я её муж и это теперь всё принадлежит мне по закону.

Для задержания у Рафика пока не имелось ни малейших оснований, и он вынужден был отпустить Колыванова с миром, однако возросла уверенность в том, что обязательно что-нибудь на него нароет. Он даже представить себе не мог в какой стороне ждёт находка.

Она проснулась от монотонного шума и в первый момент не могла понять происхождение шума и где находится. Марина открыла глаза и увидела квадрат огромного окна и шевелящиеся от ветерка льняные шторы. Она ощутила аромат кофе и, сладко потянувшись, села на кровати. Теперь ей стало видно, как бирюзовое море облизывает песчаный берег. В комнату вошёл Николай, неся на подносе турку и две чашки.

– Доброе утро.

– Ух ты! В первый момент, я подумала, что это сон.

– Это грубая реальность, дорогая.

– Да куда уж грубее, всегда бы так.– засмеялась Марина.

Они прилетели в Анталию вечером, пока добрались до виллы, опустилась густая темнота, они перекусили кое-чем, выпили вина и уснули, как только добрались до кровати.

– Когда мне хочется побыть одному, я прилетаю сюда, снимаю именно этот дом, потому что отсюда потрясающий вид. Теперь и ты знаешь моё убежище.

– Не сожалеешь, что рассекретил свой тайный бункер?

– В мои планы не входит иметь от тебя хоть какие тайны. Ну может, совсем незначительные.

Он разлил кофе и протянул чашку женщине. Николай любовался её необычной красотой. Может для кого-то она казалась заурядной с кудрявой, седой головой, а он любил каждый сантиметр её тела. Она даже чашку держала изящно сломив запястье, и оттопырив наманикюренный мизинчик.

– Почему ты развёлся?– Марина тронула Николая за руку.

– Я не хочу об этом говорить. Это прошлое.

– И ты не хочешь знать что было раньше в моей жизни?

– А зачем? Ты мне нужна сегодняшняя.

– Если я мошенница, аферистка или даже убийца?

– Ну ничего, если ты попадёшься, я буду тебе передачки привозить в тюрьму или подстрою побег. Нельзя простить предательства и измены, остальное мелочи.– Николай обнял её за плечи и прижал к себе.– Только об одном я хочу тебя просить– мы должны разговаривать обо всём. Я хочу знать что тебя тревожит, что делает счастливой, когда у болит живот или сердце, если тебе хочется плакать, не стесняйся, плачь, хочется смеяться, я хочу радоваться вместе с тобой. Жизнь до примитивности проста и усложнять её недомолвками и молчанием нет смысла.

Они вырвались из душного Петербурга к Средиземному морю буквально на пять дней. Для Марины эта поездка вообще оказалась полной неожиданностью. Николай позвонил и попросил решить вопрос с начальством по поводу нескольких свободных дней. Она не стала выяснять по телефону что задумал Юдинцев, отпросилась без труда, а вечером после работы он ждал её у входа в редакцию. Куда они летят Марина узнала, когда объявили посадку на рейс в турецкую Анталию. В последнее время она просто плыла по течению и полностью полагалась на так неожиданно возникшего в её жизни Юдинцева. Она сама не ожидала, но с каждым днём всё больше привязывалась к этому крупному, лысеющему мужчине. Если раньше её привлекали харизматичные мачо типа мужика с рекламы сигарет «Кэмел», то сейчас для неё открылся неожиданный факт, что в мужчине важнее всего любовь, которую он испытывает к женщине. Что толку с красивого качка, который любуется игрой своих мышц и использует женщину в качестве сексуального объекта. Юдинцев не обладал харизмой, которая притягивает женщин, в нём Марина находила массу недостатков. Например он жутко матерился если попадал в пробку, он агрессивно водил автомобиль, позволял себе не бриться каждый день, не закрывал тюбик с зубной пастой, разбрасывал везде свои носки. Но у него имелось неоспоримое, стопрцентное достоинство– он любил её и не просто любил, Николай окружил её такой заботой, что скоро она уже не принимала ни единого решения самостоятельно.

Прошло два дня в неге, безделье и праздном препровождении времени. Они обедали и ужинали в маленьких кафе и ресторанах, купались в море, пили вино и наблюдали за закатом. Марина отключила телефон, но через два дня вечером решила всё-таки открыть компьютер и посмотреть новости. Через несколько минут она позвала Николая.

– Представляешь, Гульбанкина арестовали по подозрению в в серии убийств.

– Да ну, эта какая-то ошибка. Какой из Эдуарда убийца?– через её плечо он заглянул в компьютер, потом спохватился.– Ты что, решила броситься ему на помощь? Хочешь вернуться в Питер? Марина, в данной ситуации мы ничем не сможем ему помочь!

Из всего сказанного ей понравилось слово «мы». Они ещё не являлись семьёй, но уже переплелись общими желаниями, стремлениями и мыслями.

– Послушай, но мы ведь не можем просто сделать вид, что ничего не происходит. Гульбанкину, вероятно, нужен адвокат, который должен разобраться в происходящем. И потом, неизвестно сколько его будут держать в СИЗО, Евгения Степановна не будет работать за идею без зарплаты, а кто-то должен следить за домом, да и за решётку передачки носить.

– Давай договоримся так: сегодня же позвоню своему адвокату, и он подключится к делу, а ты найди способ связаться с домработницей, предупреди, что оплата гарантирована.– Николай раздосадованный вышел на балкон, тут же вернулся и обнял Марину.– У нас осталось три дня, может не будем засорять это время проблемами, которые нас не касаются напрямую.

– Хорошо. Надеюсь за три дня ничего страшного не произойдёт.– согласилась Веденеева.– Но ты обещал позвонить адвокату!

– Да, конечно.– рассеянно произнёс Юдинцев.– Марина, а ты помнишь, что говорил Эдуард перед тем, как у него случился сердечный приступ? Что-то про какую-то карту, про то, что хотели убить именно его. Ты не знаешь, что он имел в виду?

Женщина задумалась на несколько секунд, перебирая в памяти всё, что произошло в тот вечер.

– На вечеринку я приехала одна из первых. В доме никого постороннего не было, не считая самого Гульбанкина и домработницы. Евгения Степановна кашеварила на кухне, а Эдуарду не терпелось со мной чем-то поделиться.– Марина закусила губы, вспоминая точно, что тогда говорил бывший любовник.– Он был очень испуган, сбивчиво рассказал, о полученной чёрной метке. Я точно не поняла что он имел в виду, но именно тогда на ум пришло, что это как-то связано азартными играми.

Веденеева, сама не зная почему умолчала об истории с царским червонцами. Позже она раскопала в себе эту причину. Гульбанкин доверил ей свою тайну, как самому близкому человеку, а она уже дважды предала его– первый раз когда открыла историю о золоте любопытной матери, а второй, когда просто-напросто ушла к Юдинцеву. Она понимала, что было бы гораздо порядочнее объясниться открыто с бывшим любовником, и она старалась встретиться и поговорить, но всё время что-то мешало. В больнице он то спал, то медсестра стояла на страже его покоя, Марине даже, в какой-то момент показалось, что сам Гульбакнкин избегает встречи с ней, а вот сейчас ещё и арест. Удивлённый Юдинцев не заметил задумчивости женщины и лишь, округлив глаза спросил:

– Я что-то не понял, во всех смыслах порядочный Эдуард Аркадьевич подвержен тайным страстям?

– Да, Гульбанкин игрок и никогда не скрывал этого. Он как-то рассказывал, что собирается определённый круг людей, весьма состоятельных, играют по крупному. Вот как-то произошёл один неприятный инцидент, кажется кто-то спустил крупную сумм, но ему не дали отыграться.– Марине вдруг захотелось защитить бывшего любовника.– Но он мог контролировать свой азарт, никогда не проигрывал крупные суммы, а вот в выигрыше оказывался чаще и в этой истории он не замешан, лишь оказался невольным свидетелем.

– Ты его защищаешь?– мужчина досадовал на себя за чувство ревности, которое возникло совершенно неожиданно, но ничего не мог поделать.– Ведь получается, что из-за него погибла ни в чём не повинная женщина!

– Я лишь хочу быть объективной. Ему и так не сладко– после инфаркта попасть прямиком на нары. Надо хотя бы выяснить, в чём его обвиняют! Уж Светочку губить не имело ни какого смысла! А что касается азартных игр это, конечно порок, но кто не без греха. Вот ты, наверное тоже обуреваем тайными страстями?

– Именно так. Моя страсть это ты!

Рафик вернулся домой поздно. Каждый раз он корил себя за это, но дела одно важнее другого задерживали его на службе. Наташа претензий ему не предъявляла, понимала, что не пиво дует в забегаловке после работы. Однако сидеть одной вечерами у телевизора тоже мало радости. Она ещё не обзавелась знакомствами, подружками, не определилась какому парикмахеру доверить волосы– тому что за углом, или лучше поехать в центр. И всё-таки жизнь в Санкт– Петербурге вместе Рафаэлем постепенно налаживалась, её приняли на работу в «Эрмитаж» пока только внештатным переводчиком и с испытательным сроком, но и о такой должности многие мечтают во снах. Ещё на выходные родители мужа пригласили их на ужин. Наташа немного побаивалась этой встречи, потому что была наслышана о крутом характере матери, но сиди не сиди, а когда-то надо внедряться в новую семью.

– Поужинаешь без меня?– она встретила мужа возле дверей, зевнула и махнула рукой в сторону кухни.– Еда на столе, надеюсь ещё не остыла. Мне завтра рано вставать. Небольшая командировка наметилась.

– Без тебя нет аппетита.– Рафик поцеловал женщину и направился в ванную мыть руки, Наташа двинулась следом.– Куда командировка?– он крикнул громко, чтобы она услышала его из-за шума воды.

– В Кингисепп. Из Англии приехал один учёный, пишет научный труд о церковной архитектуре семнадцатого века.– она протянула полотенце.– Там в тысяча семьсот восемьдесят втором году был построен Екатерининский собор. Построил его знаменитый тогда архитектор Антонио Ринальди.– Рафаэль двинулся на кухню и уселся за ужин, Наталия, не прерывая рассказ, устроилась напротив, и так увлеклась, что забыла про сон.– На том месте, где был постоен собор, стоял деревянный храм, но он сгорел, вот тогда был предусмотрен новый проект уже каменного храма. По указу императрицы Екатерины второй началось возведение. Изначально хотели построить собор с одним куполом, но завершили строительство с пятью куполами. В тридцать четвёртом году прошлого века собор во имя Екатерины Александрийской закрыли, приравнивая к культовому учреждению, и только в девяностых храм был передан в руки православной общине, и был освещён митрополитом Ладожским и Санкт-Петербургским Владимиром. Говорят, храм приводит в восхищение, потому что высота храма сорок пять метров и внутреннее убранство впечатляет.

– А с кем ты едешь?

– Эрмитаж выделил мне машину, так я и этот учёный должны управиться за один день. Он совершенно не понимает русский и без переводчика ему не обойтись.

– Ты не против, если я поеду с вами?

– Конечно, тебе тоже будет интересно?

– Наташа, мне всё интересно с тобой, но я хочу проверить кое-какую информацию в Кингисеппе пока вы будете наслаждаться красотами собора.

Она обняла его за шею.

– Я бы никогда не расставалась с тобой.

– И я. Жаль, что я не Рокфеллер и вынужден работать. Но завтра я твой на весь день! Во сколько выдвигаемся?

– Служители церкви предупреждены о нашем визите. Там мы должны быть в десять утра, машина заедет за нами в половине восьмого.

После ужина Рафик позвонил начальству и предупредил, что будет завтра после обеда, а утро потратит на проверку информации.

Глава 10.

Гульбанкин чувствовал себя спокойно и это сбивало с толку Шапошникова. Он ожидал, что бизнесмен начнёт качать права, угрожать жалобами в Министерства и ведомства, а потом налетят адвокаты всех мастей, подадут кучу апелляций и арестант выйдет из СИЗО до того, как полицейский успеет хоть что-нибудь выяснить. Он окажется свободен под подписку о не выезде, под хороший залог или под домашний арест, и ни один из вариантов не устраивал Шапошникова, потому что на расстоянии от обвиняемого и без оказания на него определённого давления, узнать правду почти невозможно. В его практике случались такие феерические освобождения из под стражи и буквально через неделю дела разваливались, а обвиняемые улетали птицами в заграничные, тёплые края. Однако Эдуард Аркадьевич не требовал к себе особого внимания, не настаивал на звонке адвокату и молча уселся в воронок. Сергей не стал откладывать допрос в долгий ящик и, как только прибыли в Управление, он попросил дежурного выделить кабинет для допроса, потому что в их кабинете сотрудники «Службы ремонта» чинили кондиционер.

– Вы, кажется не удивлены такому повороту событий?– Шапошников с любопытством посмотрел на Эдуарда. Тот был бледен, но не испуган и не растерян.

– Не удивлён и даже ждал, хотя не так скоро. Как вы вышли на меня?– Гульбанкин криво ухмыльнулся и констатировал.– Таксист. Вы нашли таксиста, который меня привёз и увёз назад в больницу.

– Так может вы начнёте с самого начала? О том, например, где и как вы познакомились с Константином Троепольским, откуда вы знаете и когда в последний раз видели Зиновия Ашкенази, зачем поехали к Отару Сатырову?– Шапошников выдержал небольшую паузу, и, напустив на себя большей уверенности, продолжил.– Собственно я и так всё знаю, сам могу вам рассказать, конечно, за исключением некоторых подробностей. Хотелось бы знать мотив, зачем вы так жестоко расправились со своими знакомыми. Я почему-то не совсем уверен, что они ваши друзья. И ещё, кто должен быть следующий?

– У вас бурная фантазия, господин полицейский, интересно послушать вашу версию.

– Хорошо. Точно не знаю на какой почве вы сошлись, но эти люди ваши знакомые. Вероятно вы что-то не поделили, скорее всего всё дело в деньгах, потому что все убитые очень богатые люди. Мы навели справки и выяснили, что в конце мая, когда было найдено тело Константина Троепольского, вы находились во Франции в Тулузе, якобы на сельскохозяйственной выставке, а это всего в двух часах езды на автомобиле от города Байонна. Во время смерти еврея Ашкенази, свидетели утверждают, что вас видели в окрестностях посёлка Свияга. Ну а про осетина Сатырова и говорить нечего– вся прихожая заляпана вашими отпечатками пальцев, да и таксист железный свидетель. Собственно здесь относительная ясность. Вопрос в другом– кто следующий и при чём здесь пиковый валет?