Текст книги "Антакарана. Час расплаты"

Как только Алекс и Лавина скрываются из виду, успешно преодолев все минные поля, я выдыхаю с облегчением. Напоследок она оглянулась. В ее глазах было чувство вины. Напрасно. Речь обо мне больше не идет. Я благодарна Лавине за все, что она для меня сделала и что еще сделает. Внутреннее чутье подсказывает, что я не ошиблась, доверившись ей. Какими бы разными мы ни были, нас объединяет умение адекватно оценивать ситуацию. Горестно осознавать, что моя игра окончена. Я не стану победителем, но, в конечном итоге, это не имеет значения – Лавина выполнит обещание.

В этот финальный момент в голове роятся столько сумбурных мыслей, что при всем своем желании я не смогла бы их упорядочить.

Вся моя жизнь до прошлой игры напоминала какой-то низкопробный фильм с унылым сценарием и плохой игрой актеров. Несколько дней, проведенных на острове, в постоянной борьбе за выживание на пределе интеллектуальных и физических возможностей, казались мне тогда кошмаром. Брат погиб на моих глазах, и так я лишилась единственного близкого человека. В тщетных попытках отыскать его вновь в лице Алекса окончились неудачей, впрочем, как и любое мое начинание в жизни. И все же… В данное мгновение я, как никогда, осознаю свое предназначение в этом мире. Нет, мое существовании не было напрасным! Возможно, меня никто не любил. Но Энджел души во мне не чаял. Ради него стоило жить и стоит умереть.

Я не чувствую ни усталости, ни сомнений. Будущее рисуется в ярких красках, пусть даже меня в нем не будет. То, что я встретила на второй игре Алекса, существенно упростило бы задачу – впрочем, отыскав решение главной загадки квеста, становится понятно, что это вовсе не совпадение, а грамотно спланированный ход Корпорации. Но присутствие Лавины оказалось настоящим подарком судьбы, которыми злодейка меня обычно никогда не баловала.

Лавина. При мысли об этой экстраординарной девушке мои губы расплываются в улыбке. Она заставила меня испытать весь спектр эмоций: от ревности, зависти и неприязни до восхищения, уважения и даже любви. Для меня является утешением то, что мы могли бы стать друзьями. Хотя это чушь, конечно. В обычной жизни мы бы прошли мимо друг друга, слишком разные, чтобы искать точки соприкосновения. То, что меня так манит в ней, отсутствует во мне напрочь: отзывчивость, твердость характера, умение подмечать в людях хорошие стороны. Именно по этой причине я твердо уверена в том, что Лавина сделает все возможное, чтобы выполнить данное обещание. И что-то подсказывает мне, что у нее получится все лучше, чем вышло бы у меня. Лишь бы только она успела…

Остается только один способ помочь ей. Помочь ему! Шансы обоих игроков добраться до финишной панели значительно возрастают, если им не придется делить бесценный кислород с лишним звеном. Со мной. В последние секунды жизни я думаю об Энджеле, и все внутри меня наполняется нежностью. Сердце кровоточит от беспощадной мысли о том, что мне не суждено никогда увидеть его и обнять.

– Организаторы, слышите меня? – весело кричу я в воздух. – Вы должны мне! Помните об этом!

С этими словами я набираю воздух в легкие – последнюю причитающуюся мне дозу – закрываю глаза и делаю шаг в сторону.

Он отворачивается от экранов при звуке взрыва. Перед его внутренним глазом почему-то вновь прокручивается тот эпизод, который навсегда изменил его жизнь и разрушил все то, во что он свято верил с рождения.

«Сынок, так надо! Корпорация выбрала сильнейшего и исцелило его», – нравоучительно произнесла мама и провела своей пылающей от жара ладонью по его юношеской щеке, на которой едва начали проклевываться первые волоски – зачатки мужественности.

«Мама, но почему я? Лучше бы они вылечили тебя или Александру», – и он уткнулся мокрым от слез лицом в белый матрас ее больничной кровати.

«Мы не вправе подвергать сомнениям решения Хранителя. Он полноправный советник Сердца, тебе это известно».

«Но мама! Ты так честно служила Ему все эти годы, а сейчас Маэстро бросает тебя в беде, словно отработанный материал! А Александра в чем виновата? Ей еще нет и четырех лет!» – в отчаянии воскликнул юноша.

«Значит, ты достоин большего, чем мы!» – гордо произнесла больная женщина. В последние часы она редко прибывала в сознании. Лихорадка медленно и мучительно высасывала последние жизненные силы из этой мужественной и мудрой женщины. Ни для кого не оставалось секретом, что счет шел на минуты.

«Даже сейчас ты поклоняешься этому Злу!» – в сердцах выкрикнул он.

«Это не Зло, сынок! Сердце самое великое чудо на земле, и ты будешь служить Ему также, как и твои родители и твоя старшая сестра, как и мои родители и родители моих родителей. Слышишь меня? Пообещай мне это!»

«Но я ненавижу их!»

«Ты еще молод и многого не понимаешь. У Господа на каждого из нас свои планы. Сердце не способно помочь всем на земле,» – мама слегка приподнялась на локте и тут же отвалилась обратно на подушку. Живущая в ней бактерия беспощадно превращала некогда пышущую здоровьем женщину в жалкого беспомощного человека. Рядом заплакала во сне Александра. Она уже не приходила в себя несколько часов и врачи сомневались, что девочка успеет очнуться до того, как болезнь окончательно одержит победу над ее неокрепшим организмом.

«Я обещаю, мама», – смиренно промолвил мальчик и зарыдал навзрыд.

От болезненного воспоминания Главный едва сдерживается от приступа ярости. Еще одна бессмысленная смерть молодой девушки в самом расцвете сил. В одном Лола совершенно права – ОНИ должны ей. И ему. И ОНИ за все заплатят! Уж он позаботится об этом!

– Доложите об уровне кислорода в Локации, – сухо приказывает Главный и исподтишка кидает взгляд на Маэстро. Но в маскировке нет необходимости: старик сидит бледный, не замечает ничего вокруг, глаза прикованы к экрану, на котором его любимица в сопровождении предателя приближается к финишной панели.

– При таком расходе не более, чем на десять минут, – бодро рапортует один из наблюдателей. – Эта девчонка действительно подарила кому-то из них шанс на спасение. На троих бы точно не хватило.

– Кому-то из них? – уточняет Главный.

– Да, вдвоем они потребляют слишком много кислорода. Все дело в учащенном дыхании при физической активности в условиях кислородного голодания. Проще говоря, организм пытается компенсировать недостаток воздуха и потребляет его при этом еще активнее. Своеобразный замкнутый круг. Самый лучший способ экономить кислород – сократить движения до минимума. Игроки преодолевают завершающий участок пути – дорога резко поднимается к поверхности земли. А, значит, они станут дышать еще чаще.

– Они успеют, – хрипит вполголоса Маэстро, не изменив своего положения, – осталось всего лишь несколько метров. Они обязательно успеют».

– Алекс, ты слышал хлопок? Это был взрыв! Лола, Боже мой, – шепчу я и еще крепче сжимаю его ладонь. Он не выпускал моей руки с того самого момента, как мы оставили Лолу на заминированной клетке. Алекс прикладывает указательный палец к своим губам. Я отлично понимаю этот жест: молчи, не волнуйся, сохраняй спокойное дыхание. Но во мне не осталось сил, я не могу твердо стоять на ногах и, кажется, совсем потеряла координацию. Сколько еще будет продолжаться этот изнуряющий подъем?!

Неожиданно Алекс садится на пол и тянет меня за собой.

– Нам не дойти вдвоем, – произносит он ровным тоном. – Я лягу на пол и постараюсь дышать как можно спокойнее. Или не дышать совсем. А ты пойдешь вперед.

– Нет! – мои руки трясутся от негодования. Что ему взбрело в голову бросать меня здесь одну, когда до выхода остались считанные метры?

– Да, – настаивает он. – Я виноват перед тобой. Пришел момент, когда я попытаюсь все исправить.

– Но Алекс, – я запинаюсь на полуслове, и предательская слеза выкатывается из уголка глаз, – я больше не сержусь на тебя!

Едва я произношу эти слова вслух, он поднимает на меня темные блестящие глаза. На его смуглом лице появляется улыбка и обворожительные ямочки. Алекс открывает рот, но на этот раз я прикладываю палец к его губам. Что бы он сейчас ни сказал, это не передаст всего контраста наших эмоций. Бессмысленно притворяться или оправдываться. Глупо убеждать себя в том, что Алекс – мой враг. Потому что я люблю его всем сердцем, всей душой. Вопреки тому, что он со мной сделал. Наперекор всяческому здравому смыслу. И сейчас, когда я нашла силы окончательно признаться себе в этом, вынуждена отпустить его навсегда, потому что на двоих кислорода не хватит. Пришел момент прощания.

Все это он читает в моем взгляде. Затем кивает. Я убираю палец от его пересохших губ.

– Я все еще не знаю, что связывает Корпорацию с числом 11, – задыхаюсь я. – Даже если доберусь, не смогу дать полный ответ. Как и пять лет назад.

– Для Корпорации это 11-ая по счету игра, – предполагает он.

– Тебе все известно, не так ли? Про Хранителя и целительство? Про Сердце Антакараны и его великую миссию? Про истинную цель этой игры?

Алекс молча кивает.

– Я люблю тебя, – неожиданно произносит он на русском языке. Это признание на родном языке ничто иное, как дерзкое и осознанное нарушения правил Корпорации. Тем самым он бросает вызов организаторам: они могут отнять наши жизни, но никогда не завладеют нашим достоинством. Алекс зажимает глаза. Наверное, координатор причиняет ему в данное мгновение невыносимую физическую боль.

– Я люблю тебя! – повторяет он еще раз, игнорирую наказание. Вместо ответа я прижимаюсь своими губами к его губам. В этом легком прощальном поцелуе все: прощение и понимание, любовь и боль утраты. Слезы катятся по щекам, оставляя соленые следы. Он нежно, едва касаясь моего лица, собирает их губами. Затем достает из внутреннего кармана плоскую деревянную коробочку и протягивает мне. Таинственный предмет Алекса. Но на любопытство не осталось сил. Я вопросительно поднимаю брови: «что это?» Также молчаливо он отмахивается рукой: «ничего особенного, позже». Аккуратно кладу коробочку рядом с письмом Лолы. Оба оставили мне в последнее мгновение своей жизни что-то личное, обладающее для них высокой ценностью, и это заставляет меня чувствовать двойной груз ответственности.

Я испытываю соблазн позабыть обо всем и остаться рядом с ним здесь навсегда. Тесно прижавшись друг к другу, закрыть глаза и уснуть вечным сном. Но тогда все жертвы окажутся напрасными! Лола отдала свою жизнь за мое право дышать! А я, в свою очередь, пообещала ей выполнить что-то чрезвычайно важное. Если поторопиться, то, может быть, останется крохотная надежда спасти Алекса? Если он перестанет шевелиться, то воздуха хватит и для меня, и для него?

И я поднимаюсь на дрожащих ногах. Меня шатает из стороны в сторону в узком коридоре, так что приходится упираться о стенку то левой, то правой рукой. Сердце тяжело и громко стучит в груди, так что я чувствую каждый удар. Легкие свистят при вдохе. Из глаз текут слезы.

– Не забудь, ты должна мне ужин по поводу победы. Иди и покажи им, девушка с именем стихии! – весело кричит вслед Алекс на уже разрешенном английском языке и заходится в приступе кашля. Мне хочется кричать, ругаться, рыдать. Но организаторы отняли у меня даже это: возможность выражать эмоции.

Несколько нетвердых шагов вверх. Каждый раз я останавливаюсь, пытаюсь отдышаться и плетусь дальше. Кто-то только что промелькнул под ногами! Заяц? Крыса? Кажется, у меня начинаются галлюцинации. Воздух едва подернулся. Неудивительно, он весь искрится! От чего? Магнитное поле? Северное сияние? Стоп! Откуда здесь Северное сияние? Кто-то тихо позвал меня «Лавина». Я резко оборачиваюсь:

– Кто здесь?

В ответ лишь оглушающая тишина. Наверное, показалось. Вот она, заветная панель – всего в одном шаге! Я протягиваю руку, но она вновь удаляется от меня. Не может этого быть! Вот же кнопка, нужно лишь нажать рукой… Снова растворилась в воздухе, оказалась очередным миражем. Наконец-то я дотянулась до двери! Куда говорить, черт возьми, ответ на загадку? Наверное, в это небольшое отверстие: мы все душевнобольные люди. Сильные, независимые, но чертовски сумасшедшие. У Планка раздвоение личности – я сама это слышала. Холео – шизофреник, а Блонда… Стоп! Какая Блонда?! Ее зовут Лола! Все это случилось давно, пять лет назад. Я отвечаю не на тот вопрос! Нет-нет, только не заставляйте меня надевать этот шлем, не хочу туда возвращаться! В ужасе озираюсь по сторонам – это очередная галлюцинация: я удалилась от Алекса всего лишь на несколько десятков метров. Финишная панель по-прежнему недосягаемо далеко.

Вдруг я спотыкаюсь о камень и падаю плашмя. Как хорошо лежать, прижимаясь щекой к прохладному каменному полу! Глаза слипаются, мозг отключается. Это конец пути. Игра окончена. Меня зовут Ларина Виктория, игровое имя – Лавина. Мне 30 лет, и я готова назвать отгадку на этот чертов квест! Но сначала дайте мне отдохнуть, немного поспать. Поспать…

Нет! Алекс все еще лежит там и ждет помощи. Лола решила умереть, чтобы поберечь кислород для меня! Я резко распахиваю глаза и ползу дальше. Затуманенное сознание вновь играет злую шутку с моими глазами, рисуя впереди светлое окошко. Хотя если присмотреться… Там действительно окно! И я ползу. Метр, еще один, еще один. Наверх, к долгожданной свободе. Дышать уже совсем нечем. Панель! Я в очередной раз протягиваю руку, прикладываю дрожащий палец к теперь уже реальной панели и тыкаю во все подряд, прежде чем мой мозг отключится навсегда.

«Выход из пещеры активирован», – информирует металлический голос, и окошко открывается. Кислород поступает снаружи. Я жадно хватаю его ртом. Грудь разрывается от напряжения.

– Просьба игрокам покинуть игровое поле и назвать ответ на вопрос Квеста в течение пяти минут. Через пять мнут произойдет полная блокировка Локации.

На последнем издыхании выползаю наружу и зажмуриваюсь от яркого солнечного света. Я вот-вот потеряю сознание. Главное успеть озвучить ответ:

– Ответ – число 11. Для каждого из нас оно сыграло в жизни роковую роль. В Раунде пять лет назад мое больное воображение создало одиннадцатую участницу игры Лилу. У альбиноса Эльф было врожденное отклонение по 11-ой паре хромосом, поэтому она назвала себя «Эльф», что значит по-немецки «11». Бабура продал собственный отец за 11 тысяч долларов. Марко винил себя в пожаре, в котором погибло 11 человек. Джастис не смогла остановить маньяка, на счету которого было 11 жертв. Ной бежал с 11 товарищами на корабле, но всех их перерезали члены секты. Диез присутствовал в башнях-близнецах во время теракта 11 сентября. Триша обманула подругу, забрав себе выигрышный билет с цифрой «11». Алекс потерял отца в 11 лет. А Лола…

Я достаю конверт трясущимися руками. Пальцы не слушаются, поэтому мне стоит неимоверных усилий даже вскрыть его. Наконец, изнутри выпадает клочок бумаги, исписанный от руки мелким убористым почерком. Я пробегаю строчку за строчкой и, чем дальше читаю, тем сильнее слезы жгут глаза, тем крупнее ком в горле. Все внезапно обретает свой смысл, кусочки пазла складываются в единую безупречную картину! Ключ к этому Квесту и его простому решению все это время был у Лолы в кармане! То, что связывает число 11 с Корпорацией, вовсе не порядковый номер Игры! И участие в ней меня, Алекса и Лолы – не случайность и не счастливое стечение обстоятельств, а тщательно продуманный план. Мое сердце разрывается на части, когда я произношу последнюю часть ответа:

– 11 месяцев понадобилось для рождения Дитя Антакараны!

С этими словами я теряю сознание.

***

Я прихожу в себя в чистой больничной палате, где интенсивно пахнет дезинфекционными средствами. В первый миг меня охватывает панический страх, потому что точно также пять лет назад я очнулась и не смогла пошевелить ни единым мускулом. Но тело сразу реагирует на импульсы. От неожиданной боли из меня вырывается стон. Становится очевидно, что, на этот раз, целительная сила Сердца ко мне не применялась. Видано ли дело – лечить пациента трижды! Мои легкие разрываются, несмотря на кислородную маску на лице. Глаза болят так, словно в них воткнули сотни иголок. Голова раскалывается на мелкие кусочки. Во рту пересохло от жажды, а на губах образовались толстые коричневые корочки.

Обвожу глазами помещение, в котором проснулась. По оснащению оно превосходит мою больничную палату в сотни раз. Даже не имея возможности видеть ту обстановку, я могла слышать ее. Здесь же современные приборы работают бесшумно. Многие из них мне никогда не доводилось встречать ранее, а потому и непонятен их принцип действия. Стены, кровать, стол и шкаф белые, также, как и все медицинское оборудование. Тем поразительнее контраст с ярко-красными розами, украшающими палату. Цветы повсюду: на столике, около кровати в массивной напольной вазе, на прикроватной тумбочке. Наверное, они источают приятный аромат, но я не в силах почувствовать его. Судя по всему, слизистая оболочка носа также повреждена. А, может быть, дело в трубочках, введенных в обе ноздри. Более всего удручает отсутствие окна в палате.

Я хочу позвать кого-нибудь, но торчащий изо рта катетер мешает это сделать. Стоит мне открыть рот, как сразу же появляется рвотный рефлекс. С двух сторон в вены на руках поступают лекарства. Чувствую себя абсолютно беспомощной. Может быть, выдернуть все шланги и встать с кровати? Тогда я вновь потеряю сознание. Так какой в этом смысл? Лучше лежать и ждать.

«Алекс все еще там внизу, и ему нужна помощь!»

«Это глупая надежда. Сколько прошло времени с тех пор, как меня подобрали, привезли сюда и обложили всякими разными трубочками и катетерами?»

«Да, но я открыла дверь, и кислород начал проникать в помещение!»

«Этого ничтожно мало, чтобы спасти человека, который несколько минут провел без воздуха».

Пока я веду разговоры сама с собой, в палате появляется человек в белой одежде. Он не похож на врача. Я отчаянно мычу в попытках привлечь к себе внимание. Он смотрит на панель с показателями, что-то записывает в свой блокнот, проводит махинации с капельницей и также, не произнеся ни звука, исчезает в проеме двери. Если они продолжат и дальше игнорировать меня, клянусь, я встану, чего бы мне это ни стоило! К счастью, до крайних мер не доходит, потому что в дверях появляется пожилой человек азиатской наружности. Половину его лица прикрывает медицинская маска, а на шее болтается фонендоскоп. Он берет стул и садится возле моей кровати. Я смотрю на него взглядом, полными мольбы. Мне срочно нужно поговорить с Маэстро!

– Вы сильная девушка, – с сильным акцентом произносит врач по-английски. – И Вам невероятно повезло. Вы провели около трех минут без кислорода, и все же смогли найти выход и остаться в живых.

«Три минуты без кислорода?!» – ужасаюсь я. Если бы не целительство Антакараны, мне бы в жизни не удалось так надолго задержать дыхание! Значит, что у Алекса не оставалось ни малейшего шанса! От этого осознания становится невыносимо горько.

– Ваш мозг не потерпел никаких существенных повреждений. Немного надсажены легкие, повреждены слизистые. Но недели через две Вы поправитесь, – ободряюще продолжает он.

«Две недели?! Я не могу позволить себе пролежать так долго! Потому что… что? Мне больше некого спасать…»

Я погружаюсь в глубокое уныние. Все люди, которые успели стать мне дороги, невзирая на внутреннее сопротивление, пали жертвами кровавых законов Антакараны. Эльф, Бабур, Алекс, Лола. Горечь утраты с опозданием настигает меня и накрывает с невиданной силой. Марко, Джастис, Триша, Ной. Скорбь, которую я откладывала на потом, не желает более стоять в сторонке и возобладает над прочими эмоциями. Отворачиваюсь к окну. Надеюсь, что хотя бы Диез остался в живых…

– Отто, вынь катетер из ее горла и оставь нас наедине, – доносится до моего слуха мягкий знакомый голос. Сердце начинает отчаянно колотиться в груди, и я не в силах скрыть этого, потому что медицинские приборы предательски выдают мои реакции. Сейчас, как никогда, я для Корпорации – открытая книга.

– Я бы не стал делать этого… – возражает врач.

– Времени мало, и тебе это известно, – Маэстро резким тоном прерывает всякую возможность дискуссии.

Отто пожимает плечами и аккуратно вытаскивает трубочку. Еле сдерживаюсь от приступа тошноты.

И вот мы с Маэстро впервые смотрим друг другу в глаза. Ненавижу клише, но, действительно, взгляд его узких глаз бездонный, как синее море. В них есть что-то умиротворяющее, в них хочется окунуться, словно в бездну, и найти покой. Им хочется верить. Так, что приходится напоминать себе, кто есть на самом деле Маэстро: враг и преступник!

– Ты справилась, девочка, – произносит он спокойным тоном. Ничто на лице не выдает истинных чувств старика. Но по глубокой складке возле губ и темным кругам под глазами, становится понятно, что Маэстро пережил непростые дни.

– Что с Алексом и Лолой? – выпаливаю я без лишних предисловий.

– Мне очень жаль, – старик склоняет голову, – их больше нет.

– Нет! – кричу я в отчаянии. Не хочу быть слабой в присутствии ЭТИХ людей, но ничего не могу с собой поделать. До последнего момента я сохраняла надежду где-то глубоко в душе, что Корпорация пощадит моих друзей, хотя бы на этот раз оставит их мне… Слезы бегут из глаз, я всхлипываю, словно ребенок, не в силах взять себя в руки. Маэстро терпеливо ждет несколько минут, а затем проводит ладонью по моей щеке.

– Возможно, однажды ты поймешь нас.

– Никогда! – всхлипываю я, но резко осекаюсь. Приходится напомнить себе: для того, чтобы достичь цели, я должна ввести организаторов в заблуждение и продемонстрировать желание сотрудничать. Мне не вернуть своих друзей, но отомстить за них я все еще могу.

– Я теперь Хранитель?

– Не торопись, дитя мое, – улыбается Маэстро. – Сначала Сердце должно принять тебя.

– Что? Как это должно произойти? – изумляюсь я.

– Завтра мы проведем совместный обряд, – поясняет Маэстро. По кривой линии на экране видно, как скачет мой пульс. – Нельзя ждать долго. Отцы должны знать наверняка, что не ошиблись в своем выборе.

– Меня вообще никто не спрашивает, хочу ли я этого? – возмущаюсь я.

– Исполнять волю Вселенного Разума почетно. Даже если ты не хочешь этого, у тебя нет выбора, – произносит Маэстро, кажется, с печалью в голосе.

– А Вы рады исполнять волю разума? – с вызовом кидаю я ему. И тут же осознаю, что палата моя, должно быть, прослушивается. Он не скажет сейчас ни слова правды. Однако, на удивление, старик отвечает:

– Я думал об этом каждый день. Представлял себе, как бы выглядела моя жизнь, пойди я иным путем. Но со временем пришел к выводу, что иного пути для меня не существовало. Все предначертано нам свыше. Я бы просто умер от раковой опухоли, а моя семья – от голода. Наблюдая за плодами работы Сердца, приходишь в восторг. В конечном счете, это большое счастье, что оно выбрало именно меня.

– Но у меня был другой путь!

– Тебя больше не существует в том мире. Все мосты сожжены, – тихо произносит Маэстро.

Его слова ощущаются, словно удар под дых. Я мечтаю о том, чтобы крепко обнять маму и папу, посмотреть на своего младшего братишку и отвести его за руку в первый класс. Между мной и друзьями из прошлого лежит сейчас непреодолимая пропасть – что правда то правда. Но семья по-прежнему дорога мне. Навсегда расстаться с мечтой увидеть их снова… Ну уж нет! Посмотрим, Маэстро, кто кого! Вслух же я говорю:

– И что мне нужно будет сделать?

– Я сам выберу пациента. Так будет продолжаться ближайшие полгода, пока ты достаточно не окрепнешь и не наберешься опыта. Но отныне проводить обряд будет новый, десятый по счету Хранитель. Для этого тебе вручат специальный ритуальный нож, которым ты сделаешь надрез на руке пациента. Когда его кровь начнет поступать в анализатор, тебе необходимо будет проколоть собственный палец и отдать несколько капель крови. Не волнуйся, это совсем не больно, ты скоро привыкнешь. Ваша кровь смешается, после чего запустится обряд. Маловероятно, что Сердце отвергнет тебя. В конце концов, более достойного Хранителя сложно себе представить. Но правила есть правила…

Мучительные воспоминания посещают меня: как я опускаю руку в утыканную лезвиями колбу, как алая кровь стекает по желобку, заполняя собой ритуальную чашу. Жгучую боль в теле, и еще более интенсивную боль в груди. У меня волосы встают дыбом от одной только мысли о том, чтобы вновь зайти в ту комнату, что уж говорить о проведении обряда!

– А если Сердце все-таки отвергнет меня? – спрашиваю я с вызовом.

– Это почти исключено. В конце концов, оно уже лечило тебя… – внезапно он спотыкается на полуслове и испуганно смотрит на меня.

– Дважды. Вы хотели сказать, что Сердце исцелило меня дважды, не так ли, Маэстро? Почему я? Вы внушали мне пять лет назад, насколько это опасно для вашей реликвии!

– Дитя мое, это так, – наконец, признается он.

– Если Вы хотите моего согласия, расскажите все без утайки! – требую я.

– Хорошо. Ты имеешь право знать, – с этими словами Маэстро устраивается поудобнее в кресле, очевидно, готовясь к долгому разговору. – Спрашивай.

Тысячи вопросов роятся в голове. Я размышляю над тем, как правильно сформулировать первый из них, когда из меня совершенно неожиданно вырывается:

– Почему Вы не сказали мне, что у Алекса была зависимость к азартным играм, как и у его отца?

– Что?! – Маэстро удивлен не меньше моего.

– Он влез в огромные долги, его семье грозила реальная опасность, поэтому он так поступил со мной!

– И это оправдывает его в твоих глазах? – нужно отдать Маэстро должное – как быстро он берет себя в руки и насколько невозмутимо реагирует на даже самые неудобные вопросы.

– Нет, то есть… Вы промолчали об этом. Я сама должна была сделать выводы, а не доверяться всецело Вашему видению истины! Знали бы Вы, сколько мучений мне доставила мысль о его предательстве! – в сердцах выкрикиваю я.

– На это были две причины, моя милая. Во-первых, я сам был зол на Алекса, и в моих глазах ничто не могло оправдать его поступок. Во-вторых, даже если бы ты знала, это бы ничего не изменило. Вот только ненавидеть его тебе стало бы труднее. Любовь слепа, как известно, и мы всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытаемся оправдать тех, кто нам дорог. Порой даже закрываем глаза на откровенные преступления. Но наш разум и интуиция всегда кричат громче. Диссонанс сердца и разума – что может быть мучительнее? Лучше уж быть уверенной на все 100 процентов, что Алекс – предатель.

Мысль старика не лишена смысла. Но я не успеваю пораздумывать над этим, потому что одно слово сразу же привлекает все мое внимание.

– Был зол? В прошедшем времени?

– Ты правда хочешь все знать? – спрашивает Маэстро и, наклонив голову, внимательно заглядывает мне в лицо.

– От начала до конца! – без тени сомнения заявляю я. – Если Вы лишили меня жизни, а затем вновь дали ее, то я имею право знать причину. Если Алекс подставил меня, можно сказать, убил, а затем пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти, то я обязана знать, что кроется за этим! Пожалуйста, – добавляю я шепотом, – помогите мне разобраться.

– Хорошо. Только обещай не прерывать меня. Ты, конечно, невероятно сообразительная и добросердечная девушка, но совсем не умеешь слушать. Даже пять лет назад, когда я вел монолог в твоей палате, мне постоянно казалось, что ты вмешиваешься и обрушиваешь на мою седую голову шквал своих эмоций, – Маэстро широко улыбается, обнажая твердые белоснежные зубы, и кладет свою ладонь на мою. Едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться и не вырвать руку. Но есть что-то утешающее в его жесте. Рука старика словно передает мне свой импульс, заставляя успокоиться разогнавшийся пульс. Вспоминаю, что этот человек уже восемьдесят лет день за днем возвращает с того света людей всех возрастов и мастей. Неудивительно, что он обладает столь обезоруживающей энергетикой. Примечательно, что с подобным образом жизни он еще не утратил чувства юмора.

– Игра закончилась провалом Корпорации. Алекс стал формальным победителем, как тебе уже известно. Общим Советом, в состав которого входят разные структуры Корпорации – от отцов и организаторов до наблюдателей и собирателей – было принято решение отказаться от Алекса в качестве Хранителя. Слишком много антигуманных действий было совершено им по отношению к другим игрокам, по мнению Совета. Парень получил деньги и излечение – как того требует Устав, но так и не познал сути и целей игры.

– Да, но он вел себя так, словно ему известно, – начинаю я. Маэстро тихо смеется, впервые за все время нашего знакомства. Ловлю себя на мысли, что заслушиваюсь его смехом.

– Умение слушать не перебивая – не твой конек, не так ли? Как бы то ни было, мое время подходило к концу и требовалась смена. Организаторы приступили к подготовке следующего Раунда. Я упоминал пять лет назад, что мы учтем ошибки и не наступим на те же самые грабли. Брать в Игру душевнобольных людей оказалось слишком опасно. Порабощенные бесами умы теряют контроль и порой начинают истреблять самих себя, а то и друг друга. Игроки с неизлечимыми недугами неспособны пройти все испытания в силу физической слабости: новое поколение пошло совсем хилое. Но и брать молодых, здоровых и гениальных ребят было бы неправильно. Хранитель должен познать глубокое личное страдание – ибо как иначе постигнуть страдание вселенское? Невозможно научиться чувствовать чужую боль, не утонув однажды в своей собственной. Видишь ли, милая моя, люди эгоистичны до мозга костей. Их глаза открываются лишь тогда, когда собственный мир встает с ног на голову – со светлой стороны на темную.

Итак, было принято решение взять игроков, которые однажды намеренно или по воле случая совершили ошибку и жестоко поплатились за нее. Будучи сильными духом, они самостоятельно справились со своей жизненной трагедией и нашли в себе силы идти дальше с гордо поднятой головой. Будь то успешный и амбициозный Ной, который однажды попал по своей неопытности в сатанинскую ловушку и, по свойственной прекрасной юности опрометчивости, стал причиной смерти товарищей. Или Марко, откупившийся взяткой, как ему тогда казалось, ради благого дела. Это незначительное преступление стоило жизни нескольким людям, в том числе, его собственной семье. Даже Эльф, винившая себя всю жизнь в том, что не такая как все. Бабур, давший согласие продать себя в чужую семью ради возможности учиться и познавать мир… Все игроки, Лавина, прекрасные люди с выдающимися человеческими качествами и уникальными талантами. Кто посмеет сейчас упрекнуть их в том, что они сотворили однажды?

– А что насчет Диеза? Его единственный грех заключался в том, что парень оказался не в то время и не в том месте…

– С нашей с тобой точки зрения, да. Но он видит все иначе. Пойми, дитя мое, не всегда ощущение нашей собственной вины совпадает с тем, что вменяет в вину нам общество. С последним мы, по крайней мере, можем жить и оставаться вполне счастливыми.