Текст книги "Чарующая бесполезность"

Обед в ресторане прошёл тихо, без речей и воспоминаний прошлого. И вскоре негромекие, застольные разговоры о том, какой же милой была покойная перешли на темы совсем посторонние– косметология, цены в магазинах, последний сериал с Мироновым. На прощание Пётр поблагодарил всех присутствующих, что пришли проводить Светочку в последний путь и помянули добрым словом, а когда народ рассеялся Пётр, Юля и Егор отправились в пустую и от этого казалось такую огромную квартиру. Петя решил немного повременить с разговором о том, когда именно сожитель соберёт свои чемоданы и отправится восвояси, он великодушно дал время освоиться с той мыслью, что их связывала только Светочка и сейчас пути расходятся. Однако Егор не проявил величие своей души, и, как только они переступили порог квартиры, пригласил собраться за круглым столом гостиной для важного сообщения. Пётр с Юлией несколько удивились такому повороту, молча переглянулись и безропотно устроились в креслах. Все устали, день был долгим и тяжёлым, хотелось уже принять душ, выпить чего-нибудь покрепче и остаться наедине со своими мыслями, в своей комнате. Но у Егора как будто появилось второе дыхание, печаль во взгляде сменилась уверенностью и голос прозвучал повелительно:

– Дорогие мои, теперь мы одна семья и надо уже решить вопрос с поиском убийцы Светочки. Следствие, я думаю, на правильном пути и назавтра нам необходимо явиться в полицию для дачи показаний.

Возникла небольшая пауза. Пётр, не двигаясь со своего места изрёк:

– Я хотел оставить этот разговор на потом, но ты сам затронул эту тему. Несмотря на то, что ты живёшь здесь уже достаточно долгое время, никакая мы не семья! И я просил бы тебя съехать из квартиры. Конечно, не сегодня, а когда найдёшь себе подходящее жильё. Думаю тебе хватит двух-трёх дней.

Егора не смутили такие речи, он продолжал стоять в позе смирного, но уверененного в себе солдата, потом достал из папки, лежащей на столе, какие-то бумаги и протянул Петру. Возникла пауза и Юля от любопытства готова была уже подпрыгнуть и сунуть нос в листки, которые с немым удивлением перебирал жених.

– Не может быть! Она не могла это сделать со мной!

– Что это?– девушка не выдержала и катапультировалась со своего места. Увидев бумаги прохрипела.– Вы зарегистрировали брак?

Теперь они оба с немым ужасом и изумлением взирали на новоиспечённого родственника, а тот, заранее предполагая такую реакцию, спокойно ответил:

– Да мы тайно поженились. Дело в том, что моя жена и твоя мать, не оставила завещания. Теперь всё принадлежит мне, как законному супругу. Я буду более благосклонен к тебе и дам неделю, для того, чтобы ты нашёл для своей будущей семьи достойную квартиру.

Повисла пауза. Петру хотелось ущипнуть себя, для того, чтобы происходящий бред превратился в пустое наваждение. Он ещё раз внимательно изучил свидетельство о браке и уставился взглядом на карман рубашки Егора. Ему казалось, что если он посмотрит ему в глаза, то тот, как питон, заворожит взглядом и засосёт в чёрную бездну своего нутра, как заглотил свою сожительницу.

– Почему именно в ЗАГСе Кингисеппа?– он лихорадочно соображал что спросить, мысли его путались и никак не выстраивались в порядок.– И с какой стати такая таинственность?

– Какая разница в каком ЗАГСе, ну Кингисепп. И потом Светочка не хотела, чтобы кто-то помешал нашему счастью– Егор прошёл к бару и по-хозяйски налил виски, потом повернулся к растерянному Петру.– Ты выпьешь что-нибудь?

Бывший хозяин квартиры отрицательно махнул головой и снова уставился на карман:

– Ну ты козёл прыткий! Обвёл вокруг пальца наивную женщину! Получается, что и дача, и автомобиль, всё принадлежит тебе!

– Не надо оскорблений, иначе я пересмотрю своё предложение пожить здесь ещё месяц!

– Да пересматривай ты что хочешь, но я это так не оставлю!– Пётя подскочил и хаотично задвигался по комнате, вдруг внезапно остановился, озарённый страшной мыслью.– Вот теперь я понимаю, что убить планировали вовсе не Гульбанкина! Это ты убил мою мать! Думаю мать захотела порвать с тобой, а ты решил избавиться от неё! Боялся, что она отправит тебя с тем, с чем ты сюда заявился– с тремя мятыми рубашками, парой трусов и дырявыми носками!

– А вот это очень даже правдоподобно!– вмешалась Юля.– Я слышала, как ты,– она легко поднялась с кресла, придвинулась вплотную к вдовцу и ткнула пальцем всё в тот же карман,– предложил Светочке выпить красное вино! Ты просто настаивал. Я сидела рядом с тобой и слышала весь разговор до мелочей! Вот это я завтра и расскажу в полиции! Да я уверена, что этот разговор слышал и Переверзев, он находился напротив тебя! Не думай, что отвертишься так просто!

Уверенность Егорки пошатнулась от такого напора, он залпом опустошил стакан с алкоголем и скрылся в комнате, в которой он обитал вместе со Светочкой, на ходу бросив:

– У вас ничего не выйдет! Вам не удастся меня оболгать!

Дверь с театральным грохотом захлопнулась, и Пётр с Юлей вернулись на свои места. Голова шла кругом от такой информации. Оба лихорадочно соображали, какой шаг предпринять следующий– обращаться ли к адвокатам, проверять подлинность документов или искать жильё. Юлию совсем не радовала перспектива возвращения в родительский дом, в котором помимо стариков проживали ещё два брата. Да и дом находился на окраине города, откуда добираться до работы около двух часов. По выходным, как правило, отец в стельку, частенько и братья компанию ему составляют. Мать привыкла за всю жизнь, а им в таком хаосе придётся не сладко. Юля мечтала выбраться из этого дома, из прокуренной и заставленной пустыми бутылками кухни. Вроде только начало всё налаживаться, свадьба на носу, шикарная квартира, кольца, свадебное путешествие, белое платье…и вот на тебе! А Пётр углубился в свои горькие мысли. Как так, мать добрая, нежная, заботливая вдруг превратилась в мачеху! Она ради того, чтобы удержать любовника, который младше её на двадцать лет, прётся с ним в периферийный ЗАГС и заключает брак.

«Не удивлюсь, что она и фату одевала, престарелая нимфетка!– зло и горько размышлял несчастный сын.– А обо мне она думала, когда согласилась на такой шаг! Да ещё и тайный. Глупость какая-то!»

Они долго ворочались на широкой кровати, взбудораженные мысли не пускали сон, потом Юля прижалась к жениху и прошептала:

– Я всегда буду с тобой, ничего не бойся. Попросим Гульбанкина ссудить деньгами на первый взнос, я возьму в банке ипотечный кредит и купим квартиру, а пока поживём с моими родителями. В тесноте, да не в обиде.

На глазах Петра от обиды навернулись слёзы, он вытер ладонями мокрые глаза и понимая, что Юля не видит в темноте проявление его слабости, сглотнул ком и хрипло ответил:

– Я так просто не отступлюсь! Я родился в этой квартире, прописан здесь же и вписан в приватизацию. Спрошу у Эдуарда Аркадьевича адрес его адвоката и подам в суд на Егора. Возможно квартиру и имущество придётся делить, но всё он не получит!

И только когда пришло решение, они уснули тревожно и без сновидений.

Он терпеть не мог похороны, рыдающих скорбящих, запах корвалола и лилий, но пропустить церемонию не мог. А когда после погребения Светочки вся процессия направилась в ресторан на поминальный обед, Переверзев, сославшись на важные дела, спешно поехал домой. День стоял душный, жаркий и чёрная рубашка расплылась по бокам тёмными, влажными пятнами. Сан Саныч вёл машину лихорадочно и нервно, его руки потели и тряслись. За закрытыми дверями огромной квартиры он почувствовал себя в относительной безопасности. Ирина уехала из траурного зала на своей машине, присутствовать на кладбище она сочла не обязательным и почему-то оказалась дома, что несколько раздосадовало Переверзева– ему хотелось побыть одному. Она вышла в холл и молча наблюдала, как муж бросил ключи на тумбочку, снял ботинки и сунул ноги в тапочки. Он перехватил её холодный, ничего не выражающий взгляд, и вспомнил тот момент, когда только познакомился с ней. Ирина казалась ему верхом совершенства с точёной фигурой, длинными, каштановыми волосами и тогда она смотрела на него с обожанием и восторгом. Наверное от этого взгляда и произошла та химия из-за которой он и бросил полнеющую и, как ему казалось, совсем непривлекательную жену с сыном.

– Похоронили?– равнодушно спросила Ирина и посторонилась пропуская мужа.

– Похоронили, зарыли, закопали, дело нехитрое. Налей мне что-нибудь выпить.

– Что опять?– спокойствие и равнодушие женщины улетучилось.– Ты теперь каждый день будешь как матрос надираться? Шаришься по квартире, сшибаешь мебель!

– Да не визжи ты! И так тошно!– Переверзев прошёл в столовую и тяжело опустился на стул.– Неужели ты не понимаешь, что если начнут копаться в причинах смерти Светочки, могут добраться и до меня!

– А ты здесь при чём?

– Сама слышала, что отравить хотели Гульбанкина. Я у них буду первым в списке подозреваемых!– Александр Александрович понял, что жена не намерена накрывать перед ним скатерть-самрбранку, так же тяжело поднялся и направился к холодильнику. Раньше, когда дела на ферме заставляли много двигаться, он был лёгок на подъём, строен и энергичен, а сейчас автомобиль с персональным водителем, удобное кресло в кабинете разленили его и постепенно стали добавлять килограммы. Он выбрал водку– холодную, тягучую, не отходя от холодильника налил половину хрустального стакана, залпом выпил и не выпуская из руки бутылку, пальцем указал на женщину.– Это всё из-за тебя! Это ты со своим фондом подтолкнула меня к присвоению денег. Ох, если всё вскроется, то суши сухари!

Ирина подошла к мужу и резко вырвала из его рук бутылку, расплескав содержимое по дубовому паркету.

– Звонили из полиции, завтра в десять нас приглашают на беседу. Так что возьми себя в руки и не пей!

– На беседу? Или на собеседование?– пьяно ухмыльнулся Переверзев.– Будут выяснять, подхожу ли я на роль арестанта, а то вакансия в тюрьме образовалась! Не радуйся, что избавишься от меня, твоему фонду тоже каюк придёт!

– Идиот!– зло бросила Ирина.

– Дай сюда бутылку, курва!

Женщина с грохотом поставила на стол водку и, повернувшись уходить, бросила через плечо:

– Как был деревня, так и останешься! Даже ругаться нормально не научился, всё курва, да лярва! Где только такие словечки находишь!

– Пошла вон!– зло и пьяно бросил вдогонку Переверзев.– Смотри мне, бить не буду, но до поноса затрясу!

– Ой, испугали бабу х…м– Ирина перестала держать лицо воспитанной, светской дамы и перешла на сленг своего мужа. Она скрылась в другой комнате и уже ни к кому не обращаясь махнула рукой.– Да делай ты что хочешь! Сам завтра будешь трястись и потеть с бодуна и от страха.

Ажурные, кованные ворота оказались дружелюбно распахнутыми, что не характерно ни для таких дворцовых ворот, а тем более роскошных зданий, которые находились за такими высокими заборами. Как правило, чужие сюда не проникают, территория строго охраняется, да и вообще, богатство уважает тишину. В доме всё поражало роскошью и безвкусицей, казалось, что антикварный магазин расположили в домашних условиях. Совершенно нелепо сочетались картины в золочёных, тяжёлых рамах, витиеватые подсвечники, каминные часы в стиле ампир с запахом пережаренного лука, это как в залах «Эрмитажа» торговать беляшами. В глубоком кресле восседала крупная, яркая дама, тяжело дышала и вытирала платком пот и слёзы. Похоже она не совсем понимала, что происходит, а может и понимала, но совсем не желала верить в происходящее. Так бывает, когда мозг отказывается воспринимать трагедию и вгоняет хозяина в шоковое состояние.

– Где труп?– Шапошников обратился к молодому следователю из местного отделения полиции.– И кто обнаружил тело?

– На втором этаже в кабинете.– парень махнул рукой куда-то в глубину дома.– А обнаружила жена.– следователь повернулся и взглядом указал на женщину, которая порывшись в сумочке, достала ингалятор и сунула себе в рот, закатив глаза.– Она приехала из Кисловодска, там находилась в санатории. В доме никого не оказалось, поднялась в кабинет и там, сидящим в кресле, обнаружила мужа, когда поняла, что он не живой позвонила на 02. Дежурный, определив адрес, сбросили вызов на наше отделение. А когда в руках покойного эксперты нашли знаковую карту, стало понятно, что это дело в сфере ваших интересов.

– Это точно жена?

– Она самая, документы проверили.

– Давно он мёртв?

– Около двух суток. Точнее узнаем после вскрытия. Вероятнее всего его убили в пятницу. Эксперты говорят, что ввели инъекцию с ядом– на шее обнаружен след от укола. Какой препарат выяснится после вскрытия.

– Личность известна?

– Конечно! Отар Сатыров, пятьдесят семь лет, женат, два сына, оба проживают в США, по национальности осетин, обосновался в Санкт– Петербурге пятнадцать лет назад, личность известная, очень богатая. Сами можете убедиться.– полицейский обвёл холл руками.– В туалет ещё не заглядывал, но, наверное, и унитаз позолоченный, а туалетная бумага– рулон из долларовых купюр.

– Завидуешь?– с интересом глянул на молодого опера Шапошников.

– Ещё чего! Скорее сочувствую, здесь же дышать нечем, а хозяин так и помер на горе из своего богатства, как в мультфильме «Золотая антилопа».

– Нн-да.– неопределённо протянул Сергей.– Так и на чём сколочены капиталы?

– Сатыров владелец заправок. Из Питера в сторону Нарвы, каждая вторая станция его, а может и все.

– А почему пахнет жареным луком?– спохватился Шапошников.

– На кухне имеется дверь во двор. Домработница, зная, что сегодня должна вернуться хозяйка, приходила с утра и приготовила обед. Все кастрюли ещё тёплые и стоят на плите. Она, вероятно, не поднималась в кабинет и поэтому понятия не имела, что в доме покойник. Я за ней уже отправил людей. Надеюсь, что она могла что-то видеть.

– Вы выяснили, как отпираются ворота? Не думаю, что сюда можно так просто попасть.

– Замок электрический. У хозяйки, домработницы есть специальные электронные брелоки. По всей видимости, хозяин из дома открыл ворота. Он или был предупреждён о визите заранее или открыл, когда увидел визитёра на мониторе.

– Запись видеонаблюдение имеется?

– К сожалению нет.

– Отпечатки пальцев? Улики?

– Эксперты работают. Пока нет результатов.

– Причина смерти?

– Предварительно отравление, но опять же подробности после вскрытия.

– Что-нибудь украдено?

– Жена говорит, что никакой пропажи не заметила. Только в таком нагромождении антиквариата, сразу не разобраться, да и женщина находится почти в шоковом состоянии. И как здесь разобраться? На прошлой неделе оформляли одну старушку, ей сын купил на Комендантской площади однокомнатную квартиру в новом районе, так она умудрилась за два года превратить её в забитую доверху помойку, да ещё и десяток кошек усыновила. Пожилая женщина, невзирая на увещевания окружающих, стаскивала всякое барахло с окрестных мусорных баков к себе в дом. Соседи вешались от такого соседства: по всему подъезду просочились тараканы и вонь стояла ну просто смрадная. Смерть старушки оказалась не криминальная, хотя у каждого, кто проживал с ней рядом была причина её грохнуть. Так вот я к чему? У бабки средств не имелось, она хлам волокла, а этот осетин не знал куда деньги девать, дом доверху забил дорогими вещами, а сам похоже в искусстве не разбирался, приобретал всё подряд, бессистемно. Диагноз для обоих один– сдвиг по фазе.

По широкой дубовой лестнице они поднялись в кабинет. Негромко переговариваясь работали эксперты. К удивлению Шапошникова, там стоял относительный порядок. Дорогая мебель расставлена в строгом соответствии, книжный стеллаж от пола до потолка и отсутствие телевизора говорило о том, что осетин предпочитал книги просмотру телевизионных программ. У Сергея мелькнула мысль, что это не хозяин дома сдвинулся по фазе, а его жена, а он закрыл свою территорию от бациллы накопительства. Покойник, расслабив тучное тело, восседал в широком, кожаном кресле, вытянув ноги и сцепив руки на животе за широким письменным столом. Шапошников наклонился над синим лицом, потом повернулся к следователю:

– Удивительно, он что, даже не расцепил руки, когда убийца вкалывал ему яд?

– Всё указывает на то. Мы обнаружили тело именно в таком положении, только в ладони всунули игральную карту. На укол реакции не было никакой потому, как эксперты утверждают, Сатыров был здорово пьян.

Действительно на столе стояла бутылка ирландского виски «Редбрист» и пустой хрустальный бокал. «Алкогольные предпочтения покойного соответствовали всему окружающему. – подумал Шапошников.– Губа не дура, бутылка такого виски стоит около ста пятидесяти евро.»

– Соседей кто-нибудь опрашивает?– Сергей снова обратился к следователю.

– Отправил людей.– скептически ответил парень.– Здесь не коммунальная квартира, где каждый может заглянуть в кастрюлю к соседу и выяснить, что тот будет есть на ужин. Тут такой район, что все живут за высокими заборами. Одна надежда на случайность и на то, что у кого-то установлена видеокамера на дорогу.

Они услышали какой-то шум внизу и поспешили на возмущённые крики. Оказалось, что участковый привёз домработницу. Лохматая, взмыленная молодая женщина искрила глазами и пыталась выдернуть локоть из цепких рук полицейского.

– Вот доставил. Сопротивлялась, ехать не желала. Людмила Устьянцева.

Шапошников поспешил успокоить разъярённую женщину, что разговор весьма важен и не займёт много времени.

– Да у меня ребятишки одни остались, борщ на плите варится, машинка стирает.

– Твоему ребятёнку уже двенадцать годов.– укоризненно посмотрел на Устьянцеву участковый.– Суп уже готов, а машинка-автомат сама отключится.

– Что вы от меня хотите? Я чужого никогда не возьму! Мне их канделябры со статуэтками даром не нужны. Забили полный дом, только пыль собирают!

– А вас в воровстве никто и не подозревает.– молодой следователь старался выглядеть как можно дружелюбнее.– Давайте пройдём на кухню, там вы всё и расскажете.

– Да о чём?– пожала плечами Устьянцева.

– Всё по порядку– сколько раз в неделю вы работаете в этом доме, сколько человек здесь обитает, какие люди приходят, что видели подозрительного в последнее время?

– Да что случилось то?

Когда Людмила узнала о смерти хозяина, то часто закивала головой приговаривая:

– Я знала что этим кончится!

– Что вы имеете в виду?

На небольшой кухне Шапошников придвинул стул, налил стакан воды и предложил Устьянцевой рассказать всё по порядку. Та немного повздыхала, поохала для проформы, для того, чтобы полицейские не заподозрили её в бесчувственности и чёрствости, всё-таки помер хозяин, и не важно какой он– смерть всех ровняет. Затараторила Людмила как пулемёт, видно переживала, что пацан в доме один– не натворил бы чего. Из рассказа полицейские поняли, что работать к осетину она пришла четыре года тому назад. Сыновья Сатырова ещё жили с ними. Парни, невзирая на достаток и даже богатство выросли умными, предприимчивыми и деятельными. Один «шарил в компьютерах» и вскоре отбыл в американскую Силиконовую долину, второй через какое-то время потянулся за ним, но с другими планами– его тянул Голливуд. Оба устроились совсем даже не плохо, особенно благодаря постоянным финансовым вливаниям своего отца. А у того тоже бензиновая труба не пересыхала, заправки приносили постоянный доход и, похоже, не только заправки. Раньше в доме часто собирались гости, в основном мужчины, однако женщин, по осетинскому обычаю, в эту часть дома не приглашали, прислугу тем более отсылали раньше. Иногда о том, что накануне в доме были люди говорили пепельницы полные вонючих окурков, куча бокалов, да батарея пустых бутылок. Друзья у Сатырова имелись весьма состоятельные, судя по машинам, которые парковались во дворе. Женщина не могла назвать ни названий, ни точных номеров, но судя по описаниям подъезжали авто класса люкс и премиум. Судя по мигалкам на крышах, бывали государственные мужи. В последнее время хозяин как-то захирел, то ли от того, что грустил по сыновьям, которые так ни разу родителей не навестили, то ли от того, что наскучила стареющая жена, то ли по другой причине. Он начал выпивать, иногда не ночевал дома и часто грубил супруге. Людмила приходила три раза в неделю, традиционно и нудно смахивала метёлкой пыль с антикварного барахла, натирала до блеска деревянную мебель, пылесосила ковры и готовила еду. В этот раз она не появлялась около недели, потому что хозяйка почти месяц находилась в Кисловодске, а Отар один ужинать не хотел, питался в ресторанах или заказывал еду на дом. Устьянцева знала в какое время она должна вернуться, поэтому заранее и приготовила обед.

– Вы не стали убирать? Почему?– Шапошникову показалось странным, что женщина тихо пришла с чёрного хода на кухню, приготовила еду и не поинтересовавшись, кто в доме и чем занимается, тихо исчезла.

– Вы только хозяйке не говорите.– Людмила прижала руки к груди.– Ещё подумает, что это я задом перед Отаром вертела. Он и раньше как бы заигрывал со мной в отсутствии жены, а в последнее время он вообще с катушек слетел, зажимал меня при каждом удобном случае. Я старалась на глаза и не попадаться. Ну его к лешему! Пришла, тихо приготовила обед и восвояси. А что он уже был мёртв в это время?– увидев утвердительные кивки полицейских, закатила глаза и перекрестилась.– От чего он умер? Уже известно? Сердечный приступ?

– Вы сказали, что это могло закончится именно так– что вы имели в виду?– Шапошников внимательно посмотрел на женщину.

– Отар пил до одури последнее время, много курил, распустился, стал какой-то рыхлый. Жена пыталась его урезонить и объяснить, что в его возрасте такие нагрузки на печень и сердце противопоказаны. Куда там, он и слушать не хотел, женщина для него никогда ровней не была, а уж указывать вообще не дозволялось.

Сергей вспомнил сидящего в кресле Сатырова. Тело обмякло, расплылось серой массой и руки сцеплены на животе, как у известного Ждуна. Он задумчиво произнёс:

– Убили твоего хозяина Людмила, и ты могла что-то слышать или видеть, на что может быть и внимания не обратила. Вспомни, в какой день ты приходила до этого раза?

– Ох, я думала, он сам помер от пьянства или сердца, или давление шибануло, или с лестницы с дурмана кувыркнулся.– она сложила руки на груди и задумалась на секунду.– Я в отсутствие хозяйки старалась не появляться. До этого я была неделю назад. Странного ничего в последнее время не заметила. Нечего мне больше добавить! Извините!– Устьянцева поднялась, порываясь уже вырваться из этого дома, где поселилась смерть, но вдруг остановилась в дверях.– А знаете, мой домишко в деревне, вниз этой же дорогой, так вот я два дня назад, как раз в пятницу ехала на автобусе за покупками в Питер и видела, как возле ворот стояло такси.

– Точное время вспомните? Может быть номер?– следователь оживился.

– Конечно, автобус ходит каждый час по расписанию. Время было четыре часа десять минут. А на номер я и внимания не обратила.

Глава 9.

От мраморного пола и белых кафельных стен кабинета веяло холодом. Гульбанкин поёжился, натянул на себя майку и сел на краешек стула. На теле он ещё ощущал холодное прикосновение фонендоскопа, а руку, кажется, ещё сжимала манжета аппарата для измерения артериального давления. Из приоткрытого окна доносился весёлый шум улицы, и тонкая тюль колыхалась от лёгкого ветерка.

– Ну-с, милейший, сегодня с чистой совестью я могу отправить вас домой.– врач средних лет играл роль доктора Айболита, и у него это прекрасно получалось, пациенты ему верили и любили, а персонал хоть и похихикивал за спиной над странностями, однако уважал за профессионализм. Он ещё раз просмотрел медицинскую карту Гульбанкина и поднял небесно-голубые глаза на пациента.– Вы должны соблюдать все предписания, желательно раз в пол года ложиться в клинику для курса терапии, не злоупотреблять алкоголем, ни в коем случае не курить и, конечно, перестать нервничать и исключить по возможности все стрессовые ситуации. Это я категорически вам рекомендую! Пока вы собираетесь, я подготовлю выписку.

Эдуард Аркадьевич чувствовал себя почти как новым. Он легко дышал, у него появился аппетит, и сегодня утром он уже сделал зарядку. Александру он не видел целых два дня и почему-то начал скучать по ней. Для него это оказалось открытием. Гульбанкину хотелось разговаривать с ней, хотелось, чтобы её тёплые руки укрывали одеялом, он даже с удовольствием и без смущения оголял задницу для укола. Сегодня, после двух выходных, была её смена. Она мелькала мимо него, занятая другими, неотложными больными, разносила лекарства, капельницы, отвечала на звонки, в общем занималась обычной круговертью. Гульбанкин давно выучил режим и расписание больницы: колгота происходит в первой половине дня, когда поступают новые, пациенты, врачи отправляются на обход по палатам, отдают новые назначения, потом удаляются на операции. Неходячие больные получают завтрак в палаты, ходячие, шаркая тапочками по линолеуму, идут трапезничать в столовую. Эдуард знал, что к обеду колгота стихнет и только тогда он сможет спокойно поговорить с Александрой, но находиться в постылой палате, на потолке которой он уже знал каждую трещинку, уже не имелось сил. Ему хотелось домой, в уют, покой, к обычным запахам, привычным вещам, к своим бонсай. Он достал из шкафа одежду, понюхал рубашку– она ещё пахла одеколоном, которым он пользовался в тот роковой вечер убийства. Гульбанкин вспомнил мелочи, которые происходили в тот момент– лёгкий надрыв Петра Лещенко– «Ах эти чёрные глаза», обильный стол и застывшие, испуганные физиономии присутствующих, и Светочка безвольно обмякшая с серым лицом. В какую-то секунду мысли подкинули некую странность– Эдуард понял, что и в прекрасном доме его ждёт холодное и безысходное одиночество. Он начал искать ответ в своей душе, мыслях и сердце и неожиданно до него дошло, что совсем не желает покидать больницу, потому что в ней сейчас находится Александра! Гульбанкин решил во что бы то ни стало поговорить с ней до того, как выйдет из дверей лечебного заведения. Он позвонил водителю, чтобы тот забрал его через двадцать минут, а сам, сменив одежду, медленно вышел из палаты. Неторопясь и постоянно оглядываясь Эдуард направился по коридору, в надежде, что встретит медсестру. Она догнала его уже на лестнице, ведущей на первый этаж.

– Эдуард Аркадьевич.

Гульбанкин повернулся. Александра часто дышала от быстрой ходьбы, а в руках держала небольшую пластиковую папку.

– Вы забыли забрать у доктора выписку.– она смотрела спокойно, только тонкие пальцы, теребящие уголок синего пластика выдавали волнение.– Я переживала, что вы уедете не попрощавшись.

– Вы были очень заняты всё утро.

Все словесные заготовки моментально улетучились из его головы. Гульбанкин замолчал, не зная то ли пригласить Александру на ужин в ресторан, то ли в парк вместе с внуком, то ли к себе домой. Он так давно этого не делал, что забыл как это принято по правилам приличия. Потом наконец-то решился:

– Смена заканчивается завтра утром? Я буду ждать вас в парке напротив. Хорошо?

Александра Андреевна смутилась. Эта идея показалась ей не совсем привлекательной, потому что после смены лицо будет, как мочёное яблоко. Это хорошо, если ночь окажется спокойной и получится вздремнуть, а если больные по скорой начнут поступать один за другим, то по поспать вряд ли удастся. Да и платье у неё затрапезное, под халатом не видно, а на свидании будет чувствовать себя Золушкой в лохмотьях. Ещё туфли-балетки делали её фигуру квадратной тумбочкой, на каблуках бы она выглядела гораздо увереннее. Маникюр делала недавно, но сохранить его в процедурном кабинете, когда руки приходится мыть по тридцать раз на дню, задача невозможная. Александра уже собралась с духом, чтобы ответить, но тут, она заметила, как в двери вошёл высокий, светловолосый полицейский, который уже появлялся по душу Гульбанкина в стенах больницы, следом шагали двое в форме. Увидев Эдуарда Аркадьевича они направились прямиком к нему.

– Добрый день.– Шапошников достал удостоверение и, не выпуская из рук, помаячил перед носом опешившей парочки.– Гражданин Гульбанкин, вы должны проехать с нами.

В это время по лестнице спускался доктор и, увидев такую картину, с возмущённым видом устремился к компании.

– Что здесь происходит? Вы понимаете, что моему пациенту совершенно нельзя волноваться!

– Мы понимаем,– повернулся к нему Шапошников,– но вынуждены делать своё дело. Вы лечите, мы ищем преступников. И если ваш больной ни в чём не виноват, держать его насильно не будем. Разберёмся!

– Всё в порядке, доктор,– к удивлению присутствующих Гульбанкин выглядел совершенно спокойным, он повернулся к Александре и, порывшись в карманах, достал ключи.– Саша вы звонили домработнице?

– Да, но телефон не отвечает.

– Очень вас прошу, поезжайте и посмотрите, всё ли в порядке и дайте воду деревьям. На плошках прикреплена инструкция когда и сколько надо поливать.

– Не волнуйтесь, я всё сделаю.

– А наши договорённости остаются в силе. Ну может быть не завтра, но на этой неделе точно!

Конвоиры увели Эдуарда, а Шапошников повернулся к наблюдавшему за происходящем и растерянному врачу.

– Доктор, мы могли бы поговорить в вашем кабинете? Я не отниму много времени.

– Да, да, конечно!

Они поднялись на второй этаж, где перед входом висела табличка «Кардиологическое отделение». Доктор распахнул дверь, приглашая в кабинет. Разговор действительно не занял много времени. Полицейский выяснил, что Гульбанкин, хоть и не полностью, но поправился, однако процесс окончательного выздоровления теперь зависит только от него самого, в данных условиях он уже не нуждается в медицинской опеке, и держать его в больнице не имеет смысла.

– Скажите, а больной уходил куда-нибудь в пятницу?

– Вот на этот вопрос я вам не отвечу. Если он и отлучался, то об этом может знать дежурная медсестра.

– Чья смена была в пятницу?

Врач раздвинул бумаги на столе и уставился на график дежурств, придавленный стеклом.

– Как раз Александра Андреевна. Это она стояла рядом с Гульбанкиным.

– Медсестра дружит со всеми пациентами или выбирает состоятельных?

– Ну зачем вы так.– доктор укоризненно посмотрел на Шапошникова.– Саша очень душевный человек, больные её любят.– он прочистил горло.– Да, с Эдуардом Аркадьевичем возникли особо тёплые отношения. А что в этом такого? Она женщина одинокая, одна воспитывает внука.

– Могу я с ней поговорить?

– Один момент.

Доктор позвонил куда-то по телефону и через минуту в кабинет вошла старшая медсестра, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Александра Андреевна, два дня тому назад было ваше дежурство,– обратился полицейский.– Вы не помните, Гульбанкин в пятницу куда-нибудь отлучался примерно с трёх до пяти часов вечера?