Текст книги "Чарующая бесполезность"

– Хорошо, только завезём чемоданы.

Мать не предполагала, что Марина приедет не одна и с порога, разозлившись, начала выговаривать дочери, не стесняясь растерявшегося Юдинцева:

– Что, так трудно было предупредить, что появишься с мужчиной или тебе вообще плевать на мать? Обязательно надо поставить меня в дурацкое положение!

– Да чем оно дурацкое?

– Ты считаешь это нормальным, встречать незнакомого мужчину в затрапезном халате?

– Мама ты прекрасно выглядишь, даже в халате.

Марина спрятала ухмылку– мать трудно было представить в затрапезном виде, она никогда не носила ситцевые или стёганые халаты и растянутые трикотажные пижамы. У неё даже домашние тапочки выглядели как пуанты балерины, только отороченные розовым, гагачьим пушком, не говоря уже о традиционной домашней одежде из натурального шёлка с японской вышивкой. Она снисходительно оттаяла, когда Николай, как фокусник, выкинув руку из-за спины, сунул под нос букет из жёлтых, чайных роз, которые мать просто обожала. И пришла в восторг, когда мужчина наговорил ей кучу комплиментов, а потом, театрально выдержав паузу, попросил руки её дочери. Прежде она устроила допрос с пристрастием– выяснила место работы, жилищные условия, причины предыдущего развода и много важной мелочи. Потом они расположились в столовой, мать достала хрустальные бокалы и бутылку шампанского со словами:

– У нас есть прекрасный повод выпить.– женщина повернулась к Юдинцеву, протягивая бутылку и обращаясь только к нему.– Наконец-то моя дочь обретёт семейный очаг. Надеюсь после свадьбы Марина переедет к вам. Не будете же вы ютиться в малогабаритной однокомнатной квартире.– она взглянула на дочь.– А за однёшку не беспокойся, напишешь доверенность, и я решу, что с ней делать.

Марина промолчала, она не хотела спорить с матерью в присутствии Юдинцева, рано ему ещё вникать в семейные склоки. Она каждый месяц выделяла родительнице часть своей зарплаты, но той постоянно не хватало, и она часто хныкала в трубку, что у неё чёрствая дочь, которая под старость лет не подаёт ей пресловутого стакана с водой. Веденеева прекрасно понимала, что мать спит и видит, как Марина устроит жизнь с богатым мужем, а уж она объяснит, как с толком распорядиться и финансами и имуществом. Она мечтала, что дочь уютно устроится в хоромах Эдуарда Гульбанкина, но тот не мычал и не телился, да и у Марины, по мнению родительницы, не хватало ума и фантазии, чтобы принудить его к женитьбе. В жизни матери уже не имелось никаких вариантов на изменение собственной судьбе, и в её возрасте надеяться на встречу с состоятельным мужчиной было бы смехотворно. Оставалось найти подходящую партию для Марины, но годы летели, как птицы, только ни белого коня, ни принца на горизонте не намечалось. Мамаша сокрушалась и отчитывала дочь за то, что та не согласилась на ухаживания Вани Петрова– сына высокопоставленного чиновника, Сани Лядова– сына знаменитого артиста, Миши Сидорова– сына владельца сети питерских ресторанов. Да что уж сейчас про это вспоминать, Гульбанкин и тот за нос водил столько времени! Хорошо, что вот этот мужчина так решительно настроен относительно Марины– повёз отдыхать в тёплые края, сразу речь про свадьбу и совместную жизнь завёл. Правда немного полноват, волосы редеют на макушке, зато огромная квартира в центре, совладелец концерна и дочь любит, по всему видно. А там она, в ожидании внуков, убедит их приобрести загородный дом и возьмёт на себя все финансовые вопросы и хлопоты по ведению хозяйства. Только бы планы не поменялись!

Семён Семёнович Мешковец сегодня, как никогда был похож на серый, обвисший мешок и немного соответствовал тому прозвищу Мешок, которое дали за глаза его коллеги. Подчинённые, которые собрались в его кабинете, знали, что периодически его мучают жуткие приступы язвы. Ложиться в клинику Семён Семёнович категорически не собирался, так лечился народными средствами, которые выискивала жена– прополисом, картофельным соком, настойкой из зверобоя и чёрного гриба Чага. Мешковец ворчал, мол ты мне ещё жабьи пупки засуши, растолки потом добавляй в водочную настойку, так хоть интерес к употреблению появится, не то что микстуры с отвратительным вкусом и запахом. Он не спал всю ночь, но к утру боль в животе утихла, зато времени для сна осталось около часа, вот от этого мучительного времени выглядел он помятым, бледным и измождённым, лишь одно радовало– боль не возвращалась. Мешковц первым обратился к Земскову Владимиру Фёдоровичу и попросил не тянуть резину, а докладывать быстро и ясно, потому что через час у него должна появиться чёткая картина происходящего. Он глянул на часы– в Министерстве надо появиться через час, а выйти придётся раньше, чтобы было время на дорогу. Что-то наверху особенно разволновались по поводу насильственных смертей связанных с пиковым валетом. Земсков, которого прозвали Карамболь за лысую как биллиардный шар голову, вытер со лба пот и открыл чёрную папку.

– Значит так: мы, с помощью товарищей из районной прокуратуры, обшарили все помойки и контейнеры в одну и в другую сторону в районе посёлка Свияга, и, самое удивительное, что обнаружили там вещи покойного еврея Ашкенази Зиновия Рудольфовича. Сумка-баул вформе саквояжа из дорогой кожи. Даже странно, что никто не обратил на неё внимание, хотя это объяснимо– бомжи рыщут по городским свалкам, за город нос не суют, а водители зашвыривают мешки с мусором не рассматривая содержимое контейнеров. Внутри только личные вещи– пара рубашек, трусов, носки, бритва, одеколон. Перевернули и перетрясли не только мусорку и в округе, но документов, бумажника, телефона и других вещей не обнаружили.

– Вы уверены, что это багаж убитого?– хоть Мешковец был старше всех присутствующих как по возрасту, так и по званию, однако обращался к подчинённым всегда на вы и не потому что держал дистанцию, а потому что уважал, знал– хлеб полицейского суров и горек, сам начинал с участкового.

– Уверены. На ручке оказался прикреплена багажная бирка из Шереметьева. Мы проследили весь путь еврея с того момента, как он приземлился в России. По номеру на бирке сотрудники аэропорта определили владельца, им оказался Ашкенази. Весь день он провёл в Москве, с кем встречался и что посещал установить не удалось, но всплыл он поздним вечером на Ленинградском вокзале, приобрёл билет на «Сапсан». В Санкт-Петербург Ашкенази прибыл ранним утром на Московский вокзал как раз за три дня до того, как обнаружилось его тело. Уехал в город на такси или другим видом транспорта не известно.

– Что у вас?– Семён Семёнович глянул на Шапошникова.– У вас есть все основания для задержания Гульбанкина? Он человек в городе и в бизнесе известный, большие средства жертвует на благотворительность. Не ровён час средства массовой информации начнут трепать нас, как Тузик грелку.

– Всё не просто, Семён Семёнович. Проверяем, но пока прямых доказательств у нас на Гульбанкина нет, только то, что в его доме при обыске были найдены некоторые вещи предположительно имеющие отношение к двум первым жертвам. В этот дом лезут все кому не лень, пока хозяин находился в больнице, кто-то там что-то искал, так могли и подкинуть улики.

– Что за улики?

– Баночка с гримом и пуговица. Всё это лежало в пластиковом пакете, в нижнем ящике письменного стола. Отпечатков пальцев на предметах нет. Частички грима обнаружили французские криминалисты на карте, найденной возле мёртвого тела Троепольского. Однако мы не можем с точностью сказать, тот ли это грим. Надо делать официальный запрос во Францию для того, чтобы они прислали химический анализ вещества. На это уйдёт много времени, и вдруг нам это ничего не даст. А вот пуговица точно с рубашки Ашкенази. Ещё на него, как на убийцу, указывает то, что он был в доме во время смерти Сатырова. Таксист точно указывает на бизнесмена.

– И зачем ему держать всё это дома? Гульбанкин же не идиот! И за каким лешим он поехал убивать Сатырова на такси? Что он сам об этом говорит?

– Клянётся, что никого и пальцем не трогал, что приехал к Отару Сатырову, чтобы предупредить об опасности, но тот уже был мёртв. В любом случае пришлось выпустить бизнесмена, адвокат добился для него свободы под хороший залог и подписку о невыезде, ну а мы будем выяснять– эта свобода для него временная или постоянная.

– У самого Гульбанкина есть какие-нибудь версии случившегося?

– Есть, но какие-то корявые. Он рассказывает о некоторых личностях, о которых толком ничего не знает. И если это не плод его воображения, то мы найдём их.

– Ну хорошо, эти картёжники, и их объединяет нечто общее, их убили одинаковым способом, а женщина за что пострадала? И способ убийства какой-то странный, как из классических детективов Агаты Кристи.

– Смерть женщины, похоже, из другой оперы.– включился Рафик.– Здесь тоже много непонятного, то ли хотели убить именно Светлану Еськову, а у сожителя был мотив, чтобы завладеть имуществом, то ли покушались на самого Гульбанкина. Там вообще тёмный лес– каждый из присутствующих был заинтересован в смерти бизнесмена. В концерне «Сливочное царство» происходит такой мухлёж, что Гульбанкина, наверное, обнимет родимчик, когда вскроются махинации.

Тут без стука вошла секретарша Мешковца и глянув на Шапошникова сказала:

– Вас повсюду разыскивает дежурный по управлению. У него что-то очень важное.

– Понял.– отрапортовал полицейский, вышел вслед за женщиной в приёмную и достал из кармана мобильный. Буквально через минуту вернулся и обратился к начальнику.– В дежурку звонили из больницы. Официант из ресторана Кравцов Лёша, который обслуживал вечеринку, пришёл в себя. Если он в состоянии говорить, уже сегодня мы сможем что-нибудь узнать.

– Тогда по коням.– скомандовал Мешковец и, как в начале разговора, посмотрел на часы. У него ещё осталось несколько минут, чтобы выпить кофе и отправиться в Министерство.

Гульбанкин набрал ванну. После нескольких дней в камере, он считал, что истребить душем этот запах не получится, необходимо глубокое погружение с ароматизаторами, пенами, шампунями и мочалками. Свои ключи он отдал Александре и когда адвокат вёз его домой, пришлось звонить домработнице Евгении Степановне, чтобы та встретила его у крыльца. Сердобольная женщина долго и жалобно причитала о тяжёлой судьбе хозяина, о его болезненной худобе, о том, что полиция наведывалась несколько раз, рыскала по всем щелям. Сидоренко, как и другие, пыталась прорваться в больницу к Эдуарду, приносила личные вещи и фрукты, но так и не смогла лично встретиться с больным, а потом этот внезапный арест, из-за этого накопила много информации, которая лилась из неё речевым потоком.

– Несколько раз звонила какая-то женщина, сказала, что вы просили её проведать дом, но вы-то мне никаких указаний не оставляли, на звонки не отвечали, поэтому я ответила, что во владениях полный порядок, я слежу за этим, а так же за бонсай. Садовник приходил в положенные дни, стриг газоны и поливал цветники.– домработница надела фартук и принялась готовить обед. Эдуард перемещался из холла в кабинет, из кабинета в ванную и везде слышал зычный голос Евгении Степановны.– Марина Владимировна не появлялась ни разу. Я слышала в городе кое-какие разговоры, но это не моего ума дело, сами всё узнаете. А Светочку похоронили чин-чинарём, я приходила её проводить, даже не поминки в ресторан попала. Плакала! Жаль бедную женщину! Звонил несколько раз Петруша, что-то у них там за проблемы с Егором– Светочкиным сожителем, но толком ничего не знаю. Да, чуть не забыла– официант, который приходил обслуживать банкет, похоже связался с какой-то дурной компанией, его зарезали ножом. Он вроде бы живой, но как надолго неизвестно…

Сидоренко говорила и говорила. Гульбанкин запер в ванной дверь, залез в ароматную пену и с головой ушёл под воду, чтобы не слышать уже надоевший голос. Какое ему дело до всех этих сплетен, до официанта, которого он видел один раз в жизни и то мельком, до Петрушиных проблем, до Марины. Все люди взрослые и каждый выбирает свой путь, а он не в состоянии облагодетельствовать весь мир, свою жизнь не может устроить, погряз в проблемах, перескакивает из больницы в тюрьму, вокруг смерти и убийства. Он простой мужик, которому нужен телевизор вечерами, ребёнок, чтобы дать воспитание и кров, поездки к морю и мороженое в парке. Он, ещё лёжа в палате, про себя понял, что с Мариной их уже ничего не связывает. Осталось одно-найти какие-то слова, чтобы сказать ей об этом и не обидеть, а то получается что-то вроде того– поматросил и бросил. Он представил реакцию её матери, та виделась ему женщиной жёсткой и властной, она подавляла свою дочь. Казалось старшая Веденеева желает заставить младшую сделать то, что по каким-то причинам не сделала сама и поправить своё материальное положение за счёт Марины. Они встречались несколько раз, но Гульбанкин всякими силами уклонялся от сближения, и от того, чтобы дама проникла в его дом. Хоть Марина настаивала на том, чтобы мать составляла им компанию в поездках за границу, в походах на театральные премьеры и выставки, однако Эдуард Аркадьевич всегда находил причины для отказа. Сейчас всё изменилось, ему хотелось думать об Александре. Эдуард решил, что как только приведёт себя в порядок, позвонит и назначит ей свидание. Он так давно не испытывал эти чувства, что сам оторопел от таких странных перемен. Эдик вспомнил когда это происходило с ним в последний раз. Стояла весна, мать-мачеха жёлтым ковром покрыла лужайки возле школы и он– пацан, с веснушками на лице и уже выгоревшей шевелюрой, идёт рядом с девочкой из параллельного класса и несёт её портфель. Он вспомнил, как сердце то ухало в пятки, то бросалось в голову, то возвращалось в грудную клетку. Эдик косил глазами, пытаясь рассмотреть что чувствует она и видел лишь её розовое ушко и длинную шею. Любовь всей его жизни, как ему казалось тогда, занималась гимнастикой, ровно и прямо ходила по бревну, садилась на шпагат и легко делала мостик. Она наравилась многим мальчишкам, но нести портфель доверила только Гульбанкину. Уже потом, когда Эдька учился в институте, внимательно следил за её передвижениями и переменами в жизни. Как-то от школьного товарища узнал, что она вышла замуж за какого-то барыгу, покатилась вниз, начала пить, а он воскрешал в памяти её образ и видел лишь длинную, белую шею и ушко с маленьким, переливчатым гвоздиком. Эдуард думал тогда– если бы он не был бы нищим студентом и имел хоть какой-то достаток, то никогда бы не дал ей споткнуться и упасть. В тот момент он ещё не знал о царских червонцах. Сейчас он очень чётко уяснил для себя, что никакое богатство не даёт ощущения счастья, какое он испытывает от предвкушения встречи с Александрой. Нет, конечно, когда он въехал в этот дом, то был счастлив месяц, когда приобрёл крутой внедорожник это состояние длилось неделю, когда поедал в ресторане на греческом острове Корфу омаров, политых лимонным соком, то наслаждался лишь тридцать минут. Однако он желал счастья стабильного, с утра до ночи, до конца своих дней. Эдик решил про себя– если судьба даёт ему шанс, надо быть полным глупцом, чтобы не воспользоваться им. И ещё одна, пока неразрешимая проблема, владела его мыслями, и если он её не решит, то запланированного счастья ему не видать. Эдуард силился вспомнить каждую мелочь, касаемую Родиона. Как он был глуп и недальновиден– сблизился с человеком, ввёл его в круг игроков, но даже не узнал его фамилии. Однажды Родион предложил сбросить на электронную почту Гульбанкина фотографии с изображением бонсай, которые он привёз из Японии. Однако Эдуард точно не помнил написание своего адреса, тогда он спросил, как сам может разыскать приятеля в сети, на что тот ответил:

– С какой фамилией ассоциируется моё имя?

Гульбанкин засмеялся:

– Конечно, Раскольников!

– И всё? А Родион Щедрин тебе ни о чём не говорит?

– Ну что ты, я же не совсем тупица непроходимая, классическую музыку слушаю иногда.

Между ними как-то с самого начала повелось, наверное в силу приличной разницы в возрасте, что Эдуард обращался к приятелю на ты, а у того в силу хорошего воспитания просто язык не поворачивался тыкать старшему товарищу. Зато иногда он мог разговаривать с ним менторским тоном.

– Вы, извините меня, путаете понятия. Классическим может быть не только опера и балет, но рок, панк, джаз. Элвис Пресли, Дюк Эллингтон, Микаэл Таривердиев это музыкальные классики, потому что являются образцом, проверенным временем. А Родион Щедрин работал в разных жанрах и оперы, и симфонии, и балеты, он с удовольствием писал музыку к лёгкому жанру кино. Так вот: моя покойная маменька являлась поклонницей Щедрина с тех пор, когда посмотрела фильм «Высота» с Николаем Рыбниковым и Инной Макаровой в главной роли. Вы должны немного захватить то время, когда вся огромная страна строила социализм. Так вот именно Родион Щедрин написал знаменитую песню на все времена «Весёлый марш монтажников-высотников».

– Конечно, я помню!– широко улыбнулся Гульбанкин и запел.– «Не кочегары мы не плотники, но сожалений горьких нет! А мы монтажники– высотники, и с высоты вам шлём привет»!

– Да!– подхватил Родион.– Моя матушка боготворила этого красивого, статного композитора всей душой, ходила на его концерты и следила за творчеством. Страдала, когда он женился по большой любви на Майе Плисецкой, и когда появился я, то получил его имя. Имя редкое и замечательное, в переводе с греческого означает герой. Недавно давали в «Мариинке» его оперу «Левша», я кое-как достал билет. И вы знаете, я так же как и мать в восторге от этого композитора, а Левша, кажется вообще с меня списан. Он и хитрый и простоватый, юморной, любитель выпить, он степенный, но у него совершенно отсутствует страх перед смертью. И самое главное он родом из Тулы, как и я!

Тогда Родион нацарапал на какой-то бумажке свой электронный адрес английскими буквами что-то вроде «родя тире щедрый собака майл точка ру». Эдуард сунул куда-то листок, потом забыл, а после того, как произошла та памятная игра, перерыл все возможные места, но записка бесследно исчезла. Скорее всего после стирки превратилась в сухой, скрюченный комок, похожий на жвачку в кармане рубашки, брюк или куртки. Гульбанкин пытался воскресить в памяти ту запись, но то ли тире ставил не в том месте, то ли неверно сочетал английские буквы для получения «щ», однако результата не добился. Эдик как в детстве погрузился в ванную с головой и замер, отсчитывая секунды, потом вырвался наружу, расплёскивая пенную воду. Он, как порванные бусы собирал в памяти мелкие моменты, которые могли хоть что-то рассказать о товарище, но со времени их последней встречи произошло так много разных событий, что воспоминания истёрлись и выцвели. Они связывались и договаривались о встречах по телефону, но вскоре последняя ниточка, ведущая к Родиону исчезла. Ему назначили последний– красный уровень химиотерапии. Первую процедуру Гульбанкин перенёс сносно, через двадцать один день он вернулся в клинику за следующей порцией яда, вот тогда его организм просто начал распадаться на части, выпали волосы, его выворачивало на изнанку и силы таяли. Однажды он надрывался над унитазом и выронил в воду телефон, лежащий в кармане рубашки. Эдуарду было настолько плохо, что он даже не попытался выловить аппарат. Он дополз до кровати и мысленно махнул рукой– всё равно трубку уже не спасти, купит новую, а номера восстановит. Буквально на другой день Марина принесла навороченный Айфон последней модели и вписала туда номера друзей, коллег, работу, даже такси, полицию и МЧС, но номера Родиона уже было не вернуть, однако в тот момент Гульбанкин думал о совсем других вещах. Эдуард Аркадьевич теребил свою память, закатывал и закрывал глаза, вызывая образ мужчины, но лицо, словно намеренно ускользало и расплывалось безликим пятном. И что он мог рассказать полиции об этом человеке? Гульбанкин вытерся мохнатым полотенцем, накинул халат и поднялся в кабинет. Он никак не мог понять, кто решил упечь его в тюрьму и зачем? Эдуард упёрся в версию с Родионом, а если тот вообще не при чём? Кому надо было проникать в дом и подбрасывать улики, указывающие на то, что именно Гульбанкин совершил все эти преступления? Он никого не подставлял, всем старался по возможности помочь, даже завещание написал, розадал всё и всем, никого не обидел. А может дело как раз и в завещании? Сначала решились на отравление, но погибла Светочка, тогда пошли на другой вариатн– упечь в тюрьму, там уж точно он быстро угаснет. Нет, такого не может быть, его компаньоны порядочные люди, Петруша милейший мальчик, Марина любит его. Остаётся только Родион. Если полиция найдёт его, тогда хоть что-то проясниться.

Гульбанкин достал лист бумаги и взял ручку, на секунду задумался и начал писать. Через час воспоминания о Родионе были закончены и теперь он с чистой совестью мог позвонить Александре. Почему-то Эдуард разволновался, он снова почувствовал себя тем пацаном, который за возможность нести портфель любимой девушки готов драться с целым миром. Она ответила быстро, как будто ждала его звонка.

– Здравствуйте Эдуард. – затараторила женщина, словно боялась, что у неё отберут телефон.– Как хорошо, что вы позвонили! Как вы себя чувствуете? Я в полиции пыталась получить встречу с вами, но получила отказ, потому что я не родственница и не жена. А домработница ответила по телефону, что она следит за домом. Вы не волнуйтесь!

– Всё хорошо, Саша, это вы не волнуйтесь.– мужчина перебил её.– Меня отпустили под залог. Я звоню вам сказать это и то, что наше свидание может состояться сегодня или когда вам будет удобно.

– Да хоть сейчас!– Александре показалось, что если она не увидит его немедленно, то снова потеряет. Женщина осеклась, боясь, что он прочитает её мысли.– Мне же надо отдать ключи от дома.

– Я заеду за вами через два часа, говорите адрес.– Гульбанкин коряво записал, прижимая трубку плечом.– Сначала мне надо заехать в полицию, надеюсь теперь надолго меня там не задержат.

Он, внутренне ликуя, переоделся и спустился вниз. Из кухни доносилось громыхание кастрюль и волшебные ароматы узбекского плова, логмана, каких-то диковинных специй и чеснока. Гульбанкин сглотнул слюну и крикнул в сторону кухни:

– Евгения Степановна, я обедать не буду, может быть позже. У меня дела.

– Да как так?– женщина высунула из дверей румяное, распаренное над кастрюлями лицо.– Я такую вкуснятину приготовила!

В это время в дверь позвонили. Эдуард, не спрашивая кто, открыл. На пороге стоял Юдинцев, тот был взволнован и не смотрел хозяину дома в глаза. Однако Гульбанкин находился в состоянии счастливой невесомости, не обратил на это внимания и снова крикнул домработнице:

– Компанию на обед составит Николай Петрович, а мне надо бежать.– потом обратился к компаньону.– Как ты узнал что меня выпустили?

– Позвонил адвокату. Ты же помнишь, что это и мой адвокат тоже, да собственно и всей нашей компании.– Юдинцев подхватил Эдуарда под руку и увлёк вглубь дома, подальше от ушей Сидоренко.– Нам надо очень серьёзно поговорить. Это не займёт много времени.

Гульбанкин с гостем вернулся в кабинет, они уселись в кресла напротив друг друга и он поторопил:

– Коля, я действительно опаздываю, так что выкладывай по-быстрому.

– Даже не знаю с чего начать.– замялся Юдинцев. Когда ехал на встречу, то в голове разложил всё по полочкам. Он представлял, что увидит Эдуарда Аркадьевича уставшим, раздавленным, больным, немощным, но тот выглядел энергичным, подтянутым и совершенно здоровым и от этого полочки в голове перепутались, а некоторые даже потерялись.– Начну с проблем в концерне, я не хотел обращаться в полицию, прежде решил поговорить с тобой. Ты помнишь тот проект биоэлектростанций, в который мы вложили кучу бабок?

– Конечно, но это сфера деятельности Переверзева.

– Я знаю, что это не моего ума дело, но случайно увидел один документ, и Марина со своей журналистской хваткой помогла раскопать некоторые нюансы.

Юдинцев рассказал всё о своих подозрениях, о том, что жена Сан Саныча Ирина основала странный фонд, куда постоянно утекают деньги из «Сливочного царства». Гульбанкин молчал несколько минут.

– Ты понимаешь, что он или она заинтересованы в моей смерти или устранении? А если поймут, что ты в курсе их афёр, возьмутся за тебя?– Эдуард неуверенно покачал головой.– Однако не верится, что они способны на такое, я имею в виду физическое устранение. В любом случае хорошо, что ты не пошёл в полицию. Сами разберёмся.

Гульбанкин поднялся, но Юдинцев удержал его.

– Подожди, мне надо ещё кое-что тебе сказать.– он замешкался подбирая слова, потом выпалил.– Мы с Мариной теперь вместе. Другими словами– живём вместе.

И только теперь он отважно посмотрел на Эдуарда, пытаясь уловить, какие чувства вызовет его признание, но тот, на удивление, оказался совершенно спокойным.

– Ты знаешь, я ожидал чего-то подобного. Это должно было когда-нибудь произойти. Марина прекрасная женщина и достойна лучшего. Я же давал ей лишь материальное, а душевного тепла, из-за того что был вечно занят, ей не доставалось.

– Так ты не сердишься на нас?– осторожно спросил Юдинцев.

– Я желаю вам счастья.– Гульбанкин произнёс это совершенно искренне, а про себя подумал, как хорошо всё складывается– не придётся оправдываться и нудно изъясняться, потом слушать истеричные упрёки. Ему тяжело было обидеть Марину даже мысленно после того, что она для него сделала.

– Так мы остаёмся партнёрами и друзьями?

– Коля, в моей жизни не так много тех, кем я дорожу и разбрасываться друзьями не собираюсь. А с Переверзевым надо поговорить в отсутствии жены Ирины, мне кажется это она его подталкивает к воровству. Ты же помнишь, каким он пришёл в начале, когда мы запускали производство? Мотался, как сайгак по полям в кирзовых сапогах, фермы стояли в навозе по колено, ведь это он всё вычистил, как Авгий.

– Когда ты вернёшься на работу?

– Как только разберусь с этой историей. Подозрения с меня ещё не сняты.

– Тебе нужна помощь?

– Спасибо. Мне самому надо во всём разобраться, но если понадобится, дам знать. Переверзева пока не тревожь, пусть думает, что его махинации шиты-крыты.

– Да, вот ещё что.– Юдинцев протянул связку ключей.– Это от дома и от машины, которую ты ей купил. Я поставил автомобиль на стоянку возле нашего офиса. Пойми, это не Марина передала, это я должен дать ей всё.

– Я понимаю. Вопросов нет.

Они крепко пожали друг другу руки. Эдуард, схватив листок со своими записями поехал в полицию, а потом на свидание. Юдин же с удовольствием уселся за стол. После такого сложного разговора, он готов был съесть в одиночку весь казан с пловом, но вовремя вспомнил, что обещал Марине сбросить пару килограммов, поэтому отказался от логмана, съел, к огорчению Евгении Степановны, лишь небольшую порцию рассыпчатого риса с бараниной.

Глава 12.

День распалился жарой, плавился асфальт, и ребятишки лезли без спроса в городские фонтаны. Рафик включил в машине кондиционер, но оставил небольшой зазор в окне, чтобы табачный дым вытягивало ветром. Он не курил в салоне при Наташе, а находясь один смолил внутри почём зря. Знал же что жена будет ворчать, потому что табачный дым проникал в обивку, в чехлы и казалось даже в пластик, но ленился выходить из прохладного салона в городское пекло. Он катил по городу и вспоминал утренний допрос Колыванова. Они напару с Шапошниковым трясли его на протяжении двух часов, как спелую грушу, но с него сыпались лишь мёрзлые, мелкие ранетки. Егор твёрдо стоял на своём– сожительницу не убивал, а любил, в день смерти позвонил матери рассказать о случившемся, а та уже на другой день состряпала липовое свидетельство о браке. Мать поняла, что Егорушка вернётся в семейное гнездо, в котором прописан и имеет свою долю, а это её совсем не радовало. С отчимом, мужиком простоватым и работящим, Егор совсем не ладил, потому что тот объяснял пасынку примитивные вещи– мужик должен крепко стоять на земле, работать на ней лопатой, граблями и горбом, а не носить шёлковые галстуки под рубашку и не ублажать старых потаскух. Тьфу! Сердобольная мамаша нашла, казалось, самое хитрое и умное решение, но никак не могла предполагать, что появится вот такой пронырливый татарин, который раскроет её идеальный план. В ЗАГСе она служит давно, у неё прекрасная репутация и никому даже в голову не придёт заподозрить кристально-чистую работницу в мошенничестве. Колыванов всячески отрицал то, что знаком с официантом Кравцовым, вино Светочке предложил из лучших побуждений, всех присутствующих в тот роковой вечер знал кого лучше, кого хуже, но в друзьях ни у кого не числился. В общем пока ничего определённого выяснить не удалось и лишь на одно уповали полицейские: посидит Егор Колыванов в камере с такими же товарищами по несчастью пару дней, авось и вспомнит, зачем и как сожительницу отравил, потому что только у него и его матери имелись мотивы избавиться от женщины. Полицейские заподозрили, что план отравления эти двое могли разработать заранее и ждали удобный момент, чтобы привести в исполнение. Уже подъезжая к клинике Рафик остановился возле небольшого кафе, поел наспех и через десять минут уже не помнил, чем набил свё нутро– лишь бы не урчало, потому что помимо работы, его мысли были заняты тем, как встретятся мать и Наташа. Отца и брата он во внимание не брал, те всегда встанут на его сторону, а вот мать– женщина сильная, перенёсшая блокаду и имеющая очень жёсткие взгляды на семью, может запросто отчихвостить разлучницу Наташу. Рафика даже пот пробивал, когда он в мыслях рисовал такую картину: мать открывает двери и уперев руки в бока грозно произносит:

– Ну что, явилась? Лишила двух ребятишек отца и припёрлась как ни в чём не бывало! А ну, поворачивай оглобли! И чтобы я тебя больше здесь не видела!

Мужчина передёрнул плечами, как от озноба. Жуть, а не картина. Одна надежда, на кротость жены и на то, что мать сама пригласила их на обед. Ведь не ругаться же она их зовёт!?

Рафик возлагал большие надежды на разговор с Лёней Кравцовым, который подрядился работать официантом, а сам принёс отравленное вино. И сам себя полицейский одёрнул: пока не доказана вина подозреваемого, думать и говорить как о преступнике он не имеет право. Разочарованию не было предела, когда его встретил заведующий отделением со словами:

– Вы уж нас извините! Мой коллега, лечащий врач Кравцова, поторопился сообщить вам о том, что пациент пришёл в себя.

– А что это не так?

– Так, он в сознании, только, боюсь, вы ничего от него не узнаете. Он не может говорить. Мы поддерживаем его всеми возможными способами, но не можем спрогнозировать что будет дальше. Никто не знает будет он жить или нет, а вы хотите допросить. Одна самая большая надежда на Бога и молодой организм.