Текст книги "Цивилизация труда: заметки социального теоретика"

Утопический социализм времен эпохи Просвещения провозглашал право человека на труд и обязательность труда для всех, социальной справедливости в распределении средств, превращение земли в общедоступную собственность. Среди первых социалистов-утопистов были англичане Джерард Уинстэнли и Джон Беллерс.

Джерард Уинстенли (1609–1676) в многочисленных памфлетах (начиная с «Нового закона справедливости», 1649) изложил социальное учение об обществе социальной справедливости, под которым он понимает бесклассовое общество, не знающее частной собственности, денег, купли-продажи, работы по найму, имущих и неимущих. В свою очередь Джон Беллерс (1654–1725) считал, что благодаря труду рабочих создается больше продуктов, чем это необходимо для их существования. Он видит источник богатства в труде, а не в благородных металлах. Деньги, по его мнению, это наименее полезная вещь, просто счетный знак. Беллерс выдвигает проекты социальных реформ с целью избавить общество от имущественного неравенства и нищеты; предлагает идею создания кооперативных колоний, где мерилом оценки будут не деньги, а доля труда, вложенная человеком в общественное производство. Беллерс разработал проект изменения общества путем трудового воспитания всего народа, предложив для этого учреждать колледжи, в которых подростки и юноши – выходцы из всех социальных слоев – воспитывались бы в духе трудолюбия.

В первой половине XIX столетия движение за осуществление социалистических идеалов возглавили интеллектуалы, из среды которых вышли Р. Оуэн, Ш. Фурье, К.А. Сен-Симон. В вопросе о преобразовании общества на первое место было поставлено создание крупного общественного производства, применяющего новейшие достижения науки и техники. Социалисты-утописты изображали будущее общество как общество изобилия, удовлетворяющее человеческие потребности, обеспечивающее безграничный рост производительных сил и расцвет личности. Также они говорили о грядущем исчезновении разницы между умственным и физическим трудом, между городом и деревней, о планировании производства, о превращении государства из органа управления людьми в орган управления производством и т. д.

Последователь Д. Беллерса – Роберт Оуэн (1771–1858) в 1799 г. становится совладельцем и управляющим фабрики в Нью-Ланарке и прибывает в этот город с планом реформы производственных отношений и твердым намерением его осуществления. Социальный эксперимент Оуэна предполагал создание для бедняков кооперативных поселков, где они могли бы трудиться сообща, без капиталистовнанимателей. Задача этих производительных ассоциаций, по словам Оуэна, заключалась в организации всеобщего счастья при посредстве системы единства и кооперации, основанной на всеобщей любви к ближнему и истинном познании человеческой природы. С течением времени его проект, связанный с конкретной проблемой, перерос во всеобъемлющую систему переустройства общества. Это переустройство Оуэн мыслил через трудовые кооперативные общины191191
  Теоретические основания своей концепции Р. Оуэн изложил в сочинениях «An Explanation of the Cause of Distress which pervades the civilized parts of the world» (1823) и «The Book of the New Moral World». Непосредственно план организации ассоциаций предложен в «Report to the County of Lanark» (см.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в 82 т. и 4 доп. т. М.: Терра, 2001. Т. 22a. С. 482).


[Закрыть].

Социальный проект французского философа Шарля Фурье (1772–1837) предполагает создание фаланстеров, дворцов особого типа, являющихся центром жизни фаланги – самодостаточной коммуны из 1600–1800 человек, трудящихся вместе для взаимной выгоды. Основные идеи Фурье изложены в сочинениях «Трактат о домоводческо-земледельческой ассоциации» (1822) и «Новый хозяйственный социетарный мир» (1829).

Фурье представлял фаланстер как специально устроенное здание, способное сочетать в себе черты как городской, так и сельской жизни. В основу фаланстера была положена идея производительной и потребительной ассоциации. «300 семейств поселян, соединившись в ассоциацию, имели бы один прекрасный сарай вместо 300 никуда не годных; одно хорошее заведение для выделки вина вместо 300 плохих» и так далее. Не менее значимым представлялось введение во все отрасли производства машин, а также специальной обработки земли в сельском хозяйстве. Фурье погалал, что труд будет значительно продуктивнее благодаря энтузиазму и соревнованию, которые охватят членов ассоциации, – тем более что конкуренция здесь не исчезнет, а только потеряет свой острый характер, который придает ей противоречие интересов. Все работы в фаланстере будут распределены между «страстными сериями»; каждый без различия пола и возраста избирает себе то занятие, которое его больше всего привлекает, и имеет право в один и тот же день переменить несколько серий; здесь для всех найдутся любимые занятия и никто не захочет предаваться безделью. Результаты труда всех членов фаланги стекаются в общие хранилища, и отсюда они могут получать все необходимое. Вместе с тем сохраняются частная собственность и неравенство состояний. Каждый будет иметь отдельное помещение сообразно не только своим склонностям, но и состоянию, питаться и одеваться, как кто захочет и сможет.

Другой французский социалист-утопист – Клод Анри Сен-Симон (1760–1825) считал, что лишь всемерное развитие производства может избавить трудящихся от бедствий путем эффективного использования научных принципов организации общества192192
  Свой проект нового общественного устройства К.А. Сен-Симон изложил в произведениях «О промышленной системе» (1821–1822), «Катехизис промышленников» (1823–1824), «Новое христианство» (1825) (см.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 29a. С. 565–566).


[Закрыть]. Этими принципами должны быть: внедрение всеобщего обязательного производительного труда, обеспечение всем равных возможностей применить свои способности, создание плановой организации производства, которое должно обеспечить все потребности общества. Общество должно стать большой производительной ассоциацией, а весь мир постепенно превратиться во всемирную ассоциацию народов. Основной социальной целью должен быть производительный труд, а политической силой, которая осуществляется обученными администраторами, будет прикладная наука о производстве. Сен-Симон полагал, что в будущем обществе рабочие и буржуазия объединяются в едином классе «индустриалов», где рабочие должны подчиняться их «естественным» лидерам, однако их интересы будут гармонически интегрированы в понятии всеобщего благосостояния. В дальнейшем все люди – от рабочих до управляющих – будут принадлежать к единому классу производителей, имеющих общие интересы и противопоставленных паразитирующим группам общества, которые в конце концов будут ликвидированы. Единственным принципом в оценке людей во всех областях общественной жизни должны стать их способности и труд193193
  Блинников Л.В. Великие философы: учебный словарь-справочник. М.: Логос, 1999. С. 316.


[Закрыть].

Высказывание «От каждого по способностям, каждому – по труду», ставшее впоследствии одним из принципов коммунистической идеологии, приписывают Сен-Симону. Фраза стала широко известной благодаря французскому социалисту, теоретику анархизма и экономисту Пьеру Жозефу Прудону (1809–1865), который использовал ее в своих сочинениях.

По мнению Сен-Симона, наибольшую пользу государству приносит промышленный класс, которому и следует передать управление государством. Место военно-теократического государства, пережившего себя, должно занять промышленно-научное государство; воинская повинность должна уступить место общей обязанности труда. Если XVIII век был по преимуществу критическим, разрушившим преграды для образования нового общественного порядка, то XIX в. должен был быть творческим, создать индустриальное государство, основанное на результатах науки.

Интересную оценку творчества Сен-Симона дает американский социолог Д. Белл (1919–2011) в работе «Грядущее постиндустриальное общество» (1973): «Более полутораста лет назад человек блестящего ума, маниакально увлеченный технократией, Клод Анри де Рувруа, граф де Сен-Симон (“последний джентльмен и первый социалист” во Франции), популяризировал слово “индустриализм” для обозначения им возникающего общества, в котором богатство должно создаваться путем производства с использованием машинной техники, а не захватываться в результате грабежей и войн. Французская революция, положившая конец феодализму, по словам К.А. де Сен-Симона, могла бы возвестить приход индустриального общества, но не сделала этого. <…> По мнению К.А. Сен-Симона, необходимо было воспитать “новых людей” – инженеров, строителей, плановиков, – которые обеспечили бы необходимое руководство. А поскольку для таких лидеров требуются особое воодушевление, К.А. де Сен-Симон незадолго до смерти поручил композитору Руже де Лилю, создавшему “Марсельезу”, написать новую, “Промышленную Марсельезу”. Премьера этой “Chant des Industriels”, как она была названа, состоялась в 1821 г. на открытии К.А. де Сен-Симоном и его другом мануфактуристом Терно новой текстильной фабрики в Сент-Уэне»194194
  Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 1999. С. 460–461.


[Закрыть].

«В новом гимне, – пишет А. Гершенкорн, – человек, который некогда призывал “детей родины” вести безжалостную войну с тиранами и их наемниками, обращался к “детям индустрии” – “подлинной знати” – к тем, кто может обеспечить “счастье всех”, распространяя промышленные искусства и подчиняя земной шар мирным “законам индустрии”»195195
  Гершенкорн А. Экономическая отсталость в исторической перспективе // Истоки. Экономика в контексте истории и культуры. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2004. Вып. 5.


[Закрыть].

Этот сюжет, помимо прочего, интересен и тем, что через несколько столетий в СССР промышленный труд будет также воспеваться в бравурных маршах. Признавая некоторую курьезность этого и других эпизодов в деятельности Сен-Симона и его последователей, Д. Бэлл говорит о нем как об отце технократии.

Удалось ли авторам проектов справедливой общественной организации, которые с подачи Томаса Мора мы называем утопиями, приблизиться к модели идеального государства, разгадать секрет «хорошего общества»? В ХХ столетии в ответ на сочинения мыслителей-утопистов стали появляться так называемые антиутопии, призванные развенчать представление о построении земного рая в условиях тоталитарного управления. Полагаю, что истоки современных антиутопий присутствуют в сочинениях более раннего времени, например в «Замкнутом торговом государстве» И.Г. Фихте и «Паноптикуме» И. Бентама, которые содержат самую острую критику утопических проектов, в основе которых – всеобщая трудовая обязанность и порядок, основанный на неусыпном контроле.

Иоганн Готлиб Фихте (1762–1814) в произведении «Замкнутое торговое государство» (1800) обращается к оптимальному устройству государства и роли труда. Подобное государство должно прежде всего основываться на идеях разума и не потворствовать личной выгоде некоторых «особо привилегированных» его жителей. Как и Дж. Локк, Фихте признает, что государство обязано гарантировать человеку три главных «прирожденных» права: на собственность, жизнь и свободу, и именно в таком порядке, поскольку право на собственность должно включать в себя последующие два. Однако затем взгляды философов слегка расходятся, и Фихте заключает, что назначение государства состоит в первую очередь в том, «чтобы дать каждому свое, ввести его во владение его собственностью, а потом уже начать ее охранять». Таким образом, главное назначение государства Фихте видит в реализации прав граждан. «Каждый народ имеет право желать, чтобы его благосостояние повысилось, – пишет Фихте. – Этого возможно достичь только путем разделения отраслей труда. Поэтому народ имеет право желать такого разделения. На том учреждении, которое установлено, для того чтобы он мог достичь всех своих прав и сохранить их, – на правительстве – лежит обязанность устроить так, чтобы желание народа осуществилось»196196
  Фихте И. Закрытое торговое государство. М., 1923. С. 262.


[Закрыть].

Важнейшей составляющей политики замкнутого торгового государства должно являться обеспечение равенства, ибо его отсутствие перечеркивает все другие позитивные аспекты. По Фихте, равенство должно быть не только юридическим, но и экономическим. Государство должно наделять каждого тем, что принадлежит ему по праву; более того, все должны быть равны и по объему принадлежащей собственности.

Следует обратить внимание на то, что Фихте отказывается от представления о собственности как о чем-то материальном. Отныне основой собственности должна считаться деятельность. Например, для рыбака и земледельца собственностью будут не море и земля соответственно, а их способности и возможности к ловле рыбы и вспахиванию земли. Таким образом, собственность – это право на улучшение или обработку какой-либо вещи, а не само обладание этой вещью. Другим важным аспектом теории Фихте является его отношение к собственности как к условию деятельности, а не как к результату, поскольку собственность должна обеспечивать будущую деятельность.

Главным источником процветания и богатства описываемого государства Фихте считает труд. Философ убежден в том, что благосостояние достигается путем непрерывного совершенствования науки, техники, искусства. Отсюда следует, что лишь высокий профессионализм во всех сферах способен дать максимальный результат и только разделение труда может обеспечить такие условия. «Мы должны заработать его (благосостояние. – Т. С.) трудом. А для этого нет иного средства, кроме искусства и техники, при помощи которых самая незначительная сила целесообразным применением становится равной в тысячу раз большей силе. Искусство же и техника возникают благодаря непрерывному упражнению»197197
  Там же. С. 263.


[Закрыть]. По мнению Фихте, свободная конкуренция и рыночная экономика ведут к всевозможному неравенству в обществе, а единственный способ регулирования здоровой экономической жизни страны – строгая политика государства, которая должна выражаться в плановой экономике.

Важнейший признак государства Фихте, выраженный в названии его произведения, – полная изоляция от внешнего мира. Национальная экономика никак не должна быть связана с другими экономиками, иначе сама суть теории Фихте теряется.

Для полной реализации прав граждан государства, во избежание произвола со стороны властей, Фихте считает необходимым ввести особый надзирательный орган, который бы являлся посредником между народом и правительством. Этот орган не должен иметь никакой «созидательной» власти (т. е. принимать важные государственные решения, издавать законы, регулировать ситуацию в стране и т. д.), а должен лишь приостанавливать деятельность правительства для совета с народом.

Таковы взгляды Фихте на то, каким должно быть идеальное государство, приносящее максимальную пользу всему обществу в целом и отдельным гражданам в частности, а также на роль труда в этом обществе. Как и проекты предшественников-утопистов, его концепция не свободна от противоречия: требование свободы деятельности и равенства сочетаются в таком государстве с жестким контролем и регламентом жизни всех его граждан. Философ объяснял, что он понимает свободу деятельности в абстрактном виде, а не как что-то конкретное. Что же касается идеального государства, то скорее всего это тоже абстракция. Согласно Фихте, построение идеального государства не является самоцелью, и в этом он близок авторам утопических проектов прошлого; государство лишь инструмент для совершенствования человека и общества.

«Паноптикум» (1797) предтечи экономической мысли Иеремии Бентама (1748–1832) осознанно или нет, как в кривом зеркале, отобразил организацию общества в соответствии с канонами социальных утопий прошлых веков.

Паноптикум в переводе с греческого – музей, коллекция разнообразных необычайных предметов (например, восковых фигур, причудливых живых существ и т. п.; от др.-греч. πᾶν – всё и ὀπτικός – зрительный). Бентам назвал паноптикумом свой проект идеальной тюрьмы, в которой один стражник может наблюдать за всеми заключенными одновременно. Согласно проекту такая тюрьма представляет собой цилиндрическое строение со стеклянными внутренними перегородками. Стражник находится в центре, но невидим для заключенных. Узники не знают, в какой точно момент за ними наблюдают, и у них создается впечатление постоянного контроля. Таким образом, они становятся идеальными заключенными.

Бентам желает создать «социальную систему, которая бы автоматически делала людей добродетельными»198198
  Рассел Б. История западной философии. Новосибирск: Сибирское университетское издание, 2007. С.902.


[Закрыть]. Для этого необходимо установить гармонию между общественными и личными интересами. Уголовный закон в этом смысле есть способ приведения интересов личности к единству с интересами общества, и в этом его оправдание. Человека надо наказывать по законам уголовного права, для того чтобы предотвращать преступления, а не из-за ненависти к преступнику.

М. Фуко называл Бентама «Фурье полицейского государства»199199
  Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.


[Закрыть]. В своем произведении Бентам продемонстрировал предел развития социальной организации, построенной на основаниях социального порядка и контроля, негативные перспективы социалистического утопизма и эгалитаризма то, что позже стало предметом рассмотрения антиутопий ХХ в.200200
  Модель паноптикума повлияла на все последующее тюремное строительство, но нигде она не была воплощена так полно, как в кубинской тюрьме Пресидио Модело, которая ныне работает как музей. Проект Бентама там был осуществлен довольно точно: например, стража попадала в центральные башни четырех паноптикумов через подземные тоннели, которые в случае опасности бунта минировали. В этой тюрьме с 1953 по 1955 г. с содержались Фидель и Рауль Кастро.


[Закрыть]

О техническом характере утопической мысли

В ХХ в. все чаще начинают говорить о технической утопии. «Почему именно техника дает такую обильную пищу для разума, упражняющегося в построении утопий? – размышляет Фридрих Юнгер. – В прежние времена авторов такого рода сочинений прежде всего интересовало государство… Для утопии требуется схема, несущая в себе возможности рационального развертывания, а в настоящее время самую удобную схему подобного рода предлагает техника. Ни одна другая схема не может в этом отношении соперничать с техникой, и даже социальная утопия может померкнуть, если она не подкреплена темой технического прогресса. Без нее социальная утопия теряет правдоподобие»201201
  Юнгер Ф. Совершенство техники. СПб.: Владимир Даль, 2002. С. 13.


[Закрыть].

Почему Юнгер начинает свое произведение о технике с размышления о характере социальной утопии? Дело в том, что технический прогресс и его результаты – это сфера, с которой связываются как вековечные, так и новейшие надежды человечества.

Почему с техникой и механикой начали связывать какие-то ожидания, выходившие за рамки научных, технических представлений? «Для этого техника, – пишет Юнгер, – должна была достичь известной степени развития. Когда это произошло, утопическая мысль ухватилась за машину и выплеснулась мощным, широким и вульгарным потоком. Все утопические ожидания отныне связывались с техникой и становились тем необузданнее и безбрежнее в своем оптимизме, чем эффективнее осуществлялась эксплуатация природных ресурсов, порождая мечты о гарантированном ею всеобщем комфорте»202202
  Там же. С. 111.


[Закрыть].

Однако, по мысли Юнгера, «связывать с состоянием механического совершенства какие-то представления о гармонии, предполагать возможность политической и социальной идиллии там, где ей никогда не бывать, – все это чистой воды фантазерство. Представление о том, что где-то в будущем нас ждет мир, благоденствие и счастье, – это такая же утопия, как надежды на то, что технический прогресс одарит нас досугом, свободой и богатством. Представлять себе дело так – значит примирять непримиримое. Машина – не благое божество, одаривающее людей счастьем, а век техники не завершится очаровательной и мирной идиллией. Власть, которую нам дает техника, во все времена оплачивается дорогой ценой человеческой крови и нервов, в жертву ей приносятся гекатомбы человеческих жизней, так или иначе угодивших в кручение колесиков и винтиков работающей машины. <…>

А коли уж человек возлагает свои надежды на технику – а эти надежды включают в себя предвосхищение будущего, – он должен также отдавать себе ясный отчет о спектре возможностей техники и не ожидать от нее ничего более. Он должен отделить от нее химерические наслоения, никак не связанные с ее целями и задачами. Не сделав этого, он вместе с машинами попадет в царство мифологии, сконструированной разумом»203203
  Там же. С. 111, 18.


[Закрыть].

Развитие техники, увлечение техническим прогрессом, техническая экспансия создали условия для трансформации трудовой деятельности. Расплатой за власть, которую дает техника, становятся отупляющие условия труда (в этом отношении они достигли в наше время крайних пределов), механическая работа ради заработка, автоматизм рабочего процесса и зависимость рабочего от этого автоматизма. Расплатой стала и повсеместная духовная опустошенность, которая распространяется всюду, куда приходит техника: «Лучше всего отбросить все иллюзии относительно благодеяний, которые готовит нам техника, и в первую очередь иллюзорные мечты о спокойной и счастливой жизни, которые связывают с ее развитием. Техника не владеет рогом изобилия»204204
  Там же. С. 215–216.


[Закрыть]. Итогом технического прогресса (вопреки представлениям утопистов) должна стать не идиллия, а хищническая эксплуатация природных ресурсов, организованная в планетарном масштабе205205
  Там же. С. 557.


[Закрыть].

Маниакальная страсть к организованности

Рассуждая о перспективах технического развития, французский философ Жак Эллюль (1912–1994) обращается к феномену утопии как к выражению особенностей индустриальной цивилизации и, в свою очередь, к вопросу об иллюзорности предположений о труде и технике как панацее в преодолении социокультурного кризиса.

Во второй половине ХХ столетия опасность неконтролируемого технического развития техники ни у кого не вызывает сомнения. Как найти выход, спасение от подавляющей технической экспансии? Согласно Эллюлю, в условиях, когда верный путь дальнейшего развития практически неопределим, обращение к утопии (ad absurdum) представляется некоей возможностью спасения. Что может дать, чем помочь обращение к проектам нереального будущего? «Мы живем в техническом и рационалистическом мире, – пишет Эллюль. – Мы все лучше распознаем опасность этого мира. Нам нужна какая-то опора. И поскольку невозможно найти единственный точный ответ, отыскать выход из этого мира, удовлетворительным образом предрассчитать приемлемое будущее, футурологи хватаются за образ такого будущего, предрассчитать которое нельзя, мысленно перескакивают через препятствия, конструируют нереальное общество…»206206
  Эллюль Ж. Другая революция // Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986. С. 147.


[Закрыть]

Одним из вариантов спасения (хотя и весьма сомнительным) является уход от реальности. Человечество с давних пор пыталось скрасить тяготы повседневной жизни фантазиями о прекрасном будущем, мечтами о прекрасном острове Утопия. Футурологи пытаются преодолеть опасность технического и рационалистического мира, «из кольца техники и технологии они каким-то образом вырываются, но подобное предприятие справедливо именуется Утопией… Это слово витает над нами не случайно. Ибо утопия – это как раз то, что позволяет, по существу, не вступать в конфликт с техническим миром»207207
  Там же.


[Закрыть].

Попытка некоего ментального прорыва, возможно, еще имела бы смысл. Однако Эллюль не оставляет человечеству этой надежды, объясняя, что по своей природе все утопии были триумфом технологизма: «То, что бессознательно предлагают нам футурологи, – это радикально технизированный мир, из которого убраны только явные, вопиющие неудобства техники; это абсолютный триумф технического рационализма под прикрытием мечты, в которой будущее всегда организованно… Утопия есть самая монотонная, самая тошнотворно скучная из всех мыслимых вселенных. Характернейшая черта утопии – это маниакальная страсть к организованности»208208
  Там же.


[Закрыть].

И если мы обратимся к социальным проектам (утопическим или антиутопическим), то увидим, что их осуществление предполагает трудоорганизованный образ жизни. Организованность социального организма утопии может поддерживать лишь безупречная организованность труда и маниакальная приверженность этой организованности. И если социальные утопии прошлого предполагали определенные ограничения безотказного погружения в монотонность трудового процесса, рассуждали об излишках производства как основании для сокращения рабочего времени, о чередовании видов труда, видов деятельности, свободе выбора и смены видов деятельности, то труд, каким он показан в антиутопиях ХХ в., – это предельное воплощение узурпации человека трудом. И.Г. Фихте и позже И. Бентам не мыслили социальной и трудовой организованности без привлечения тотального контроля. Их сочинения не квалифицировались как антиутопии, это были проекты оптимальной организации общества. Однако основой такой организации был свободный или несвободный, осмысленный или нет, но обязательно труд под контролем. Индустриальная эпоха и эра технизации «освободили» труд от возможных примесей творчества и игры. Такой труд несопоставим с мечтой о прекрасном будущем, такой труд и подобная техническая организация не могут быть решением и преодолением культурного кризиса; скорее, они ведут к обострению последнего.