Текст книги "Птицеферма"

Глава 16

Сегодня солнечно и ветрено. Все жители Птицефермы собрались во дворе.

Мужчины не пошли на рудник, женщины не отправились в огород, на веревках не сушится белье – все дела оставлены, сегодня день «икс»: состязания.

Пока одни еще подтягиваются во двор, а другие уже выбирают себе место в «зрительном зале», Сапсан и Зяблик вбивают в землю колья и натягивают между ними веревки, обозначая ринг. Чайка остервенело размахивает метлой, убирая с будущего места боя мелкие камешки и мусор, принесенные ветром.

Люди галдят, обмениваются предположениями о том, кто войдет в число победителей. Кайра с мечтательным выражением на лице уселась на верхней ступени крыльца и вслух рассуждает, сколько мужчин будут проливать кровь ради того, чтобы разделить с ней комнату. Сидящая рядом с ней Рисовка подперла кулаком щеку и слушает раскрыв рот.

Сама Рисовка уверена, что останется с Сапсаном. Сапсан – хороший боец, и они живут мирно и даже счастливо, насколько это возможно на Птицеферме. Тем не менее в глазах Рисовки видна некая зависть и даже восхищение желанной всеми Кайрой – за первую красавицу лагеря и впрямь многие сегодня будут биться не на жизнь, а на смерть. Вряд ли, конечно, Филин допустит смертельный исход, но в состоянии работать завтра с постели встанут немногие.

Я не участвую ни в процессе подготовки, ни в обсуждении, торопиться занять место в круге около «ринга» тоже не спешу – в любом случае поместятся все. Поэтому отхожу в сторону и молча наблюдаю за всеобщей суетой и оживленностью, подперев плечом стену барака.

Мне не хочется суетиться – будь моя воля, вообще не присутствовала бы. Но Глава не позволит и, если уйду, велит притащить меня назад, пусть даже за волосы, едва поймет, что кого-то не хватает. Я же одна из обещанных победителям наград, мне нельзя уходить.

От этой мысли сводит зубы. Вчерашнего приподнятого настроения, вызванного возвращением части воспоминаний, как не бывало.

А еще к уже привычному ощущению безысходности прибавляется новое чувство – волнение. Я волнуюсь за Пересмешника. Мне не понять восторга Кайры по поводу того, как много людей может пострадать в попытке заполучить ее в сожительницы. В данном случае я бы предпочла, чтобы Пересмешник выкинул из головы мысли о победе над Момотом – мне не нужна его победа, я хочу, чтобы он остался цел.

И то, что думаю об этом, тоже сводит меня с ума. Вчера я с облегчением списала свою симпатию к этому человеку на то, что, возможно, мое подсознание подсказывает мне то, о чем не может рассказать память. Если бы Пересмешник оказался Ником Валентайном, примчавшимся мне на выручку, все стало бы просто и понятно. Но Пересмешник не Ник, и я не мечтаю о его победе, не жажду стать его «парой». Однако едва ли не панически боюсь того, что Момот оставит от него мокрое место.

– Чего такая бледная? – раздается рядом скрипучий голос.

Не поворачиваю головы. Я слышала приближающееся постукивание клюки.

Обнимаю себя руками.

– Не хочу смотреть на предстоящий цирк, – признаюсь тихо, глядя, как Сапсан вбивает последний кол, а Зяблик тянет к нему веревку, чтобы завершить квадрат.

Почти все готово, и до начала остались считаные минуты. Тошно.

– Из-за Момота? – интересуется всеведущая Сова. Впрочем, со словоохотливостью Чайки неудивительно.

Со всей серьезностью обдумываю заданный вопрос и понимаю, что за это утро ни разу не подумала о том, что со мной будет, если – хотя вернее будет сказать когда – Момот объявит меня своим призом. Я ведь еще вчера поняла, что ничего не сделаю. Мне нужно потянуть время, чтобы выяснить, что это за люди протоптали тропинку в лагерь из люка у реки. А значит, придется вытерпеть и Момота, и его садистские замашки. В конце концов, это всего лишь тело.

Пожимаю плечом.

– К черту его, – отвечаю искренне.

Сова крякает.

– Значит, волнуешься за Пересмешника? Никто не сомневается, что он будет биться за тебя.

Наконец поворачиваю голову к собеседнице.

– Думаешь, у него есть шанс против Момота? – уточняю скептически.

Сова шумно вздыхает, приподнимая угловатые плечи.

– Шанс есть всегда, – замечает философски.

Хмыкаю и отворачиваюсь, не спорю. Я все еще очень надеюсь, что Пересмешник проиграет в самом начале и успокоится. Во всяком случае, я точно успокоюсь.

Суета возрастает. Появляется Филин, и все продолжают заниматься тем, чем занимались до этого, но с большим усердием. Чайка настолько ускоряет темп, что теперь ее метла больше поднимает пыль в воздух, чем сметает сор.

Глава, оказавшийся в эпицентре созданной Чайкой пылевой бури, ожидаемо закашливается, после чего прикрикивает на зачинщицу. Та послушно прекращает махать метлой, но уходит с ринга с видом оскорбленного и явно недооцененного таланта.

– Кайра, закончи! – велит Филин.

Та тут же вспархивает с крыльца и принимает от Чайки метлу. Понятно, почему Глава в данном случае выбрал Кайру: ее подметание двора – целое эротическое представление, которым Филин не прочь полюбоваться. Подозреваю, не нуждаясь в постоянной паре, Глава нередко приглашает рыжеволосую красотку к себе в комнату.

А Кайра старается на славу: то приподнимает край и так короткой юбки, оголив бедро едва ли не до пояса, то выпрямляется, устало распрямляя спину и вытирая несуществующий пот со лба, словно ненароком проводя рукой по груди. Кто ее знает, старается ли для Главы или просто увеличивает количество желающих бороться за нее в состязаниях.

Из дверей барака появляется Пересмешник, о чем-то весело переговаривается с Фазаном. Выглядит бодро, видимо, все же отоспался, как и собирался прошлым вечером. За завтраком мне некогда было его рассматривать – я была на раздаче еды, а затем умчалась мыть посуду, так что мы перекинулись лишь словами приветствия. Теперь же я неприкрыто пялюсь на него, он чувствует мой пристальный взгляд и поворачивает голову в мою сторону. Дарит широкую улыбку и посылает нечто вроде воинского салюта.

– Да вы, ребятки, времени зря не теряли, – комментирует под боком Сова. – Из вас бы вышла неплохая пара.

Морщусь. В слово «пара» на Птицеферме вложен особый смысл, и меня от него воротит.

– Прекрати, – прошу.

Отрываюсь от стены и направляюсь к остальным. Сова кряхтит и бредет следом, слышу, как стучит ее клюка.

Все рассаживаются вокруг импровизированного ринга на землю, как принято на собраниях. Не выбирая, опускаюсь на свободное место прямо по ходу своего движения. Справа садится Сова. Ей особенно тяжело опускаться так низко, но взять из барака табурет Глава не позволит – все же равны, никому нельзя давать поблажек.

Когда все рассаживаются, Филин выходит вперед, а Майна подносит ему чашку, в которую набросаны кусочки древесной коры – на них написаны имена участников состязаний.

– Кайра, будь добра, подойди. – Глава манит пальцем первую красавицу Птицефермы к себе, а Майна занимает место в круге.

Жеребьевка.

Кайра тянет обломки коры, а Филин зачитывает. Не запоминаю – пока участников слишком много. Сознание четко вычленяет лишь то, что первым соперником Пересмешника становится Клест, а противником Момота – Кулик. Когда называют последнюю пару, Олуша бледнеет и в ужасе подносит ладонь к губам.

– А я что говорила? – радостно и довольно громко, чтобы все, кто сидит недалеко от нее, услышали, комментирует Чайка. – Ему она в любом случае не достанется.

Повезло же мне – не глядя выбрать место и оказаться поблизости от этой болтуньи.

После слов Чайки Олуша становится белее снега.

– Заткнись, – прошу сквозь зубы.

– Чего-о-о? – Чайка упирает руки в боки и поворачивается ко мне всем корпусом. – Ты эту убогую защищаешь? Знала бы ты, как она тебя…

– Знаю, – прерываю поток гнили, готовый вылиться изо рта соседки.

Чайка оскорбленно фыркает, но замолкает.

Филин объявляет начало.

* * *

На Птицеферме двадцать шесть мужчин. Итого тринадцать пар соревнуются в первом этапе. Проигравшие сразу отсеются, остальные той же жеребьевкой получат новых противников и пойдут во второй этап.

Состязания открывают Пингвин и Фазан. Долго кружат друг против друга до тех пор, пока Филин не выдерживает и не кричит: «Бе-э-эй!» Фазан бьет, Пингвин лупит в ответ…

Пересмешник был прав, удар у Пингвина слабый, но вес, как ни крути, внушительный. Он и сам это знает, а потому через несколько минут валит Фазана на землю, придавив того своей массой.

Пингвину засчитывают победу.

Кто-то свистит, кто-то аплодирует. Фазан потирает ушибленную челюсть да отбитый при падении копчик. Но, в общем-то, повреждения у него незначительные.

Пингвин гордо задирает нос и дарит мне многообещающий взгляд. Наивный – в этом году мною заинтересовался кое-кто покрупнее его. Неужели сплетни Чайки обошли Пингвина стороной и он все еще надеется снова прибрать меня к рукам?

Проходят еще несколько довольно скучных спаррингов, результат которых очевиден с первого взгляда, едва противники выходят на ринг. Ведь благодаря жеребьевке между собой борются люди совершенно разных весовых категорий, не то что навыков. Филин называет такой порядок проведения состязаний справедливостью и равноправием.

Подбираюсь, когда в ринг приглашаются Пересмешник и Клест.

Пока что я только слышала от Пересмешника браваду, но в деле не видела. А Клест – противник не из слабых, и по росту и весу они примерно одинаковые. Так что в этой паре исход поединка непредсказуем.

Как и прошлые соревнующиеся, мужчины снимают футболки и выходят на поле боя босиком, в одних брюках. По сравнению с Клестом у Пересмешника очень белая кожа, которую еще не успел тронуть загар Пандоры. Несмотря на бледность, тело у него красивое – поджарое, тренированное.

Глядя на противника, вышедший вперед Клест заметно нервничает, переступает с ноги на ногу – не знает, чего от новенького ждать. Пересмешник же на ходу перетягивает волосы шнурком, выглядит совершенно расслабленным. Или правда абсолютно уверен в себе, или это такой психологический прием, но его спокойствие явно нервирует Клеста еще больше.

– Начали! – кричит Глава.

И…

И я разве что успеваю моргнуть, как Клест оказывается лежащим лицом в землю. По рядам зрителей проносится вздох удивления.

– Засчитано? – спрашивает не менее других пораженного скорым исходом боя Филина Пересмешник, все еще держа руку Клеста в крепком захвате у того за спиной. У самого даже дыхание не сбилось.

– Засчитано, – благосклонно кивает Глава, справившись с удивлением.

После чего Пересмешник легко спрыгивает с противника и выходит с ринга. Клест поднимается кряхтя, но уходит тоже бодро – никаких повреждений, он просто не успел их заполучить.

Сижу, кусая губы, – мне не нужно, чтобы Пересмешник побеждал и дальше. Больше всего я хочу, чтобы он проиграл – кому угодно, лишь бы до столкновения с Момотом.

Проходя мимо, победитель ловит мой взгляд и чуть приподнимает подбородок: мол, я же говорил. Корчу в ответ гримасу – ничего не могу с собой поделать. Он усмехается, весело подмигивает мне и возвращается на свое место в круге. Балбес.

На бой вызываются Дрозд и Сарыч…

* * *

Голый по пояс Момот выглядит еще более устрашающе, чем Момот в одежде. Огромный, с выпирающими крупными мышцами, обтянутыми исчерченной шрамами блестящей кожей.

Кулик не слишком уступает Момоту в росте, но он высокий и худой. Никто и никогда ни в одних честных испытаниях не поставил бы противниками этих двоих. К тому же у Кулика недавно была травмирована рука, и то, что он избавился от перевязи, еще не означает, что она полностью восстановилась.

Мне хочется отвернуться – сейчас будет все равно что избиение младенца. Зачем Кулик принимает бой? Правилами разрешено отказаться от схватки, еще до ее начала признав себя проигравшим. Какого черта он делает?

Олуша, белая как мел, грызет ногти. А когда ловит мой взгляд, направленный на нее, отвечает своим, полным ненависти. «Это ты, это все ты!» – так и кричат ее глаза. Хочется поежиться, а еще лучше помыться. Отворачиваюсь.

– Начали! – дает отмашку Филин.

Момот замахивается, Кулик уклоняется, бьет в ответ, но противник играючи ловит его кулак своей огромной ладонью. Сжимает, в повисшей тишине отчетливо слышен хруст ломаемых костей. А затем тишина взрывается одновременным криком травмированного Кулика и шокированной Олуши.

Их крики сливаются воедино и пропитаны такой болью и отчаянием, что хочется закрыть уши руками, спрятаться. Сдайся сейчас, сдайся…

Момот с усмешкой отпускает свою жертву. Стоит, ждет, играет, как кот с мышью. У Кулика бешеные глаза, но он по-прежнему не сдается. Глупый, чем он поможет Олуше, будучи травмированным еще больше?

Кулик снова бросается в атаку, пытается ударить левой. У меня одно желание – зажмуриться.

На этот раз Момот подсекает противника на бегу, ловко ударив его в колено резко выброшенной вперед ногой. Кулик падает. А огромная нога Момота опускается сверху. На голову. С силой.

Вопль Олуши заполняет двор.

– Прекратить бой! – кричит Филин. Спокойно так кричит, без эмоций, просто громко, чтобы все услышали.

Что он собрался останавливать, когда все уже кончено?

Кулик лежит на боку, один глаз вышел из глазницы, под головой растекается багровая лужа крови.

Всё.

Не помню, как оказываюсь на ногах.

– Это же убийство! – кричу, наплевав на всякую осторожность. Меня колотит от возмущения и ощущения совершенной бессмысленности чужой смерти.

– Убийство по неосторожности, – все так же спокойно отвечает Глава, даже не соизволив взглянуть в мою сторону.

– Сядь, дурная, – тянет меня снизу за юбку Сова, но я не собираюсь слушаться.

– Останови испытания! – Выдергиваю свой подол из цепких пальцев женщины.

Олуша продолжает выть, пытается бежать к мертвому телу. Ее перехватывает Чайка, тащит к бараку. После некоторой заминки к ней на помощь приходит Майна, подхватывает Олушу под другую руку. И уже вместе они волокут обезумевшую от горя девушку к крыльцу.

Все приходит в движение. Гомон голосов, споры – и улыбающаяся морда Момота, полностью уверенного в своей правоте и безнаказанности. Я думала, мы увидим избиение, но только что на наших глазах произошло убийство!

Филин твердит, что мы здесь как семья. Так поступают в семьях?!

Меня трясет, в горле клокочет ярость.

А Филин уже отворачивается от мертвого тела, отходит в сторону. Ибис и Ворон направляются к рингу, чтобы прибрать. Никто не возмущен, никто, кроме меня, не возразил и полусловом. Как так?!

Плохо отдавая себе отчет в том, что делаю, шагаю вперед. Так нельзя, так просто нельзя. Где хоть что-то человеческое в этом месте?

Не знаю, кому в горло я собираюсь вцепиться первому, Момоту или Филину, но меня лишают возможности сделать как то, так и другое.

– Пусти, – резко дергаюсь, чтобы вырваться из кольца обхвативших меня рук.

– Голову вруби, – получаю в ответ довольно грубо.

Я бы могла вырваться, точно знаю, что могла бы. Даже примерно представляю порядок действий: Пересмешник все еще босиком, а я в грубых ботинках, можно садануть его по ноге, а когда ослабит хватку, локтем под дых, а потом…

Обмякаю в его руках, даже толком не сделав попытки сопротивления.

Шмыгаю носом. Мне хочется реветь, особенно сейчас, когда меня обнимают сзади, даря иллюзию защищенности.

Закрываю лицо ладонями, делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь взять себя в руки.

– Отпускаю? – спрашивает Пересмешник.

Хочется отрицательно замотать головой и вцепиться в него.

– Угу, – киваю в ответ.

Сдерживающие меня руки разжимаются. Тут же поворачиваюсь.

У Пересмешника очень серьезное выражение лица, губы сжаты в прямую линию. Смотрит на меня тревожно, опасается, что я все же выкину какую-нибудь глупость. Но я уже немного пришла в себя, и этого достаточно, чтобы четко осознавать: кинусь на Филина – и меня тут же оттащат от него, а затем вздернут на первом же суку как предательницу. Все гораздо хуже – по взгляду Пересмешника понимаю, что глупости намерен делать он.

Мы знакомы-то неделю. Я вообще одиночка. За эти два года я не сблизилась здесь ни с кем. Люди вокруг меня умирали, но я больше думала о глобальной несправедливости, чем о конкретных личностях. А сейчас мне до ужаса страшно за одного-единственного человека. Того, кого я знаю-то неделю…

Должно быть, я все еще в шоке, потому что, не раздумывая и позабыв о множестве свидетелей вокруг, обхватываю лицо стоящего рядом со мной мужчины ладонями. Его брови удивленно поднимаются, но он не пытается убрать мои руки или отстраниться.

Мне хочется попросить его сдаться, когда их с Момотом поставят друг против друга. Теперь я отчетливо осознаю, что действительно не «если», а «когда». Я видела, как дерутся остальные. Пересмешник легко дойдет до финала, и все будет в порядке, если он сдастся.

По всем правилам, ему нет смысла бросать вызов Момоту, он изначально и не собирался, сам же говорил, что одно из девяти «призовых» мест его устроит. Но Пересмешник решил драться с ним из-за меня, а теперь и из-за того, что только что произошло на его глазах.

Хочется просить, умолять, упрашивать, потому что мне страшно за него. Но Пересмешник ясно высказался о своей позиции еще вчера: ему не нужна жалость и сочувствие – Пересмешнику требуется поддержка, нужен болельщик, а не плакальщик.

– Я буду за тебя болеть, – шепчу, задыхаясь, но так твердо, как только могу.

Он все же снимает с себя мои руки. Медленно опускает вниз, но из своих ладоней не выпускает; улыбается.

– Тогда мы его сделаем.

«Мы»… Будто бы у меня будет хоть какой-то шанс помочь.

Так и стоим, держась за руки, посреди двора. Кажется, окончательно прихожу в себя, потому что мне становится неловко, кровь приливает к щекам.

– Гагара! Иди-ка сюда, подсоби! – доносится до меня скрипучий голос Совы.

Как же вовремя.

– Только попробуй умереть, – бросаю Пересмешнику сквозь зубы, чтобы не разреветься, и резко высвобождаю руки, отворачиваюсь, ищу взглядом Сову.

– Не собираюсь, – отвечает Пересмешник мне в спину.

Не оборачиваюсь.

А то точно разноюсь, как дура.

Глава 17

Перерыв между первым и вторым туром состязаний затягивается.

Майна и Чайка отпаивают Олушу водой. Мужчины уносят тело Кулика со двора, а затем присыпают кровь на месте его гибели землей.

Какие-то полчаса – и следов того, что недавно здесь произошло убийство, не останется. Как исчез из бытия и сам Кулик. Пройдет пара дней, и никто вообще не вспомнит о его существовании. Чиж был гораздо популярнее среди жителей Птицефермы, но и его забыли слишком быстро. Что уж говорить о Кулике?

Бессмысленная и глупая смерть, за которую никто не понесет ответа. Разве что Олуша вспомнит. А может, и нет – я больше не рискую предполагать, что творится в чужих головах. Ее горе выглядело искренним, но ведь и Кайра выла, как раненый зверь, над телом Чижа.

Сижу на крыльце, обняв себя руками, и бездумно слежу за тем, как сперва Ибис и Ворон прикатывают целую тачку свеженакопанной земли и высыпают ее на «ринг», а потом за тем, как Зяблик разравнивает землю лопатой. У всех троих деловитое выражение на лицах. Спокойные, будто засыпать кровавую лужу – рядовое событие. Подумаешь, смерть.

В какой-то мере так оно и есть… У нас третий труп за две недели – Птицеферма несет потери.

Пересмешник куда-то ушел с остальными. Даже не знаю, в какой момент потеряла его из вида. И понятия не имею, когда начала выискивать его взглядом. Слишком много впечатлений за последние дни, слишком много чувств, из прошлого и настоящего, – я в совершенном раздрае.

– Что, загораешь? – раздается надо мной насмешливо-презрительный голос.

Даже не поднимаю головы – перебьется. В поле зрения только длинные стройные ноги, прикрытые тканью платья лишь в самом верху.

Не отвечаю, и Кайра возмущенно «бьет копытом».

– Язык проглотила?

– Тебе что за дело до моего языка? – огрызаюсь. – Лучше сходи свой с мылом помой.

Нога снова агрессивно притопывает, и я даже жду, что вслед за этим последует удар. Однако нет, Кайра помнит предупреждение Главы о том, что будет в случае нашей драки. Может, подраться она и не прочь, но точно не на его глазах. А Филин – вон он, стоит неподалеку, заложив руки за спину, и руководит процессом подготовки ринга к продолжению состязаний.

– Если Пересмешник вздумает биться с Момотом за тебя, его ждет то же, что и Кулика, – не унимается Кайра. – Скажи ему, чтобы не лез. Тебе уже не поможешь. А он пусть выбирает меня, будем с ним жить душа в душу.

Хмыкаю: упоминание о душе из уст Кайры звучит нелепо.

Все же поднимаю голову, чтобы посмотреть незваной собеседнице в лицо. Однако успех сомнительный: так как я сижу, а Кайра стоит, ее искусственно поднятая грудь перекрывает половину обзора.

– Я Пересмешнику не хозяйка, – напоминаю, не пытаясь быть дружелюбной. – Если надо, скажи ему сама.

– Сказала. – Кайра как-то нервно дергает головой. – Цену себе набивает, – добавляет тише, сквозь зубы, и я не уверена, адресуется ли эта фраза мне или это просто мысли вслух.

– Может, ты ему просто не нравишься?

Кажется, мое предположение вызывает у девушки натуральный шок. Несколько секунд она открывает и закрывает рот, не находя слов.

– Сдурела, что ли? – выдает наконец.

Не отвечаю, только пожимаю плечами. Сегодня мне не хочется ничего никому доказывать. Пусть остается при своем мнении.

– Между прочим, прошлую ночь Пересмешник провел у меня. – Кайра делает последнюю попытку вызвать у меня эмоциональную реакцию. – И в процессе я ему очень даже нравилась! – Опять притопывает и гордо выпячивает грудь.

Надоело.

Встаю.

– Отладь процесс получше, – бросаю отшатнувшейся от моего резкого движения девушке, – раз мужики готовы сунуть голову в мясорубку, лишь бы избежать его повторения.

Сегодня определенно не день Кайры – второй раз за короткую беседу она ловит ртом воздух.

* * *

Во второй тур выходит двенадцать участников (Чекан хоть и выигрывает в поединке первого тура, сильно повреждает руку и сходит с дистанции). Таким образом, нас ждет всего шесть боев.

В итоге оказывается, что даже пять. Потому как когда Аист получает в противники Момота, то даже не пытается геройствовать и сразу же объявляет, что сдается без боя.

Филин милостиво засчитывает проигрыш. Момот разочарованно разминает кулаки, но отходит в «зрительный зал» в ожидании третьего тура.

Пингвин довольно быстро проигрывает в бою с Сапсаном. Достанься ему в противники кто другой, у него вполне мог бы быть шанс, но Сапсан – отличный боец, один из лучших. И исход поединка ожидаем с первых секунд.

На лице Пингвина досада. Он бросает на меня полный сожаления взгляд и отходит на свое место в круге.

Еще три боя меня мало заботят. В победители выходят Ворон, Ибис и Дергач. У Зяблика разбит нос, Дергач потянул связки на руке, у Канюка на щеке наливается фиолетовый кровоподтек, Ворон потирает ушибленную челюсть, но все это воспринимается как сущая мелочь на фоне того, что случилось в прошлом туре испытаний.

На этот раз Пересмешника ставят против Дрозда. А Дрозд – сильный противник. Спокойный как танк в сравнении с Клестом, который нервничал с самого выхода на ринг.

А еще Дрозд ниже Пересмешника, но шире и, вероятно, тяжелее. Втайне надеюсь, что он победит.

В этом туре будет шесть победителей. А троих достойных из шести проигравших, как обычно, выберет лично Глава. Уверена, Пересмешник в любом случае попадет в эту девятку. Но если проиграет сейчас, то на бой с Момотом претендовать уже не сможет. Это значит, ему тоже достанется право выбрать себе пару, однако только после тех, кто занял места выше.

Напрягаюсь всем телом, когда мужчины выходят на ринг. Дрозд серьезен и сосредоточен – уже оценил опасность и подготовку противника. Пересмешник же нагло улыбается оппоненту и вообще выглядит так, будто вышел на прогулку.

Мне уже кажется, что он так же играючи положит нового соперника на лопатки, но нет – этот поединок длится целых две минуты. Причем две трети поединка никто не наносит друг другу ни одного удара: Дрозд замахивается, а Пересмешник уворачивается, изматывая противника. Создается впечатление, что он попросту тянет время. Не сделал ли Филин ему замечание в перерыве из-за того, что прошлый его бой был слишком быстрым? С Главы станется.

Наконец у Дрозда кончается терпение. Он забывает об осторожности и кидается на соперника, раскрывшись сам. За что тут же расплачивается, получив крепкий удар в челюсть, после чего падает как подкошенный.

– Пересмешник выходит в третий тур! – провозглашает Филин.

Кайра вскакивает со своего места и аплодирует стоя. Но удостаивается лишь мимолетного взгляда своего «героя».

Зато мне Пересмешник дарит персональную улыбку и подмигивает, без слов говоря о том, что его планы по-прежнему в силе. Черт бы побрал его упрямство.

* * *

Третий тур начинается сразу же – без перерыва.

Шестеро участников. Всего три поединка.

Затаиваю дыхание, когда Кайра вытаскивает из чашки кусочки коры с именами противников. Но Пересмешнику снова везет: ему достается Ибис. Момоту – Дергач, которому так же, как и Аисту до него, хватает чувства самосохранения отказаться от боя. Впрочем, в отличие от Аиста, подобное положение дел Дергача не печалит – он уже в топе.

Таким образом, Момот автоматически переходит в четвертый тур, а нас ждут всего два поединка.

Ворон долго борется с Сапсаном. Их силы настолько равны, что создается впечатление, что драться эти двое могут вечно. Наконец, как мне кажется со стороны, Сапсану это надоедает первому, и он поддается. Ворона официально объявляют победителем. Чайка радостно кричит и шлет своему мужчине воздушные поцелуи.

Если рассматривать поединок Пересмешника с Ибисом, отключив эмоции, то он гораздо интереснее, чем с Клестом или Дроздом. На этот раз победа не дается Пересмешнику так легко, как прежде, но он все равно побеждает, заполучив разбитую губу и знатно повалявшись в земле. Ибис зажимает предплечьем расквашенный нос, пытаясь остановить льющуюся кровь, его левый глаз заплывает и наливается синевой.

Мне хочется схватиться за голову – четвертый тур и всего три противника: Ворон, Пересмешник и Момот. Без перерыва на отдых – видимо, Глава решил сделать представление еще эффектнее.

Кайра в четвертый раз шествует к Главе, зазывно качая бедрами, и тянет имена тех, кто вступит в бой первыми. Так как противников остается нечетное количество, то по правилам сперва сойдутся двое, а затем победитель сразится с ожидающим третьим.

«Только не Момот, – повторяю мысленно. – Только не Момот». Даже не знаю, молитва это или заклинание. Но, чем бы это ни было, оно действует! Кайра называет имена Пересмешника и Ворона.

Я почти в нирване. После Момота Ворон и Сапсан – самые сильные бойцы на Птицеферме. Победить Ворона будет сложнее, чем Ибиса. И может, до состязания с Момотом все-таки не дойдет…

– Он его сделает, – скрипит мне на ухо Сова, привлекая к себе мое внимание тычком локтя в бок.

– Кто кого? – уточняю, не сводя глаз с ринга.

– Пересмешник Ворона, – отвечает та таким тоном, будто это само собой разумеется.

– Сделает, – соглашаюсь, наблюдая за тем, как противники уже катятся по земле…

* * *

– Победил Пересмешник! – объявляет Глава.

Ворон поднимается с колен, прижимая к боку вывихнутую руку. Победитель отплевывается кровью. У него разбита губа, живописный кровоподтек на скуле и рассечена левая бровь.

– Это был достойный бой. – Ворон протягивает бывшему сопернику руку.

Пересмешник вытирает кровь со своей ладони о штаны и с усмешкой отвечает на рукопожатие. Он больше не выделяется среди местных белизной своего тела – оно сплошь покрыто грязью, потом и кровью, и уже не разобрать, где оставила следы кровь соперников, а где его собственная.

Ворон выходит из квадрата, очерченного веревками, и его тут же принимает в объятия Чайка. Что-то быстро тараторит на ухо, видимо восхваляя своего героя.

Пересмешник остается на ринге, его грудь тяжело вздымается – устал. Кровь из рассеченной брови тонкой струйкой стекает по щеке и срывается одиночными каплями с подбородка.

Филин встает со своего стула, подныривает под веревки и подходит к Пересмешнику. Вид у Главы донельзя довольный.

– Удивил, – не брезгуя грязью и кровью, хлопает вышедшего в финал новичка. – Не ожидал. Такие люди нам нужны.

Сильные и выносливые рабы – вот кто ему нужен.

Пересмешник не отвечает; сгибается и упирается ладонями в свои колени. Все еще пытается отдышаться – Ворон его здорово потрепал.

– Ну что ж, – поняв, что финалист не станет рассыпаться в благодарностях за щедрую похвалу, Глава обводит зрителей взглядом, – полагаю, на этом наши испытания подходят к концу. Момот, подойди к нам!

Это даже не смешно (вернее, не смешно совсем): вывалянный в грязи и еле стоящий на ногах Пересмешник и довольный собой, просидевший, отдыхая, последние три тура Момот – огромный, полный сил.

– Итак, у нас два финалиста, – подытоживает Филин. – Пересмешник, ты принимаешь почетное второе место в прошедших испытаниях? – спрашивает явно для порядка, для Главы победа Момота с самого начала не подлежала сомнению.

Пересмешник выпрямляется, подхватывает ладонью кровавый ручеек, продолжающий стекать по его лицу.

– Не принимаю, – заявляет, и темные брови Главы удивленно ползут вверх. – Я хочу первое.

До крови закусываю губу. Не отступится, будет бороться до последнего… Зачем?

Хочется выкрикнуть вслух это «зачем». Молчу, сжимаю зубы.

– Твое право. – Филин разводит руками, но на его лице явно читается, что вместо почетного звания второго бойца Птицефермы в его глазах Пересмешник теперь получает не менее звучное звание – идиот. Глава отходит пятясь, похлопывает оживившегося Момота по мускулистому плечу. – Ты уж полегче.

Вроде бы не сказал ничего такого, но в то же время ясно дал понять: «Не убивай, он мне еще пригодится».

Момот понятливо кивает – послушный пес. Но его взгляд красноречиво говорит о том, что, кроме как остаться в живых, его противнику рассчитывать не на что.

– А его не сделает, – грустно бормочет себе под нос Сова.

Не реагирую, смотрю только на Пересмешника, не хочу пропустить момент, когда он тоже взглянет в мою сторону. А в том, что посмотрит, не сомневаюсь.

Филин отходит, направляется к табурету, восседая на котором он и провел все предыдущие туры состязаний. Момот разминает заждавшиеся кулаки.

И в этот момент Пересмешник переводит взгляд на меня. Прямо смотрю в ответ, прижимаю сжатую в кулак ладонь к груди. «Я болею за тебя», – произношу одними губами.

Он чуть смежает веки – понял.

– Начали! – кричит Филин со своего места. На губах ухмылка – происходящее его забавляет.

– Не сдюжит, – вздыхает Сова.

– Замолчи! – одергиваю ее, не отводя глаз от ринга.

Противники начинают кружить по квадрату. Момот улыбается точно так же, как когда размозжил голову Кулику. Пересмешник, наоборот, впервые за время сегодняшних испытаний серьезен.

Момот делает попытку ударить. Пересмешник уворачивается. Еще раз. Тот почти достает, но Пересмешник успевает поднырнуть под его занесенный для удара кулак во второй раз.