Текст книги "Антакарана. Час расплаты"

Отрезок четвертый (второй день)

Лавина

Утреннее пробуждение болезненно, но терпимо по сравнению с тем, что мне приходилось испытывать ранее. Как известно, симптомы «отравления» Координатором идут по нарастающей, потому что обладают накопительным эффектом. Рядом застонала Эльф, прижимая руками виски.

– Доброе утро! Не удивляйся, всего лишь маленький побочный эффект от воздействия этих штук в плече, – ободряюще говорю я ей.

– Да уж догадалась. Словно с жуткого похмелья!

– Это пройдет минут через десять. Вообще с Координаторами нужно быть поаккуратнее и не нарушать правила.

– За кого ты меня принимаешь? В первую же минуту игры я жестко выругалась на немецком и чуть было не сдохла от микровзрыва в мозгах, – отмахивается она, – впрочем, спасибо за откровенность.

Эльф поднимается на руках и озабоченно смотрит на меня серьезными глазами. В очередной раз я поражаюсь их невероятной прозрачности – в свете дня зрачки практически сливаются с белками.

– Не хочу выспрашивать у тебя всю историю. Если ты сочтешь нужным, то расскажешь сама. Но… Сколько человек осталось в живых после той игры пять лет назад?

– Четверо, – шепотом отвечаю я, – один из нас сошел с ума. А я пролежала пять лет в травматической коме четвертой степени.

– Это ужасно! Ты говорила, что пережила страшное предательство…

– Да, это было тогда, – торопливо прерываю я, чтобы не дать развить тему дальше.

– Это был Алекс, не так ли? – Эльф невероятно проницательна, мне это стало понятно при первом же взгляде на загадочную, почти сказочную, героиню. В ответ я лишь киваю. Неожиданно Эльф обнимает меня.

– Мне так жаль тебя, Лавина! Во всем виноват мой вечный эгоизм и зацикленность на собственных проблемах. Это люди сделали меня такой. Спасибо, что выслушала! Если нужна будет помощь… любая помощь, знай, что я всегда в твоем распоряжении!

К счастью, Эльф не видит моего пылающего от стыда лица. Вчера дружеские порывы и участие были лишь трюком, чтобы втереться к ней в доверии и заставить поведать свою тайну. И вот я стала единоличным хранителем ее истории. Интуиция подсказывает мне, что Эльф больше нечего добавить и ключ к разгадке у меня в руках. Осталось лишь услышать другие исповеди и сопоставить факты.

Я использовала человека в корыстных целях так, как и планировала. Но почему же сейчас чувствую себя такой омерзительной? Эта девушка достойна уважения, сочувствия и… дружбы. В моих ли силах дать ей это? Чтобы хоть как-то успокоить свою совесть и сказать Эльф что-то приятное, я искреннее обещаю:

– Вчерашний разговор останется между нами. Ты можешь на меня положиться!

***

Сбор на поляне проходит очень быстро: все стремятся зайти как можно дальше, перед тем, как на джунгли опустится изнуряющий зной. Игроки завтракают, собирают инвентарь, переодеваются в чистый комплект одежды из герметично запакованного пакета и отправляются в путь.

Как я и предполагала, с утра не появилось новой провизии, поэтому мои вчерашние запасы пришлись как нельзя кстати. Пока остальные участники давились остатками «кокосового супа» – как назвала смесь кокосового молока с травами Триша – я без зазрения совести уплетала один из тюбиков с невкусной, но питательной мясной пастой. Хотя, надо признать, я несправедлива к стряпне Триши. В подобных условиях сложно приготовить что-то изысканное. И, говоря откровенно, во многих ресторанах мира такое блюдо могли бы продавать как нечто экзотическое по заоблачной цене. Чай с травами и какими-то ягодами, приготовленный женщиной на костре, был чудесным на вкус, слегка дурманящим и согревающим. Триша – отличная хозяйка: она не только приготовила ужин из подручных средств, но и украсила нашу скромную поляну живыми цветами и пальмовыми листьями. Честно говоря, не могу себе представить, как ее хозяйственный талант может пригодиться нам на острове. Но, возможно, ее время еще придет.

Что касается переодевания, приходится довольствоваться вчерашней одеждой, распакованной сразу по возвращении с зыбучих песков, так как мой прежний костюм обсох и встал колом от болотной грязи. На все расспросы игроков я лишь угрюмо отмахивалась, что споткнулась и упала в грязь. Алекс пришел на полчаса позже, такой же перепачканный. К счастью, никто не задавал вопросов, потому что к этому моменту всех охватило всеобщее волнение за судьбу Лолы.

***

Первая половина дня проходит относительно спокойно, без каких-либо передряг или сюрпризов со стороны организаторов. Жара и усталость угнетают, но, по крайней мере, ничто не угрожает нашей жизни. Я иду, глубоко погрузившись в собственные мысли, не считая нужным вникать в разговоры других путников. Снискав себе славу угрюмого, неразговорчивого и весьма недружелюбного человека, я выпала из их социума. Может быть, стоит сменить амплуа и таким способом попробовать выведать секреты каждого из игроков? В конце концов, с Эльф вчера этот трюк сработал.

«Но не потому, что ты была добра к ней, – поправляю я саму себя, – а потому что поделилась собственной болью. И Эльф сочла ее более достойной сочувствия». Быть открытой и милой со всеми не поможет. К каждому нужен свой подход!

Какие цифры назвала вчера Эльф? Шесть пальцев на ноге? Когда подруга узнала об этом уродстве, она окончательно сломила и без того шаткую психику девочки-альбиноса. Но как шестерка может быть связано со мной? Никаких идей… Сколько лет было Эльф? Семь? Исключено, девочка на тот момент уже несколько лет ходила в школу… номер семь? Да, мне однозначно больше нравится теория Джастис о цифре, которая повсюду преследует нас в виде символа Антакараны. Бабур вздрогнул, услышав ее идею. На сегодняшний день это самая значимая зацепка. Что еще? Вчера никто не заметил истинную реакцию Марко на вопрос о жене и детях. Он отшутился, сказав какую-то чушь об опасной работе. Может быть, дело в легком вздрагивании уголка губ на долю секунды, или в едва уловимой тени, проскользнувшей по его суровому лицу, или во внезапном углублении и без того глубокой складки на лбу – сложно сказать. Но я точно знаю, что мужчина врет, также как и то, что он никогда добровольно не расскажет о причинах, оставивших грубые рубцы на его измученном сердце.

До меня доносится смех Алекса. Сегодня он вновь на высоте – ведет за собой команду и щедро сыпет искрометными шутками. Что это вчера со мной было? Реалистичный сон, полный невообразимой жестокости и кровожадности, которые я чувствовала каждой клеточкой. Припадок. Нелепая смерть, от которой меня спас заклятый враг. Наш разговор и мое разочарование. Что, если слова Алекса о Раннере и Холео – правда? Что, если он не хотел их смерти и действительно защищал себя и других игроков? Ну и что! Это никак не умоляет его вины по отношению ко мне и бедной Ю, которую Алекс мог хотя бы попытаться вынести из этого ада, но предпочел бросить, чтобы спасти собственную шкуру. Я вновь злюсь на себя: даже в такой ситуации пытаюсь оправдать этого поддонка! Никогда, ни за что!

– Мне надо немного отдохнуть, – голос Диеза напряжен.

– Это уже третий привал за последний час, – отвечает Эльф с раздражением. – Так мы никогда не дойдем.

– Простите, мне нужно лишь несколько секунд, – жалобно просит мужчина и со стоном облегчения плюхается на землю.

– Нам всем не повредит отдых, – строго вмешивается Марко. – Дай-ка я осмотрю твою ногу.

До этого момента Диез каждый раз протестовал и лишь беззаботно отмахивался от Марко. Но сейчас не нужно быть врачом, чтобы понимать – дела обстоят худо. Если в начале пути Диез лишь еле заметно прихрамывал, то сейчас он хромает так, что то и дело спотыкается на ровном месте. Лицо мужчины лишилось всякой краски, а на лбу выступает испарина. И дело совсем не в жаре – это признак испытываемого им физического дискомфорта.

– Да, приятель, дело плохо, – без лишних прикрас объявляет Марко. Триша вскрикивает от ужаса, когда видит, что скрывается под импровизированной повязкой.

Нога Диеза сильно опухла и покраснела. В том месте, где крыса прокусила мышцу кожа покрылась ярко-алыми пятнами.

– Нога горячая, кажется, туда попала инфекция, – продолжает Марко, – но, по крайней мере, нет температуры. Оставайся здесь, а мы дойдем до места назначения и позовем кого-нибудь на помощь.

– Нет, со мной вся в порядке. Я сам дойду до хижины и останусь там. Это намного приятнее, чем лежать посреди джунглей, – чересчур бодро заявляет Диез.

Марко неодобрительно мотает головой, но не возражает больному. Вместо этого он промывает рану на ноге питьевой водой из своей бутылки и меняет повязку, оторвав рукава от костюма Бабура.

После небольшой паузы мы продолжаем путь. Диез опирается на низенького Бабура, и это выглядело бы довольно комично, если бы не грозящая долговязому музыканту опасность.

Через какое-то время мы теряем след. Метки резко заканчиваются, и в радиусе пятистах метров не обнаруживается ничего более-менее похожего на символ Антакараны. Не теряя времени, игроки решают разбиться на три команды: я, Эльф и Бабур пойдем на запад, Ной, Лола и Джастис – на восток, а Алекс с Марко исследуют северное направление, где, вероятнее всего, продолжится дорога с метками. Диез остается на поляне охранять вещи. Триша заявляет дрожащим голосом, что не может бросить больного в одиночестве и поэтому приглядит за ним, на всякий случай. Эльф презрительно фыркает и направляется в заданном направлении.

***

Некоторое мы молча продвигаемся вперед, исследуя каждый ствол величественных Салов. От влажности в воздухе я вся взмокла – благо, термокостюм отводит влагу от тела. Приходится активно работать палкой, чтобы раздвигать густые заросли. Шум цикад и крики тропических птиц являются нашими постоянными спутниками. Больше ничего не нарушает тишины, кроме напевающего себе под нос Бабура.

Наконец, он не выдерживает молчания:

– Вы обе не очень коммуникабельные, не так ли?

– Заткнись и осмотри вон то дерево! – равнодушно отвечает Эльф.

– Ну почему ты так груба со мной?! – в голосе Бабура столько неподдельного страдания, что мне становится жаль пухлого человечка.

– Эльф хотела сказать: «да, ты прав, мы не в восторге от пустых разговоров», – мягко вмешиваюсь я.

– Вот видите! Не даром я выбрал себе в компаньоны самых очаровательных девушек нашей команды! – оживляется он, и глубокое страдание моментально сменяется искренней радостью. Это вызывает у меня улыбку. Подбодренный вниманием, Бабур воспрянул духом и принялся рассуждать о какой-то ерунде.

– Бабур, и вправду помолчи, – предупреждаю я, все еще улыбаясь.

Понимая, что разговорить нас невозможно, он махает рукой и отныне посвящает всего себя поиску меток. Индус с энтузиазмом бежит к стволу, и каждый раз на его круглом личике вырисовывается безграничное разочарование. Но длится оно совсем недолго – Бабур с той же энергией бежит к следующему дереву. И так далее. В своем азарте он и вправду напоминает большого ребенка.

Время идет, а наш поиск не приносит никаких результатов.

– Нам нужно разделиться, чтобы искать эффективнее, – торжественно объявляет Бабур.

– Ни в коем случае!

– Эльф права. Верх безрассудства бродить поодиночке в джунглях, полными естественных и искусственных опасностей, – поддерживаю я девушку.

– Правильно! Поэтому вы вместе направляетесь вот туда, а я в противоположную сторону. Не беспокойтесь за меня, ведь джунгли – это моя стихия, место моего рождения. Забыли? «Бабуууууррррр!».

– Лев ты наш, будь аккуратнее. И не больше двадцати минут, понятно?

***

Едва мы с Эльф остаемся с глазу на глаз, она спрашивает:

– Тебе было страшно в игре пять лет назад? Так, как мне сейчас?

Внезапное признание Эльф трогает меня до глубины души. С виду хладнокровная девушка чувствует себя в опасности и всеми силами скрывает это. Мне хочется ее поддержать:

– Часто.

– А самый ужасный момент?

– Однажды у меня стучали зубы от страха, когда я узнала, что все игроки – психи.

– Что?! – глаза Эльф округлились от изумления.

– Это то, что нас объединяло между собой. Знаю, о чем ты думаешь. Нет, сейчас и я, и Алекс здоровы. Наверное, подобное лечится подобным. Если бы мы были тогда в своем уме, то наверняка сошли бы с ума.

– А какое испытание было самым сложным? – осторожно спрашивает Эльф.

– В финале мы бежали по коридорам, стены и потолки которых съезжались, – тихо говорю я, вдруг ясно видя перед глазами события того рокового дня.

– Это так ужасно!

– Поэтому так важно собирать все ключи к финальному заданию! Очень плохо, что мы не нашли третьей части. Это может стоить жизни некоторым из нас. Возможно, всем! – предупреждаю я. Эльф должна знать. Возможно, это поможет ей выжить.

– Кто стал победителем? Это Алекс, готова поспорить?

Я молча киваю.

– Но, Лавина, зачем они делают это? Что организаторы получают взамен?

– Не знаю. Может быть, развлекают богатых людей и делают на нас ставки, как на крысиных бегах, – вру я первое, что приходит в голову.

– Почему ты снова оказалась здесь? Как тебе удалось выйти из комы? – рано или поздно этот вопрос должен был прозвучать.

– Это сложно объяснить… – осторожно начинаю я. В этот момент Эльф вдруг взволнованно перебивает меня:

– Я согласна!

– Что?

– Если ты не передумала, стань моим другом! – продолжает она и берет мои руки в свои. – Все эти годы я никого не подпускала к себе. Но ты совсем другая! Я чувствую, что могу доверять тебе, как самой себе.

Все внутри сжимается, и волна неконтролируемых эмоций грозит захлестнуть меня с головой. Внезапно я испытываю непреодолимое желание довериться ей и рассказать все: про себя, Алекса и Лолу, про то, чем на самом деле является Корпорация Антакарана, про ее реликвию Сердце и истинную цель Игры. Что, если попробовать еще раз впустить кого-то в сердце, позволить себе с кем-то быть откровенной, почувствовать рядом дружеское плечо? Мне так не хватает Лилу, так может позволить Эльф занять ее место? Она привыкла слыть изгоем в обществе, непонятым и ненужным человеком. Но именно я ее понимаю! О, как я ее понимаю!

– Послушай, Эльф! Я должна сказать тебе…

Но я не успеваю даже начать свое непростое признание, потому что в этот момент до нас доносится душераздирающий крик Бабура, похожий на отчаянный рык смертельно раненного животного. Секунду мы с тревогой смотрим друг на друга, но уже в следующее мгновение срываемся с места и несемся сквозь заросли джунглей. Через пять минут мы достигаем небольшой ямы, из которой еще недавно слышался отчаянный крик Бабура. Я останавливаюсь у края ловушки, заглядываю в нее и невольно отпрыгиваю в ужасе от представившегося взгляду зрелища: Бабур лежит на спине с искаженным от боли лицом. Из его тела торчит длинный штырь, который, должно быть, проткнул беднягу насквозь. Белоснежный костюм пропитан свежей алой кровью. Бабур молчит, лишь его глаза, полные немой мольбы и испуга, мечутся между мной и Эльф.

***

Есть на свете люди, способные одним своим присутствием дать надежду, утолить печаль или убедить, что все не так уж и плохо. Мы редко осознаем их ценность, часто считаем назойливыми или слегка блаженными – ну невозможно идти с таким беззаботным счастьем по жестокой жизни! И все же, они идут и делятся своим сердцем с окружающими. И лишь когда эти чудаки прекращают свой путь, становится вдруг невыносимо тоскливо на душе. Потому что в это мгновение на небосклоне гаснет всего лишь одна маленькая звездочка среди миллиарда ей подобных. Но ты осознаешь, что именно для тебя она была путеводной.

К моему удивлению, выясняется, что Бабур – именно такой человек. В тот момент, когда мне показалось, что мы навсегда потеряли его, на сердце вдруг лег тяжелый камень. Потому что жизнь без Бабура будет совсем другой, в ней не останется места состраданию, искреннему восхищению и взаимовыручке. Невозможно представить нашу команду без веселого пухлого человечка с огромным любящим сердцем…

– Простите меня! Я доставил вам столько хлопот, – в сотый раз сокрушается Бабур и неодобрительно мотает головой.

– Перестань же извиняться, наконец! Ты родился в рубашке, но беда в том, что ты слишком много болтаешь, – в голосе Эльф нет ни капли злости, скорее несвойственные ей нежность и забота. Кажется, она испытала то же, что и я, глядя на шокирующую сцену на дне ямы.

Когда после первого шока мы поняли, что штырь не проткнул Бабура, а лишь оцарапал правый бок и руку, пройдя как раз между подмышкой и плечом, Эльф крепко выругалась, а затем первой кинулась доставать его из ловушки. Парню действительно очень повезло, потому что хорошо замаскированная яма оказалась сплошь утыканной палками, торчащими кверху заостренными концами. Бабур больше испугался, думая, что умрет медленной и мучительной смертью, нежели испытал боль.

– Даже не знаю, как вас и благодарить, мои прекрасные феи, – восхищенно восклицает он.

– Просто полежи немного молча, сделай одолжение, – притворно ворчит Эльф. Мне еще не доводилось видеть ее в таком хорошем расположении духа.

– Нужно вернуться в лагерь и дать осмотреть раны Марко.

– И будем мы с Диезом парой раненых солдат – он в ногу, а я в руку, – шутит Бабур, но тут же меняется в лице, – ах, мой бедный, бедный друг!

Я наблюдаю за этой сценой со стороны и констатирую факт, что дважды за день позволила эмоциям возобладать над разумом и проникнуть в душу через тщательно созданные барьеры. Второй раз моя скорлупа дала трещину – сначала с Эльф, а теперь вот страх за Бабура. Если так пойдет дальше, скорлупа не выдержит напряжения и расколется, оголив мягкое содержимое. Я растекусь, словно вязкий желток, никогда не выиграю эту Игру, не доберусь до финиша и не заставлю Корпорацию заплатить за все. Хватит уже быть такой размазней, пора брать себя в руки!

***

К счастью, при более тщательном осмотре выясняется, что Бабур действительно отделался лишь неглубокими царапинами и легким испугом. Во всяком случае, он также бодро шагает обратно по направлению к лагерю. Сейчас или никогда, пока нет лишних ушей и обстоятельств! Такого удобного случая может больше не представиться!

– Бабур, – осторожно говорю я, – ты изменился в лице, когда Джастис предположила, что цифра семь может быть нашим ответом. Что связывает тебя с этим числом?

– Скучная история, – отмахивается Бабур, – к тому же Корпорация не может об этом знать.

– И все же расскажи. Надо же нам как-то коротать время по пути в лагерь, – не отстаю я.

– Эй, парень, да это же прекрасный шанс немного поболтать, – дразнит его Эльф.

– Что ж, никогда не мог отказать красивым девушкам, – вздыхает он. – Дело в том, что в семь лет я потерял семью.

– Прости, я не знала…

– Нет-нет, не беспокойся, они живы. Я сам во всем виноват, – торопливо успокаивает он Эльф и начинает рассказ в такт нашим размеренным шагам по пути на поляну.

***

– Я родился в индийской деревушке, в трущобах, каких сотни в Индии. Но у нашего места было явное преимущество – близкое расположение к одному туристическому курорту. Мама работала швеей в небольшом магазинчике, старшему брату посчастливилось устроиться в отель, а отец гнул спину от непосильной работы на фабрике. Поэтому мою семью нельзя было назвать очень бедной. В отличие от многих семей в трущобах у нас был свой крохотный домик. Мы даже могли позволить себе иметь телевизор и обучать старшего брата в настоящей школе, – произносит Бабур с такой гордостью в голосе, словно это действительно самая непозволительная роскошь на свете.

– Все изменилось, когда по деревне прошла беспощадная лихорадка, унесшая в тот год в Индии немало жизней. Один из моих братьев остался инвалидом, а отец так подорвал здоровье, что его выгнали с фабрики. Сразу после этого мама родила двойняшек-сестер и покинула работу, чтобы смотреть за детьми. Старший брат женился, и должен был кормить собственную семью. Мы оказались за гранью бедности, в постоянной борьбе за выживание и кусок хлеба. Отец пытался открыть небольшой магазин с сувенирами, но его небольших сбережений не хватило даже на месяц торговли. Тогда его взял на работу один знакомый, чтобы продавать фрукты на трассах толстосумам-туристам. Отец начал брать меня с собой на работу, едва мне стукнуло пять лет. Каждое утро мы шли пешком около часа по палящей жаре, неся на себе тяжелые корзины с товаром, а вечером возвращались обратно и отдавали большую часть денег хозяину. Родители всегда тяжко карали за воровство и попрошайничество, но в эти дни отец сменил мнение и часто говорил, что боги простят мне этот грех, потому что сами навлекли на нас беду.

«Ты красивый и умный мальчик, – почему-то гневно говорил он мне, – белые будут охотно подавать тебе монеты и хлеб. Тогда ты бы перестал быть нам с матерью обузой».

Но я ничего не мог с собой поделать: попрошайничество претило моей природе. Любая несправедливость вызывала резкое отторжение, а просить о милости не позволяла гордость. Больше всего на свете я хотел пойти в школу, как мой старший брат. Мама была грамотной и обучила меня чтению и письму еще в пять лет. Я схватывал все на лету. Отец был недоволен этим и часто мне попадало, когда он заставал меня склонившимся над книгой или тетрадью.

«Ты станешь толстым и не сможешь работать на фабрике, – ворчал он, – чем тебе помогут твои книги? Только сведут в могилу раньше, чем то предусмотрели злые духи.»

Он был прав: наша семья принадлежала к той касте, единственным выходом для которой являлась милосердная смерть от болезни, голода или преждевременного износа… И все же я ничего не мог с собой поделать и жадно читал все, что попадалось под руку. Вскоре тех немногих книг, что еще оставались в нашем доме, мне стало мало. Часто после работы мы со слабоумным старшим братом отправлялись на свалку в поисках еды и чего-то полезного для хозяйства. Сначала я не переносил смрада и нищеты, царивших повсюду на грудах мусора, и до смерти боялся живших там людей, которые сами представляли собой живой мусор. Но вскоре выяснилось, что среди остатков еды, останков тел и ядовитых отходов есть книги – целые издания и их части, отдельные листочки, обложки, иллюстрации. Их привозили из отелей, с пляжей, ресторанов – отовсюду, где расторопные туристы оставляли столь ценные богатства. И так, походы на свалку превратились для меня в настоящий праздник. Когда я ходил на трассу один, потому что отца приковывал к кровати очередной приступ болезни, то часто получал книги в подарок от туристов – покупателей. Ведь это было единственное, что я мог попросить у них. Клянчить еду или деньги не позволяло мне чувство собственного достоинства.

Несмотря на нищету, я был счастлив настолько, насколько может быть счастлив ребенок. Я любил родителей, братьев и сестер, гордился нашим старым поношенным домом, с радостью выполнял любую работу и стойко сносил наказания и порицания отца. Затем я бежал на чердак, где в старой коробке хранились мои сокровища, чтобы читать всю ночь напролет при свете звезд. Особенно ценны были детские книжки. Я трогал их бережно и не переставал восхищаться веселым и полным радости персонажами. Уже тогда на интуитивном уровне понимал, что главная человеческая ценность – это счастье. Это то, ради чего мы рождаемся и живем. И все же в силу возраста описанное в книгах казалось мне вымыслом, фантастикой – сложно было представить себе, что есть страны, где люди ежедневно едят мясо и сладости, имеют по десять костюмов в гардеробе и могут путешествовать в разные уголки мира. Так я самостоятельно выучил английский язык. Наконец, отец отстал от меня, потому что заметил, что мои знания нередко помогают ему продать больше фруктов. Туристы умилялись умному мальчику и часто оставляли щедрые чаевые. Наверное, я был для них ученой обезьянкой, спрятанной в клетке бедности.

«У нас большое будущее, сын, – говорил он, – мы накопим денег и откроем сувенирную лавку».

«Но мне бы хотелось пойти в школу, как Ракеш, – отвечал я с мольбой в голосе.

«Не говори ерунды, ты достаточно умен. Знания в нашем положении – лишь помеха труду».

Краем глаза я смотрю на Эльф. Девушка напряженно вслушивается в каждое слово индуса, на ее лице читаются одновременно глубокий интерес и сострадание. Если раньше она и испытывала симпатию к Бабуру, то сейчас по-настоящему прониклась к этому беззаботному на первый взгляд человеку. Она узнает в чем-то свою собственную судьбу – Эльф также всю жизнь пыталась убежать из мира реального и спрятаться в мире книжном.

– Так, наверное, все бы и продолжалось, если бы не одна роковая встреча, – вздыхает Бабур. – Тот день казался на редкость удачным. Почти все манго были распроданы, и отец пребывал в благодушном настроении. Мы уже начали собирать свои скромные пожитки, как вдруг на обочине остановилось такси. Оттуда вышли хорошо одетые пожилые мужчина и женщина. Эта леди и джентльмен понравились мне с первого взгляда – в их лицах и походке было что-то благородное. Помню, я даже представил их себе королевскими особами, заехавшими купить несколько манго на роскошный вечерний пир.

«Манго хорошие?» – медленно спросил джентльмен.

«Очень хороший! Сладкий! Покупать!» – оживился отец.

«Здесь десять долларов – дайте нам, пожалуйста, на все».

Глаза моего отца жадно загорелись, он вдруг начал кланяться и глупо улыбаться.

«Мистер, оставаться два манго. Бежать к Санджит. Ждать здесь. Десять доллар – десять манго».

С этими словами отец со всех ног кинулся к Санджиту, который торговал на соседней трассе в километре от нашей точки. Я остался ждать на месте и единственное, о чем мог думать в это мгновения, так это о манящем запахе хлеба из сумки мадам. В тот день у меня во рту не было ни крошки, поэтому сейчас голова закружилась от соблазнительного аромата.

«Грег, ты не думаешь, что десять долларов за десять манго – это слишком много?» – быстро спросила женщина своего спутника.

«Конечно! Но, дорогая, посмотри на этого мальчонку. Готов поспорить, он голоден! К тому же, мы и не съедим больше десяти штук».

«О, Господи», – спохватилась женщина и достала круглую булочку из сумки. Затем наклонилась ко мне и спросила тщательно, выговаривая слова на английском:

«Ты голоден, малыш?» – меня поразили ее добрые глаза и слегка посеребренные сединой волосы. А этот невыносимый запах желанного лакомства!

«Нет, спасибо».

«И все же, возьми», – она ласково провела рукой по моей грязной голове. Я набросился на хлеб жадно, как голодный зверь, и кажется меня трясло от нетерпения. Съев половину, я с трудом остановился и спросил еле слышно:

«Мадам, позвольте мне оставить вторую половину для своих сестренок?»

Глаза женщины округлились от удивления:

«Откуда ты так хорошо знаешь английский? Ты ходишь в школу?»

«Это моя мечта, но отец говорит, что нам нужно работать».

«Бедный мальчик, – вздохнула добрая женщина, и ее глаза наполнились слезами, – а твои сестры?»

«Им недавно исполнилось три года. Мой старший брат Ракеш грамотный, он учился, – с гордостью добавил я. – У меня есть еще один брат, но он дурачок».

«У тебя большая семья».

«Один брат и сестра умерли совсем маленькими, меня еще тогда не было на свете. А еще, – я понизил голос до шепота и в страхе посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что отца по-прежнему нет рядом. Вряд ли ему понравится то, что я обсуждаю с этими незнакомыми людьми, – родители молчат, но кажется, у меня скоро появится братик. Мама стала такой толстой и круглой и постоянно вздыхает».

«Ах..» – все, что на это смогла ответить мадам.

«Не знаю, почему мама с папой так расстраиваются. Я очень жду, когда он появится на свет!»

Почему-то на глазах женщины выступили слезы. Она торопливо утерла их платком.

«Мадам, простите за наглость, но может быть у вас есть с собой книга?»

«Что? – от удивления женщина забыла свои печали. – Да, но вряд ли она тебе понравится. Это Шекспир, книга для взрослых, называется «Гамлет».

«В моей коллекции уже есть „Король Лир“. И мне очень нравится! Пожалуйста, мадам, отдайте мне эту книгу!»

На это мужчина рядом добродушно рассмеялся:

«Малыш не перестает тебя удивлять, а, Грейс?»

Она молча вынула из сумочки книгу и протянула ее мне, и я прижал ее к груди, как самое ценное сокровище. В этот момент вдалеке появился прихрамывающий на левую ногу отец с фруктами в руках.

«Ты читаешь такие серьезные произведения?» – кажется, мадам только сейчас обрела дар речи.

«Все, что могу найти», – простодушно пожал я плечами.

«И какая же твое любимая книга?»

«Овод» у Этель Войнич. Мне нравится главный герой. Когда я вырасту, то хочу стать похожим на него – таким же сильным и верным убеждениям. Что с вами, мадам? Вам плохо?».

Женщина отшатнулась от меня. Ее лиц внезапно побледнело, а ноги обмякли так, что мужчине пришлось подхватить ее. Он посмотрел на меня с нахмуренными бровями, словно осуждая за что-то. Мне почему-то показалось жизненно важным, чтобы эта добрая женщина поверила мне.

«Я не врунишка! Эту книжку выбросил кто-то, а я подобрал на свалке, когда ходил с дурачком Радживом на поиски еды…

«Грег, уедем отсюда», – слабо попросила мадам своего мужа.

«Вот держи», – и мужчина сунул мне в руку десять долларов. После этого он обнял за плечи всхлипывающую женщину и повел к машине. Увидев издалека, что клиент уходит, отец припустил быстрее, прихрамывая при этом еще заметнее.

«Счастливой мошкою летаю, живу ли я иль умираю», – отчаянно прокричал я вслед цитату из книги и увидел, как мадам вздрогнула словно от удара, но так и не обернулась. На моих глазах стояли слезы, я не понимал, чем так обидел эту добрую женщину и почему она не хочет мне верить. Подбежав, отец больно ударил меня по щеке:

«Что ты им сказал?! Отвечай, паршивец!»

Я лишь мола разжал руку со смятой купюрой. Отец выхватил ее и, что-то бормоча себе под нос, начал собираться. А я стоял там, с глубокой печалью в сердце, обиженный несправедливостью, не имея ни малейшего представления, в чем был мой проступок. Одновременно меня смущал вопрос, почему эта встреча так тронула меня и показалась важной. Машина скрылась за горизонтом, а я продолжал стоять, как истукан, не реагируя на выкрики отца.

Сначала показалось облако пыли, а затем я увидел приближающуюся машину.

«Все-таки вернулись за товаром», – разочарованно проворчал отец.

Машина остановилась на обочине, дверца открылась, и оттуда показался Грег. Он уверенными шагами подошел к нам, а я уставился в окно машины – туда, где сидела мадам. Она смотрела на меня грустными, полными слез глазами.

«Мистер забывать манго», – услужливо начал отец.

«Как тебя зовут?» – спросил меня Грег, игнорируя его.

«Бабур»

«Мы с женой всю жизнь страстно хотели иметь детей, но Бог не дал их нам. Эта встреча кажется моей супруге знаком свыше. «Овод» – и ее любимая книга тоже, – Грег перевел взгляд на моего отца, который наблюдал всю сцену с растерянным видом и двумя сочными плодами манго в руках. – «Отдай нам мальчика. Твоя семья бедна, он никогда не сможет получить должное образование и найти свое законное место в жизни».